Текст книги "Буратино ищет клад"

Снова в суде

Как раз в это время лиса Алиса вышла на утреннюю прогулку и увидела папу Карло, вбежавшего в здание суда.

– Тут что-то затевается, – решила она, – надо не опоздать.

И через десять минут вся бандитская компания была уже на месте.

Зал заседаний был полон зрителей. Сюда собирались люди, которым дома сидеть скучно, и они ходят в суд, как в театр. А вдруг случится что-нибудь интересное.

Судья сидел на возвышении в своём кресле. Он взглянул на шарманщика поверх очков, взял у него бумагу и стал её громко читать. Когда он дошёл до слов: «…имя которого начинается с буквы «К»…», – в зале зашептались:

– Карло, Карло…

Но тут вскочил с места Карабас Барабас и закричал:

– И моё имя начинается с буквы «К»!

– Сядьте на место, – строго сказал судья и продолжил чтение: «…и в том случае, если человек хороший, добрый и любит животных…».

– Я! – снова закричал Карабас. – Я хороший, добрый, я люблю животных! Отдайте театр мне!

– Прекратите мне мешать! – приказал судья. – Я ещё не дочитал завещание до конца. – И он продолжил: «…и три свидетеля подтвердят это на суде».

Быстрее всех сообразила Мальвина.

– Артемон? – строго спросила она. – Ты можешь подтвердить, что папа Карло – хороший, добрый и что он любит животных?

– Гав, гав, – радостно залаял пёс и завилял хвостом.

– А ты, Мона? – спросила Мальвина обезьянку.

– Могу, – кивнула головой та.

– А есть ли у вас третий свидетель? – поинтересовался судья.

Третьего свидетеля не было.

Лиса толкнула Дуремара в бок:

– Беги на улицу и волоки сюда какого-нибудь свидетеля. Обещай ему горы золотые.

– Для папы Карло? – удивился Дуремар.

– Дурак, – отрезала лиса, – для Карабаса! Скорее! А я постараюсь выступать как можно дольше.

Лиса встала с места и начала:

– Уважаемый господин судья! Перед вами ещё один претендент на наследство – всеми уважаемый в этом городе доктор кукольных наук, кавалер высших орденов – синьор Карабас Барабас. Я, лиса Алиса, и достопочтенный кот Базилио свидетельствуем, что он хороший человек, любит животных и…

Третий свидетель

Дуремар выбежал на улицу и увидел стоящего на крыше дома аиста. Тот, видимо, выбирал место для гнезда.

– Послушайте, уважаемый, – вежливо обратился к нему Дуремар, – помогите мне в одном очень срочном деле: надо подтвердить, что синьор Карабас Барабас – хороший человек.

– Извините, – ответил учтивый аист, – я с радостью помог бы вам, но, к сожалению, я ещё не знаком с этим господином.

Недалеко щипала траву коза.

– Привет, – обратился к ней Дуремар, – я тебе хорошо заплачу, пойдём со мной в суд, и ты проблеешь несколько хороших слов про Карабаса Барабаса.

Коза подняла голову, странно посмотрела на говорившего и неожиданно боднула его.

– Ой, больно! – скорчился от удара Дуремар.

– А мне, думаешь, не больно было, когда Карабас ни за что ни про что ударил меня плёткой? – спросила коза.

Прихрамывая, Дуремар поспешил от неё отойти.

Посреди площади в большой луже лежала свинья.

– Эй ты! Пойдём в суд. Там хрюкнешь пару добрых слов о Карабасе и получишь пару золотых монет, – пообещал Дуремар.

– Не хочу влезать в грязную историю, – лениво ответила свинья.

– Но ты и так лежишь в грязи! – удивился продавец пиявок.

– Это чистая грязь – вода да глина, от неё легко отмыться. А соврёшь – никогда не отмоешься.

Что было делать? А время шло.

Тут Дуремар увидел стайку воробьёв. Сачок у него всегда был с собой. Минута – и один из воробьёв был пойман и зажат в кулаке.

