Текст книги "Тайны воплощения души"

Пятого марта пятьдесят пятого года новой эры я родилась в семье зажиточного горожанина, у которого, кроме римских, были еще и греческие корни. Он торговал оливковым маслом и вином. В семье я была единственной девочкой среди пятерых братьев. Несмотря на то, что была в семье самой младшей, когда я подросла, между мною и ими начались проблемы, которые можно было объяснить только личной неприязнью.

Братья очень дружили между собой, а вот ко мне были настроены агрессивно. Агрессивность их отношения ко мне была вызвана элементарной ревностью, переходящей в зависть. Однако тогда я этого не понимала и как должное воспринимала то, что отец, возвращаясь из поездок за товаром, осыпал меня подарками, а мама наряжала свою девочку, как куклу, что во время трапез мне доставалось самое вкусное, а за различные проделки, в отличие от братьев, меня никогда не наказывали.

Они, будто сговорившись, проявляли враждебность ко мне. Когда родителей не было рядом, часто унижали: дразнили, бросались грязью, устраивали мне всякого рода ловушки, подбрасывали в постель пауков, которых я очень боялась, отбирали сладости, ломали мои игрушки…

Поначалу я пыталась жаловаться родителям, но после этого становилось только хуже. Когда я немного подросла, решила сама бороться с их грубыми выходками и отвечать ударом на удар. По-видимому, агрессивность оказалась заразительной: на их хамство отвечала хамством, придумывала каждому унизительные клички, измазывала в грязи их одежду, подсыпала пепел им в еду, неожиданно набрасывалась и била палкой по ногам. Словом, изощрялась, как могла и, о, чудо, к четырнадцати годам они не только стали уважать, но и охранять меня, поскольку из длинного и худосочного ребенка я превратилась в хорошенькую девушку, на которую оглядывались более старшие парни.

В семнадцать лет я уже созрела для семейной жизни, и отец нашел мне мужа – сына одного патриция, принадлежавшего к исконному римскому роду. Семья его обеднела и нуждалась в деньгах, которых было много у моего отца.

Наши отцы сговорились, и я вышла замуж за Квинтилиана, принеся ему большое приданое. Он был старше меня на восемь лет и обладал поистине внешностью римского патриция, небывалым шармом и умением расположить к себе, несмотря на не очень высокий рост.

Мы начали совместную семейную жизнь без учета наших чувств, но со временем между нами возникло уважение, доверие и бережное отношение друг другу.

Квинтилиан во всем баловал меня. На деньги моего отца он построил нам дом с прихожей, спальнями и внутренним двориком с садом для отдыха, в котором были бассейны с теплой и прохладной водой. Полы в комнатах были выложены мелкой мозаикой, а стены раскрашены различными фресками. Поскольку мой муж любил сексуальные развлечения, на стенах нашей спальни красовались фрески эротического содержания.

В дом был проведен водопровод из свинцовых труб и канализация, а рядом находилась термо-баня, которую снабжал горячей водой Везувий. Мой муж не хотел, чтобы я посещала городские термы, куда ходили париться не только жители города, но и рабы.

Всё в нашей семье было прекрасно, кроме одного: шесть лет нашего брака не подарили нам ни одного ребенка. Я очень переживала, но Боги не спешили откликнуться на мои горячие просьбы.

И вдруг случилось чудо. Сразу же после того, как мне исполнилось двадцать три года, я забеременела, и ведунья сказала мне, что у нас с Квинтилианом будет сын. Нашей радости не было предела. Муж еще бережнее стал обращаться со мной, и я его по-своему полюбила. Это было счастливое время, но длилось оно не долго.

У меня было семь недель беременности, когда началось извержение Везувия. Люди не сгорали заживо в потоках раскаленной лавы и пламени, охватившем город, как описывают эти события земные историки.

На самом деле все было не так. Везувий тогда практически не извергал лаву. А если где и возникали пожары, то только случайно. Этому я была сама свидетельницей.

Сначала из кратера поднялся серо-черный столб дыма и пепла. Потом вулкан начал выбрасывать более крупные обломки. Раскаленное облако достигало несколько десятков километров в высоту. Энергия Везувия была предельно мощной.

Люди в панике метались по улицам, но быстро выбивались из сил, падали и в отчаянии закрывали головы руками.

