Текст книги "В ожидании полнолуния. Женский роман с мужскими комментариями"

Чужие углы

Едва я вошла в свой кабинет, как затрезвонил телефон. Звонила Лиза Асланова.

– Алло! Алло! Седьмой этаж? Как делишки, как детишки?

– Муж работает, ребёнок учится, начальник понимает, любовник навещает, – скороговоркой отрапортовала я, соображая, чего ей надо с утра пораньше. Просто так ведь не позвонит.

На этот раз подруга попросила поделиться информацией по резонансному убийству, произошедшему на днях в Тихорецке. Дело действительно было громким. В собственном доме была расстреляна целая семья, четверо взрослых погибли, уцелел лишь грудной ребёнок. У меня данные были, и я охотно надиктовала Лизе по телефону основные моменты и некоторые подробности, добытые по личным связям. Во-первых, её ежедневная «Молодёжка» моему криминальному еженедельнику не конкурент, а во-вторых, чего не сделаешь для любимой подруги, тем более что и она частенько подкидывает мне что-нибудь интересненькое.

А если пресс-служба ГУВД, кроме официальных сводок, ни одному сотруднику этой газеты не даёт никаких сведений, так с пресс-службой дружить надо, а не обижать её начальников, тем более таких злопамятных, как Виктор Строев. Это была очень занятная история. Два года назад Строев принёс в редакцию «Молодёжки» статью.

Не всё ж ментам над сводками корпеть, и у них душа иногда творчества жаждет!

И была та статья на удивление плаксивой. Строев до того, как возглавил пресс-службу, работал на зоне. Вот и написал об одном из своих подопечных. Дескать, мотает мужик уже четвёртый срок, но при этом в самодеятельности участвует. Вор-то он вор, а душа у него такая светлая! Играет человек на аккордеоне – заслушаешься. Далее шла трогательная история голодного детства этого самого рецидивиста, а завершалась статья лобовой моралью: в каждом человеке есть что-то хорошее. Вот разглядели в воре талант музыканта, теперь, глядишь, будет жить в ладах с законом. Рассказ назывался «Аккордеон».

Ясно, что эту душещипательную историю, написанную кондовым языком, печатать никто не собирался, но Строев всё звонил и звонил, осведомлялся, когда же выйдет материал. В конце концов, редактору это надоело, и он откопал в старых газетных подшивках другую слёзную статью. В застойные годы в одной из центральных газет был опубликован рассказ «Валенки». Там речь шла о папе-алкоголике, который повёз в роддом жену, а та всё просила купить старшему сынишке валенки. Папа же деньги пропил, и пока вёз сына на саночках от райцентра до родной деревни, упал спьяну в снег и заснул. А ребёнок отморозил ноги. И вот приходит протрезвевший папа к сыну в больницу: «Я тебе, сынок, купил валенки». А несчастный ребёнок отвечает: «Зачем мне теперь валенки, если у меня уже ножек нету?»

Редактор берёт эти «Валенки» и «Аккордеон» и ставит оба рассказа рядом на полосе под общей рубрикой «Уплакаться можно». Строев чёрный юмор редакции оценил, и с тех пор журналисты этого издания вечно «уплакиваются» из-за информационного вакуума по криминальным вопросам. Так что думать надо, над кем шутить.

А сколько раз Дарья сама задевала в своих публикациях и кого можно, и кого нельзя! На неё обижались как частные и должностные лица, так и целые организации. Львы право казнить и миловать признают как нечто само собой разумеющееся. Но только за собой.

После обеда позвонила Алеся, моя двоюродная сестра. Предложила съездить вечером к её матери.

– Ладно, – согласилась я. – Мы с сестрой не баловали Марту своими визитами. Леся навещала мать, когда что-то было надо: то ли денег, то ли урожая с огорода, я и вовсе появлялась раз в полгода. – Только купим что-нибудь в подарок по дороге, а то вроде как неудобно.

Мы встретились в пять и пошли выбирать подарок в универмаг. Леся помогала советами – денег у неё, как обычно, не водилось.

