Текст книги "Небо, полное звезд"

18

– Кстати, – тряхнув копной каштановых волос, вдруг сказал Мика. Сунул руку за ворот своей футболки и вытащил оттуда болтавшийся на цепочке серебряный крестик. – Это, кажется, принадлежало ей.

Мое сердце толкнулось и замерло.

– Да, – прошептала я.

Трудно было не узнать его. В последний раз я видела этот крест в лесу на мерзлой траве.

– Я взял его себе как напоминание о том, что иногда бывает поздно. Для раскаяния, для встречи, для любви – неважно. Иногда просто бывает поздно, и ничего уже нельзя изменить.

– А разве можно носить чужой крест? – с трудом выдавила я.

– А разве нет?

– Я не знаю.

Мы оба не были экспертами в религии и не знали всех тонкостей.

– Я просто хочу, чтобы частичка Оливии была со мной.

Я кивнула.

– Она верила, что он может защитить ее от всего.

«Она заблуждалась», – но никто из нас не произнес этого вслух. Только где-то в верхушках деревьев громко каркнул ворон.

Мы еще немного постояли у могилы, а затем двинулись в обратный путь.

– Так почему ты переехал? – спросила я, когда мы покинули территорию кладбища.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе то, в чем не признавался еще никому? – пропел парень.

Голос его звучал так, будто он намеренно хотел казаться веселым, чтобы не придавать серьезности разговору.

– Я – единственная, кого ты знаешь в этом городе, – напомнила я.

Подняла голову и увидела, что Мика заметно сник. Но у него все же хватило мужества посмотреть мне в лицо:

– Моя мама вышла замуж, и у нее скоро родится новый маленький Мика.

– Ого.

– А так как я не очень лажу с ее новым мужем, считающим себя полноправным хозяином в нашем доме, то она предложила мне пожить у отца. Я не стал унижаться и просить остаться там до совершеннолетия. Если мешаю им – о’кей. Один звонок Отсо решил проблему, и вот я здесь.

Он старался казаться веселым и бодрым, но взгляд у него был такой, словно ему хотелось закричать от боли.

Я вдруг поймала себя на мысли, что это всего вторая наша встреча, а я уже неплохо гадаю по глазам Мики Ярвинена.

– И как вы ладите с отцом?

– Пока тяжеловато. Представь: двое взрослых мужчин, которые практически не знали друг друга, теперь вынуждены общаться и проживать на одной территории.

– Вы не ругаетесь?

– Наши обеды и ужины проходят в тишине, – признался парень.

– Дай ему шанс, – улыбнулась я. – Ты – все, что у него осталось.

– Оливия бы так сказала?

– Несомненно.

Когда мы добрались до моего дома, Софья ждала меня на веранде. Она поднялась с кресла, сняла капюшон куртки и выдернула из ушей наушники. Я бы все отдала за то, чтобы раз за разом прокручивать на повторе ее изумленное лицо.

– Здрасьте, – хмыкнула она, переводя взгляд с меня на Мику и обратно. – А я-то думала, куда это тебя понесло?

– Привет. – Парень подкатил меня к ступеням.

– Это Софья, моя сестра, – нехотя представила я ее и указала на своего спутника: – А это Мика, наш сосед.

– Правда? – оживилась сестра.

– Да. Мика Ярвинен. – Он протянул ей руку.

– Ух, ты. – Она пожала ее, глядя на него снизу вверх. – А я и не знала, что у Отсо есть…

– Сын, – кивнул он ей.

Софья казалась озадаченной, она бросила на меня взволнованный взгляд, а затем снова посмотрела на парня.

– Вот так новости.

– Отец примерно то же самое сказал, когда узнал, что я приезжаю, – улыбнулся Мика.

Софья захлопала ресницами, а я для себя отметила, что парень не стал скользить взглядом по аппетитным округлостям моей сестры, обтянутым в черные легинсы. И потому стал для меня только симпатичнее.

– Так куда ты возил Анну, Мика Ярвинен? – поинтересовалась она.

– Мы просто прогулялись, – ответил он и метнул на меня быстрый взгляд, словно уточняя, так ли все было.

– Именно, – подтвердила я.

Софья поправила стоящие колом черные волосы и хищно коснулась языком пирсинга в нижней губе. Она не знала, говорим ли мы правду и как реагировать, если окажется, что это не так. А мы с Микой продолжали улыбаться друг другу, и это, похоже, нравилось ей еще меньше.

