Текст книги "Путешествия к американским берегам"

Собираясь уже к выезду из Америки, отправил я 7 марта к мысу Св. Ильи⁴³ для учинения дальнейших описаний, не оконченных в прошедшем году, и для построения на том мысе крепости пять человек из российских, которым будут помогать во всем оном, разумея и соглашение к миру тамошних жителей – до 47° простирающимся тысячу человек коняг Кадьяка и других островов и 70 лисьевских алеут, добровольно из платы служащих, коим я велел по берегам ставить кресты и закапывать в землю обломки горшечные, кору березовую и уголья.

Оные посланные в последних числах марта прислали ко мне двух человек из Чинигацкого жила⁴⁴, уведомляя, что тойон Шуеха⁴⁵, оставя меня, изменил, а прежде того порученных в его сохранение работных и толмача, кои от меня посланы были для обозрения Кенайских губ, убил.

Для сего случая требовал от меня людей к отражению кенайцев, выехавших близ Шуеха с американских берегов, коих количество простиралось до тысячи человек. Получа сие уведомление, отправил я туда из гавани две партии: первую в 30 человек из работных российских людей с одним предводителем, а вторую с особым правителем, состоящую из коняг и лисьевских алеут, добровольно служащих, приказав занять на Афогнаке⁴⁶ против острова Шуеха способное для гавани место и построить крепость по данному плану и между тем в гавани исправлять галиот «Трех Святителей» для похода. 19 мая получено с островов Афогнак и Шуеха от посланного туда известие, что по соединении наших сил предприятие кенайцев уничтожено. После заложена на Афогнаке крепость, а, наконец, по данному от меня приказанию, заложа таковую же и при Кенайской губе, отправились по американскому берегу к мысу Св. Ильи. Для окончания сих строений оставлена там особая партия. Остров Афогнак и противу лежащий Америки берег, так как и остров Кадьяк, имеют наилучшие гавани; земля плодоносна, рыбы, птиц разных родов великое множество, луга покрыты травой и пажитями, лесов, годных для строения судов и других зданий, на Шуехе и американском береге находится в великом изобилии.

В сей год американских и островских жителей в гавани во все наши артели, с разными церемониями и просто, ежедневно приезжало несравненно более первой зимы. Не упущено при сем случае ничего, чем бы только знаки дружества и тихости нашей изъявить. Сильнейшие ветры нынешний год дули более от севера и запада; от востока же очень малые, а от полудня⁴⁷ во всю зиму никаких почти не было. Дождя зимой очень редко было видно, но большей частью перепадал снег, который на таких местах, где ветры не могли действовать, лежал толще аршина; где же ветры могли сносить оный, там и не мог он долго пролежать.

22 мая на галиоте «Трех Святителей» я вышел в море, будучи провожаем тойонами кыктакских, американских и других островов и лучшими людьми из коняг; и того ж часа увидели на море с распущенными парусами нашей компании третий галиот «Св. Михаила», идущий в гавань. Я, подъехавши к оному и переменив находящегося на нем мореходца, отправил его в гавань, предписав назначенному там правителю из бывших на островах Шуеха и Афогнаке, чтоб он по приезде с оных островов отвел тот галиот в назначенную при крепости на Афогнаке гавань.

Должен я еще здесь упомянуть и о галиотах, на каком им там основании надлежало оставаться. Одному предписал я наставлением, данным мной поверенному Самойлову, плавать по длине от 40 до 77°, считая от Охотского меридиана, который я первым поставлял в своем исчислении, а по широте от 60 до 40° в открытом море; другому же – к северу при сближении там двух частей света, для сыскания неизвестных мест и островов. Третий, на котором выехал я из Кадьяка, был обращен в транспортное судно, на котором каждый год приятным долгом я почитаю уведомлять правительство о делах тамошнего края. После пустились мы от Америки с таким намерением, чтоб пройдя 45° широты и по той линии плыть прямо к западу а поравнявшись с Камчатским мысом⁴⁸, подняться к оному и, пройдя Курильский пролив⁴⁹, склониться к Охотску. Намерение сие имел я для того, что не увижу ли по сей линии между 40 и 50° неизвестные какие-либо острова, но, по несчастью, ветры беспрерывно все лето дули между западом и не допустили исполнить сего намерения, и потому принужден был идти как только возможно прямо в Охотск, но и в том противные ветры препятствовали.

