Текст книги "Гленнкилл: следствие ведут овцы"

6
Мод чувствует опасность

Так началась богатая событиями ночь, о которой овцы блеяли еще несколько месяцев. Она началась с того, что Хайде стояла в углу, немая от стыда, а на нее были направлены недоверчивые взгляды всего стада.

– Штука? – выпалил Моппл.

– Штука? – прошелестела Корделия.

– Что за штука? – спросил ягненок. – Я могу съесть штуку? Мне будет больно?

Его мать задумчиво молчала. Ну как объяснишь такому малышу, что такое штука?

– Это… Не совсем штука, – пробормотала Хайде. Она понурила голову и выглядела несколько строптиво. – Она красивая.

– Это съедобное? – спросил Моппл. Когда речь шла о штуках, Моппл Уэльский становился не менее суровым, чем другие овцы.

– Вряд ли… – Хайде повесила нос.

– Это живое? – спросила Зора.

– Я… Возможно! – По Хайде было заметно, что этот вариант только что пришел ей в голову. – Я хотела проверить, живое ли оно. Когда на это падает свет, что-то движется. Это очень красиво. Красиво, как вода. Я просто хотела смотреть на это вечно…

– Хайде! – Вперед ступил Сэр Ричфилд. Он высоко нес голову, и его рога, которые уже третий раз загнулись в винт, отбросили в ноги Хайде укоризненную тень.

Отелло странно взглянул на него. Сразу стало понятно, почему Ричфилд все еще был вожаком.

– На все, что по-настоящему красиво, ты и так можешь смотреть вечно! Небо. Трава. Облачные барашки. Солнце на шерсти. Вот что действительно важно. Ты не можешь этим обладать. – Ричфилд обращался к Хайде так, словно говорил с крошечным ягненком. Он сказал то, что и так все знали, но овцы впечатлились. – Обладать можно только живым. Ягненком, стадом. Если ты чем-то обладаешь, оно обладает тобой. Если оно живое и это овца, то хорошо. Овцы должны обладать друг другом. Отара должна держаться вместе: овцематки, ягнята и бараны. Овцам нельзя покидать стадо… Глупость, какая глупость… Нужно было держать рот на замке, если бы я просто следил за языком…

Мысли Ричфилда ускакали галопом. Он скользнул взглядом по Хайде и что-то забормотал себе под нос. Хайде вновь состроила упрямую мордочку молоденькой овечки и уже собиралась незаметно протиснуться в центр стада, как вдруг из самого темного уголка загона раздался надтреснутый голос. Голос такой же дряхлый, как обглоданная водой коряга.

– Обладать – плохо, – произнес голос. – Владеть вещами – плохо.

Все повернули носы к Уиллоу, стоящей в тени у пустой кормушки. Ее старушечьи глаза блестели, как две жемчужины росы. Хайде немыслимо низко понурила голову.

– Мама!.. – пробормотала она.

Обычно овцематки и ягнята держатся друг за друга, как овес за песчаную почву. Овца, публично распекающая свое потомство, – это что-то неслыханное. Но Уиллоу до сих пор не сказала ничего против Хайде лишь потому, что не говорила вообще. По крайней мере, так утверждали умудренные опытом овцы. Уиллоу была второй по молчаливости овцой в отаре. В последний раз она говорила сразу после рождения Хайде, какое-то несущественное и неоправданно пессимистичное замечание о погоде. Никто из овец не горевал о том, что Уиллоу не относилась к разговорчивым. Считалось, что в юности она слопала целую грядку кислого щавеля. Иначе ее вечное плохое настроение просто нельзя было объяснить. Но в этот раз оно было вполне обоснованным.

– Это позорно, – сказала Клауд.

– Это возмутительно, – произнесла Зора, хладнокровно отщипнув единственный стебелек сена из пустой кормушки.

– Это унизительно! – воскликнула Лейн.

– Это тупо, – протянула Мод.

– Это так по-человечески, – отрезал Ричфилд, чье лицо вновь приняло строгое выражение вожака. Этим все было сказано.

Хайде выглядела так, словно она в любой момент могла превратиться в крошечного зверька без запаха.

Мисс Мапл с любопытством навострила уши.

– А что это, собственно, за штука? – спросила она.

