Текст книги "Моссад. Тайная война"

Леонид Млечин
Леонид Млечин. Моссад. Тайная война

От автора

Есть войны, которые никогда не заканчиваются. Только обычно мы и не подозреваем, что боевые действия идут, что противники атакуют друг друга, прорываются через линию фронта, отступают, подсчитывают потери и зализывают раны.

Это тайная война. Это война, которую ведут секретные службы. Они отправляют своих людей на территорию врага, вербуют там агентов, крадут секретные документы, новейшие технологии и военные тайны. Секретные службы мечтают о том, чтобы об их существовании вовсе забыли. Они скрывают даже свои победы. Но иногда покров тайны спадает, и мы видим поле боя, затянутое пороховым дымом.

В этой книге речь идет о самой знаменитой и самой таинственной разведке в мире – об израильской разведке Моссад.

Ее деятельность окружена множеством легенд и мифов. Ей приписывают победы, которые она никогда не одерживала, и упрекают за поражения, которых она не знала.

В сравнении с КГБ или ЦРУ это очень маленькая организация. Моссад не может себе позволить глобальный шпионаж. Но история Моссад невероятно поучительна. Израильская разведка всю свою историю сражается, фактически, с тем же противником, которому в Чечне противостояли российская армия и российские спецслужбы.

Архивы Моссад как действующей разведки закрыты, поэтому написать полную историю израильской разведки пока невозможно. Но кое-что выплыло наружу, о чем-то несложно догадаться.

Эта книга – документальная, за исключением тех эпизодов, которые автор вынужден был домыслить подобно тому, как ученые восстанавливают скелет исчезнувшего животного по одной, случайно сохранившейся кости.

Читателю не составит труда отличить описание реальных разведывательных операций от попыток автора реконструировать недавнюю историю.

В истории человечества Палестина – узкая полоска земли, где разворачивается действие этой книги, сыграла колоссальную роль, которую нельзя объяснить экономическими или политическими причинами. Святая земля никогда не была мощной военной державой. Она не была такой богатой, как ее соседи.

Она была глубокой провинцией. Но ни одна другая территория столь малого размера не оказала такого глубокого влияния на историю человечества.

Часть первая
КГБ и Моссад совершают ошибки

Глава первая
Неудавшаяся встреча с резидентом КГБ

Дежурный комендант, который сидел у входа в советское посольство, отвечал на звонки и разговаривал с посетителями. Это самая низкая ступенька дипломатической карьеры.

Впрочем, официально дежурный комендант – еще не дипломатическое звание, и паспорту него не зеленый, дипломатический, а синий, служебный. На эту должность назначали недавних выпускников МГИМО.

Если два года на этом посту проходили успешно, то, возвращаясь в Москву, он получал первый дипломатический ранг – атташе. И в следующий раз ехал в посольство полноправным дипломатом с зеленым паспортом, дающим право на неприкосновенность и другие привилегии, в том числе материальные.

Дежурный комендант советского посольства в Непале Петя Скворцов был весел, бдителен и находчив. Посетителей в посольство приходило не много, и Скворцов сразу обратил внимание на очевидно не местного молодого человека, странно одетого и с сумкой в руках. Посетитель уткнулся в деревянную стойку и заговорил на плохом английском. Он желал встретиться с советским послом.

– Посол занят, – автоматически ответил Скворцов. – А кто вы? И зачем хотите увидеть посла?

– Я из Израиля, – ответил молодой человек.

Скворцов инстинктивно отодвинулся и посуровел:

– Что вам здесь нужно?

– Я могу сообщить вашему послу очень важную информацию.

Полагая, что ему не верят, израильтянин протянул свой паспорт. Скворцов взял его с опаской, как ядовитую змею, перелистал, привычно сличил фотографию с оригиналом. Израильтянина звали Мордехай Вануну. «Ну и имечко», – подумал Скворцов.

Он знал, что с людьми из Израиля в посольстве разговаривать не станут. От подозрительного еврея следовало отделаться как можно скорее.

– Может быть, вы ошиблись и пришли не туда? – неприязненно спросил Скворцов.

Израильтянин заговорил очень быстро, понимая, что ему надо как-то доказать свою полезность:

– Я располагаю важными сведениями военного характера, ваши люди ими очень заинтересуются.

