Текст книги "Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии"

Глава II
ДВОРЕЦ В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Дворец в языковой картине мира: наследие индоевропейской культуры

Этот раздел выполнен на материале сравнительного языкознания, вскрывающего древнейшие смысловые пласты, сохранившиеся во внутренней форме слов – названий дворцовых построек. В центре внимания слова дом, двор, от которых и произошло дворец, а также предшествовавшие ему чертоги, хоромы, палаты, терема.

Эпоха индоевропейской языковой общности считается наиболее древним подлежащим достоверной реконструкции этапом истории целой семьи языков, к которой принадлежит и русский, носители индоевропейского языка участвовали в этногенезе протославян. Наиболее древние тексты на языках индоевропейской семьи относятся ко II тыс. до н. э. (хеттский), полагают, что индоевропейский язык существовал уже в V тыс. до н[202]202
  Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Т.1, 2. Тбилиси, 1984; Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М, 2002.


[Закрыть].

Следующему этапу дописьменной истории слов русского языка соответствует период славянской языковой общности – праславянский или общеславянский язык. К V в. н. э. из (праславянского) языка выделились южнославянские, западнославянские и восточно-славянские подгруппы языков, зафиксированные в письменности к IX–X векам, хотя в некоторых частях славянского языкового ареала общеславянский жил до конца XI – начала XII столетий[203]203
  Бирнбаум Х. Праславянский язык. Достижения и проблемы в его реконструкции. М., 1989.


[Закрыть]. С образованием самостоятельных славянских государств началось формирование соответствующих литературных языков – древнепольского, древнеболгарского, древнерусского. Древнерусский примерно до XII века был общим языком современных русских, украинцев, белорусов. С XV века ведет свое начало русский язык, в том смысле, какой мы вкладываем в это понятие сегодня – великорусский. Считается, что славянские языки сохранили богатое индоевропейское наследство.

Поиски древнейших пластов значений, сохранившихся в слове, языковеды ведут методами этимологической реконструкции: от внешней словесной формы к «внутренней форме», к буквальному смыслу слова, запечатлевшему архаическую оценку существенного признака предмета или явления. Буквальный смысл слова, считает Ю.С. Степанов, является основой концепта, «твердой основой», на которой возникают и «держатся» остальные его компоненты – исторические и актуальные признаки[204]204
  Степанов Ю.С. Константы русской культуры. М., 2001.


[Закрыть]. Как говорил крупнейший исследователь индоевропейского и общеславянского языков А. Мейе, лингвистика – наука точная, этимологические реконструкции, опирающиеся на языковые факты и законы развития языка, обладают высокой степенью достоверности.

Слова, за которыми закрепилось узкое значение дома правителя, появились в языках довольно поздно, они, как правило, производны от именований жилища, поселения, крепости. Подобно тому, как в русском от двора произошел дворец, в европейских языках дворцами стали court, hötel, maison (фр.), Hof (нем). Княжеская или королевская резиденции могли называться княжий град, княжий кром, детинец и нем. Sloss, Burg, фр. château, англ. castle — «укрепленное поселение на холме, замок». Другая история у латинского рalâtium, от которого греч. παλάτιον, ит. palazzo, фр. palais, англ. palace, нем. Palast, Palais, исп. palacio, рус. палата. В эпоху императорского Рима склоны Палатинского холма были сплошь застроены дворцами принцепсов, так что само название холма стало обозначать «дворец», «резиденция императора».

В русском языке за словом дворец значение «царский дом или дом царской семьи» оформилось на протяжении XV–XVIII веков, вплоть до XVIII века княжеские или царские дома называли палатами, хоромами, чертогами, теремами, связь которых с наименованием жилища существует, хотя не всегда очевидна. Начинать необходимо с дома и двора. Это слова индоевропейского характера, то есть они существуют практически во всех языках индоевропейской семьи, правда, иногда в несколько разных значениях. Так, если русское дом – жилая постройка, то английское dome, французское döme — купол, купольный свод, отсюда Dom «собор».

Лингвисты считают, что важнейшую роль в формировании древнеиндоевропейской лексики играли глаголы, в первую очередь глаголы, связанные с трудовыми действиями, характеризующими производительную деятельность человека. Признак, восходящий от имени существительного к называнию действия, служит, как правило, свидетельством древности значения[205]205
  Бенвенист Э. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955; Ларин Б.А. Об архаике в семантической структуре слова // История слов и словарей. Л., 1963; Маковский М.М. У истоков человеческого языка. М., 1995; Откупщиков Ю.В. Из истории индоевропейского словообразования. СПб., 2001.


