Текст книги "Прощение"

– Эй, вы, мать вашу, бабку вашу, сукины, потаскухины дети!.. – неслось над улицей. – Сдвинетесь вы хоть немного, или вам нужно пороха насыпать в задницу?!.. Я сделаю это собственными руками… мать… мать… мать… и воткну туда эту вот сигару, если вы сейчас же не двинетесь с места…

Слов было еще больше, но они тонули в хлопанье бичей и реве быков. Ноа расхохотался. Добрый старый Тру Блевинс, он знает, что сказать, чтобы вся улица была довольна, ему палец в рот не клади. Язык у него подвешен что надо…

Ноа Кемпбелл и его семья – отец, мать и брат – приехали сюда в мае вместе с бычьим обозом Блевинса. Так поступали часто те, кто не мог себе позволить передвигаться по железной дороге, – присоединялись к погонщикам быков и вместе с ними проделывали путь через враждебные индейские территории. Погонщики брали деньги за охрану, но игра стоила свеч.

В случае с Ноа Кемпбеллом – вдвойне: он и Тру Блевинс сделались закадычными друзьями.

Бедный Тру не очень-то обрадуется, когда узнает, что теперь он должен будет, согласно лицензии, платить налог в три доллара, прежде чем разгрузит свою фуру.

Караван повозок медленно продвигался. Ноа помахал рукой Блевинсу и тем, кто следовал за ним. Но вскоре движение опять остановилось, снова стал слышен голос, несомненно принадлежащий Тру Блевинсу и разносящий в пух и прах всех и вся. Новый затор, казалось, был длительней и безнадежней предыдущего. Со ступенек своей конторы Кемпбелл видел, что основная пробка в горле дороги была у десятого салуна. Поправив шляпу, он ступил в грязь и направился к этому месту.

– Дайте дорогу! Пустите! – выкрикивал он, пробираясь сквозь толпу, отстраняя и раздвигая мужские туловища.

Не дойдя до цели, он уже понял причину дорожного затора. Конечно же, опять эта чертова Сара Меррит со своим печатным станком, который она поставила чуть не посреди Главной улицы. Дьявол возьми эту женщину, всюду она создает неудобства!.. Вся в коричневом, с закатанными рукавами блузы, волосы собраны в пучок, длинная и худая, как жердь, она быстро метала какие-то штуки на металлическую доску, а наблюдатели глазели на это действо и, судя по всему, не собирались расходиться до вечера.

– Что здесь происходит? – рявкнул Кемпбелл, раскидывая всех, кто еще оставался на пути.

Сара мельком взглянула на него через плечо и продолжала заниматься своим делом.

– Я набираю газету, – спокойно объяснила она.

– У вас есть лицензия?

– Лицензия?

– Вчера я говорил вам, что нужна лицензия.

– Ой, простите, совсем забыла.

– Кроме того, вы задерживаете городское движение, создаете дорожные пробки. Нужно убрать с улицы эту штуку!

– Я нахожусь на общественной земле, мистер Кемпбелл.

– Вы сами общественная помеха, мисс! Я уже сказал вам, убирайтесь отсюда!

– Я уйду, когда смогу арендовать помещение.

– Вы уйдете сейчас же, или я отправлю вас в тюрьму!

– В этом городе нет тюрьмы. Я обошла его вдоль и поперек и знаю это.

– Может, и нет, но зато есть неплохой туннель, вырытый в горе неподалеку от зеленной лавки Джорджа Фарнума, и не воображайте, что я не посажу вас туда, потому что вы женщина. Кто бы вы ни были, видит Бог, я исполню свою обязанность.

– Мой арест может повредить вашей популярности в городе, мистер Кемпбелл, – Сара взглянула на толпу зрителей. – Люди ждут, когда из машины выйдет первый номер газеты.

Кемпбелл повернулся к толпе: – Эй вы, расходитесь! Вы мешаете движению. Давайте! Двигайтесь!

Один из старателей с тачкой и тазом для промывки золота возвысил голос:

– Ты что, собираешься укатать ее в тюрьму, Ноа?

– Обязательно. Раз она нарушает законы.

– Черт, но она ведь женщина.

– Мы принимаем законы для всех, для женщин и для мужчин… Подвиньтесь… пройдите, чтобы Тру Блевинс мог проехать со своим обозом!

