Текст книги "Маркус Вольф"

Тяжелый разговор в Москве

Маркус Вольф использовал уникальную возможность заслать как можно больше агентов в Западную Германию вместе с потоком людей, покидавших ГДР. Вольф отправлял на Запад под видом беженцев молодых парней и девушек, которые не вызывали ни малейшего подозрения в ФРГ. Начальник разведки не торопил своих людей. У них были годы, чтобы прижиться и найти подходящее место. Только после этого они начинали работать на Вольфа.

Переброской ведал Отдел A VI (оперативные поездки) Главного управления разведки. Там готовились практически идеальные документы. Как правило, засылаемым на Запад выдавали документы жертв воздушных налетов союзников на Дрезден, потому что многие погибшие – беженцы – не попали в список. Но существовала опасность, что реальный владелец документов выжил и преспокойно живет в ФРГ. Вольфу пришла в голову идея воспользоваться нацистской программой «Лебенсборн».

Еще до войны, в декабре 1935 года, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер основал организацию под названием «Лебенсборн» (Lebensborn – «Источник жизни»). Это не были дома свиданий, как принято считать, а дома для рожениц, родовспомогательные учреждения и приюты для внебрачных «нордических» детей, рожденных в том числе и от эсэсовцев. В Германии рождаемость падала, как и в других европейских странах. Это компенсировалось сокращением детской смертности, но нацисты говорили о «вымирании нации». Они призывали женщин отдать себя семье, рождению детей и рейху.

– Самое важное, что женщина может сделать для общества, – говорил заместитель фюрера по партии Рудольф Гесс, – это подарить расово полноценного ребенка, необходимого для выживания нации.

Нацисты запретили продажу контрацептивных средств и закрыли центры планирования семьи. Аборт считался преступлением. В приюты «Лебенсборн» могли обращаться одинокие беременные женщины или молодые матери, которым некуда было деваться и которые не могли или не хотели в одиночку растить ребенка. Ведало программой Главное управление СС по делам расы и поселений. Специалисты главка проверяли родословную отца и матери. Если они соответствовали расовым стандартам, детей принимали в приют. Потом младенцев передавали в эсэсовские семьи на воспитание…

Теперь по указанию Вольфа голубоглазые блондины поехали на Запад и по найденным в нацистских архивах спискам стали искать реальных матерей, которые во время войны действительно отдали новорожденных детей в приюты СС. И со слезами счастья на глазах говорили этим женщинам:

– Я твой сын (или дочь).

Это открывало разведчикам надежный путь для легализации на Западе.

«Федеративная Республика представляла для восточных спецслужб идеальную оперативную базу, ибо каждого немца, который прибывал к нам из ГДР, мы рассматривали как соотечественника, – рассказывал западногерманский дипломат Андреас Майер-Ландрут. – Поэтому разведка ГДР, руководимая Маркусом Вольфом, внедряла агентов обоих полов и пристраивала их на разные должности».

Целый отдел занимался созданием легенд для агентов. Одну женщину, переправленную в ФРГ, выдавали за бывшую парикмахершу. Это был реальный человек, она лежала в психиатрической больнице в ГДР. Офицеры госбезопасности отвечали за то, чтобы она не выздоровела и не покинула клинику.

Нелегалов учили передаче и приему радиограмм, шифровке и дешифровке. Появились сравнительно небольшие передатчики и приемники размером с пачку сигарет. Такие передачи длились несколько секунд, и никто не был пойман во время сеанса связи. Сильным ударом для Вольфа станет расшифровка западными немцами радиограмм Главного управления, отправленных до 1961 года. В результате будет разоблачен один из самых его успешных агентов…

Учили скрытой фотосъемке, использованию тайнописи, закладке тайников. Объясняли, как готовить и проводить встречи. Старались психологически подготовить к самым невероятным случайностям. Объясняли, как устанавливать доверительные отношения, как завоевывать расположение людей. Предупреждали: даже в дружеских отношениях далеко заходить нельзя. Подготовка к вживанию в другой стране занимала примерно два года.

Маркус Вольф знал: только один из сотен нелегалов добьется успеха. Он не позволял создать централизованную картотеку агентуры, чтобы никто, кроме тех, кому это положено, не мог установить их личности. Но предатели всё равно находились. На Запад бежал начальник отдела, отвечавший за внедрение в христианские партии ФРГ – Макс Хайм. Он выдал всех, кого знал.