Во время сего пути из числа гряды островов видели Четыре Сопочные и Амухту. Сей последний остров от огнедышащих гор казался весь в пламени. Лавируя же, видели Сиугам, Амлю, Ахту и другие Андреяновские острова. До первого Курильского острова дошли и при оном на первый якорь стали 30 июля. Поскольку бывших со мной 12 человек российских работных людей цинготная болезнь привела в крайнюю слабость, то всю матросскую должность на судне исправляли ехавшие со мной из любопытства в Охотск американцы, которые на 31-е число на галиот и свежей воды с первого Курильского острова навозили 40 бочек. В рассуждении моря достойного примечания сказать можно только то, что около Камчатской земли течение оного наисильнейшее и волнение не только во время ветра, но и в тихую погоду столь велико, что от оного судно, весьма качаясь, почти касается бортами воды.

1 августа галиот завели в первый Курильский пролив. Великий ветер задержал тут до 5-го числа, а в сей день провели оный во второй Курильский пролив⁵⁰ к гавани; 7-го числа отправясь, склонились к Большерецкому устью; а 8-го числа против оного устья стали на якорь, и я на байдаре вышел на берег и, возвратя оную к судну, сам остался для покупки свежей рыбы. Исполнив сию надобность, я желал было возвратиться на судно, но разные препятствия не допустили. Между тем галиот сильным ветром сорвало с якоря, и поскольку слабость здоровья людей, на оном находящихся, лавировать не позволила, то сие тем далее разлучило меня от судна. Наконец я, наняв бот, пустился к Болыперецкому селению⁵¹, куда прибыл 15-го числа, и решился отправиться в Охотск вокруг землей на трех верховых лошадях, купленных мною тут за 200 рублей. Но в самое то время из Петропавловской гавани в Большерецк дошло сведение, что прибыл в оную 9-го числа аглинский корабль и что оный намерен тут простоять не более 20 дней. Имея желание узнать о месте, из коего пришел сей корабль, о причине его путешествия, да и не откроется ли через то какого-либо для нас полезного сведения, решил на время отменить поездку в Охотск, чтоб между тем побывать в Петропавловской гавани.

20-го числа, отправившись на верховых лошадях, 23-го туда приехал. Агличане, приметив с корабля мой с людьми приезд, поспешили на шлюпке сойти на берег. Начальник корабля – капитан с двумя офицерами обошлись с нами ласково и из казенного дома склонили меня идти с ними на корабль, где показали образцы своих товаров и сказывали, что они привезли с собою от Индийской компании⁵² к камчатскому начальнику письма, изъявляющие желание оной завести торг в Камчатке, и что оная требует на то позволения от России. Я, между прочим, не давая о себе знать, старался разведывать, отколе они пришли и где имели плавание, потому что не скрывали они от меня своей карты. Узнал я, что они по нашему счислению 20 марта вышли из Бингала, лежащего под 23° северной широты, из Малакки – 16 апреля, в Кантон прибыли 29 мая, из Кантона вышли 28 июля, в Петропавловскую гавань приплыли 9 августа. Офицеров на корабле: агличан три, португальский один, матросы – агличане, индейцы, арапы и китайцы. Всех людей 70 человек; корабль весь красного дерева, обит латунью до бархвутов⁵³, о двух мачтах и 28 парусах, по килю груз 3¹/₂ фута, с двенадцатью пушками по деке⁵⁴.

Вид Петропавловской гавани в конце XVIII в.