Он повернулся к Саре спиной и, подперев бока, бросил через плечо:

– Мисс Меррит, я даю вам час на то, чтобы убрать все ваше имущество и освободить улицу.

– Я не на улице. – Она перестала производить набор, подошла к Кемпбеллу, взглянула ему прямо в лицо. – Я на общественной земле.

– Если через час вы не уберетесь отсюда, я приду и сам выкину все это. И потом вы ответите за незаконный бизнес. – Он ткнул пальцем в сторону ее переносицы. – На стене вашего предприятия должна висеть лицензия. У вас ее нет.

– У меня и стены нет!

Он повернулся на одной ноге и зашагал обратно, давя уличную грязь ковбойскими сапогами. Сара недолго смотрела ему вслед, крепко сжав губы, затем взметнула юбками, и, прежде чем их коричневый муслин опал и успокоился, она уже снова сидела за работой, продолжая набирать газету.

– Представление окончено, люди! – крикнул Кемпбелл зевакам. – Возвращайтесь к своей работе.

Наблюдая, как толпа постепенно расходится, он вынул из жилетного кармана большие часы стоимостью в один доллар и отметил время: 11.04. В четыре минуты первого он снова придет сюда, к большой сосне, и, если эта чертова заноза в заднице не уберется отсюда к тому времени, ей не поздоровится. Она попадет прямо в ту пещеру возле лавки Фарнума, как бы ее ни защищали все добренькие мужчины вместе взятые… Да и какой у него выход, в самом деле? Не может ведь он позволить, чтобы делами тут занимались кому где вздумается, останавливая движение, перегораживая улицу, засовывая свой нос во все дырки и не выполняя законы… стоит здесь позволить поступать, как кому хочется, и в городе скоро начнутся настоящие кулачные бои, и стрельба, и невесть что еще. Особенно в этом, где такая нехватка женщин…

Люди продолжали расходиться. Теперь Кемпбеллу предстояло выполнить еще одну малоприятную задачу.

– Тру! – окликнул он погонщика на передней повозке. – Задержись на минуту.

Блевинс остановил быков, сплюнул табачную струю в грязь, пригладил усы тыльной стороной корявой руки. Кожа на лице у него была цвета молодого оленьего мяса, и отсутствовала одна бровь. Он потерял ее после выстрела почти в упор несколько лет назад.

– Ноа, как делишки, старина? Как отец с матерью?

– Прошлый раз, когда я видел их, были в порядке, но индейцы все еще беспокоят время от времени, устраивают тарарам возле Спирфиша. И, что хуже всего, ведь фермерам приходится выходить за ограждения, на поля.

– Да, это так. – Тру сдвинул шляпу, всю в подтеках от пота. – Ты прав, Ноа. Передай им привет от старого Тру.

Кемпбелл кивнул, положил руку на край повозки, искоса посмотрел на собеседника.

– Послушай, Тру… тут в городе вышло постановление, пока тебя не было… В общем, меня сделали шерифом.

– Шерифом! – Тру вздернул голову и залился хохотом.

– Что здесь смешного?

– Да слушай, ты ведь не такой зловредный и не такой паршивый, чтобы быть шерифом! Хотя что-то у тебя в лице есть такое, противное… ха-ха…

– Во всяком случае, у меня все брови на месте.

– Следи за тем, что говоришь, парень. – Тру нацелился пальцем в лицо Кемпбелла. – Не то лишишься их.

Ноа рассмеялся, потом снова стал серьезным.

– Послушай, Тру. Я должен брать у тебя три доллара с повозки за разгрузку товара. Таков закон.

– Три доллара!

– Да.

– Но мы возим в город самые необходимые грузы. Если бы не мы, здесь не было бы ни окон, ни бобов, ни печей, чтобы варить на них! И, если бы не мы, кто привез бы тебя и твоих родичей сюда этой весной и защищал от индейцев, которым все это не очень нравилось?

– Я знаю, знаю. Но не я издаю законы, я только должен следить за исполнением. Итак, три доллара за каждую, Тру, и собирать их поручено мне.

Тру сплюнул. Вытер губы. Оскалился, глядя в сторону воловьей упряжки.

– Ладно. Еще с одним дерьмовым делом разобрались, – пробормотал он и взмахнул бичом. – Поехали. Будь здоров, ты, никчемное сборище кишок!.. – И уже на ходу, не глядя на Кемпбелла, проронил: – Мы заплатим все что нужно, на складе. Пошли с нами…

Почти целый час понадобился Кемпбеллу, чтобы собрать пошлину со всех погонщиков бычьего «каравана». Нужно было не только взять золото, но и взвесить его и, что самое трудное, записать все имена в список, который он передаст городскому казначею вместе с деньгами.