Скворцов действовал по инструкции. Он предложил незваному гостю присесть на стул, а сам вышел в соседнюю комнату и позвонил тому, кому и должен был докладывать в таких случаях, Виктору Платонову, второму секретарю посольства. Платонов был сотрудником резидентуры внешней разведки. Об этом дежурному коменданту знать не следовало, хотя ему это было известно, как и всему посольству.

– В приемной человек из Израиля, просит встречи с послом, – доложил Скворцов.

– Откуда? – изумился Платонов, который только что пообедал в хорошем китайском ресторане и пребывал в самом добром расположении духа.

– Из Израиля.

– Сумасшедший? Или провокация? У него бомбы в руках нет? – Платонов уже перестроился на деловой лад.

– Сумка какая-то, – неуверенно сказал Скворцов.

– Иди на место, – приказал Платонов. – И фиксируй каждое его движение.

– Так что с ним делать-то? – переспросил Скворцов.

– Гони в шею, – добродушно хохотнул Платонов. – Только евреев нам тут и не хватало.

Скворцов вернулся за свою стойку с телефонами и подозрительно посмотрел на посетителя. Тот тихо сидел на стуле, сумка лежала рядом на полу.

– Сейчас все заняты, и никто вас принять не может, – сказал Скворцов.

Молодой человек, подхватив сумку, подошел к нему.

– Но у меня действительно очень важная информация! – в отчаянии произнес он.

Скворцов равнодушно пожал плечами. Гость попросил ручку и старательно букву за буквой написал свое имя и что-то еще.

Он протянул листок Скворцову и ушел.

Дежурный комендант хотел было сразу выбросить бумажку, но чувство долга взяло верх. Он подколол листок к пачке других бумаг и вспомнил о нем только поздно вечером, когда его дежурство уже заканчивалось.

В этот поздний час в советском посольстве в Непале бодрствовали только скучающий дежурный комендант и бравые пограничники из охраны.

И у себя в закрытом для непосвященных помещении без окон засиделся, ожидая срочной телеграммы из Москвы, Тимофей Николаевич Удальцов. Когда в Катманду уже ложились спать, в Москве был разгар рабочего дня, и срочные шифровки раньше просто не приходили.

В официальном списке дипломатического состава Удальцов значился советником посольства, в действительности же был резидентом политической разведки.

Удальцов начинал службу в КГБ на Украине. Тогда в республиканском Комитете госбезопасности образовали Первое, то есть разведывательное, управление – для борьбы с зарубежными центрами украинских националистов.

Он был совсем молодым, но подающим надежды чекистом, и ему предложили поехать учиться в 101-ю школу КГБ в Москву.

Там для будущих разведчиков, уже получивших высшее образование, имелось два курса: одногодичный – для тех, кто уже прилично знал иностранный язык, и двухгодичный – язык приходилось учить с нуля. Удальцов учился два года, зато и овладел сразу двумя языками.

Назад в Киев он уже не вернулся, хотя заявка на него из республиканского комитета пришла в Управление кадров союзного КГБ. Его оставили в Москве, взяли на работу в Первое главное управление КГБ СССР, в африканский отдел.

Планировалась его командировка в резидентуру в Кению.

Он оформился в Министерство иностранных дел и каждый день к девяти приходил в высотное здание на Смоленской площади, то есть стал осваивать работу по прикрытию.

Первое же поручение, которое ему дали в министерстве, изменило все планы. Он должен был встретить делегацию министров из Уганды, чуть ли не первую в истории отношений с этой страной, только что добившейся независимости.

Удальцов работал с делегацией переводчиком, возил по московским министерствам, водил в театры. Угандийским министрам понравился молодой человек, и они попросили прислать его на работу в Кампалу, что и произошло.

Обычно в Москве настороженно относятся к просьбам иностранцев прислать им того или иного работника: чем это он им угодил? Не продал ли родину? Но тут был совершенно иной случай: освободившаяся от колониального ига страна была естественным союзником, козней от нее не ждали.

Удальцов проработал в Уганде пять лет офицером по линии КР – внешняя контрразведка. Это не лучшее место в резидентуре.

