Текст книги "Тайны воплощения души"

Она знала, что ей нужно научиться справляться с такого рода телом, потому что раньше в нескольких воплощениях у неё были проблемы с неспособностью контролировать агрессивные эмоции.

После рождения перед Абиной встанет другая задача– не допустить того, чтобы девочка стала, мягко сказать, недружелюбной, а также заложницей отрицательных комплексов и эмоциональных срывов.

Для того, чтобы помочь ей справиться с поставленной задачей, вместе с ней воплотятся её друзья. Аоийл станет её мужем, Аимелт – братом, Авелса —сестрой, Айна – лучшей подругой, обеспечив ей таким образом хорошую группу поддержки.

Выбор Абиной такого тела для воплощения не случаен. Она как душа очень задумчива, много размышляет, не вовлекается прямо в ситуацию, предпочитая подождать и посмотреть, что из этого выйдет. Поэтому выбранное тело поможет расширить способности не только ей, но и ребенку.

Мы все серьезно изучали последнюю жизнь Абины, просматривали её снова и снова. У неё были подобные проблемы, такого же типа тело. Она попадала в зависимость от навязчивых желаний и дурных пристрастий, недостаточно контролировала себя. Она дурно обращалась с Аоийлом, а потому снова попросила его стать своим мужем, чтобы исправить допущенные ошибки, и он согласился.

Только на этот раз в качестве младшего брата её будет сопровождать Аимелт, а Авелса, будучи старшей, ранее воплощенной сестрой, будет ждать её рождения на Земле. Вдвоём они помогут ей справиться с очень сильным телом.

После практических занятий мы вновь заняли свои места в духовной Библиотеке. Я переворачиваю еще одну страницу и смотрю на ту, где моя младенческая душа, покинув далёкие миры, сосредоточилась на непосредственных потребностях выживания, но уже на Земле.

Впервые попав на нее, я жила в простой окружающей среде, близкой к природе и воплотилась в тело ребенка мужского пола, родители которого были членами дикого племени, живущего в очень в отдаленном месте.

У нас было общее жилище в большой пещере и коллективный труд. Так легче было выживать. К

тому же, живя общиной, старшие обучали младших изготавливать орудия труда из камня и дерева, охотиться. Так передавались детям знания и умения.

Лесные пожары, вулканические извержения познакомили нас с огнем. Люди нашего племени научились не только противостоять огню, но и использовать его для своей пользы, добывая его искусственным путем. Добывать огонь оказалось очень трудно, поэтому дети, и я в том числе, часто следили, чтобы он не погас.

Орудия труда, оружие и предметы домашнего обихода старшие нашего племени мастерили из камня, кости и дерева. А если точнее, то основные орудия труда делали из камня, а ими обрабатывали кость и дерево.

В нашем племени умело обращались с каменными лезвиями, изготавливали клейкую смолу, с помощью которой мужчины сооружали каменно-деревянные орудия труда. Для этого им приходилось проводить обжигание березовой коры без доступа кислорода, для чего она помещалась в ямку, поджигалась и герметично закрывалась сверху камнем.

Домашняя утварь, которой мы пользовались в быту, была сделана из веток деревьев и кустов, бересты, дерева и кожи, а продукты хранились в плетеных корзинах. Варили еду в деревянных долбленых корытах, бросая в них раскаленные камни.

Женщины и девочки занимались собирательством плодов, корней и клубней, улиток, личинок и птичьих яиц. Мужчины же охотились, а мальчики в основном ловили рыбу. Отец со временем тоже стал брать меня на охоту.

Я и другие дети приручали диких собак, чтобы они охраняли наше жилище. У меня был свой круг обязанностей: обрабатывать кору, шкуры и плести корзины, а выделкой кожи и шитьем одежды занималась мама вместе с моими старшими сестрами.

В нашей семье, как и в племени в целом, мы заботились друг о друге, особенно о тех, кто из-за ран или болезней не мог самостоятельно добывать пищу.

Моя младенческая душа в то время была наивна и импульсивна, поэтому, находясь в физическом теле, действовала по инстинкту, совсем не задумываясь о последствиях. Мне не хватало социального понимания и самоконтроля. Несмотря на это, я как душа того периода была в некотором смысле совершенно невинна, у меня не было притворства или тайных замыслов.