Из вулкана, как из жерла ада, постоянно выбрасывалась смесь высокотемпературных вулканических газов, пепла и обломков пород. Скорость этого потока была необычайно высокой, как и температура газа.

Кипящая вода смешивалась с пеплом, и образовавшаяся масса облепляла все, что оказывалось у нее на пути. Затем начался камнепад. Все это продолжалось около двадцати часов. Вулкан, словно дикий зверь, извергал огромное количество раскаленных камней и шлаков.

Дышать было трудно, тяжелая черная пелена висела в воздухе. Люди боролись за свои жизни, пытались спастись от неминуемой гибели, найти безопасные участки. Потом падали без сил, и их быстро засыпало пеплом. Они задыхались и умирали в жестокой агонии. Искаженные лица, открытые в безмолвном крике рты, конвульсивно сжатые руки, сведенные пальцы… Именно так погибло большинство горожан.

Мы с Квинтилианом, хотя и знали о предполагаемом пробуждении Везувия, не успели покинуть Помпеи и уехать в более безопасное место. Наш дом находился как раз на пути вулканического потока, поэтому исчез в нем в числе первых.

В это время мы уже находились в пути, спасаясь от смерти, но она догнала нас, заключив в свои объятия. Из кратера Везувия газы подняли высоко в воздух множество камней и расшвыряли их по сторонам на большие расстояния.

Один из таких камней угодил в спину моего мужа – и он рухнул на землю, как подкошенный. Несмотря на сильное повреждение позвоночника, он был еще жив, и я не могла бросить его одного умирать в муках на дороге.

Квинтилиан умолял меня оставить его и спасти жизнь себе и ребенку, но я, оглянувшись вокруг, струсила идти по дороге одна. Несмотря на то, что много людей всё еще пыталось выбраться из смертоносного города и я могла пойти с ними во имя будущего ребенка, я не нашла в себе силы воли принять подобное решение. Я испугалась неизвестности и того, что меня ждет в будущем без мужа и родителей.

За годы жизни с Квинтилианом я привыкла жить в окружении его заботы и не стремилась к тому, чтобы принимать самостоятельные решения. Благополучная и спокойная семейная жизнь усмирила мой бойцовский характер, который я проявляла в отчем доме в отношении братьев. И сейчас я оказалась беспомощной перед обстоятельствами, требующими принять единственно верное решение. Я не стала над этим думать, а просто ухватилась за мысль, что мне уже не спастись.

Поэтому легла рядом с мужем, обняла его и слушала, как жизненная энергия постепенно покидает его тело, испытывая при этом неприятные всплески трусости и замирая от страха, что останусь в этом аде одна. В таком состоянии, похожем на панику, я встретила свою смерть под вулканическими породами, до последней минуты прося прощение у сына за принятое решение умереть возле его отца, но не за проявленное малодушие, которое не позволило мне до конца бороться за его жизнь и будущее. Мне не хватило решительности и храбрости бросить вызов обстоятельствам вопреки тому, что творилось вокруг нас.

С наступлением ночи со стороны Везувия потекла лава, повсюду начались пожары. Вокруг лежали трупы, но их оказалось не так много: всего лишь более двух тысяч человек, которые навсегда остались на родной земле, а около восемнадцати тысяч горожанам все же удалось спастись до начала этой природной катастрофы и во время её, но среди них не было ни меня, ни моего мальчика.

Моя душа, паря над тем, что осталось от некогда процветающего города, видела, во что превратились Помпеи… и свое мертвое тело с нерожденным сыном, которого я даже не попыталась защитить и спасти. Я не оправдала наши с Квинтилианом надежды на продолжение нашего рода – и мне было горько осознавать это.

В итоге, весь город был погребен под вулканическими извержениями. Нашей семейной могилой стал нижний семиметровый слой из камней и небольших кусочков плазмы. Потом его покрыл двухметровый слой пепла. Древний город, имевший свою историю с VI века до н. э., был похоронен для мира. Помпеи нашли свое успокоение под девятиметровыми завалами, толщина которых в некоторых местах была значительно больше.

К сожалению, выбирая тело Амэлтеи, мне было дозволено увидеть только небольшую часть моего предполагаемого воплощения. Книга жизни мне в этом тоже не могла помочь, поскольку она, в основном, акцентирует внимание души на её прошлых ошибках и позволяет увидеть, как она уже прошла свои уроки и какие уроки ей предстоит пройти в будущем.