– Ты что делаешь? – возмутился воробей. – Большой, да? Сильный, да? Свободу мою ограничил? Зачем?

– Пойдём в суд, там ты кое-что прочирикаешь, – объяснил Дуремар.

– А что я буду с этого иметь?

– Куплю тебе булку.

– Две булки, – потребовал воробей.

– Ладно, – согласился Дуремар, – скажешь, что господин Карабас любит птиц…

– Есть в жареном виде! – сердито докончил начатую фразу воробей.

– Да нет же, всё наоборот, – с досадой перебил его Дуремар, – скажешь, что он хороший!

– Три булки, – повысил цену воробей, – что делать – семью кормить надо, – и он пожал крылышками.

– Ладно, – согласился Дуремар.

Перед ними была дверь суда. Воробей дёрнулся в кулаке и спросил:

– Ты меня и в суде будешь так держать? И кто мне тогда поверит? Дай мне свободу!

– А ты не улизнёшь? – засомневался Дуремар.

– Ты мне не веришь?! – рассердился воробей. – Даю честное слово, что не улечу!

Продавец пиявок разжал кулак, и птица с криком «Воробьи не продаются!» – улетела.

– Ну и обманщик! – возмутился Дуремар, – надо же быть таким вруном!

Идти в суд не хотелось. Карабас и лиса опять станут его ругать. Он повернулся и побрёл домой.

…Ни у того, ни другого претендента на владение театром третьего свидетеля не было. Но тут произошло неожиданное событие. В открытое окно влетел попугай и сел на скамейку рядом с Буратино.

– Перико?! – удивился мальчик. – Как я рад тебя видеть! Как ты…

Но его перебил судья:

– Вопросы будете задавать потом. Насколько я понимаю, это ваш третий опоздавший свидетель?

– Да! Да! Да! – закричали все куклы, а Артемон залаял.

– Перико, скажи, как ты относишься к моему папе Карло? – торжественно спросил Буратино.

– Восхитительно! – ответил попугай и добавил: – Поскольку он воспитал такого хорошего сына, как ты.

И в подтверждение своих слов перелетел на плечо старику и стал тереться клювом о его небритую щёку, приговаривая:

– Папочка, папочка…

– Ура! – закричали зрители, а судья сразу подписал бумагу и поставил печать.

Теперь завещание вступило в силу, и театр «Молния» стал законно принадлежать шарманщику Карло. Зрители с поздравлениями окружили счастливого старика, а Буратино не терпелось расспросить Перико, как ему удалось удрать от злодея Фырдыбаса.

– Всё очень просто, – объяснил попугай. – Ты подпилил клетку, Фырдыбас этого не заметил, взял меня в плавание, чтобы утопить на самом глубоком месте. Когда корабль взорвался, клетка лопнула, а я нисколько не пострадал и улетел. Чайки сказали мне, что ты здесь. Вот и всё.

– А что стало с сундучком?

– Он лежит на дне моря.

– Ну и ладно, – сказал Буратино.

В это время синьор Карабас Барабас, лиса Алиса и кот Базилио встали со своих мест в первом ряду и медленно направились к выходу.

Им никто не мешал. Все их сторонились.

Папа Карло заболел

Из зала суда папа Карло и его спутники вышли в самом хорошем настроении. Все волнения были позади.

– Наша взяла! – громко оповещал всю улицу Буратино.

Теперь их компания увеличилась – на плече у папы Карло сидел попугай Перико, а Мальвина держала за лапку обезьянку Мону.

И со всех сторон их окружали плотным дружеским кольцом куклы – артисты театра «Молния». Они совсем замучили бы своими расспросами растроганного папу Карло, если бы Мальвина не спасла его и не объяснила, что папа Карло нуждается в отдыхе.

– Вот мы наконец и дома, – сказал папа Карло.

В каморке всё было по-старому. Не хватало только полотна с нарисованным очагом. Оно погибло в море с лодкой.

Папа Карло присел на кровать:

– Знаете, ребята, устал я что-то, немного полежу, отдохну.

– Мы не будем шуметь, – заботливо сказала Мальвина.

