Текст книги "Всё и ничего. Как выжить в одиночку?"

Бесплатные продукты
и любимая женщина

Около семи вечера Эрик Шерр сидел в холле съёмного домика перед ноутбуком и смотрел очередную часть криминального сериала. Из-за громкости он не услышал звука поворачиваемого в замке ключа и буквально подскочил, когда на пороге возник Заречный.

– Ты где был? – испуганно выдохнул затворник поневоле и укоризненно добавил: – Третьи сутки пошли, блин!

– Пошли, пошепчемся, – вместо ответа предложил Михаил и, сняв кроссовки, проследовал в носках в комнату Эрика. Последний растерянно двинулся за ним.

– Вот, за твою тачку, – Заречный вытащил из внутреннего кармана плащевой ветровки перетянутую зелёной резинкой пачку пятитысячных купюр и бросил её на разложенный диван.

– Сколько здесь?

– Сто тысяч.

– Надо же, – обрадовался Эрик, подняв деньги и сунув пачку под подушку. – Спасибо, не ожидал, думал, меньше дадут.

– Торговаться я умею.

– А я вот не умею. Так что ещё раз спасибо тебе. На полгода хватит продержаться, если моя ситуация не разрешится раньше. А где ты был? Я извёлся весь. Позвонить тебе не мог. Хотел Вову послать в твой магазин на разведку, так ведь выходные были.

– Ездил с любимой женщиной в поездку.

– У тебя есть любимая женщина?

– Не похоже? – улыбнулся Миша и предложил: – Пошли ужинать, я голодный как чёрт. А наш повар так старается, что и при закрытой кухне запахи разносятся по всему дому.

Пока Заречный мыл руки и переодевался, Шерр носил из кухни в холл готовые блюда, раскладывал на столе тарелки и столовые приборы.

– Аппетитно выглядит, – похвалил Михаил, оглядев сковородку с молодой тушёной капустой, блюдо с запечённой в духовке целой курицей и вазу с салатом из свежих овощей. Он сел на стул и заявил довольному похвалой Владимиру: – С завтрашнего дня будешь поставлять в дом продукты.

– Так я же и так, – растерянно протянул Квитко и удивлённо приподнял кустистые брови. – Всё ведь покупаю на свои деньги.

– За деньги каждый купит, а теперь будешь бесплатно поставлять.

– Это как? Воровать что ли?

– Зачем же воровать? Я тут поднял старые связи, договорился с директором одного супермаркета. Они каждый день около полуночи выносят на улицу продукты, у которых вскоре истекает срок годности.

– Так они же порченые, – брезгливо поморщился Эрик, накладывая в свою тарелку капусту.

– Ничего подобного. Даже после истечения срока, указанного на упаковке, товар ещё несколько дней вполне съедобен. А Владимир будет получать то, что ещё не скоро пропадёт. Ты не волнуйся, в очереди с бомжами стоять не придётся, тебе будут передавать специально сформированную коробку. Потом разберешься, что в духовку, что в морозилку. В конце концов, если, к примеру, помидоры чуть примяты, их можно на томат пустить.

– Конечно, а из творога и кефира сырники напечь, – обрадованно согласился Квитко. – Это отличная идея, как тебе только такое в голову пришло!

– Да не сейчас пришло. Я этим три года занимался, когда на Донбасс гуманитарную помощь возил.

Эрик слышал о таком этапе в жизни Михаила, но разговоры на эту тему между соседями по комнатам возникали только пару раз, да и то урывками. И сейчас Шерр, налив в две рюмки водки из запотевшей пол-литровой бутылки, заинтересованно попросил:

– Расскажи подробнее, как это происходило.

– Я смотрю, вы тут без меня не только еду в культ возвели, но и пьянство развели, – усмехнулся Заречный и, неторопливо прожевав кусок курицы, принялся рассказывать: – Я был депутатом Луганского областного совета. И в одном из городов области у меня был собственный продуктово-вещевой рынок, магазины, офисы…

– Какой ты был богатый, – невольно вырвалось у Эрика, и эта фраза прозвучала с завистливыми нотками.

