Текст книги "Хроники Дерябино в трех частях. Часть 2. Дежавю"

– Ты в роли метеоролога решил подвизаться? Так это место уже занято.

Честно говоря, Валерий Иванович не прельстился изобличающими мэра сведениями из-за опасения нарушить хрупкое равновесие в дерябинской атмосфере. И обрадовался тому, что петляющее сознание фотокорреспондента покинуло политическую тропу в направлении безобидных зарослей ракиты. А связаться с оплотом существующего порядка Стародубцевым Сидором Ивановичем его вынудила унаследованная от отца привычка всегда быть начеку: как партийный работник тот держал уши востро при малейших проявлениях нигилизма.

– Ты ко мне завтра заскочи, пошептаться надо, – огорошил он неурочным звонком смотрящего телесериал о народных мстителях начальника местной полиции. – Чижикову бывший секретарь Гарманюка зёрнышек в конверте подкинула. Боюсь, как бы ни объелся. Впрочем, он паренёк трусливый и на рожон не попрёт. Кумекаю я, что он сам сегодня записи и слушать-то не будет. Значит, пока?

– Пока, пока, – внутренне ликуя, согласился Сидор Иванович.

Ибо приверженец монархического устройства государства Российского не терял надежды на его реставрацию ещё при собственной жизни. И любое прегрешение существующей власти Стародубцев встречал клокотаньем груди в мундире. Но ни за что не решился бы на самоличное расшатывание государственных устоев во имя исполнения свой мечты: он был начитан и хорошо знал исторические уроки.

А Валерий Иванович как в прорубь глядел. В знак протеста пренебрежительным отношением к своей персоне Володька Чижиков ещё глубже запихнул записывающее устройство в карман вельветовых брюк и уселся перед стареньким телевизором.

Между тем многоопытный оперативник Пекшин Валентин Валентинович не мог себе позволить такой обывательский досуг. Он сидел в своём кабинете при свете настольной лампы и вёл бессмысленную беседу с задержанным на воровской сходке Ненашевым Демьяном Сергеевичем. Оба понимали истинную подоплёку дела, но усиленно имитировали бестолковость.

– Значит, вы зашли в ресторан гостиницы «Приют» просто покушать? – с интонацией приговаривающего угрозы беса при поджаривании в котле грешника уточнил он. – Ваша жена плохо готовит и вас гастрит замучил?

Правоохранительный орган надкусил гамбургер и направил луч света в лицо владельца городских оптик. От чего лик кандидата на пост мэра от малого и среднего бизнеса приобрёл яичный оттенок.

И Демьян Сергеевич растёкся яичницей по стулу и скворчащим на сковородке маслом просипел:

– Я ещё на ваших похоронах матросский танец станцую. Супруга моя приболела и обед не сготовила. Мне с голоду помирать прикажете? Кстати, эта настольная лампа вам не от бывших коллег с тридцатых годов прошлого века досталась?

– От них, от них, – растягивая слова цепью, подтвердил Тин Тиныч и выпрямился вставшим на попа ружьём. – Он ещё и угрожает должностному лицу при исполнении. И гнусные намёки делает. Вообще, так. Мне тут с вами возиться некогда. Вот, ознакомьтесь.

Бывалый опер балаганным шутом сморщился и протянул пахнущий ещё типографской краской экстренный выпуск нелегальной газеты «Вилы» Ненашеву.

– Ваша физиономия в окружении криминальных ликов в кабаке опавшей листвой устилает все городские мостовые и ухмыляется из каждого почтового ящика, – с нескрываемым злорадством вонзившего занозу в ногу Буратино Карабаса пояснил Тин Тиныч. – По ней уже все горожане калошами прошлись, а завтра газета «Особый путь» ещё добавит изысканных подробностей. Не сомневайтесь! Я видел, как Володька Чижиков в ресторане под ногами полицейских крутился. Гудков обязательно прогудит… Тираж его издания идёт ко дну и ему требуется попутный ветер.