Офицер внешней контрразведки обеспечивает безопасность товарищей-разведчиков: он должен вербовать агентуру в специальных службах страны пребывания, чтобы знать, не затевается ли что-нибудь против его коллег.

Это в теории. На практике офицер внешней контрразведки больше следит за своими коллегами: не проявляется ли в их поведении нечто подозрительное? Частые выпивки, неосторожное слово, дорогие покупки, флирт с женой товарища, незапланированная поездка в город, позднее возвращение домой – все это офицер внешней контрразведки фиксирует и обо всем докладывает начальству. Поэтому контрразведчиков в резидентуре обычно терпеть не могут.

Но Тимофей Удальцов по природе был очень приличным человеком, не склонным капать на товарищей. Во всяком случае, ему не было необходимости таким образом выслуживаться перед начальством. Он сообщал начальству о чрезвычайных происшествиях с сотрудниками посольства, но, в принципе, постоянно присматривать за своими товарищами и думать, а не продались ли они, считал невозможным.

Первый период независимости Уганды – это были лучшие годы в жизни страны. Еще все было спокойно, мирно, никого не убивали и к белому человеку относились вполне прилично. На всю жизнь Удальцов запомнил, как в магазинах лежали свежайшие пирожные – каждое в бумажке с датой выпуска. Их доставляли самолетом из Англии.

Из Советского Союза угандийцы получали много оружия, в том числе, современные самолеты. Англичане считали, что черные африканцы летать не могут. Но угандийские летчики первыми в Африке освоили реактивные «МиГи».

Уганда в момент получения независимости находилась на пороге экономического подъема, по уровню жизни она опережала некоторые азиатские страны. Но правители довели эту благополучную страну до катастрофы и поломали собственную жизнь.

Глава независимой Уганды убрал министра обороны, симпатизировавшего американцам, и заменил его угодливым Иди Амином, у которого было четыре класса образования. Президента предупреждали, что одержимый властью Амин собирается его свергнуть. Милтон Оботе не поверил, и напрасно. Переворот произошел, когда глава государства отправился с визитом в Сингапур.

Страну – и надолго – возглавил Иди Амин.

Но Тимофей Удальцов этого уже не застал. Его перевели в Индию с серьезным повышением и уже там перебросили с контрразведывательного направления на политическую разведку, которой ведало самое важное и уважаемое подразделение в резидентуре.

Удальцов быстро рос. Его планировали назначить резидентом в Индонезию, но срочно понадобилось место для снятого с должности большого начальника, которому и досталась Индонезия, а Удальцову предложили должность резидента в маленьком Непале. Непал считался незавидным местом, но Удальцов отказываться не стал: жаждал самостоятельной работы.

Советская резидентура в Непале была совсем небольшой: прямо скажем, от непальской политики мало что зависело в мире. Резидент в маленькой стране может давать высшего класса информацию – по профессиональным критериям, но кого интересуют непальские секреты? А резидент из Франции или Германии шлет в Москву очень мало секретной информации, но она вся докладывается высшему руководству, потому что в этих странах происходят самые важные события.

Когда летом в отпуск в Москву возвращается резидент из Соединенных Штатов или Китая, начальник разведки обязательно с ними разговаривает, и подолгу, потому что его самого спрашивают наверху о событиях в этих странах. А резидент в маленькой стране, приезжая в Москву, мало к кому может пробиться на прием, ему трудно обратить на себя внимание.

В подобных случаях добиться успеха можно только в работе «против главного противника». То есть – вербуя американцев и других граждан западного мира, которых несчастливая судьба занесла в такую глушь.

Тем-то и удобен был для вербовочной работы забытый богом Непал, что сотрудник местной резидентуры ЦРУ никак не мог быть доволен своей жизнью. Попадали сюда либо совсем молодые американцы, кому еще надо было себя проявлять, либо оттертые на второй план, разочарованные и ни во что не верящие. И с теми, и с другими можно и нужно работать.

Удальцов заинтересовался новым первым секретарем американского посольства Уолтером Дженкинсом. Тот прежде работал в Токио, успешно делал карьеру в ЦРУ, но у него завязался длительный роман с японкой. Ничего предосудительного, но начальству в Вашингтоне это не понравилось, и его с понижением отправили в Непал.