Со временем выбранное мною тело выросло в молодого мужчину небольшого роста с массивной головой на коротком туловище. На выдвинутом вперед лице с низким, покатым лбом и сильно выступающими надбровными дугами был широкий нос и крупная челюсть. Правда, руки у меня были сильные.

Моя первая человеческая жизнь была полна лишений и опасностей. Она закончилась, когда мне не было еще восемнадцати лет. Однажды на охоте меня задрала медведица, защищая своих детей.

Как младенческая душа, я была абсолютным новичком в физическом существовании. На этой первой стадии я, честно говоря, находилась в состоянии некомпетентности и ужаса, но несмотря на это, все же прошла адаптацию воплощения в человеческом теле на Земле через различные испытания и делая свои выборы. Я училась и росла, постепенно перейдя от Младенческой души к Детской.

Мое пребывание в теле неандертальца было коротким, но поучительным. Однако у меня больше не было желания повторять подобный опыт, поэтому для следующего воплощения я выбрала себе уже женское тело. Я хотела не только понять, но и почувствовать различия между ними.

Со своим Наставником я тщательно готовилась к инкарнации, выбирая для неё и время, и место, и тело, и род. На это ушло много времени по земным меркам. Я остановилась на сильном, тренированном теле женщины, умелой, ловкой и бесстрашной. Да и племя амазонок привлекло мое внимание и вызвало уважение тем, что в мире, где господствовали мужчины, оно не только выжило, но и заставило считаться с собой, проявляя образцы храбрости, стойкости и верности своим идеалам. Не последнее значение в моем выборе имели короткая тёплая зима и продолжительное солнечное лето, богатый растительный и животный мир Крыма. Здесь на протяжении многих веков жили, воевали, заключали мир и торговали разные народы, строились и разрушались города, возникали и исчезали цивилизации.

На земном календаре было первое тысячелетия до н. э. Это было сложное, но интересное время.

На склонах Крымских гор, между садов и виноградников, раскинувшихся по их берегам рек, несущих свои воды в Черное море, жили тавры – земледельцы и скотоводы. Они возделывали плодородные земли речных долин.

На равнинах полуострова, вытеснив киммерийцев, обосновались племена скифов, которые спасались от напора сарматов. Здесь они перешли к оседлости, вобрали в себя часть тавров, смешались с греками и установили власть кочевой орды над соседними земледельческими племенами. На западных, юго-западных и восточных крымских землях поселились колониями греки.

А на побережье Крыма властвовали амазонки. У одной из них я и родилась в 716 году до н.э., и назвали меня Анкиола. Моя душа выбрала тело, в котором текла кровь мужчины-скифа, поскольку для продолжения рода амазонки ежегодно в течение двух весенних месяцев встречались с юношами соседних скифских и других племён, отсылая им затем или убивая родившихся мальчиков. Девочек оставляли у себя, которым впоследствии выжигали одну грудь, мешавшую при натягивании тетевы боевого лука. Именно поэтому они и назвали себя амазонками, то есть безгрудыми.

На побережье, где жила я и мои соплеменницы, часто нападали вооруженные скифы и греки, пытаясь присоединить его к своим территориям. В итоге часть нашего племени гибла. Чтобы в любой момент мы могли дать достойный отпор врагам, была введена практика обязательной воинской подготовки.

Начиная с детских лет, меня воспитывали в духе героических сказок, легенд, заповедей и молитв нашим богиням. С этого же возраста я занималась физической подготовкой, что позволило мне сформировать характерные для воина мышцы.

С одиннадцати лет – военными упражнениями, которые выработали у меня рефлексы и инстинкты, позволявшие видеть и слышать невидимое и не слышимое для обычного человека.

К четырнадцати годам я уже знала все необходимые воинские приемы, безупречно владела оружием и конем, приобрела необходимые умения и навыки, чтобы собственноручно выделывать для себя как свои шлемы, так и скреплявшие их под подбородком ремни, панцири и пояса из шкур диких зверей.

С четырнадцати лет после полового созревания, будучи юной амазонкой, я уже участвовала в реальных боях, закаляя свой дух, но без права вступать в единоличные схватки.

К восемнадцати годам я стала совершенным воином и, одержав победу над тремя врагами, приобрела право выбирать себе мужчину. В отведенные для продолжения рода месяцы я могла уйти к нему и вернуться назад в семью только с дочерью.