Машинально я перевернула страницу своего четвертого земного воплощения – и перед моим взглядом замелькали картинки моей пятой инкарнации.

В четвертом земном воплощении я смогла пройти только часть уроков, связанных с избавлением души от качеств жертвы, а вот наработанный нравственный негатив на ней остался.

К сожалению, он прибавился к оставшимся не пройденным урокам третьей земной жизни.

Их теперь так много, что вряд ли я смогу добиться положительных результатов за одну жизнь. Впрочем, такую задачу передо мной никто из Учителей и не ставил. Главное, из жизни в жизнь с пониманием заниматься нравственным совершенствованием и духовностью души.

Очистка и трансформация давались мне с большим трудом, и я опять предпочла, как можно дольше оставаться в духовном мире, где царили любовь, доброжелательность и взаимопомощь. Здесь я была пронизана безусловным счастьем.

Я вновь не спешила вселяться в человеческое тело, тщательно анализируя допущенные ошибки в предыдущих воплощениях.

На Земле одно столетие сменялось другим, а в духовном пространстве я жила вне времени. Мой Гид-наставник начал готовить меня к пятому воплощению, учитывая мое желание отрабатывать уроки частями.

Несмотря на то, что у меня еще остался кармический долг с третьего воплощения, я решила в очередной жизни все же сосредоточиться на прохождении уроков четвертого воплощения, а наработанное в третьей инкарнации перенести на одну из следующих жизней, при этом прожив ее как можно правильнее, чтобы избежать других дополнительных поступков и их последствий, которые в совокупности могут заложить основу для проработки новой кармы.

Подошла очередь пятой инкарнации, в которой мне необходимо было отработать кармический долг из четвертого воплощения, который заключался в том, чтобы победить внутренний страх, обыкновенную человеческую трусость, нерешительность, боязнь страданий и неспособность взять на себя ответственность, свойственные душе в теле Амэлтеи. Поэтому в очередной жизни я должна была научиться быть решительной, храброй и мужественной, приобретя способности отражать нравственную силу при преодолении страха, а также стойко переносить страдания, включая физическую боль.

Мне, как и раньше, был предоставлен альтернативный выбор и обозначены места, где я могла инкарнировать.

Первое из них – Китай в эпоху династии Тан. Несмотря на то, что это был период наивысшей мощи страны, которая сильно опережала современные ему государства мира, в ней разразилось грандиозное гражданское восстание под предводительством Ай Лушаня, переросшее в гражданскую войну. Благодаря расположению императора и его любимой наложницы, а также тому, что он находился на китайской службе, Ай Лушань сосредоточил в своих руках огромную власть в армии, с помощью которой в 755 году поднял мятеж, и через год провозгласил себя императором новой династии Янь.

И хотя уже в 757 году спящего вождя восстания заколол его доверенный евнух, усмирить мятеж удалось только к февралю 763 года.

Количество жертв в этот период в тридцать шесть миллионов человек просто потрясло меня.

Мне было предложено вселиться в человеческое мужское тело за двадцать пять лет до начала этого крупнейшего вооруженного конфликта, чтобы я могла уже в зрелом возрасте принять участие в нём, пройдя предписанные моей душе уроки. Однако я не стала спешить с выбором.

Еще одним вариантом для моего земного воплощения была эпоха викингов на Скандинавском полуострове в северной части Европы. Здесь жил суровый народ.

Войны и пиры – вот два любимых занятия викингов. Стремительные морские разбойники на кораблях, носивших звучные названия, совершали набеги на побережье Англии, Германии, Северной Франции, Бельгии и брали с покоренных земель дань. Их отчаянные воины-берсерки перед битвой скрежетали зубами и кусали края щитов, а потом дрались, как бешеные, даже без доспехов.

Ближе к концу VIII века Англия, а вскоре и вся Европа узнали о страшных «северных людях» и их драконоголовых кораблях.

Обычно викингов земляне представляют жестокими людьми, одержимыми страстью наживы. И мало кто знает, что среди предводителей воинственного народа встречались и женщины.

Средневековый воин-викинг обладал мужеством, смелостью, отвагой, выносливостью, силой, уверенностью в себе и независимостью. Он был не только образчиком мужественности, но и представителем всех добродетелей – отваги, верности, любви к свободе и чувства чести.