– Не бедный, – согласился Михаил. – Я приезжал в Москву за грузами, в Краснодаре тоже пункты сбора помощи организовал. В Москве был склад фармацевтической компании, там я познакомился с девушкой-сотрудницей, туда лекарства на списание свозили. До окончания срока годности оставалось ещё два месяца, а в аптеках медикаменты с полок уже снимали. Фурами лекарства и перевязочные материалы возил, учебники в школы, продукты.

– Кто-то проверял твои грузы? – задал вопрос Эрик, которого вдруг осенила идея.

– Нет. Тогда я мог хоть атомную бомбу провезти. Хоть в ту сторону, хоть в эту.

– А реальное оружие достать можно было?

– Сколько угодно.

– То есть, ты мог купить там оружие и найти покупателей здесь? – не отходил от своей мысли Эрик.

– А чего их было искать? Бандиты меня сами просили. Но я не соглалшался.

Эрику очень хотелось задать вопрос в лоб: «А свой пистолет ты таким же образом оттуда привёз?» Но это было равносильно признанию, что он рылся в Мишиных вещах.

– А на какие деньги ты летал, жил, ел?

– Квартиру мне друзья-предприниматели в Москве снимали. Билеты на самолёт покупали. И бывало, в Москву прилетел, а денег нет не только на такси, но и на метро.

– Зато теперь идея брать продукты даром пригодилась, – усмехнулся Эрик.

– А это тоже своеобразная гуманитарная помощь людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации, – парировал Михаил. – Вы-то оба временно неработающие, а я мало зарабатывающий. И все мы сейчас без собственной крыши над головой.

– Что так, то так, – Владимир с трудом поднялся со стула, опираясь руками о край стола, забрал со стола пустую сковородку и деревянную подставку и предложил: – Чаю поставлю. Будем пить?

– Будем, – решительно согласился Эрик, опрокинул в рот очередную рюмку водки и спросил у Михаила: – И до какого времени ты возил эти грузы?

– До семнадцатого года, пока у меня не случился инсульт. Три месяца лежал в Луганске в доме у друзей, они меня на своей машине на капельницы возили. Потом долго ещё отходил. Так что стало мне не до прыжков из самолётов в автобусы и фуры и обратно…

После того, как квартиранты разошлись по своим комнатам, Эрик включил на ноутбуке фильм, который смотрел до появления Михаила, но вникать в чужие криминальные передряги не хотелось, со своими бы разобраться. Он щёлкнул мышкой по значку «пауза» и выглянул в коридор. Заметив, что в Мишиной комнате горит свет, Шерр поскребся в дверь и почти сразу же её приоткрыл:

– Не спишь?

– Заходи, – Заречный захлопнул крышку ноутбука и развернулся на вращающемся кресле к соседу. – Я так понимаю, что раз ты ничего не говоришь, то сведений в Инете по своей истории не нарыл?

– Нет.

– Я тоже просматривал криминальные новости и сайты ведомств. Думаешь, труп до сих пор не нашли?

– Я вообще не знаю, что думать. Голова кругом. Мечусь тут, словно зверь в клетке. Хорошо, хоть Вовка со своей бесконечной жратвой отвлекает, – Эрик присел на край дивана и в третий раз за вечер спросил: – А где ты был?

– Я же говорил. Ездил в поездку с любимой женщиной. У неё командировка была, гостиница оплачена, так что могли себе позволить провести две ночи в Анапе.

– А кем она работает?

– Журналист.