У Вольфа был любимый прием – с помощью по-своему талантливых молодых людей вербовать одиноких секретарш. Эти молодые люди точно знали, что именно нужно дамам, обойденным женским счастьем. Выбирали одиноких женщин в возрасте между 30 и 40 годами, когда цветение молодости уже позади, а впереди сплошные разочарования. Все эти истории с секретаршами занесены в учебники разведывательного искусства.

Например, некая уже не юная дама по имени Соня Люнебург, работавшая в аппарате Свободной демократической партии, которая со временем вошла в правительственную коалицию ФРГ и участвовала в формировании правительства. Когда шеф Сони стал министром экономики, она получила доступ ко всем секретным документам. В министерстве очень любили «тетю Соню». И только после ее бегства в ГДР выяснилось, что были две Сони Люнебург. Настоящая работала парикмахером в Западном Берлине. Вела веселый образ жизни. Она часто ездила к своей сестре в Восточный Берлин. После одной из поездок в 1966 году она вдруг заявила, что переезжает во Францию. А через год Соня так же внезапно вернулась в ФРГ. Но на самом деле это уже была другая женщина. С документами Сони в Западную Германию прибыла агент разведки ГДР.

Еще одна солидная дама по имени Эльза работала секретарем в Министерстве обороны ФРГ. В 1951 году она из ГДР переехала к своему брату в Западную Германию. Но хорошо устроиться ей не удалось, и через два года она сказала, что уезжает в Швейцарию, где нашла приличное место. На самом деле она вернулась в ГДР. Через 11 лет с ее документами в ФРГ – через Канаду – приехала совсем другая женщина. Успешно проработав 20 с лишним лет, она бежала в ГДР. Вместе с ней исчез ее любимый мужчина, который работал курьером в том же Министерстве обороны.

Агент по имени Маргарета работала в Ведомстве бундесканцлера и имела доступ к документам с грифом «секретно». Ее завербовал некий Франц, профессиональный вербовщик, который переехал в ФРГ из ГДР в 1966 году. «Красавчик Франц» работал в классическом амплуа, придуманном Вольфом: выискивал одиноких и застенчивых секретарш. 35-летняя Маргарета попалась в его сети. Франц скоро стал демонстрировать свое охлаждение. Влюбленной в него женщине пришлось возбуждать в нем страсть секретными документами. Деньги ее не интересовали, она только хотела сохранить Франца. Он вручил ей изготовленную умельцами из МГБ ГДР сумку с потайными отделениями, но она не понадобилась. Маргарета спокойно выносила документы из Ведомства бундесканцлера в своей дамской сумочке, которую никто и никогда не попросил женщину открыть. Ее связь с Францем продолжалась 15 лет.

– Я думала, что это отношения на всю жизнь, – плача, рассказывала Маргарета на суде. – Он был первым человеком, который выслушал меня, которому не были безразличны мои проблемы.

На скамье подсудимых оказалась и Эльке Фальк. Она работала секретарем в Ведомстве бундесканцлера, в Министерствах транспорта и экономического сотрудничества. Эльке было 28 лет, когда по совету матери она дала объявление в газету: «Темпераментная Ева ищет соответствующего мужа». Из трех десятков писем выбрала три. Одним из написавших был человек, назвавшийся Герхардом Тиме. Он красиво философствовал о внутренних ценностях человека.

– Я сразу поняла, что нашла нужного человека, – призналась Эльке на суде.