– Это… – Хайде запнулась. Она хотела сказать «красивое», но постепенно ей становилось ясно, как неуместно говорить о вещах таким образом. Она подумала, что еще хорошего можно сказать о штуке. – У нее нет конца.

– У всего есть конец! – фыркнула Зора.

– Если бы у чего-то не было конца, то ничего другого бы не существовало, ни одной овцы на целом свете, – сказала Зора, которая на своем утесе часто размышляла о таких вопросах.

Овцы меланхолично переглянулись.

Но Хайде не унималась.

– На ней два знака, таких, как в книгах. Может, это не штука, а история. А еще это немного похоже на цепочку, как цепь Тесс, только короче и без конца, на это можно смотреть несколько часов, а конца так и не увидишь.

– И ты часами на нее таращилась? – заблеяла Мод. – Твой нос уже пахнет человеческими штучками! Я это сразу унюхала.

Хайде во всем созналась. Она нашла штуку на лугу сразу после смерти Джорджа, и штука ее околдовала. Хайде прикрыла ее камнем, чтобы защитить. Лишь сегодня она взяла штуку губами и спрятала под дольменом, пока Ричфилд считал овец. Она раскаивалась. Она больше никогда не хотела видеть штуку.

Овцы решили тут же снарядить экспедицию к дольмену, чтобы раз и навсегда изгнать штуку из своей жизни. Они покажут ей ее место: в мире штук, на земле, подальше от всех приличных овец. Экспедиция была, бесспорно, почетным делом. Они задумались, кто должен пойти. К Клауд внезапно вернулась старая боль в суставах, Саре нужно было кормить ягненка, а с Лейн приключился приступ чихания. Неожиданно выяснилось, что Моппл страдает куриной слепотой.

Все овцы боялись ночью идти к дольмену – вскоре после того, как там был замечен пляшущий волчий дух. В итоге в состав экспедиции вошли Сэр Ричфилд, Отелло, Мисс Мапл, которая явно заинтересовалась штукой, Мод, не успевшая придумать отговорку, и Зора, слишком гордая, чтобы выдумывать отмазки. Кроме того, пойти пришлось и Мопплу. Ему не помогло, что он влетел в столб в загоне, пытаясь убедить остальных в своей куриной слепоте. Моппл был овцой с отменной памятью. Мопплу приходилось идти, когда над предательскими штуками устраивали быструю расправу.

Снаружи их ожидала приветливая теплая лунная ночь. От пастушьего фургона все было видно до самых скал, но обоняние осложнялось пряными ароматами ночи. Под предводительством Сэра Ричфилда они поскакали к дольмену. Мод была начеку, чтобы своим тонким чутьем вовремя отследить появление волчьих духов. Остальные овцы засунули головы под верхнюю плиту дольмена: Моппл и Зора с одной стороны, остальные – с противоположной. Несколькими ударами копыт Отелло разворошил землю и вытащил штуку наружу. Поскольку овцы отбрасывали тени на захоронение внутри дольмена, сперва они вообще ничего не увидели. Почти целиком замаскированный ароматами ночи, в нос им ударил человеческий запах. Потная рука, металл и резкий, щекочущий ноздри запах, который овцам был незнаком. Мапл уговорила Моппла отойти на пару шагов, и, когда толстый баран несколько обиженно отодвинулся, широкий луч лунного света упал на штуку.

Они были разочарованы. Все втайне надеялись увидеть что-то довольно красивое (насколько красивой может быть штука), но то, что лежало перед ними в пыли, представляло собой всего лишь тонкую цепочку с висящим на ней кусочком металла. У нее действительно не было конца, потому что она образовывала круг. Но только это объединяло ее с бесконечностью. Они презрительно уставились на человеческую штуку.

– На ней действительно есть знак, – сказал Сэр Ричфилд, которому было стыдно, что он недавно так распалился из-за мелочи. Сейчас он мог вернуть всеобщее уважение благодаря острому зрению. – Первый знак заострен, как птичий клюв, направленный вверх, – сказал он. – Посередине черточка. А второй знак как живот на двух ножках. Получается, он означает двуногого. Я думаю, это дурной знак. – Ричфилд молодцевато огляделся.

Моппл предложил бросить штуку со скалы.