– Журналист? – встрепенулся Эрик. – Так она же может помочь узнать…

– Не может, – перебил Михаил. – Мы это с ней уже обсуждали. Во-первых, Катя работает не в криминальном отделе. Если ты не в курсе, в редакциях существует распределение тем. Катины темы – искусство, культура, образование, религия. Во-вторых, она могла бы попросить что-то разузнать коллегу, который сотрудничает с пресс-службами. Но как это будет выглядеть? «Здравствуйте, товарищи полицейские! Там в одной станичке труп в газельке лежит. Вы его уже нашли? Или дать вам точные координаты?» Надо подождать, пока появится информация по линии полиции или Следственного комитета.

– Так ты ей всё про меня рассказал, – укоризненно констатировал Эрик, и его большие голубые глаза стали казаться наполненными печалью и сожалением.

– Не переживай, Катька боевая подруга, она не сдаст.

– А как вы познакомились?

– Как раз по теме нашего сегодняшнего разговора. Во время сбора гуманитарной помощи. Я был в Краснодаре на сборном пункте, с приёмщицами общался. А тут Катька подъезжает на своём огромном джипе и начинает, маленькая такая, но деловая, багажник разгружать. Пятилитровые канистры с подсолнечным маслом, пятикилограммовые мешки с сахаром и мукой. Вещи тёплые привезла женские и в довершение – коробка с детскими игрушками. Я помогал выгружать, разговорились, и Катя попросила взять её с собой в Луганск. На следующий день мы с ней поехали на её джипе вслед за грузовой газелью с гуманитаркой. Пару раз ночевали в доме у моих друзей… Ну, так вот и началось.

– А почему ты не живёшь с ней? Или она замужем?

– Нет, разведена. Только зачем я ей? Без жилья и имущества, старше на восемь лет, да ещё после инсульта. Не хочу в будущем стать для неё обузой.

– Вот и я всегда так думал об отношениях с женщинами…

– Вот, кстати, и Катя, – Миша указал глазами на завибрировавший на столе сотовый телефон. – Извини.

Эрик поднялся, вышел из комнаты и, прикрывая за собой дверь, услышал тихий Мишин голос:

– А если без паники?

Надежды и приговоры

В последнее воскресенье апреля Аста Брока периодически бегала из спальни в кухню, глядя через кружевной тюль на входы в кафе и свой подъезд. Она пыталась засечь момент, когда на своём скутере подъедет Константин. Но ни парня, ни его ярко-синего «коня» не наблюдалось. К двум часам дня она решила, что Мудров-младший мог прийти на традиционную встречу с дедом и пешком, по крайней мере, стоило проверить эту гипотезу.

Девушка надела узкие чёрные брючки и свободный белый джемпер, провела щёткой по волосам и подкрасила ресницы. Перед выходом из квартиры она посмотрелась в зеркальную дверцу раздвижного шкафа и осталась довольна своим отображением. Молода, свежа, хороша! Аста накинула на плечо матерчатую лямку кофра с ноутбуком, взяла с угловой полки связку ключей от дома, ещё раз взглянула на себя в зеркало, отображавшее её стройную фигуру во весь рост, и рассмеялась: она чуть не ушла в домашних туфлях!

Спустившись по лестнице в полуподвальное помещение, Аста прошла в сумрачный зал, взглянула в дальний угол и в первое мгновенье встрепенулась от радости. За столиком в отдельной кабинке виднелись два мужских силуэта. Но девушка тут же огорчённо выдохнула. Это были не Мудровы.

Впрочем, почему она думала, что Костя и сегодня будет обедать с дедом и именно здесь? Они ведь могли для разнообразия выбрать и другое место, кроме того, этот выходной лейтенант мог проводить и с девушкой. С чего она вообще решила, что он свободен?

Когда в прошлое воскресенье они дошли до её дома, он открыл ключом кофр для шлема, и тут у него зазвучал телефон. Оперативник ответил: «Я уже выдвигаюсь в твоём направлении». Надел шлем, кинул ей на прощанье: «Пока, увидимся», и тронулся с места раньше, чем она успела зайти в подъезд. Вполне возможно, звонила ему как раз девушка. Кажется, он даже нежно произнёс эту фразу в телефон. По крайней мере, теперь Асте казалось, что не по-деловому, а именно нежно.