Герхард умел пробуждать в женщине чувства и бессовестно их эксплуатировал. По его настоянию в первый же отпуск, который они намеревались провести вместе, Эльке привезла обручальные кольца. Он признался, что женат на другой, но тут же сказал, что отныне перед Богом они муж и жена. Он даже рассказал Эльке, что работает на разведку ГДР. Но она думала только о том, как бы его не потерять. Герхард убедил ее завести ребенка, сказав, что для него это единственная возможность убедить начальство разрешить ему жениться на ней. С фальшивыми документами она приехала в Восточный Берлин, где два офицера разведки фактически заставили ее сделать аборт. Тогда Эльке решила, что ее любовник тоже жертва произвола начальства, и это еще сильнее привязало ее к нему. После этой, как ей казалось, совместной драмы, Эльке согласилась работать на разведку. Отношения с Герхардом продолжались десять лет. Министерство госбезопасности ГДР 21 раз оплачивало их совместный отпуск, причем они могли выбрать любой мировой курорт. Совместные поездки с Герхардом и были платой за добываемые Эльке документы. Много раз женщина говорила, что желает перестать шпионить. Всякий раз Герхарду в постели удавалось ее переубедить. Однажды Эльке получила от него сапфировый перстень ко дню рождения – в контейнере, в котором она обычно оставляла свои донесения. Знаки внимания действовали на нее так сильно, что она продолжала копировать секретные документы. Пленку Эльке прятала в баллончиках из-под лака для волос. Несмотря на обман, на душевные травмы, она ни в чем никогда не обвиняла Герхарда. Даже на суде. В 1989 году ее приговорили к 6,5 годам тюремного заключения за шпионаж.

Много позже Маркус Вольф сам рассказал несколько подобных историй.

Для вербовки секретарши в аппарате статс-секретаря Ведомства бундесканцлера Ганса Глобке (о нем еще пойдет речь в этой книге) использовали бывшего майора люфтваффе, побывавшего в советском плену. Он соблазнил эту даму, и она во имя любви рассказывала все, что знала. Еще один соблазнитель, выдавая себя за датчанина, завоевал переводчицу в штабе НАТО. Третий соблазнил даму из Ведомства бундесканцлера.

Но вербовка не всегда удавалась. Сотрудник разведки женился на женщине, которая работала у председателя ХДС Райнера Барцеля, но она ничего мужу не рассказывала. Пришлось офицера отозвать в ГДР. Она осталась брошенной женой. Как выразился Вольф, наступил «час горького пробуждения».

Один из офицеров Вольфа познакомился в Болгарии с отдыхавшей там западной немкой, которая работала в Ведомстве бундесканцлера. Она приносила любимому документы и страстно хотела выйти за него замуж. Обоих тайно доставили в ГДР и устроили им регистрацию брака. Когда они покинули загс, все следы этой церемонии были уничтожены. Потом западногерманская контрразведка вычислила эту женщину. Когда ее арестовали, она узнала, что ее брак был фиктивным.

Маркус Вольф был неутомим на выдумки. Но для многих его агентов игры в разведчиков заканчивались трагически. Леонора Зюттерлин, которая работала секретарем в Министерстве иностранных дел ФРГ, повесилась в тюрьме после того, как ей продемонстрировали показания ее горячо любимого мужа Хайнца, который ее и завербовал. Он признался на следствии, что на самом деле женился на Леоноре по приказу Министерства госбезопасности ГДР. До ареста она успела передать восточногерманской разведке 3500 секретных документов…

Восточные немцы недолюбливали госбезопасность в целом, но гордились своей разведкой: «У нас не только лучшие спортсмены, но и лучшие разведчики».

После войны Германия была поделена. Началась эпоха соревнования двух лагерей: чья Германия лучше? Кто победит в этой гонке? На передовой этого соревнования оказался разделенный Берлин. После создания двух германских государств западная часть Берлина оставалась под оккупацией держав-победительниц и юридически не принадлежала ни ГДР, ни ФРГ. Потсдамские соглашения продолжали действовать. Не немцы, а только державы-победительницы имели право управлять западной частью города.

Западный Берлин представлял собой особую административную единицу. Власть формально принадлежала четырехсторонней комендатуре в Далеме. Правда, советский военный комендант был отозван и располагался в берлинском пригороде Карлсхорсте. Но западные коменданты могли передавать ему свои жалобы. Совместно четыре страны управляли только тюрьмой для военных преступников Шпандау – до 17 августа 1987 года, когда покончил с собой ее последний обитатель 93-летний Рудольф Гесс, бывший заместитель Гитлера по партии, – и Центром воздушной безопасности – до 23 августа 1990 года. В последнем, расположенном в Западном Берлине, находился советский представитель, которого союзники информировали о своих полетах через советскую зону. Союзнические машины и поезда проверялись советскими офицерами, а не пограничниками ГДР. Военный персонал четырех держав сохранял полную свободу передвижения во всех секторах Большого Берлина.

Экономически Западный Берлин был привязан к быстро развивавшейся и богатевшей Федеративной Республике. И с каждым годом процветающий Западный Берлин становился всё притягательнее для восточных немцев.