Зора ни в коем случае не хотела бросать ее со скалы. Она считала, что скала слишком хороша для штуки.

Мод удивленно заблеяла, но никто не обратил на нее внимания.

Сэр Ричфилд предложил закопать штуку, но не хотел к ней прикасаться.

Мод вновь заблеяла.

Моппл не возражал прикоснуться к штуке, но закапывать, а потом пастись на этом месте он не хотел.

Мисс Мапл поразила всех.

– Мы сохраним штуку, – сказала она. – Это улика. Она появилась после смерти Джорджа. Ее мог обронить убийца. Как навоз, – добавила она, заметив недоуменный взгляд Ричфилда.

– Она не пахнет навозом, – возразил Моппл.

Мод заблеяла сигнал тревоги.

Мапл нетерпеливо покачала головой.

– В загоне мне пришла идея. Люди привязаны к вещам. Вещи привязаны к людям. Мы найдем убийцу, если будем внимательно следить за вещами.

В этот момент к ним под дольмен протиснулась Мод, через несколько секунд мимо пронесся луч света. Им на пятки наступало три человека. Луч света добрался до пастушьего фургона Джорджа и начал рыскать по стенам. Возможно, он искал укрытие.

– Да выключи ты уже этот чертов фонарь! – сказал кто-то. – Светло так, что пшеничные зернышки можно пересчитать, а Том О’Мэлли берет с собой фонарик!

Луч света, похоже, нашел лазейку и тут же исчез.

– Если ты и дальше будешь трубить на всю округу наши имена, то я не знаю, зачем мы нацепили на головы дурацкие чулки, – пожаловался второй человек. Овцы помнили этот голос со вчерашнего дня. Грешник Гарри.

Том О’Мэлли захихикал. От него не пахло алкоголем. Овцы не сразу его узнали.

– Эй, – произнес он, – эй, не надо нервничать. Мы ничего противоправного не делаем. Мы делаем то, что должны, – ради Гленнкилла!

– Ради Гленнкилла, – пробормотал Гарри.

– Ради наших задниц, – сказал тот, кого они услышали первым. Тощий Джош. – Или мы сейчас поем Where Glennkill’s Bonny Hills So Bright[4]4
  Где Гленнкилла столь яркие холмы (англ.).


[Закрыть], или уже вскрываем чертов драндулет и ищем эту хрень.

Петь никто не захотел. Овцы вздохнули с облегчением. Три темных силуэта – два округлых и один высокий и худой, – тяжело ступая, подошли к двери. Луч света не смог их обхитрить. В лунном свете мерцал металл, ключи побрякивали. Долго побрякивали.

– Не подходят, – сказал Грешник Гарри.

Тощий трижды пнул дверь.

– Чертов Джордж! Вот и все. – Он прижался носом к маленькому стеклянному окошку пастушьего фургона. Тощий был таким высоким, что ему даже не пришлось вставать на цыпочки.

– И что теперь? – спросил Том.

– Нам нужна трава, – сказал Гарри. – Надо взломать дверь.

– Ты рехнулся? – воскликнул Джош. – Я пас. Это незаконно!

– А подбрасывать доказательства, по-твоему, законно? – усмехнулся Гарри. – Если тут найдут наркотики, все пропало. Никакого дольмена эльфов. Никаких прогулок на пони. Никакого центра кельтской культуры. Никаких дегустаций виски. И о своем прибрежном отеле тоже можешь забыть!

– Может, наркотиков и нет? – протянул Джош.

– А как без них?! Как еще старина Джордж все это время сводил концы с концами? Своими жалкими овцами? Курам на смех! У него были проблемы? Почему он продавать не захотел? Он рассмеялся тебе в лицо, когда ты пришел с деньгами. Такой живописный вид тратить на овец, а теперь, когда он наконец мертв, Гленнкилл прославится в газетах как рассадник наркобизнеса?!

У овец от возмущения задрожали колени.

– Гарри прав, Джош. – Том по привычке раскачивался из стороны в сторону. – Он швырял в туристов навозом, никого сюда не пускал и даже размахивал пистолетом для устрашения. Ответь почему?! Он мог бы сделать из этого участка золотой рудник. А потому, что этот участок и так золотой рудник, вот тебе и ответ. Ночью лодки на пляже, товар – в пастуший фургон, а на следующий день увозил все в старых ящиках.