– Смотри, какие роскошные стаканы, – обратила моё внимание Алеся, – можно и под сок, и под вино. Форма оригинальная, наверное, небьющиеся.

– Куда там небьющиеся! Вдребезги разлетаются, – похвалила свой товар молоденькая продавщица.

Мы с Лесей расхохотались, но стаканы всё-таки купили.

Вот, она российская реклама! На Западе девочка после произнесения подобной фразы уже собирала бы свои вещички. Такого же рода рекламу я слышал на днях в гастрономе. Солидная дама спрашивала, какой из паштетов – грибной или куриный – вкуснее, а продавщица ответила: «Да все они вредные, сплошная химия, импорт, он и есть импорт».

Марта встретила нас, как всегда, охами-ахами и укорами:

– Что же ты, племянница, и дорогу в мой двор забыла? Как мать твоя умерла, так я стала не родственница? Вы ж у меня только две родные и остались, дочка да племянница, а не дождёшься вас.

– Ну, вот, понеслась, – тихо сказала Леся для меня одной. Марта плохо слышала.

– Заходите, девчата, заходите в дом, сейчас ужинать будем. Выпьете?

Выпить мы отказались.

Удивительно, ей Богу!

Марта, как обычно, не знала, чем нас угостить, и всё выставляла на стол то одно, то другое, время от времени ныряя в кладовку, и вскоре заметно порозовела и развеселилась. Мы с Лесей переглядывались и улыбались, понимая, что Марта бегает в кладовку не столько затем, чтобы подложить солёненьких огурчиков на тарелки, сколько хлебнуть из графина наливочки, раз уж мы отказались составить ей компанию.

– Куковала зозуля у тёмном у лесе, не сгадала матуля, что выйдет с Алеси, – тихонько затянула Марта.

– Ты всё напеваешь эту песенку, и мама её пела, но только один куплет. Что же там «стало с Алеси»?

– Отважная белорусская лётчица стала, много фашистов побила, – смеётся Марта. – Это только с моей Алеси ничего не стало. Лентяйка, ни работать, ни учиться не хочет.

– Ой, мама, только не начинай, – вспыхнула Леся. – Погадала бы лучше нам с Дашей.

– Чего вам гадать, девчата! Вы молодые, счастливые, да я уже и забыла все гадания, – кокетничает Марта, но потрепанную колоду из ящика кухонного стола всё же достаёт.

– Ты вот учишь всех, как жить, – не выдерживает Алеся, – а сама деда своего запилила до смерти. Что тебе не так? И пенсию даёт, и зарплату, и по хозяйству помогает.

Отца своего Алеся не знала, Марта ушла от него, не простив измены, ещё беременной, потом ещё дважды выходила замуж и разводилась, а сейчас жила с приблудившимся дедом, который был уникальным персонажем. Всю свою сознательную жизнь он провёл в тюрьме, причём впервые сел в тринадцать лет, еще при Сталине, и никогда больше полугода на воле не задерживался. И только последние пять лет дед жил и работал на свободе.

– Да, знаете, девчата, он меня, как мужик, не удовлетворяет, – сказала Марта безо всякого выражения, раскладывая карты.

Мы с Лесей сначала не поняли, что она имела в виду, а когда дошло, так и покатились со смеху. Ну, это надо же, мужик не удовлетворяет! Это в её-то шестьдесят пять лет!

– Чего гогочете? – насупилась Марта. – Думаете, в этом возрасте уже и не надо ничего? Вот доживёте, узнаете. Ладно, не сбивайте… Ты слушай, Дарья, что я тебе скажу. Значит, будет у тебя, девонька, большая перемена в жизни. Жильё своё поменяешь. Большие деньги тебе будут, и знаешь, прямо-таки скоро, вот-вот выпадает…

– Откуда только? У нас в родне нет богатенького американского дядюшки? – захихикала Леся.

