Текст книги "Лютня странницы. Поэтический сборник"

Шпильбург

 
Как в немецком городе, —
Слушай, гость, без слов, —
Перезвон фарфоровых
Колоколов…
 
 
Полно фыркать, хмуриться!
Видишь, сам не свой,
Что на мирных улицах
И на мостовой
 
 
Тень от чьей-то царственной,
Незримой руки
Клетки чертит явственно —
Шахматной доски!
 
 
…Было время молодо,
Древности цвели;
Липы тёмным золотом
Плавились вдали…
О, глаза лазурные,
Голос – той, одной, —
Кудри белокурые,
Фартучек цветной!.. —
 
 
Беги, не запаздывай,
Душу не губи!
Люби сказки сказывать,
Слушать – не люби!
 
 
Слышишь речи звонкие,
Пьёшь, что польский мёд, —
И печалью тонкою
В кость клеймо войдёт!
 
 
Распустила длинные
Косы до земли
Mädchen – Магдалиною
В детстве нарекли, —
 
 
И чарует страшною
Прелестью зимы.
И встают за башнями —
Мельницы, холмы…
 
 
Посыльного-гномика
В ночь, в метель, что ль, жду? —
К пряничному домику
Сквозь чащу иду…
Студенту с филистером
Завтра на дуэль;
Часы стеклом брызнули —
Последняя трель, —
В волосах запутались
Пылью ледяной…
 
 
В шарф, то ль в шлейф всё куталась —
Белый, кружевной…
 
 
Смесь принцессы с мальчиком,
Ангел и шалун.
Кровь на тонких пальчиках —
От клавира ль, струн?..
 
 
В дым свирельный прячется,
Нет её сильней,
Всё одна, обманщица —
Фея Лорелей…
 

Тавлея

 
«Играешь в шахматы ты скверно», —
Летит в огонь тавлея вся.
Хоть и не паж ты, мальчик верный,
Но всё же королева – я.
Ты, робкий, в ночь и непогоду
Носил мне белые цветы, —
И вдруг уехал на два года…
Так чем мне поклянёшься ты?
 
 
Не стану мучить, синеглазый, —
Спою кансону в честь луны.
…О, забирай всю доску сразу:
Твои мне пешки не нужны!
 

«Мирт и кипарис…»

 
Мирт и кипарис
Под горой сплелись,
И не разлучиться ветвям их, – надолго ль?..
Милый Арамис,
С миром удались:
Песню спеть хочу я – не тебе, но дороге.
 
 
Всё не тает клин
Журавлей вдали, —
Долго ль их сестре здесь томиться в неволе?
Звуки мандолин
За руку увели
Душу от земли, – чтоб ей не чувствовать боли…
Арамис поймёт:
Стало жаль – ему
Причинить, ужалив нечаянно, горе…
И в путь дальний тот
Посох я возьму, —
Он кустом миндальным окажется вскоре.
 

«Лесного ореха пустая скорлупка…»

 
Лесного ореха пустая скорлупка
В ладони лежит, – всё сначала!
Я в нежности вновь растворилась, – так глупо…
И завтра – как прежде бывало —
 
 
Твой ласковый взгляд одарит меня светом,
Польётся, как музыка, голос…
А сердце всё помнит, всё любит – навеки! —
Уж зная, что любит – лишь образ.
 

Знал только клавесин…

 
Для чувства сердце закрыв
(Быть может, мимо пройдёт?..),
Я подбираю мотив
Наощупь, не зная нот.
 
 
Мечта паутинкой ввысь
Летит, – мне её не поймать…
Голос, уйди, не стучись, —
Зачем мне его вспоминать?
 
 
Вновь стану учить латынь,
Вязать бесконечный шарф… —
Средь светлых моих святынь
Осталась его душа
 

Портрет

 
Я вставлю Вас в рамку, на стену повешу
И занавеской прикрою длинной…
(…И буду смотреть на Вас – каждый вечер,
И буду грусть перекладывать в рифмы…)
 
 
Но есть вероятность – довольно большая —
Что долго о Вас тосковать я не стану.
Подумаешь – голос… иль прядь золотая…
Ведь всё-таки Вы – не герой из романа!
 