– И как ты планируешь подняться? – бросила она мне. – Тебе подать стул?

Вот это любезность.

– А что, я не смогу поднять тебя вместе с коляской? – нахмурился Мика.

– Ты испачкаешь джинсы, – предупредила я. – Лучше пересади меня на стул, затем подними коляску, а я пересяду в нее. – И тут же поправилась: – Если тебе не трудно.

– Подожди, – замотал он головой, – давай лучше так. – Развернул меня спиной к лестнице и приказал: – Держись!

Я только успела схватиться за дуги колес, как парень поднялся сначала на одну ступень и подтянул меня вверх, затем на вторую и подтянул снова. Пара секунд – и вот я уже на веранде перед входом в дом.

– Ничего себе! – присвистнула Софья.

Мика лишь пожал плечами и отряхнул ладони:

– Проще простого!

– Спасибо, – смущенно улыбнулась я.

Больше всего мне хотелось знать, увидимся ли мы снова, но я не смела спрашивать об этом – тем более в присутствии сестры.

– Не за что. – Мика смотрел на меня, не отрываясь, и будто должен был сказать что-то еще, но этого так и не произошло.

Моя сестра кашлянула, и волшебное мгновение промелькнуло и исчезло, словно бабочка, опустившаяся на цветок.

– Ну, ладно. Счастливо, – сказала я с надеждой.

– Пока, профессор! – улыбнулся мне своей фирменной улыбкой Мика.

– Профессор? – решив, что ей послышалось, прищурилась Софья.

Но никто не стал ей объяснять значения сказанного. И лично я была рада тому, что у нас с соседом появились общие тайны.

Мика сбежал по ступеням и направился к калитке. В этот момент я вдруг вспомнила кое о чем и крикнула:

– Подожди!

– Что? – обернулся он и замер.

Я обратилась к сестре:

– Открой гараж, пожалуйста.

Она тяжело вздохнула и пошла за ключом.

Пока ее не было, парень преодолел разделявшие нас метры и посмотрел мне в глаза так многозначительно, что внутри у меня упало в обморок все, что зовется душой.

Похоже, к его взглядам так просто не привыкнешь, и на это мне потребуется время. Если, конечно, нам с ним суждено будет увидеться еще раз.

– Там, – сглотнув, сказала я. – Слева, у стены. Иди и возьми его. Похоже, он твой.

Его густые брови взметнулись вверх.

– Люблю загадки, – произнес Мика и, услышав, как ползет вверх гаражная дверь, направился туда.

У меня по спине побежали мурашки.

– Велосипед?! – послышался через пару секунд его ошарашенный голос. – Велосипед…

– Да! – крикнула я. – Бери и тащи сюда!

Через мгновение парень уже стоял возле меня, держа велосипед за руль, как оленя за рога. В его взгляде было столько непонимания, что я поспешила пояснить:

– Когда Оливия доставала его из вашего гаража, на нем был бант, и я подумала…

– Черт подери! – воскликнул Мика, в изумлении оглядывая велик. – Это он? Не может быть! Я помню его! Помню! Отец притащил его на мое десятилетие, но я отказался выходить, разговаривать с ним и принимать подарок… – Он провел ладонью по сиденью, затем коснулся пальцами клаксона. «Дзынь!» Мика покачал головой. – Я наблюдал в окно за тем, как он уходил, и мне жутко хотелось закричать и остановить папу… Но я знал, как было важно для мамы знать, что я на ее стороне, поэтому молча провожал его взглядом.

Он осматривал велосипед, не веря своим глазам.

– Ты немного подрос с тех пор. – Я пожала плечами.

– Ничего страшного. – Парень посмотрел на меня с благодарностью. – Представляешь, каково спустя годы получить подарок, о котором мечтал, будучи мальчишкой?

– Нет.

– Потрясно! – рассмеялся он.

– Тогда прокатись скорее, – улыбнулась я.

– Точно. – Мика лихорадочно вцепился в руль и помчался к калитке. Выведя велик на дорогу, он повернулся и крикнул: – Спасибо, Анна! Спасибо тебе!

В его лице было столько радости, что я внутренне продолжала улыбаться.

Мика запрыгнул на велосипед и покатил по улице, а я въехала в дом только после того, как он скрылся из виду.

– И что это было? – Софья, сложив руки на груди, наблюдала за тем, как я вожусь с дверью. – Скажешь мне?