Джош продолжал трясти головой.

Но Том уже вошел в раж и заорал на весь ночной луг:

– Не думайте, что Джордж был невинной овечкой! Дети видели его по вечерам – с черным бараном. Извращенец! Знать не хочу, что мы найдем внутри!

В дверях загона показались белые головы. Все овцы на лугу внимательно прислушивались. И не только овцы. Мод уже долгое время беспокойно втягивала воздух. Очулкованных мужчин она не могла отсюда унюхать, ароматы ночи милостиво перекрыли нервный пот незваных гостей. Но все равно при каждом вдохе до нее доносился отголосок человеческого запаха, перевариваемой еды, еле различимый и лишь наполовину воспринимаемый. Сначала она грешила на штуку. Но штука лежала на земле. А человеческий запах струился сверху.

Она вытянула шею и принюхалась. Теперь она была уверена. На крыше дольмена кто-то лежал.

Мастер-охотник, это Мод поняла сразу. В затылке защекотало, пришло доселе неизведанное воспоминание об узких скалистых ущельях и притаившихся разбойниках.

«Волк, – подумала она. – Волк!»

Стоит овце подумать о волке, то, вообще-то, она должна заблеять и убежать со всех овечьих ног. Но Мод осталась на месте. Враг был слишком близко, и теперь, когда она его распознала, запах окружил ее со всех сторон. Он не приближался, он уже был здесь. Она не знала, что делать. Словно загипнотизированная, Мод стояла и беспомощно втягивала воздух.

Поразительно, как быстро паника перепрыгивает с одной овцы на другую. Мод не шевелилась и не издала ни единого звука. И тем не менее все пятеро овец сразу поняли, что рядом волк. Частое дыхание Мод подсказывало им, что враг близко, запах Мод стал соленым, его горькие нижние ноты говорили о побеге и засаде. Их сердца галопом неслись в разные стороны. Но раз Мод не шевелилась, то и остальные овцы неподвижно стояли. Мод была их дозорной овцой, она больше всех знала об опасности. Овцы внимали каждому ее действию.

Мод сознавала свою ответственность. Убежать она не могла, но попыталась хотя бы как следует разнюхать охотника на крыше: запах дыма. Человек, ясное дело. Недавно ел лук. Мод сперва обратила на него внимание лишь благодаря луку. Она услышала, как от лука у человека предательски сжался желудок.

Возле пастушьего фургона Тощий снова навалился на дверь. Раздался тонкий звук – возможно, это был луч света, который испуганно сидел внутри. Человек на крыше дольмена напрягся. В этот момент Мод поняла, что человек охотился не за ними, а за тремя мужчинами возле пастушьего фургона. Мод издала запах облегчения.

Интересный спор о Джордже и Отелло возле пастушьего фургона меж тем завершился.

– А они вообще фургон обыскали? – спросил Том. – Ничего они не обыскали, совсем. Никакого расследования, никаких вопросов. Замять, забыть и закопать – вот их девиз. Они там все заодно, полиция и наркомафия. Все подкуплены! – В голосе Тома звучала некая досада оттого, что никто не торопился подкупить его.

– Вот! – Тощий говорил злобно. – А зачем нам тогда вообще сюда вламываться, если никого эта дрянь не волнует?

Они молчали. Гарри вполсилы навалился на дверь. Внутри было тихо. Том открыл рот и снова его закрыл. Он отвернулся от остальных и хотел уйти в сторону асфальтированной дороги. И вдруг оцепенел.

– Машина! – прошептал Том.

Овцы уже давно ее услышали. По асфальтированной дороге кралась большая урчащая машина с выключенными фарами. Она остановилась и перестала урчать. Троица впала в панику, люди, как куры, бросились врассыпную. Грешник Гарри заложил три превосходные петли, Тощий пригнул свое длинное тело, чтобы лучше бежать. Овцы поразились. Раньше они не замечали, какими пугливыми могут быть люди. Они гордились, что при появлении машины сохранили самообладание. И тут трое одновременно увидели загон. Они галопом помчались к нему, а потом кинулись вниз по лестнице к сеновалу мимо озадаченных овец.