У Дженкинса было трое детей. Двое старших учились в колледже, младший оканчивал школу в следующем году. Трое детей – большая нагрузка на семейный бюджет государственного служащего, не имеющего иных доходов, кроме зарплаты. Вот оно – слабое место в обороне американца, прикидывал Удальцов.

По каким соображениям сотрудник ЦРУ или американской военной разведки соглашался работать на советскую разведку?

Не из страха перед разоблачением. Если даже сфотографировать его пьяным или в постели с проституткой, это его не испугает. Он сообщит своему начальству о попытке его завербовать, ему сделают выговор за неосторожность, но со службы не выгонят: попался же Дженкинс в Токио, но из ЦРУ его не выставили. А вот если его поймают на профессиональном проколе, на неумелых действиях, тогда дела плохи. Стоит только американцу пойти к начальству и доложить, что русские пытаются его завербовать, потому что он допустил очевидный промах, его немедленно возвратят домой, и больше командировок у него не будет. А если и будут, то не скоро.

Не только советские люди связывали с командировкой за рубеж определенные материальные надежды. Американцы таким же образом зарабатывают на образование детей, на покупку дома. Стать невыездным в американских условиях – значит лишиться больших денег.

Так стоит ли попытаться подобраться к Дженкинсу? Тут все зависит от характера человека, размышлял Удальцов. Если он любитель спокойной жизни, то, скорее всего, выберет самый безопасный вариант: доложит начальству о вербовочном подходе советских разведчиков и станет собирать чемоданы. Если же он сильно нуждается в деньгах, способен рискнуть и уже не рассчитывает на большую карьеру, то может и согласиться.

С помощью слуги-непальца в доме Дженкинса установили подслушивающую аппаратуру. Целыми днями, сменяясь, сотрудники резидентуры переводили магнитофонные записи на русский, тщательно выискивая в разговорах американца неосторожные слова – о недовольстве работой, начальством, семейными отношениями, жизнью вообще или, напротив, что ему хотелось бы что-то иметь, а денег нет.

Удальцов сам читал все переводы, подчеркивая заинтересовавшие его места, и все больше утверждался в мысли, что вербовка может получиться. Свои выводы он шифро-телеграммой отправлял в Центр. Американцев вербуют далеко не каждый день, и в Москве внимательно следили за этой операцией.

Обычно, если Центр дает добро на вербовку, в страну на несколько дней приезжает специальный вербовщик.

Это не признак недоверия к местным работникам, а обычная предосторожность. Если американец поднимет скандал, обратится в полицию, возникнут осложнения, то вербовщик просто уедет, а местная резидентура не пострадает.

В редких случаях, если резидент дает гарантии, что скандала не будет, решающий разговор позволяют провести самому сотруднику резидентуры. Удальцов настаивал на том, что эту вербовку он берет на себя.

Но кто же пойдет на первую встречу?

Вербовочный подход – это настоящее искусство, ему специально обучают. Самый толковый в резидентуре, думал Удальцов, это его заместитель по политической разведке. Но тот уже подрастерял навык работы с агентурой. Когда человека переводят на линию ПР – политическая разведка, то главным становится способность к анализу, умение прогнозировать, осмыслять информацию. Уже никого не интересует, как ты проводишь встречу с агентом.

Удальцов выбрал на роль вербовщика другого, молодого еще человека и вечерами работал с ним, готовил к этой роли.

Он не жалел времени на своих сотрудников.

Все офицеры в резидентуре составляли план на неделю и обсуждали его с резидентом. Они докладывали, что будут делать в каждый из семи дней, с кем и с какой целью встретятся, загодя разрабатывали примерный план беседы и утверждали его у резидента.

Если разведчик работает под журналистским прикрытием, ему проще: журналист берет интервью у кого хочет, это никого не удивляет. Дипломату сложнее: любую встречу надо надежно обосновать.

Сами по себе встречи с агентом, конечно же, занимают мало времени, потому что агентов мало. Главная задача сотрудника резидентуры – постоянная разработка интересующей разведку среды. Он должен искать людей, которые могут оказаться полезными, встречаться с ними, стараться их разговорить, прощупать, понять, можно ли с этим или иным человеком заводить особые, доверительные отношения.