К вечеру старику стало хуже. Сказались и ночная буря, и путешествие по джунглям, и волнения в суде. Не всякий молодой выдержит такую нагрузку. Ночью ему стало совсем плохо. Куклы зажгли свечу и собрались у его постели. Глаза у папы Карло были закрыты, он тяжело дышал, а его добрые руки бессильно лежали вдоль тела. Что было делать?

– Надо позвать его друга, столяра, – посоветовала обезьянка Мона.

Пьеро сел и написал крупными печатными буквами: «Синьор Джузеппе! Папе Карло совсем плохо. Очень просим вас сейчас прийти». И подписался: «Мы».

Бумагу он сложил и сунул в пасть псу.

– Артемон, – сказала Мальвина, – беги к столяру Джузеппе и передай письмо.

Умная собака кивнула и умчалась выполнять поручение.

Скоро появился Джузеппе. Он уже знал о победе в суде.

– Что же это ты, старина, подкачал? – и столяр сел на стул рядом с кроватью. – Тебе бы праздновать надо, а не болеть. А нет ли у папы Карло где-нибудь лекарств? – спросил он Мальвину.

– Нет, – сказала она. – Папа Карло говорит, что они очень дорогие.

Джузеппе наклонился над больным, и вдруг тот быстро зашептал:

– Я ни за что не отдам тебе кукол, убирайся отсюда, Карабас.

– Бредит, – определил столяр. Потом задумался и сказал:

– Есть один человек, который может помочь папе Карло. Но захочет ли он это сделать – вот в чём вопрос?

– Кто же это? – спросила Мальвина.

– Продавец лечебных пиявок – Дуремар.

– Да-а-а, – протянул Буратино.

– Какой ужас! – широко раскрыла глаза Мальвина.

– Он бы поставил лечебные пиявки, и папа Карло непременно бы выздоровел, – тихо объяснил столяр.

– Непременно? – оживился Буратино. – Ладно – я иду к нему!

– Но он, наверняка, не согласится нам помочь, – прошептал Пьеро.

– Но Дуремар тебя поймает и отдаст Карабасу Барабасу, – испуганно сказала Мальвина.

– Девчонка, брось ныть. Всё равно я иду! – решительно повторил Буратино и вышел в темноту.

Страшная ночь

Ночь была лунная и ветреная, поэтому было особенно страшно. От деревьев на земле, на стенах домов, на заборах лежали, сидели и стояли нелепые чёрные тени. Они шевелились, протягивали к мальчику свои бесформенные лапы, подмигивали и качались.

Буратино шёл быстро и старался не обращать на них внимания.

Вдруг на тёмном перекрёстке он споткнулся о что-то большое и злое. Они вцепилось ему в ноги зубами и когтями. Буратино заметался, пытаясь вырваться, дёрнулся вправо, влево… но чудище его не отпускало. Он напрягся, прыгнул вперёд и очутился на земле. Затем поднялся, отряхнулся и быстро, не оглядываясь, зашагал дальше.

Но чем ближе он подходил к домику Дуремара, тем медленнее становились его шаги. Ноги отказывались туда идти. А тут ещё перед носом метнулось что-то чёрное и запищало:

– Не ходи, Буратино, пропадёшь!

Захохотало и умчалось, то взлетая вверх, то падая вниз.

– Фу ты, чёрт! – ругнулся Буратино, остановился и потрогал кончик носа, который от страха стал совсем холодным. – Да это летучая мышь! – наконец сообразил он. – Летают тут всякие.

Мальчик пошёл увереннее, сам себя уговаривая:

– Я смелый, я очень смелый! Что мне чудища, что мне лиса и кот, что мне Карабас Барабас, что мне Дуремар – тьфу!

 
Ничего не страшно мне
На дороге при луне.
Никого я не боюсь,
Захочу и подерусь!
 

Так, беседуя сам с собой, Буратино очутился у дома Дуремара. Он постоял на крыльце, посмотрел на звёзды. Им-то хорошо – они далеко!