– Не сбивай, – отмахнулась Марта. – Давай дальше смотреть. Будет у тебя благородный крестовый король, то ли старше тебя, то ли темнее тебя. И ты этого короля уже знаешь, но мысли о нём пока не содержишь. И через того короля тебе и деньги, и любовь, и бумаги, и даже перемена жизни… Ты поглянь-ка, в третий раз кидаю, и всё одно выходит. Я тебе вот что, девонька, скажу: ох, и дура ты будешь, если короля того подле себя не удержишь, и любви его не оценишь.

– Ладно, Марта, спасибо, буду иметь в виду.

Вошла соседка, как у них тут положено, без стука:

– Гадаете девчата? А то хотите, ворожбе вас научу?

– Да мы и сами кое-что умеем. А у вас, баба Вера, что за ворожба?

– По-разному можно. Вот, к примеру, берётся листок бумаги, пишется на нём имя милого, и бросается в печку. А при этом надо говорить: «Как листочек в печку полетел, так пусть раб Божий такой-то летит ко мне на крыльях любви. Как буквы горят, так пусть сердце его пылает»… Так моя мама делала, когда отец долго не возвращался.

Удивительное дело, до чего сильны народные суеверия! Их не победить ни временем, ни насаждением христианской веры, ни костром инквизиции. Подобные заклинания я встречал в книгах древних славян, которые обычно обращались за исцелением, предсказанием и любовным приворотом к кудесникам и волхвам. Схожие тексты встречаются и в средневековых разрядных книгах, где розыскного дела мастера описывали этапы своей борьбы с колдовством и ведовством.

Но даже цари, казнившие своих приближенных за порчу, наведенную на семью помазанника Божьего, в лихолетье и сами обращались к нечистой силе за предсказаньем и подмогой. И в боярских палатах, и в крестьянских избах женщины твердили: «Как в зерцало на себя гляжусь-любуюсь, так пусть милый мой на меня не наглядится, не налюбуется»… А потом, готовясь предстать перед палачом, ворожеи наговаривали на воск: «Как в земле мертвые не слышат ничего, так и я бы не слыхала жесточи и пытки». Их сжигали, а дочери и внучки передавали волшебные заклинания из поколения в поколение. И вот оно, сегодняшнее ведовство!

– И что, помогало?

– Нет, – смеётся баба Вера, щуря свои хитрые глаза неопределённого цвета, – не шибко помогло. Батя наш всё пил да гулял, а матери грозился, что во сне отрубит ей топором голову. Она его и прогнала. А потом он уехал в город, женился на другой. Хорошо жили, богато, дочку родили, дом построили…

– И что?

– А ничего. Однажды ночью взял да отрубил жене топором голову.

– Вот ужас-то, – выдохнули мы с Алесей и засобирались.

Ужас – это не кадры из фильмов Хичкока. Это то, что происходит или может произойти с каждым из нас в любую минуту.

Дома меня, как обычно, ждала гора грязной посуды. Вопрос, почему её хоть раз не может вымыть мой муж, является чисто риторическим. Скандалить было лень, и я принялась за кастрюли и сковородки. Димка вышел во двор, и через минуту оттуда донёсся пронзительный детский крик. Мы с Андреем мгновенно выскочили во двор, причём оба босиком. Но кричал не Дима. Наш сосед по двору Толик таскал за волосы свою жену. Неля извивалась на земле и визжала своим детским голосочком:

– Пусти, скотина, всё равно уйду! Гад! Пьянь! Тварь!

Мы с Андреем кинулись их растаскивать, и тут же сами оказались на земле. Клубок из наших тел катался по двору, Андрей никак не мог оттащить Толика от Нели, потому как наш сосед был худ, но жилист, а в пьянке силён и очень последователен: уж если схватился за что – будет держать, как бульдог, не отцепишь. Когда же нам всё же удалось освободить Нелю, та бросилась бежать из двора, а через пару минут – и Толик за нею, дольше мы его продержать не смогли. Перепуганный наш сын стоял рядом с матерью Толика, бабой Варей, как все её называли.

– Что случилось-то, баб Варь?

