Текст книги "Опьяненные страстью"

– Это не унизило бы вас в моих глазах. В сущности, мысли о вас завладевают мной все сильнее с каждым днем. У меня изощренный вкус. Если вы выберете меня своим любовником, я обещаю, у вас не будет причин для разочарования. – Себастьян протянул ей руку. – Пойдемте наверх, в спальню. Позвольте показать вам, сколько способов доставлять наслаждение мне известно!

Мадлен уставилась на предложенную руку. Внезапно события начали развиваться чересчур стремительно. Перед мысленным взором Мадлен промелькнули непристойные рисунки, увиденные в библиотеке. Испытывая смешанное чувство любопытства и отвращения, она гадала: неужели он намекает на изощренные и иногда немыслимые позы, которые она видела? Неужели она отважится на такое? Странная игра! Мыслимо ли запомнить ее правила?

Мадлен вложила в его ладонь дрожащую руку.

– Возможно, вы не станете думать обо мне хуже, – медленно произнесла она, стараясь держаться как можно непринужденнее, – но вы рискуете уронить свое достоинство в моих глазах. Даже конюх более уважителен в своей страсти.

В дружеском смешке Себастьяна прозвучало восхищение.

– Я исправлюсь, Миньон. Вы, конечно, привыкли, чтобы за вами ухаживали. И как мне только пришло в голову на этот раз отказаться от формальностей? – Он коснулся ее подбородка кончиком пальца. – А может, вы просто дразните меня?

Мадлен во все глаза смотрела в мучительно прекрасное лицо Себастьяна, озаренное дневным светом. Этому мужчине предстояло стать ее первым возлюбленным.

– Если бы каждый получал то, что хотел, едва успев пожелать, жизнь была бы до отвращения скучна, – вырвалось у нее.

Сердце Себастьяна забилось в восторге. Он нашел женщину, достойную его усилий, сильную духом, сдержанную, остроумную и жизнерадостную. В его голове начал вырисовываться план.

Он не забыл о споре с Питером Элиоттом и о своем обещании явить миру идеальную любовницу. Но поскольку подходящего объекта не находилось, он не задумывался даже о возможности когда-нибудь осуществить свой план. И вдруг провидение преподнесло ему неграненый алмаз в виде Миньон.

С первых минут встречи она заинтересовала его. Себастьян не надеялся, что его новая знакомая – девственница, но был уверен в ее чистоте. Он умел добиваться расположения самых прекрасных и талантливых европейских дам, и они не упускали случая завоевать его благосклонность. Однако Себастьян и помыслить не мог о женщине, которая подняла бы юбки, как сделала Миньон, не для того, чтобы утолить его плотские аппетиты, а чтобы наловить лягушек к его столу!

Под его руководством Миньон могла бы узнать, как не утратить свободы духа, не подчиниться мужской тирании, даже тирании самого Себастьяна.

Но приступить к осуществлению своих планов здесь, в лаборатории, где он только что допустил досадную ошибку, точно школьник, Себастьян не мог. Миньон заслуживала совсем другой обстановки.

– Не хотите ли поужинать сегодня со мной, Миньон? Оденьтесь как подобает и приходите в столовую как почетная гостья.

– Постараюсь, – осторожно отозвалась Мадлен, и Себастьян наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Он прекрасно сознавал силу своего обаяния, а Мадлен вовсе не была неуязвима – совсем напротив. У нее дрожали колени.

Глава 9
ПЛАТА ЗА ДОБЛЕСТЬ

Сеновал был завален душистым свежим сеном. Мы носились верхом по поместью ее мужа, пока летняя гроза не вынудила нас искать убежища и иных, более уместных развлечений.

Ее туалет был в полном беспорядке: свернутый жакет служил подушкой, под расстегнутой блузкой виднелась расшнурованная шемизетка. Она вздрогнула, когда зигзаг молнии озарил сеновал и вспышка на миг осветила нежный атлас ее грудей. Они были маленькими, как у девочки-подростка, но их венчали чудесные крупные и длинные соски, каких я еще не видывал.

– Я вам нравлюсь, милорд? – спросила она, капризно надув губки. – Мой муж на них и не смотрит, говорит, что у меня фигура совсем как у мальчишки.