От двери попахивало тиной и ещё какой-то дрянью. Руки пачкать не хотелось, и он постучал в дверь ногой.

– Кто там? – раздался заспанный противный голос.

– Это я, Буратино, – откликнулся мальчик.

– Буратино?! – крайне удивился Дуремар, открывая дверь.

Он впустил гостя, запер замок, а ключ спрятал в карман. Воздух в комнате был кислый, хоть нос зажимай. Везде стоя-ли банки, склянки, висели пучки сушёных трав, водорослей.

– Зачем пожаловал? – спросил хозяин.

– Папа Карло очень болен, его нужно вылечить. Мы вам ой-ой-ой как много заплатим, – деловито сказал мальчик.

– А что, если я тебя сейчас свяжу и отдам Карабасу Барабасу на растопку? – захихикал Дуремар.

У Буратино похолодел кончик носа и появилась дрожь в коленках. Первая мысль была: «Бежать! Но вокруг сети, крючки… запутаешься… И дверь заперта на замок». Вторая: «Эх, погибать, так лучше весело, – скажу ему пару хорошеньких ругательств!» Но тут он вспомнил папу Карло – больного, беспомощного… и сдержался.

Вдруг он увидел, что по полу к нему шлёпает лягушка. Прыгала она как-то странно, боком, потому что к лапке у неё была привязана леска, которая тянулась из угла.

«Как собачка на цепи», – хмыкнул про себя Буратино.

– Уважаемый синьор, – обратилась она к хозяину, – я слышала, как на болоте лягушки квакали, что папа Карло выиграл у Карабаса Барабаса в суде и получил в собственность кукольный театр.

– Ну и что? – не понял Дуремар.

– А то, что вам надо обязательно к нему пойти и вылечить его. Ведь с важными господами надо дружить. Это я вам говорю.

Лягушка, видимо, намекала на своё высокое положение королевы красоты.

– Ладно, – буркнул Дуремар и стал собираться. Он оделся, отвязал лягушку и посадил её в карман пальто. Затем пошарил по углам, отыскал банку свежих пиявок, отпер дверь и вместе с Буратино вышел на улицу.

Дуремар зашагал так быстро, что Буратино едва за ним поспевал. Опять его со всех сторон обступили зловещие тени. Теперь они казались ему ещё страшнее. Ноги у мальчика стали заплетаться, и он отстал от Дуремара. Хуже всего было то, что Буратино знал: впереди на перекрёстке его подстерегает самое страшное чудище, которое загораживает всю дорогу и норовит укусить, а обойти его никак невозможно.

Вдруг мальчик увидел, что у забора лежит обструганная кем-то палочка с ручкой. Как будто его дожидается. Он вообще любил всякие деревяшки. А тут!

Она напоминала ему палочку-лошадку, про которую рассказывал папа Карло. В далёком детстве она была его любимой игрушкой. И сейчас, как будто по волшебству, папа Карло послал её на помощь Буратино! Мальчик вскочил на палку верхом.

– Ну, поехали, – скомандовал всадник решительно, и – о чудо! – ноги сами резво побежали. – А ну, лошадка, прибавь ходу, – крикнул мальчик и перешёл на быстрый галоп.

Все страхи разом пропали. На всякие тени ему уже некогда было смотреть, а чудище, поджидавшее его на перекрёстке, оказалось поваленным сухим деревом, и он перепрыгнул его с ходу. Буратино быстро догнал Дуремара и так на палочке доскакал до самого дома. Около двери он нашёл укромное место и поставил свою лошадку в стойло.

– Отдыхай, – сказал он ей и вслед за Дуремаром вошёл в дом.

По совету лягушки

Дуремар был мастером своего дела. Через полчаса пиявочная процедура была окончена, и папа Карло открыл глаза. Увидев наклонившегося над ним Дуремара, он решил, что кошмар продолжается, и быстро закрыл глаза.

– Спасибо за лечение, – поблагодарил лекаря столяр Джузеппе. – Мы вам заплатим сразу, как только начнутся представления в театре. Уж извините, сейчас денег нет вовсе.