– Тебе – нет, – не глядя на нее, ответила я.

19

Четверг, 4 июня

У меня загудело в ушах.

– Подожди, – попросила я, мотая головой из стороны в сторону и не желая слушать эти бредни. – Подожди, мам!

– Я понимаю, Анна. – Мать смотрела на меня, как на бедного, бездомного котенка. Она так редко проявляла ко мне нежность и мягкость, что мне казалось, будто я впервые вижу ее такой. – Тебе сейчас очень тяжело. Как и всем нам.

– Мам, объясни толком, что происходит? – попросила я.

В этот момент на улице раздался жуткий грохот. Мы с мамой одновременно обернулись к окну. Грузчики бегали, размахивали руками, даже через стекло отчетливо слышалась отборная брань. Один из поддонов вместо того, чтобы аккуратно опуститься на газон, рухнул прямо на проезжую часть – оборвался трос.

Дрисс лаял, поставив передние лапы на калитку, а Софья тщетно пыталась его оттащить. От этой какофонии у меня еще сильнее загудело в ушах.

– Надеюсь, никого не пришибло, – разволновалась мама.

И только тогда я заметила, что во дворе старухи Пельцер царил настоящий кавардак: в вырытом посреди двора небольшом котловане уже шла отделка декоративным камнем, а вокруг валялась груда инструмента, обломки натурального камня и горы гальки. А в стороне, у ворот, гремела бетономешалка с раствором. И когда на землю грохнулся поддон, из этого котлована на подмогу дружно начали выскакивать рабочие: один за другим, человек пять. Целая строительная бригада.

У меня никак не укладывалось в голове: когда же они успели вырыть целый бассейн, если приехали только что?

– Зря она это затеяла, – тихо проронила мама, отстраняясь от окна. – Небольшой лужицы ей бы хватило, к чему целый бассейн?

Я тоже поспешила отвернуться, но от этого движения мою голову пронзило резкой болью.

– Черт. – Я коснулась рукой лба и вдруг нащупала какое-то болезненное уплотнение на линии роста волос. – Что это?

– У тебя синяк, Анна. – Мама придержала мою руку. – Не трогай, я тебе его обработала.

– Откуда у меня синяк?

Я тщетно пыталась вспомнить, но ничего не выходило.

– Я не знаю, ты ударилась. – Она пожала плечами. – Мы так и не поняли как.

– А когда это было?

– Вечером во вторник.

– Вторник?

Я снова взяла телефон и уставилась на дату.

Во вторник у меня не было никакого синяка. Ровно как и в среду, и в четверг. И вообще, сейчас не четвертое июня, а первое.

– Мам… – Я сглотнула, чувствуя, как начинает кружиться голова. – Мика не звонил? – Снова потерла синяк. – Хотя нет, еще ведь только утро. Сегодня мы должны встретиться, и мне нужно срочно связаться с ним.

Я подтянула к кровати коляску, собралась пересесть на нее, но мать остановила меня, перехватив и крепко сжав мое запястье.

– Тебе нужно успокоиться, Анна.

– Где Мика, мама? – спросила я, вглядываясь в ее лицо.

Оно расплывалось, как и вся комната.

Если она снова повторит это нелепое слово «смерть», меня стошнит.

– Он умер, Анна. Его больше нет. – Она обняла меня за плечи и прижала к себе. Впервые за много лет. – Нам всем очень-очень жаль, поверь, но ты должна принять этот факт.

Я вырвалась и посмотрела на нее, словно на умалишенную.

– Что значит «умер»? Когда?! – Я лихорадочно подтянулась и буквально ввалилась в свою коляску. – Что ты такое говоришь, мама?

– Прости. – Она лишь развела руками.

– Вчера мы попрощались! – почти кричала я. Меня трясло, точно в лихорадке. – Мы договорились, что проведем сегодня вместе весь день. Он оставил мне записку, мама! Вот на этом окне! – Я указала на стекло. – Видишь следы клея?! Смотри!

– Ты об этой записке? – Она убрала подушку и достала из-под нее смятый клочок черной бумаги.

– Что это? – Я выхватила его у нее из рук.

На мятом сердечке уже с трудом можно было различить размытые буквы, но я все равно прочитала: «Ты и Я». И шепотом произнесла: «Завтра».

Но вот же – завтра. Оно сегодня! Оно наступило!