 
Улыбка прыгает хитрою белкой:
Нет, всё хорошо, – я пока не влюбилась!..
Ну кто мне докажет, что он – не подделка?!
…Вот, лето прошло – и имя забылось.
 

Bellezza Angelica

«Не смертный образ очи мне пленил:

Очей прекрасных мир невозмутимый.

В душе моей любовь твой лик незримый —

Духовную, как он, – воспламенил».

(Микеланджело Буонаротти)

 
I
 
 
В Ваших кудрях запутались звёзды,
Ваши глаза – как горячий бархат,
Голос Ваш для обожанья создан…
Пью его с благоговейным страхом;
 
 
Мелких глоточков бег торопливый
Сердце моё превращает в птицу. —
Я б улетела в порыве стыдливом,
Но сил нет с тайной своей разлучиться.
 
 
Я не посмею внезапным признаньем
Вызов свой бросить душе Вашей чистой,
Только – восторженно и с любованьем
Лик вспоминаю Ваш иконописный…
II
 
 
Мне в руках не удержать
Улетающую душу:
То ли, вспыхнув, убежать,
То ль его молчанье слушать?
 
 
Можно дальше не шутить, —
Мне давно уж не до смеха…
Той лавине на пути
Цепь, замок ли – не помеха.
 
 
Неизбежный близок час;
Погрузилась в созерцанье:
Узкий лик и странных глаз
Тёмных тёплое мерцанье…
 
 
Новый камень на стене —
Не пробьются мудрых речи.
Поздно, – я уже во тьме.
…Очи у него, как свечи.
 
 
Снова, снова нежный плен,
Снова сладкое томленье…
Ночью – не вставать с колен!
(Задержись, о наважденье!)
III
 
 
Пойманными птицами томились
Смелые слова:
«Вы мне прошлой ночью снова снились, —
Снилась ли я Вам?..»
 
 
Вы мне нравитесь, и нет спасенья,
Нет пути назад. —
Ах, зачем я в этот день осенний
Встретила Ваш взгляд?!
 
 
То – судьба, и по её приказу
Втайне мне страдать,
Для любой случайной, краткой фразы
Повода искать,
 
 
Грезить о сиянье тёпло-карем —
И бежать тотчас,
Как неумолимой Божьей кары,
Нежных Ваших глаз…
 
 
Против Вас мне не узнать уловок,
Сети не сплести,
И боюсь неосторожным словом
Рану нанести…
___________________________________
 
 
На прохладных светло-жёлтых листьях
Строчки в листопад,
Словно неотправленные письма,
Снам вослед летят…
 
 
IV
 
 
Дар свыше, бремя иль вина, —
Но всё же больше, чем влюблённость.
И до конца обречена
На вечную неразделённость…
 
 
Что ж, прелестью своей сестёр
Мне не затмить; иного рода —
Взойду, как Жанна, на костёр
И совершу великий подвиг… —
 
 
Не изменит свои черты
Ваш лик, не погрустнеют к ночи
Неповторимой красоты
Задумчивые Ваши очи. —
 
 
(И нет ответа на вопрос,
И капли на ресницах – гири…
Ах, кроме нежности и слёз,
Ничем не просияю в мире…)
 
 
V
 
 
Улиц вечерних струнам
Дарят янтарный ритм
Множественные луны —
Редкие фонари.
Тёмно-синие реки
Текут из-за хрупких ветвей… —
Тебе не узнать вовеки
О нежной грусти моей.
 
 
Детским моим молитвам
Отклика свыше нет…
Находка прерафаэлита —
Идея писать твой портрет.
 
