Текст книги "Общение – компетентность – тренинг: избранные труды"

5.6. Практика психологической коррекционной работы в современной западной гуманистической психологии

В разработке проблем психологического воздействия в западной психологии можно выделить две принципиально разные тенденции. Одна из них наиболее четко представлена в бихевиористской ориентации, а другая связана прежде всего с концепцией гуманистической психологии. Бихевиористская программа воздействия, исторически одна из первых, – это, по определению ее сторонников, программа «модификации поведения». В рамках единой методологии существует множество разновидностей технологии модификации в соответствии с различными оттенками бихевиоризма, ортодоксального либо модифицированного[41]41
  Последнее время отмечено весьма интересной активной тенденцией к сближению необихевиоризма с когнитивной ориентацией в западной психологии, по крайней мере в разработке принципов и технологии психологического воздействия.


[Закрыть].

В содержательном плане сущностью радикальных бихевиористских программ модификации при всем их различии является идея управления поведением человека по аналогии с управлением, например, химической реакцией. Благодаря предварительной диагностике психолог знает об исходных реакциях группы или отдельного человека, с которыми он проводит работу. Исходя из имеющегося у него эталона (представления о желаемом), он, манипулируя соответствующими факторами, продвигает реакцию человека либо группы к достижению этого эталона, точнее – приближает к нему. Как известно, наиболее рельефно такой подход представлен в «поведенческой технологии» Б. Скиннера. Однако в целом (не всегда в отрефлексированном виде) подобная методологическая и методическая стратегия распространена в психологии достаточно широко и подчас за пределами собственно бихевиористской позиции. Так, концепция «наивного» испытуемого, не ведающего о том, что он выступает таковым, является типично бихевиористской в указанном смысле.

Принципиально иначе осмысляется ситуация психологического воздействия в западной гуманистической психологии. Идет ли речь о взаимодействии психолога в диаде или о его работе с группой, здесь принципиально подчеркивается симметрия позиций взаимодействующих сторон. Ситуация психологического воздействия предстает как социально-психологическая, каковой по существу и является. Обе стороны оказываются активными, они соучаствуют в ситуации и друг в друге. Интенция человека к каким-либо изменениям в себе может быть результатом только его собственного выбора. Обратившийся к психологу за помощью выступает субъектом диагностирования собственных проблем и выработки определенного отношения к ним. Психолог лишь помогает ему занять подобную позицию.

Таким образом, гуманистическая психология берет на себя миссию «напомнить» психологу, что испытуемый – тоже человек. Манипуляции и контролю над другим она противопоставляет диалог с другой личностью как форму повседневных отношений, а также как форму отношения в практике консультирования и терапии. Предполагается, что реальная готовность психолога быть подлинным в выражении собственных негативных и позитивных чувств в большей мере, чем его знания или используемые техники, инициируют эффект.

Обычно в ситуации воздействия психолог исходит из оценки степени соответствия интересующей его группы или личности некоторому выработанному эталону, нормативу, и собственно воздействие ориентируется на достижение определенной степени приближения к этому эталону. Такой подход реализуется и в бихевиоризме, и в гуманистической психологии, где весьма обстоятельно разработано представление об эталонной психологически зрелой личности. Однако существенно под-черкнуть, что здесь конкретная личность, группа рассматриваются не только и не столько в соотнесении с внешним эталоном, сколько в плане диагностики их нереализуемых возможностей, и работа по воздействию – это работа преимущественно над развитием возможностей данного конкретного человека, данной конкретной группы.

Заслугой психологов этой ориентации является развитие наряду с индивидуальным консультированием различных форм интенсивного группового общения. Основной задачей подобных многообразных групп является продвижение участников в уровне осознания собственного опыта, которое выступает в качестве предпосылки, источника решения многих проблем.