Кальяс, которого я выбрала, был одним из греков —воинов. У него была матовая, шелковистая, с оливковым оттенком кожа, нос с горбинкой, большой рот с красивыми по форме губами, голубые глаза и волнистые темно-каштановые волосы. Он мне понравился с первого взгляда, и я даже представила, какой будет красавицей моя дочь от него.

Но для меня как амазонки этого было недостаточно. Нужно было помериться с ним силами и убедиться в его военных навыках, чтобы ребенок родился сильным, здоровым, жизнеспособным и имел предрасположенность к обучению военному искусству.

Кальяс оказался достойным противником, и я приняла решение родить от него ребенка. К сожалению, на свет появился сын. Я должна была оставить его в семье Кальвиса, но на поселение, где они жили, напали скифы. Кальяс погиб в бою, его родителей и сестер взяли в плен, а я с ребенком успела спрятаться в пещере. Там я убила сына, поскольку у меня не было другого выхода, а сама вернулась в общину амазонок.

Роды были очень тяжелыми, а потому стали последними в моей жизни. Набравшись необходимых сил, я посвятила себя жизни воительницы, приобретя право продолжить славный род своей праматери через победы в бою. И для этого мне пришлось стать совершенным воином.

Те из амазонок, которые не участвовали в боях, охоте, выращивании коней и управлении нашей общиной, проводили дни в хлопотах по домашнему хозяйству. Они выкармливали скот и птицу, сеяли просо, растили сады, содержали ремесленные мастерские, занимались огородным земледелием.

Когда рождались дети, заботы о них вручали отдельной группе женщин, которые выращивали их на молоке и жидкой пище.

В мирное время я всегда чем-то занималась: охраняла территорию, сопровождала торговые караваны, участвовала в качестве наемницы в военных конфликтах между другими племенами и колониями.

В минуты отдыха носилась во весь опор на своем скакуне, прекрасная, физически развитая и с развевающимися волосами. На охоте мастерски управляла им и стремилась во что бы то ни стало заполучить добычу, поразив цель с первого выстрела. И у меня всё получалось! Красиво, волнующе, чётко!

Я всегда носила одежду, закрывавшую все тело за исключением левой груди, которая оставалась обнаженной. Мое короткое, до колен, платье было высоко подпоясанным. Поверх шлема я носила конической формы фригийскую шапку, которую с любовью украшала жемчугом.

В летнее время мои ноги были обнажены, а в осенне-зимнее я натягивала на них узкие штаны. Обувью чаще всего служили зашнурованные сапоги, а иногда высокие туфли. Остальные части моей боевой одежды состояли из шкур диких зверей. Мой щит имел форму листа плюща и не раз спасал мне жизнь, как и тонкое копье, которым я владела лучше, чем другими видами оружия. В нашей военизированной общине все, кроме оружия, доспехов и личных вещей, было общим.

Я разработала свою тактику боя, которую затем переняли и остальные воительницы. В битвах не на жизнь, а насмерть мы сначала врага расстреливали из луков, забрасывали дротиками и только потом добивали в ближнем бою.

Однако в рукопашный бой старались по мере возможности не вступать, чтобы не входить в противоречие с основным предназначением женщины – вынашивать плод и давать жизнь ребенку.

Вместо него мы проявляли хитрость и ловкость, поэтому я редко шла в лобовую атаку. Когда обстоятельства требовали этого, я уступала сопернику, чтобы провалить его удар или выпад, а потом тут же проводила мгновенное ответное действие.

У меня была еще одна небольшая хитрость, помогавшая мне в бою. Свою вооруженную руку я старалась скрыть от противника: то за головой, то за бедром. Этот визуальный эффект играл в рукопашном бою немалую роль.

Спрятанную руку нападающие мужчины-воины принимали за испуг, податливость и, продолжая атаку, нарывались на встречный удар.

Несмотря на это, смерть все же настигла меня. Наш небольшой отряд в сто тридцать человек, желая помочь союзникам-грекам под Херсонесом, притесняемым скифами, преодолел большое расстояние и, ворвавшись в скифское поселение, завязал неравный бой, надеясь на свои военные навыки.

Причиной моей гибели стал каменный осколок от наконечника копья, вонзившийся в мою грудную клетку. Меня похоронили вместе с ним на чужбине в специально сооруженной могиле полностью одетой и вооруженной. Мне не было еще и двадцати семи лет. До этого возраста я не дожила всего лишь два месяца.