[Закрыть]. Образование отглагольных имен считается важнейшим типом семантических изменений – в этом смысле говорят, что история языка начинается с глагола, а история слова с обозначения действия. Это правило справедливо не только для индоевропейской, но и для других языковых семей.

Архаичные глагольные формы образуют огромные этимологические гнезда, к которым принадлежат именования важнейших артефактов культуры, видов производительной деятельности, способов социальной солидарности, относимые к разряду культурных универсалий. В различных языках этимологически родственны слова: 1). со значениями «плести», «рубить», «резать», «вращать», 2). слова со значениями «строить» и названия построек, 3). слова означающие признаки власти и именования властного лица.

Анализ семантики понятия dom предполагает архаическую глагольную основу. Как показал Э. Бенвенист, в слове дом сошлись три древнейших корня, первоначально самостоятельных, но по звучанию похожих: *domâ «владычествовать, властвовать», *demô «строить, воздвигать» и *dem(X) «семья»[206]206
  Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 189.


[Закрыть]. Слово dom настолько древнее, что исконный смысл корня определить трудно, полагают, что это жилье, созданное человеком, в отличие, например, от норы или пещеры[207]207
  Колесов В.В. Древняя Русь: Наследие в слове. Мир Человека. СПб., 2000. С. 205.


[Закрыть]. Согласно Ю.В. Откупщикову и.е. domos (domus) в значении «постройка» этимологически является близкой параллелью к изосемантической модели «связывать, сплетать», от этих значений и происходит *domare «укрощать», аналогично в русском плести, связывать → плеть → др. русск. оплотъ, рус. стена[208]208
  Откупщиков Ю.В. Очерки по этимологии. СПб., 2001. С. 256–258.


[Закрыть].

В названиях построек содержится указание на границу, разделяющую свой и чужой миры. Так, двор через индоевропейский корень *dhPōr, соотносится с кругом слов, обозначающих границу строения и само строение (лат. forus «доска» и forum «рыночная площадь», др.-в.нем. bara барьер и н.-в.-нем. Barre «брус», совр. исп. barre «брус», barrera «барьер», barrear «загораживать»)[209]209
  Этимологический словарь русского языка. Т. 1. Вып. 5. Д.Е.Ж / Под ред. Н.М. Шанского. М.:, 1973. С. 28; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1986. С. 486.


[Закрыть]. Древнерусское терем родственно архаическим глаголам в значении «рубить» и считается ранним заимствованием из греческого τέρεμνον, τέραμνον «дом» (др. кимр. treb «жилье»). В нем похожим образом содержится обозначение границы: терем родственно лат. trabs, trabçs «брус»; ср. славянское *term «терем», словен. trêm «навес», болг. трем «крыльцо, горница» и лат. term «граница» [210]210
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1986. С. 47.


[Закрыть].

В русском языке слову двор исторически родственны дверь, ворота и вор, восходящие к тому же и.-е. корню; вор означало прежде не преступника, совершившего кражу, а чужеземца, то есть человека, пришедшего извне, из-за «границы», позднее – человека, выступающего против законов (порядков) государства[211]211
  Евгеньева А.П. История слова вор в русском языке // Уч. зап. Ленинградского пед. ин-та им. А.И. Герцена. Кафедра русского языка. т. XX. Л., 1939. С. 145–172.


[Закрыть] (ср. совр. исп. barre «брус» и barrabás «злодей»).

Кром, имеющее соответствие практически во всех славянских языках и во-многих языках других семей индоевропейской общности, восходит к архаической и.е. глагольной основе *(s)ker «резать», от которой развилось значение «край, граница», «кусок, часть»». Праисторической языковой общностью объясняется родство слов со значением «ломоть» (польск. kroma, krom, полабск. krьmka), «край, граница» (русск. кром, верх.-луж. kroma, ниж.-луж. kšoma), «рама» (ср.-верх. нем. ram(e)), «перегородка» (укр. крума), «колонна, подпорка» (древн. – верх.-нем. h(rama))[212]212
  Этимологический словарь русского языка. Т. II. Вып. 8. «К» / Под ред. Н.М. Шанского. М., 1973. С. 405; Этимологический словарь славянских языков. праславянский лексический фонд. Вып. 12 (*koulъkъ – *kroma/*krom). М., 1985. C. 185–186.


[Закрыть].

Этимологическое родство между словами чертог, чертить не является абсолютно достоверным, но ряд исследователей высказывали подобные предположения[213]213
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 348.