Но, подняв взгляд на мать, я увидела лишь отражение боли на ее лице.

– Почему оно здесь? Кто его принес? – ошеломленно спросила я.

Бумага, зажатая меж пальцев, дрожала вместе со всем моим телом.

– Ты, – испуганно ответила мама.

– Когда?

Мне не хватало воздуха. Все это казалось страшным сном.

– В понедельник, – осторожно кивнула она. – Днем. – Прочистила горло и продолжила: – После того как обнаружили тело Мики.

Мой мир рухнул, но я по-прежнему отказывалась верить.

– Тело? – Я затрясла головой. – Нет, сегодня же понедельник! А вчера было воскресенье, и мы с ним виделись. – Протянула ей смятое сердечко. – Вот же. Он приклеил его на мое окно! Вчера! И я легла спать, зная, что сегодня мы с ним увидимся!

Мама закрыла рот ладонями и смерила меня долгим непонимающим взглядом.

– Но сегодня четверг, Анна, – прищурилась она.

– Нет. – Я крутанула колеса, чтобы отъехать немного назад. – Этого не может быть!

Сейчас я ей докажу.

Я еще раз дернула обручи колес, чтобы развернуться и взять с тумбочки телефон, но вышло неудачно, и от резкого рывка ваза с тюльпанами, стоявшая на тумбочке, неловко покачнулась, накренилась, а затем полетела вниз.

Бах!

Осколки разлетелись во все стороны. На полу желтели нежные головки тюльпанов на тонких ножках, плавающие в растекающейся пятном воде.

– Ничего страшного! Я уберу! – подскочила мама. – Так, давай-ка немного подвинемся.

Она обошла коляску, взялась за ручки и откатила ее в сторону.

Как ненужную вещь.

Меня просто сдвинули к стене, чтобы я не мешалась.

– Поставим цветы в другую вазу, – ласково улыбнулась мне мать.

Наклонилась и стала собирать с пола поникшие тюльпаны.

– Вот так. – Она выпрямилась и стала оглядывать комнату. – Теперь нам просто нужна другая ваза. – Мама натянуто улыбнулась. – Сейчас.

Вышла из комнаты и поспешила в кухню.

Не дожидаясь, когда она вернется, я подкатила к тумбочке. Стекла противно захрустели под шинами коляски. «Кх-р-р!»

Трясущейся рукой я взяла телефон.

– Четверг, 4 июня, – прочитала с экрана.

Эти идиотские слова повисли в воздухе.

Четверг.

Я разблокировала аппарат и с удивлением уставилась на список входящих и исходящих. Столько номеров, и ни следа Мики. Но ведь он последним звонил мне вчера! Я пролистала вниз и все-таки нашла его номер среди звонивших 31 мая – четыре дня назад.

Нажав на него, затаила дыхание.

Гудок. Еще гудок. Еще один. Тишина. Щелчок.

«Э-хэй, привет, зачем бы ты ни звонил, ты зря делаешь это! – отозвался автоответчик бодрым голосом Мики. – Если я не отвечаю, значит, я занят: смотрю с Анной на звезды. Ха-ха-ха! А если это ты, Профессор, то просто кинь камешек в мое окно! До связи-и-и!»

На заднем фоне послышался наш общий смех, а затем раздался длинный гудок – сигнал о том, что идет запись сообщения. Я открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Просто дышала, смотрела на рассыпанные по полу стекла и чувствовала, как в глазах собираются слезы.

– Анна! – воскликнула мама, вернувшись в комнату и застав меня возле тумбочки с телефоном в руке. – Тут повсюду стекло! – Она бросила щетку и совок в сторону и метнулась ко мне. – Сейчас оно будет по всему дому. Еще и вода…

Оттащив меня в сторону, она тяжело вздохнула, отпустила ручки, развернула кресло и опустилась на корточки передо мной.

– Ну что с тобой? – спросила она тихо. – Что такое?

– Мне нужно увидеть его, мама. – Я убрала телефон за спину, и мои пальцы вцепились в обод колес мертвой хваткой. – Мне нужно увидеть его сейчас!

Я приготовилась уйти, но мама ухватилась руками за подлокотники моего кресла.

– Куда ты пойдешь? Ты что, недостаточно видела вчера, на похоронах?! Зачем тебе сегодня снова беспокоить его отца?