И хотя правоохранитель не был в этом полностью уверен, но разыгравшийся к вечеру геморрой подвиг его на этот довод. Ради доведения клиента до нужной кондиции и усугубления эффекта от своих слов он с угрожающим видом прижал ладони Ненашева томиком уголовного кодекса к столу: недомыслие кандидата на пост мэра взбесило бывалого опера.

– То есть, я должен снять свою кандидатуру с выборов? – дошло, наконец, до Демьяна Сергеевича, который ощутил себя погибшим осетровым мальком из-за нарушения температурного режима и освободил онемевшие пальцы из-под книжного спуда. – Мне вам соответствующее заявление оставить или самому завтра в городской избирком отвезти?

– Оставьте, – с чувством до конца выполненного общественного долга милостиво разрешил опер. – А-то к утру передумаете, и придётся авторитетов «колоть». Не думаю, что они будут от этого в «кайфе»: до сих пор в околотке беснуются.

И бывший кандидат на пост мэра как бы от малого и среднего бизнеса покорно заполнил бумагу извлечённой из дипломата ручкой, сжигая за собой мосты. Правда, ей было далеко до письменного прибор Хорошавина, но она тоже поблёскивала золотым пером при каждом нажиме Демьяна Сергеевича.

Сразу по завершении акта сожжения мостов закрывший за собой казённую дверь владелец всех дерябинских оптик вышел вон в мрачнеющую темноту. Выпущенный на свободу криминалитет встретил его у входа в околоток и сразу всё понял по кислому выражению ненашевского лица. Выслушав спутанный монолог Демьяна Сергеевича, вся шайка удалилась с гостеприимного полицейского двора. Да, сунув в карман пиджака Ненашева с брезгливым видом смятую зелённую бумажку на такси.

Тем чередом сумерки настигли город курьерским составом подобно застрявшему где-то в Китае украинскому поезду. И тут погасли все уличные фонари, ослепли окна домов и обездвижил городской транспорт. Светофоры омертвели, и автомобильные фары на проезжей части выхватывали из темноты колеблющиеся тени обывателей под шакалий вой клаксонов.

Злокозненная сила устроила поселению энергетический нокаут. Впрочем, всего на два часа и как бы ни нарочно. Повинных на скорую руку не нашли, но городской люд намёк понял: это бизнес-прайд огрызнулся и показал зубы.

И ночные объятия Никсы сомкнули умолкнувший город. Растущая луна выискивала кого-то в окнах притихших домов, померкшая реклама ночных клубов уже не соперничала с блеском равнодушных звёзд, а от неугасимой любви к дензнакам изнывали граждане и гражданки на смятых постелях.

Глава 9

Утро следующего дня в Дерябино хмурилось и капризничало. Морщило брови грозовыми тучами, изрыгало раскатистые звуки и плакало мелким дождём. Развесистые клёны тоскливо качали слегка прикрытыми ранней листвой ветками, пирамидальные тополя безнадёжно тянулись ввысь, а белоствольные берёзы как бы потемнели. Дворовые собаки остервенели, бросаясь на домашних псов в бессильной злобе. Шебутные воробьи сбивались в коммуны для ограждения себя от нападок ершистых котов, а подмоченные голуби глухо ворковали о чём-то печальном и лиричном. Взъерошенные обыватели собирались в стайки, сумрачно обсуждая энергетическую диверсию. Казалось, что над городом распростёр крылья чёрный ворон.

Под стать общему настроению администрация города погрузилась в уныние и хандру. Заступивший на пост мэра в исполнении плана «Б» вместо улетевшего на Гоа градоначальника двойник по фамилии Пробкин приступил к исполнению чужих обязанностей. Самозваный мэр города в экстренном порядке собрал коллектив и сообщил ему «пренеприятное известие»: он организовал сегодня день открытых дверей для удручённых граждан. Каждый из них может задать вопрос чиновнику на интересующую его тему и тот обязан держать ответ перед ним и градоначальником. Благая весть об этом размещена в легальной газете «Особый путь» в утреннем выпуске под издевательским заголовком: «Кто не спрятался, тот и виноват».

Чуть позже выяснилось, что автором злонамеренной шутки был потомственный либерал Мошкин Игорь Антонович. Он был ответственным за этот выпуск и таким манером выразил свое отношение к жалким потугам партии порядка очаровать избирателей.