[Закрыть]. Старославянское чрътгъ, др. – серб. чртог, чртаг «высокая, выдающаяся часть здания, портик, высокое окно, балкон» пришло из др. – булг. посредством заимствования из перс. čârtâk, где čâr «четыре», а tâk «высокая, выступающая часть дома, портик, балкон»[214]214
  Мелиоранский П.М. Заимствованные восточные слова в русской письменности домонгольского времени // Известия отдела русского языка и словесности императорской Академии наук. Т. Х, кн 4. СПб., 1905. С. 133; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 348.


[Закрыть]. Древнерусское черту «резать», очерести «провести границу, провести борозду», от которых произошли слова чертить и черта, восходит к праславянскому *čьrtς *čersti (*čerst – ti) и родственно др.-инд. krtís «нож», krntбti, kбrtati «режет, отрезает», лит. kertù, kiřsti «рубить»[215]215
  Младенов Ст. Славянские этимологии // Русский филологический вестник. Т. 71, вып. 2. Варшава, 1914. С. 445; Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 4 (*cabineti – *del’a). М., 1977. C. 75–76.


[Закрыть]. К той же др.-инд. основе восходит праслав. *čertja, от которого др.-русск. череща «шатер» в значении «тростниковая, камышовая хижина или плетеная хижина»[216]216
  Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд.


[Закрыть]. Даже если вызывает сомнение родство основ в словах, от которых произошли чертог и черта, чертить, то принадлежность их к одному семасемиологическому ряду вполне достоверна. Не исключено, что в глубокой древности разные по происхождению, но близкие по звучанию слова оказались объединены семантически.

Русские полаты и различные варианты европейских palazzo восходят к названию Палатинского холма, вершина которого по преданию представляла собой ровную, плоскую, четырехугольную площадку. В родстве с полатами церк.-слав. площадь и греч. πλατεĩα, и старослав. *ploskĕdъ «плоский»[217]217
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. III. М., 1996. С. 287.


[Закрыть]. Им, в свою очередь родственны лат. latus «сторона», греч. λατύς «плоский»[218]218
  Момзен Т. История Рима. Т. I. Ростов на Дону, 1997. С. 50.


[Закрыть]. Возможно, что и в этом случае во «внутренней форме» слова скрыто значение границы.

Строительство дома считается важнейшей вехой человеческой истории. Г. Гачев, например, предлагает от этого «момента» начинать ее отсчет, называя жизнь в пещере с утробным периодом существования человечества, а строительство дома – выходом на свет, собственно рождением[219]219
  Гачев Г. Национальные образы мира. М., 1995.


[Закрыть]. Строительство относится к ряду важнейших производственных навыков. Как полагают представители структурной антропологии и лингвистики, строительству предшествовала «доместикация» природного пространства и времени, их очеловечивание – осмысление, наделение знаковыми (символическими) свойствами. Леруа-Гуран замечал: лишь с приданием жилищу символического значения можно говорить о нем как о специфически человеческой форме освоения пространства (в отличие от «периметра безопасности», имеющегося у животных) и считал этот процесс более важным, чем изготовление орудий [220]220
  Leroi-Gourhan A. La geste et le parole: la memoire et les rythmes. Paris, 1965. P. 139.


[Закрыть].

Строительство, возведение постройки – это одна из форм более широкой формы деятельности – размещения, а, с точки зрения мифологического сознания, «размещение на какой-либо территории уподобляется сотворению мира»[221]221
  Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 37.


[Закрыть]. Космогония как движущая сила строительства реконструируется из памяти значений, хранящихся в скрытом виде в форме слов. М.Маковский полагает не случайным этимологическое родство слов, обозначающих конструктивные элементы строения, фиксирующие границы и центр, с названиями стихий или «первоэлементов» вселенной (лат. trabs «балка» и тох. А. tarp «вода»; лат. columna «столб», осет. *kel- «гореть, сиять», лат. lumen «свет»); с именованиями богов и божественной силы (ср. гот. ans «столб» и но др. – англ. ass «бог»; др.-англ. stiper «балка, столб», др.-сев. tiffur «бог», др.-англ. tiber «жертвоприношение»; др.-англ. swir «стоб», русск. свая, но др.-инд. sura «бог», хетт. siwannis «бог»), с числами (праслав. *čersti, исп. quatro, но и.-е. *kataros «сильный», хет. hatrai «писать» – творить таинство, заниматься колдовством; лат. trabs «балка, столб» < *trei- «три») [222]222
  Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образы мира и миры образов. М., 1996. С. 310. См. также: Топоров В.Н. К семантике четверичности // Этимология, 1981: Сб. статей. М., 1983.