Дуремар задумался, а затем попросил:

– Разрешите, я выйду на свежий воздух?

– Конечно, конечно, – сказал Джузеппе и открыл дверь.

«Пошёл советоваться со своим карманом, ведь там у него лягушка сидит», – весело подумал Буратино.

Через несколько минут лекарь вернулся с улицы.

– Денег мне не надо, – начал он, улыбаясь, и морщины на его лице из кислых превратились в сладкие. – Но у меня есть просьба. На ваши спектакли собирается много зрителей, и я хотел бы привлечь их внимание к своему пиявочному искусству. Вот бы мне выступить у вас на сцене и рассказать…

– Какой вы хороший лекарь, чтобы побольше больных приходило к вам лечиться, – закончил Джузеппе.

– Точно, – подтвердил Дуремар. – И мне хотелось бы говорить со сцены стихами…

Сообразительный Пьеро тут же сочинил стишок:

 
Если что-то заболит,
Или в голове шумит,
Или снится вам кошмар,
То поможет Дуремар.
 

– Замечательно! – воскликнул довольный лекарь. – Хорошо бы ещё что-нибудь про пиявочки.

Пьеро добавил:

 
Приходите, дамочки,
Вас спасут пиявочки.
 

– Вы – гениальный поэт! – растрогался Дуремар и, кланяясь так, будто спина у него была сломана посередине, попятился к двери и тихо её прикрыл с обратной стороны.

Весёлый праздник

В воскресный полдень на Приморской площади громко играла музыка. Над театром наших друзей развевались разноцветные флаги: белый с красными полосками, голубой, чисто белый и ещё с разноцветными ромбиками. Перед входом на высокой тумбе стоял Арлекин и нараспев выкрикивал:

 
Объявленье, объявленье:
Всех зову на представленье!
Обещаю, дети, вам
Небывалый та-ра-рам!
 

Мальчики и девочки останавливались и с интересом спрашивали:

– А сколько будет стоить входной билет на этот самый «та-ра-рам»?

– Для друзей – вход бесплатный, – приветливо отвечал Арлекин.

Тут на площадь перед театром выбежали: Буратино, Мальвина, Пьеро – и вместе с Арлекином стали плясать и приглашать гостей:

 
Заходите, дети, к нам
На весёлый та-ра-рам!
 

Зрители валом валили в театр. Синьор Карабас со своей компанией стояли поодаль. От зависти он весь кипел и фыркал, как разогретый котёл, размахивая плёткой, и ругался:

– Тысяча чертей! Десять тысяч чертей!!! Сто тысяч чертей!!!

Но никто его не боялся. Испугалась только лиса Алиса. Она представила, что, когда счёт чертей дойдёт до миллиона, синьор Карабас вдруг лопнет от злости. Вот будет смеху-то! С помощью кота она с трудом увела упирающегося Карабаса домой. А Дуремар остался.

Скоро полотняный балаган театра был набит до отказа. На праздничный концерт пришли не только дети, их мамы и папы, бабушки и дедушки, но и их кошки и собачки всех возрастов, размеров и пород. Три раза ударили в колокол – и занавес поднялся. На сцене стоял Пьеро. Костюм на нём был белоснежно-чистый, а воротник-жабо – тщательно выглажен. Лицо его было обсыпано толстым слоем белой пудры. Ведь во время путешествия на юг он загорел, а ему полагается быть бледным. Он был ведущий концерта – конферансье. Пьеро поднял одну руку вверх, другую положил на сердце и, обращаясь к залу, прочёл стихи:

 
Забудем все сомнения
И неудачи прочие.
Опять стою на сцене я
И радуюся очень!
 

Все зрители тоже стали радоваться и хлопать в ладоши, а Пьеро продолжал:

 
Кто всех добрей на свете?
Кто спас нас от невзгод?
Щенки, котята, дети,
Приветствуйте его!
 

На сцену поднялся смущённо улыбающийся папа Карло. Зрители закричали, залаяли, замяукали:

– Папе Карло ура! Мяу-мяу! Гав-гав!