В начале первого он вышел от казначея и поспешил в ту часть улицы, где опять скопилось множество зрителей, наблюдающих за тем, как Сара Меррит работает и как она тем самым пренебрегает распоряжением шерифа. Ему снова пришлось проталкиваться сквозь толпу, хотя он, при своем росте, и поверх голов видел, что Сара как ни в чем не бывало продолжает закладывать в пресс намазанные чернилами планки и крутить всякие рукоятки.

Но вот работа, видимо, подошла к концу, Сара подняла высоко вверх отпечатанный лист бумаги. Разразился шквал аплодисментов, раздались крики – и то и другое так громко, что можно было услышать по другую сторону горы.

– Джентльмены! Вот первый экземпляр первого выпуска «Дедвуд кроникл»! – закричала Сара. – Он всего на одной странице, но следующий выпуск будет больше!

Радостные крики стали вдвое громче, в то время как листок с непросохшей еще краской пошел по рукам. Те, кто не могли прочитать его сами, спрашивали других, о чем там написано. Названные по именам люди, кто помог ей в первые минуты и часы ее пребывания в городе, получили всеобщую известность и одобрение и немало дружеских хлопков по спине и плечам. Суть передовой статьи о публичных домах была заслонена чувством гордости, которое испытал почти каждый мужчина от причастности к рождению первой газеты в Дедвуде, и поэтому ожидаемого эффекта не возымела.

Сара отпечатала уже второй экземпляр и готовилась сделать третий, когда Ноа Кемпбелл приблизился к ней вплотную.

– Мисс Меррит, – прокричал он сквозь шум, – боюсь, мне придется положить конец всему этому!

Она продолжала возиться со станком.

– Скажите об этом им! – бросила она с вызовом и открыв крышку, вытащила третий отпечатанный лист, краска на котором тоже еще блестела. Протянув его Кемпбеллу, она добавила: – Скажите им, отчего вы собираетесь прикрыть мою газету, шериф Кемпбелл! Скажите им, где я вас увидела впервые и почему вы хотите зажать свободу слова и печати!

Он мельком взглянул на заголовки. Крупнее всех был:

«Закрыть отвратительные публичные дома на Западе!»

Прежде чем кровь ударила ему в голову, Сара уже обращалась к толпе:

– Джентльмены! Шериф Кемпбелл хочет арестовать меня за то, что я нахожусь на общественной земле. Но он не имеет на это права! Спросите его о настоящей причине ареста! Спросите! Я не первый издатель газеты, которого хотят заставить замолчать, потому что боятся правды! Но я не буду молчать!

– О чем это она, скажи, Ноа?..

– Не мешай ей, Ноа!..

– Городу нужны газеты, Ноа!..

Кемпбелл почувствовал зреющий протест. Он незаметно расстегнул кобуру и в то же время закричал:

– Я предупредил ее час назад, чтобы она убрала свою машину с середины улицы! У нас сейчас новые законы, и меня назначили, чтобы я следил за их исполнением…

– Но ты не можешь арестовать женщину!

– Мне хочется этого не больше, чем тебе, Генри, только я дал клятву точно и безукоризненно выполнять свои новые обязанности. Она же нарушила целых два постановления, как я понимаю. Постановление номер один, часть вторая, насчет лицензий, то есть разрешений, и постановление номер три, часть первая, о помехах городскому транспорту и о беспорядках на улицах и в переулках. Этот декрет вы нарушаете вместе с ней, потому что отказываетесь разойтись!

– Мы же только хотим посмотреть первый номер газеты!

– Посмотрели? Теперь отправляйтесь по своим делам.

– А что она говорит, Ноа? Какие такие у тебя причины заставить ее молчать?

– Я не прошу ее молчать, я только хочу, чтобы она убралась с улицы вместе со своим прессом!.. – И, повернувшись к Саре, шериф Кемпбелл приказал: – Надевайте свой жакет и идите со мной!

– Нет, сэр, – отвечала она, – я никуда не пойду!

– Ну что ж, тогда я…

И он схватил ее за шиворот, чтобы повести силой.

– Уберите руки! – закричала она, вырываясь.