[Закрыть].

На этимологическом уровне – на глубине рождения значений – пространственные категории центра и границы неотделимы от категорий времени, что подтверждает концепцию пространственно-временного континуума картины мира архаической эпохи[223]223
  Першина Н.А. Индоевропейские этимологии, отражающие взаимосвязи пространственных и временных представлений. Л., 1975; Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М., 1996. С. 93; Степанов Ю.С. Проскурин С.Г. Константы мировой культуры: Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993. С. 88.


[Закрыть]. Пространство и время в архаической модели мира не являются первичными категориями, но конституируются «вещами»[224]224
  Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: Семантика и структура. М., 1983. С. 277–284.


[Закрыть]. К ряду таких «первых вещей», задающих, формирующих пространство и время (первых не в историческом, но в символическом смысле)[225]225
  Фрейденберг О.М. Семантика первой вещи // Декоративное искусство СССР. 1976, № 12. С. 16–22.


[Закрыть], относятся природные объекты – гора, дерево, камень; рукотворные – котел (горшок, чаша, сосуд)[226]226
  Мосолова Л.М. «Обыкновенный» горшок и его культурный космос (о феномене гончарного искусства в культуре древней Евразии) // Основы теории художественной культуры. Учеб. пособие. СПб., 2001. С. 229–246; Толстой Н.И. Символика и ритуальные функции горшка у славян // Конференция «Истоки русской культуры (археология и лингвистика)». Тезисы. М., 1993. С. 69.


[Закрыть]; постройки, элементы постройки (ворота, столб, очаг, алтарь). Их конституирующие возможности подобны и значения взаимосвязаны.

Этимология слов двор, дверь, ворота, связанная со значениями «вращать», «вращение», «превращение», вводит в систему значений временное измерение и одновременно подключает процесс обозначения границ к кругу представлений о магической силе[227]227
  Иванов Вяч. Вс. Индо-иранский корень vart– < i.e. *wert– «вертеть» во временном и пространственном значении // Древность: историческое знание и специфика источника. М., 2000. С. 63–64; Павидис С.Д. Этимологическое микрогнездо *ur-t– «гнуть, крутить, вертеть» в германских и балтийских языках (К вопросу германобалтийских языковых отношений). М., 1992.


[Закрыть]. В русском языке порог, порожний исторически родственны слову рок, а враг и ворог словам ворожить, ворожба[228]228
  Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. СПб., 2000. С.70.


[Закрыть] (также ср. ср. лат. forus «доска» и forum «рыночная площадь», совр. исп. fuerza «сила», совр. англ. force «сила», совр. исп. puerta «дверь»).

К и.е. корню *potis (лат. potis «могущественный») восходит др.-инд. patis, авест. paiati «могущественный» (совр. исп. patio «двор»). Тот же корень лежит в основе исконно-славянского господ (производные от него господарь, государь), исходная форма которого *gostъpodъ. Благодаря общей праоснове старославянское *gostъpodъ соотносится с лат hospitis «хозяин, предоставляющий гостеприимство»[229]229
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1986. С. 446.


[Закрыть].

С магической силой связаны чертоги. Родство слов чертить, черта с чарами, чудом признается исследователями, что не удивительно – в мифопоэтическом пространстве границы наделены особым статусом и особыми качествами. Старославянское чаръ «колдовство» восходит к праславянскому *čarъ и родственно авест. čârâ «средство». По разысканиям В.В. Виноградова черт, родственное и чарам, и чертам, в «разговорном стиле» русской литературы вплоть до XVIII века обозначало «мастер, знаток, мастак на что-нибудь». В качестве примеров В.В. Виноградов приводил строки «я на правду черт» из произведений Г.Р. Державина и П.С. Вяземского, «я черт на нравственность» из А. Шаховского и др[230]230
  Виноградов В.В. История слов. М., 1999. С. 1046.


[Закрыть]. Перс. čâr, čârâ «средство», с которыми связывают происхождение слова чертог, имели значение «средство, помощь, хитрость»[231]231
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 317.


[Закрыть]. Не случайно, в древнерусском языке чертог – это, в первую очередь, брачный покой, а брак выступает моментом сакрального времени.