К каждой встрече разведчик тщательно готовится, а потом вместе с резидентом обсуждает, как она прошла. Американцы знают всех работников советской резидентуры в лицо и тоже пытаются их «разработать». И если кто-то из американцев вступает в контакт с советским разведчиком и изъявляет готовность встречаться, то вполне логично ожидать, что это подстава – специально подготовленный агент ЦРУ.

Тут решающее значение имеет опыт резидента, который должен почувствовать, с кем имеет дело. Поэтому Удальцов подробно расспрашивал своих подчиненных, как шла встреча, что именно говорил собеседник, как себя вел, охотно ли отвечал на вопросы, чем интересовался.

Кроме того, Удальцов решал денежные вопросы – выдавал представительские. В принципе, разведчик получает зарплату по прикрытию: дипломат – в посольстве, журналист – у себя в редакции. На оперативные расходы деньги выдает резидент в пределах определенной суммы. Если же требуются дополнительные средства, то резидент должен обращаться в Москву.

Когда поздно вечером работа заканчивалась, Удальцов переходил на неформальный тон. Он следил за тем, чтобы в резидентуре сохранялась дружеская атмосфера. После работы, чтобы снять напряжение, можно было и пропустить по рюмочке. Это не возбранялось.

Получив и прочитав последнюю шифротелеграмму из Москвы, Удальцов тоже собрался домой. Он спустился вниз и попрощался с дежурным комендантом, который вскочил, чтобы его проводить.

Скворцов хотел было сказать насчет странного человека из Израиля, но не решился. Молодые сотрудники и их жены опасливо посматривали на разведчиков, и тем более – на самого резидента. Не понравишься ему, могут досрочно в Москву вернуть с такой характеристикой, что нигде работы не найдешь. И оправдаться невозможно, потому что никто тебя ни в чем открыто не обвинит, а просто в КГБ скажут мидовскому начальству, что считают нецелесообразным посылать такого-то на работу в загранучреждения. И все – невыездной!

Скворцов с резидентом попрощался, а про израильтянина не сказал.

На следующий день Удальцов нащупал слабое место американца и приступил к подготовке решительной атаки. Он уже знал, как это будет сделано. Вербовщика познакомят с Дженкинсом на приеме у французов. Дженкинс придет на прием – он сам об этом сказал жене. Вербовщик, разумеется, не представится своим именем и не назовет своего звания: у него есть официальное прикрытие. Его задача заинтересовать американца и договориться о новой встрече – на сей раз один на один. Обычно это делают в немноголюдном кафе или ресторане подальше от чужих глаз.

Нужную точку Удальцов уже подобрал: дорогой японский ресторан, где неплохо готовят суши, сырую рыбу на рисовых колобках. Он знал, что Дженкинс, вынужденный покинуть Токио, скучает по японской кухне.

Удальцов предупредил своих подчиненных, что весь наличный состав резидентуры будет обеспечивать прикрытие встречи на тот случай, если американец что-то заподозрит и решится на контригру.

В стране, где действует сильная контрразведка, Удальцов озаботился бы более серьезными мерами предосторожности. Может быть, приказал бы за несколько часов до встречи сделать несколько ложных выездов из посольства, чтобы раздробить силы наружного наблюдения. И только затем попросил бы одного из офицеров скрытно вывезти на своей машине вербовщика и оставить его в условленном месте, где другой сотрудник подобрал бы его и доставил на место встречи.

Но в Непале необычная активность резидентуры только бы привлекла внимание и полиции, и тех же американцев, которые постоянно наблюдали за советским посольством.

Удальцов верил в успех, хотя гарантий не было. Несмотря на шантаж, на естественное желание, получив деньги, разом решить все проблемы, конечно же, далеко не все соглашаются работать на разведку другого государства.

Одни сразу отказываются наотрез, другие мнутся, говорят: надо подумать, посоветоваться. Этого нельзя разрешать, ответ – любой! – нужно получить в первую же встречу.

– С кем вы хотите посоветоваться?

– С женой.

– Не стоит. Давайте все-таки решим сейчас.

– Тогда я не принимаю ваше предложение.