– Еще ни одному мальчишке не удавалось соблазнить меня сделать вот это. Или это. И разумеется, вот это. – Я дразнил языком ее ягодки, тем временем забираясь под юбку.

– Милорд, как вы смеете?

В ее голосе зазвучал протест невинности, но в лицо мне устремился взгляд зеленых прищуренных глаз искусительницы. Такой взгляд, полускрытый опущенными веками, бывает у женщин только во время вспышек желания.

– Нам в любой миг могут помешать, – продолжала она, потянувшись к пуговицам на моих панталонах. – Я не могу раздеться прямо здесь. Самой мне не удастся снова зашнуровать корсет или поправить прическу. – Ее глаза вдруг расширились, едва ладонь проникла за пояс моих панталон. – О Боже!.. Кто-нибудь наверняка заподозрит, чем мы здесь занимались.

– Миледи, я продемонстрирую вам способ, в равной мере удовлетворяющий и мои, и ваши потребности. – Осторожно перевернув ее на живот, я поднял юбку ее амазонки и нижнюю юбку, обнажая пышные полушария и женственные бедра. Поставив мою партнершу на колени, я погрузился в нее сзади с приличествующим случаю воодушевлением.

Вывод: я много размышлял и наконец понял, почему в нашем обществе среди женщин принято закутывать тела в бесконечные ярды ткани, но оставлять обнаженным само средоточие женственности, предлагая его услугам каждого жаждущего орудия.

Когда мы вновь улеглись на спину бок о бок, выяснилось, что во время взаимного достижения блаженства не пострадали ни ее корсет, ни локоны.

Заметим мимоходом, что женщины, которые чувствуют, что мать-природа обидела их, не наделив пышной грудью, излишне болезненно относятся к своему недостатку. Словно не понимая истинной цели своего возлюбленного, они волнуются или требуют обильных похвал, чтобы искупить анатомический изъян. Джентльмен, который пренебрежет своим долгом в подобном случае, не сумеет разжечь пламя желания у своей дамы. Не следует также впадать в чудовищную ошибку, прибегая к сравнениям и аналогиям, или пытаться убедить даму, что ее «недостаток» незаметен.

Себастьян отложил перо и взял бокал с вином. Повязка на правой руке мешала писать, но, несмотря на это, он свободно изливал свои мысли на бумаге. Воспоминания были приятными, но предстоящий вечер обещал гораздо больше, чем забава, описанная Себастьяном в ожидании ужина.

Себастьян с отвращением обвел взглядом остатки ужина. Он задумал роскошный вечер с обилием вина и великолепной стряпней Миньон, поданной на лучших скатертях и севрском фарфоре. На столе искрились хрусталь баккара и столовое серебро – часть приданого матери Себастьяна, француженки, отлитое придворным ювелиром Людовика XVI. Себастьян приказал принести из сада последние летние розы, которые теперь стояли в изящной вазе в окружении серебряных и позолоченных канделябров. Второй букет красовался в спальне Себастьяна, у постели, застланной свежим бельем. Спальню как следует протопили, чтобы ночью в ней не было зябко. Сам Себастьян оделся с особым усердием, выбрав кружевные манжеты и сапфировую булавку к галстуку. Словом, эти приготовления были достойны официального приема в лондонском особняке, а не ужина со скромной кухаркой в поместном доме.

Себастьян вдруг с удивлением поймал себя на том, что нервничает, наблюдая за приготовлениями, словно ему предстоял первый в жизни тет-а-тет с дамой, плавно переходящий в развлечения в постели. Никогда еще он не испытывал столь острого возбуждения.

Затруднение было лишь в одном: Себастьяну пришлось ужинать в одиночестве.

Мадлен только один раз появилась в столовой, взмокшая и раскрасневшаяся, в поношенном платье прислуги, которое Себастьян тихо возненавидел. Она извинилась и сообщила, что кухарка, которой она поручила присматривать за мясом, отвлеклась и баранина чуть не подгорела. Это происшествие ясно свидетельствовало о том, что Мадлен не в силах доверить чужим рукам свою стряпню.