Граница между ФРГ и ГДР давно была закрыта. А граница между двумя частями Берлина оставалась открытой. Восточные немцы могли сравнивать свою жизнь с тем, как живут на Западе. Власти ГДР не в состоянии были помешать им наведываться в Западный Берлин. Граждане социалистической ГДР меняли деньги и отправлялись за покупками. Метро и городская железная дорога функционировали исправно. За 15 минут по городской железной дороге можно было с Александерплац доехать до Западного Берлина. Высококвалифицированная рабочая сила утекала из ГДР, даже если не бежала, – примерно 50 тысяч жителей Восточного Берлина работали в Западном.

«Западный Берлин действовал деморализующе на восточногерманский режим, – писал один из британских журналистов. – Более высокий жизненный уровень, беспрепятственный доступ к западной прессе, театрам, фильмам, сам факт, что рядом существует иной образ жизни, делали отсутствие свободы в Восточной Германии еще более тягостным. И всё же возможность ездить в Западный Берлин и наслаждаться этими запретными благами сама по себе действовала успокаивающе. Коль скоро такие блага находятся в пределах досягаемости, не обязательно покидать Восточную Германию. Открытая граница одновременно представляла собой и приманку, побуждающую уехать из Восточной Германии, и как бы взятку за то, что люди не уезжали».

Разница между двумя Германиями бросалась в глаза. В западной части города жизнь становилась лучше, в восточной – оставалась тоскливо-незавидной. Весь Берлин в последние месяцы войны подвергался массированным бомбардировкам и артиллерийским обстрелам. Но в западном секторе, который находился под контролем США, Англии и Франции, в начале 1950-х годов руины были расчищены, старые здания реконструированы, появились новые дома. Первые этажи приспосабливались под магазины и рестораны. Открылись кафе на свежем воздухе, столь любимые не только французами, но и немцами.

А в Восточном секторе Берлина – столице ГДР – не было ничего нового, что радовало бы глаз. За исключением строившихся на аллее Сталина (с 1961 года – Карл-Макрс-аллее) домов для номенклатуры. Восточный Берлин казался серым и захламленным. В лучших зданиях разместились партийные комитеты и министерства. Машин было мало. Хорошо одетых людей почти не было видно. Толпа сливалась в скучную серовато-бурую массу. Продуктов в магазинах было немного, за ними выстраивались длинные очереди. «Восточный сектор города напомнил мне второстепенные советские города в 20-х годах, – писал американский журналист Луис Фишер. – Восточный Берлин был низведен до советского экономического уровня. Вид прохожих отражал губительное влияние этого процесса. В их походке не ощущалось упругости, на лицах не было румянца здоровых, исполненных надежды людей».

Люди постепенно перебирались из восточного сектора Берлина в западный. Через Западный Берлин ежемесячно почти пять тысяч человек бежали из ГДР. Но эти данные держались в секрете. В ГДР звучали бодрые марши, официальная пропаганда была пронизана оптимизмом. Активисты восточногерманского комсомола – Союза свободной немецкой молодежи – в голубых рубашках устраивали шествия под красными знаменами. Руководил восточногерманским комсомолом Эрих Хонеккер, который со временем возглавит ГДР. Его жена Маргот возглавляла Пионерскую организацию имени Эрнста Тельмана. На митингах ей поручали зачитывать обращение к советскому вождю:

– Дорогой Иосиф Виссарионович Сталин! Мы заверяем вас, что, не жалея сил, станем защищать Советский Союз, нашу родину и мир от преступных действий американских и немецких империалистов. Слава великому Советскому Союзу! Слава лучшему другу немецкого народа, другу всей молодежи великому Сталину!

Власти ГДР копировали советскую политику. Торопились с коллективизацией, прижимали мелких ремесленников, повышали нормы выработки на заводах и цены. Ситуацию усугубило распоряжение Москвы в апреле 1952 года создавать собственную армию и оборонную промышленность. Денег на это в бюджете не было.

Осенью 1952 года стал ясен масштаб экономических проблем ГДР. А Москва требовала продолжения репарационных поставок. 19 сентября член Политбюро ЦК, заместитель председателя Совета министров Генрих Рау укорил коллег по правительству:

– Мы отстаем в выполнении важнейших обязательств по репарациям. Чтобы исправить положение, нужны решительные меры.