– Двигайте ножками, мисс Меррит! – говорил он, подталкивая ее.

– Но мои шрифты… краска… мой пресс!

– Накиньте на них брезент, если хотите. Я давал вам на это целый час, помните? Вы не воспользовались им, а теперь давайте… вперед!..

Он снова подтолкнул ее.

Кусок сухого навоза шлепнулся о его плечо.

– Пусти ее, тебе говорят!

– Да отпусти ее! Она никому не мешала!.. – Еще один кусок помета сбил с него шляпу. Он выпустил Сару, повернулся к толпе. Та не отступила. Лица у людей были мрачные, кулаки сжаты.

– Эй, люди, расходитесь! Никто не запрещал ей печатать. Но только не здесь, в центре города!..

– Гоните его, ребята! Мужчина не должен так обращаться с женщиной!

– Бейте его!..

Все остальное произошло почти мгновенно. С неба посыпался дождь из конского навоза. Толпа надвинулась на Кемпбелла. Он вытащил оружие. Чей-то кулак ударил его в челюсть. Сара вскрикнула, Ноа отпрянул, споткнулся. Раздался выстрел, и за полквартала отсюда Тру Блевинс упал на мешки, которые разгружал из своей повозки. Ноа свалился на спину, подмяв под себя свою шляпу,

Толпа бушевала, как растревоженный муравейник, мелькали кулаки.

Сара закричала снова. Изо всех сил.

– Да перестаньте же! Остановитесь!

И полезла в самую гущу, хватая людей за руки, умоляя прекратить. Она заметила, как снова кто-то ударил Кемпбелла по лицу, вскрикнула и попыталась защитить лежащего на земле.

– Хватит!.. Довольно!.. Пожалуйста!..

Она кричала и кричала – так, что вены вздулись на лбу.

– Да послушайте меня!..

Ее отчаянные крики в конце концов достигли цели: внутреннее кольцо атакующих распалось, шум стих. Люди начали оглядываться вокруг.

Они увидели, что она стоит посреди них на коленях, с безумным выражением лица, волосы растрепаны.

– Что же вы делаете? – выкрикивала она хрипло. – Что же вы?.. Он ведь ваш шериф, ваш товарищ, он только исполняет свои обязанности… Отойдите от него! – Она прижала руки к груди. – Господи, да хватит вам!..

Несколько человек, что нагнулись над лежащим Кемпбеллом, выпрямились. Их кулаки разжались. Они переводили взгляд с Сары на поверженного представителя закона. Взоры их стали проясняться: они начинали понимать и оценивать ситуацию.

По толпе поползли выкрики:

– Хватит… Довольно… Отойдите… Дайте ему подняться…

– Ты в порядке, Ноа? – робко спросил кто-то. Еще кто-то протянул ему руку. Кемпбелл оттолкнул ее, сам поднялся на ноги. Из носа у него шла кровь, губы были разбиты, левой рукой он растирал ребра. Прямо на глазах лицо его начало распухать.

В наступившей тишине очень громко прозвучал голос со стороны улицы:

– Тру Блевинса застрелили!

– О Боже, – прошептал Ноа и шагнул в толпу, расступившуюся перед ним.

Потом он побежал. Он подбежал к повозке, взял Тру Блевинса за плечи, осторожно перевернул его, положил на мешки с зерном, которые тот только что разгружал.

Глаза Тру затуманились, но он с усилием улыбнулся.

– Попали в меня, старина.

– Куда?

– Кажется, что всюду…

Голос его слабел, перешел в кашель. Тру со стоном прикрыл глаза.

– Позовите врача! – Кемпбелл снова повернулся к Тру, нагнулся над ним, увидел кровь на его замызганном жилете, сказал непривычно мягко:

– Тру, прости меня. Не вешай носа, парень. Не умирай, пожалуйста. – Он выпрямился, снова закричал: – Я сказал, позвать врача, черт вас всех побери!

– Он уже идет, Ноа, – тихо проговорил кто-то рядом с повозкой. – Вот, возьми, если нужно…

Говоривший протянул Кемпбеллу носовой платок.

– Нет! Не прикасайтесь к нему ничем грязным! – Дэн Терли, местный врач, уже подбегал с черным чемоданчиком в руке.

– Скорей, док! – закричал Ноа. – Помоги ему!

Высокий худощавый мужчина в рубашке с засученными рукавами вскарабкался на повозку и нагнулся над Тру.