Выслушав ее, Себастьян раздраженно раскинулся в кресле, нахмурился и выпил больше, чем обычно. Ожог на ладони вдруг заныл, но не менее мучительную боль ему причиняло уязвленное самолюбие.

Перемены блюд, появляющиеся на столе, были настоящим чудом, но Себастьян почти не замечал, что ест.

Он не привык, чтобы дама, которой он сделал недвусмысленное предложение, отказывала ему в обществе. Мысль о том, что его отвергли, распаляла его гордость, хотя в другое время Себастьян сам поспешил бы защитить Мадлен. Впрочем, сейчас он был не в состоянии рассуждать разумно, рассудок покидал его с каждым выпитым бокалом.

Такой поворот событий вызвал недовольство и у Мадлен. Только когда десерт был готов, она сумела ускользнуть к себе и переодеться. Мадлен опасалась, что, несмотря на поспешное умывание в тазу, от нее по-прежнему несет кухонным чадом. Чтобы избавиться от навязчивого запаха, она слегка потерла волосы лимонной цедрой, а затем перевязала влажные кудри желтой атласной лентой. Но даже после того, как она пожевала лист мяты, чтобы освежить дыхание, Мадлен боялась, что от нее исходит запах жареной баранины. В последней отчаянной попытке избавиться от него она растерла пучок мелиссы из сада в ладонях и положила несколько веточек в ложбинку между грудей. Переоделась в белое муслиновое платье с рисунком в тон желтой отделке. Весь туалет, в том числе белье, лента, кружевные перчатки и туфли, был позаимствован у Оделии. Похоже, одежда пришлась Мадлен впору, но без зеркала судить об этом было трудно.

Наконец Мадлен шагнула в столовую и тихо, как мышка, приблизилась к внушительному столу, во главе которого восседал хозяин дома.

Себастьян раскинулся в кресле в непринужденной позе, перекинув ногу через подлокотник. В левой руке он вертел пустой серебряный кубок. Он не изменил позу, увидев внезапно возникшую перед ним Мадлен, но это не значило, что ее появление осталось незамеченным. Несколько долгих минут Себастьян молчал, разглядывая ее, словно еще одно соблазнительное блюдо.

Простое платье Мадлен не скрывало нежных очертаний соблазнительного юного тела. Завышенная линия талии проходила под грудью. Глубокий вырез обнажал ту часть женского тела, которой Себастьян всегда отдавал предпочтение. Но самым поразительным свидетельством красоты Мадлен он счел другое: без единого украшения, кружев или даже веера и цветов она ухитрилась в этот миг затмить всех других женщин, которых Себастьяну когда-либо хотелось соблазнить.

Но она опоздала, и он успел напиться. Кроме того, он не собирался поддаваться ее чарам, по крайней мере Себастьян решил не подавать виду, что очарован.

– А, маленький шеф-повар наконец-то соизволил явиться! – язвительно протянул он. – Подойдите поближе, мадемуазель, дайте-ка посмотреть, что модно в этом сезоне в кругу прислуги.

Эти слова больно укололи, но не удивили Мадлен: у Себастьяна было немало причин раздражаться. Мадлен медленно приблизилась.

– Тысяча извинений, месье. Я оскорбила вас своей медлительностью.

– Оскорбили меня? Да я этого даже не заметил! – Он пренебрежительно махнул кубком в сторону стола. – С таким же успехом розы могли бы увянуть в оранжерее, а не здесь. А фарфору и серебру нет никакого дела до того, кто пользуется ими. Ну а я… за последние полтора часа я осознал всю нелепость своего приглашения.

Он увидел, как на щеках Мадлен проступил румянец.

– Стол выглядит прелестно, месье. Я польщена вашим вниманием.

– Не стоит! Садитесь. Должно быть, еда уже остыла. Впрочем, прислуге привычно доедать холодные остатки чужих ужинов, не так ли?

Улыбка Мадлен угасла. Уничижительный тон был несвойствен Себастьяну. Лакей отодвинул стул, и Мадлен села, не поднимая глаз. А когда Себастьян махнул рукой лакею и процедил сквозь зубы: «Пшел прочь!» – Мадлен задумалась, не понимая, в чем дело. И голос, и манеры хозяина дома утратили прежнюю утонченность. Внезапно он неуверенным жестом потянулся к серебряному кувшину, наполнил свой бокал, и Мадлен все поняла. Маркиз был пьян.