– Да что случилось, Дашенька? Всё как всегда. Залил глаза, скотина, и – орать на неё, а Нелька разве ж уступит, тоже начала обзываться. Ну и вот…

Мы вышли за ворота. Неля, по-видимому, забежала в соседний двор, потому что Толик ломился в ворота и кричал:

– Дядь Гриш, открывай, всё равно достану стерву.

– А ну их всех, баб Варь, пойдём к нам чай пить.

Мы пили чай с абрикосовым джемом, и она жаловалась на сына и на сноху, которая уже третья по счёту. Рассказывала, как тяжело пришлось растить Толика одной и как скучает по своей внучке от его второго брака. Она всё приговаривала: «Дай Бог терпения!» Похоже, больше ей у Бога просить было уже нечего.

Андрей время от времени выходил утихомиривать Толика, но, похоже, безрезультатно. В очередной раз он обнаружил героя сегодняшней вечерней программы стонущим под деревом. При попытке перелезть через забор во двор к соседу, Толик упал и сломал ключицу. Мы вызвали скорую помощь, стихшего буяна увезли. И, по крайней мере, в ближайшее время можно было рассчитывать на относительную тишину в нашем коммунальном дворе.

После того, как баба Варя ушла, а Димка улёгся спать, Андрей показал мне записку от нашей квартирной хозяйки, где сообщалось, что с первого числа плату за проживание нам в очередной раз повышают.

– Всё, – решительно заявила я, – больше я здесь жить не могу! Я устала за пять лет от того, что «удобства» во дворе, от вечных проблем со стиркой, от семейных походов в бассейн или в банные номера, от скандалов у соседей, от того, что чужие собаки растаскивают содержимое моего мусорного ведра по всему огороду!

– Хорошо, давай снимать не дом, а квартиру.

– Я не хочу больше ничего снимать и отдавать чужой тёте ползарплаты. Я хочу купить своё жильё.

– Но мы же пока не можем, – флегматично возразили мне.

– И никогда не сможем, если не будем шевелиться. Ты же и думать ни о чём не хочешь.

– Ты же у нас самая умная, – съязвил Андрей, – подумай сама.

– Всю жизнь только этим и занимаюсь. Значит, так. Берём все наши скопленные непосильным трудом доллары, продаём машину и мамино золото, потом едем к отцу, пусть выдаёт часть денег от проданной бакинской квартиры, а недостающую часть я попытаюсь взять в виде ссуды на работе. Иначе я и умру в чужом углу.

– Машину жалко продавать, – тяжко вздохнул мой спутник жизни.

– А меня не жалко?

Ещё несколько лет назад я написала такие стихи.

Уже полжизни позади,

А мы всё комнаты снимаем.

Чужие моем мы полы,

Ковры чужие выбиваем.

Ах, если был бы уголок,

Где стать могли бы мы другими!

Чужой облезлый потолок

Нас скоро сделает чужими.

С тех пор ничего не изменилось.

Благородный король

Сразу после планёрки я зашла к шефу, чтобы поговорить о ссуде. Он сказал, что в принципе это возможно, если речь идёт о четвёртой части суммы от стоимости однокомнатной квартиры.

– Однокомнатной мне, конечно, будет маловато, но надо же с чего-то начинать, – поделилась я планами.

– Тебе вдвоём с сыном не хватит одной комнаты? – удивился Чернов

– Почему вдвоём? Муж членом семьи не считается?

– Какой муж? Ты вышла замуж?

– Что значит «вышла»? Я уже тринадцать лет замужем.

– Но… Вы с Сергеем… я и не знал, что ты живёшь с мужем.

Он явно растерялся.

И было отчего. Дарья опять поставила меня в тупик. Я всегда считал, что квартиру она снимает вдвоём с сыном, и удивлялся, почему Сергей снимает отдельное жильё. Разве не логичнее было жить вместе, если они столько лет в глазах окружающих были семейной парой? Не только я, но и никто другой в редакции, не подозревал о том, что официально она замужем.

– С мужем я в некотором смысле не живу. Мы просто ведём совместное хозяйство и воспитываем Митьку. Кстати, мужа тоже зовут Андрей.