Отказ не означает, что собеседники подерутся или тотчас кликнут полицию. Напротив, распрощаются они вполне вежливо:

– Расстанемся друзьями?

– Конечно.

Они даже пожмут руки на прощанье.

Американец может не беспокоиться: никогда, ни при каких обстоятельствах советская разведка не сообщит ЦРУ, что старалась его завербовать, никогда не пустит в ход тот материал, на основании которого пыталась его шантажировать.

Но его вербовочное дело в архив не сдадут. Дело останется в американском отделе советской разведки. За судьбой американца будут пристально следить, и, если что-то в его жизни изменится, например, если его обидят на работе или он разочаруется в своей службе, к нему в дверь вновь постучится вербовщик.

Впрочем, Удальцов полагал, что эта вербовка ему удастся. У него был опыт. Председатель КГБ сам вручал ему орден за вербовку американца, который теперь работал шифровальщиком в европейском командовании НАТО.

Удальцов нашел этого американца, военного моряка, в Таиланде. Там американцы, получив увольнительную и сойдя на берег, гуляли напропалую.

Когда все детали будущей вербовки были детально обсуждены, Виктор Платонов, посмеиваясь, рассказал резиденту о визите в посольство странного еврея из Израиля.

– А что он хотел? – насторожился Удальцов.

– Да чего они все хотят? – пренебрежительно заметил Платонов. – Чтобы всех евреев из Союза отпустили.

– Кто с ним разговаривал? – спросил Удальцов.

– Петя Скворцов, – сказал Платонов.

Он всем видом показывал, что резидент напрасно тратит драгоценное время на пустое дело. Удальцов попросил дежурного найти Скворцова. Встревоженный Петя перезвонил буквально через минуту. Он разыскал и принес Удальцову письмо, оставленное странным израильтянином.

На смятом листке бумаги неровным почерком и с ошибками было написано по-английски:

«Я работал в ядерном центре Израиля в Димоне и могу рассказать о том, как Израиль создает ядерное оружие. У меня есть фотографии, сделанные внутри Димоны. Мое имя Мордехай Вануну».

– Где этот парень? – мрачно спросил Удальцов, прочитав послание.

Настроение Платонова вмиг испортилось.

– Будем искать, Тимофей Николаевич, – с готовностью сказал он.

Его искали три дня по всему Катманду, пока завербованный советский агент, работавший в непальской полиции, не сообщил, что гражданин Израиля Мордехай Вануну покинул страну.

Билет у него был до Сиднея.

Удальцов отправил шифровку в Москву, откуда незамедлительно пришел ответ, что человек, работавший в ядерном центре Димона, разумеется, интересует Первое главное управление КГБ, но, вступая в контакт, следует удостовериться в надежности источника.

«Вступать в контакт уже не с кем», – мрачно подумал Удальцов. Платонов настолько ленив, что сам себя наказал. Если израильтянин тот, за кого себя выдает, у Платонова появился бы шанс на повышение.

Удальцов считал, что резидент должен ко всем подчиненным относиться ровно, выделять талантливых и оставаться снисходительным к тем, кого Бог обошел талантом. Но резидент ненавидел бездельников, с которыми он ничего не мог поделать, потому что у них были влиятельные отцы.

Удальцов считался решительным человеком. Он вел себя жестче и принципиальнее других резидентов.

Карьерные дипломаты склонны переоценивать власть резидента и его способность влиять на Москву. Конечно же, его мнение в Центре всегда примут во внимание. Если резидент придет к выводу, что кто-то из сотрудников посольства, консульства или торгового представительства должен быть отозван, и сумеет обосновать свое мнение, то Центр эту рекомендацию выполнит. Но аргументы должны быть убедительными.

Разумный резидент старается не злоупотреблять своими правами. Он не заинтересован в плохих отношениях с послом, и ему не надо, чтобы его оценки сильно расходились с мнением посла. Если посольство и резидентура начнут посылать в Москву шифровки с противоположными оценками одного и того же события, то в Центре зададут резонный вопрос: а кто же из вас прав? И если резидент не докажет свою правоту, то сильно проиграет.