Хмель не отразился на его лице, выражение которого осталось надменным и невозмутимым. Только синие искры, мерцающие в глазах, стали другими. Мадлен видела, как эти глаза искрятся насмешкой, вспыхивают от удивления, загораются огнем желания. А теперь в них читалось раздражение и обида. Мадлен поняла, что допустила оплошность. Соблазнение не состоится, его заменят унижения и горечь. Мужчина, который получал все, что только мог пожелать, больше не хотел ее.

– А вы? Почему не пьете? – спросил он, заметив, что Мадлен сидит, сложив руки на коленях. – Передайте мне свой кубок, Миньон.

Он наполнил его и вернул обратно, не произнеся ни слова.

Мадлен внимательно разглядывала изящную серебряную вещицу, покрытую позолотой. На подставке кубка были вычеканены виноградные листья и грозди.

– На редкость красивая вещь, месье.

Ухмыльнувшись, Себастьян поднял свой бокал.

– Как и вы, мадемуазель.

Мадлен отвернулась, кусая губы. Несмотря на свою вину, она негодовала, видя попытки Себастьяна унизить ее. Пытаясь взять себя в руки, она глотнула вина.

Себастьян заметил неожиданно мелькнувшее на лице Мадлен выражение недовольства, пока она опускала кубок и заглядывала в него.

– В чем дело?

Между тонкими темными бровями Мадлен легла морщинка.

– Вы пьете слишком сладкие вина, месье, к тому же они не шамбрированы.[19]19
  Не доведены до комнатной температуры.


[Закрыть]

Он пожал плечами:

– Если я пью в одиночестве, мне скучно ждать, когда вино согреется, поэтому я предпочитаю пренебрегать нюансами.

– Неубедительное объяснение, – выпалила Мадлен не задумываясь.

– Возможно, – еще более холодным тоном отозвался Себастьян. – Полагаю, ваш французский темперамент не допускает и мысли о том, что кто-то другой может быть не чужд эксцентричности вкусов, которую вы считаете своим законным наследием.

Мадлен была слишком разочарована долгожданным ужином и не сумела воспринять последнюю шпильку невозмутимо и с достоинством. Она окинула Себастьяна гневным взглядом.

– Зато вы, месье, за несколько минут проглотили то, что готовилось несколько часов. – Она оглядела стол, уставленный почти нетронутыми блюдами, в которые она вложила столько труда и заботы. – Вы, англичане, понятия не имеете о том, как надо наслаждаться вкусом блюда, смаковать его. Прежде чем добавить в блюдо соус, надо положить полную ложку в рот, хорошо распробовать, пока соус не перестанет быть загадкой. А вы… вам все равно, вам нет дела до того, что добавлено в соус – базилик, эстрагон или шнитт-лук. С таким же успехом я могла бы положить туда мелко накрошенное сено!

Ее упреки были несправедливы – Себастьян обладал утонченным вкусом. Но вспышка маленькой кухарки позабавила и заинтриговала его. Мадлен вновь забыла свое место, пренебрегла правилами, требующими от прислуги почтительности и сдержанности.

– Если вы убеждены, что способны лучше меня оценить вкус вина, докажите это. – Предложение застало Мадлен врасплох, и она растерянно заморгала. – Не робейте! Вы уже столько наговорили, что мне следовало бы сию секунду вышвырнуть вас за порог.

Мадлен признала, что Себастьян прав, но тут же вспомнила, сколько труда потратила в последние дни, чтобы он оценил ее кулинарный талант. А теперь захмелевший хозяин сидел в окружении объедков блюд, которые, судя по всему, не произвели на него никакого впечатления.

Он спустил ногу с подлокотника и впервые за весь вечер улыбнулся.

– Смелее, Миньон! Попробуйте еще немного моего чудовищного вина и объясните, почему считаете мой выбор неудачным.

Мадлен робко улыбнулась, не поднимая глаз.

