Электронная библиотека » Лемони Сникет » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 21 апреля 2022, 15:50


Автор книги: Лемони Сникет


Жанр: Зарубежные детские книги, Детские книги


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава двенадцатая

Выражение «полная перемена декораций» не относится к числу тех, которые Бодлерам приходилось употреблять часто. Оно, как известно, связано с внезапным изменением ситуации, когда те, кто прежде находился в забитом состоянии, внезапно оказывались на вершине власти, и наоборот. Для Бодлеров декорации полностью переменились на Брайни-Бич, когда они получили известие о страшном пожаре и когда Граф Олаф сделался всесильной и страшной фигурой в их жизни. Шло время, дети все ждали и ждали, чтобы снова произошла перемена декораций, чтобы Олафа удалось одолеть раз и навсегда и Бодлеры освободились бы от таинственных зловещих сил, которые грозили поглотить их. Однако декорации словно приросли к месту, и дети по-прежнему оставались всё в том же бедственном и горестном положении, а вокруг по-прежнему торжествовало зло. Но в тот момент, когда Вайолет поспешила вскрыть баночку с васаби, хранившуюся у нее в кармане, и влила ложку зеленой острой жидкости в рот задыхающейся сестре, в тот момент появилась надежда, что декорации все-таки могут перемениться. Солнышко охнула, когда васаби попало ей на язык, а стебли и шапочки медузообразного мицелия задрожали и словно съежились под действием мощной японской приправы. За считаные секунды гриб начал вянуть, а Солнышкин хрип превратился в кашель, затем кашель перешел в глубокий вдох-другой-третий, и младшая Бодлер воспряла, то есть вновь обрела силы и возможность дышать. Она крепко держала руки старших, в глазах у нее стояли слезы, но Вайолет и Клаус поняли, что медузообразному мицелию не удалось погубить их сестру.

– Получилось, – сказала Вайолет. – Она дышит все увереннее.

– Да, – подтвердил Клаус. – Мы победили.

– Вода, – выговорила Солнышко, и брат, поднявшись с пола, быстро подал сестре стакан воды. Она с усилием села прямо, а затем как могла крепко обняла брата и сестру. – Спасибо, – сказала она. – Спасли.

– Ты сама себя спасла, – отозвалась Вайолет. – Васаби все время был у нас, но нам в голову не приходило дать его тебе, пока ты про него не сказала.

Солнышко закашлялась и опять прилегла на пол.

– Мало сил, – пробормотала она.

– Неудивительно, – проговорила Вайолет. – Сколько ты мытарств перенесла! Отнести тебя в кубрик? Ты там отдохнешь.

– Здесь, – ответила Солнышко и улеглась около плиты.

– Удобно ли тебе прямо на полу? – забеспокоился Клаус.

Солнышко с трудом приоткрыла один глаз и улыбнулась старшим.

– Около вас, – произнесла она.

– Хорошо, Солнышко. – Вайолет взяла кухонное полотенце со стойки, свернула его и подсунула вместо подушки сестре под голову. – Мы будем рядом, в кают-компании, если понадобимся.

– Что дальше? – пробормотала Солнышко.

– Ш-ш-ш. – Клаус укрыл ее еще одним кухонным полотенцем. – Не беспокойся, Солнышко. Сейчас что-нибудь придумаем.

Старшие Бодлеры вышли на цыпочках из кухни, унося банку васаби.

– Как ты думаешь, она поправится? – спросила Вайолет.

– Уверен, – ответил Клаус. – Поспит и будет как новенькая. Но нам и самим надо принять васаби. Все– таки, когда мы снимали с нее шлем, мы подвергались воздействию медузообразного мицелия, а нам понадобится много сил, чтобы удрать от Олафа.

Вайолет кивнула, взяла в рот васаби и передернулась, когда приправа обожгла ей язык.

– Там осталась еще одна ложка. – Вайолет протянула баночку брату. – Надо проследить, чтобы водолазный шлем оставался закрытым, пока мы не раздобудем корень хрена и не уничтожим гриб.

Клаус кивнул и, закрыв глаза, глотнул остатки японской приправы.

– Если когда-нибудь мы изобретем пищевой код, как собирались еще с Фионой, то слово «мощный» мы будем говорить вместо «васаби». Немудрено, что оно вылечило Солнышко.

– Ну а теперь, когда мы ее вылечили, – Вайолет повторила Солнышкин вопрос, – что дальше?