Специалисты мэрии разбрелись по кабинетам и поспешили облачиться в доспехи административной целесообразности в смутном сомнении. Твёрдо оберегающий свой покой градоначальник Гарманюк Георгий Германович был сам на себя не похож. И в кресле сидел не как обычно, и по матовой поверхности рабочего стола не гладил, и не требовал ходить по паркету в изодранных бахилах. Как-то за ночь осунувшийся шеф и с коллективом общался не как хозяин города, а как зыбкая его тень. А уж допустить до себя жаждущих справедливости горожан действующий мэр никому бы не позволил.

В целом этим утром вместо надменного наместника перед коллективом предстал мелкий подданный, и в головах сотрудников вызрела бунтарская мысль: «А Федот-то не тот!» И тогда секретарь градоначальника Мария Сергеевна Мошкина недрогнувшей рукой задушила робкие ростки крамолы в умах госслужащих, пройдясь по кабинетам разбушевавшимся торнадо. Наказала им сидеть по местам и бдеть, дабы особливо политически грамотные миряне пролетели со свистом мимо начальственного стола.

Поначалу шлагбаум из специалистов на пути к потешному мэру сыграл своё ограничительное действие – под его отеческие очи были допущены склочная домохозяйка, сморщенный от старости мужичок и задиристая торговка украинским салом. Эта была приобщена к городскому люду для экзотики. С вопросами ходоков служащие справились играючи, что привело исполняющего роль Гарманюка в благодушное состояние духа. И тут идиллическое единение градоначальника с народом было прервано внезапным и насильственным манером.

В кабинет мэра прорвалась снежным комом с горных вершин Софья Марковна Полозова с судорожно дрожащим шпицем на руках. А градоначальник в сей момент как раз живо обсуждал с секретарём насущные проблемы городского быта, возвышаясь в кресле Казбеком с папиросной пачки. Сидящая за столом Мария Сергеевна порывисто вскочила и своим телом прикрыла фигуру шефа как бы непокорённым хребтом. Но это гражданку не остановило.

Нацеленной альпинистской «кошкой» на выглядывающую из-за её спины голову мэра она разразилась бурной речью:

– Долго вы ещё над народом «изгаляться» будете? Вчера свет вырубили, с месяц как тарифы подняли, с начала года цены выросли. Как жить? Обратиться к «кинжалу, револьверу и динамиту»? Между прочим, суд присяжных оправдал Веру Засулич за покушение на петербургского градоначальника!

Воительница вдруг осеклась, испуганно огляделась по сторонам и сжала шею шпица до посинения. Полозова попятилась к двери прокрученным назад фаршем и, низко кланяясь, пробормотала: «Я здесь не причём… Кто-то в голову мне залез! Я ничего такого…». И безобидным ужом выскользнула вон.

– Что это было? – тревожно вопросил самозваный мэр у онемевшей Марии Сергеевны, которая так и застыла плачущим сталактитом в подземном гроте.

– По-моему, угроза убийством! Да, расслабься ты, – тут же взяла себя в тиски секретарь, возвращаясь на покинутое ею внезапным вторжением место.

– Мы так не договаривались! – подхватился с низкого для его роста кресла градоначальник. И спасающимся от неминуемой расправы выжигой пробежался от начала до конца кабинета несколько раз. Но внезапно прервал свой бег у стола, присев рядом с секретарём в позе угнетённого непосильным трудом рудокопа.

– Ты сказала – просто посидеть до выборов, – начал канючить он с видом копающего картошку насильно изъятого из учебного процесса студента и взыскательно заглянул в искусно подведённые глаза Марии Сергеевны. – Ты знаешь, что в Римской империи новоназначенным судьям полагалось вести приём посетителей, сидя в кожаном кресле? А сделано оно было из спущенной заживо кожи казнённого за получение взятки предшественника. По «закону ХII таблиц» нечистого на руку чиновника неизменно лишали жизни…

Как от удара током исполняющий за Георгия Германовича функции мэра мужчина вдруг дёрнулся и застыл безвольным пугалом на огороде. Секретарь осуждающе оглядела его обмякшую фигуру на присутственном месте, ласково погладила по голове и добронравной мамашей предупредила:

– Да, не поворачивайся ни к кому макушкой. У Гарманюка там наколка с пауком на кресте… Тебя вмиг раскусят!