Что же дало мне второе воплощение в более совершенное человеческое тело на Земле? Я открыла в себе источник силы воинственности. И несмотря на то, что была дикой женщиной, инстинктивно чувствовала своё право бороться, защищать и побеждать в жестоком мире, где правили мужчины.

Я дала себе также право не носить традиционный образ красоты, быть устрашающей, если того требует обстановка, и яростной в защите собственной жизни и членов собственного племени, а также в отстаивании его интересов.

И хотя такая неистовость в достижении цели сопровождалась подчас получением ран и увечий тела, я не сдавалась во власть страху смерти или угрозы понести серьёзные потери. Была натренирована и умна, умела просчитывать ходы врага и одерживала над ним победу, так как меня никогда не устраивал проигрыш.

Я как женщина – воительница атаковала и побеждала, использовала все предоставляемые жизнью шансы для того, чтобы не только выжить, но и защитить свою землю и племя, где родилась и выросла.

Однако очень много потеряла на пути к победе, особенно женственность. Меня не заботила моя внешность, красота моего тела, на котором после боев оставались уродливые шрамы. Мне были неведомы все те чувства, которые испытывает к себе красивая женщина. Я перестала ею быть.

Даже если бы я смогла стать матерью, то не была той, что души не чает в своих дочерях. Но, тем не менее, воспитала бы их прекрасными воинами, достойными гордости.

За свою недолгую жизнь амазонки я успела также заработать кармические уроки. Один из них – отсутствие женских эмоций, проявление которых я считала признаком слабости.

Мужчины? Нет, я не была мужененавистницей, но легко справлялась без их крепкого плеча рядом. Их я считала слабее себя, а потому отдавала им роль второго плана, считала себя умнее мужчин, а подчас и сильнее, и не умела им покоряться.

И теперь в промежутке между первой и второй жизнями в теле человека я тщательно обдумывала правильность и неправильность своих поступков в прошлых жизнях. В новом воплощении меня уже заботила моя внешность, безопасность, благополучие и порядок.

Глава 15

Я не спеша анализировала свою вторую инкарнацию в Книге Жизни. Просматривая её картинки, я поняла, что мое пребывание в теле Анкиолы имело две стороны – светлую и тёмную.

Несмотря на великолепные физические данные, мне не очень нравился мой внешний неженственный вид, отсутствие семейных привязанностей и любви, трудные условия воплощения, больше похожего на выживание, и походный образ жизни. Я была той, кем по своей природе не должна была быть, воплотившись в женское тело. К тому же, я завязала кармический узел убийством своего сына, который мне придется развязывать в течение многих инкарнаций, ценой жертв и больших усилий.

Я была растерянна, не понимала, в чем ошиблась, ведь по природе своей не была жестокой, воинственной и дерзкой.

Все вместе взятое не способствовало моему желанию быстро воплотиться в очередной раз. Я с этим весьма затянула, поэтому мое третье воплощение в тело человека произошло уже в Карфагене, и пробыла в нем я с 264 по 243 гг. до н.э.

Видя мое состояние, Абрэхэмус успокоил меня, сказав, что я достойно прожила свою жизнь в теле Анкиолы, поскольку она соответствовала историческим условиям того насыщенного военными сражениями времени.

– Ты, – сказал он, – не была жестокой сама по себе. Быть таковой тебя вынуждали условия жизни, где могли выжить только те, кто сильнее, выносливее и не ведает жалости в бою. К тому же, тебя воспитали такой, натренировали твое тело и подготовили защищать племенные ценности и земли. Ты не предала свой род, став достойной частью его, – и это важно в этом воплощении

И хотя в словах Гида-наставника звучало понимание, я не чувствовала успокоения. У меня не было практически никакого опыта, чтобы самой сделать выводы, поэтому пришлось положиться на мнение Абрэхэмуса.

Тем не менее, в следующей инкарнации я все же решила воплотиться в тело девушки Элиссы, которое в процессе развития становилось стройным, гибким и обретало женственные формы. Но самым красивым в ней было её лицо с тонкими, аристократичными чертами и большими зелеными глазами, обрамленное черными, как ночь волосами, струящимися крупными локонами по плечам и спине.

Когда мне предоставили право выбора, я предпочла тело именно этой девушки, и главным для меня было то, что внешне она была прекрасной, как богиня. К тому же, она имела то, чего не было у моих тел в предшествующих жизнях.