 
Видимо, в испытанье
В форме слились одной —
Áнглийское звучанье,
Ангельский образ твой…
 
 
VI
 

«– Chers amis, auriez-vous l’obligeance

de ne plus prononcer ce nom en ma présence,

s’il vous plaît?.. Merci d’avance.

Moi.»

(Frédéric Beigbeder,

«L’amour dure trois ans»)

 
Древнее имя – так пламенно-сладко,
Сотканное из старинной вязи…
Кем бы ты был в то время, – загадка:
Воином или князем?
Взгляд лишь чуть строже, – и кажется вечной,
Ширится мимолётная пропасть…
Трогательна и мила бесконечно
Глаз твоих робость.
 
 
Петь о тебе – всей природой птичьей
Рвётся душа порою…
Что для других – во языцех притча,
Лишь тебе не открою.
 
 
И – поклянусь стихами своими,
Полувсерьёз, полуиграя, —
В миг мой последний – лучистое имя
Прошепчу, умирая.
 
 
VII
 
 
«Скрыть не дано никакою эпохой,
Ни на одной из планет, —
Тщетно! – прорвётся во взглядах, во вздохах
То, чему имени нет.
 
 
Пламенем тихим прожжёт насквозь сердце,
Сколько его ни таи…» —
Как же не выдать – ни словом, ни жестом —
Радость и ужас свои?
 
 
Спастись напрасно спешу от кинжала,
Что настигает, звеня, —
Неотвратимое сладкое жало
Всё же коснулось меня…
 
 
VIII
 
 
Я зеркальцем серебряным играла
И уносилась в лёгкий мир мечты:
Оно непостижимо отражало
Далёкие и милые черты.
 
 
«Кто он – послушный паж из верной свиты,
Премудрый маг или коварный враг?» —
Пока мне будущее не открыто,
Но предречён к неведомому шаг.
 
 
Корите мои очи неустанно, —
Что приковало их, не объяснить,
Но видимое делает желанным
К душе незримой – тоньше света нить.
 
 
Сиянье тихое сквозь прелесть лика,
Зовёшься ты – Bellezza Angelica…
 

Солнечный осколок

Немая серенада

 
В сад густой, зелёный
Балкон тот выходит, —
Не хватает только сцен из романсеро.
Трепет длинных листьев
Да антифоны птичьи… —
Медленно, в тон им, вступает гитара.
 
 
В сладостную тайну
Уверенно, твёрдо
Струны за собою мечтаньем уводят. —
Без сопротивленья
В лучах плыву следом,
От всего отрешась, что не есть гитара…
 
 
Вечернего солнца
Тишина и мягкость;
Вздрагивают, точно дышат, листья пальмы…
Крысолов, лаская
Послушные струны,
Сердце окутал золотым покрывалом.
 
 
Страшней всех оружий —
Верно и умело
В сердце вонзаешь мелодии жало…
Оставь, сними сети
Гитарных заклятий,
Инквизитор души моей обольщённой!
 
 
И бегут по струнам,
И жгут моё сердце
Мириады крошечных раскалённых молний, —
Ещё, ещё каплю —
Умру от блаженства,
От любви душа расстанется с телом…
 
 
Сердце тянут, тянут
Мучительно-нежным
Томлением – струн лукавые волны;
В унисон гитаре
Колокол льётся… —
Боже, пожалей мою цыганскую душу!
 

Летняя гроза

 
Спуск крутой, и по ступеням
Светлый вихрится поток.
Не терпение, – кипенье:
За стрелой летит стрелок.
 
 
Воздух нежностью наполнен,
Дождь горячей льёт стеной,
И в разливе белых молний —
Лик крылатый надо мной…
 
 
Опаляющей уздою,
Всадник, тронул ты коня, —
Дерево перед грозою
Плавится в закате дня.
 

Ласточки

 
На небе ласточки видны;
Вот редкий танец парный. —
С диковинной голубизны,
Как плоский камень, падать…
 
 
Ещё немного, – точный миг,
Пока пробьётся голос, —
И хлынет чистый птичий крик
Разверзшегося горла.
 