Рисунок из альбома Г. Сарычева

В бытность мою на сем корабле весь день до ужина был угощаем разными питьями; после ужина в 10 часу начальник корабля капитан Вилиам Питерс проводил меня со своими офицерами до казенного дома на шлюпке, отложа притом торг до прибытия камчатского начальника, 25-го числа прибыл туда камчатский исправник барон Штюнгель⁵⁵, а 26-го и 27-го через него на французском языке условились о пошлине с тем, что какая вышним правительством положена будет, таковую обязались они безоговорочно заплатить, и тогда начали производить торг. 28-го числа соглашались, какие на будущее время товары привозить в Камчатку, а напротив того и от нас получать, и по каким ценам. 29-го, 30-го и 31-го принимал я от агличан сторгованные мною товары, а 1 сентября прием и счет окончили. Всего товара было принято мною на 6611 рублей; в то число я им заплатил тысячу рублей, а в достальных дал вексель по объявлении в два месяца заплатить в Москве с шестью процентами на год. 3-го числа, простясь с агличанами, отправился из гавани в ботах; агличане же намерены были выходить непременно 4-го числа. В Большерецк прибыл я 8 сентября, и все купленные мною у агличан товары продал тотемским купцам, Пановым приказчикам⁵⁶ и другим. Барыша от их товаров получил по 50 копеек на рубль.

Из Большерецка отправился я по тагильскому берегу 12 сентября, а в Тигильскую крепость прибыл 2 октября, оттуда отправился на собаках 18 ноября; в Охотск приехал 1787 года 27 января⁵⁷, следовательно, после галиота, на котором я был в море. Из Охотска с женой своей также на собаках выехал 8 февраля, продолжая далее путь, где на оленях, а в других местах на лошадях и на быках, претерпев несказанные трудности и опасности. В Якутск приехал 11 марта. 12 марта из Якутской области отправился саньми и, со отбытия с Камчатки в проезде, в рассуждении собачьей и оленьей езды, во многих пустых местах претерпевал крайнюю и несносную трудность, от коей многократно с угрожением мучительного страха подвержена была моя жизнь совершенной опасности. Первое, оттого что между Тигилем и Инжигою⁵⁸ корякские орды казались нам весьма сомнительны. Второе, зима чрезвычайно без перемены почти, при самых жестоких северных ветрах, была до чрезмерности холодная; третье, пурги такие нередко на пустых местах захватывали, что ехать способа не было никакого, по ремню нарта за нартой связавши, а только спасались в такие времена лежанием в снегу по два, по три и по пяти дней, не сходя с места, без воды и не варя пищи. Для утоления жажды, за невозможностью развести огня, употребляли снег, а вместо пищи сухари или юколу⁵⁹ грызли, лежа в снегу.

При таких трудах, за присталью собак и оленей последний путь от Алдана до Иркутска, за усталостью лошадей по убродам⁶⁰ часто до упаду, для поспешности шел пешком и, по всем трудностям, достиг наконец благополучно областной город Иркутск 6 апреля в половине дня. Но за долг почитаю изъявить мою благодарность пред всеми двум достопочтенным мужам, уже лет несколько беспорочно служащим государству и отечеству, капитанам родным братьям Тимофею и Василию Шмалевым за охранение меня от всяких опасностей в рассуждении тамошних диких жителей, которые тогда один в Тигильской крепости, а другой между Тигилем и Инжигинским городом у коряк – для усмирения в Каменском селении корякских и чукотских орд – пребывание имели. Вдобавок в проезд мой также довольно способствовали сему моему успеху капрал тигильской команды Николай Попов да корякский толмач казак Иван Суздалев, который провожал для толмачества меня от Тигильской крепости до города Инжиги, коим Попову и Суздалеву есть из коряк родственники, а потому я и ехал по сим способам безопасно, за что обязан я господам капитанам двум братьям Шмалевым и притом капралу Попову и толмачу Ивану Суздалеву при случае свидетельствовать мою благодарность, ибо они сохранили мою жизнь.

Сколько в бытность мою в Иркутске, по краткости времени, дозволило о пребывании моем в морском путешествии и о учиненных к пользе распоряжений исправить, оное значит выше сего. А теперь уже осталось неминуемо показать о всех виденных мною местах, обитающих там народах и их обрядах, находящихся там зверях и птицах, чему следует описание.