Рассмотрим более подробно практику психологического воздействия, разработанную в русле западной гуманистической психологии, на примере одной из ее широко известных ветвей – гештальттерапии. Начало данному подходу положил Фредерик (Фриц) Перлз (1893–1970). Впервые сам термин «гештальттерапия» появился в названии его книги в 1951 г. Несмотря на терминологическую близость, подход Перлза мало что связывает с классической гештальтпсихологией. Гораздо большее влияние гештальттерапия испытала со стороны психоанализа. Собственно, начинал Перлз с попытки модифицировать теорию и практику психоанализа, что достаточно характерно для становления различных ответвлений гуманистической психологии.

В целом для подхода Перлза свойственно, с одной стороны, своеобразное преломление некоторых общих, стратегических принципов гуманистической психологии, а с другой – несомненны его оригинальность и самобытность в разработке практики психологического воздействия прежде всего. Объединяют этот подход с гуманистической ориентацией и основные исходные предпосылки, и понимание задач и принципов воздействия, а также используемые средства индивидуальной и групповой психологической коррекционной работы. Обращает на себя внимание, например, общий оптимистический пафос гештальттерапии, исходящей из представления о том, что люди в состоянии справиться со своими жизненными проблемами и затруднениями. Подобная убежденность вырастает из принятия идеи личной ответственности человека за то, что он делает и как.

Сформулирована некоторая иерархия задач, стоящих перед психологом, когда он находится в позиции оказывающего помощь. Главное – это помочь человеку в достижении психологической зрелости, под которой понимается прежде всего продвижение от внешней поддержки к самоподдержке, то есть к позиции клиента – помощника самому себе. Перлз полагает, что человек реализует лишь часть собственного потенциала. Важно открыть ему, что он может делать гораздо больше, чем думает, что может. Если он обнаружит, как препятствует самому себе в полной реализации собственного потенциала, это поможет найти пути к тому, чтобы жить более полной жизнью, реализуя собственные скрытые возможности.

По мнению Перлза, приводящий ко многим психологическим затруднениям конфликт развивается между стремлением человека открыто и полно выразить себя – свои потребности, чувства, желания – и социальным требованием оправдывать ожидания других. Оценки окружающих весьма значимы: человек стремится произвести благоприятное впечатление, оправдать ожидания и, таким образом, заполучить любовь и одобрение. Примеров указанного конфликта можно привести множество: пойти в выборе профессии навстречу ожиданиям родителей или собственному желанию, если они расходятся; то же в вопросе о выборе спутника жизни. Прилагая силы к достижению идеала, то есть сосредоточиваясь на том, каким должно быть, например, женщине, учителю и т. п., человек порой отходит или уходит вовсе от осуществления реального своего потенциала. В результате могут быть искажены, а то и утрачены настоящие желания, чувства, способности, то есть теряется контакт с самим собой. Все это человек может делать, не осознавая происходящее. Задача гештальттерапии – вернуть человеку связь с самим собой.

На пути личностного роста, или движения к зрелости, возможны сбои, когда слаженный ход саморегуляции оказывается нарушенным. Последнее характеризуется утратой самопроизвольности, радости бытия, творчества, чуткого осознания собственных внутренних состояний, чувства свободы и самостоятельности, широты диапазона эмоциональных проявлений, глубины эмпатии, готовности вступить в рискованный контакт с окружающим миром. В той или иной степени это случается с большинством. Основной способ достижения оптимального функционирования – осознание себя и окружающего мира. Речь идет об осознании своей активности в каждый отдельный момент и на всех уровнях – речи, тела, фантазий, сновидений и т. д. Таким образом, по Перлзу, можно понять, как возникают затруднения, и, не откладывая, прийти самому себе на помощь.

В ходе развития человек формирует различные способы избегания проблем, ухода от них. Важно помочь ему понять, что он избегает и как он это делает. Это значит помочь обнаружить собственную ложь, самообман, помочь прийти к тому, чтобы проявлять себя прямо, открыто, а не притворяться беспомощным, хныкать, осуждать и т. п. Итак, задача гештальттерапевта – помочь клиенту осознать себя и окружающий мир.

