Текст книги "Амулет. Подземелья украденных сердец. Книга вторая"

2

Фрегор неподвижно сидел перед серебряным блюдом, на котором покоилась горка серебристого песка. Его сгорбленная фигура отбрасывала кривую тень на каменную стену башни монастыря, в котором он ожидал возвращения своих сыновей.

Свечи почти догорели. За окном завывал ветер.

Тёмные горы, окружавшие монастырь, казались ещё мрачнее, чем прежде.

Глаза старого чудина были тусклы. Сердце его ныло от безысходности. Длинные сухие пальцы сжимали рукоятку меча, упёртого остриём в пол.

Ему не нужно было видеть, что творится в Мидбурге. Он чувствовал, что происходит, и мучительная боль сжимала его грудь. Он сделал всё, что было возможно, и даже больше – он отправил на верную смерть весь свой народ и любимых сыновей. Он бы лучше тысячу раз умер, но не стал бы принимать этого решения. Однако другого выхода у него не было.

Всю ночь он спрашивал себя, существовала ли хоть малейшая возможность поступить иначе и не отправлять их всех, до последнего воина, даже женщин и едва подросших детей, на эту битву? Мог ли он договориться с тёмными силами, обеспечив своей семье и своему народу жизнь и безопасность?

Нет. Гибель была бы неминуемой. Он это совершенно чётко осознавал.

Любой чудин знал, что лучше погибнуть в бою, чем умереть с позором.

Они не боялись смерти. Но смерть воина – одно, а истребление народа – совсем другое. И он, именно он, несёт ответственность за то, что чудины исчезнут с лица земли. Это он, а не легионы нелюдей погубил древний народ.

Фрегор застонал. Вина, сомнения и отчаяние тисками сдавливали его сердце.

Как же легко быть простым воином! Всё, что тебе нужно, – это храбро сражаться и, если нужно, погибнуть в бою за свой род. И навеки остаться героем. Совсем иное дело – принимать решения, в результате которых кто-то неминуемо погибнет. Цена ошибки непомерно высока. И если решение недостаточно взвешенно, скоропалительно или, того хуже, необдуманно, тяжёлое ярмо палача неизбежно ложится на твои плечи. И ты сам первый готов возложить этот позор на себя.

Бремя власти – это бремя принятия тяжёлых решений. Фрегор принял единственно возможное решение, и вот он сидит, придавленный горем и позором, и осознание собственного ничтожества терзает его сильнее любых ран.

Что ещё он может сделать? Чего ещё не предпринял?

Он посмотрел в окно, на затянутый тучами горизонт на западе.

У чудинов не было союзников. Они тысячелетиями были один на один с тёмными силами и людьми, которые иногда казались не меньшим злом, чем подданные Морока. Почему история отвела такую судьбу его народу? Не была ли подобная честь для них проклятием?

Он схватился за виски. Меч со стуком упал на пол.

Фрегор решительно пододвинул блюдо с серебристым песком к себе и резко провёл над ним рукой. Серебристые частички закрутились на блюде, постепенно превращаясь в голову женщины.

– Слушаю тебя, достопочтимый Фрегор, – раздался негромко чистый голос Ладо.

Фрегор подался вперёд:

– Я молю тебя, о последняя из элуров! Призови совет. Мы должны остановить это безумие!

– Мы говорили об этом с тобой, друг мой, – устало отозвалась богиня. – Мы не в силах изменить неизбежное.

– Я отдал всё! – вскричал он.

– Не ты один платишь непомерную цену, – всё так же спокойно молвила она.

– Но для чего всё это? Скажи мне!

Ладо помолчала. Старик всхлипнул, понимая, что его мольбы останутся без ответа.

– Вспомни древнее изречение, – наконец вымолвила богиня. – О цели пути мы узнаем лишь в конце пути.

Он опустил голову и бессильно затряс сединами.

– Мы проиграли.

– Ещё не наступило утро, – возразила она.

– Но кого встретит это утро? – Фрегор поднял глаза и обречённо посмотрел на Ладо. – Всего лишь обезумевшего от горя старика на берегу кровавого моря?

Ладо не отвечала.

– Каково это? – Он всматривался в её лицо. – Сбегать, оставляя нас здесь один на один со злом? Вам, бессмертным, здесь ничего не угрожало. Но вы бежите. Что вы чувствуете при этом, зная, что мы, ваши дети, обречены на смерть? Или мы для вас ничто, пустое место? А может, у вас, великих, и вовсе нет никаких чувств? Это мы воспеваем вас в гимнах, преклоняемся перед вашей мудростью и добродетелью. А на деле мы для вас как жуки – мелкие, копошащиеся в земле твари. Слабые и безмозглые. Чего ж нас тогда жалеть? – Он горько усмехнулся. – Любовь богов – всего лишь выдумка смертных.

– Ты сейчас рассуждаешь как человек, – строго ответила Ладо. – Где твоя мудрость?

– Где моя мудрость?! – Старый чудин вскинул голову. Его глаза горели гневом, голос гремел. – Там! В Старом городе Мидбурга, на Центральной площади. Лежит погребённая, вместе с моим народом! С моими сыновьями! Вот где она.

Его голос потускнел и ослаб. Седые лохматые брови вновь наползли на глаза. Он ещё больше сгорбился под непосильной тяжестью своего горя.

– Нет её, – прошептал он. – Не осталось. Сгубить свой народ ради высшей идеи – не мудрость.

Он поднял на неё глаза, полные слёз. Ладо выдержала этот взгляд.

– Мы уходим, потому что вы перестали слышать нас, – тихо проговорила она.

– Да вы никогда и не говорили с нами! – вскричал он.

– Ты всё поймёшь однажды, – ответила она, и песок на блюде Фрегора осыпался, образовав маленький серебристый холмик.

– Да… Наверное… – едва слышно пробормотал старик и опустил голову на руки.

3

Центральная площадь Мидбурга была заполнена тысячами монстров. Все они прекратили на время охоту за жителями города и стянулись сюда, чтобы насладиться триумфом.

Морок взобрался на перевёрнутый танк и, крутанув три раза оправу Амулета, схватил его щупальцем и поднял высоко над головой.

– С этого дня и до скончания веков, – проревел он зычным голосом, обращаясь к толпе, – этот мир будет принадлежать нам! Время людей прошло!

Кровавая молния раскроила небо, и оглушительный раскат грома сотряс землю. Легионы Морока радостно взвыли.

– Это всего лишь начало. День первый! – торжественно пророкотал Владыка Тёмного Мира.

Он стоял в середине площади. За его спиной чернел огромный провал, в который водопадами стекала вода, унося в темноту подземелий мёртвые тела.

– Возрадуйтесь! – взревел Морок, воздевая Амулет над собой, и многотысячный рёв его армий вторил ему.

Грею ничего не оставалось, как притвориться мёртвым. Он всё так же лежал, придавленный телами, в окружении монстров, которые были настолько увлечены моментом, что не обращали на него никакого внимания.

Мальчик слышал трубный голос Морока и не знал, что ему предпринять. Стоит ему обнаружить себя, как он будет неминуемо разорван на части. Он был в отчаянии. Слёзы бежали по его щекам, смешиваясь с потоками воды, хлеставшей с неба.

Вдруг он услышал над собой шёпот Таракана:

– Грей! Ты живой?

Таракан, с трудом отыскавший Грея, и сам прятался от нелюдей. Ему было проще, он был крохотным, но он всё равно соблюдал осторожность, поэтому предусмотрительно залез в раскрытую пасть мёртвого волота и звал Грея оттуда.

– Дай мне знак, если ты живой, – попросил Таракан.

Грей слегка дёрнул губой.

– О небеса! – обрадовался тот. – Ты жив!

– Мы начнём новую эру! – прокричал Морок. – Эру обригантов!

Три чёрных колдуна стояли вокруг танка, с которого вещал Морок, и воздевали руки к небу. Они надёжно охраняли повелителя Тёмного Мира от приближения его сестры. Их длинные седые волосы встали дыбом от напряжения, кривые костлявые пальцы перебирали воздух. Командоры подразделений и Индрик с другими министрами стояли поодаль, с удовлетворением наблюдая за действом.

Морок с жадностью втянул в себя воздух. А вместе с ним всю боль, ужас и страх, которыми до краёв был наполнен город. Он почувствовал их незримые волны, стягивающиеся к площади с разных концов мегаполиса.

Стылый ветер пробежал по площади, смешиваясь со стоном земли.

Впитывая в себя весь ужас и боль, которые причинили нелюди горожанам, Морок начал увеличиваться в размерах.

Его конечности стали вытягиваться, на спине выросли огромные шипы, челюсти стали укрупняться, клыки удлинились. На щупальцах образовались суставы, кожа на них уплотнилась и покрылась короткими зазубренными наростами. Грива слилась с головой и задубела. А маленькие беспомощные ручки притянулись к подбородку и срослись с ним.

Вид Владыки Тёмного Мира стал ещё более ужасающим.

Морок удовлетворённо загоготал.

Его армии приветственно завыли.

– Что там происходит? – шёпотом спросил Грей Таракана.

– Сейчас. – Таракан взбежал по спине на голову ближайшего волота и посмотрел вперёд.

Одной секунды ему хватило, чтобы понять, что к чему. Он быстро спустился вниз и подбежал к Грею:

– Дело плохо. Он превращается в гиганта.

Грей распахнул глаза. И тут его рука нащупала рукоятку меча, который он никак не мог найти в этой свалке. Пальцы крепко обхватили её, и глаза мальчика загорелись решимостью.

– Не делай этого! – испугался Таракан.

Грей вскочил и, не чуя под собой ног, рванул в сторону властелина Тёмного Мира, расталкивая волотов, которые даже не успевали реагировать на его появление. А стоило им броситься к нему, он тут же уходил в землю, чтобы выпрыгнуть из неё на два метра впереди.

Таракан заохал и бросился к ближайшему волоту. Он карабкался по его телу, не отрывая глаз от мальчика, пробивающегося сквозь толпу по направлению к своему бывшему господину.

Волоты ворчали и переглядывались между собой. Но никто особенно не старался остановить маленького безумца. Видимо, им было совершенно очевидно, что его попытка обречена на провал.

Но Грей бежал. Он не спускал глаз с Морока. Он видел, как тот быстро увеличивается в размерах, возвышаясь над толпой. Голова Владыки стала огромной, вокруг плеч выросли чешуйчатые пластины. Никакой меч на свете не смог бы перерубить их.

Но мальчик и не думал останавливаться. Взбежав по спинам и головам нелюдей, он вознёсся над толпой и перепрыгивал через волотов, отталкиваясь от их голов, будто летел по воздуху.

Морок продолжал расти, он уже троекратно увеличился в размерах, а Грей ещё не преодолел и половины расстояния до него. Толпы монстров рычали, выли и гоготали, раскачиваясь в такт неслышному ритму.

– Слава-а-а-а-а! Слава-а-а! – разносилось над площадью.

Грей скользил над толпой. Нелюди будто его не видели. Они заворожённо следили за сказочным превращением своего господина. Его на первый взгляд бесформенная масса стала постепенно преображаться, приобретала более чёткие черты и гармоничные пропорции. Он стал казаться ещё более величественным. Его фигура стала размером с утёс, сравнявшись по высоте со зданиями, окружающими площадь.

И он продолжал расти.

Но внезапно эта трансформация прекратилась. Морок будто замер.

Что-то произошло. По толпе прокатился ропот.

Грей не сразу заметил эту перемену, он был сосредоточен на том, чтобы добраться до Морока. Волоты стали показывать пальцами вперёд и встревоженно переглядываться. Грей пригляделся – ноги властелина Тёмного Мира стали каменеть.

Владыка застонал. Это был такой глубокий и отчаянный стон, что от него завибрировала земля. По глазам Морока можно было понять, что он испытывает дикую боль, но ещё большее мучение ему доставляет сам факт того, что он не может больше двигаться. Его огромное тело дёргалось снова и снова, однако окаменевшие члены крепко приросли к земле.

Морок каменел прямо на глазах.

Грей ускорился. Он был уже совсем близко и мог видеть, что конечности Морока превращаются в гранит. Мальчик взбежал по окаменевшему щупальцу и подпрыгнул так высоко, как только мог, чтобы дотянуться мечом до торса Морока.

Металл зазвенел о камень, меч разлетелся на куски.

Грей ударился о скальную породу и полетел вниз. Он плюхнулся в грязную лужу. Тут же на него накинулись нелюди.

Он опоздал.

Теперь уже было неважно, выживет он или нет.

А позади Морока происходили интересные вещи.

Перед застывшими в изумлении военачальниками и министрами Тёмного Мира стоял Пуст, подбрасывающий в ладошке волшебный хлебный комочек, и равнодушно наблюдал, как верные ему волоты перерезают горло чёрным колдунам.

Гоблин глянул вверх. Могущественный властелин почти наполовину превратился в гранит.

Пуст перевёл взор на свиту Морока и одарил холодным взглядом каждого из них. Особенно долго он рассматривал Индрика, который поспешил опустить глаза. Пуст хмыкнул. Куда вдруг подевалась спесь министра? Его хвалёное достоинство? Дорогой, расшитый золотом халат Индрика насквозь промок под дождём и болтался на нём как на скелете. Струи воды стекали с его длинных ушей и волос, а благородная борода скукожилась и предательски подрагивала.

Гоблин ухмыльнулся и сделал вид, что бросает в сановников хлебный комочек. Министры и генералы вздрогнули и отпрянули назад. Пуст довольно окрысился и повернулся к Грею, которого уже подняли на ноги.

Измазанный в грязи и крови мальчик с ненавистью смотрел на гоблина.

– Связать! – равнодушно приказал Пуст.

На голову гоблина опустилась рука Мораны.

Он мгновенно распрямился и с готовностью посмотрел на богиню. В этом взгляде было столько всего – и гордость, и бравада, и даже некоторое превосходство. Ведь он сделал невозможное. Немыслимое! Недостижимое для кого-то, но только не для него.

Волоты стали бросаться перед Мораной ниц, выкладывая своими телами дорогу до каменеющего властелина Тёмного Мира. Морана уверенно ступала по их спинам, окидывая окружающих величественным взглядом. Дождь расступался перед ней. Её глаза сияли, шелковистые волосы ниспадали на оголённые плечи.

– Прекрасная! – Пуст не сдержал вздоха восхищения.

Богиня одарила гоблина благосклонным взглядом и продолжила путь. Он засеменил за ней.

Волоты соорудили из своих тел пандус, по которому богиня стала подниматься к Мороку. Целая гора из тел выросла перед утёсом, в который превращался Морок. Толпы нелюдей, наблюдавшие за восхождением Мораны на эту гору, пришли в возбуждение. Монстры стали колотить себя в грудь, отбивая торжественный и пробирающий до мурашек ритм.

Морана поравнялась с огромной головой Морока, почти превратившейся в камень. Лишь один его глаз был ещё подвижен. Морок хорошо видел, кто стоит перед ним, однако уже неспособен был произнести ни слова. Только далёкое и едва слышное гудение, похожее на стон, доносилось из камня.

Морана подняла руку, и Амулет, висевший на конце его окаменевшего щупальца, упал ей на ладонь. Богиня ощутила тяжесть золота в руке и с нескрываемым удовольствием посмотрела на искрящийся кристалл.

– Ну, дорогой братец. – Она перевела взгляд на Морока. – Ты хотел быть больше, чем ты есть. Я разрешаю тебе оставаться таким навечно.

Глаз Морока закрылся, он окончательно превратился в гранит.

Морана повернулась к подданным. Все нелюди, что стояли на площади перед ней, склонили головы. Пуст занял место чуть ниже и правее богини. Министры и военачальники Морока расположились под ним.

Морана повернула оправу Амулета. Дождь прекратился, и небеса над городом расчистились, открывая полную луну, свет которой стал из молочно-белого бирюзовым.

Лицо богини озарилось улыбкой.

Этого часа она ждала десять тысяч лет.

4

Хоть Уна и не была уверена в том, что поступает правильно, следуя за Покати-Горошком, ведущим её вглубь катакомб, она решила довериться подарку Ладо.

В Тёмном Мире не было ни души. Хоть в этом судьба ей благоволила.

Здесь было тихо и даже спокойно. Конечно, ей было страшно, но совсем не так, как это было в первый раз, когда она очутилась в подземельях Мидбурга, спасаясь вместе с друзьями от погони злыдней.

Тогда она была переполнена ужасом и не могла даже кричать, не то что думать, говорить или что-то делать. Поэтому сейчас она шла по темноте гораздо более уверенным шагом. К тому же наличие такого жизнерадостного провожатого, как Покати-Горошек, делало её путешествие не таким мрачным.

Пожалуй, благодаря его присутствию и тишине она смогла даже немного рассмотреть закоулки Тёмного Мира, по которым они шли.

Они проходили через бесконечные галереи, коридоры и тоннели, заваленные всевозможным хламом. И чем дальше они углублялись в толщу земли, тем древнее был мусор.

Искорёженное железо, порыжевшие от грязи шины, паутины ржавой проволоки и вездесущие пластиковые бутылки, которыми изобиловали верхние уровни, в какой-то момент сменились полуистлевшими деревянными оглоблями, трухлявой старинной мебелью, колёсами и бочками.

Где-то из землистого пола торчали кочки заросших грязью и потускневших от времени бутылок, под ногами хрустели стеклянные осколки, а местами вообще всё вокруг было усыпано гнутыми железными ложками, которые неизвестно когда кто-то разбросал здесь.

А в других местах, значительно глубже, дорога была устлана глиняными черепками. Они отчаянно хрустели в темноте под туфельками Уны, отчего она каждый раз тревожно вздрагивала.

Покати-Горошку все эти завалы были нипочём, он легко находил себе дорогу, а вот Уне нагромождения хлама иногда было просто невозможно обойти, и ей приходилось протискиваться сквозь частокол грязной и острой дряни, раздирая одежду и раня кожу, или вообще перелезать по верху этих завалов. И конечно же, стоило ей взобраться на очередную гору, как вся эта рухлядь ломалась под ней с глухим треском или вообще рассыпалась в труху. Уна без лишних охов и вздохов поднималась, растирала ушибленные места и следовала за Покати-Горошком дальше.

А потом и деревянный хлам исчез.

Они шли по холодным каменным тоннелям, в чреве которых бурлили вонючие мутные реки, разбухшие от ливня; протискивались через узкие лазы, где пахло землёй; пробирались мимо стен, выложенных из человеческих черепов, тёмные глазницы которых бесстрастно взирали в пустоту. Здесь Уне было особенно страшно. Она проходила эти места зажмурившись.

Шаги, даже если она очень осторожно ступала, отдавались в коридорах эхом и звучали угрожающе. После каждого неосторожного звука она замирала и прислушивалась. Катакомбы обычно отвечали звенящей тишиной, а иногда откуда-то из глубин тьмы начинало раздаваться шуршание или шипение, и Уна старалась поскорее убежать оттуда.

Иногда узкий проход приводил их в подземные камеры, огромные, словно пещеры. Кто и когда создал нечто подобное под землёй, Уне было неведомо. В них было холоднее, и ветер, неизвестно каким образом сюда прорвавшийся, свистел где-то под потолком.

И снова лестницы, тоннели, переходы…

Ей было жутко, и если бы не Покати-Горошек, который ни на минуту не умолкал, она бы могла сойти здесь с ума от страха, пробирающегося морозом ей за шиворот. Но звонкий голосок проводника не давал впадать в панику.

– За мной! За мной! – радостно голосил он, и Уна на какое-то время забывала о терзающем её страхе.

Они спустились по узкой лестнице, ступени которой были настолько разрушены, что практически сровнялись с землёй, и вышли к подземному озеру, воды которого были на удивление прозрачны и чисты. Уна опустилась на колени, зачерпнула воды и стала тереть руки. Грязь настолько затвердела и въелась в кожу, что без мыла нечего было и пытаться избавиться от неё.

Уна засопела от усердия, скобля ладошки ногтями. Она поднесла их к глазам и вздохнула:

– Ужас какой!

– Пойдём! Пойдём! – заторопил Покати-Горошек, нетерпеливо скакавший поблизости.

– Сейчас. – Она стала вытирать руки о юбку и вдруг увидела в тёмной глубине вод множество полупрозрачных рыб с человеческими лицами.

Она замерла от изумления.

Привлечённые движением воды, рыбы собрались вокруг неё и с любопытством рассматривали её снизу.

– Помолчи, – прошептала Уна Покати-Горошку и медленно наклонилась к воде.

Увидев это, рыбы тоже подались вперёд. Они высунули из воды любопытные мордочки и не мигая взирали на неё некоторое время.

Уна боялась пошевелиться. Она даже не заметила, что совершенно забыла о своём беспокойстве и чувстве опасности. Здесь, на берегу подземного озера, было так тихо, даже спокойно, а эти существа были так непохожи на обитателей Тёмного Мира. Вода в водоёме стояла неподвижно, только редкие и плавные всплески время от времени нарушали тишину.

Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем детское любопытство взяло верх.

– Кто вы такие? – негромко и вполне дружелюбно спросила девочка.

Её голос напугал странных обитателей подземного озера, и они разом нырнули вглубь и исчезли. Это даже немного расстроило Уну.

– Ну и ладно, – обиженно пробурчала она.

– За мной! За мной! – поторопил её Покати-Горошек, и она поспешила за ним.

Уровнем ниже они обнаружили галереи, выдолбленные из песчаника. Стены в них были укреплены костями исполинских доисторических животных. И чем ниже они спускались, тем эти кости становились всё больше и больше.

– Ой, – вырвалось у Уны, когда она проходила по галерее, образованной рёбрами одного из таких животных.

Она поняла, что идёт внутри скелета, а это значит, что чудовище, которому принадлежали эти рёбра, могло бы легко её проглотить и даже не заметить этого.

Иногда Уна в темноте натыкалась на огромные челюсти и целые черепа, выступающие из песчаника. Они были такой странной формы, что было совершенно невозможно сказать, каким животным они принадлежали. Некоторые из этих огромных черепов чем-то напоминали человеческие. Когда Уна приближалась к ним, её сердце уходило в пятки. Когда же они добрались до огромной пещеры, где скелеты этих полуживотных-полулюдей подпирали её своды, Уна совсем оробела.

– Хорошо, что мёртвые, – пробормотала она, оглядывая исполинские останки над головой.

Она даже представить не могла, что бы было с ней, пошевелись кто-нибудь из них сейчас.

– Долго ещё? – спросила она Покати-Горошка.

– За мной! За мной! – отвечал он.

Её новый друг даже не думал останавливаться.

– Погоди немного, – попросила она и села на камень, чтобы перевести дух.

Уна очень устала. Она не могла сказать, как долго они шли. Время, казалось, остановилось здесь. Они были очень глубоко под землёй. Звуки битвы, грома и дождя, бушевавшие наверху, не доходили до этих глубин. Тишина, которую нарушали лишь удары капель о камни или журчание ручьёв, успокаивала. Она обволакивала и убаюкивала девочку. К тому же здесь было немного теплее. Её глаза стали сами собой закрываться.

Ещё чуть-чуть, и она бы провалилась в сон. Уна поняла это и вскочила с камня. Она не на шутку испугалась и стала с силой тереть глаза. Сейчас она не имела права останавливаться ни на секунду. Она должна была идти дальше.

– Пойдём, – сказала она Покати-Горошку, обгоняя его. – Только не давай мне заснуть.

– Пой! Пой! – тут же отозвался он, нагнав девочку и покатившись перед ней.

– Что? – Она остановилась.

Покати-Горошек тоже остановился и посмотрел на неё ясными голубыми глазками.

– Пой! Пой! – повторил он веселым голоском.

Уна растерялась. Она никогда не считала, что способна хорошо петь. Какая из неё певица? Особенно сейчас. Особенно здесь. Она посмотрела по сторонам и наморщила лоб. Здесь вроде бы было безопасно. По крайней мере, так казалось.

– Давай! Давай! – улыбался Покати-Горошек.

– Сейчас.

Она попробовала издать звук. Он разнёсся в темноте неприятным, пугающим эхом. Уна съёжилась. Собственный голос показался ей ужасным, сиплым и даже скрипучим.

– Хорошо! Хорошо! – подбадривал её проводник.

– Да уж, конечно, – насупилась Уна.

– Пой! Пой! – настаивал он.

– Да что петь-то? – рассердилась она.

– Что хочешь!

– Попробую.

И она начала:

 
Раз, два, три, четыре, пять,
Без пяти двенадцать.
Амулет иду искать,
Некогда бояться.
 
 
В Тёмном Мире я иду,
А куда – не знаю.
Если Амулет найду,
На сердца сменяю…
 

Она остановилась. Ей стало грустно. Она вспомнила родителей и чуть не расплакалась. Но надо было продолжать петь, так она хотя бы смогла проснуться. И даже немного согрелась. И она продолжила. Мелодию она взяла из песни, которую слышала в городе, а слова сами сплелись в нескладные детские рифмы.

 
Если Амулет найду,
То приду к Моране.
Попрошу меня вернуть
К моим…
Папе, маме…
 

Песня всё равно получалась грустной. Но она зашагала намного увереннее, уже не обращая внимания на то, что её шаги звучат отчётливо и даже громко.

– Вперёд! Вперёд! – звал за собой Покати-Горошек.

И она послушно шла за ним, продолжая петь.

И вот её фигурка исчезла в темноте. Ещё какое-то время её голос можно было слышать, но потом он утих. И только звонкие удары капель о камни и далёкий шёпот неведомых созданий разносились по подземельям.