Теперь долженствую описать землю американских островов, людей, оную населяющих, нравы их, обряды, одежды и сказать о находящихся там зверях и птицах.

Острова, лежащие около американских берегов и простирающиеся от Кыктака к восточной стороне, а также и в Северо-Западной Америке, более каменистые и преисполненные гор, но притом есть хорошие и годные к хлебопашеству земли, в чем я и самими опытами удостоверился, сеяв ячмень, просо, горох, бобы, тыкву, морковь, горчицу, свеклу, картофель, репу и ревень. Все родилось наилучшим образом, кроме разве что проса; горох, бобы и тыква не принесли семян, и то оттого только, что упущено было время, в которое бы сеять должно было. Для сенокосов удобных луговых мест и трав годных довольно, а по местам скоту и всю зиму можно жить без сена. Больших лесов не видал, а малых весьма много. Обыкновенные тамошние растения, кои обитатели употребляют в пищу, суть коренья, а именно: сарана, макарша, папоротное желтое⁶¹ и кутагарное. Сие последнее заслуживает особое внимание потому, что где по островам нет мышей, там оно родится очень хорошего вкуса, а где водятся сии животные, там корень сей так горек, что в пишу не годится. Есть там ягоды: малина, голубица, черница, морошка, брусника, калина, клюква и княженика – в довольном изобилии. Что принадлежит до лесов, оных с половины острова Кыктак и по Америке к весту находил я пять родов, а именно: ольху, тальник, березник и рябину, а к востоку по островам, по берегу американскому при губах – ельник, листвяк и тот, о котором я сказал выше.

Птицы там водятся: гуси, утки разных родов, вороны, галки, канарейки черные, называемые напойки⁶², сороки, сии криком своим мало походят на известных в России сего рода птиц, а вместо того очень нехудо поют, но весьма тихо и почти так, как снегири. Есть чайки, журавли, цапли, кулики, глупыши⁶³, топорки⁶⁴, ары, урилы, гагары. Морские звери:

бобры, сивучи, киты, нерпы. Речные: выдры, бобры; земные разных родов: лисицы, волки, медведи, горностаи, олени, соболи, зайцы, росомахи, рыси, тарбаганы⁶⁵, евражки⁶⁶, дикие бараны и ежи отменного рода⁶⁷. Рыбы ловятся из морских: палтусы, треска, сельди; проходящие в речки: чавыча, кета, нярки, гольцы, каракатица и странного рода раки⁶⁸.

Коняги – люди рослые, здоровые, дородные, больше круглолицы, но есть имеющие и продолговатые лица; смуглые, волосы черные, а редко темно-русые, которые мужеский и женский пол стригут в кружок. Жены знатных мужей отличают себя от прочих тем, что, зачесывая несколько волосов наперед, подстригают до бровей и имеют косы; у иных бороды, а у некоторых грудь и плечи вместо косынок шитые⁶⁹. Мужчины, женщины и девки средний хрящ в носу прокалывают, также искалывают все уши и нижнюю губу; шитые шеи имеют и мужчины, но немногие, а у каждого мужчины нижняя губа прорезана, и поэтому с первого взгляда показываются так, как с двумя ртами. В сделанную в среднем хряще носа дыру вкладывают длинную кость; а у кого есть бисер и корольки⁷⁰, те привешивают оные к ушам, к губе и к носу, почитая то за самую лучшую вещь и украшение. Бороды не стригут, рубах все не имеют, ходят босые, а дома и совсем нагие, только что спереди опоясываются каким ни есть звериным лоскутом или цветами и травой. Парки⁷¹ носят бобровые, лисьи, медвежьи, птичьи, евражечьи, тарбаганьи, выдреные, собольи, заячьи, оленьи, росомашьи и рысьи. Камлея⁷²– род парок из кишок сивучьих, нерпичьих и китовых. На головах носят шляпы, плетенные из елового коренья и травы, шапки, гнутые и выдолбленные из дерева. При ловле морских зверей употребляют стрелы, кои бросают из досок, а для войны есть у них луки и копья железные, медные, костяные и каменные. Топоры железные особого манера, состоящие в маленьком железце; трубки, ножи железные и костяные, иглы железные... До прибытия же нашего иглы делали сами женщины; нитки жильные, посуда деревянная, роговая – из диких баранов, глиняная, камнем выдолбленная.