 
В светлую глубину небес
Надежды крепкой знаком
Ласточка брошена, как крест
(А может быть, и якорь)…
 

Красота тончайшего мира

«Leurs âmes se tiennent par la main».

(Frédéric Beigbeder,

«Vacances dans le coma»)

 
В солнечном растворяюсь тепле, —
Из меня не выйдет философ.
В стрекозином ищу крыле
Смысл Вселенной, ответ без вопросов.
 
 
Я опять на пределе бурь.
В глубине – так больно и мило…
Это лето, этот июль, —
Красота тончайшего мира…
 
 
Что же сбудется в том пути? —
Будем тихо за руку, как дети,
По тропинке узкой брести
Средь созвездий или соцветий…
 
 
Дымка стелется от венка, —
И творение, и даренье…
И прозрений тонкая ткань, —
Это прелесть иль откровенье?
 

Фургончик

Игра

«Будем благодарны не только за лица, но и маски. Не только за честный привет, но и за лицемерие, ибо оно прячет тяжёлые истины».

(У. М. Теккерей, «Виргинцы»)

 
По уши в краске. – Декораций
Всех не вмещает уж стена.
Ещё не виданных реакций
Лаборатория полна!
 
 
Развоплощение: видений
Разрозненных понёсся рой.
Перерождение, – рожденье
Иной материи, двойной.
Переключательство паролей,
Где каждый – автор и герой… —
Уже не я играю роли,
Уже меня играет – роль!
 
 
(Ах, убежать бы, – где указки
Не пригвоздят к асфальту сон!..)
Мне – создавать оазис сказки
Вне власти мест или времён.
 
 
К застывшим пальцам – лёд пошёл бы,
Боль утолит всех лучше – соль.
Огонь я заменила шёлком,
И клюквенный струится сок.
 
 
И взмах косы, – и взлом заколки…
«Смотрите, радуга горит!» —
Калейдоскоп на сто осколков
Рассёкся, как метеорит.
 
 
Зал на хлопки не слишком ласков. —
Ах, главное – лишь скрыть глаза!
Я в новом платье, в новой маске,
И вам поймать меня нельзя.
 

Миллионная вариация

 
«Вся моя жизнь – суета,
Бег от зари до зари.
Ставим мы новый спектакль —
Сказку Сент-Экзюпери.
 
 
Трудно понять мне порой,
Зритель он или герой…
Но благодарная роль
Розы – дана мне одной!
 
 
Чем восхищается зал?
Если бы знали они!..» —
Росинки скрыл на глазах
Занавес чёрных ресниц.
 
 
Алою струйкой у рта —
Лента, подарок земли:
Шипы твои, Красота,
Внутрь, не наружу росли!
 
 
Как мотыльков на свече,
Письма её он сжигал, —
И еретик на костре,
Может быть, меньше страдал…
 
 
О сёстрах райских садов
Видит заветные сны
Чёрная пыль лепестков
У монастырской стены.
 
 
А в костюмерной святой
Из шёлка белого шьёт
К гала-концерту хитон
Ангел-хранитель её…
 

Эндшпиль под куполом

 
Испанская песнь водопад твой вниз
Зовёт, – и свет в зале погас…
Канатоходец парит, повис
Над бездной огромных глаз.
 
 
Зверёныш-крошка – зрачок остёр…
На муки себя готовь:
Ножом по сердцу, сама – в костёр, —
Цыганской души любовь!
 
 
Она не думает и не ждёт,
В ней бури спят до поры:
На корпию – платье при всех сорвёт.
Без слов ворвётся – и жизнь возьмёт,
Ведь собственный краткий ей век не в счёт…
Тут жерло, – ты ждал игры.
 
 
Она в ночь смерти – как Божий день,
Подёнкой летит на свет.
Не полусвет, о, не полутень, —
Полутонов здесь нет!
В кильватер туч и сплошных потерь,
В дар – эндшпиль, парад планет.
 