Мне захотелось вырваться и заорать так, словно моя душа разрывалась напополам, но все, что я могла, – это смотреть на нее во все глаза и ждать, когда она скажет, что это все неправда или страшный сон.

Но то, что я видела в глазах матери – немое сочувствие, – оно отнимало последнюю надежду на то, что все это в итоге окажется страшной ошибкой.

– Мама, где Мика? – повторила я жалобно.

Больше всего мне не хотелось снова слышать, что он мертв.

– Ты хочешь съездить к нему на могилу? – Она с трудом натянула на лицо жалкое подобие улыбки. – Хорошо. Давай. Если тебе станет от этого лучше, мы съездим после обеда. Договорились?

Я зажмурилась и ощутила, как слезы предательски рвались из глаз. Влага больно обожгла щеки.

«Ты не мог этого сделать. Ты не мог исчезнуть. Не мог бросить меня! Только не ты!»

– Что с ним случилось? – хрипло спросила я и открыла глаза.

Мама нахмурилась.

– Что?! – повторила я. – Мне просто нужно знать.

Слезы почти вскипали в моих глазах.

– Он упал с вышки возле озера, – сказала мама, старательно и очень медленно проговаривая каждое слово. – Его тело нашли в понедельник. Ты забыла?

Ее ладонь легла на мой лоб.

От прикосновения к синяку мою голову пронзило молнией, но я даже не поморщилась. Я больше ничего не чувствовала. Я словно летела кубарем с высокой лестницы, подскакивала на ступеньках, переворачивалась, летела дальше, а лестница все никак не кончалась.

– Как это произошло?

Мои собственные слова показались чужими. Их будто произнес кто-то с похожим голосом, но не я.

Мама пожала плечами – этого я и боялась.

– Трагическая случайность. Он… – Она вздохнула. – Сорвался и упал.

«Я сошла с ума. Ничего этого нет. Сейчас я проснусь».

Я зажмурилась, снова открыла глаза, но ничего не изменилось.

– Чушь! – крикнула я.

Дернула на себя обручи колес, развернулась и помчалась прочь из комнаты.

– Анна! – умоляюще кричала мать.

Я слышала за собой ее шаги и еще активнее вращала руками колеса.

– Ты в пижаме! Постой! Куда…

Никто в этот момент не смог бы меня остановить.

– Да постой ты!

Я отворила дверь, перепрыгнула через порожек и застыла посреди веранды.

Черт бы побрал эти ступени!

Слезы хлынули градом из моих глаз.

Даже в этот момент я не находила в себе сил, чтобы встать и побежать. Не находила в себе сил, чтобы признаться! Жалкая лгунья!

– Хорошо, хорошо, я помогу, – послышался мамин голос. – Нельзя же так…

Она взялась за ручки, развернула коляску и принялась осторожно спускать меня со ступеней.

– Я не верю, не верю! – бормотала я.

Смахнула слезы с глаз и только в этот момент заметила стоящую в стороне сестру, пытавшуюся сдерживать за ошейник нашего пса. Она смотрела на меня с ужасом в глазах.

– Давай сходим к нему. Только не плачь, – причитала мама.

Ступенька. Еще одна.

Как только коляска оказалась на земле, я взяла управление в свои руки и, яростно вращая колеса, покатила к калитке.

Не знаю, что подумали строители, возившиеся у дома Пельцер, увидев плачущую девушку в пижаме и на инвалидной коляске, но мне было плевать. Я едва не сбила маму, которая обогнала меня, чтобы успеть открыть передо мной калитку, и помчалась дальше – прямо к дому Ярвиненов.

– Отсо! – позвала она, когда я подкатила к их двери и стала звонить в звонок и барабанить по дереву кулаками. – Отсо, открой, пожалуйста, здесь Анна! – крикнула мама.

Я все стучала и стучала, но мне никто не открывал.

– Он точно был дома… – задумчиво произнесла мама, подошла ближе и, сведя ладони у лица, заглянула в окно. – Сейчас посмотрю в саду, – сказала она и стала обходить коттедж.

Едва она скрылась за домом, как я поняла, что мое сердце вот-вот взорвется. У меня не осталось сил ждать.

Я дернула на себя дверь, и та, на удивление, поддалась.

– Отсо! – позвала я, въезжая в дом.

Внутри было тихо и темно.

– Отсо!

Проехав в гостиную, я огляделась. Внутри все похолодело, когда я увидела Мику. Он смотрел на меня с черно-белого фото, стоящего на каминной полке. Мика улыбался, но его глаза были полны жизни. Фото было перетянуто черной лентой.