Типы жителей острова Кыктак (Кадьяк)

Байдары и байдарки, обшитые сверх решетки вместо досок кожей наглухо, кроме люка, употребляют они тогда, когда удят рыбу и промышляют морского зверя. При исправлении всяких домашних надобностей и разъездов рыбу удят на море удами костяными, поводки при удах длинные из засушенной морской капусты, ибо одна стебель капустная бывает сажен по сорок и более. По рекам рыбу ловят каменными запорами, а колют носками⁷³, похожими на копья, в тупом конце коих бывает гнездо, в оное вкладывается слабо в зазубрины костяная, каменная или железная спица, привязанная жилой к деревцу. В заливах и бухтах морских красную рыбу стрелками убивают тогда, когда оная из воды мечется. Огонь добывают трением из дерева; освещаются зажженным в каменных посудах жиром тюленьим, медвежьим, сивучьим, китовым и котовым, положив туда травяные фитили.

О свадьбах их я ничего не знаю, не могу также и о новорожденных ничего сказать, кроме что таковым даются имена по первой с кем встрече, хотя бы какого зверя, птицы и другого тому подобного.

Похороны у разных поколений коняг бывают разные. Обрядов я сам не видел и потому ничего об оных сказать не могу; но то весьма верно, что иные мертвых кладут в байдарку с лучшим имением его и осыпают землей, а другие вместе с умершим и живого полоненника, бывшего рабом у оного, зарывают в землю. Кенайцы же тела умерших жгут со звериными кожами, приносимыми его родственниками.

При печальных обрядах по умерших стригут на голове волосы и лицо марают черной краской. Сие употребляют по родственникам, как-то: по отцу, матери, брату, сестре и другим ближним и любимым им свойственникам, а часто и по постороннему человеку, с коим жили в дружбе. Впрочем, если умерший кому неприятен или и вовсе не имел с ними дружества, хотя бы и родственник был, по таковом печальных знаков на себе не носят.

Общих болезней у них нет, кроме примеченной венерической, а оспы совсем не знают, и никогда там оной не бывало; люди сложения весьма крепкого и живут до ста лет.

Приезжающих гостей встречают, вымаравшись красной краской, и в лучшем их наряде, колотя в бубны и производя пляску, имея в руках военные оружия; а гости подъезжают точно так, как на сражение. Как скоро они приблизятся к берегу, хозяева бросаются в море по самые груди. Байдары и байдарки со всем возможным проворством выносят на берег; потом спешат поскорее вынести гостей из байдар и относят их поодиночке к первому учрежденному для игры месту на своих спинах; там, посадя всех по местам, все молчат до тех пор, пока не напьются и не наедятся. Первая и лучшая почесть состоит в том, что подают холодную воду, а потом мальчики разносят кушанье, жир, толкуши, состоящие из смешения жиров тюленьего, китового и сивучьего, иначе морскими львами называющимися. Также ягоды, как-то: бруснику, клюкву, черницу, княженику и другие, присовокупляя к тому и разные коренья; ягоды без смешения. Сушеную рыбу, называемую юкола; звериное и птичье мясо, у кого что случится лучшее. Соль им не известна. Каждое кушанье прежде всех должен хозяин начать сам есть и пить, а без того гости ничего не вкушают; посему надобно думать, что они иногда мешают и отравы. Хозяин, начав каждое кушанье, подает первейшему гостю, который, взяв несколько для себя, посылает прочее по порядку другому; и так доходит до самого последнего. Все остатки от кушанья обращаются к первому, а сей кладет в одно место; при отбытии же все это гости увозят с собой.