 
На счастье – чёрно-жёлтый шнурок
На смуглой шее её…
Но бархат осыплется тот – не в срок… —
Кому Карменсита поёт?
 
 
Кто из других тебе лучший родник
В ладонях своих принесёт?..
Вот тебе нежность её, возьми:
Красная глина – и лёд!
 

«Прозрачен ты, как капелька дождя, …»

 
Прозрачен ты, как капелька дождя, —
Мой горный снег, останешься ты белым…
Как Себастьяна, не пронзят тебя
Ресниц моих отточенные стрелы.
 
 
Игрушкой ёлочной спускается серьга
До самого плеча от мочки уха.
Кармен я, милый, и плясать меня
Учила плутоватая старуха.
 
 
Я вьюсь вокруг тебя, но взгляд твой строг, —
Манящий призрак ускользнёт, как от кинжала…
Ладонь твоя – распутье всех дорог…
Так хочешь, чтоб тебе я погадала? —
 
 
Я вижу – поле; в нём горит, как день,
Костёр бездомный под открытым небом,
И искоркой душа летит к звезде…
О, если б свет тот дальний тьмою не был!
 

Китайские мотивы

 
Отброшен с нотами листок;
Двери – запрет скрипеть…
Кружась, всю ночь в лесу густом
Тебе я буду петь.
 
 
В горошек шёлковый халат
Взовьётся в танце том;
Запястья змейками взлетят,
Рассыпавшись стеклом.
 
 
И райским яблочком щека
Покажется тебе…
Твёрдость стрелы, хрупкость цветка
В одной слились судьбе.
 
 
Сегодня срок пришёл, мой друг,
Открыть тебе секрет:
Как я, ты будешь горный дух, —
Тебе во мне сгореть.
Мерцает семицветный свет
Над пропастью в горах…
Ступай скорее, ведь мой след
Растает на глазах.
 
 
Пусть ждут напрасно во дворце,
Хоть император звал, —
Волшебной музыкой в ларце
Ручей звучит средь скал.
 
 
Побудем здесь, мой горностай…
Сядь рядом, не спеши.
Вздох затаи и отражай
В очах своей души,
 
 
Как колокольчики звенят,
Вплетённые в косу…
На шёлке тушью ты меня,
Художник, нарисуй!
 
 
Нежность в фарфоровом лице,
А очи – листья ив…
Портрет оставишь на крыльце,
Перо, как знак, забыв.
 
 
В росинке катится звезда,
Зацеплена крылом, —
Не исцелишься никогда,
Не спутаешь со сном…
О, перед кем я в пеньи звёзд
Свой расточала дар?!
Бежит стремглав, хоть рухнул мост, —
Он испугался чар!
 
 
Напрасно, видно, я пою
И кос струится лак…
Лукавство скроет грусть мою, —
И хорошо, что так…
 

Из заточения

 
Алхимия!.. – Со дна притихших жил…
Не виновата, что – хрусталь, не камень;
Творец в сосуд прозрачный мой вложил
Подземных тиглей исступлённый пламень.
 
 
Я честно, в стужу, срок свой прослужу.
Бросаюсь – на рога, навстречу туру.
Под лёд – до ледохода – ухожу.
На амбразуру б так – в аспирантуру…
 
 
Что легче, – с бледных смахивать ланит
Берёзового сока ток неровный,
Всё методичней о чужой гранит
Ломая душу в скрежете зубовном!..
 

Зимний цветок

 
Я ухожу от тебя – на запад…
И – ни поклона.
Невыносимо – тебя зреть глазами
Многих поклонниц.
 
 
Стрелы луны! – Преходящи узы,
Светоч холодный!
(Видно, случилось понятие Музы —
Мужского рода…)
 
 
Я – королева, мой льдистый венчик
В огне не тает.
Растёт звезда в груди эдельвейсом,
Всё расширяясь…
 
 
Светлые иглы, пронзившие сердце,
Теперь я – с вами.
Станет горный цветок страстотерпцем. —
Серебристое пламя.
 