Брока выбрала свободный столик, присела и, взглянув на кабинку с другого ракурса, узнала сидящих в ней мужчин. Директор МАРСа Дмитрий Григорьев и руководитель Бюро экспертных расследований Рудольф Браилов. Здесь она видела их впервые.

Рудольф сидел к ней лицом, но делал вид, что не замечает. Приглашать её за свой столик он явно не собирался. И, скорее всего, дело даже не в секретных разговорах, которые он мог вести с директором Агентства, а в личной неприязни. В последнее время Асте казалось, что Браилов её избегает, а при встречах смотрит то ли презрительно, то ли пренебрежительно, она ещё не разобралась, как именно, и не поняла причину такого отношения. Вроде ничего плохого она ему не делала.

Брока заказала у подошедшей официантки кофе и извлекла из кофра новенький ноутбук, восстанавливать старый, как она и предполагала, оказалось нецелесообразно. И теперь она по-детски радовалась дорогой игрушке, компактной и изящной, быстрой и бесшумной. Аста принялась просматривать новости, в первую очередь, конечно, криминальные. Именно так она в своё время наткнулась на электронный журнал «Крими-Мир» и стала регулярно читать журналистские материалы. Тогда студентка и думать не думала, что вскоре сама станет сотрудником издания. Собиралась после окончания вуза проситься на работу в городскую газету, в которой проходила практику. Но увидела в «Крими-Мир» призыв присылать свои новости и истории, несколько раз написала на сайт, и Григорьев пригласил её побеседовать. Так она стала единственным штатным журналистом издания.

Она спросила у Дмитрия во время первой встречи, почему журнал зарегистрирован во Франции? А он ответил, что в молодости работал в краевой газете, и когда властям не понравился ряд критических публикаций, издание закрыли по решению суда. Потом, правда, в вышестоящей инстанции это решение отменили. Но он хотел подстраховаться: попробуйте запретить журнал, зарегистрированный в другой стране! И многим адвокатам сегодня удавалось выигрывать процессы во многом благодаря преданию гласности подробностей дела.

Аста проследила взглядом за официанткой, которая прошла в кабинку, где сидели Григорьев и Браилов. Последний слегка прищурился, внимательно вгляделся в счёт, после чего расплатился наличными. Странный всё же тип. Есть же для таких случаев банковские карточки. У самой Асты бумажных денег вовсе никогда не водилось. Зачем они сегодня нужны, если даже в маршрутных такси уже установлены валидаторы?

Пару недель назад журналистка попросила Браилова дать ей интервью, на что он ответил весьма озадачившей её фразой: «А почему я должен тратить своё время, нервы и деньги?» Она растерялась, потому что толком не поняла смысла его тирады. Ну, время ещё понятно, оно для адвоката и эксперта важно. Но при чём тут нервы? Разве деловой и дружеский разговор с сотрудником Агентства обязательно должен стоить каких-то треволнений? Кроме того, каждый материл в журнале – дополнительная реклама для потенциальных клиентов. Зачем адвокату отказываться от известности? А деньги вообще тут при чём? Если мужчина имеет в виду, что во время общения в кафе купит девушке чашку кофе, так она и сама в состоянии за неё заплатить. Если уж он такой бедный или жадный.

Вскоре Браилов поднялся и пошёл по залу к выходу, делая вид, что не замечает журналистку.

– Здравствуйте, Рудольф, – окликнула она его.

– Здравствуйте, – ответил тот нейтральным голосом, пытаясь продолжить путь.

– А когда у вас будет время дать мне интервью? – Аста решилась продолжить разговор двухнедельной давности, и этот вопрос заставил Рудольфа остановиться:

– Какое интервью? Я же совсем недавно рассказывал вам о своём последнем процессе.