– Мне неловко критиковать ваш вкус…

– Вы это уже сделали. – Его взгляд постепенно теплел. – Выпейте, Миньон, и объясните, в чем дело.

Мадлен взяла второй бокал, стоящий перед ней, на этот раз хрустальный, и перелила в него содержимое серебряного. Слегка покачав жидкость в бокале, она поднесла его к свече, нахмурилась и наконец изрекла:

– Вино неправильно профильтровано и разлито по бутылкам. Осадок в нем густой, как слой осенних листьев. – Она пригубила вино, на этот раз не скрывая гримасы отвращения. – Месье, вам продали остатки со дна бочки, подслащенные сахаром.

– Черта с два! – Себастьян нахмурился, гневно глядя на вино, словно желая пристыдить его взглядом. – Я сам купил его месяц назад в Марселе.

– Красное вино хорошо переносит перевозку, – кивнула Мадлен, – а вот белое часто портится. Но если бы вы осмотрительно выбрали вино, в дороге с ним ничего бы не случилось. – Она подняла голову. – По-моему, дворецкий вас обманывает.

– Хорас? – Себастьян расхохотался на всю комнату. – Это немыслимо! Он только что приехал сюда со мной из Лондона, а вино было доставлено прямиком в поместье.

– Значит, в том, что вино испортилось, виноват кто-то другой. У вас есть ключ от погреба?

– Разумеется.

– Не могли бы вы дать его мне?

– Зачем?

– Я хотела бы доказать свою правоту. Но для этого мне необходимо самой принести несколько бутылок из вашего погреба.

– Я пойду с вами.

– Это ни к чему.

Заявление Мадлен ни в коей мере не польстило самолюбию Себастьяна, но он опасался, что, если станет настаивать, она просто-напросто уйдет спать.

– Будь по-вашему.

Он выудил ключ от винного погреба из кармана, куда сунул его после того, как Хорас принес вино к ужину. Ключ был огромный, резной, на толстой цепи.

– Прошу вас, хозяюшка. Принесите вино сами. Только возьмите с собой свечу.

Мадлен встала и взяла из рук Себастьяна ключ.

– Я попрошу лакея проводить меня.

Себастьян нахмурился, застыв с протянутой рукой.

– И передайте ему: за малейшую непочтительность он у меня поплатится!

Мадлен отвернулась, чтобы скрыть улыбку: вечер удался.

– Последнее вино – «Пино нуар», или «Черная гроздь», из Бургундии. Оно лучше предпоследнего, но еще не созрело.

Мадлен плеснула немного вина в седьмой и последний из хрустальных бокалов, выстроившихся на обеденном столе перед Себастьяном.

– Через год-другой оно станет совершенством.

«Миньон, совершенство – это ты», – мысленно возразил Себастьян, потянувшись за бокалом и радуясь тому, что отослал лакеев спать, лишь бы остаться наедине с гостьей.

Он не спешил, наблюдая за ней поверх края бокала. Его переполняло странное возбуждение, размышлять о причинах которого не хотелось. Когда Мадлен подняла голову, Себастьяна окатила теплая волна нежности.

Ее урок дегустации вин был трогателен, старание Мадлен вызывало у Себастьяна умиление. На миг она превратилась в наставницу рядом с учеником. По напряженно застывшему лицу кухарки Себастьян понял, что она старается сдержать улыбку, довольная ситуацией не меньше его самого.

– Попробуйте, месье, – предложила она.

– Непременно, – пообещал Себастьян, заинтересованный нежными очертаниями губ Мадлен гораздо больше, чем вкусом вина.

Смышленая девчонка эта маленькая странница, которую судьба занесла в его дом. О винах рассуждает с уверенностью дочери винодела из Бургундии. Как могло случиться, что она стала призом в нелепом пари, заключенном в «Уайтсе»? Впрочем, это Себастьяна не интересовало. Он не сомневался в одном: столь ценного подарка он еще никогда не получал.

Подождав минуту, Мадлен вопросительно уставилась на Себастьяна.

– Ну, что скажете, месье?