Существенно подчеркнуть, что с позиции Перлза, осознание не есть избавление от конфликтов вовсе. Представление о зрелой личности связано у него с достижением гармоничной интеграции разрозненных полярностей и дихотомий. Акцент делается на возрастание в результате терапевтической работы (индивидуальной или групповой) шансов достичь творческого компромисса между потребностями, возможностями человека и запросом, давлением окружения – именно благодаря осознанию того и другого. Перлз полагает, что иные терапевтические подходы делают порой неоправданно большой акцент на изменение, которое понимается как избавление от каких-то качеств, черт. Научиться принимать в себе противоположности, жить в гармонии с ними – принципиально важная форма совершенствования.

Каким образом, с помощью каких средств решается задача осознания, являющаяся центральной для рассматриваемого подхода? В отличие от традиционных терапевтических направлений, ставящих во главу угла обсуждение проблем, воспоминаний, размышления и пр., Перлз обращается к опыту переживания настоящего как центральному моменту психологического воздействия. Значимо не столько говорить о беспокоящих конфликтах, чувствах, сколько пережить их.

По мнению Перлза, поиск объяснений своему поведению, а люди неизменно к этому стремятся, способствует уходу от полного осознания собственного поведения. Вопросы «почему?» порождают лишь гладкие ответы, отговорки, защиту и иллюзию, что события можно объяснить единственной причиной. Более продуктивной может оказаться беседа с использованием вопросов: «Что Вы сейчас делаете?», «Что Вы чувствуете?», «Чего Вы хотите?», «Чего Вы избегаете?», «Каковы Ваши ожидания?».

Первоначально Перлз называл свой подход терапией сосредоточения. Он пытался обозначить переход от «интеллектуализирующего» анализа бессознательных процессов, обнаруживаемых в свободном общении, к помощи клиенту в сосредоточении на непосредственном опыте и поведении, на их осознании. Многие приемы гештальттерапии призваны обеспечить именно направленное осознание, в результате которого клиент сможет обнаружить в себе что-то новое. Обучаясь с помощью терапевта фокусировать сознание, он сталкивается с потребностями и чувствами, которых избегал, видит в своем поведении некоторые автоматизмы, позволяющие уходить от значимого, но болезненного опыта.

«Сосредоточение сознания» достигается посредством направления внимания клиента на то, что он делает и испытывает. Это могут быть жесты, позы, звук собственного голоса, используемые слова, внутренние телесные ощущения, дыхание, мысли, фантазии и многое другое. Искусство психолога-терапевта проявляется в соединении им позиций участника-наблюдателя и ведущего, способного обратить внимание клиента на значимые действия и помочь исследовать имеющийся опыт настолько подробно, насколько это возможно, с тем, чтобы обнаружить некоторые скрытые его пласты.

Научиться внимательному наблюдению-сосредоточению – первый и важнейший шаг в психологической работе на пути гештальттерапии. В ее рамках разработан целый ряд техник, приемов, способствующих расширению осознаваемого участниками опыта. В этом отношении, кстати, данный опыт отличается, например, от «центрированной на клиенте» терапии К. Роджерса. Общей, однако, остается основная направленность активности психолога-терапевта: он не советует и не объясняет, но обеспечивает развитие определенного опыта отношений в процессе реального группового или парного взаимодействия. Это опыт отношения «Я» и «Ты», «здесь и теперь», который предполагает непосредственность и отзывчивость, готовность открыто и естественно встретить проявления истинных чувств и т. п. Аутентичность терапевта, подлинность его проявлений – предпосылка развития аутентичности участника. Его собственный опыт – существенная составляющая процесса воздействия, поэтому он не просто носитель обратной связи (хотя это имеет место) или катализатор опыта, не имеющего к нему отношения. Упомянутые техники – всего лишь дополнение, а главным является отношение клиент – терапевт, которое и определяет природу эффекта.