А сжавший ладонями побледневшие ланиты свои самозваный мэр обречённо простонал:

– Зачем, зачем ты устроила эту клоунаду с ходоками? Думаешь, это поможет мне победить на выборах?

Градоначальник театральным жестом уронил руки на стол и окуклился. Мария Сергеевна грациозно поднялась со стула и прижала его поникшую голову к своей сохранившей эластичность хирургическими стараниями груди. В образе беременной девицы на сносях в поисках потенциального супруга она утешительно проговорила:

– При любом раскладе мы не в накладе. Если ты победишь, я буду женой мэра. Опостылел мне Мошкин свинским чванством. Если проиграешь – каждый вернётся к своему корыту. Внешность твою поправим…

– Да, – плаксиво прохрюкал градоначальник и с видом пойманного для убоя поросёнка освободился из объятий Марии Сергеевны. – В случае моей победы, куда мы Гарманюка денем? Аркашка уже пропал… Да и записи Татьяны Петровны ждут своего часа!

Мария Сергеевна на минутку переместилась в начальственное кресло, пнула ногой обезвреженную бюстовую вакханку на полу и призадумалась.

– Будет день – будет пища, – по-соломоновски решила она. – Претворяемый нами в жизнь план «Б» Танька записать не успела – сбежала, яки бес перед заутреней. Безвольный же отпуск взял на месяц за свой счёт, а что до сих пор не подал признаков жизни – так это дело житейское. Ещё объявиться… Даст бог!

Апелляция к Господу возымела благотворящее действие: мэр приободрился и вернулся на своё рабочее место. А секретарь заняла свой охранительный пост на стуле в позе ретивого дьячка.

Совесть Марию Сергеевну не мучила – она с юности вертела кавалерами, как хотела. О чём, вестимо, не догадывались ни супруг, ни Гарманюк, ни подбитый на афёру с двойником долголетний ухажёр Петечка.

Каждый из них считал её пышным букетом хризантем, а никак не надгробным венком на могилу. Подобно предавшей силача Самсона библейской жене Далиле Мошкина ювелирно подставила и Георгия Германовича, и своего любовника Петечку. Правда, он мог увлечься женой отбывшего на Гоа мэра, но и здесь Мария Сергеевна ничем не рисковала – жена хозяина города была худосочна и ленива.

И тут в кабинет градоначальника тараном вломился Макар Иванович Толстогубов, представитель партии порядка и популярный боец партийного фронта. Жизнеутверждающей походкой он приблизился к хозяину кабинета, сжал его приветственную руку и средневековым глашатаем возвестил:

– Я к вам с шикарной новостью – Ненашев снял свою кандидатуру на пост мэра! Пакостные листки газеты «Вилы» помогли – липкие ненашевские волосёнки на фоне буйной шевелюры местного «бугра» Перчённого на фото разлетелись по дерябинским мостовым.

Он опустился на стул накачанной автомобильной шиной и как бы прокатился по сбитому Демьяну Сергеевичу ещё раз:

Да, и Гудков не удержался – поместил-таки пару снимков в «Особом пути». А вчерашнее отключение света вовсе городской люд напугало – как бы криминал ещё чего не удумал. Ну, там продовольственную блокаду или вирусную эпидемию… Вот владелец оптик и прикинулся изгвазданным компроматом.

Макар Иванович взглянул на принятого им за Гарманюка двойника в кресле в ожидании даров для принёсшего благостную весть гонца. Градоначальник крякнул довольной уткой возле ушата с питьём, но тут же сомневающимся в подъёме экономики бывшим российским министром ушёл водолазом на дно водоёма с прощальными словами:

– Крупный бизнес на стороне «грантоедки» Брюшкиной Нонны Фёдоровны. Наши либералы мечтают попасть под крыло американского орла, а тягаться с ним – равносильно надежде запихнуть акулу в банку «Кильки в томате» или отправиться в космос на метле…

Сказалось всё-таки через столько лет в его генах филологическое образование матери! Играющий роль градоначальника Пробкин был близок к освистанию – Георгий Германович обычно изъяснялся канцелярским языком и убого. Впрочем, под впечатлением от нежданной вести Толстогубов не придал этому значения.