– Да. Но мне хотелось бы написать не об отдельном деле сотрудника Агентства, а о вас, как о человеке, о личности в целом. Ну, элементы биографии, взгляды, привычки, личная жизнь…

Рудольф отодвинул стул, присел напротив Асты и уставился на неё поражённым взглядом, как будто впервые видел:

– Личная жизнь, говорите? Это так интересно? Я должен перед вами вывернуться наизнанку? Устроить душевный стриптиз? Ну, ладно, давайте попробуем. Включайте свой диктофон.

Аста торопливо нажала на сотовом телефоне на значок диктофона и придвинула аппарат поближе к собеседнику, чтобы на качестве записи не сильно отразилась звучащая в кафе фоном восточная мелодия.

– Итак, я родился в семье хронических алкоголиков и до шестого класса учился в школе для умственно отсталых детей…

– Не хотите говорить, и не надо. А издеваться незачем! – Аста схватила телефон и выключила диктофон.

Рудольф поднялся, церемонно поклонился, официальным тоном промолвил: «До свидания» и ушёл.

Брока была готова расплакаться. Ну, что она ему такого сделала! Кто вообще такой! Пижон, эстет, рисовщик! Весь из себя такой подтянутый, со стильной стрижкой. В неизменно накрахмаленных кипенно-белых рубашках. Кто ему их крахмалит, если он разведён? Не одноразовые же пассии! И ещё он вечно вертит в руках и крутит между пальцами отполированные чётки из небольших чёрных камешков. Интересно, это вредная привычка или нервное заболевание? Строит из себя чёрти кого и обращается с ней подчёркнуто вежливо, а, по сути, по-хамски!

– О, Аста, привет, – к столику подошёл Григорьев, плотный, бритый наголо, в синем костюме, похожем на полицейскую форму без ведомственных знаков отличий. Шеф сел на стул, с которого только что встал Браилов и спросил: – Ты тоже любишь это кафе?

– Живу я в этом доме, потому и хожу сюда, – сердито отозвалась журналистка. – Дмитрий, вот скажите, почему Браилов ко мне так относится?

– Как?

– Неприязненно!

– Не замечал, – Дмитрий казался искренне удивлённым.

– Вот сейчас попросила его дать мне интервью, а он такую ахинею понёс! В открытую издевался!

– У Рудольфа сейчас непростая жизненная ситуация, так что ему пока не до интервью. И потом, Аста, не такой уж это сложный в журналистике жанр. Если собеседник интересный, разговорить его можно запросто, надо только заранее собрать о человеке информацию и не задавать глупые вопросы в стиле «расскажите мне чего-нибудь». Мне кажется, тебе пора попробовать провести собственное журналистское расследование, а не только с чужих слов тексты набирать.

– Вы думаете, у меня получится? – Асте, с одной стороны, стало обидно, что шеф практически приравнял её труд к расшифровкам диктофонных записей, а с другой – подумалось: может, она действительно годится на нечто большее?

– Хочешь, расскажу тебе, как я сделал один материал, благодаря которому из новостного журналиста стал спецкором?

– Конечно, хочу, очень интересно.

– Начало девяностых. Было мне тогда двадцать три года, как тебе сейчас. Я учился на юрфаке. И тогда ещё приводились в исполнение смертные приговоры…

Аста смотрела на Дмитрия с самым заинтересованным выражением лица, какое была способна изобразить, (как учила мама, чтобы расположить к себе собеседника), и в очередной раз думала о том, что Григорьев и Браилов одного возраста, обоим под пятьдесят, работают в одном Агентстве, оба занимаются и расследованиями, и публицистикой, и адвокатской практикой – а какие разные люди!