– Дальше – Олаф, – решительно ответил Клаус. – Он говорил, у него есть всё, чтобы покончить с Г. П. В., – все, кроме сахарницы.

– Правильно, – согласилась Вайолет. – Мы должны одолеть его и найти сахарницу раньше, чем он.

– Но мы не знаем, где она, – напомнил Клаус. – Наверное, кто-то забрал ее из грота Горгоны.

– Кажется, у меня есть мысль… – начала Вайолет, но ей не пришлось договорить, какая именно, – ее прервал непонятный звук. Сперва послышалось странное жужжание, затем гудение, а потом целый набор всевозможных звуков, и шли они откуда-то из машинного отделения «Квиквега». Наконец на одной из настенных панелей загорелся зеленый огонек и из узкой щели заскользило что-то белое и плоское.

– Бумага, – сказал Клаус.

– Не просто бумага. – Вайолет подошла к панели. Лист бумаги свернулся и упал ей прямо в руку, как будто с нетерпением ждал, чтобы старшая из Бодлеров как можно скорее прочла сообщение. – Это телеграфное устройство. Мы получили…

– Глубоководную почтовую весть, – подхватил брат.

Вайолет кивнула и быстро пробежала глазами листок. Действительно, наверху стояла надпись «Глубоководная почтовая весть», и по мере развертывания рулончика Вайолет увидела, что сообщение адресовано «Квиквегу», а ниже стоит дата отправления и, еще ниже, имя отправителя, находящегося в милях и милях от них, где-то на суше. Имя это Вайолет даже не решилась произнести вслух, хотя ей казалось, будто она твердила это имя про себя постоянно, с тех пор как ледяные воды Порченого потока унесли прочь того, кто так много для нее значил.

– Это от Куигли Квегмайра, – тихо проговорила она.

Глаза Клауса расширились от удивления.

– И что он пишет?

Телеграмма закончилась, и палец Вайолет оказался на букве «К», как раз на имени ее друга. Вайолет улыбнулась. Казалось, ей почти достаточно хотя бы знать, что Куигли жив.

– «Насколько я понимаю, у вас на субмарине появилось трое новых волонтеров ТОЧКА, – прочла она и вспомнила, что слово ТОЧКА в телеграмме означает конец фразы. – Мы страшно нуждаемся в их услугах в крайне важном деле ТОЧКА Пожалуйста, доставьте их во вторник в место, указанное в стихах, приведенных ниже ТОЧКА».

Вайолет проглядела всю телеграмму до конца и в задумчивости нахмурилась.

– Дальше идут два стихотворения. Одно – Льюиса Кэрролла, второе – Томаса Элиота.

Клаус достал записную книжку из кармана и стал листать страницы, пока не нашел того, что искал.

– Головоломный подменный вариант, – сказал он. – Тот код, который мы узнали в гроте. Наверное, Куигли изменил в стихах некоторые слова, чтобы чужие не поняли, где мы должны с ним встретиться. Давайте посмотрим – поймем ли мы, какие внесены изменения.

Вайолет кивнула и прочла вслух строки первого стиха:

 
Ах, Устрицы! Придите к нам, —
Он умолял в тоске, —
И погулять и поболтать
На фоне казино.
 

– Последняя строка, по-моему, должна звучать по-другому, – заметила она.

– Да, во времена Льюиса Кэрролла казино на пляжах не было, – согласился Клаус. – А какие там должны быть слова?

– Не знаю, – ответила Вайолет. – Льюис Кэрролл мне всегда казался чересчур эксцентричным.

– А мне он нравится, – возразил Клаус, – но я не учил его стихов наизусть. Прочти другое стихотворение. Может, оно нам что-то даст.

Вайолет кивнула и прочла вслух:


В багровый час, когда глаза и спины

из-за конторок поднимаются,

Когда людская машина в ожидании дрожит,

как пони на морозе…

Голос старшей Бодлер замер, и она в замешательстве посмотрела на брата.

– Всё, – сказала она. – На этом стихотворение обрывается.

Клаус нахмурился:

– И больше в телеграмме ничего нет?

– В самом низу есть несколько букв – «КК: Ж. С.». Что это может значить?

– «КК» означают, что Куигли послал кому-то еще копию, – объяснил Клаус. – А «Ж. С.» – кому послал.

– Опять те загадочные инициалы, – заметила Вайолет. – Это не может быть Жак Сникет – он умер. Но кто же еще?

– Нам сейчас не до инициалов, – остановил ее Клаус. – Надо сообразить, какие слова в стихах заменены.