– Понятно.

Ни черта ему было непонятно, как и никому другому. Но ладно, в конце концов, это моё личное дело.

В полдень позвонил Антон, сообщил, что стоит под зданием, в котором располагается наша контора, и предложил пойти куда-нибудь пообедать. Мы с Антоном не виделись с тех пор, как провели ночь в Алесиной квартире, и я, выключив компьютер, отправилась на свидание.

В нашем городе пообедать практически негде. Все заведения делятся на дешёвые забегаловки и дорогие рестораны. Единственное, что мы обнаружили поблизости, было кафе-гриль, где интерьер впечатления не производил, но цыплят жарили неплохо. И меня этим грилем кормили с такой завидной регулярностью, что когда я дома жарила мужу его любимых цыплят, меня порой просто передёргивало от отвращения.

Свободных столиков не было, и мужчина, сидящий один, сказал нам:

– Присаживайтесь, ребята. Я только допиваю свой кофе и ухожу.

Пока Антон общался с официанткой у стойки, мужчина сделал несколько попыток завязать со мной разговор. Сначала что-то о погоде, потом о том, что вынужден обедать в этом кафе, пока его БМВ находится неподалёку на станции техобслуживания.

Я отвечала односложно, и разговора не получилось. Но мужчина меня заинтересовал. Ему было лет сорок пять, он был строен, но не худ, одет со вкусом и дорого. Чёрные волосы отливали сединой, что создавало серебристый эффект и придавало ему притягательную импозантность. Он производил впечатление человека преуспевающего, и потому держащегося с внутренним спокойствием и большим достоинством. Может, это уже он, нагаданный мне король? По описанию подходит.

Я поняла, что понравилась мужику, и тут же мелькнула шальная мысль дать ему свою визитку, вот так вот молча протянуть, и всё. Но тут же в голове пронеслось виденье: вот он спокойно встаёт, неторопливо надевает свой кожаный плащ, направляется к стойке, у которой стоит Антон, отдаёт ему эту карточку и произносит что-то типа: «Будьте внимательнее при выборе спутниц, молодой человек», и спокойно выходит из кафе. Картина вышла такой яркой, что мне даже стыдно стало за свои распутные мысли, и в ответ на его прощание я лишь вежливо сказала: «Всего хорошего».

А вообще я, наверное, давно внутренне созрела для такого рода мужчины. Хотелось чего-то солидного, спокойного. Меня потянуло на мужчин постарше меня. То ли сама старею, то ли устала от неустроенности. Наверное, прошло время пьянок в редакции и потёртых джинсов. Никогда я особо не гналась за материальным благополучием, а в последние месяцы почему-то всё чаще представляла себя в вечернем платье, а рядом – очень импозантного мужчину, такого, как незнакомец за этим столиком.

– О чём задумалась?

Антон расставлял на столе тарелки, и я вдруг поняла, что есть не хочу вообще, а эти цыплята – самое последнее, что могло бы пробудить мой аппетит.

– Да так, о работе.

– Я всё хочу тебя спросить: а почему ваша контора называется «Наше Дело»? Странное такое название.

– Семь лет назад мой шеф замыслил открыть собственную юридическую контору и одновременно начал издавать криминальный еженедельник. Надо сказать, это была хорошая идея. С «неправедными» делами народ бежит в редакции, и тут же становится клиентом одного из наших адвокатов, и наоборот – наши юристы приглашают журналистов на интересные процессы. Такое вот взаимовыгодное сотрудничество. Шеф был тогда молодой и бесшабашный, вот и прикололся с названием. «Наше дело» – это же калькированный перевод выражения «Коза Ностра». А мафия, как сам понимаешь, бессмертна.

– Это точно. Слушай, а ты не хочешь поехать на море?

– Холодно уже, но можно попробовать.

И мы договорились выехать на выходные.