Он послушно пригубил вино. Вкус его ничем не уступал насыщенному багровому оттенку. Себастьян подержал вино во рту, силясь уловить оттенки и нюансы букета, но чуть не поперхнулся от незрелой терпкости и кислоты. Мадлен оказалась права: кислота должна улетучиться через год, а точнее – через два, как она и предсказывала. Вино обещало быть превосходным.

Сдержанным тоном, под стать серьезному выражению на лице Мадлен, он согласился с ее мнением.

Мадлен кивнула.

– А теперь я вновь попрошу вас попробовать вино из первой бутылки.

Он любовался игрой света и тени на изящном профиле девушки, пока она тянулась за бутылкой. В очертаниях ее скул есть нечто экзотическое, решил он. Вероятно, среди ее предков значились мавры. Он беспокойно перебирал пальцами ножку бокала. Сдержанность стоила Себастьяну немалых усилий: каждую секунду он был готов схватить Мадлен в объятия и усадить к себе на колени.

Она подала ему тарелку с тонкими ломтиками хлеба и огурца, чтобы очистить нёбо перед дегустацией. Себастьян подцепил кружок огурца, чувствуя, как от вина у него начинает играть кровь. Мадлен налила в его бокал всего одну чайную ложку вина. К сожалению, сама она не выпила и трех глотков.

Себастьян смело взял предложенный бокал, сделал глоток и тут же сплюнул вино обратно, скорчив гримасу отвращения. От грубого кислого вкуса у него защипало язык.

– Похоже, его процедили сквозь нестиранные крестьянские штаны!

– Скорее всего вино было сделано из венгерского токая в неурожайный год. Подгнивший и незрелый виноград собирали после обильных дождей. – Скрестив руки на груди, Мадлен многозначительно покачала головой. – И этим вы запивали мои тонкие блюда!

Себастьян не нашелся с ответом: доказательства Мадлен были неопровержимы. Но гораздо больше его интересовала упругость ее грудей в гнезде скрещенных рук. Кто бы мог поверить, что у такой тоненькой девушки окажутся столь пышные формы? Себастьян мечтал о том, чтобы расстегнуть лиф ее платья и прильнуть к сладким холмам.

Он отставил бокал.

– Почему же прежде я не замечал разницы?

– Вас ловко обманывали, месье. – Она указала на две бутылки. – Вы видели, как были откупорены две бутылки. Они абсолютно одинаковы. – Она сунула руку в карман передника и вытащила две пробки. – Но если рассмотреть их, вы сразу увидите, насколько пробка, вынутая мной, отличается от той, что я нашла на столе. – Теперь понимаете?

– Не совсем, – пробормотал он. – Подойдите поближе.

Мадлен склонилась над ним, и Себастьян вдохнул запах ее кожи, неожиданно уловив в нем оттенок лимона. Аромат смешивался с еще одним, более тонким, который Себастьян счел соблазнительным запахом тела Мадлен.

Он взял ее за руки, делая вид, что изучает пробки, но на самом деле разглядывая тонкие гибкие пальцы и представляя себе их прикосновение к коже. Наконец он поднял голову и окинул нежным взглядом ее лицо.

Мадлен улыбнулась в ответ.

– Справа – новая пробка, – объяснила она. – Пятно от вина въелось в нее не так глубоко, как на той, что слева. Сначала вам подали хорошее вино. А после нескольких бокалов подметить замену способен разве что обладатель опытного носа.

– Опытного носа… – с улыбкой повторил Себастьян странное выражение, мысленно представляя себе такой нос. Он знал немало опытных женщин, но в число их талантов не входило утонченное обоняние. Он и сам был не прочь поучить Мадлен кое-чему, развить в ней таланты искушенной возлюбленной.

Он неторопливо провел пальцами по нежной коже запястьев Мадлен, ощущая ее пульс. Биение ее сердца было невозможно сравнить с лихорадочными, сбивающимися ударами в груди Себастьяна.

– Кто же обучал вас, Миньон?

– Мадам Селина, бывшая герцогиня д’Экслижи.

Себастьян резко вскинул голову.

– Из рода виноделов д’Экслижи?

– А вы знакомы с ними, месье?