В древнейшем слое значений пространственные характеристики неотделимы от представлений об истине и красоте. Пространство в древнем сознании, структурированное в дихотомических категориях центра – периферии, верха – низа, правого – левого, связано значениями с этическими и эстетическими категориями: правда – ложь, благо – зло, красота – безобразие. «Прямое в истории понятий нравственности противопоставлено искривленному, прямое отождествляется со справедливостью и достоинством, кривое с обманом и ложью. Такая картина была уже в индоевропейском языке», – писал Э. Бенвенист[232]232
  Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 252.


[Закрыть]. И в языке Средневековой Руси слова с корнем – прав- имели значение «прямой», «ровный»[233]233
  Степанов Ю.С. Слова правда и цивилизация в русском языке // Известия АН. Секция литературы и языка. 1972, № 2. С. 5.


[Закрыть]. По М.М. Маковскому, слова, имеющие значение верха, высоты включены в концепты веры, истины: «понятие “стоять, вздыматься вверх” нередко приобретало значение “настоящий, истинный”», что сохранилось в русском на – стоящий [234]234
  Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках.… С. 270, также см. с. 102, 185.


[Закрыть].

Слова, означающие украшение (узоры), сияние, блеск связаны в пространственном отношении с проведением черт и границ, со значениями «верха», «высоты», в этическом отношении с понятиями добра и блага, в основе этого значения «жертва», «жрец», «приношение дара»[235]235
  Гринькова Н.П. Термины вышивания в русских диалектах // Уч. зап. Ленинградского пед. ин-та им. А.И. Герцена. Кафедра русского языка. т. XX.Л., 1939. С. 173–194; Ригведа. Мандалы IX–X/ Пер. и комм. Т.Я. Елизаренковой. М., 1999. С. 462


[Закрыть]. Подобные семасиологические связи обнаруживаются во многих языках и.е. семьи.

В этимологии домов, храмов, дворцов лингвисты обнаруживают «следы» жертвоприношений[236]236
  Ригведа. Мандалы IX–X/ Пер. и комм. Т.Я. Елизаренковой… С. 447; Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики… С. 149, 205, 221.


[Закрыть]. Известные историкам и этнографам обычаи жертвоприношения при строительстве (городов, храмов, дворцов)[237]237
  Байбурин А.К. К описанию структуры славянского строительного ритуала // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 206–227.; Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Опыт исследования. М., 1996. С. 359–361.


[Закрыть], в том числе и ритуалы закладки здания или заложения первого камня, можно считать рудиментами сакрального статуса строения, свойственного глубокой древности. Отношение к строительству, как к таинству, к магическому акту лежит в основе представлений о сверхъестественной силе и особой миссии строителей от архитекторов-жрецов – египетского Имхотепа, шумерских энси[238]238
  Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумеры. М., 1959. С. 121.


[Закрыть] до членов ордена вольных каменщиков.

Название царского жилища содержит в себе характеристику размеров и высоты строения. У шумеров LUGAL, «царь» – буквально «большой человек», а «дворец» EGAL буквально «большой дом»[239]239
  Ардзинба В.Г. К вопросу о титулах и ритуальных функциях DUMU É.GAL и lú ME.SE.DI // Древний Восток. Сборник в честь 70-летия М.А. Коростовцева. Вып. 1. М., 1971.


[Закрыть]. В Древнем Египте титул фараона произошел от названия особого типа дома, который был одновременно и молельней, и жилищем предводителя племени, а назывался «пер-ун» – «дом великий» или «пер-ну» «дом огня»[240]240
  Матье М.Э. Искусство Древнего Египта. М.-Л., 1961. С. 506.


[Закрыть]. Тох. В. kerciyi- «дворец» означает буквально «высокий дом», от и.е. *ker-/kel, – «высокий», «голова», «небо»[241]241
  Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики… С. 122.


[Закрыть]. Если дворец это «дом», то это «большой дом», «высокий дом», «украшенный дом», «сверкающий дом».

Значения высоты или верха имеют в своей основе др. – русские чертоги, терема, полаты. Как указывалось выше, исторически двуосновное слово чертог включает перс. tâk «высокая, выступающая часть дома, портик, балкон». В антропоморфной картине мира чертог соотносится с головой, и этимологически, и семантически. Череп и терем, череп и чертог связаны этимологически через лит. kerpù, kiřpti[242]242
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 341.


[Закрыть]. Это родство сохранено в русском языке: «Череп – терем» – вариант сказки «Теремок»[243]243
  Кривополенова М. Былины, скоморошины, сказки. Архангельск, 1950. С. 9.


[Закрыть] или череповой венец – верхний венец сруба. Древнерусское теремъ имело значение не просто постройки, но «высокой постройки», «купола»[244]244
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 47.