– Поехали, – сказал он, откидывая полы жилета Блевинса и начиная расстегивать ему рубашку. – К моему дому… Ноа, а как с тобой? Нужна помощь?

– Нет, у меня все в порядке, док. – Раздался щелчок бича. Повозка тронулась.

– Тогда отправляйся по своим делам, Ноа, – велел доктор. – Ты мне не сможешь ничем помочь, если будешь крутиться рядом. Я сообщу тебе о результатах, как только сам буду их знать.

– Но, док… Я же тот самый, кто подстрелил его!

– Он в хороших руках, Ноа. – Доктор внимательно взглянул на Кемпбелла. – Иди!

Тот кинул последний взгляд на Блевинса, дотронулся до его загрубелой руки, сказал:

– Тру, ты не сваляешь дурака? Скажи, старина… – С этими словами Кемпбелл спрыгнул с повозки, но остался стоять на дороге, провожая ее глазами. Кадык на его горле ходил ходуном, грудь теснило.

– Не отмочи ничего такого, Тру. Прошу тебя. – Прошло немного времени, и он встрепенулся, провел тыльной стороной ладони по носу, проверяя, унялась ли кровь, и почувствовал, что его беспокойство о Блевинсе уступило место новой вспышке гнева. Он снова направился к большому дереву, где еще стояло немало людей, несколько притихших после всего случившегося. Когда он приблизился к ним, многие опустили глаза. Люди переминались с ноги на ногу и были похожи на могильщиков вокруг открытой могилы. Все посторонились, пропуская его, и он шел прямо к Саре Меррит, с каждым шагом ощущая нарастание ярости. За всю свою жизнь ему ни разу не хотелось поднять руку на женщину, но сейчас он чувствовал непреодолимое желание, греховное желание садануть кулаком в это удлиненное худое лицо – и сделать так в отместку за то, что случилось с Тру. Чтобы она тоже упала, и валялась, и хныкала, и чтобы ей было так же плохо, как бедняге Блевинсу… Какая будет жуткая потеря, глупая потеря, если Тру умрет! И все из-за этой упрямой самоуверенной «делательницы добра», которая отказывается подчиняться самым простым правилам и законам.

Сара стояла, тоже притихшая, как и остальные, прямая, словно Столб Свободы, что высился неподалеку от нее, в руках она держала револьвер Кемпбелла.

– Я очень сожалею, – прошептала она, отдавая ему оружие, глядя в его лицо с синяком под левым глазом и полосками крови на щеках и подбородке.

– Заткнитесь! – рявкнул он, выхватывая у нее из рук кольт и сдерживая желание дать ей пощечину. – Меня не интересуют ваши сожаления.

– Он умер?

– Не совсем.

Он вложил револьвер в кобуру, нагнулся, чтобы поднять свою изувеченную шляпу.

– Но вам придется отвечать, если это случится… Эй, вы! – взревел он, поворачиваясь к остаткам толпы и тыча в них шляпой. – Говорю вам в последний раз: очистите улицу!

Словно потревоженные тараканы, все стали расползаться в стороны. Кемпбелл стукнул кулаком по шляпе, и она приняла почти прежний вид.

– Сукины дети! – пробормотал он, с отвращением нахлобучивая свой головной убор.

Затем он сказал, кривя губы и не глядя на того, к кому обращался.

– Сара Меррит, – глаза его были устремлены на Столб Свободы, наличие которого помогало ему хоть как-то сдерживать свои эмоции, – вы арестованы за нарушение спокойствия, за деятельность без разрешения, за провокацию насилия, и я был бы рад, если бы вы сейчас снова отказались подчиниться, потому что тогда я имел бы удовольствие связать вас, заткнуть рот кляпом и протащить за волосы по улице!

– Вам не придется этого делать, мистер Кемпбелл, – проговорила она покорно и взяла в руки свой блокнот, жакет и кошелек. – Я иду с вами.

Он взорвался.

– Теперь вы идете! – закричал он, сверкая глазами и показывая в сторону, куда повозка увезла Тру Блевинса. – Теперь, когда в моего друга попала пуля, вы идете со мной! Будьте вы прокляты! – Он сорвал с себя шляпу – Как жаль, что у нас нет публичных наказаний кнутом!

Она стояла перед ним, смиренно поджав губы, ожидая что будет дальше. Позади нее кто-то уже заботливо накрыл типографский станок брезентом.