– Да, с одним из них. Мы с наследником герцога провели несколько приятных часов в Париже летом 1790 года. – Многозначительным взглядом Себастьян намекнул, чем он занимался в эти часы, но Мадлен пропустила намек. Наследник герцога д’Экслижи погиб год назад от рук парижской черни вместе с еще несколькими друзьями Себастьяна, но эти воспоминания он решил приберечь на потом. – Вы служили в их доме?

– Нет, месье. С 1791 по 1795 год мадам Селина жила в монастыре, где я воспитывалась. Она привезла с собой лучшее содержимое своего винного погреба, объяснив, что ей невыносима мысль о том, что всякий сброд будет поднимать за смерть ее близких друзей бокалы, наполненные ее собственным вином. Она предпочла бы, чтобы в нем купались обитатели монастыря.

Упоминание о монастыре не ускользнуло от внимания Себастьяна, но расспросить о нем подробнее он решил позднее.

– И вы купались в нем?

Взгляд Себастьяна из-под полуопущенных век скользнул по фигуре Мадлен, прежде чем вновь остановиться на лице.

– Значит, в ваших туфлях скрываются пальчики, запачканные вином?

– Нет, месье, – со смехом покачала головой Мадлен.

«Месье»… Какое уважительное обращение… Несомненно, она громко запротестует, едва он попробует посадить ее к себе на колени.

Но Мадлен не стала бы возмущаться. Втайне она радовалась тому, что сумела прогнать гнев хозяина. Но теперь, когда он смотрел на нее, как сегодня утром в лаборатории, Мадлен вдруг оробела. Ей хотелось угодить ему, увлечь его, стать его любовницей, но она не знала, сумеет ли пережить такое потрясение.

Она мечтала отвести со лба каштановый локон, бросающий тень на идеально очерченное лицо Себастьяна. Глядя на него, Мадлен забыла о своих планах и уловках и видела перед собой только обаятельного мужчину с чуть смущенной улыбкой. Она испытывала необъяснимое желание прикоснуться к нему и с трудом отгоняла преступные помыслы.

– Урок закончен, месье. Я доказала, что кто-то в этом доме хранит пустые бутылки, а затем наполняет их дешевым вином.

Себастьян вновь коснулся большим пальцем бьющейся жилки на ее запястье.

– Но как вы об этом догадались?

– Я уже видела подобный фокус. С помощью него мадам Селина сберегла хорошее вино. Его перелили в дешевые фляги с ярлыками, свидетельствующими о том, что это кислое молодое вино. Когда фляги осматривали сначала республиканцы, а затем солдаты армии Наполеона, они признали, что вино сгодится разве что для причастия.

– Вы получили удивительное образование, – задумчиво произнес Себастьян. – Но теперь, убедившись, насколько вы опытны в искусстве лжи, я не знаю, верить ли вам. Может, это вы подменили бутылки, чтобы несправедливо обвинить мою прислугу?

Мадлен удивленно уставилась на него.

– Но с какой целью, месье?

– Чтобы произвести впечатление на меня, – мягко предположил Себастьян, – завоевать мое доверие.

Лицо Мадлен мгновенно стало бесстрастным.

– Зачем мне это, месье?

Себастьян недоуменно вскинул бровь. Женщины, красотой и утонченностью превосходящие эту монастырскую мышку, изобретали сложные и запутанные планы, лишь бы завладеть его вниманием.

Внезапно он встал и взял Мадлен за руки. Казалось, все ее тело вибрирует, окруженное ореолом серебристого сияния.

– Вы бесподобны, Миньон. Сколько мужчин говорили вам об этом?

– Ни одного, месье, – покачала головой Мадлен.

– Значит, вы прибыли из страны слепых и немых людей.

Себастьян нежно заключил ее в объятия, и Мадлен не отстранилась. Склонив голову, он уткнулся лицом в ее шею. Его завораживала каждая мелочь: опьяняющий аромат лимона и мяты, тепло тела, проникающее сквозь одежду, даже биение ее сердца. Желание охватило его. Оно было простым и бесхитростным, не требовало лжи или притворных заверений.