Я почувствовала, как меня медленно поглощает тьма.

Нет. Нет. Нет…

И в эту секунду мне вдруг показалось, что я слышу шорох из спальни Мики. Я поспешила туда, лихорадочно вращая колеса.

– Мика… – прошептала я.

Мне казалось, что сейчас я войду, он весело рассмеется, и мне останется только поколотить его за этот жестокий розыгрыш. Ему непременно достанется от меня!

Мика…

Я остановилась и осторожно толкнула дверь. Кто-то сидел за его столом на кресле с высокой спинкой.

Моя душа словно вернулась обратно в тело.

«Ты здесь!»

Я направилась к нему. Первым, что я заметила, был лежащий на столе телефон Мики. Вторым – профиль сидевшего и его светлые волосы на макушке. Дальше, как в замедленной съемке, я сжалась, потому что увидела ружье в его руках. И дуло, направленное в лицо. Попыталась затормозить, но колеса продолжали движение по инерции.

– Отсо! – выдохнула я.

Его пальцы сжались, и грохнул выстрел.

20

Среда, 3 июня 9.30

Казалось, что воздух в лесу застыл – ни ветерка, ни суетливого щебета птиц. Эта тишина казалась зловещей. Чем дальше я пробиралась в чащу, тем проглядывающие сквозь ветви сосен осенние лучи становились все реже и бесцветнее. Я слышала только свое частое и тяжелое дыхание, но кожей чувствовала, что за деревьями притаился кто-то еще.

Он наблюдал. Ждал меня. Смотрел с укором.

Я бежала вперед, не разбирая дороги. Под ногами хрустели засохшие ветки, а еловые и сосновые лапы рвали на мне одежду и били по лицу. Я неслась, словно в бреду, но все еще отчетливо слышала за собой его шаги.

Вокруг пахло мхом, сырой землей и прелыми листьями. Я падала, вставала и, задыхаясь, снова бежала. Оглядываясь, видела длинные тени, пляшущие меж стволов. Они гнали меня все дальше и дальше – в мертвую чащу. Туда, откуда не было дороги назад.

Внезапно лес зашумел, верхушки сосен заскрипели, где-то высоко над головой жалобно крикнула птица. Я поняла, что окружена. Бежать больше некуда. Что-то сгустилось вокруг меня, опутало туманом, зашипело и вцепилось в горло. Вдруг стало так холодно… Невыносимо.

Я упала на колени и свернулась в клубочек, боясь поднять глаза на это беспощадное чудище. Опустила взгляд на свою руку и медленно разжала пальцы: на ладони лежал маленький серебряный крестик. Неведомая сила уже тянула из меня жизнь, убаюкивала, заставляла закрыть глаза, но я продолжала сопротивляться.

Я знала, что нельзя спать.

Смотрела на крестик в непоколебимой уверенности – он меня спасет.

Знала это точно.

– Господи!

Я села на постели, не понимая, где я и что происходит.

В ужасе взглянула на свои руки. Они были мокрыми. Я лихорадочно стала осматривать ладони, затем выше – до локтя, затем наклонила голову и осмотрела грудь. Потом потрогала щеки. Отшвырнув одеяло, уставилась на ноги. На мне была пижама, на ней ни следа крови.

Я вся буквально утопала в поту, и меня ощутимо трясло.

Что за чертовщина?

Я зажмурилась.

– Отсо! – звенел мой голос, вибрируя.

Бах!

И после выстрела оглушительная тишина.

Я все еще ощущала его кровь на своей коже. Горячую, липкую кровь с запахом пороха и привкусом железа. Я видела, как он снес себе голову, и находилась всего в полуметре от него в этот момент.

– Боже…

Открыв глаза, я снова осмотрела себя.

Ничего. Только трясущиеся пальцы и ходящие ходуном плечи. И пот. Море пота – столько, что пижама сырая насквозь.

Потянувшись, я взяла в руку телефон и провела пальцем по дисплею. «Среда, 3 июня» – светилось на экране. Мне показалось, что комната начала вращаться. Телефон, эти цифры, крики, осенний лес из сна, потная пижама – все смешалось в кашу из картинок и звуков.

Так. Стоп!

Я заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть.