Овцы бросились наружу, как капли молока, прямо навстречу человеку, идущему от асфальтированной дороги. Но человек не обратил на них внимания. Кажется, хаотичные метания растерянно блеющих овец на лугу его даже не удивили. Он неспешно шел к пастушьему фургону.

Только шесть овец неподвижно стояли под дольменом. Мод не поддалась всеобщему паническому настроению. Она была полностью сосредоточена на волке над их головами. Тот прижался к камню. Луковицы в его желудке бурчали как бешеные. Он часто дышал. Мод поняла, что Мастер-охотник тоже боится.

Человек у пастушьего фургона не стал ломиться в дверь. Он постучал. Коротко, два раза длинно, коротко. Подождал. Затем он почти беззвучно начал вскрывать замок. Сердце Охотника билось, как у овцы, когда той приходилось глотать таблетку с кальцием. Но он не двигался. Он не решался пошевелиться. На лугу, как трель цикады, раздался тихий металлический щелчок. Но дверь не открылась. В конце концов человек развернулся и пошел вниз по тропинке.

Заурчал мотор.

Тишина.

7
Сэр Ричфилд ведет себя странно

Конечно, той ночью произошли и другие вещи, но не столь впечатляющие, как события у пастушьего фургона. Мужчина с крыши дольмена бесшумно исчез, оставив после себя лишь легкий аромат лука. Несколько позже из загона испуганно вылезли три человека. Они попытались вести себя тихо, а получилось громко. Обратно в деревню они шли молча. Дверь пастушьего фургона резко стала им безразлична.

Овцы наблюдали за развитием событий и еще какое-то время оставались начеку. Постепенно наступила тишина. Они рассеялись по лужайке, как смущенные голубые облака. Отелло был похож на чернильную грозовую тучу. Порыв ветра заботливо унес их страх. Но о сне уже не могло быть и речи. Они нагнули шеи и начали пастись.

Пастись в темноте оказалось невероятно приятно. Ночные насекомые аппетитно стрекотали, вокруг пахло влажными травами. И как они упустили такое удовольствие? Всему виной Джордж. Он настаивал, чтобы они каждую ночь проводили в этом скучном загоне, а внешний мир тем временем разыгрывал аппетитнейший спектакль. Джордж был плохим пастухом. Об искусстве пастись он не имел ни малейшего представления.

Если кто и знал толк в траве, так это они. Конечно, на этот счет существовало множество противоречий, но так даже интересней. Мисс Мапл предпочитала цветы и сладкий клевер, Клауд нравились травы с сухими, но пряными колосками. Мод была одержима безвкусной травой – овцы называли ее мышиной. Мод была уверена, что она полезна для обоняния. На самом деле все было наоборот: лишь овца с выдающимся обонянием могла учуять незаметную мышиную траву в душистом ковре аппетитных трав. Сэр Ричфилд чаще всего лопал заманчивые растения с большими листьями, а если среди них и попадался кислый щавель, то ему это не мешало. Сара остерегалась кислого щавеля. Лейн любила низкорастущие пряные травы: овечьи ушки и медовую траву. Корделия, которой не нравилось наклоняться, предпочитала высокий овес. Моппл ел все без разбора. Когда после долгого отсутствия они возвращались на луг, хватало одного взгляда на следы недавней трапезы, чтобы понять, кто где пасся.

Зора наслаждалась полночной трапезой в свете луны. Это приводило ее в приятное расположение духа: оживленное и все же философское, медитативное и предприимчивое одновременное. Идеальный настрой для историй. Из всех овец лишь Зора не только с удовольствием слушала истории, но время от времени и сама их сочиняла. Незамысловатые истории, лишь пара связных мыслей. И дело было не в том, что произошло, а в том, как на это смотреть. Истории должны были помочь Зоре понять, как мир скачет вокруг происходящего. Смысл был в том, чтобы понять все по возможности точно, уловить все оттенки и каждую деталь. Зора считала, что ее истории были хорошим упражнением по преодолению пропасти. К тому же ей очень нравилось их выдумывать.