С Антоном я познакомилась три месяца назад. Тогда мы почти не встречались с Сергеем. У меня был отпуск, но я каждый день приходила на работу и сидела одна в пустой редакции. Телефон был моей единственной связью с внешним миром, но звонил кто угодно, только не тот, от кого я ждала звонка. Я перебирала свои бумаги и старые подшивки и писала стихи. Обычно вдохновение озаряло внезапно, но тут оно как бы стало обычным рабочим состоянием и посещало меня строго по расписанию. Я за всю жизнь не писала так много стихов, как в тот месяц. Наверное, лучшим из всех было это:

 
Я опять все обеты нарушу
И уйду по стерне босиком,
Я раздам по частям свою душу,
Чтоб не продать её целиком.
 
 
Отвернулась сама от удачи,
Так зачем же кого-то винить,
Кто сегодня стоит на раздаче
Указаний, как правильно жить?
 
 
Мне б от мыслей безумных отбиться,
Разобраться с собою хоть раз,
Я хочу научиться молиться,
Чтоб услышать божественный глас.
 
 
Загадаю: распустится верба,
И на нас снизойдут небеса.
Говорят, будто жизнь – это зебра,
Где же светлая в ней полоса?
 
 
Я когда-то не ведала страха,
Да замучила вдруг суета.
Мне бы надо влюбиться в монаха,
Ну, а я полюбила шута…
 
 
Вновь безмолвно свечу зажигаю,
Всем подав, кто у церкви просил.
Я всегда всем охотно прощаю,
Что ж меня-то никто не простил?
 

Пару раз мы встречались с Сергеем, но только как старые добрые друзья: распивали в моём кабинете бутылку вина, болтали о том, о сём и разъезжались по домам. С его стороны не было слов любви и предложений поехать куда-нибудь заняться сексом, а я стала в позицию гордой восточной женщины, понимая, что это необъявленный разрыв. Будто и не было у нас безумной страсти, растянувшейся на целых пять лет и сменившейся двумя годами медленного, но верного ухода.

Как-то я не выдержала, решила сделать первый шаг. Казалось, что всё происходящее между нами – какая-то нелепость, и стоит только побыть вдвоём, как былые чувства вернутся, возродятся как птица Феникс из пепла. Я позвонила ему на работу и предложила поехать на ночь к Лесе на квартиру. Он сказал: хорошо, только после девяти вечера.

Я сказала мужу и сыну, что еду ночевать к двоюродной сестре, не уточнив при этом, что дома её не будет. И сидела одна в пустой Лесиной квартире, и готовила ужин, который должен был пройти, как полагается, при свечах. К тому времени, как я открыла вторую за день пачку сигарет, стало ясно, что он уже не придёт. На такие случаи у меня была Лиза. И я позвонила ей в двенадцать ночи:

– Ты одна? Я тебе сейчас скажу адрес, бери тачку и приезжай.

– Ты с ума сошла, подружка. Я уже в ночной рубашке и с маской на лице.

– Вот так и приезжай.

– Что случилось-то? – встревожилась Лиза.

– Расскажу. Будем романтически ужинать при свечах.

Конечно же, она приехала. Лиза была незаменима при несчастьях и неприятностях. Когда у меня всё было хорошо, я звонила ей не часто. Да и ей были неинтересны бесконечные рассказы о Серёже. Но если что-то было не так, Лиза тут же оказывалась рядом и успокаивала, как умела. А она умела. Мы совместными усилиями открыли шампанское, и даже не залили ничего вокруг, хотя обе делали это впервые. Я жаловалась ей на Сергея, заранее зная, что она скажет. Она и говорила:

– Да забудь ты эту грустную песню! Я просто на тебя поражаюсь. Такая девка! Яркая, статная, всё при тебе, мужики так и млеют, а ты всё: «Ах, Серёжа, ох, Серёжа!» Да он мизинца твоего не стоит! Я ж тебе сколько раз предлагала: давай с хорошим парнем познакомлю. Правда, тоже мент. Зато симпатичный хлопец и при деньгах. Будет возить тебя по кабакам на «Альфа-Ромео» и цветы дарить. Что ты видела со своим Сергеем? Пьянки, истерики, вечные разборки? Только нервы себе изматываешь и бутылку водки на свои деньги покупаешь.