Повернулась к окну. Строители на участке Пельцер раскладывали трубы рядом с бассейном. Очевидно, собирались проводить коммуникации. Котлован был на месте, а вот от вчерашних поддонов с декоративным камнем – ни следа.

Я медленно повернулась в другую сторону. На тумбочке стояла ваза, и она была целой.

Но ведь я ее вчера разбила?..

– Доброе утро. – В комнату вошла мама.

Вместе с ней в помещение ворвался Дрисс и запах блинчиков с кухни.

– Ну, как ты? Удалось хоть немного поспать? – спросила она участливо.

Я не могла оторвать взгляда от зажатых в ее руке желтых тюльпанов.

– Не знаю, – трескучим голосом проговорила я.

– Заметно, – покачала головой мама. – Лицо, все опухшее от слез.

Дрисс ткнулся мордой мне в руку, требуя ласки. Он был очень рад меня видеть.

– Ты вспотела, Анна. – Поставив в вазу желтые тюльпаны, мать присела на край кровати. Тыльной стороной ладони коснулась моей щеки. – Посмотри-ка, ты вся мокрая! Тебе снились кошмары?

Я кивнула.

– Ничего удивительного, – вздохнула она.

Пес продолжал тыкаться носом в мою ладонь, но я была словно заморожена, не могла заставить себя пошевелиться.

– И синяк налился, стал фиолетовым. – Мама потянулась к моему лицу. – Как ты умудрилась так, скажи?

– Ай! – воскликнула я.

От прикосновения к нему боль прострелила аж до самого затылка.

– Прости. – Она с виноватым видом отдернула руку. – Я приготовила тебе блинчики. Хочешь?

– Нет.

– Тебе нужно хоть что-то поесть, дорогая. Ты ничего не ела с той минуты, как нам сообщили про Мику. Так нельзя!

– Мика… – Его имя застыло на языке.

– Я говорила сегодня с Отсо… – Мама опустила взгляд на руки, будто собираясь с духом. – Выглядит он ужасно подавленным. Что неудивительно. – Когда она подняла взгляд, ее лицо было полно сострадания. – Он сказал, что церемония прощания состоится в два часа, у тебя еще есть время привести себя в порядок.

– Прощания?..

Она положила руку на мое плечо и сжала:

– Ты точно уверена, что хочешь присутствовать на погребении? До кладбища, конечно, недалеко, но ты не обязана проделывать весь этот путь в связи с твоим… состоянием. Все поймут тебя, Анна.

– Ты говорила сегодня с Отсо?! – перебила ее я, словно отойдя ото сна.

– Ну да, – кивнула мама.

– Но как же… – я схватилась за голову. – Он же застрелился! Я сама видела!

– Кто застрелился? – вытаращилась на меня она. – Отсо? Когда?

– Вчера! Из своего охотничьего ружья!

Мама кивнула, будто поняла.

– Я говорила с ним сегодня Анна. С Отсо все хорошо.

– Но я… – У меня пересохло в горле.

Что вообще здесь творится?

– Похоже, тебе приснился кошмар… – осторожно произнесла она. – Думаю, нужно позвонить доктору, пусть оценит твое состояние. Заодно, может, посоветует хорошее успокоительное средство. Мне не нравится, что ты просыпаешься вся в поту и с трудом отличаешь сон от реальности.

Она ничего не понимает. Ничего.

– Какое сегодня число, мам? – тихо спросила я.

– Третье июня.

– А день недели?

Мама задумалась.

– Среда.

– Среда? Не четверг?

– Да. Анна, что с тобой? Может, все из-за этого синяка?

Я прикоснулась пальцами к ушибу и задумалась. Откуда он? Где я могла так удариться? Что случилось? Почему я ничего не помнила?

– Мама, мне нужно в дом Ярвиненов, – решительно сказала я и указала на коляску.

Но она не спешила мне помогать.

– Зачем? – уточнила мама, сузив глаза.

– Мне нужно увидеть Отсо! Я просто не верю, что он жив, понимаешь? Я своими глазами вчера видела, как он выстрелил себе в лицо. Из собственного ружья! Я…

«Стояла рядом в этот момент, и все мое лицо, и вся моя одежда были в крови», – но ничего из этого я не произнесла вслух, потому что была поражена реакцией мамы. Она явно все больше и больше уверялась в том, что я схожу с ума.

– А если он жив, как ты говоришь, – добавила я, – мне нужно предупредить его.

– О чем?