Зора рассказала себе историю о Моппле. Истории о Моппле Уэльском однозначно относились к ее любимым. «Моппл Уэльский хочет слопать травы на краю пропасти, но не решается», – подумала Зора. Не так-то просто сосредоточиться на истории, в которой понятно лишь то, что не произойдет. Но Зора тренировалась. Моппл стоял прямо на скалах, всего в нескольких метрах от Зориного уступа. Конечно же, он изображал, что его интересует лишь вид. Ветер дул с суши, так что Зора чувствовала приятный аромат Моппла. Она сосредоточилась на ветре: сильном ветре, который застрял в шерсти Моппла и раздувал в ней трепещущее белое пламя, мягкими пальцами подталкивал его к скале и заставлял нервничать. Погода, конечно, стояла прекрасная. О погоде Зора никогда подолгу не задумывалась, потому что любая погода казалась ей прекрасной. Кричали чайки (куда без них, крики чаек были такой же важной частью пропасти, как ветер и вода). Постепенно вечерело. Джордж сидел на ступенях пастушьего фургона и курил трубку. Незаметно для него по пляжу, кряхтя от веса здоровенных рюкзаков, прошли двое туристов. Один из них увидел на скале Зору и показал другому. Туристы обрадовались. Моппл сделал вид, что ему вдруг стали интересны люди с рюкзаками и сделал крошечный шаг навстречу обрыву. Остальные овцы паслись в отдалении. А затем Отелло перестал есть. Он наблюдал за Мопплом, явно забавляясь.

«Отелло смышленый, – подумала Зора из истории. – Наверное, не так умен, как Мисс Мапл, но смышленый. Отелло очень внимательный!»

Что думал Отелло, она так и не решила. Позади паслись Лейн и Корделия. А еще дальше стоял… Зора не поверила глазам. Там, где выгон граничил с асфальтированной дорогой, стоял Мясник и ничем не пах. На его лице был всего один глаз, прямо в центре лба, и этот глаз был неумолимо устремлен на Моппла Уэльского.

Зора потрясла головой. Такие истории не помогают овцам преодолеть пропасть. Что Мясник забыл в ее простой, короткой истории?

Она подняла взгляд и заметила, что очень вовремя вынырнула из смятенных мыслей. Она подошла к границе «Места Джорджа». Пора свернуть. Зора внимательно осмотрела «Место Джорджа». Ей показалось, что оно уменьшилось.

Уже собираясь развернуться, она заметила овцу, которая стояла на другом конце «Места Джорджа» и наблюдала за ней из темноты. В другой момент Зора не обратила бы на это внимания. Во время еды она была последовательна: сосредоточиться на самом важном, не отвлекаться на ерунду. Но что-то в этой овце ей показалось странным. Она даже почувствовала некую угрозу. Зора подняла голову и начала принюхиваться, но ветер поменял направление и ничего ей не сказал. Она пригляделась. Винтовые рога. Сэр Ричфилд. Зора вздохнула с облегчением. На секунду она испугалась… Она сама не знала, чего испугалась. Зора дружелюбно поблеяла Сэру Ричфилду. Но тот не ответил. Зора вспомнила, каким тугоухим тот стал в последнее время, и заблеяла громче.

Ричфилд развернул голову и взглянул на дольмен.

– Он ведь ушел? – прошептал он.

Зора поразилась тому, как мягко звучал голос Ричфилда, когда он шептал. Обычно он ревел и раздувал ноздри, и с годами становилось все хуже. Зора задумалась, кого он имел в виду. Мастера-охотника? Джорджа? Внезапно она поняла, что Ричфилд имел в виду Джорджа.

– Он ведь не вернется? – настаивал Ричфилд.

– Нет, – ответила Зора. – Он больше не вернется.

Ей стало холодно в эту лунную ночь. Больше всего ей хотелось оказаться в загоне, со всех сторон зажатой другими овцами.

– А Ричфилд, дурак, наблюдал! – воскликнул Ричфилд чуть ли не с радостью.

Зора уставилась на него. Внезапно ей показалось, что она смотрит в пропасть, более широкую и глубокую, чем на скале. Она ненадолго прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Когда же вновь их открыла, Ричфилд уже исчез. Зора огляделась. Желание пастись пропало. Она увидела, как Ричфилд возник у дольмена, и поскакала за ним. Зоре было свойственно исследовать бездны этого мира.