Мадлен затаила дыхание. Именно этой минуты она и ждала, надеясь, что он не сумеет сдержать желание. Несомненно, к утру она станет любовницей маркиза. Ей следовало бы испытать облегчение, радость, чувство триумфа, но где-то в глубине живота образовался страх, словно она проглотила льдинку. Когда Себастьян поднял голову, в его ярких синих глазах Мадлен прочла свою судьбу. Вздрогнув, она задумалась о том, что станет с ней, когда все будет кончено.

Себастьян смотрел на нее с обезоруживающе ласковой улыбкой. Мадлен замерла, как завороженная. Ее грудь высоко вздымалась над низким вырезом лифа. Себастьян был не настолько тщеславен, чтобы расценивать каждый женский взгляд как похвалу своим достоинствам, однако он замечал, как часто Мадлен наблюдает за ним, уверенная, что он ничего не видит. Кровь стремительно заструилась в его жилах. С мыслью о Мадлен он засыпал и пробуждался. Утром, в лаборатории, ее прикосновения были такими нежными… она поцеловала его. Сегодня он намеревался лечь с ней в постель и проснуться рядом завтра утром.

Будь Мадлен посговорчивее, он овладел бы ею прямо здесь, прижав ее к обеденному столу. Но для столь грубой игры еще слишком рано. Себастьян жаждал насладиться неспешной и продолжительной близостью, которая наверняка окажется в новинку для его партнерши.

Минута нерешимости миновала. Кончиками пальцев он медленно провел по ее зардевшейся щеке и коснулся нижней губы.

– Ведь ты не робкого десятка, верно? – Он прижал палец к ее губам, мешая ответить. – Молчи. Сейчас сама все поймешь.

Медленно и уверенно его ладонь проскользила по шее Мадлен к вырезу лифа и смело нырнула под него, прижимаясь к полной округлости левой груди. Мадлен вздрогнула.

– Видишь, как все просто? Тебе нравятся мои прикосновения, а мне – твои. Это естественно, не правда ли?

Он подхватил ладонью ее грудь, большим пальцем лаская под тонким муслином выпятившийся сосок.

– Вот и доказательство! Как он набух! – Под опущенными ресницами, на которых играли блики, глаза Себастьяна вспыхнули синим пламенем. – Ты чересчур чувствительна, милая. Это приятно нам обоим.

Очарованная и перепуганная, Мадлен позволила ему обводить сосок круговыми движениями пальца, пока он не достиг центра и не сжал затвердевший бутон. Сладкий взрыв наслаждения охватил ее, вызвав тихий стон.

– Да, тебе понравилось. – Себастьян наблюдал, как затрепетали и закрылись веки Мадлен, и коснулся ее лица, приложив ладонь к щеке. Он легко перебирал пальцами завитки волос над левым виском. – Миньон, я обещаю доставить удовольствие нам обоим.

Мадлен понадобилась минута, чтобы понять: Себастьян прижимает ее к себе не только для того, чтобы поддержать. Он осторожно касался губами ее шеи.

Засмеявшись, она уперлась ладонями в грудь Себастьяна.

– Вы пьяны, месье.

– Я опьянен тобой, – пробормотал он. – Ты одурманила меня. – Он отстранился, держа Мадлен за талию и не давая ей высвободиться. – Не тревожься, даже будучи мертвецки пьяным, я не разочарую тебя. – Он перебирал завитки ее волос. – Они мягкие, будто волосы ребенка. Ты такая нежная, от тебя исходит восхитительный аромат. Я готов съесть тебя целиком.

Не дожидаясь реакции Мадлен на двусмысленный комплимент, он наклонился и нашел ее губы.

Прежде его губы никогда не были такими горячими, жар его дыхания обжег лицо Мадлен, словно она оказалась возле пылающей печи. Странно, но ею вдруг овладело напряжение, быстро распространившееся от макушки до пят. Не слова восхищения, а страстный поцелуй заставил Мадлен вцепиться обеими руками в ткань его рубашки. Значит, это не так страшно. Слава Богу!

Когда Себастьян наконец поднял голову, они долго и молча смотрели друг другу в глаза. В конце концов Себастьян отвел затуманенный вином и страстью взгляд и усмехнулся.

– Пойдем в спальню, Миньон.

Мадлен услышала собственный шепот, донесшийся словно откуда-то издалека:

– Да, месье.