Умный посол и умный резидент между собой не спорят. В нормальной ситуации резидент даже знакомит посла со своей информацией – правда, только на следующий день после того, как отправит ее в Москву, чтобы Министерство иностранных дел не успело доложить наверх первым.

Послу жаловаться на резидента тоже смысла нет: разведка своего человека всегда защитит, а если посол проявит излишнее рвение в борьбе с резидентом, то разведка найдет способ отомстить. И резиденту не резон капать на посла: если не можешь даже с послом поладить, значит, рано тебя резидентом назначили.

Но бывают ситуации, когда резиденту, если он, конечно, порядочный человек, не остается ничего иного, кроме как сообщить в Москву о поведении посла. В такой ситуации и оказался Удальцов, едва получив назначение в Непал.

Послом был снятый за безделье бывший второй секретарь ЦК одной из союзных республик, самовлюбленный самодур, который командовал дипломатами, как когда-то механиками в автоколонне на целине. Его подчиненные, сотрудники маленького посольства, понимая свое бесправное положение, терпели.

Но когда посол стал преследовать жену своего шофера и, в конце концов, попытался повалить ее на диван прямо у себя в кабинете, в посольстве воцарилась мрачная атмосфера.

Посол – полный хозяин в посольстве. Ни один дипломат, даже советник-посланник, второй человек в представительстве, не может сообщить о его поведении в Москву: шифровальщик принимает телеграммы только за подписью посла.

Спасти несчастную женщину, а в определенном смысле – и все посольство, мог только резидент: у него своя связь с Центром, свой шифровальщик.

Удальцов написал все, как есть. Через неделю посол получил срочный вызов в Москву – на консультации. Назад уже не вернулся. Но и на пенсию его не отправили. Видимо, старые заслуги спасли. Поболтался несколько месяцев в министерском резерве и получил назначение в одну маленькую африканскую страну.

Эта история многих в посольстве заставила уважать Удальцова. Но дипломаты не подозревали, что ему легче было написать в Москву о безобразном поведении посла, чем избавиться от бездельника и неумехи у себя в резидентуре.

В разведку валом валили так называемые «позвоночники» – дети, внуки, зятья высокопоставленных особ. Иногда это были на редкость толковые ребята, намеренные сделать карьеру не хуже отцовской. Но чаще попадались феноменальные бездельники, которых приходилось терпеть, потому что никто в Центре не желал ссориться с их родителями.

Резидент вправе, конечно, убрать слабого сотрудника, склонного, например, выпить. Но когда он это делает, понимает, что портит отношения со многими своими начальниками, которые поставили подписи на решении послать этого сотрудника за границу.

На выездном документе собирается минимум десяток значительных подписей, удостоверяющих своим авторитетом, что данный офицер – замечательный работник, который укрепит работу резидентуры.

Что же им теперь, признаваться, что они ошиблись, подобрали не того человека? На резидента, который откровенно браковал присылаемые из Москвы кадры, смотрели волком.

Другое дело, если случится нечто из ряда вон выходящее.

В резидентуре работал один умеющий радоваться жизни молодой офицер, сын крупного мидовского чиновника. Удальцов докладывал в Москву, что парень ни на что не годится и его нужно возвращать. Но в Центре не реагировали.

Однажды ночью офицер исчез. Жена от большой любви или по большой глупости позвонила помощнику посла по безопасности, подняла шум.

Наутро парень объявился, весь помятый, с похмелья. Его сразу привели к резиденту. Он долго, плача, объяснял Удальцову, что ничего плохого не случилось: пребывал в плохом настроении из-за ссоры с женой, ездил по городу, выпил в баре лишнего и заснул в машине.

Проверить его слова не представлялось возможным. Не то чтобы его кто-то подозревал в чем-то нехорошем, думал, что его вербовали… Резидент сообщил все, как было, без оценок и рекомендаций. Тут уже Москва сама решила: для офицера разведки поведение непозволительное, на такого человека положиться нельзя. Его отозвали.

А вот что делать с Платоновым, резидент не знал. Его отец работал в отделе административных органов ЦК КПСС, и жаловаться на Платонова-младшего означало пилить сук под самим собой. Чутье подсказывало Удальцову, что по глупости Платонова упущен важный источник информации. Но на чутье в шифровке не сошлешься.