– Что значит «наблюдал»? – прошептала она Ричфилду.

Тот взглянул на нее с недоумением.

– Что? – отозвался он.

– Что значит «наблюдал»? – повторила Зора чуть громче.

– Не слышу! – проблеял Ричфилд.

Зора покачала головой и задумчиво поскакала к скале.

* * *

Чуть позже и Мисс Мапл оказалась у «Места Джорджа». С тех пор как там запретили пастись, «Место Джорджа» начало загадочным образом манить овец. Мапл подняла голову и уже собралась развернуться, как вдруг увидела нечто чудовищное.

– Моппл! – фыркнула она.

Ровно посередине «Места Джорджа» тянулась широкая и бесстыжая дорожка недавно выеденной травы. Приглядевшись, Мапл поняла, что напрасно обвинила Моппла. Потому что общипаны были не все травы. Прямо в центре уничтоженного пятачка благоухали высокие и стройные цветы-носолюбки – настоящая отрада для носа. Они приятно щекотали во время еды и считались деликатесом. Моппл просто не мог оставить их нетронутыми!

Мапл задумалась, кто в отаре не любил носолюбки. Никто в голову не пришел. Хотя постойте, однажды такое уже случалось! Она напрягла память. Безуспешно. Она разозлилась на себя, что не запоминала все так, как Моппл. Если какая-то овца намеренно паслась на «Месте Джорджа», то это серьезно. Получается, кто-то не хотел чтить память об их пастухе. А это оскорбление.

Мапл огляделась. Ничего необычного. Большинство овец ритмично щипали траву, лишь несколько подняли головы. Мисс Мапл потеряла аппетит. Непривычная ночная трапеза камнем осела в желудке. Мапл решила вплотную заняться расследованием убийства. Но для начала предстояло решить несколько практических вопросов. Она поскакала к дольмену.

Через некоторое время овцы увидели, как Мапл идет в загон со штукой в зубах. Она выглядела довольной и решительной.

– Что ты делаешь? – спросила Клауд.

– Настало время подумать, что мы сделаем, когда найдем убийцу, – ответила Мисс Мапл. Она побежала дальше.

Клауд проследовала за ней до самого входа в загон. Там она остановилась. Мапл исчезла в темноте. Когда она вышла из загона без штуки, то выглядела еще более довольной. У нее сияли глаза.

– Готово! – объявила она.

Овцы не разделяли ее энтузиазма.

– У нее моя штука! – проблеяла Хайде.

– Плохо, – в порыве невероятной словоохотливости сказала Уиллоу, вторая по молчаливости овца в отаре.

Мапл оглядела стадо. Все овцы смотрели на нее, и лишь немногие были настроены дружелюбно. Клауд выглядела виноватой, Хайде – ревнивой, Мод – обеспокоенной, а Ричфилд – строгим. Только Моппл не перестал жевать и, рассеянно проходя мимо нее, излучал больше уютного дружелюбия, чем все остальные, вместе взятые.

Мисс Мапл вздохнула.

– Мне штука не нужна. Это для людей. Вы уже думали о том, что будет, когда мы найдем убийцу? Думаете, его ударит молния? Нужны доказательства!

– Это не доказательство, – проблеяла Мод. – Это штука!

– Но она может стать доказательством! – нетерпеливо воскликнула Мапл. Она сама еще с трудом представляла, какую роль может сыграть штука в разоблачении убийцы.

– Мы не найдем убийцу! – вздохнула Лейн.

– Нам более чем достаточно знать, что Джордж умер от лопаты, – примирительно произнес Сэр Ричфилд.

– Точно! – проблеяла Мод. Лопата была единственным, что она поняла в истории с убийством.

– Точно! – проблеяли остальные.

– Долой расследование!

– Долой размышления!

Мисс Мапл непонимающе взглянула на отару.

– Но ведь у нас так много вопросов! – воскликнула она. – Вы же их сами собирали – некоторые из вас. Где Тесс? Кто такой волчий дух? Что Бог искал на выгоне? Что с Кейт и Лили? Зачем приходил Хэм? Как Джордж был связан с наркотиками? И что вообще такое наркотики? Кто такой Мастер-охотник? Что он здесь делал? На наш выгон приходил Мастер-охотник, а вы даже не хотите знать зачем?