Мария Сергеевна же внезапно обрела дар речи и как по написанному пером тексту зачитала надтреснутым голосом агитку, слепо глядя в потрёпанный блокнот:

– Вся нынешняя социальная политика страны определяется владеющими нашей бывшей собственностью господами, то бишь международным олигархатом и его российскими ставленниками. Но нет внутреннего суверенитета при зависимости от внешнего капитала! Еще в прошлом век Президент Америки Мак-Кинли в оправдание захвата Филиппин заявлял: «Мы принесём им цивилизацию», на что Марк Твен ему отвечал: «За вашу предназначенную на экспорт цивилизацию люди платят слезами и кровью, зёмлей и свободой»…

По истечении речи её затянутое в корсет тело покрылось холодным потом. Она мелодраматично смяла чистый блокнотный листок и запустила его в лицо оторопевшего бойца политического фронта.

Сдерживая рыдания, Мария Сергеевна прошелестела мелко вздрагивающими губами:

– Это вы, вы внушили мне эти мысли… Я против англосаксонского диктата ничего не имею.

И на самом деле на одном гипнотическом сеансе для избавления от угнетения мужа она призналась, что желала бы другой доли для своей страны. А именно: быть податливой глиной в руках заморского гончара.

Тем временем Макар Иванович Толстогубов не на шутку возмутился обвинениями в свой адрес и с убойностью кольта возразил:

– Ещё чего! Я с этими господами даже не знаком! А вам пора принимать пустырник, в вашем-то возрасте…

Секретарь разрыдалась в голос и пролилась в дверь слёзным ручейком. Влюблённый в неё по зову души Петечка оскорбился и взглянул на беззастенчивого посла партии порядка приготовившейся к нападению королевской коброй. Подняв вспыхнувшие опалом глаза к навесному потолку кабинета с неуместной парадной люстрой в центре, он процедил сквозь зубы:

– Мария Сергеевна – представитель местной интеллигенции! Придётся извиниться…

И пламенный боец идеологического фронта стушевался, кивнув головой с поджатыми под столом крючковатыми ногами. А самозваный мэр вдруг вскочил с кресла и начал ходить ленинской походкой по кабинету с заложенными пальцами за жилет мышиного цвета. Он остановился за спиной Марка Ивановича и пробубнил в его прилизанный затылок шепелявым говором:

– Кстати, об интеллигенции. Когда Николай I выслал войска для подавления венгерской революции в достопамятные времена, то Чернышевский высказался так: «… желаю поражения там русских и для этого готов был пожертвовать многим». А в январе одна тысяча девятьсот четвёртого года русская интеллигенция желала поражения русскому флоту и клеймила позором команды крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» за то, что одна потопила, а другая взорвала плавающее средство. Надо было сдаться на милость победителю!

Петечка развернул к себе лицом Толстогубова вместе с креслом и вышедшей из берегов рекой понёс его трухлявым деревом в бурлящий водоворот:

– И в конце прошлого века смердящая предательством национальных интересов интеллигенция с балконов Дворца съездов дирижировала развалом страны Советов…

В ответ Марк Иванович утопленным в водном потоке автомобилем просигналил ему подслеповатыми фарами:

– Вы что тут белены оба объелись? Одна цитирует тёмных личностей, другой интеллигенцию поносит! Вы с этим на теледебаты пойдёте? Да, дерябинцы кроме комиксов и газет ничего больше не читают. И эта гнилая прослойка между рабочим классом и крестьянством им нужна так же, как гигиеническая прокладка дряхлой бабке в глубоком климаксе…

Неустрашимый борец с квасным патриотизмом вдруг осёкся, тревожно бросив взгляд на опустевший стул секретаря. Мэр мог увидеть в последнем пассаже очередной намёк на возраст своего секретаря, и за этим могло последовать грубое опровержение. Но узурпировавшему кресло градоначальника Пробкину было не до этого: слетевшие с его плотоядных губ минуту назад обличительные слова пронзили шампуром изнеженное тело. Будучи по природе своей бонвиваном, Петечка от жизни алкал лишь удовольствий и после многотрудного освоения школьной программы по истории не прочитал больше ни строчки. И откуда он мог набраться произнесённых слов подобно набравшейся блох собаке?