По раскалённым углям

«Звёзд хрусталинки рассыпаны по тверди…»

 
Звёзд хрусталинки рассыпаны по тверди.
На земле – мы, сдвоенная тень…
В памяти слова:
«любовь сильнее смерти…» —
Мне? Тебе? Обоим? – в один день?!
 
 
Колокольные душ перезвоны
В запредельной тайне сберегу:
Розы расцветали на ладонях
Поцелуями любимых губ.
 
 
Ах, за что меня коснулось это?
Вечная… И нет её сильней.
Шёпотом душа даёт обеты:
Ты, любимый. До скончанья дней.
 
 
Жалом поражённая незримым,
Слёзы нежности едва тая:
Добровольно и неисцелимо, —
Пленник мой… Я – пленница твоя.
 

Менуэт при свечах

Судьба

 
За стеной, в пещерном храме,
Манит отзвук пенья,
Чёрно-белого хорала
Клавиши-ступени.
Опаляет свечка руку,
Путь стеклом покрыт… —
Я иду к тебе – по звуку
Через лабиринт.
 
 
Я – таюсь, свеча всё тает,
Как дыханьем, грея.
Средь туннелей заплутаюсь
В катакомбах древних.
Лишь в последний миг замечу,
Что раскрыт секрет, —
Выйдет медленно навстречу
Чудный силуэт…
 
 
Я укрыться не успею, —
Оставляют силы.
От смущенья не посмею
Встретить взгляд твой милый…
Но спасает утешенья
Нежное крыло —
Чуткое прикосновенье,
Рук твоих тепло.
 
 
В плен сдалась, мой ангел-странник,
И к ногам сложила
Ключ от сердца долгожданный,
Где мечты хранила. —
И уносит, накрывая,
Светлых слёз поток;
И сквозь сердце прорастает
Огненный цветок…
 

«Тонкой плёнки трепет над костром…»

 
Тонкой плёнки трепет над костром
Длится над рекой,
Как клинок, искрятся серебром
Струны под рукой.
 
 
Вместе быть – средь звёзд, как на земли,
До скончанья дней…
Нежность и доверчивость нашли
Путь к душе моей.
 
 
Голос твой узнаю средь других,
Поплыву на звук.
Головой склонюсь к твоей груди,
Не расцепишь рук…
 
 
Облако вечернее таит
Светлых линий сноп…
Лилии небесных глаз твоих
Кажутся мне сном.
 
 
Опущусь ли на морское дно,
Вознесусь ли вверх, —
Брат мой, друг мой, милый – всё равно
Я с тобой навек.
 

Канатоходец

 
Богу будет ли угоден
Путь мой в мире за тобой? —
Маленький канатоходец
Я над бездною ночной.
 
 
Гвозди крест насквозь пронижут, —
На обратной стороне
Отраженья, тени ближе,
Я с тобой, спиной к спине…
 
 
Без тебя на свете этом
Не оставить мне следа,
Кроме малой горсти пепла —
В круге твоего костра.
 

«Любовь моя, небесный свет очей…»

 
Любовь моя, небесный свет очей,
У изголовья в ночь свечой мерцает, —
Цветок, что средь гранита расцветает,
Пленительный ранимостью своей.
 
 
Ввысь, замирая, тянутся деревья,
Услышав звук хрустальной чистоты…
Оградою заблудшему творенью
Незримые протянуты персты:
 
 
Путей окольных ищет мир, – Бог свыше,
Водя рукою детской, судьбы пишет.
 

С арфой
пред эшафотом

Стихия

 
Ливень под Господним оком, —
Берег, мост, саму плотину
Захлестнувшая лавина —
Всё смывающим потоком….
Шелест быстрый мчится в листьях.
За грозою – воздух чистый.
 