– У нас был потрясающий секс, и он писал мне лучшие в мире стихи. А бутылку он покупал сам. Правда, это единственное, на что у него хватало денег, и на что он их никогда не жалел.

– Ну и где он сейчас со своими стихами и сексом? У жены под боком спит?

Она была права, но разве от этого легче?

– Я тебе сейчас про своего козла ещё расскажу, – муж у Лизы был если не «папулечкой», то «козлом». Видно, никакого другого определения она для него подобрать не могла. Руслан держал сеть магазинов и часто выезжал за товаром на оптовые базы то в Новороссийск, то в Ростов. – Представь, звонят мне сегодня из его офиса и спрашивают, как он себя чувствует, не спала ли температура. Это в то время как он уже второй день якобы в командировке! Хорош гусь?

– Все они хороши. Шампанское закончилось. Переходим к водке?

И мы перешли. К тому времени, как мы прикончили и эту бутылку, стало очевидно, что в этом городе живут только две женщины, необыкновенные во всех отношениях: и красивые, и умные, и сексуальные. Это, конечно, были мы с Лизой. И мы были достойны лучшей участи.

Утром не совсем трезвая я и такая подвыпившая подруга приехали на такси к моему домику, и Лиза отпросила меня в гости, после чего мы перебрались к ней и продолжили пить. Был запечён в духовке гусь с яблоками и выпиты все фирменные бутылки, которые Руслан запасал на свой день рожденья, при этом Лизка приговаривала: «Так ему и надо, чтоб не шлялся». Но к этому времени нам было уже всё равно, что пить – самогон или «Мартини». Временами перед моими глазами рисовались картины нашей с Серёгой совместной жизни. Я запивала их вином и заедала печёными яблоками, которые люблю больше самого гуся. Мне было больно, просто физически больно, будто всё тело пекло изнутри.

Это было очень странное состояние. Судя по количеству выпитого, если учесть то, что мешали всё подряд, наше место было уже в морге, но мы даже не были пьяными, по крайней мере, ни язык, ни ноги у нас не заплетались. Это был тот случай, когда можно выпить целую цистерну и не свалиться, а не тот, когда «улетаешь» от одного бокала.

В конце концов, Лиза уговорила меня встретиться с Антоном, товарищем её нового увлечения. К тому времени, когда приехали парни, мне уже было всё равно, и с кем знакомиться, и зачем. Мы с Лизой спустились на лифте и вышли из подъезда. В темноте я даже не разглядела лиц мужчин, с которыми мы отправились в опустевшее летнее кафе. Поскольку Лиза взяла одного из них под руку, надо было полагать, что второй – Антон, и я молча зашагала с ним рядом.

На мне были Лизины порнографические брюки, которые обтягивали как колготки, и мой новый белый пиджак. Антон открывал бутылку с красным шипучим вином. Пробка вырвалась, и пенная струя устремилась прямо на меня. Он растерялся настолько, что не сразу отвёл горлышко в сторону, а я даже не попыталась уклониться.

– Твой пиджак, – сокрушённо произнёс он первые слова, обращённые ко мне.

– Бог с ним, с пиджаком. Ну, что за беда: был белый, стал розовый. Это не потеря.

– А что – потеря?

– Я!

Лиза ворковала со своим Игорем, и я всё думала, насколько её хватит. Обычно не проходило и получаса, как она начинала мужику грубить. Это был её бич. Эффектная брюнетка с большими серыми глазами, длинными ногами и пышной грудью, Лиза привлекала мужские взоры внешностью, но тут же всех отталкивала поведением. Удивителен был сам факт, что с этим Игорьком она встречается уже целый месяц. Обычно мужики сбегали раньше, если дело вообще до чего-нибудь доходило. Её любимым анекдотом был следующий: «Доктор, я, когда сильно напьюсь, не могу кончить!» – «А вы не пейте!» – «Но тогда я не могу начать». Это было про Лизу.