В глубокой задумчивости Петечка вернулся в нагретое им место и прикинулся потерявшей крону липой. А негодование Толстогубова сменилось на глубокую растерянность – кандидат на пост мэра от партии порядка явно не тянул на боевую лошадь, скорее уж напоминал меланхолично жующую яблоко пони. Изрядно обеспокоенный царившим в голове градоначальника бедламом пламенный боец партийного фронта покинул позиции со словами: «Я пришлю к вам московских пиарщиков, они быстро вас с головы на ноги поставят». Прибытием оных в замочную скважину поделилась с ним кумушка затерявшегося на московских задворках Безвольного, когда он пришёл его проведать.

Столкнувшаяся с ним в дверях Мария Сергеевна уже успела привести себя в порядок и презрительно проводила Марка Ивановича подсинёнными тенями глазами. Она была чем-то воодушевлена и производила впечатление влюблённой в молодцеватого корнета барышни из института благородных девиц. С восторгом читающего Манифест об отречении царя от власти либерала секретарь бросила на начальственный стол газету:

– Я тут прочитала, что занедужившего демократического кандидата на заокеанских выборах президента могут заменить двойником. Они этим не гнушаются, а мы чем хуже? А еще говорят – кандидат этот и не человек вовсе, а искусственное создание. Ты хотя бы из живой плоти…

Играющий роль градоначальника Петечка растроганно улыбнулся, но тут же испуганно вскинулся с места:

– А от чего это кандидат-то занедужил?

Секретарь приблизилась вплотную к спине шефа сзади, упёрлась ладонями в его плечи и спортивной массажисткой с силой прошлась грудью по спине:

– А у них там даже олимпийские чемпионы больные, прямо инвалидная команда какая-то. Соревнуются со здоровыми и побеждают! В команде одной страны аж двести человек с медицинскими справками! Антидопинговое мировое агентство, видать, находится на «подсосе» у янки. В народной среде даже анекдот родился – оно «разрешило американскому пловцу пользоваться моторной лодкой, потому что он плавать не умеет». А про демократического кандидата в заокеанские президенты пишут, что его якобы отравили по заданию, сам знаешь кого.

– Вона куда дотянулась кремлёвская рука, – восторженно вскинул руками двойник градоначальника и приобнял за талию прильнувшего к нему секретаря. – То-то я как заголовки в заграничной прессе прочитаю, прямо гордость за страну берёт: «Россия хочет сорвать выборы в США», «Россия наступает на свободный мир», «Россия раскачивает Европу», «Мы должны объединиться против русской угрозы».

И совершенно удовлетворённая достигнутым результатом Мария Сергеевна покинула Петечку, плотно прикрыв за собой дверь. В приёмной она распахнула окно навстречу избавившемуся от утренней хмари дню. Солнце праздновало победу и щедро одаряло лучами подобревшие лица горожан. Среди которых обреталась и физиономия кандидата на пост мэра от радикальных коммунистов Кротова Прокопия Сидоровича: он наглядно закреплял приписываемую себе викторию по изгнанию Ненашева из сонма претендентов на высокий пост и проезжал мимо городской администрации на стилизованной под броневик машине. Усиленный мегафоном голос надрывно вещал:

– Не верьте лживым мздоимцам и сладкоречивым либералам! Это две стороны одной медали. Голосуйте за радикального коммуниста и ваши дома наполнятся теплом и светом, а холодильники – коровьим молоком и костромским сыром.

А Мария Сергеевна презирала обобранных голодранцев и потешалась над «домотканым» замещением импорта под влиянием вашингтонской пропаганды. И посему плюнула в открытое окно и захлопнула его с натугой несущего транспарант на первомайской демонстрации стиляги.