Именно эти их личностные качества способствовали тому, что я остановила свой выбор на теле женщины-воительницы, одной из викингов, чтобы воплотиться в нём на острове Фальстер, где жили мои будущие родители – даны, и пройти уроки, которые определил мне Наставник.

Конечно, я могла бы выбрать тело китайского мужчины-воина, но я рассудила иначе. Поскольку в предыдущей жизни я проявила негативные качества в образе женщины, значит, в следующей должна пройти уроки по избавлению от них не в мужском, а тоже в женском теле. Мой выбор был утвержден.

Поэтому, выбрав эпоху викингов, я пришла в земной мир единственной дочерью Ивера Ольсена. Роды были тяжелыми – и моя мать умерла, оставив меня отцу. Он долгое время горевал вдвойне: из-за смерти любимой жены и из-за того, что она вместо сына родила ему девчонку, которую он назвал Эрна, что в переводе означает «умелая». Наверное, выбрав такое имя, он, даже не думая об этом, определил мое будущее.

Но спустя несколько лет он заметил, что я интересуюсь оружием, увлеченно слушаю рассказы о вооруженных набегах викингов на прибрежные земли Каролингской империи, в которых отец также принимал участие.

После долгих раздумий он стал учить меня первичным навыкам владения однолезвийным мечом и ведения боя на суше в составе других викингов – его друзей и наших родственников. Я оказалась способной ученицей – и к девятнадцати годам постигла искусство владения разными видами оружия.

Через год из набега не вернулся отец, погребенный в земле Франции, и я осталась одна. Женские дела меня не привлекали, запасы продуктов таяли со скоростью снега под лучами солнца, и, отчаявшись повлиять на ситуацию, задала самой себе вопрос: «Как жить дальше?»

Ответ пришел быстро: заменить собой отца и стать женщиной – викингом. Конунг Асджер, под предводительством которого отец совершал набеги на чужие территории и принимал участие в морских боях, проверив мое умение управляться с оружием в открытом бою, взял меня в свою дружину как дань уважения памяти отца.

Несмотря на то, что мужчины пытались опротестовать это решение, конунг не отказался от него, предоставив мне возможность в турнирных боях доказать, что я достойна его доверия и славы викингов. В большей части поединков я одержала победу над закаленными в походах воинами, чем заслужила их уважение и заставила воспринимать себя серьезно, забыв о том, что я женщина. Так, в возрасте двадцати одного года я стала членом команды «морских разбойников» и была определена на корабль «Дракон океана».

Мне пришлось надеть тканую рубашку, кожаные штаны, ботинки из бычьей кожи, кожаный ремень с пряжкой и наконечником из металла и закрепить фабулой на правом плече плащ, чтобы в случае необходимости укрываться им от дождя и снега. Конунг распорядился обрезать волосы, и я не осмелилась отказаться. Со стороны внешне я ничем не отличалась от мужчин-викингов.

С собой я взяла меч и топор, которые подарил мне отец, и его круглый щит из оббитого кожей дерева с коническим умбоном из металла посередине и по краям отороченный бронзовыми пластинами. Клинки моего боевого оружия были украшены тончайшими узорами, а серебряная рукоять меча – небольшими круглыми рубинами.

Несмотря на то, что длина нашего драккара составляла 30 банок и на нем помещалось около двухсот пятидесяти человек из разных племен Скандинавского полуострова, мы понимали друг друга, так как разговаривали не на своих местных языках, а на общем древнесеверном.

Рослые и мускулистые викинги с детства воспитывались как воины. Вся их жизнь, одежда и вооружение служили только одной цели – достижению победы. И я была счастлива, что стала одной из них.

Глава 16

Моя жизнь теперь проходила в набегах, которые сменяли не только друг друга, но и земли чужестранцев. В морском бою мы участвовали целыми флотилиями до пятидесяти судов, а иногда и до трёхсот. Поскольку доспехи мешали драться, часто мы сбрасывали с себя кольчуги, панцири и бросались в гущу боя с одними мечами без щитов. Так отчаянно драться нам приходилось тогда, когда грозила явная гибель. В пылу боя мы превращались в неутомимых бесстрашных берсерков, не чувствующих усталости и боли, и часто погибали, забирая с собой на тот свет бессчётное количество врагов.