Но принимать меры было некому. Все руководители ГДР отсутствовали на рабочих местах. Ульбрихт поехал в СССР отдыхать в конце июля 1952 года, через месяц к нему присоединился Гротеволь. Пик постоянно лечился у советских врачей. Все трое ждали, когда в Москве соберется ХIХ съезд партии. Им важно было услышать, что скажут советские товарищи.

Вернувшись после съезда, в октябре, руководители ГДР начали наступление на частный сектор экономики. В 1948 году советские товарищи удержали их от этого. Теперь они поняли, что самое время покончить с «капиталистическими элементами» и назвали «устранение эксплуататорского класса» в городе и деревне первейшей задачей партии. Ульбрихт считал, что курс партии на ускоренное строительство социализма вытекает из решений ХIХ съезда КПСС.

В декабре 1952 года премьер-министр Отто Гротеволь предупредил о грядущем кризисе в продовольственной сфере. Но Вальтер Ульбрихт стоял на своем. Резко повысили налоги на крупные крестьянские хозяйства, средних и мелких предпринимателей, на церковь, сократили социальные выплаты. Совет министров ограничил продажу масла, жиров и сахара. Рабочие негодовали: «Нельзя быть революционерами на пустой желудок». Вильгельм Пик отметил в своих записях: «Как справиться? Своими силами невозможно – видимо, надо решать в Москве».

За первые четыре месяца 1953 года из ГДР уехали 120 тысяч человек. Вальтера Ульбрихта больше всего возмущало, что его сограждане имели возможность голосовать ногами. На его программу ускоренного строительства социализма они ответили массовым бегством из страны.

Судьба ГДР зависела от Москвы.

После смерти Сталина 5 марта 1953 года в Советском Союзе начались неясные перемены. В Восточном Берлине не могли понять, что происходит. В Кремле клялись продолжать дело Сталина, но на самом деле там шла борьба за власть. Три человека, казалось, встали у руля: Георгий Максимилианович Маленков, Вячеслав Михайлович Молотов и Лаврентий Павлович Берия. Они хотели как-то показать себя – стране и миру. Завели разговор о необходимости новой линии в отношении стран народной демократии, которым вовсе не обязательно во всём повторять Советский Союз.

Маркус Вольф, как и все высшие чиновники в Восточном Берлине, хотел знать, что думают в Москве. Осторожно беседовал с советскими друзьями. Но узнать мог немногое. Офицеры госбезопасности, во-первых, не всем делились даже с доверенным человеком. Во-вторых, мало что сами знали.

Генеральный секретарь Ульбрихт требовал закрыть последнюю лазейку для перебежчиков – межсекторальную границу между Восточным и Западным Берлином. В январе 1953 года Сталин согласился поставить пограничников вдоль границы двух секторов. Но через две недели после смерти Сталина в Москве отказались от этой идеи – к огорчению Ульбрихта.

Министр иностранных дел Молотов попросил маршала Чуйкова, председателя Советской контрольной комиссии, и его политического советника Семенова тактично объяснить Гротеволю и Ульбрихту, что это дезорганизует жизнь большого города, повредит экономике Восточного Берлина, вызовет недовольство граждан ГДР, которые обратят его против Советского Союза. Словом, повредит политике СССР и ГДР, которые держат курс на объединение Германии. В Москве пришли к выводу, что власти ГДР созрели для того, чтобы самостоятельно руководить собственной страной. Роль Советского Союза в управлении Восточной Германией должна стать менее заметной. Владимира Семенова 22 апреля 1953 года отозвали из Берлина и назначили заведующим 3-м Европейским отделом МИД. 2 мая он представил Молотову меморандум по германскому вопросу.

Семенов не видел стремительно нараставшего кризиса в Восточной Германии. В отличие от находившихся там разведчиков. Лаврентий Павлович Берия, вновь став министром внутренних дел в марте 1953 года, обновил состав советнических групп в странах народной демократии, поставил во главе их молодых и деятельных сотрудников. Потребовал, чтобы они свободно владели языком страны пребывания и могли беседовать с руководителями секретных служб и лидерами государств без переводчиков. По приказу Берии всем руководителям представительств госбезопасности в странах народной демократии устроили экзамен на знание языка. Те, кто сдал экзамен, оставались на своих постах. Несдавших зачисляли в резерв. А язык знали немногие.