– И решил я сделать об этом материал. Идея была такая: взять интервью у судьи, который выносил смертные приговоры, а также у священника, который исповедовал смертников. Хотел также побеседовать с приговорённым, а в идеале – встретиться ещё и с исполнителем. Со священником никаких проблем, поговорил. Судью тоже найти оказалось не проблема, от него же я узнал, где происходит исполнение приговоров. В России таких мест было не так уж и много. По молодости и наивности, учитывая, что тайны из расстрелов осуждённых уже никто не делает, я полагал, что приеду в тюрьму, спокойно встречусь с первым лицом, и он мне обо всё расскажет.

Однако когда я приехал в тюрьму, начальник неожиданно заявил, что у них ничего такого не происходит. Дескать, приговорённые у них только содержатся, а потом их увозят куда-то далеко-далеко, чуть ли на Крайний Север. А куда именно, даже он не знает, потому что информация засекречена. И говорил он настолько убедительно, что я был готов ему поверить.

Но ситуацию изменила случайность. Пока мы беседовали с начальником тюрьмы в его кабинете, туда неожиданно заскочил испуганный лейтенант, в руках у него была деревянная дубинка. Он что-то пытался сообщить начальнику, но тот парня грубо одёргивал в стиле «заткнись» и «пошёл вон». Так обычно ведут себя люди, которым есть что скрывать. И в голову закралась мысль о том, что он сказал мне неправду. Но как это проверить?

Начальник тюрьмы выкинул лейтенанта из кабинета, схватив его за шиворот. А мне оставалось только вежливо попрощаться и выйти самому, пока не вышвырнули. Но тут он совершил большую ошибку – не распорядился, чтобы меня проводили до выхода. А их было два. Одна проходная – та, через которую я пришёл, а вторая – ведущая во внутренний двор, где находились и камеры заключённых, и административные здания. Я стою и думаю, как же туда попасть, и вдруг вижу, что возле лестничного пролёта стоят двое курсантов в военных формах училища МВД. По нашивкам я определил, что это выпускной курс.

Нужно было сделать так, чтобы они заговорили со мной первыми. Для таких целей у меня всегда была в кармане пачка фирменных сигарет. Я стал неподалёку от них и закурил. Как я и ожидал, парни попросили у меня сигареты. Я их угостил, и завязался разговор. Ребята спросили: «А ты что, тоже сюда по распределению?» Я понял, что это шанс, и ответил: «Да». А далее последовал закономерный вопрос: «А почему ты не в форме?» Я опять нашёлся, сказал, что утром пролил на китель кофе, пришлось постирать, ещё не высох.

Ребята спросили, где я остановился. «В гостинице, – говорю, – я тут сегодня первый день». – «А почему в гостинице? Зачем тебе тратить деньги? Здесь прямо на территории есть небольшое общежитие для таких, как мы». – «Да? Интересно посмотреть». – «Пойдём, покажем». И тут возникла ситуация «хочется и колется». С одной стороны, мне нужно было довести до конца дело, ради которого приехал, а с другой – я осознавал, что незаконно проникаю на режимный объект, и что мне за это грозит по закону…

У Григорьева зазвонил телефон, он ответил невидимому собеседнику, что сейчас занят, и, если нет ничего срочного, то перезвонит позже. Брока взглянула на свой сотовый, удостоверилась в том, что запись идёт, и снова перевела взгляд на шефа. На этот раз ей не приходилось изображать заинтересованность, её действительно захватил рассказ, переходящий в детектив.

– И я решил рискнуть, – продолжил Дмитрий повествование. – Ребята меня провели без проблем. Человек на проходной был чем-то отвлечён и не обратил на меня внимания. Наверное, потому что я шёл между курсантами, а они-то были в форме. Теперь надо было, как минимум, выудить максимум информации. Заходим мы в комнату, где они жили вдвоём, и парни говорят, что есть и одноместные, и вообще пустые. Выход в город свободный. Я изобразил бурную радость и решил, что ребят надо подпоить, чтобы снять психологический барьер и разговорить на интересующую меня тему. И я предложил обмыть знакомство и будущую совместную службу. При этом выходить за проходную мне было нельзя, назад бы я уже никак не вернулся. Но один из курсантов сказал, что всё в наличии.