Я подумала, что её Игорёк – парень, безусловно, красивый, но что-то дебильное было в его лице: то ли совершенно пустой взгляд больших синих глаз, то ли слишком красный и капризный рот. Я про таких говорю «со следами вырождения на лице».

Лиза выскочила замуж в семнадцать лет на пятом месяце беременности и, наверное, не нагулялась. Не хватило ей романтики, признаний и посиделок на лавочках. Вот и искала приключений с мальчиками на десять лет моложе себя.

Мы с Антоном молчали.

– Что вы такие скучные, ребята, давайте веселиться! – Когда Лизке самой весело, ей надо вовлечь в это состояние всех окружающих.

– Щас станцую в голом виде на столе, – мрачно пообещала я.

Они, конечно, не поверили и дружно рассмеялись. Но я скинула пиджак, под которым ничего не было, и полезла на стол. По-видимому, алкоголь всё же дал о себе знать, мне было решительно безразлично, какая реакция может последовать на эту выходку со стороны окружающих. Откуда-то из глубины души поднялось лихое отчаяние и выплеснулось в этакой разнузданной форме.

Лиза с Игорем замерли, а Антон полез снимать меня со стола и, поставив на асфальт, принялся надевать мне на плечи пиджак. Дома у Лизы он сварил несчётное количество турок натурального кофе. Лиза со своим блондином заперлись в комнате, откуда временами доносились голоса на повышенных тонах. Надо было полагать, что Лиза в очередной раз предпочла бурным объятиям выяснение отношений. Потом всё стихло, и чуть позже понеслись совсем другие звуки. Стало быть, дело пошло на лад.

А мы с Антоном проболтали до шести утра на кухне. Причём я сидела в одних брючках, с голой грудью, и находила свой внешний вид вполне пристойным и естественным. Я не помню, что тогда несла (хочется верить, он тоже забыл), но знаю, что он говорил какие-то правильные вещи, успокаивал и уговаривал.

Время от времени я очень отчётливо видела, как муж Лизы Руслан открывает дверь своим ключом, входит в прихожую и, заглянув к нам в кухню, немедленно направляется в спальню, откуда вскоре раздаются два выстрела. Он почти всегда носил при себе пистолет. Вообще-то в такой ситуации, чтобы сохранить лицо, ему необходимо было перестрелять всех нас четверых, что он, возможно, и сделал бы, но это почему-то казалось неважным. Я знала: важнее нечто другое, но никак не могла уловить, что именно.

В шесть утра ребята ушли, и я заснула, но уже через час Лиза меня подняла. Наступил понедельник, и это был первый мой рабочий день после отпуска. В хорошем же виде появилась я в редакции!

Я тогда заметил: что-то с ней не так. Лицо у неё было просто чёрным, под глазами – мешки. И она совсем разучилась улыбаться. Но не в моих правилах приставать с расспросами.

Лиза говорила, что Антону я очень понравилась, только он всё допытывался, что со мной такое, и являются ли танцы в голом виде на столе моим хобби, или это был случайный эпизод. Что до меня, то я Антона и вовсе не запомнила, и, скорее всего, не узнала бы при встрече. Но вскоре наша четвёрка собралась вместе с тем, чтобы отметить день рождения Игоря на загородной турбазе, где ребята сняли домик.

Я, конечно, не собиралась заводить никаких романов, но как-то само собой получилось, что ту ночь мы провели с Антоном вместе. Я впервые в жизни улеглась в постель с мужчиной, которого видела во второй раз, и это оказалось совсем не страшно. Мне понравились его деловито-спокойная манера поведения, в меру накачанное тело и трогательное стремление нравиться мне.

Лиза со своим блондинчиком всю ночь переругивались в соседнем номере. По-моему, парень просто комплексовал перед ней (она журналистка, а он всего лишь водитель!), и от неуверенности в себе пытался качать права, чего Лиза никак не могла позволить. Через неделю после этой поездки они разругались окончательно, а мы с Антоном вот уже третий месяц, как встречаемся пару раз в неделю, и иногда проводим вместе ночь.