– И как это сделать?

– Не знаю. Почему Куигли думает, что мы знаем эти стихи наизусть?

– Он и не думает, – сказала Вайолет. – Он знает нас. Но телеграмма-то послана просто на «Квиквег». Он знал, что кто-то на лодке сумеет расшифровать стихи.

– Кого он имел в виду? – Клаус задумался. – Не Фиону – она миколог. И такой оптимист, как Фил, вряд ли знаком с поэзией Томаса Элиота. И трудно представить себе, чтобы капитан Уиддершинс всерьез интересовался поэзией.

– В последнее время – нет. – Вайолет задумалась. – Но брат Фионы упоминал, что они с капитаном вместе изучали поэзию.

– Да, верно, – согласился брат. – Они читали стихи друг другу в кают-компании. – Клаус подошел к буфету, открыл дверцы и обежал взглядом книги, которые держала там Фиона. – Тут нет поэзии, только книги по микологии.

– Капитан Уиддершинс не стал бы выставлять поэзию на видное место, – высказала предположение Вайолет. – Он бы их скрывал где-нибудь.

– Как скрывал то, что случилось с руками Фиониного брата, – подхватил Клаус.

– Он считал, что есть тайны настолько ужасные, что молодым не следует их знать, – напомнила Вайолет. – Но сейчас мы должны их узнать.

Клаус с минуту молчал, а затем повернулся к сестре:

– Есть одна вещь, про которую я тебе никогда не говорил. Помнишь, как родители страшно рассердились на нас из-за испорченного географического атласа?

– Мы об этом вспоминали в гроте, – отозвалась Вайолет. – Его намочил дождь оттого, что мы оставили окно в библиотеке открытым.

– Я подозреваю, что они разозлились не только из-за этого, – сказал Клаус. – Ведь я тогда снял атлас с верхней полки, для этого мне даже пришлось поставить стремянку на стул. Родители не думали, что я смогу достать до верху.

– Но почему это их так рассердило?

Клаус опустил глаза:

– Они держали там книги, которые специально убрали от нас. Меня тогда интересовал только атлас, но за ним оказался еще целый ряд книг.

– Каких?

– Я не очень-то их разглядывал. Несколько книг про войну, кажется, несколько романов. Меня больше интересовал атлас, и я не стал их смотреть, но, помню, подумал – с чего бы родители их спрятали? Потому они, наверное, так и разозлились: увидели атлас на подоконнике и поняли, что их секрет раскрыт.

– А потом ты рассмотрел книги?

– Не успел. Родители перепрятали их в другой тайник, и больше я этих книг не видел.

– Может быть, родители собирались рассказать нам про них позже, когда мы стали бы старше? – предположила Вайолет.

– Возможно. Но мы этого не узнаем. Книги сгорели.

Старшие Бодлеры посидели немножко молча, оглядывая буфет, а потом, не сговариваясь, залезли на деревянный стол, чтобы дотянуться до самых верхних полок. Они увидели небольшую стопку книг на такие скучные темы, как воспитание детей, правильное и неправильное питание, круговорот воды, но когда брат с сестрой сдвинули книги в сторону, то обнаружили то, что искали.

– Элизабет Бишоп[28]28
   Бишоп Элизабет – американская поэтесса XX века.


[Закрыть]
, – прочла Вайолет, – Чарлз Симич[29]29
   Симич Чарлз – современный американский поэт.


[Закрыть]
, Сэмюэл Тейлор Колридж[30]30
   Колридж Сэмюэл Тейлор – английский поэт и литературный критик конца XVIII – начала XIX века.


[Закрыть]
, Франц Райт[31]31
   Райт Франц – современный американский поэт.


[Закрыть]
, Дафни Готтлиб[32]32
   Готтлиб Дафни – современная американская поэтесса.


[Закрыть]
– самые разные поэты.

– Ты почитай Томаса Элиота, – Клаус протянул сестре толстый пыльный том, – а я проработаю Льюиса Кэрролла. Лучше поскорее найти подлинные стихи и расшифровать послание.

– А я нашла кое-что еще. – И Вайолет протянула брату мятый бумажный квадратик. – Смотри.