– Могу только повторить снова, мистер Кемпбелл. Я очень сожалею.

Он испытующе смотрел на нее несколько мгновений, и она подумала, что никогда не наблюдала ненависть в более чистом виде, чем сейчас в этих глазах.

– Если все будет зависеть от меня, – произнес он холодно и почти спокойно, – вы еще больше обо всем пожалеете… Идемте.

Она подчинилась и двинулась вдоль Главной улицы – под позорным эскортом шерифа, а люди по сторонам глазели ей вслед и перешептывались.

Кемпбелл привел ее к деревянному прямоугольному зданию с несколькими ступеньками перед входом и дощатыми дорожками.

– Туда! – приказал он, подталкивая ее между лопатками.

Они вошли в магазин, где покупатели казались такими же неподвижными, как мешки с товаром, наваленные кругом. Только головы слегка поворачивались, провожая глазами Сару и ее стража. Проснулась собака, лежавшая возле пузатой печки, и лениво обнюхала их следы, в то время, как они продвигались в глубь склада. Мимо свежих яблок и яиц, мимо консервных банок и мешков с сушеными бобами шли они. И потом – мимо огромных бочек с уксусом, закрытых деревянными втулками, через которые просачивался запах, так нелюбимый Сарой. В самом конце помещения располагался длинный прилавок, за которым стоял бородатый человек в белом переднике, в подтяжках, в нарукавниках и в щегольском черном котелке.

– Ноа! – мрачно приветствовал он шерифа.

– Джордж! – в тон ему ответил тот. – Мне нужно ненадолго использовать твой туннель.

– Конечно.

Вопросов не было. Все в городе уже знали, что произошло на Главной улице и что раненый был другом шерифа.

– Фонарь там есть?

– Висит на крюке при входе.

Кемпбелл снова подтолкнул Сару, прошел с ней за прилавок, через задний ход вышел в короткий коридор без окон, где пахло, как в корзине с картофелем. Когда за ними закрылась дверь, наступила полная тьма. Сара ощутила прилив страха и остановилась. Шериф опять толкнул ее, она почувствовала под ногами три шатающиеся ступеньки.

– Подождите здесь.

Она услышала, как клацнула ручка лампы, потом чиркнула спичка, разгорелась, осветив лицо Кемпбелла. Он снял лампу с крюка, зажег фитиль. Затем кивнул в сторону.

– Туда.

Она послушно шагнула в отверстие заброшенной шахты. Помещение напоминало небольшую кладовую, здесь был деревянный стул, на полу охапка соломы, покрытая грубым рваным одеялом. Ей стоило больших усилий, чтобы голос у нее не дрожал, когда она, окинув все это взглядом, сказала:

– Это и есть ваша тюрьма?

– Да, – ответил Кемпбелл.

Он поставил фонарь на пол возле стула и пошел к двери.

– Мистер Кемпбелл!

Ее охватил панический страх при мысли, что она сейчас останется одна,

Он повернулся к ней, взглянул холодными серыми глазами, но не произнес ни слова.

– Сколько вы намерены держать меня здесь?

– Это зависит от судьи, не от меня.

– А где ваш судья?

– Судья еще не назначен, но пока его обязанности поручено выполнять Джорджу.

– Джорджу? Вы хотите сказать, зеленщику?

– Да.

– Значит, меня будет судить не настоящий суд?

Он помахал пальцем возле ее носа.

– Послушайте, женщина! Вы заявились сюда, подняли бучу и стали причиной того, что ранили человека. И вы еще недовольны чем-то? Ничего себе…

– У меня есть все права, мистер Кемпбелл, – ответила она, обретая прежнюю уверенность. – И одно из них: чтобы мое дело рассматривал территориальный суд.

– Вы сейчас на индейской территории, и местное управление здесь бессильно.

– Тогда федеральный суд!

– Ближайший федеральный суд находится в Янктоне, так что единственный, кто у нас имеется, это Джордж. Его выбрали сами старатели как самого честного, кого они знают.

Он снова повернулся к двери.

– А защитник, – остановила она его, – Вы не можете поддерживать обвинение без адвоката!

– Не можем, говорите? – Он взглянул на нее через плечо. – Вы не где-нибудь, а в нашем чертовом Дедвуде. Здесь все не так, как везде.

На этой угрожающей ноте он закончил разговор, вышел и закрыл за собой дверь. Последнее, что она услышала: как поворачивается ключ в замочной скважине.