По окончании кушанья продолжают разговоры, а затем начинается игра с бубнами и побрякушками. Некоторые надевают разного и странного вида маски, сделанные из дерева и выкрашенные разными красками, а потом выносят гостей в сделанную особо большую казиму⁷⁴, в которую людей вмещается множество. Казима оная подобна небольшому храму, архитектура коего представляет нечто беспорядочное, грубое и варварское. Тут происходит игра со всеми по обыкновению их церемониями; покуда гости в оной пробудут, играют день и ночь непрестанно; усталые спят тут же, а проспавшись, опять принимаются за игру. Когда же вздумают разъезжаться, тогда кончится и игра; расставаясь же, с обеих сторон дарятся и торгуются имеющимися у них вещами. В сих казимах советы, договоры и разделы бывают, и когда занимаются важными советами, в то время женский пол в казиму не впускают.

Коняги и чугачи разговор имеют одинаковый, разговор и жизнь кенайцев же совсем особые.

Живут в землянках, имеющих стены, обитые досками; окна расположены наверху; оконницы делаются из кишок и пузырей разных животных, сшивая маленькие или узкие части жильными нитками, а вход с испода. Печей в оных нет, и огня не разводят, потому что довольно они теплы и без того; из таких же землянок и бани их состоят, в коих парятся травой и березовыми вениками. Жар в них производят каменьями, нажигаемыми в поварне и в баню приносимыми. Жар от них делается весьма великий и никогда угара не бывает; париться они отменные охотники. Кухня у них общая, в кою имеются двери, или лазеи, вокруг нее. Впрочем, жизнь их есть разбойническая: кто чаще, больше и удачнее что украсть успеет, тот через сие большую похвалу заслуживает.

Жен помногу не имеют, у редкого есть две; напротив того, хорошие и проворные женщины держат по два и по три мужа, и в том между мужьями не только никакой ревности нет, но еще и живут дружески.

Все они сухопутной езды не имеют, да и животных, способных на таковое употребление, там не находится, хотя много есть собак, но их не употребляют. Жители американских берегов и других островов ездят реками, речками и озерами в своих байдарках; о живущих же внутри Америки я ничего не знаю.

О божестве ни малейшего понятия не имеют и хотя говорят, что в мире есть два существа, или два духа – один добрый, а другой злой, но им никаких изображений не имеют и не поклоняются; словом, никаких идолов у них нет. О показанных существах не могут иначе изобразить, как что доброе выучило делать байдары, а худое оные портить и ломать. Посему можно заключить, сколь в тесных пределах содержится их разум; кроме того, в немалом у них употреблении колдовство и шаманство, суда и расправы не только порядочного, но и никакого почти нет. Из сего всяк ясно видеть может, что жизнь свою ведут они мало различную от скотской. В крови имеют удивительную горячность, что можно ощущать, подойдя ко всякому из тамошних жителей, а особенно женщины кажутся пылающими. От природы хитры и предприимчивы; в обидах мстительны и злобны, хотя с виду кажутся и тихи. О верности и справедливости их вообще, по причине моего там маловременного пребывания, сказать ничего не могу, ибо я видел от многих великие доказательства верности и постоянства, видел же тому и противное. Когда представляется им о каком деле, что выйдет из оного польза, то охотно принимают труд, хотя и мало им известен, но не щадят оного, если в прибытке бывают уверены. Народ вообще веселого и беспечного свойства; доказательством сему служат повседневные их игрища; и поскольку они в неограниченной и всегдашней живут распутности, так что домашнее их хозяйство в крайнем небрежении, да и понятия о том не имеют, и оттого часто вынуждены бывают терпеть голод и наготу.

Касательно же обстоятельного описания морских и воздушных явлений в продолжении нашего плавания и на местах, где останавливались жительствами, то особые ведены были тому каждодневные записки, и по прибытии моем в Охотск удержаны тамошним областным начальником господином Козловым-Угрениным, которые, думаю, он от себя не оставит представить куда следует, ежели они содержат что-нибудь достойного примечания⁷⁵.