Впечатленная красотой этого тела, я не обратила внимания на его характер, посчитав ненужным углубляться в его изучение. Так как у меня практически отсутствовал опыт предыдущих человеческих инкарнаций, я не проанализировала время и место своего очередного воплощения. Их тоже я посчитала не важными.

По-видимому, видя мое легкомысленное отношение к выбору очередной жизни на Земле, Абрэхэмус решил не вразумлять меня и предоставил возможность учиться на собственных ошибках, не показав в Круге Судьбы, что в этом восхитительном теле меня ждала короткая, но закончившаяся страданиями жизнь.

Мои родители, я и сестры жили в столице. По происхождению мой отец был выходцем из знатной, но не слишком обеспеченной на тот момент семьи, поэтому был вынужден служить старшим офицером карфагенского флота под командованием Ганнона, который попытался утвердиться в восточной части острова Сицилия, где располагалась колония греков. Но римский полководец Аппий Клавдий Каудекс обманул Ганнона и захватил её первым. Так началась двадцатитрехлетняя война между Римом и Карфагеном.

Так как она велась главным образом на Сицилии и на море, мое детство и ранняя юность прошли относительно благополучно, если не считать постоянных волнений из-за отца и постепенное снижение благосостояния нашей семьи.

Из нас, сестер, я была в семье второй и самой красивой. С детства все восхищались мной, и я растворялась в окружавших меня восторгах. Чем старше я становилась, тем больше росло моё самомнение. Разница между нами, сестрами, была небольшая, поэтому мы вместе учились и играли.

Мое ничем не подтвержденное превосходство над остальными сестрами, кроме красоты, стало проявляться уже в детстве. Игрушками нам служили цветы, пестрые камешки, морские раковины, деревянные куклы, пальцы которых мы украшали миниатюрными кольцами, восковые фигурки зверей.

У каждой из нас была своя кукла, на которую няня или мама помогали нам шить платья. Мы сами лепили для своих кукол посуду из глины, собачек и кошек, а когда нас выводили на берег моря, то соревновались в строительстве домиков из песка.

Я преувеличивала собственные таланты, требуя от сестер и взрослых признания исключительно моего превосходства, не имея при этом соразмерных достижений. Если не добивалась своего и больше хвалили какую-либо из сестер, топтала её цветочную композицию или ломала песочный домик, построенный ею.

Слёзы обиженных сестер меня не трогали и не вызывали чувства вины. Наверно, потому, что меня за подобные выходки никогда не наказывали.

Каждый вечер, вдоволь наигравшись, мы с напряженным ожиданием усаживались у ног старой няньки, чтобы она рассказала нам перед сном очередную сказку. Она была мастерицей на выдумки, увлекая нашу детскую фантазию в блестящее царство чудес и приключений. И когда среди ее героинь находилась удивительно красивая царевна, которая «была так прекрасна, что словами ее нельзя описать», у меня начиналась истерика, и я воспринимала услышанное как личное оскорбление. Чтобы не портить нам настроение перед сном, няня перестала в своих сказах употреблять подобные выражения.

Воспитание детей в нашей семье ничем не отличалось от других, имеющих такое же происхождение и достаток.

Мы получали свое научное образование дома и состояло оно, главным образом, из чтения. Оно давалось мне с трудом, в отличие от других сестер, особенно старшей, которая научилась читать быстрее всех. За это её ставили нам в пример. Я очень злилась и любым способом пыталась ей напакостить.

Не получалось у меня быть лучшей и в рукоделии. Несмотря на то, что вышивание считалось скорее мужским ремеслом, мама приучала нас к нему. У меня не было к этому ни склонности, ни способней, ни желания, а потому вышивки у меня получались хуже всех. Работы сестер вызывали у меня такую зависть, что мне хотелось уничтожить все, что они вышили. Только страх перед наказанием за порчу ткани и дорогостоящих цветных ниток удерживала меня.

Не стала я также лучшей на уроках живописи и обучения игры на лютне и флейте. Наверно, Всевышний при моем рождении решил, что мне достаточной одной красоты, а потому лишил слуха, терпения и усидчивости.

В дни молитв и в праздники в честь богов перед процессией всегда шествовали хоры из двадцати семи девушек из благородных семейств, которые распевали гимны, но меня среди них не было, что вызывало во мне не только зависть, но и злость, поскольку считала, что была бы украшением таких шествий.