 
Книги судеб воля гнева
Правит в пламени страницы.
Брызжут искорки зарницы —
Шлейф казнённой королевы…
Шелест быстрый мчится в листьях.
За грозою – воздух чистый.
 
 
Пред скалой – обломок шпаги.
И душа – вассал крылатый —
Жанной в бой готовит латы;
Вьётся лилия на стяге!
Шелест быстрый мчится в листьях.
За грозою – воздух чистый.
 
 
Горло ветер режет колкий,
Вихри зорю вострубили…
Бьются в праведном горниле
Хрусткой солью звёзд осколки.
Шелест быстрый мчится в листьях.
За грозою – воздух чистый.
 
 
Как хорал, звенят дождинки.
Там, вчера – в хрустальной боли
Не вздохнуть… и – ни слезинки,
Дым клубился по-над полем…
Шелест быстрый мчится в листьях.
За грозою – воздух чистый.
 
 
Восстаёт – в пыли горячей,
С сердцем вечно рассечённым
Средь пустыни страж неспящий —
Молниею опалённый
Ствол – как древняя колонна,
Перед небом предстоящий…
 
 
Полуночная свеча ли
На холме в песках взошла? —
Только дерево в печали,
Раскалённой добела…
 

«Летящей птицею вослед…»

 
Летящей птицею вослед
Тебе – душа пластала руки. —
И претворялась радость в крест;
И воскурялись до небес
Молитв и песней скорбных звуки.
 
 
Стать чёрным лебедем в пруду,
Что дремлет в камышинках колких,
Когда устанет ветер дуть
И над деревьями в саду
Ночь теплит звёздные осколки…
 
 
Душа, уже без слёз и слов,
До бездн срывалась и взывала,
И разбивала грань оков,
Взыскуя подвигов и снов, —
До края чаша – всё же мало.
 
 
Лететь, предупредив призыв,
Бороться – до изнеможенья…
Огнём все смыслы осолив,
Дух – всесожжения порыв
Смирил – дотла опустошеньем.
 
 
И настигает благодать
Вне плена тленных притязаний:
Блаженней, нежели принять —
Сгорев до пепла, вновь восстать,
Отдать – без торга воздаяний…
 
 
Где чаяний земных уж нет,
Даруется, во искупленье,
Возможность Божиих побед —
Неизреченный, нежный свет,
Маяк из пристани спасенья…
 
 
Немножко боли, страха – тут,
Там – радость лишь, хоть не героям…
Такие чувства застают,
Что, если даже завтра Суд, —
Лица на нём я не закрою!
 
 
Восстанет буря на звезду,
Вихрь прогремит рычаньем львиным…
А лебедёнок на пруду,
В попытке отвести беду,
Прольётся песнью лебединой.
 

Последняя битва

 
Ветер крыши железные
рвёт со стен,
Петли панциря
друг друга никак не найдут…
Вот и конь подставляет холку;
колчан полон стрел…
Ну, а стрелы – истлеют ли
в следующем году?..
 
 
Что над этим думать…
Найдётся, кто подберёт,
Кто их пустит к цели… —
Из зарослей камень скользнул,
На кольчуге тонкой
узоры ажурные гнёт… —
Да что взять с пастуха! —
варвар! – только рукой махну.
 
 
Всё равно уж – в битву, не к танцам, —
много ещё вдали
Безобразных вмятин;
сапоги изведают грязь…
Меч, как прежде, взовьётся в салюте
у края земли:
Пусть в последней битве
Господь поборает за нас.
 

Казацкий кант

 
Сердце – перекрёсток под небом в ночи…
Я на штурме перед высокой стеной.
Я – пылинка в ветре, слезинка в печи,
Искорка свечи под прибрежной волной.
 
 
Столько лет скитаний по чуждым краям…
На губах то кровь, то дорожная пыль.
Горький хлеб замешан был краем копья,
Росой напоили полынь да ковыль.
 