– Именно так! – проблеяла Мод. – Самое главное, чтобы он больше не появлялся.

Некоторые овцы одобрительно заблеяли.

– А даже если появится, я снова его учую! – не без гордости добавила она.

Моппл вновь прошел мимо них с полным ртом, светясь от удовольствия, – живое подтверждение того, что земное блаженство существует и достижимо простыми средствами. Остальные овцы взглянули на него с легкой завистью.

– Смотри, – протянул Сэр Ричфилд, – вот как овцы должны проводить день. Пастись! А не задавать вопросы! Ответы мы все равно не найдем. Вот почему Джордж выкинул детектив. Он понял, что не все можно выяснить. Ты тоже должна это понять, Мапл!

Мисс Мапл нетерпеливо ковыряла копытом траву и землю.

– Но ведь их можно найти! – упрямо воскликнула она. – У истории есть конец. Если бы Джордж дочитал книгу, мы бы его узнали. Я хочу все выяснить. И вы хотите! Я знаю, какие вы любопытные. Просто не хотите напрягать свои овечьи головы!

– Это для нас уже слишком, – подавленно произнесла Корделия. – Так много человеческих вещей, которых мы не можем понять. И некому больше объяснить нам значение слов.

Остальные промолчали. Некоторые разглядывали траву под копытами, словно наблюдая за ее ростом. Другие следили за облачными барашками в ночном небе.

– Нам следует забыть об этом, – тихо сказала Корделия. – Будет проще, если мы просто обо всем забудем.

Снова раздалось одобрительное блеяние. Забвение – самое надежное средство от овечьих забот. Чем страннее и тревожнее переживание, тем скорее нужно о нем забыть. Почему они раньше до этого не додумались?

Мапл обвела их недоуменным взглядом.

– Но если мы обо всем забудем, то больше не будет историй, – сказала она. – Это ведь история, понимаете?

Никто не ответил.

– Вы не хотите! – потрясенно воскликнула она.

– Мы-то хотим, – с достоинством заявила Клауд. – Только вот не того же, чего и ты.

– Неправда, – возразила Мапл. – Вы просто не понимаете! Все очень просто. Там, за пределами выгона, волк. Мы только не знаем, кто он. Как нам от него защититься, если мы не сможем его распознать? У нас даже нет пастуха, чтобы за нами присмотреть. Кто-то разорвал нашего пастуха, а вы все еще думаете, что с миром все в порядке!

Они еще никогда не видели Мапл в такой ярости. Если подумать, они вообще никогда не видели Мапл в гневе.

– Да вы даже не заметите, когда волк проберется в стадо! Забыли историю о волке в овечьей шкуре?

Это была самая страшная история, когда-либо услышанная от Джорджа. Вспоминать о ней сейчас, глубокой ночью, просто нечестно.

– Или вы найдете волка, или он найдет вас. Вот так просто! У всех историй есть конец! Нет смысла бросать книгу посередине, просто если чего-то не понимаешь. – фыркнула Мапл. – Если вы не хотите узнать правду, то я выясню все сама!

Клауд, которая терпеть не могла разногласий, взглянула на Мапл мокрыми глазами.

– Нам нужен пастух, – прошептала она.

Но Мапл не обратила на нее внимания. Она презрительно дернула хвостом и поскакала под Воронье дерево, подальше от остальных. Встав под деревом, она меланхолично уставилась в темноту.

– Справедливость! – проблеяла она.

Отозвался лишь Отелло.

– Справедливость! – проблеял он в ответ.

Другие овцы смущенно переглянулись. Затем они вновь начали пастись. Просто так. Из вредности. Они хотели доказать Мисс Мапл, каким прекрасным может быть простое, бездумное овечье существование. Лишь Отелло продолжал задумчиво блеять.

– Справедливость! – тихо проблеял он. – Справедливость!

– Что такое справедливость?

Внезапно перед Отелло встал зимний ягненок с чересчур большой головой для такого маленького взъерошенного тельца. Глаза у него горели.

– Что такое справедливость?

Отелло задумался. Вообще-то ему хватало ума не связываться с зимним ягненком. Если тот и открывал рот, то лишь чтобы сеять раздор.