Со временем я приобрела опыт искусной воительницы в ратном деле и получила прозвище Вигдис – богиня войны. Обо мне были наслышаны даже наши враги. С той поры я забыла об имени, данном мне при рождении. Мои волосы вновь отросли и уже никто не заставлял меня их обрезать.

С распущенными по плечам волосами я сражалась в числе первых среди самых отважных воинов. Все восхищались моими непревзойдёнными подвигами: и свои, и чужие.

Однажды моя сила принесла победу сыну конунга и спасла его от смерти, после чего, также учитывая и мои прежние заслуги, его отец поставил меня во главе снеккара с командой в 58 человек. Я сразу же установила четкую командную структуру, которую викинги должны были безоговорочно соблюдать во время своих атак, что в дальнейшем помогало им побеждать.

В моем женском теле скрывался несравненно более суровый дух, а примерами своей выдающейся отваги я не раз уберегала своих уже было дрогнувших воинов от желания бежать.

Я любила совершать обходные манёвры, заходить в тыл ничего не подозревавшего врага и сеять в его лагере страх и смятение, при этом с равнодушием взирая на их гибель.

Слухи о мобильности и неожиданности моего судна и команды распространились по всему побережью Европы. И я удовольствием поддерживала их особой способностью появляться как гром среди ясного неба и наносить удар там, где его меньше всего ждали.

Так произошло и во время нашего нападения на остров Линдисфарн у берегов одного из английских графств, где находился монастырь святого Кутберта. Меня даже не оставило то,

Линдисфарн назывался «Святым островом».

Я и мои викинги появились просто из ниоткуда и напали абсолютно неожиданно. Никто даже предположить не мог, что за короткое время нападения монастырь будет разграблен, монахи перебиты, а я заберу себе переплет Евангелия, сделанный из драгоценных металлов.

Помимо мобильности, у меня была фантастически развита разведка, которая позволяла моему отряду «бесстрашных» совершать атаки именно тогда, когда шансы на победу были самыми высокими, а на поражение – минимальными. Я со своими воинами нападала и грабила большие рынки, использовала внутренние экономические неурядицы стран и политические беспокойства, в том числе и восстания из-за права на трон, чтобы подвергнуть их беспощадному разбою.

Золото, церковная утварь, еда, оружие, а главное, рабы – женщины, юноши и дети – вот что в первую очередь интересовало нас.

Со временем мои викинги были вооружены лучшими топорами, мечами, копьями, щитами, доспехами, луками и стрелами, которые изготавливались в Европе. Их оружие было наилучшего качества, какое только могли обеспечить кузнецы.

Викинги восхищались моими умениями владеть двухлезвийным мечом из тигельной стали с долом по центру и рукоятью под одну руку, которым я сменила однолезвийный, подаренный мне отцом, метать копья с обеих рук и прицельно пользоваться луком.

Моя команда имела девиз «Для викинга честь – жить недолго», который очень точно отражал менталитет северных воинов. Мы не боялись умирать, и погибнуть на поле сражения для каждого из нас считалось честью, поскольку хорошая слава ставилась превыше всего.

Я стала жестокой и безжалостной не только к врагам. Однажды, чтобы выйти из окружения, я приказала выложить гать в болоте телами как погибших врагов, так и своих бойцов.

В одном из боёв мне был нанесён смертельный удар мечом по лбу в день моего тридцатидвухлетия. Моя душа не сразу отправилась в Вальгаллу. Она наблюдала, как мою голову положили на отцовский щит, который не раз спасал мне жизнь, а тело обложили оружием: двумя мечами, копьем, топором и луком со стрелами… Словом, похоронили так, как подобает отважному и храброму воину.

В этой жизни я отработала предписанную мне карму, став уверенной в себе женщиной – воительницей без рамок и стеснений, страха и комплексов, которая не боится ни бога, ни чёрта.

Однако заработала и новые, нелестные для души качества: агрессивность, жестокость, безжалостность, амбициозность и властность. Это произошло потому, что моя душа, пройдя уроки из предыдущей жизни, не смогла отвергнуть человеческий импульс причинить вред другим.

В духовном мире, в котором оказалась моя душа после того, как она покинула израненное тело, ей пришлось оказаться в уединении и остаться там на некоторое время. Следующее перевоплощение стало для нее частью кармического круга правосудия.