Клаус взглянул. Это была фотография, выцветшая, помутневшая от времени. Четверо людей стояли близко друг к другу, как будто одна семья. В центре располагался крупный мужчина с длинными усами, загнутыми на концах наподобие скобок. Капитан Уиддершинс выглядел на снимке много моложе и гораздо веселее, чем теперь, когда с ним познакомились Бодлеры. Он смеялся и обнимал за плечи соседа, в котором Бодлеры узнали крюкастого, только на снимке у него были две нормальные руки – одну он положил на плечо капитану, а другую вытянул в сторону того, кто фотографировал. Тут он еще не был взрослым, вы бы скорее назвали его юношей. По другую сторону от капитана стояла женщина, и она тоже смеялась, а на руках держала младенца в крошечных треугольных очках.

– Должно быть, это мать Фионы, – сказал Клаус, указывая на смеющуюся женщину.

– Смотри. – И Вайолет показала на стену, на фоне которой снималась семья. – Фотография сделана на борту «Квиквега». Вон край таблички с личной философией капитана – «Тот, кто колеблется, – пропал!».

– А пропала почти вся семья, – тихо произнес Клаус. – Фионина мама умерла. Брат примкнул к труппе Графа Олафа. И кто знает, куда девался отчим.

Клаус отложил снимок, раскрыл записную книжку и перевернул первые страницы, куда он в свое время приклеил другую старую фотографию. На ней тоже запечатлили четверых людей, правда, один отвернулся, так что нельзя было сказать, кто это. Вторым был Жак Сникет, который, как известно, умер. А еще двое – Бодлеры-родители. Клаус хранил снимок с тех пор, как дети нашли его в больнице, и глядел на него каждый день, всматриваясь в лица родителей и читая и перечитывая единственную напечатанную над снимком фразу: «Основываясь на фактах, обсуждаемых на странице девять, – гласила надпись над снимком, – эксперты подозревают, что в пожаре, скорее всего, уцелел один человек, однако местонахождение оставшегося в живых неизвестно». Из-за этой фразы дети довольно долгое время считали, что и в самом деле кто-то из родителей жив, но сейчас они уже почти не верили в это. Вайолет и Клаус переводили взгляд с одной фотографии на другую и представляли себе то время, когда никто из этих людей не пропал и все были счастливы.

Клаус вздохнул и поднял глаза на сестру.

– Может быть, нам не следует сейчас колебаться, – сказал он. – Может, надо спасать капитана, а не читать стихи и рассматривать старые фотографии. Я не хочу потерять Фиону.

– С братом она в безопасности, – успокоила его Вайолет, – я уверена, она присоединится к нам, как только сможет. Сейчас необходимо расшифровать сообщение, иначе мы потеряем все. В нашем случае тот или та, кто колеблется, – пропали.

– А что, если мы расшифруем сообщение до того, как появится Фиона? – спросил Клаус. – Будем мы ее ждать?

– Незачем, – ответила Вайолет. – Мы втроем прекрасно справимся с субмариной. Нужно только починить иллюминаторы – и мы, возможно, сумеем вывести «Квиквег» из «Кармелиты».

– Мы не можем бросить Фиону, – запротестовал Клаус. – Она бы нас не бросила.

– Ты уверен? – отозвалась сестра.

Клаус вздохнул и снова взглянул на снимок.

– Нет, – ответил он. – Приступим к работе.

Вайолет кивнула, и оба Бодлера отложили обсуждение этой темы в долгий ящик, иначе говоря, временно прекратили обсуждение, а вместо того достали с полки поэтические книжки и принялись за расшифровку полученного от Куигли головоломного подменного варианта. Бодлерам так давно не приходилось читать в уюте и покое, что они с наслаждением листали страницы, отыскивая нужные слова, и даже делали выписки. Когда вы читаете стихи, даже если вы всего лишь ищете за словами тайное послание, это дает ощущение своей силы, так же как вы ощущаете себя сильным, если вы единственный в дождливый день захватили с собой зонтик или же единственный, кто умеет развязать узлы, когда всех взяли в заложники. С каждым следующим стихотворением дети ощущали себя все более сильными, а если использовать их пищевой код, то все более васаби, так что, когда их прервали, обоим казалось, что декорации вроде бы продолжают меняться.

– Перекус! – объявил веселый голос, и Вайолет с Клаусом обрадовались, увидав свою маленькую сестру, которая несла из кухни тарелку.

– Солнышко! – воскликнула Вайолет. – Мы думали, ты спишь!

– Взбодра, – отозвалась младшая Бодлер, желая сказать что-то вроде «Я поспала, а когда проснулась, почувствовала, что вполне способна приготовить что– нибудь».

– Пожалуй, я немного проголодался, – признался Клаус. – А чем ты нас угостишь?