Но особенно я завидовала старшей сестре, которая овладела искусством ловких пальцев пробегать по печальным струнам лютни, извлекая чарующие звуки, и младшей, перед сладким пением которой никто из гостей нашего дома не мог устоять. Они взрывались оглушительными рукоплесканиями и восторженными похвалами в их адрес, при этом совсем забывая о моем существовании.

И я тотчас напоминала о себе прелестными движениями умелой танцовщицы, завораживая мужчин -гостей плавными движениями гибких рук и тонкого стана, исполненных грации. Их зачарованные лица и жаркие взгляды были бальзамом для моего ущемленно-израненного тщеславия.

Я была убеждена в том, что особенная и уникальная, а потому испытывала чрезмерную потребность, чтобы мной восхищались по любому поводу, демонстрировала высокомерие и заносчивость по отношению к окружающим.

Зачастую использовала доброту сестер в корыстных целях, манипулировала родительской любовью и не проявляла к близким сострадания. Никогда не интересовалась их нуждами и в любой беседе переключала внимание на себя, свои чувства и переживания. К тому же всегда впадала в ярость при слове «нет».

Так как в нашей семье придерживались строгих нравов, я и сестры росли в строгой замкнутости. Воля родителей была единственным законом для сестер, но не для меня, поэтому я, как могла, противилась тому, чтобы меня, как это было принято, выдали замуж по сговору семей за незнакомого мне мужчину. Несмотря на знатность, особо богатыми мы не были и диктовать свои условия не могли. Тем не менее, я по ночам витала в постоянных фантазиях о богатстве, власти и преклонении со стороны мужа.

К четырнадцати годам я распустилась, как экзотическая роза, и была готова выпорхнуть из родительского гнезда и создать свою семью. Но тут началась война с римлянами. Моя спокойная жизнь закончилась, так как в 256 году до н. э. римляне перенесли боевые действия в Африку, разбив флот, а затем и сухопутную армию карфагенян. Карфагеняне потеряли 30 кораблей, в их числе утонул и корабль, на котором служил мой отец. Мы с мамой и тремя сестрами остались одни без средств существования.

Римляне подступали к городу. Казалось, будто в Карфагене, наследнике древней финикийской культуры, который так долго и упорно оспаривал у Рима господство над античным миром, бушует колоссальный пожар: повсюду огонь, толпы людей, дрожит земля.

По улице Хамон под могучими вековыми пальмами по каменным плитам мостовой лился сплошной поток из тысяч и тысяч людей, который стремился к храму бога Востока – Ваалу-Молоху, символизирующего огонь и Солнце, чтобы умилостивить его жертвами невинных детей и выпросить помощь в защите города от ненавистных римлян.

И почти у каждого горожанина в руках горел своеобразный факел: железная палка, верхний конец которой был обмотан клубком пропитанной смолой шерсти. Пылая с треском и шипением, эти смолистые клубки издавали ослепительный свет, застывший над Карфагеном багровым зловещим заревом.

В огромной статуе Ваала, изготовленной из бронзы, была устроена большая печь, в которую поклонники божества набрасывали пылающих углей, чтобы раскалить и подготовить к жертвоприношению.

Один из них выхватил из толпы ближайшего к нему ребенка и привычным движением швырнул его в раскаленное чрево идола. Дикий крик ребенка всколыхнул толпу. Вскоре из отверстия на груди кровожадного Молоха показался беловатый дымок – тело первой жертвы было испепелено моментально – и людей охватил экстаз, близкий к безумию.

Людские ряды смешались. Матери и отцы со своими малыми детьми проталкивались к печи и швыряли их прямо в раскаленную утробу. Более старших детей заталкивали, не позволяя избежать смерти. На моих глазах трех моих сестер проглотило это огнедышащее чудовище.

Меня тоже должна была постигнуть такая же участь, но толпа оттеснила меня от матери и вынесла далеко за храм. Назад домой дороги мне не было, и я, обливаясь от горя слезами, до рассвета плутала по узким улицам Карфагена.

В том, что я оказалась на окраине города, я поняла утром, когда проснулась от криков и звона оружия. Здесь уже шел бой. Я спряталась за колодцем, надеясь переждать сражение, но карфагеняне проигрывали более сильному противнику и отступили. Так я оказалась в окружении врагов.