Лицо мамы выражало только одно – недоверие.

– Нужно, чтобы ружье держали подальше от него! Чтобы не оставляли его одного! Чтобы кто-то был рядом!

– Анна…

Рискуя упасть на пол, я потянулась за инвалидным креслом:

– Я все равно не верю, что он может быть жив! Я видела, как его мозги разлетелись по комнате! Видела, как он погиб!

– Анна! – В последний момент она успела ухватить меня за талию и не дать рухнуть на пол.

Дрисс, чувствуя тревожность момента, сел и заскулил.

– Анна! – прикрикнула мама, возвращая меня на место и тряся за плечи. – Да что с тобой?! Приди уже в себя!

Из моих глаз брызнули слезы.

– Мам, поверь, просто поверь мне. Происходит что-то очень плохое! Мне нужно его увидеть, нужно предупредить. Если он действительно жив, я…

– Анна, посмотри в окно, – встряхнула она меня. Ее глаза блуждали по моему лицу, а сжатые губы стали мертвенно-бледными. – Посмотри! Привезли тело Мики.

Я повернулась к окну и ощутила, как леденеют конечности. Из остановившегося у дома Ярвиненов большого черного автомобиля несколько крепких мужчин выгружали гроб. Навстречу им выбежал Отсо Ярвинен. На нем были черная рубашка и черные брюки. Он очень хотел им помочь, но помощь работникам ритуального бюро не требовалась: они пронесли гроб мимо него и втащили в дом.

«Жив», – пронеслось в сознании.

Отсо – необходимое уточнение.

А в гробу тогда…

У меня закружилась голова.

Такое просто невозможно забыть, но как я могла? Почему никто, кроме меня, не видел никаких странностей в происходящем? Почему никого не волновало, как все это произошло?!

– Дыши, Анна, дыши, – погладила меня по руке мама.

Дрисс снова заскулил – будто почувствовал.

Я закрыла лицо руками и приказала себе вспомнить. Но сколько ни старалась, ничего не получалось. Не было никакого понедельника, не было никакой смерти Мики. Все это бред.

– Мам, мне нужно туда, – решительно сказала я, отнимая ладони от лица. – Мне нужно все узнать и понять.

– Что ты хочешь понять, Анна? – Уголок ее губ подергивался в нервном напряжении.

– Хочу понять, почему мир сошел с ума! – затараторила я. – Почему ты твердишь, что Мика умер. Почему не веришь, что я видела, как Отсо отправил себя на тот свет. Почему смотришь сейчас на меня, будто я последний псих!

– Так. Я знаю, что делать. – Она тряхнула головой, а затем встала. – Сейчас я позвоню доктору Литвиненко и узнаю, сможет ли он подъехать к нам сегодня, чтобы осмотреть тебя.

– Да не нужен мне твой психотерапевт, мам!

Мне хватило двух сеансов у Литвиненко в прошлом году, чтобы понять, что этому хлыщу с очками в роговой оправе гораздо интереснее, чем занимается в свободное время моя мать, чем мое реальное состояние. Он пытал меня в течение двух часов, задавая наводящие вопросы о том, не испытываю ли я депрессивных состояний и не собираюсь ли покончить с жизнью после аварии.

Мы не говорили о том, как прекрасна жизнь, и о том, что нужно искать положительное в событиях каждого дня. Все, что я запомнила, – это его театрально проницательный взгляд с прищуром и попытки выявить во мне хоть какие-то психологические дефекты.

Спасибо, но нет.

– Побудь тут, а я схожу позвоню, – сказала мама.

Ее губы дрожали.

– Мама!

– Тебе нужно остаться здесь. – Она взяла коляску за ручки и вытолкала ее за дверь.

– Ты не можешь так со мной поступить! – охрипшим голосом крикнула я. – Мам! Ма-а-ам!

– Сейчас я вернусь, и будем завтракать. – Мать постаралась придать голосу ласковые нотки, но у нее и раньше-то это не очень хорошо получалось. – Потерпи немного!

– Ма-а-ам! – Я практически свешивалась с края кровати.

– Дрисс? – позвала она.

Но пес не пожелал выйти. Уткнулся широким лбом в мое бедро и отвел взгляд.

Тогда она просто вышла и заперла дверь.

Я слышала, как ее шаги удаляются по коридору, и захлебывалась в рыданиях. Лишить меня «ног» даже для нее было слишком жестоким поступком.