– Амюз буш[33]33
   Солнышко опять использует французские, или как бы французские, слова: amusant – забавный, buche – рот. Получается что-то вроде «забавная закуска».


[Закрыть]
, – ответила Солнышко, желая сказать что-то вроде «Маленькие сэндвичи с водяным орехом, сырной пастой и семечками кунжута».

– Очень вкусные, – одобрила Вайолет, и, пока все трое поглощали забавную закуску, старшие Бодлеры просветили Солнышко, иначе говоря, поведали обо всем, что произошло, пока она мучилась внутри водолазного шлема. Они рассказали об ужасной субмарине, которая проглотила «Квиквег», и об ужасном негодяе, которого там встретили. Описали неслыханно отчаянное положение, в каком очутились Снежные скауты, и неслыханно уродливые одеяния на Эсме Скволор и Кармелите Спатс. Они рассказали ей про глубоководные почтовые вести и про головоломный подменный вариант, который пытались сейчас расшифровать. И под конец сказали ей про то, что крюкастый оказался давно пропавшим братом Фионы и, возможно, он присоединится к ним на борту «Квиквега».

– Перифидо[34]34
   Искаженное итальянское perfido – коварство, неверность.


[Закрыть]
, – заметила Солнышко, что означало «Глупо было бы доверять олафовскому приспешнику».

– Так оно и есть, – ответил Клаус. – На самом деле мы ему не доверяем. Но ему доверяет Фиона, а мы доверяем Фионе.

– Ненадежно, – проговорила Солнышко.

– Да, – согласилась Вайолет, – но у нас нет особого выбора. Мы где-то посреди океана… – И должны попасть на берег, – добавил Клаус и поднял кверху томик Льюиса Кэрролла. – По-моему, я разгадал часть головоломного подменного варианта. У Льюиса Кэрролла есть стихотворение, которое называется «Морж и Плотник».

– В телеграмме что-то говорилось про моржа, – заметила Вайолет.

– Да, – подтвердил Клаус. – Я не сразу нашел соответствующую строфу, но вот она. Куигли пишет:

 
Ах, Устрицы! Придите к нам, —
Он умолял в тоске, —
И погулять и поболтать
На фоне казино.
 

– Ну да, – подхватила Вайолет. – А как по-настоящему?

Клаус прочел:

 
Ах, Устрицы! Придите к нам, —
Он умолял в тоске, —
И погулять и поболтать
Приятно на песке[35]35
   Перевод Нины Демуровой.


[Закрыть]
.
 

Клаус закрыл книгу и посмотрел на сестер:

– Куигли ждет нас завтра утром на Брайни-Бич.

– Брайни-Бич, – тихонько повторила Вайолет.

Ей, конечно, не надо было напоминать брату и сестре о том дне, когда они в последний раз были на пляже и узнали от мистера По о полной перемене декораций в их жизни. Дети сидели и думали о том ужасном дне, и он казался им таким же неясным и выцветшим, как фотография семьи Фионы или же фотография их собственных родителей, вклеенная Клаусом в записную книжку. Возвращение на Брайни-Бич после всего, что с ними произошло, представлялось Бодлерам громадным шагом назад. Им словно опять предстояло потерять родителей или родной дом и быть отвезенными мистером По к Графу Олафу, и все несчастья должны были опять обрушиться на них, как волны океана, которые обрушиваются на пляж Брайни-Бич и на крошечных безропотных обитателей луж, остающихся после прилива.

– И как мы туда попадем? – спросил Клаус.

– На «Квиквеге», – ответила Вайолет. – Наверняка на лодке имеется прибор для определения местонахождения, и, как только выяснится, где мы, я попробую взять курс на Брайни-Бич.

– Расстояние? – задала вопрос Солнышко.

– Вряд ли это далеко. Мне надо свериться с картой. Но что мы будем делать, когда приплывем туда?

– Думаю, у меня есть ответ на твой вопрос, – отозвалась Вайолет, беря в руки томик стихов Томаса Элиота. – Куигли приводит строки из поэмы «Мертвая земля».

– Я пробовал ее читать, – заметил Клаус, – но смысл стихов мне показался темным. Я почти ничего не понял.

– Может быть, там тоже все зашифровано, – предположила Вайолет. – Послушай, Куигли пишет так: «В багровый час…» Но у Элиота говорится: «В лиловый час…»

– Бла-бла-бла-xa-xa-xa! – прервал ее жестокий издевательский голос. – Ха-бла-ха-бла-ха-бла! Ти-хи снаггл-сниггл ти-хи-хи! Хубба-хубба гиггл-риддл развязка!