Во время распития первой бутылки водки разговор пошёл более непринуждённый, а потом в ход пошла вторая, и я принялся внедрять собутыльников в интересующую меня тему: «Здесь же содержатся особо опасные преступники, а также смертники…» – «Да, а ещё здесь проходят казни». И я понял, что правильно приехал. А потом я сказал, что здорово было бы лично увидеть приговорённого, например, того отморозка, что зарезал свою родную сестру и трёх её малолетних детей. (Я читал приговор по этому делу в местном суде.) А парни говорят: «Да без проблем». Привели в комнату прапорщика, налили ему стаканчик, он провёл нас в здание тюрьмы, открыл дверь камеры с заключённым, и у меня была возможность несколько минут с ним пообщаться.

Я спросил, подал ли он прошение о помиловании. Смертник ответил, что подал, но не надеется на положительный исход и хочет, чтобы его побыстрее расстреляли. Я спросил, что он сейчас думает о своём преступлении, и он ответил: «Я жутко раскаиваюсь. Каждую ночь мне снится, что сестра с детьми заходят в дверь моей камеры, стоят и смотрят и ничего не говорят. А мне страшно. Я кричу во сне». Скорее всего, у человека уже начина «ехать крыша». И ещё он сказал, что хочет пред казнью пообщаться со священником, исповедаться. А вдруг Бог его простит?

Аста, которая до этого момента не позволяла себе задавать вопросы и подавать реплики, чтобы не сбить рассказчика с мысли, не выдержала и выразительно произнесла:

– Какие все становятся верующие за решёткой! Особенно перед смертью.

У Григорьева снова зазвонил телефон, он взглянул на дисплей и сказал:

– Извини, Аста, но надо ответить. Заодно и покурю на свежем воздухе.

Шеф встал и пошёл к выходу, а журналистка остановила запись, отмотала её немного назад и убедилась в том, что, несмотря на фоновую музыку, хрипловатый голос Дмитрия хорошо различим, и проблем с расшифровкой не будет.

Вернувшись к столу, Григорьев снова извинился:

– Прости, но у меня только десять минут, потом надо бежать. Давай я тебе коротко дорасскажу концовку этой истории и помчусь… Итак, с приговорённым я поговорил. А потом попросил у выводного, который был уже изрядно выпивший, показать место, где происходит исполнение приговора. Он удивился: «Что ты так этим интересуешься? Да тебе за время службы всё это надоест».

Но показал. Местом казни оказалась такая же камера, в каких сидят заключённые, только там не было ни нар, ни столов, ни стульев, просто пустые стены. А внизу – кран и смыв. К приговорённому приезжал прокурор и сообщал, что его прощение о помиловании отклонено, и приговор будет приведён в исполнение. После чего под видом конвоира осуждённого выводит уже исполнитель. Приговорённый считает, что его просто переводят в другую камеру, и у него есть какое-то время в запасе, хотя бы день-два. Он не предполагает, что всё произойдёт именно сейчас. Смертник входит в открытую камеру, замечает, что в ней ничего нет, но даже не успевает ни удивиться, ни испугаться, как исполнитель стреляет ему со спины прямо в сердце. И потом контрольный выстрел в голову.

– Ужас, – тихо выдохнула журналистка, живо представившая себе эту картину, а директор МАРСа продолжил:

– В это время в соседней комнате находились прокурор и врач, которые заходили в камеру и удостоверяли смерть.

– А тело?