 
Алое клеймо, серый каторжный ряд, —
Всё, что нам осталось от весёлых полков…
Я не взвою, – пусть, что хотят, говорят, —
Белое пятно в стае серых волков.
 
 
Места нет живого от вскрывшихся ран,
Голову кружит запах спелой травы…
Новая причуда твоя, атаман,
Мне, похоже, стоила головы.
 
 
Сквозь терновник, – в клочья душа от погонь…
Так и не успели достать мы луну. —
(Хоть чуть-чуть ещё потерпи меня, конь, —
Передам указ, и на холм соскользну…)
 

Прадед

«Etiam si omnes – ego non»

(Девиз рода Odrowąž-Wysocky герба Стремя)

 
I
 
 
«Белый туман над землёю плывёт,
Степи конца-краю нет…
Скоро ли нежная зорька взойдёт,
Вскинет ресницы рассвет?..
 
 
Больше, гнедой, нам, похоже, не спеть. —
Лишь бы ты зла не держал…
Может, чуть жёсткой была моя плеть, —
Чтоб ты в осаде не спал!
 
 
Помню, как, чувства лишившись в седле,
Вис на поводьях весь день…
Может, я шпоры вонзил чуть сильней, —
Сам в первый раз их надел!
 
 
Нам до привала – томительный путь,
Сердце зайдётся в груди…
Верный гнедой, терпеливее будь —
Зарево ждёт впереди.
 
 
Там, на холме, красный плещется флаг;
Есть виноградник за ним…
Там свой престол утвердил наглый враг,
Царский же мы утвердим!
 
 
У самого в горле сушь, точно гвоздь…
Капли воды не проси.
Там – я отдам тебе первую гроздь,
Только на холм донеси!»
 
 
Ягодки алые, – близится холм,
Обетованный тот край…
«Помнишь, гнедой, наш растерзанный дом,
В топку порубанный гай?!
Помнишь ли Машеньку в белом, как снег,
С вишенками на ушах?..
Как бы дознаться, услышать хоть мне,
Что с ней, и в чьих-то руках?»
 
 
А из засады – то ль смех, то ли плач.
Встал на дыбы чуткий конь…
Миг – и повержен бандитский кумач,
Тянется к грозди ладонь.
 
 
Гроздь та последней была б на земле…
Ждал с замираньем отряд…
То ли бретёра стрелок пожалел —
Принял гнедой весь заряд.
 
 
«Федька, а белый-то ваш – молодец:
Крестик в петлице, гляди!..
Будет и пуля, – дорвёшься, гордец!
Прежде в плену посиди».
 
 
II
 
 
Смоль висков – с налётом мела…
Бледен, под глазами тень,
Но стоит с улыбкой смелой,
Будто Пасхи первый день.
 
 
Герб-околыш на фуражке, —
Те – с советскою звездой.
Под снежком в одной рубашке —
Гордый, стройный, молодой,
 
 
Шляхты краковской обломок
Средь окурков и плевков,
Ветви рыцарской потомок, —
Кровный враг большевиков.
 
 
Жизнь твоя, земное счастье —
Не длинней того штыка…
Милости не жди от власти,
Коль служил у Колчака! —
 
 
Месяц мрачный, месяц длинный
Всё он в камере сырой,
А Мария с крошкой сыном —
Уж с фамилией чужой…
 
 
Сшил безграмотное дело
Скороспелый трибунал, —
Он своей рукой им белой
Ни значка не подписал.
 
 
Пусть сполна своё получит, —
Предвкушает кровь зверьё, —
Царской армии поручик,
Жизнь отдавший за неё.
 
 
Чёрный ворон вьётся, вьётся, —
Неспроста гудит мотор.
Белый воин с чёрным бьётся…
Уж гайтан срывает вор.
 
 
Совершилось. – В день расстрела
На подтаявшем снегу
Силуэт: на алом – белый,
С чёрной розочкой у губ…