Берия настаивал на том, чтобы советники не вмешивались во внутренние дела и не давали рекомендаций по «скользким» делам, которые возникали в результате внутренней борьбы в правящей верхушке, дабы ни у кого не было ни малейшего повода ссылаться на то, что они заведены и реализованы по указанию советских товарищей.

Штат уполномоченного МВД СССР в ГДР сократили с 2200 человек до 320, то есть на 1900 человек. Маркус Вольф не успевал прощаться с советскими офицерами, возвращавшимися домой. Берия считал, что разведкой и контрразведкой восточные немцы должны заниматься сами, а его чекисты оставляют за собой только советнические функции. Для Маркуса Вольфа это был важный сигнал. Он хотел и мог действовать самостоятельно.

В первых числах мая 1953 года Берия переправил членам Президиума ЦК КПСС спецсообщение представительства МВД в ГДР, которым теперь руководил полковник Иван Анисимович Фадейкин. Он закончил войну командиром 30-й гвардейкой стрелковой дивизии. В 1949 году Фадейкин завершил учебу в Военной академии имени М. В. Фрунзе и был взят в разведку. Окончил еще и Высшую разведывательную школу Комитета информации. «Молодой, красивый, высокий и умный» – таким его запомнил один из подчиненных. С 1950 по 1954 год Фадейкин служил в Германии. В феврале 1963 года он возглавит в центральном аппарате КГБ при Совете министров СССР 3-е управение (военная контрразведка). В 1966 году вновь приедет в ГДР и до 1974 года будет руководить представительством КГБ.

Фадейкин докладывал о серьезных проблемах в социалистической части Германии. Главная – восточные немцы бегут на Запад. Полковник считал, что массовое бегство объясняется не только воздействием «вражеской пропаганды». Проблема в неправильной экономической политике, насильственном призыве молодежи в армию, нехватке продовольствия и потребительских товаров. Фадейкин отмечал, что руководители ГДР не знают, как преодолеть кризис.

Восемнадцатого мая Берия представил проект Постановления Президиума Совета министров СССР, в котором предлагалось «отказаться в настоящее время от курса на строительтво социализма» в ГДР. Собственно, это было возвращение к прежней сталинской линии. Молотов сказал, что восточным немцам придется изменить курс и позаботиться о повышении жизненного уровня жителей ГДР. Но такая формулировка многих смутила. Никакого решения принимать не стали.

Двадцать седьмого мая было решено Владимира Семеновича Семенова, как непревзойденного знатока берлинских дел, вновь командировать в ГДР. Только называлась его должность теперь иначе. Президиум ЦК преобразовал Советскую контрольную комиссию в Управление советского верховного комиссара в Германии. Этим верховным комиссаром и стал Семенов. Он вернулся в Берлин 10 июня. Порадовался тому, что отозвали Чуйкова. Его сменил генерал Андрей Антонович Гречко. Семенов и Чуйков не ладили.

Маркс Вольф видел, что Ульбрихт занят укреплением своих аппаратных позиций. На пленуме ЦК СЕПГ в мае 1953 года он выставил из аппарата своего главного соперника – члена Политбюро ЦК Франца Далема, который воевал в Испании, а потом был выдан французами нацистской Германии и оказался в концлагере Маутхаузен. Генсек умело обвинил его в непозволительных ошибках и вывел из Политбюро. И для Вольфа, и для других функционеров это была большая неожиданность.

В Москве встревожились. 2 июня пригласили для серьезного разговора генерального секретаря ЦК СЕПГ Вальтера Ульбрихта, главу правительства Отто Гротеволя и члена Политбюро ЦК Фреда Эльснера, недавнего руководителя Отдела партийной учебы, культуры и воспитания ЦК СЕПГ (он же и переводил беседу). Делегация из ГДР увидела, что в Советском Союзе происходят большие перемены. Больше нет вождя, который единолично принимает решения. Члены Президиума ЦК КПСС подчеркнуто держатся на равных, всё обсуждают, спорят между собой. Разговор для восточных немцев был неприятным. Позднее глава советского правительства Георгий Максимилианович Маленков рассказывал:

– Мы все пришли к заключению, что в результате неправильной политики в ГДР сделано много ошибок, среди немецкого населения имеет место огромное недовольство. Население из Восточной Германии бежит в Западную Германию. Мы обязаны признать, что без советских войск существующий режим в ГДР непрочен. А вот Берия предлагал не поправить курс на форсированное строительство социализма, а отказаться от всякого курса на социализм в ГДР и держать курс на буржуазную Германию.