[Закрыть]. Значение высоты терема схвачено народными пословицами: «Из высоких дворян, чьи терема под небеса ушли», «В терем высоко, а до Москвы далеко»[245]245
  Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Репринтное воспроизведение издания 1903–1909 гг./ Под редакцией профессора И.А. Бодуэна де Куртене. Т. 4. М., 1994. Стлб. 752.


[Закрыть]. Старославянское полаты означало «дощатый настил» и верхний ярус внутри помещения, откуда полати в избе и в церкви[246]246
  Соболевский А.И. [о книге проф. Л. Нидерле] // Журнал министерства народного просвещения. Новая серия. Ч. 52. 1914, август. С. 365; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 4. М., 1987. С. 307.


[Закрыть]. Если в глубокой древности жилище правителя обозначалось сгущением «положительных» признаков, то в дальнейшем эти признаки, в особенности высота и обширность, стали едва ли не основными в семантике слов, обозначающих царское жилище[247]247
  Мораховская О.Н. К формированию группы названий жилых построек в русском языке // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1978. М., 1980. С. 3 – 96.


[Закрыть].

В глубинах языка заключена память об особом, сакральном, статусе строения. Язык свидетельствует о том, что возведение постройки начинается с установления границы, язык «помнит» магическую силу этого акта. За пределами границ оказываются чужие, внутри – свои, за пределами – хаос, не-пространство, внутри – космос, порядок. Строительный материал (балки, брусья, столбы) выступают материализацией священной границы, наиболее значимые в семантическом отношении элементы конструкции (ворота, двери, порог) выступают медиаторами между мирами – чужим и своим, оформленным и бесформенным, враждебным и дружелюбным. Устроитель границ (господин, хозяин) обладает магической силой и магическим правом на это занятие. Он приглашает внутрь границ и щадит, изгоняет за пределы и карает.

Дом, храм и дворец в сакральном отношении синонимичны, трудно говорить о степени или мере сакральности каждого из них. Идея сакрального статуса постройки, производная от концептуального понимания качественного своеобразия пространства мифопоэтической эпохи, продуцирует выводы о том, что строительная деятельность человека начинается с храма – «первоначально дом представлял собой храм»[248]248
  Маковский М.М. Историко-этимологический словарь современного английского языка: Слово в зеркале человеческой культуры. М., 2000. С. 177. См. также: Шукуров Ш.М. Образ храма. М., 2002.


[Закрыть]. Если архитектурная типология XX века разделяет жилые и общественные постройки, храмы и дворцы, то в языке четких демаркаций нет: Дом и Dom, дом царев и дом церковный; кром, храм, храмина, хоромина, хоромы, и harmyám (др.-инд. «крепость»).

Слова дом, двор, терем, чертог, палата принадлежат к различным историческим пластам русского языка: первые два восходят к индоевропейской языковой общности, терем — к праславянской культуре, чертог к контактам с древнебулгарским. Между тем, в глубине значений, в своей «внутренней форме» они типологически близки – «помнят» древнее ритуальное очерчивание границ.

Именования царей и жрецов производны от двора и дома, во многих случаях представляют собой сложение двух корней: власть (господство, могущество) и дом: санскр. pátir dán или dám patih, лат. dominus. Более высокого ранга власть над группой домов – над родом: скр. viς, ав. vîs, др. сл. вьсь «весь», гот. weihs. «Владыка деревни», так следует понимать скр. viς – patih, ав. vîs-paitiđ «господин», др. – прус. waispattin «госпожа», греч. *demspot-â и δεσπότης «деспот» [249]249
  Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М., 2002. С. 392–393; Мейе А. Сравнительный метод в историческом языкознании. М., 2004. С. 104.


[Закрыть].

Как считают многие исследователи, лингвисты и историки, первоначально «большой дом» означал родовое жилище и указывал на «большую семью» как основной элемент социальной структуры традиционного общества. Если первые цари – это главы рода, то первые «дворцы», вернее то, что назвали «дворцами» ученые XIX–XX веков, – это большие родовые жилища, объединявшие под одним кровом, в одних границах, весь род. К такому типу «дворцов» относятся Критские «дворцы», дворцы Приама и Одиссея, родовые жилища Триполья[250]250
  Гиро П. Частная и общественная жизнь греков. СПб., 1995. С. 28, 80–81; Колесов С.Г. История Греции. М., 1936.


[Закрыть].