Приведем некоторые из используемых в русле гештальттерапии средств психологической коррекционной работы. Например, организация направленного общения предполагает введение инструкции участникам высказываться, прямо обращаясь к своему собеседнику. В групповой работе вводится запрет на то, чтобы говорить о ком-то из присутствующих в третьем лице. На разнообразных способах ухода или ослабления контакта такого рода фиксируется внимание. Психолог может поделиться с клиентом своими наблюдениями за происходящим именно для того, чтобы привлечь его внимание. Он не делится выводами и заключениями о причинах наблюдаемого. Основная работа по обнаружению нового в себе, по его использованию – это дело клиента. Ему самому предоставляется возможность делать открытия под руководством психолога. Уже в этом отдельном, конкретном приеме просматривается лейтмотив стратегии работающего гештальттерапевта – заострить внимание клиента (участника группы) на том, что он делает в данный момент, чтобы помочь осознать, что он делает и как.

Помогая человеку вступить в более тесный контакт с собственным опытом, терапевт может попросить его усилить действие, которое он выполняет обычно, не придавая ему значения, или «задержать» переживаемое чувство, преувеличить его. Например, внимание обращается на легкое пожатие плечами. Психолог просит повторить, усилить это движение. Пока человек выполняет, его спрашивают, что он испытывает. Возможно, будет обнаружено подавленное чувство отчаяния, беспомощности или избегание участия и ответственности. При любом результате важно, что человек получает возможность как бы развернуть выраженные действия и чувства в более полно представленную и осознаваемую картину.

Для данного подхода вообще характерно подчеркивание роли невербальной коммуникации как подчас более реальной по сравнению с вербальной. Акцентируется значимость тех сведений, которые человек сообщает о себе на языке собственного тела. Внимание может быть обращено, например, на скрещенные руки, гримасы, улыбку, выражение глаз – их повторы могут интенсифицировать соответствующий эмоциональный контекст и делать более ясным скрытый внутренний смысл (помочь осознать, например, как человек смехом маскирует чувства гнева или боли).

Тот же прием преувеличения используется и в работе с вербальным материалом, в частности для исследования связи между речевым стилем и психологическим опытом человека. Перлз подчеркивал, например, значение использования личных местоимений как способа усиления чувства личной ответственности.

Как и в других вариантах гуманистической психологии, в данном подходе не придается особого, исключительного значения анализу прошлого опыта человека, оказавшегося в психологическом затруднении. Эта позиция существенно отличает рассматриваемый подход от предшествовавшей психоаналитической традиции. В психологической коррекции акцент перемещается на работу с теперешней ситуацией клиента, а не с ее истоками; основной реализуемый принцип – «здесь и теперь».

Встречающиеся своего рода перекосы временных координат могут оказываться помехами, блокирующими личностный рост. Человек, например, сосредоточивается преимущественно на своем прошлом, направляя активность на осмысление того, как могла бы сложиться жизнь, выбери он иную профессию, или как могли бы сложиться отношения, допустим, с бывшим супругом и т. п. Иная крайность – сосредоточенность на построении планов, устремленных исключительно в будущее, что может сопровождаться неоправданно тревожными или в той же мере неоправданными радужными ожиданиями. По мнению Перлза, обе названные позиции могут рассматриваться как формы ухода от полного контакта с настоящим, как сопротивление принятию ответственности за него. Вопросы типа: «что?» и «как?» позволяют обратить клиента к настоящему. По Перлзу, вопрос «почему?», уводя в бесконечный разговор о прошлом, ведет преимущественно к рационализациям и самообману, отходу от непосредственности переживания настоящего момента, его осознания.

Неверно было бы сказать, что к прошлому не проявляется никакого интереса: оно важно в той мере, в какой связано со значимыми сюжетами теперешней жизни клиента. Речь идет в первую очередь о некоторых как бы незавершенных ситуациях. Работа с ними проводится через «перенос» этих ситуаций по возможности в настоящий момент: представить происходившее, например обиды в отношениях с родителями, так, как если бы оно происходило сейчас; стать как бы тем ребенком и вступить в контакт с воображаемым отцом, вернуться к соответствующим чувствам, но не просто в пересказе, а именно в переживании.

Решению данной задачи помогает, например, широко применяемая в рамках рассматриваемого подхода методика диалога. В ее реализации используется техника так называемого свободного стула (иногда называют «горячий стул»). Участник поочередно принимает на себя роли сторон значимого диалога, и внешним организующим подспорьем является его пересаживание в связи со сменой позиций с одного стула на другой. Это могут быть позиции его и противостоящего ему человека или две противоположные стороны его самого. Гештальттерапевт активно направляет диалог: напоминая, например, что пора поменяться местами, высказываться о том, что обсуждается; обращая внимание на невербальные проявления; заставляя повторять особо значимые сообщения и т. д. В аналогичной форме – через перенос событий в настоящее и организацию своеобразной ролевой игры – происходит и работа со сновидениями клиента.

Прием типа перенесения прошлого или будущего клиента в нынешнюю ситуацию, когда его активность направляется на преодоление переживаний, вызванных воспоминаниями, или на то, чтобы справиться с тревогой и беспокойством по поводу событий будущего, обозначается термином «направленное экспериментирование». В данном специфическом контексте цель эксперимента – дать участнику возможность с помощью ведущего исследовать самого себя в процессе переживания какого-либо эпизода. Книга Перлза «Гештальттерапия» (1951) представляет собой описание серии из 18 экспериментов, иллюстрирующих виды испытаний, которые предлагаются клиентам в реальном терапевтическом цикле.

Приведенные случаи отнюдь не исчерпывают все приемы, используемые в гештальттерапии, – мы упомянули лишь характерные примеры. Да и вряд ли возможен исчерпывающий перечень, поскольку изобретение техник продолжает практически каждый активно работающий в этой традиции психолог.

Завершая изложение основных моментов гештальттерапии, еще раз обратимся к характеристике позиции психолога-терапевта в этой традиции. В данном вопросе обнаруживаются одновременно и родство гештальттерапии со всей гуманистической западной ориентацией, в частности с подходом К. Роджерса, и несомненная ее специфичность. В гештальттерапии психолог предстает в активной и даже напористой позиции. Одно из важнейших требований к нему – владение мастерством сохранять надлежащий баланс фрустрации и оказываемой клиенту поддержки. Фрустрация существенна для личностного роста, полагает Перлз, ибо без нее у человека не возникает острая нужда мобилизовать собственные ресурсы и убедиться в возможности действовать на их основе.

Блокированные преувеличенными страхами или катастрофическими фантазиями, люди могут оказываться в тупике безнадежности и сопротивляться новому опыту, изменению. Сопротивление часто выражается в высказываниях типа: «Не знаю, что делать, куда идти»; «Я так не могу» и т. п. В подобных ситуациях активизируются попытки манипулировать окружающими через принятие роли слабого, беспомощного, некомпетентного и т. д. Такая попытка может распространяться и на терапевта – терапевт обеспечит тем, что, клиент полагает, отсутствует в нем самом. Именно фрустрация, по Перлзу, приводит к открытию, что тупик существует не в реальности, но лишь в фантазии клиента. Более полное переживание собственного блокирования и вхождение в контакт со своими фрустрациями позволяют убедиться, что из страха перед катастрофическими ожиданиями клиент препятствует использованию собственных имеющихся возможностей, ждет от терапевта той активности, к которой способен и сам. Решение о том, в какой степени хотел бы клиент измениться, остается всецело за ним.