Что ж, теперь для новой инкарнации мне надо было выбрать такое тело и такие условия жизни, чтобы моя душа с честью смогла пройти его. Без этого нравственное совершенствование души было невозможно и могло отрицательно сказаться на ее духовном опыте.

По большому счету даже в таком случае душа не обязана перевоплощаться, но духовный Гид оказывает на неё значительное давление, когда время считается подходящим для отработки кармических уроков, поскольку подобные усилия не только необходимы для преодоления физических и нравственных недостатков души, но и ускоряют её духовную эволюцию.

Моя душа в очередной раз воплотилась на Земле в тело мальчика в августе 839 года на южном берегу Варяжского моря в семье варинов, которые жили по законам англов. Поэтому и впредь свои рассказы о подобных воплощениях я буду вести от мужского имени, несмотря на то, что душа сама по себе пола не имеет.

В это время происходило активное расширение и распространение влияния франков на исконные земли моих предков, побудившее поморян искать новые места поселений. Основным направлением их переселений стало восточное побережье, где они начали постепенно ассимилироваться с пришедшими сюда славянами, но наша семья и несколько других отправилась в северо-западные земли к ильменским словенам. К тому моменту, как я заговорил, среди наших семей уже возобладал славянский язык.

На Руси все мужчины считались воинами. Были, конечно, и специально подготовленные витязи, которые посвящали всю свою жизнь войне, но военными навыками владели все юноши и взрослые мужчины, будь то горожане, землепашцы или охотники.

Все болезненные дети умирали в первые годы жизни или при рождении. Выживали только самые здоровые. Я и моих три старших брата выжили, а пятеро детей в нашей семье умерли еще в младенческом возрасте, а шестой ребенок так и не родился, забрав во время родов нашу мать с собой на небеса.

В три года я прошел посвящение и перешел из младенческого возраста в состояние отрока. Меня постригли и посадили на коня.

До десяти лет настраивали на то, что я защитник своей семьи, города и всей Руси, словом, не только воспитывали дух, но и закладывали стержень, который в дальнейшем определял бы мою судьбу. В это же время меня приучали к оружию.

Изначально я учился драться на мече, метать копьё, топорик и нож, которые были сделаны из дерева. Затем овладевал навыками стрельбы из лука со стрелами.

Ежедневно с другими детьми принимал участие в играх, развивающих координацию движений, ловкость и быстроту. Занимался славянской борьбой, которая являлась частью боевой подготовки. Затем участвовал в регулярных состязаниях, которые проходили по праздникам, а также в одиночных кулачных боях и в боях «стенка на стенку». Эту культуру боя я впитал чуть ли не с младенческого возраста.

К четырнадцати годам я уже закреплял полученные навыки на практике, поскольку Русь вела постоянные войны с соседними племенами и часто шли междоусобные войны. Поэтому реальных боевых условий было много, и молодые воины могли в настоящем бою проверить себя. Естественно, война брала свою «дань», но я выжил и получил уникальные уроки.

Так что мое взросление происходило быстро. В пятнадцать лет я уже считался вполне взрослым и мог начать самостоятельную жизнь.

К этому времени отец на службе у Рюрика уже дослужился до воеводы. Он сопровождал князя в поездках, сражался за него в бою, давал ему советы, готов был идти за ним в огонь и воду и очень уважал Рюрика за то, что он лично командовал в бою и принимал непосредственное участие в сражениях.

Мои братья тоже стали уважаемыми дружинниками, служа князю Рюрику. Два из них стали старшими дружинниками. И жили мы тогда в первой столице Руси – Ладоге.

Я же пошел служить Аскольду, причем, не плата стала решающим фактором. Меня привлекла в нем удачливость, одаренность воина, военные заслуги и щедрость.

Как его дружинник-рус я был облачен в кафтан из валиков шелка с верхом из шерсти и кожаной подкладкой. Подпоясывался сразу двумя наборными поясами, к которым прикреплял саблю со слабым изгибом клинка, зачехленный нож, костяной остроконечник с миниатюрной головой дракона. На шее у меня всегда была массивная плетеная цепь из серебряной проволоки, а на ногах – невысокие кожаные башмаки с обмотками.

Когда шли дождь или снег, я, как и другие дружинники Аскольда, надевал добротный плащ и прикреплял его к правому плечу золотой фабулой в виде подковы. На удачу.

В холода мы носили меховые шапки, а для боя облачались в заостренные шлемы с кольчугой для плеч и рубашки из металлических колец.