Маленкову вторил 1-й секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев:

– Берия говорил: «Надо создать нейтральную демократическую Германию». Но разве может быть нейтральной и демократической буржуазная Германия? Берия говорил: «Мы договор заключим». А чего стоит этот договор? Если договор не подкреплен силой, то он ничего не стоит, над нами будут смеяться, будут считать наивными. А Берия не наивный, не глупый, не дурак. Он вел себя не как коммунист, а как провокатор, может быть, он получал задания резидентов иностранных разведок…

Принято считать, что Берия хотел ликвидировать ГДР. Цитируют его слова:

– Незачем заниматься строительством социализма в ГДР, необходимо, чтобы Западная и Восточная Германия объединились в буржуазное миролюбивое государство.

А в заметках председателя Совета министров ГДР Отто Гротеволя его слова звучат иначе: «Берия говорит: мы все виноваты, никто никого не обвиняет, но восточные немцы должны всё быстро исправить».

Лаврентий Павлович всего лишь пытался продолжить двойственную сталинскую линию в германском вопросе. Москва хотела влиять на всю Германию, но при этом не утратить контроля над ГДР. Первая задача Сталину казалась стратегически важнее. Новое советское руководство потребовало от руководителей Восточной Германии сменить курс. Приостановить ускоренное строительство социализма в ГДР. Развивать не тяжелую промышленность, а легкую. Прекратить яростную борьбу с церковью. Не давить на крестьян, ремесленников и среднее сословие.

– Если мы сейчас не поправим положения, – беспокоился Маленков, – то наступит катастрофа. Нужно действовать быстро.

Со своей стороны Москва обещала ослабить давление бремени репараций, увеличить поставки продовольствия и сырья. Берия вручил немцам документ «О мерах по оздоровлению положения в Германской Демократической Республике». Рекомендовалось, в частности, наладить отношения с ФРГ, что привело бы к созданию объединенной, демократической и нейтральной Германии. Тогда Германия не стала бы членом НАТО. Но лозунг объединения Германии не устраивал руководителей СЕПГ.

Вернувшись в Берлин, делегация под впечатлением от услышанного доложила своему Политбюро, что в Москве грядут большие перемены.

– Курс изменится не только в отношении ГДР, – предупредил Фред Эльснер. – Товарищу Ульбрихту трудно примириться с новой линией, но он подтянется.

Москву смущал диктаторский стиль Ульбрихта. Верховный комиссар Семенов по-дружески рекомендовал ему отменить пышные мероприятия, намеченные по случаю его шестидесятилетия. Секретарь ЦК Суслов специально навестил президента ГДР Вильгельма Пика, лечившегося в Москве. Хотя Пик угасал и исполнял чисто представительские функции, Суслов попросил его переговорить с Ульбрихтом относительно его поведения. Спокойствие и доброжелательность Пика уравновешивали грубость Ульбрихта. Во всех дискуссиях президент ГДР неизменно повторял:

– Нам следует поступать так, как предлагают советские товарищи.

По указанию Москвы вожди ГДР признали некоторые ошибки. Маркус Вольф внимательно прочитал перечень наскоро принятых решений. Крестьянам, которые, спасаясь от коллективизации, ушли на Запад, предлагали вернуться и получить назад свою собственность. Те, кого по политическим мотивам лишили продовольственных карточек, могли вновь их получать. Обещали снизить стоимость проезда на трамвае, отменили повышение цен на джем, искусственный мед, кондитерские изделия. Школьники, исключенные из школы по причине чуждого социального происхождения, получали право вернуться за парты.

Но эти меры население не успокоили. Восточные немцы чувствовали, что власть в смятении, и шептались: «Раз наши руководители признали свои ошибки, почему же они просто не уйдут в отставку?» Но эти люди в отставку подавать не собирались.

В мае 1953 года на пленуме ЦК СЕПГ, созванном по случаю 135-летия со дня рождения Карла Маркса, Вальтер Ульбрихт патетически призвал к борьбе против классового врага и предложил на 10 процентов поднять нормы выработки. В результате зарплата рабочих упала. Это стало последней каплей.