Существенно обратить внимание на два типа активности ведущего, характерной для групповой работы. В одном случае терапевт работает с одним из членов группы в паре, в то время как отдельные участники выступают наблюдателями. По завершении интенсивного, сфокусированного диадического контакта терапевт обычно просит членов группы дать обратную связь или отнести происходившее к своему собственному опыту. В последнем случае указанный тип работы получает продолжение. Однако возможен и другой вариант – поддерживаемая ведущим большая свобода спонтанных взаимодействий между участниками.

Опасность, которая подстерегает, особенно начинающего работать в данной традиции, терапевта, – сбиться на механическое проигрывание совокупности известных приемов. Это способ лишь закрепить формы неаутентичной коммуникации, а не выйти за их пределы.

Оценивая в целом подход гештальттерапии к проблемам психологического воздействия, представляется возможным отнести к нему основные принципиальные суждения, высказанные отечественными авторами при анализе западной гуманистической психологии (Фромм, 1986; Ярошевский, 1974). Оговорка необходима лишь одна. Гештальттерапия не представляет собой разветвленную теоретическую систему, включающую теорию личности, межличностных отношений, как например в «центрированной на клиенте» терапии Роджерса. У Перлза это прежде всего программа воздействия, исходные предпосылки которой развернуты и эксплицированы далеко не всегда. Именно в качестве практики психологического воздействия рассмотренный опыт, на наш взгляд, представляет несомненный интерес для решения локальных конкретных психологических задач. Естественно, что данный подход адекватен и ограниченному кругу клиентов, и определенному кругу проблем, что отмечается и его сторонниками.

В гештальттерапии наиболее выпукло представлена свойственная всей западной гуманистической психологии тенденция, как определяет ее Р. Мэй, к отрицанию мыслящего, рефлексирующего, исторического человека и к сохранению лишь человека чувствующего, осязающего в «настоящий момент». Отмеченная позиция дает основание для принципиальной критики в адрес гештальттерапии.

Один из моментов, радикально отличающих этот подход, например, от бихевиоризма, – концепция активной личности. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что основным объектом преобразования для человека выступает он сам; вся его активность направляется на познание самого себя, с тем, чтобы поверить себе, полагаться только на себя в противостоянии чуждому, невротизирующему внешнему миру. Предпосылкой роста личности оказывается не ее открытость окружающему миру, но прежде всего центрированность на собственном внутреннем мире. Подобный акцент на обращенность личности внутрь себя весьма характерен для западной психологии в целом. Преобразующая деятельность человека по отношению к окружающему миру оказывается в принципе нерелевантной и «органически» исключается из психологического анализа.

Для Перлза характерны и свойственные гуманистической психологии либерально-критические тенденции, в частности озабоченность дегуманизацией человека в современном капиталистическом обществе. Однако неприемлемому низведению человека до уровня манипулируемого объекта противопоставляется альтернатива в виде направлений усилий исключительно на камерное развитие собственной личности, на осознание собственных потребностей и т. п. В гештальттерапии позиция личной ответственности человека подчеркнуто распространяется только на самого субъекта этой ответственности и ни в коей мере не включает кого-либо из окружения: каждый – за себя. Вся активность человека направляется исключительно на снятие отчуждения в отношении к самому себе, отчужденное же отношение к миру принимается за константу. Идеал гармоничного контакта человека с самим собой оказывается самодовлеющим и в силу этого, на наш взгляд, вряд ли реалистичным.

В целом, формируя отношение к рассматриваемому подходу, не следует смешивать его философскую, социальную направленность и собственно психологические и особенно методические аспекты. Отмежевание от философской и теоретико-методологической ориентации гештальттерапии не должно сопровождаться отбрасыванием выработанных эффективных методических приемов, опирающихся на реальные психологические механизмы. В совокупности неоднородных, фрагментарных, порой сомнительных или противоречивых идей, на наш взгляд, четко проступают также конструктивные элементы, непосредственно «работающие» в практике социально-психологического тренинга. И задача в данном случае состоит в том, чтобы тщательно вычленить эти конструктивные элементы, переработать и развить их на новой философско-методологической и теоретико-психологической основе.