Когда не надо было воевать, я ходил в набеги, собирал дань, осуществлял выгодные торговые походы.

Однако служба у князя Рюрика не помогла Аскольду и Диру, его лучшему другу, получить в управление города. Так как они привыкли к боевым тревогам, мирная жизнь для них была скучна. Вот и отпросились они у князя идти со своими родичами в Константинополь искать счастья.

К тому же, им часто приходилось слышать от бывалых людей баснословные рассказы о дивных богатствах столицы Византии, о необычайной её роскоши. Слышали они и о том, что греки – народ слабый, изнеженный, что очень боится войны и готов скорее золотом откупиться от врагов, чем

встречаться с ними в поле или море с оружием в руках.

Соблазн был очень велик. Добраться до Константинополя было не особенно трудно – и бояре решились захватить его.

Начались приготовления к походу. К их дружинам присоединились предприимчивые удальцы, охотники до воинских утех и богатой добычи. После окончания сборов Аскольд и Дир отправились в Византию обычным путем варягов – поплыли вместе со своими воинами по течению Днепра на двухстах пятидесяти ладьях.

Однако вскоре на пути возникли трудности, когда дошли до порогов этой могучей реки. Здесь нам приходилось с немалым трудом проводить лодки между камнями, а в иных местах – волочить их по земле, а кое-где нести и на плечах.

Затем опять течение широкого Днепра понесло наши лодки в Черное море. В затишье приходилось плыть по морю на веслах, стирая ладони в кровь, а при попутном ветре поднимали паруса, и наши легкие ладьи быстро скользили по поверхности моря – неслись, словно чайки морские, по широкому его простору.

Константинопольцы были уверены в своей неприступности, поскольку столица Византии ограждалась двойной высокой стеной со стороны суши. Однако со стороны пролива Босфор и бухты Золотой рог стена была невысокая. Этим мы и воспользовались, застав Константинополь врасплох: ведь нападение оказалось полной неожиданностью для его жителей, не ждавших врагов с Чёрного моря.

К тому же, за пределами крепостных стен и на берегах Босфора проживало немало людей, не успевших бежать. Император Михаил III был в это время с войском у восточных пределов империи.

Ужас и паника охватили все население роскошной столицы, когда из соседних прибрежных селений беглецы принесли страшную весть, что множество лодок с русами плывет к столице.

Заперли они городские ворота, расставили по башням стены городской стражу и послали к императору весть о беде.

Мы, суровые северные воины Аскольда и Дира, были страшны для изнеженных византийцев. Один наш рослый, рьяный и крепкий вид вызывал у них ужас. Все как на подбор со светло-русыми волосами, бритыми подбородками, тяжелыми шлемами на головах и мощной грудью, защищенной кольчугой, мы держали в руках тугие луки с острыми оперенными стрелами, копья, тяжелые секиры, обоюдоострые мечи, дротики и большие полукруглые сверху и заостренные снизу щиты, хорошо охранявшие нас от вражьих ударов.

Подошло наше войско к Константинополю с моря, высадилось на берег, отрядами рассеялось по окрестным селам и беззащитным предместьям столицы и принялось страшно свирепствовать, разоряя их и истребляя все мечом и огнем. Ни вопли детей, ни мольбы матерей – ничто не трогало нас, безжалостных воителей.

Мы врывались и в патриаршьи монастыри с варварской пылкостью и страстью, забирали себе все найденное в них имущество и уводили с собой монахов, а потом на корме одного корабля всех их изрубили топорами на куски.

Отчаяние овладело жителями столицы. Духовенство беспрерывно совершало молебствия в церквах, которые были полны молящихся. Патриарх Фотий говорил проповеди. Он называл нашествие дружины Аскольда и Дира карою, посланной Богом за пороки и тяжкие грехи, в которых погрязло население столицы.

– Народ жестокий и дерзкий, – говорил он, – разоряет и губит все: нивы, жилища, стада, женщин, детей, старцев, всех сражает мечом, никого не милуя, никого не щадя. Он, как саранча на ниве, как жгучий зной, как наводнение, явился в стране нашей и сгубил жителей ее…

Патриарх призывал обезумевших от страха людей спокойно молиться, быть мужественными в этот час жестоких испытаний. Но все было напрасно. Жуткий страх, охвативший каждого византийца, был сильнее его красноречия.