Бодлеры подняли головы и увидели Графа Олафа, который как раз влезал через иллюминатор и уже ступил на деревянный стол. За ним следовала Эсме Скволор, ухмыляясь из-под капюшона своего осьминожьего костюма, а затем дети услышали неприятное шарканье безобразных розовых туфель Кармелиты Спатс, которая тоже всунула свою разукрашенную сердечками физиономию в дыру и противно хихикнула.

– Я счастливее, чем свинья, лакомящаяся беконом! – вскричал Граф Олаф. – Я от смеха краснее, чем обгорелый курортник! У меня настроение лучше, чем у новенького кладбища! Я до того беззаботно весел, что веселые и беззаботные люди, чего доброго, побьют меня палками от необузданной зависти! Ха-ха джикама! Когда я зашел на гауптвахту посмотреть, каковы успехи моего помощника, оказалось, что курятник пуст, – птички улетели. Я уж испугался, что вы сбежали, или устраиваете саботаж на моей субмарине, или даже послали телеграмму с просьбой о помощи! Но я должен был догадаться, что таким тупицам, как вы, в голову не может прийти что-то путное! Вы только посмотрите на себя, сироты: вы тут закусываете, читаете стишки, когда могущественные красивые люди кукаречут, торжествуя победу! Кукареку, кровопийца!

– Через несколько минут, – похвасталась Эсме, – мы, спасибо команде сопляков, прибудем в отель «Развязка». Ти-хи триумфально! Последнее безопасное место для Г. П. В. скоро превратится в пепел – так же как ваш дом, Бодлеры!

– А я спляшу особый танец балерины-чечеточницы-сказочной принцессы-ветеринара на могилах всех этих волонтеров! – тоже похвасталась Кармелита. Она впрыгнула в иллюминатор вслед за Олафом и принялась плясать на столе победный танец. Ее розовая пачка трепетала, как будто ей хотелось улететь прочь.

– «К» – значит красивая, – запела Кармелита. – «А» – значит активная, «Р» – значит разумная, «М» – значит великолепная…

– Ну, будет, будет, Кармелита. – Граф Олаф натянуто улыбнулся балерине-чечеточнице-сказочной принцессе-ветеринару. – Ты бы приберегла свой танец на потом! Я куплю тебе все балетные костюмы на свете. Г. П. В. будет ликвидирован, и тогда все наследства в мире мои: бодлеровское, квегмайровское, уиддершинское и…

– Где Фиона? – прервал его Клаус. – Что вы с ней сделали? Если вы ей причинили вред…

– Причинил вред? – переспросил Граф Олаф, и глаза его под единственной бровью ярко заблестели. – Причинить вред Треугольным Гляделкам? Да с какой стати мне обижать такую умницу? Ти-хи члена труппы?

Граф Олаф повел рукой давно всем надоевшим театральным жестом, Эсме захлопала щупальцами, а в иллюминаторе показались двое: крюкастый, выглядевший, как всегда, отвратительно злобным, и Фиона, которая выглядела не совсем так, как раньше. Во-первых, у нее было другое выражение лица – она казалась смирившейся, то есть микологиня полностью отказалась от мысли одолеть Графа Олафа. А второе отличие заключалось в надписи спереди на комбинезоне из скользкой материи.

– Нет, – тихо произнес Клаус, с ужасом глядя на подругу.

– Нет, – решительно сказала Вайолет и покосилась на Клауса.

– Нет! – сердито выпалила Солнышко и оскалила зубы, увидев, что Фиона вышла из иллюминатора и встала рядом с Графом Олафом на деревянный стол.

Сапогом она при этом задела книжки стихов, вынутые Клаусом и Вайолет из буфета, включая книги Льюиса Кэрролла и Томаса Элиота. Конечно, некоторые считают стихи Льюиса Кэрролла чересчур эксцентричными, иначе говоря, полными смешной чепухи, другие жалуются, что смысл стихов Томаса Элиота слишком темен, иначе говоря, они излишне сложны. Но хотя мнения по поводу поэтов, представленных на деревянном столе, могут и не совпадать, любой благородный читатель согласится, что поэт, представленный на униформе Фионы, был поэтом ограниченных способностей и писал нудные, неуклюжие стихи на безнадежно сентиментальные темы.

– Да, – тихо сказала Фиона, и Бодлеры, глядя на портрет улыбающегося Эдгара Геста, почувствовали, что декорации снова переменились.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации