Текст книги "Жили-были-видели…"

Я помню чудное мгновенье…

Буфет, столовая, ресторан – назовите, как хотите, – располагался в Малореченской прямо на пляже. Здесь на открытой веранде обедали, назначали свидания и деловые встречи. Здесь однажды жарким крымским полуднем я повстречался со своей мечтой.

Небольшая компания сидела на веранде за столиками, с очевидным желанием пообедать. Мое внимание привлекли несколько смутно знакомых, явно московских лиц. Подошел поболтать, может быть, чем-то помочь, – и вдруг… В простом летнем открытом сарафане, без косметики, в окружении друзей отнюдь не фрачного вида, но ошибиться невозможно – это она! Та, которой восхищались российские мужчины от мала до велика, которой рукоплескали Канны и Венеция, пожалуй, одна из самых красивых женщин России и уж наверняка одна из самых желанных. Что дало мне смелости обратиться к ней – может быть, яркое солнце, шорох волн, внутреннее ощущение гармонии с окружающим? Напомнил, что знакомы – встречались в Москве, в одной богемной компании. Пригласили присесть за их столик. Был легок, свободен, красноречив… Подошел Хвост, познакомились, завязался веселый общий разговор. Компания остановилась здесь проездом. На наше предложение остаться на денек-другой, отдохнуть, расслабиться – неожиданно ответила согласием она, с ней еще двое ее друзей – остальные должны были двигать дальше. Быстро решили вопрос с жильем для остающихся, договорились о встрече вечером здесь же, в кафе, и разбежались.

Вечером пили шампанское на песчаном пляже. Светила яркая луна. Пел песни Хвост, пели и остальные. Потом мы с ней остались на берегу одни. Потом мы остались одни в целом свете. Утром проводил ее до дома, где она остановилась, мы попрощались и расстались, может быть, навсегда…

Днем, в обед, зайдя в кафе, вдруг увидел ее – сидела за столиком одна, окруженная атмосферой всеобщего любопытства и восхищения, как будто не замечая всего этого. Подошел. Ждала меня, объяснила, что друзья уехали, а она осталась.

У нее были широко распахнутые глаза, глаза ребенка, нуждающегося в защите и покровительстве, а тело зрелой женщины. Зрелым был и характер. Терпеть не могла покровительственного отношения, восставала против навязываемого ей амплуа. Была проста, мила с Хвостом, с нашими местными друзьями, встречая с их стороны такое же уважительное, дружеское отношение. Уговаривала меня не пренебрегать делами, хотя Хвост и намеком не выказывал своего недовольства. Днем проводила время на пляже, зато вечером с удовольствием участвовала в наших посиделках, слушала песни Хвоста, рассказывала занятные случаи из своей жизни. Поздно вечером мы встречались с ней вновь и уже не расставались до рассвета. Все это время я спал по три-четыре часа и совершенно не ощущал недосыпа. Потом это наваждение как-то сразу кончилось: оказалось, что ей все-таки надо уезжать. Проводил в аэропорт, поцеловались на прощанье. Думалось: что-то будет дальше? А дальше ничего и не было…

IX. Зеленые холмы Прибалтики

Женился мой друг Боря Домнин. Свадьба происходила летом где-то в Перове, гостей было много, питья тоже, но веселья особо не чувствовалось. Не свершался этот брак на небесах (вскоре он и распался), не подходили друг другу невеста и жених. Не «смачивались» между собой и гости. Где-то за полночь стало мне совсем невесело, и я тихонько отвалил. Во дворе наткнулся на курящего в одиночестве Славку Олейникова – давнего, с детства, Борькиного приятеля. Постояли, покурили, помолчали… На мое предложение отправиться ко мне допивать Славка согласился охотно, так что взяли такси и поехали в Старосадский.

Я жил тогда один в комнате в большой коммуналке. Насчет «допивать» выбор у нас со Славкой оказался ограничен и специфичен: у меня в шкафу стояла почти полная бутылка отечественного ликера «Шартрез», допить которую не удавалось даже моим лихим друзьям (последний раз пытались ее прикончить, проигрывая напиток в преферанс (десять вистов – рюмка), но милосердие к проигравшим остановило этот процесс). У Славки была прихваченная со свадьбы бутылка румынского рома – напиток тоже серьезный. Так что в процессе нашей ночной беседы вместо банальной пьянки выработалось неожиданное, но вполне интересное решение: отправиться прямо сейчас в путешествие. В Прибалтику. На попутных машинах.

Ну, насчет «прямо сейчас» – это, конечно, фигура речи. Надо было все-таки собраться: оформить отпуск, взять в прокате рюкзаки, палатку, спальники. С отпуском у Славки было проще – он учился в аспирантуре мехмата и был свободен как птица. У меня имелся очередной отпуск и куча отгулов. Договорились встретиться через день-два и отправиться в путь…

Как выяснилось, в Латвию, на Рижское взморье – начальную цель нашего путешествия, – дорога лежала по Можайскому шоссе. Итак, утром дня «Д», доехав на электричке до Голицына, мы стояли на шоссе у бензозаправки и ловили попутную машину. Довольно скоро попался КамАЗ, в Кишинев, и два молдаванина – дальнобойщики – легко согласились подбросить нас до Минска, это большая часть пути к Риге. Кабина со спальным задником свободно вместила четверых мужиков – и в путь, на запад!

Отъехав от Москвы километров двести, молдаване решили отдохнуть и подкрепиться. Достали снедь, фляжку спирта, предложили и нам. У нас тоже нашлось чего выпить и чем закусить – банка тушенки и бутылка коктейля из пресловутых шартреза и рома. Состав напитков вызывал уважение, пришлось выйти из кабины и поискать водички на запивку. Молдаване – крепкие, кряжистые мужики – отнеслись к продуктам спокойно и с достоинством, пили неторопливо, закусывали основательно. Славка от них не отставал, несмотря на мои предостережения, я же довольно скоро захмелел и от продолжения трапезы отказался, по возможности лишь поддерживая общую беседу.

Стемнело, надо было устраиваться на ночлег. Мы со Славкой с трудом выбрались из кабины и расположились в спальниках на лугу вблизи стоянки. Я отрубился сразу, но где-то среди ночи вдруг проснулся от странных звуков. Продрал глаза и с ужасом увидел, как Славка извергает на меня съеденное и выпитое, не прерывая сна… Закончив процедуру, несчастный повернулся на другой бок и захрапел, а у меня – какой уж сон…

Светало. Кое-как оттерев и отмыв спальник, огляделся по сторонам и увидел невдалеке колхозную ферму. Прихватил котелок и толику денег, двинулся к ферме искать душе утешения и нашел его в виде парного молока, щедро налитого в котелок симпатичными доярками. Денег с меня они не взяли.

Вскоре проснулись молдаване, поднялся и свежий как огурчик Славка. Молоко было принято всеми с благодарностью, и вот мы уже катили по пустынному в этот ранний час шоссе. Среди прочего разговор в кабине, естественно, зашел о женщинах, и видавшие виды шофера рассказали нам о «плечевых» – странном виде дорожной проституции: девушки голосовали на дороге, подсаживались в проезжающую машину и ехали с шоферами – докуда господа пожелают, попутно обслуживая их потребности, зачастую бесплатно, за одну еду и выпивку. Далее девушек высаживали на дороге, и они поджидали следующего клиента…

Тема получила неожиданное продолжение, когда на обочине показалась одинокая женская фигура. Молдаване переглянулись, водитель остановил машину, и в кабину молча поднялась девица. Лет двадцати, одета практично, с сумкой. Лицо правильное, простое, деревенское. Большие, несколько коровьи глаза поражали полным отсутствием выражения. На мои расспросы отвечала флегматично и односложно. Во всяком случае, дома (где этот дом?) не была уже с полгода… Потом девушка попросила разрешения поспать, была отправлена в спальный задник и там затихла, а мы продолжили наш путь. Из разговора выяснилось, что шофера намерены воспользоваться услугами девицы и спросили у нас со Славкой, не желаем ли мы присоединиться. Мы не желали. Поскольку дороги наши все равно должны были разойтись, ребята предложили высадить нас на перекрестке, откуда они поедут к Минску, а мы будем искать машину в сторону Полоцка – Риги. Вскоре мы уже стояли на обочине шоссе, уходящего к древнему Полоцку, а любвеобильные молдаване с предметом своего вожделения рулили в другую сторону.

Без особых приключений, сменяя одну попутную машину за другой, где на пятьдесят, где на сто пятьдесят километров за раз, продвигались мы к цели нашего путешествия. Запомнился только один эпизод. Высадившись из очередной попутки, очутились мы в каком-то небольшом городке районного масштаба. Прошлись по улице, мощенной булыжником. Тихий летний день. На лавочках вдоль улицы под деревьями сидят старички, судачат, разглядывают нас с любопытством. Обстановка вызывает у меня острое ощущение чего-то знакомого, уже виденного. Подошли поговорить, расспросить про дорогу, присели на лавочку. Быстрого разговора не получалось. Любопытные старички задавали вопросы: кто мы, откуда, кто наши родители… Почему-то внимание аборигенов привлекла именно моя личность. Я вдруг понял, откуда это ощущение дежавю, – мы попали в типичное еврейское местечко из черты оседлости, никогда мной ранее не виденное, но многократно описанное у Бабеля, у Шолом-Алейхема. Как эти пожилые провинциальные евреи почувствовали во мне своего – не знаю. По-моему, Славка был больше похож на еврея – рыжий, интеллигентный, с тонкими чертами лица. Голос крови?

Вскоре после этого местечка у нас начались трудности – близилась административная граница, движение автомобилей резко сократилось. Вечерело. Мы уже стали устраиваться на ночлег на обочине, как вдруг показалась одинокая машина. Остановился грузовичок. На ломаном русском шофер спросил, куда мы направляемся. Узнав, что в Ригу, сказал, что едет туда же, предложил подвезти. Радостно побросали шмотки в кузов, запрыгнули сами, расстелили спальники и вскоре спали, несмотря на толчки и ухабы и явственный запах копченой рыбы, исходивший из пустых ящиков.

Проснулись глубокой ночью, посреди большого хозяйственного двора, окруженного высокими строениями. Шофер сказал, что мы в Риге, на центральном рынке, спросил, куда нам надо. Когда объяснили, что хотелось бы куда-нибудь в Юрмалу, поближе к морю, сказал, что направляется в рыболовецкий колхоз и, если подождем немного, отвезет нас прямо на взморье. Мы завалились обратно спать и проснулись уже под утро. Машина стояла на пустынном шоссе. Шофер объявил, что море – справа, за холмом, махнул приветственно рукой и укатил.

Взвалили рюкзаки на плечи и побрели через холм, поросший сосновым лесом. Поднялись на гребень, и тут… Перед глазами во всю ширь раскинулся сине-зеленый морской простор. Вправо и влево до горизонта море охватывал дугой пустынный песчаный берег. Сбросили рюкзаки и ботинки и понеслись вниз по склону, увязая в белейшем песочке, – в мелководное море. Море оказалось холоднющее – градусов двенадцать-четырнадцать, что несколько охладило наш пыл, но все равно – восторг!

Оглянувшись по сторонам, обнаружили слева по берегу – на западе, километрах в двух, – какие-то постройки, изгороди с сетями, лодки, лежащие на берегу (как позже выяснилось, рыболовецкий колхоз), а справа, вдали, небольшой поселок или дом отдыха. Вблизи же к берегу выходила узкая асфальтированная дорога, и около нее – одинокий, пустой в это время ларек.

Так мы оказались в Кемери – крайней западной точке Юрмалы. Сам поселок Кемери – известный бальнеологический курорт – располагался рядом с железнодорожной станцией, вдали от моря, километрах в пяти по дороге, ведущей от берега. Несколько раз в день, часов с десяти утра и до пяти вечера, из поселка на пляж ездил автобус, возил отдыхающих, тогда работал и ларек – можно было купить булочку, воду, пиво. В остальное же время наш пляж был пуст.

Расположились мы в лесу, поставили палатку за первой грядой дюн. Лес был чистый, густо зарос черникой, попадались грибы – маслята. Неподалеку стояло полузаброшенное деревянное строение, а около него – колонка с водой. В лесу полно хвороста для костра.

День наш начинался с трудной, но веселой задачи – окунуться в море. Для того чтобы окунуться, приходилось долго брести по мелководью в очень нежаркой воде. Мы довольно скоро к этому привыкли, и нам даже удавалось поплавать! Обсохнув на солнышке, приступали к приготовлению завтрака. Распределение хозяйственных обязанностей происходило с помощью вечернего преферанса, но и с учетом справедливости. Порой в налаженную систему вмешивались обстоятельства. Так, иногда рано утром мимо нашей палатки к станции проходила женщина, несла на продажу корзину с копченой салакой. Подзывали ее к палатке и покупали связку горячих, пахучих рыбешек. Тогда преферанс решал, кому бежать в ларек за пивом. Собирали чернику, варили компот.

Как-то выбрались в поселок Кемери. Поселок маленький, основной состав отдыхающих – женщины (лечебная специализация курорта – гинекология). Почему-то повальное (тихое) возмущение отдыхающих вызывал наш внешний вид. Мы недоумевали, пока продавщица в магазине не объяснила нам, что здесь не принято ходить в шортах. Пришлось поспешно ретироваться.

Другой раз (натянув на этот раз брюки) отправились в Ригу. Гуляли по Старому городу, ели пирожные и пили кофе со сливками в кафе на Домской площади. Потом пошли на органный концерт в Собор. Очень контрастное получилось впечатление по сравнению с нашим бытом…

Постепенно дикарское существование стало приедаться. Потянуло в цивилизацию, да и погода испортилась. Так что однажды мы поднялись утром пораньше, свернули палатку, собрали вещички и двинули на электричку, в Ригу. Дальнейший путь лежал к северу, в Эстонию, в Таллин (или, как теперь пишут, Таллинн).

На вокзале в Риге сориентировались по моей верной карте из школьного атласа и по схеме железнодорожных путей. Последняя станция пригородной электрички к северу была Саулкрасты. Туда и отправились. Выйдя из электрички, стали голосовать на шоссе. Вскоре нам повезло – притормозил грузовик, водитель ехал до Пярну, пригласил нас в кабину. Не знаю, то ли время было такое либеральное, то ли нам просто везло на хороших людей, но за все путешествие у нас ни разу не было серьезных проблем с попутными машинами. И вот мы едем по приморскому шоссе. Слева тянется море – неприветливый берег покрыт валунами и водорослями. Накрапывает дождь. Водитель рассказывает об окрестных местах. Между прочим, рассказывает о небольших островках Кихну и Рухну, лежащих в Рижском заливе. Жители этих островов – потомственные моряки и рыбаки – сохранили традиционный уклад жизни и патриархальные нравы. В ручьях и реках островов водились угри, так что там можно было попробовать деликатес – жареного угря. Оказывается, в отличие от больших островов этой группы – Сааремаа и Хиума, где пограничный режим и попасть куда можно только по пропускам, на этих островках режим свободный и ходит из Пярну катер. Водитель дал нам и адресок на Кихну, где нас примут. К сожалению, у Славки были другие планы, так что от этого проекта пришлось отказаться. До сих пор жалею.

К тому моменту Славка начал уже тяготиться нашим путешествием. Его тянуло в Москву, к любимым математическим штудиям. Недаром во время нашего пребывания в Риге он проторчал два часа в книжном магазине и накупил кучу книг по математике. Я, как дилетант, был лишен подобных проблем.

Кстати, об островах этих вспоминается другая история. Мой друг, ныне уже покойный, Юра Миропольский, математик и океанолог, подарил мне как-то знакомство с жителем одного из островов, своим другом: если мне когда-нибудь срочно понадобится свалить из Совка, этот человек перевезет меня в лодке в Швецию. Мда-с…

Пярну не оставил в моей памяти следа. Для упрощения процедуры мы переехали из Пярну в Таллин на поезде. На вокзале закинули вещички в камеру хранения и пошли гулять.

Таллин – город удивительный. Город, где в странной пропорции смешиваются строгая, седая готическая старина и современность, причем не наша, совковая современность, а западная, которую мы не знали, но чувствовали душой. Советские фильмы, где действие происходило в Западной Европе, снимались обычно на улицах Таллина. Если учесть, что никто из нас Европы в жизни не видел (я впервые побывал заграницей в пятьдесят лет), все эти брусчатые мостовые, строгая городская архитектура, суховатая вежливость эстонцев завораживали.

Мы бродили по узким улочкам Старого города, любовались высокими шпилями соборов и башнями Вышгорода. Кстати, башни крепости, в одной из которых ночевали герои «Звездного билета» Василия Аксенова, оказались заперты на замок (местные власти тоже, видимо, Аксенова читали). Ближе к вечеру решили пойти в ресторан, благо ввиду очень экономного образа жизни и бесплатного способа передвижения удалось сэкономить изрядное количество денег. Но тут нас постигло разочарование: направившись, естественно, в знаменитый кабак «Вана Томас», мы были остановлены на входе швейцаром – наши свитера и джинсы не соответствовали принятой здесь форме одежды. Случайный прохожий посоветовал пройти пару шагов и в соседнем переулке спуститься в подвальное кафе с аналогичным названием. Кафе оказалось очень симпатичным. Вполне прилично пообедав, заказали кофе и коньяк и сидели, болтая и слушая музыку.

За соседним столиком сидела средних лет пара, эстонцы. Услышав русскую речь, пригласили за свой столик, предложили коньяка, стали расспрашивать. Оказалось, эти ребята – муж и жена – долго жили в России и сохранили о ней самые теплые воспоминания. Разговор, перемежаемый тостами, затянулся до закрытия кафе, после чего эстонцы пригласили нас к себе в гости. Поехали на такси, оказалось недалеко. Сидели, говорили, пили коньяк. Гостеприимные хозяева предложили остаться ночевать, но в соседней комнате спал ребенок, и деликатный Славка наотрез отказался. Уговорились встретиться завтра, походить по городу, и мы отвалили, сильно поддатые, в ночь, в дождь. С трудом нашли такси, доехали до вокзала, хотели взять вещи и палатку, но камера хранения оказалась закрыта до утра. В вокзал нас не пустили. Башни Старого города, как уже сказано, были заперты на замок. Положение хуже губернаторского… Не помню, кому пришла эта идея – переночевать в вагоне поезда. Нашли дырку в заборе, ограждающем станцию, пролезли на пути и пошли искать незапертый вагон. Искали долго, вдали стали уже раздаваться свистки сторожей. Наконец нашли неплотно прикрытое вагонное окно, отжали раму и вскарабкались в вагон. О, молодость! Обретя наконец крышу над головой и защиту от ветра, легли и сразу заснули. Проснулись уже в разгар дня, но дня хмурого, неприветливого. Дождь шел по-прежнему. Выбравшись потихоньку из вагона, забрали вещички из камеры хранения и, не сговариваясь, направили свои стопы за городские стены. С попутной машиной, как всегда, повезло, и вот мы уже катим к Питеру в гостеприимной кабине грузовика. Из последних впечатлений от посещения Таллина: грея промерзшие ноги на радиаторе машины, я прожег свои шерстяные носки.

Грузовичок под названием «Колхида» бодро катил по прекрасным дорогам Эстонии. Промелькнули терриконы Кохтла-Ярве – месторождения горючих сланцев, остался в стороне и Тарту. Хотелось, конечно, посетить этот город с его древним университетом, но дорога звала вперед (в Питер), а вернее, уже назад (в Москву), так что Тартускому университету пришлось подождать, пока другой представитель семьи Чачко – мой брат Алик – посетит его и принесет в дар семинару Лотмана плоды своей учености.

Вот проехали Нарву, показались предместья Ленинграда. Я вдруг сообразил, что нам со Славкой незачем ехать в сам Питер: дорога лежала через Петергоф, а там жил мой родной дядя Сеня, и нет сомненья, что мы сможем у него пожить!

Не могу не остановиться здесь и не вспомнить этого замечательного человека. Дядя Сеня был отличный рассказчик, красавец, душа компании. Вообще, многочисленные братья и сестры моего отца были все люди веселые и жизнерадостные, любители спеть песню, рассказать и послушать анекдот, но никто не умел этого лучше дяди Сени. Например, мой отец, его старший брат, не обладал таким уменьем – рассказывая анекдот, начинал смеяться сам еще до его окончания (я, к сожалению, этим тоже грешу). Окончив в 38-м году стоматологический институт, дядя Сеня сразу угодил врачом на советско-финскую войну, а затем, почти без перерыва, – на Отечественную. Помимо стоматологии и челюстно-лицевой хирургии, приходилось ему на войне заниматься и общей хирургией. Конечно, пришлось натерпеться всякого, но, вспоминая о пережитом, он умудрялся все преломить через призму юмора. Помню рассказ, как пришлось ему делать операцию аппендицита (Алик меня, конечно, поправит – аппендэктомию?) в полевых условиях. Отросток, который надо было вырезать, находился в необычном месте – почти у диафрагмы. И в поисках этого отростка Сеня, перебирая кишечник, вывалил все кишки на пол, а потом впихивал их обратно в разрез («стараясь впихнуть невпихуемое»). Случай, конечно, драматичный, но рассказ был незабываемо комичен. Дядя Сеня впервые открыл мне, что такое была финская война – миллион погибших советских солдат, преимущественно от мороза и болезней!

Разумеется, дядя принял нас радушно, заклал тучного тельца и выпил с нами бокал доброго медицинского спирта на лимонных корочках, но особо задерживаться в его тесноватой двухкомнатной квартире не представлялось возможным. Поэтому, выспавшись в спальниках на кухне, мы с утра понеслись осматривать обветшавшие достопримечательности Ленинграда. Эрмитаж, Русский музей, Невский проспект… Ближе к вечеру потянуло в ресторан. Помня фиаско, которое мы претерпели в Таллине, нашли на Невском кабак поскромнее, но с шикарным названием – «Метрополь». На этот раз дресс-код нами не был нарушен, мы сели за столик и постарались вознаградить себя за недели лишений и воздержания. И, разумеется, это должно было случиться, путешествие, начавшееся под знаком Бахуса, под этим знаком и закончилось: мы нарезались, как студенты. По-моему, Славка пытался ухаживать за пожилой певицей, я же откупался в фойе серьезной суммой от швейцара за некие неприличности, которые допустил. Помню, как на вокзале, не торопясь, догонял отходящую в сторону Петродворца последнюю электричку, а Славка призывно махал мне из двери заднего вагона. Опытнейший дядя Сеня встретил нас у открытых дверей квартиры (чтобы мы не звонили и не будили Лиду – его жену), сказал: «Тссс!», провел на кухню и уложил спать. Утром, напившись кофе, мы откланялись и с ощущением хорошо выполненной программы поспешили в аэропорт Пулково, а уже через пару часов с наслаждением вдыхали родной воздух Шереметьева.