Титулатура царей этимологически связана с ритуальными действиями по очерчиванию границ. В первую очередь, это относится к титулу rex. «”Rex” скорее жрец, чем царь в современном понимании, то есть лицо, облеченное властью очертить расположение будущего города или определенные черты правопорядка», – считает Э. Бенвенист, аргументируя это положение сравнительно-языковым материалом, выстраивая в один ряд лат. rex, кельт-ирл. ri, галльск. ríx. Подвластная территория (санскр. rгj-(an), лат. regio), соотносится с «шириной размаха рук», с «мерой длины» и инструментом для проведения границы (лат. regula) и буквально означает «пространство между двумя прямыми линиями» [251]251
  Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 249.


[Закрыть] (ср. англ. ruller «правитель», ruller «линейка»). Подобного рода синтез отмечен И. Триром в связи со словами tempus «время» и templum «храм» (греч. τοπος «место»). «Слово tempus первоначально значило “основная горизонтальная балка в крыше дома”. Слово templum является производным от этого, образованным с помощью суффикса – e-. … Templum обозначает также “квадратное пространство, очерченное авгуром на небе или на земле”, в пределах которого он собирает и истолковывает знаки – предсказания»[252]252
  Степанов Ю.С. Проскурин С.Г. Константы мировой культуры: Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия… С. 88.


[Закрыть].

Строительная деятельность царей в хеттском государстве, в городах-государствах Шумера, в Вавилонском царстве, в государстве Миттани, в Ассирийской державе и Урарту известна историкам по многочисленным упоминаниям в древневосточных текстах – в царских «анналах», в текстах строительных ритуалов, в посвятительных надписях. Строительная деятельность царей была аналогом деятельности законодательной, способом мироустроения – основной функцией царской власти[253]253
  Подробнее: Довгяло Г.И. Становление идеологии раннеклассового общества (на материале хеттских клинописных текстов). Минск, 1980; Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб., 2001.


[Закрыть]. Как отмечал И.М. Дьяконов, «все древние подписи шумерских правителей были посвящены исключительно строительству, основанию или перестройке храмов и каналов, даже в тех случаях, когда можно с уверенностью сказать, что данный правитель был завоевателем»[254]254
  Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй Древнего Двуречья. Шумер. М., 1959. С. 121.


[Закрыть]. Царь древности выступает в роли культурного героя, ответственного за строительство, и одновременно в роли жреца.

В мифопоэтической концепции пространство дискретно, оно состоит из отдельных семантически наполненных фрагментов, к важнейшим элементам пространства относятся центр и периферия, границы и соединяющие их дороги. В строительных ритуальных текстах Древнего Востока, где сообщается о возведении дворцов или храмов, они представлены по схеме: стены и крыша, алтарь (трон), ворота, а сам процесс строительства выглядит как очерчивание границы, установление центра и запирание ворот. «Я проложил… высокие балки, […] створки из благородного дерева я обил скрепами из блестящей меди и навесил их в воротах. […] Я велел сделать шеду и ламассу и установить их слева и справа – защиту ворот… Дворец этот от фундамента до крыши я отстроил и завершил»[255]255
  Анналы Синаххериба // Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч.I. М., 1980. С. 218.


[Закрыть]. В ритуальных текстах возведение стен и крыши является актом привлечения блага и отведения зла: «Да уйдет отсюда дерево плохое, балка плохая, потолок плохой, крыша плохая… Хорошее же дерево, хорошее бревно, хорошую крышу, хороший потолок повелителю-царю пусть дадут…[…] Благое пусть всегда войдет. Плохое же не будет допущено». Залогом изобилия в царских владениях становились обряды возложения на трон одежды и пищи – сыра и творога, воспроизводившие ритуалы кормления богов в храмах Древнего Востока[256]256
  Иванов Вяч. Вс. Интерпретация текста хаттско-хеттского строительного ритуала (в свете данных внешнего сравнения) // Текст. Семантика и структура. М., 1983. С. 5 – 36.


[Закрыть].

Восседание на троне, составлявшее обязанность архаического царя, символизировало сакральную точку покоя в мире становления и изменения. Эта черта сохранилась в былинном образе русского князя Владимира Красно Солнышко, который не участвует в сражениях, не покидает Киева и, «по сути дела, является «сиднем» нашей народной поэзии»[257]257
  Чердынцев В.В. Где и когда возникла былина? М., 1998. С. 26.


[Закрыть]. И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин связывают эту особенность княжеского поведения с ритуальной неподвижностью священного царя, показанной Дж. Фрезером[258]258
  Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история. СПб., 1997. С. 165–172.


[Закрыть].