– Вывозили на закрытое кладбище и там закапывали. Процедура расстрела в те времена была не очень частой, и исполнитель приезжал откуда-то издалека. На его месте службы никто даже не знал, что у него есть ещё и вторая работа. Вроде уехал человек в командировку – и вернулся. Что он там делал, держалось в строжайшем секрете. Только отпуск у исполнителя был дольше и прибавка в зарплате полагалась…

Когда я всё это узнал, мы с курсантами ещё выпили, и мне надо было как-то грамотно от них отколоться. Сказал, что пойду за вещами в гостиницу, но парни решили меня проводить. Водку, которая была у них, мы уже допили, и споить мне их не удалось, не та доза. Тогда у меня созрел другой план. По пути купил два баллона пива и ещё одну бутылку.

Пришли ко мне в гостиницу, и там мне уже удалось их напоить. Хотя сам я уже почти не пил. Парни вскоре свалились оба на соседнюю кровать. А я спокойно выселился, вызвал такси и уехал на вокзал.

– А с исполнителем так и не удалось поговорить? – спросила Аста.

– Удалось. Чуть позже, вовремя другой командировки в тот же город… Аста, времени у меня совсем мало, не хочется на встречу опаздывать, поэтому расскажу очень коротко…

Честно говоря, я и сам не верил, что у меня что-то получится, ведь исполнители строго засекречены. Где я его найду? И тут помог случай. Я приехал на поезде и вдруг встретил офицера, с которым вместе в армии служили. Пошли в кафе, выпили, и за разговорами: «Как ты, что ты, где ты?», я рассказал, что учусь на юрфаке и работаю в газете. Упомянул и про то, что по одному из материалов хотелось поговорить с исполнителем, да только к этой теме не подступиться.

Он со мной согласился, а потом ещё выпил и вдруг заявляет: «А у меня брат из этой же системы». Я прошу: «Так, может, он мне устроит встречу?» Бывший сослуживец пообещал с братом поговорить, проводил меня до гостиницы, я заселился и дал ему номер телефона.

В общем, брат сослуживца устроил мне встречу с исполнителем. Это происходило в наглухо зашторенной комнате, мужчина сидел ко мне спиной. Неудобных вопросов о его личности я не задавал. Он рассказал мне практически то же самое, что я узнал во время визита в тюрьму, разве что добавил, что перед казнью всегда читает уголовное дело преступника, чтобы понимать: за что.

Но самое интересное заключалось в том, что он был против смертной казни! И потому, что случаются судебные ошибки, например, за преступления Чикатило сначала был расстрелян невиновный человек. И потому, что быстро умереть – это слишком легко. Пусть человек получит пожизненное заключение, трудится на зоне на благо общества, чтобы даром его не кормить, и терзается тем, что совершил… Всё, Аста, я побежал.

Григорьев исчез за поворотом, ведущим к выходу из кафе. Брока осталась сидеть за столиком в глубокой задумчивости: а смогла бы она такой материал написать? А потом вдруг пришла другая мысль: а смогла бы она привести приговор в исполнение? Ну, что тут такого, если надо просто выстрелить в маньяка, убийцу, и всё по закону, и это твоя работа… А не снятся ли потом «законным» исполнителям их «законные» жертвы? Впрочем, не очень это сегодня актуальный вопрос. Мораторий на смертную казнь действует уже почти четверть века.

В это время Браилова по указанному адресу подвёз на своём джипе помощник. Адвокат, сидевший на заднем сидении и читавший по пути текст «Приговора» по уголовному делу, конечно, не подозревал, что окажется в ненужном месте в ненужное время. Он отреагировал на удивлённый вопрос водителя: «Что это тут происходит?», поднял голову от бумаг и увидел две полицейские машины и одну «скорую». Из распахнутых кованых ворот частного двора выходили двое мужчин в халатах салатного цвета с носилками, на которых лежало прикрытое белой простыней тело.

К джипу помощника адвоката подошёл полицейский и сурово предложил:

– Документы предъявите, пожалуйста!

«Ну, вот, кажется, приговор приведён в исполнение, – подумал Рудольф. – И у полиции есть основания подозревать, что если это сделал не лично я, то некто по моей прямой указке».