Меня скоро обнаружили римские легионеры и отвели к своему военачальнику, консулу Кассиану. Моя красота настолько его поразила, что он оставил меня при себе в качестве сексуальной рабыни. Затем перевез на Сицилию, где во время захвата острова конфисковал для себя большой дом, и поселил меня в нём.

Он любил доминировать в сексе и зачастую просто насиловал меня, избивая и упиваясь моей болью. Кассиан не учитывал то, что по натуре своей я была нежным созданием, а потому укусы, щипки, синяки и царапины сильно уродовали мое тело, оставляя на нем шрамы и неизгладимые метки.

Жизнь моя была наполнена болью, страданиями и ужасом, но я не протестовала, не пыталась сбежать, боялась сказать даже слово в свою защиту и надеялась, что смирение и послушание защитит меня от издевательств хозяина. Я была сломлена. Во мне не осталось ни силы воли, ни гордости, ни уважения к себе. Я поистине стала рабыней в полном смысле этого слова, безропотно подчиняясь всем извращенным сексуальным требованиям своего господина.

Моя детская душа до того, как попала в рабство, проявляла прямолинейность в общении, часто поддавалась соблазну или вспышке гнева и нарушала свои же правила. И, только попав в руки безжалостного римлянина, в часы его отсутствия поддавалась тяжелым воспоминаниям о своем поведении в отчем доме, испытывая чувства вины и стыда.

Детскость моей души практически не различала собственные правильные и плохие поступки, поскольку мало понимала мотивы, лежащие в их основе.

Ей довелось прожить всего лишь двадцать один год в теле Виолы. В одну из ночей пьяный

Кассиан настолько жестоко избил девушку, что душа с облегчением покинула свое многострадальное,

растерзанное тело, которое уже начала ненавидеть.

Вот таким образом обернулся для меня выбор красивого тела без учета иных качеств личности во время моего третьего земного воплощения в качестве человека.

Вместо того, чтобы правильно пройти уроки на Земле, моё тело загрязнило свою чистую душу высокомерием, заносчивостью, завистью, эгоизмом и равнодушием, которые, словно эмоциональные язвы, долго оставались в моей памяти.

Но они не помогли мне, когда я оказалась в рабстве у Кассиана. Вместо них проявились рабская покорность, отсутствие воли и желания бороться против унижения. Я смирилась со своей участью и подчинилась хозяину, боясь даже мысли допустить восстать против его жестокости.

Моя внешняя красота не сделала меня счастливой, поскольку я не обладала ни внутренней красотой, ни силой духа, ни уважением к самой себе, которыми должна обладать истинно человеческая душа.

После этого земного опыта я долго пребывала в духовном мире. Мое третье тело, подвергшееся жестокому сексуальному насилию, оставило на душе глубокий эмоциональный след, из-за которого я долго не решалась на следующее воплощение, страшась его.

Но подобное не могло длиться вечно. Абрэхэмус не мог позволить мне прятаться от самой себя, утопать в жалости к пережитому и сожалеть об упущенных возможностях. Наступило время, когда вместе со своим духовным Гидом я стала тщательно выбирать время, страну, город и род, в котором мне предстояло воплотиться, чтобы совокупность этих факторов способствовала формированию оптимальных условий для выполнения запланированных задач на воплощение и развитие моей души. Подобранные условия должны были способствовать наилучшему раскрытию потенциала моей души во время пребывания в физическом мире.

Более трех столетий по земному исчислению я пребывала в духовном пространстве и, наконец, наступило время моего четвертого воплощения. Местом жительства на Земле был выбран город Помпеи.

Почему я вновь решила вернуться в Древний Рим? Чтобы пройти свои уроки в развитии души. Да, с римлянами у меня были связаны болезненные воспоминания, но я должна была уничтожить в себе страх перед жестокостью и болью, научиться терпению, избавиться от унизительного смирения своей судьбе, искоренить в себе жертву. Я понимала, что такие сложные задачи невозможно решить в одной жизни, но какие-то из них в качестве уроков я пройти обязана.

Да, мне было очень страшно, но я, преодолев собственный страх, пошла на очередную инкарнацию. Моя душа взяла с собой свои индивидуальные особенности: те положительные и отрицательные качества характера, которые помогут ей продвинуться в своем развитии, и, конечно, наработки опыта, а также заключила договоры с другими душами, которые будут помогать мне в продвижении.