Мистическое отношение к воротам и дверям, способным защитить от враждебных сил или, напротив, впустить их, засвидетельствовано в текстах строительных ритуалов Древнего Востока, в древнейших гадательных обрядах[259]259
  Иванов Вяч. Вс. К семиотическому изучению культурной истории большого города // Семиотика пространства и пространство семиотики. Труды по знаковым системам. Вып. XIX. Тарту, 1986. С. 11–13.


[Закрыть], в фольклорной традиции[260]260
  Байбурин А.К. К описанию структуры славянского строительного ритуала // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 206–227; Никитина С.Е. Тезаурус языка фольклора в машинном ракурсе // Фольклор: Проблемы тезауруса. М., 1994. С. 42–46; Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990.


[Закрыть]. Подобным и не менее сильным семантическим ореолом окружено окно[261]261
  О семантике окна: Байбурин А.К. Окно в звуковом пространстве // Евразийское пространство: звук, слово, образ. М., 2003. С. 120–135; Топоров В.Н. К символике окна в мифопоэтической традиции // Балто-славянские исследования. 1983. М., 1984; Цивьян Т.В. К семантике дома в балканских загадках // Материалы Всесоюзного семинара по вторичным моделирующим системам. 1 (5). Тарту, 1974.


[Закрыть].

Обычаи нанесения царем границ будущего города или дворца носили магический характер. Хорошо известен древнеримский ритуал основания города – плугом бороздить черту, по которой должны пройти городские стены. Латинское слово, обозначающее город, особенно большой – urbs происходит от urbare – urvare — «очерчивать, опахивать»[262]262
  Блаватский В.Д. Античный город // Античный город. М., 1963. С. 7.


[Закрыть]. Как известно, мифологическим прецедентом римского обряда основания города явилось гадание Ромула и Рема, с чем связывалось установление авгурий – толкований воли богов по полету и поведению птиц[263]263
  Тацит К. Сочинения в 2-х т. Т. II. Л., 1969. С. 205 (Анналы, XII, 24). См. также: Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 253–254.


[Закрыть]. Авгурии Ромула происходили на Палатинском холме, сыгравшем весьма важную роль в именовании дворцов.

Собственноручное участие царя в строительстве, является фактом не только древней истории, но и Нового и Новейшего времени, вспомним хотя бы Петра I. Другое дело, что на каждом историческом этапе находятся разные причины и даются разные объяснения строительной деятельности монархов и глав государств, но сама традиция укоренена в глубочайшей древности.

Вплоть до того, что до изобретения единой метрической системы (конец XVIII века) монархи исполняли метрологическую миссию. Глубокую традицию обнаруживает обычай, согласно которому эталоном единиц измерения служили царственные особы – в основе английского ярда длина руки Генриха I[264]264
  Виппер Ю.Ф. Метрическая система. М., 1873. С. 12.


[Закрыть]. В землемерной практике средневековых государств «царскими» или «королевскими» мерами государь мог облагодетельствовать подданных: в Византии крестьяне наделялись землей при помощи «царской» (большой) оргии, земля на продажу мерялась меньшей оргией «в виду внимания к нуждам бедных»[265]265
  Зубов В.П. Труды по истории и теории архитектуры. М., 2000. С. 50–51.


[Закрыть]. Правитель мог своей волей изменить единицу измерения. Так, русская сажень XVI–XVII веков была укорочена Петром I для соответствия семи английским футам, распространенным на международном рынке[266]266
  Рыбаков Б.А. Русская система мер длины XI–XV веков. (Из истории народных знаний) // Советская этнография. 1949, № 1. С. 73.


[Закрыть]. «Вмешательство» монарха в порядок мер было обычным делом.

Ответственность царя, правителя за меру и правило, за закон и право преемственны по отношению к «первоначальной» древнейшей жреческой функции – установления границ. Царь ответственен за порядок мер, а царское жилище (дворец) является эталоном устроенного пространства.

Древнейшие пласты значений слов, связанных с названиями дворцов, хранят представления о сакральном пространстве, генезис которого связан с символизацией строительства как важнейшего вида трудовой, производительной деятельности человека. В строительной деятельности сфокусированы представления о власти как о власти над пространством, как о праве разметить и ограничить его.

Именования дворца производны от дома и предполагают выделение и усиление признаков пространственных (дом высокий, обширный) и декоративных (дом украшеный, сверкающий). В их основе синкретизм этических и эстетических ценностей (дом высокий и украшенный есть место доброе, правильное, красивое). В древнейших пластах значений сакральные статусы дома, храма и дворца аналогичны, поскольку аналогичны их мироустроительные возможности.