Старик низко поклонился публике и произнёс такую речь:

– Дорогие друзья! Сегодня мы празднуем победу и снова открываем родной театр «Молния»! Не удалось нашим врагам завладеть им.

Тут выступил Пьеро и добавил:

 
…И никому нельзя его
Теперь отнять у нас.
Мы стали здесь хозяева.
Пусть злится Карабас!
 

А папа Карло продолжил:

– В этом заслуга не только моя, но и моих верных маленьких друзей: Буратино, Артемона, Мальвины, Пьеро, Моны, Перико и всех тех, кто помогал нам в опасном путешествии. Мы чуть не утонули в море, нас могли съесть дикие звери, мы поднимались на вулкан, нас мог убить кровожадный и беспощадный разбойник. Но мы победили, вернулись домой и очень рады встрече с вами, нашими дорогими зрителями.

Начался праздничный концерт. Пьеро объявил:

 
Выступают два благородных аиста.
Зрители, похлопайте им, пожалуйста.
 

Аисты недавно обосновались в городе, но общительный Буратино уже успел с ними подружиться и попросил выступить на концерте. Из-за длинного носа мальчишки они решили, что он их родственник, и охотно согласились.

Аисты исполнили старинный грациозный танец «Ухаживание».

В зал налетели стаи воробьёв. Выступление танцоров им очень понравилось, и они стали громко хлопать крыльями и чирикать.

– Чирик! Чирик! – что означало – Браво! Браво!

Пришлось попросить присутствующих в зале кошек помяукать.

Когда воробьи угомонились, Пьеро оглядел ряды зрителей и произнёс:

 
В этом зале девочек
Прекрасная половина.
Для них новые моды
Показывает Мальвина.
 

Девочки громко зааплодировали.

Мальвина появилась в длинном голубом платье. Оно предназначалось для выхода на сцену и в гости. Она была особенно прекрасна в нём со своими голубыми, тщательно расчёсанными кудрями.

Затем она вышла в костюме для опасных путешествий и приключений. Главным в костюме были панталончики на бретельках и с карманом, где надлежало держать самые важные в поездке вещи – расчёску и зеркальце.

Буратино сидел на почётном месте в первом ряду. Смотреть на Мальвинины бантики, кружева, ленточки ему было скучно, и он начал зевать, но вовремя вспомнил, что делать это в театре неприлично. Тогда он снял с себя колпачок и стал любоваться кисточкой на его кончике. Кисточка была подарком Мальвины. Она сама её связала и пришила.

– Хоть она и девчонка, а товарищ хороший, – решил он.

На сцену, легко пританцовывая, взволнованный успехом Мальвины, выпорхнул Пьеро:

 
Без всяких заявок,
Один только раз
Укротитель пиявок
Выступает у нас!
 

На праздничной, сверкающей огнями сцене появился длинный человек в старом зелёном пальто, с удочкой и сачком. На его поясе болтались щипцы, крючки и шпильки. Ведь Дуремар никогда не расставался со своим снаряжением.

Зрители захихикали.

«Фу ты, какой противный, хоть и улыбается, – подумал Буратино. Ну да ладно, ведь он папу Карло вылечил. А интересно, сидит ли сейчас у него в кармане лягушка?»

Дуремар поднял руку вверх, открыл рот и тут обнаружил, что забыл начало стихотворения. А конец вспомнил и торжественно прочёл его, перепутав всего только одно слово:

 
Приходите, дамочки,
Вас съедят пиявочки!
 

В зале засмеялись и захлопали в ладоши. Ободрённый успехом Дуремар решил завлечь к себе будущих пациентов. Лягушка из кармана подсказала ему:

– Друзья, пока лечу я вас пиявками, но скоро…

Дуремар кивнул головой и гордо произнёс:

– Друзья, покалечу я вас пиявками… – и опять заулыбался во весь рот.

В зале засмеялись ещё сильнее.

– Во даёт! – восхищённо закричал Буратино. – Ему бы клоуном быть. Здорово получается!

– Не так, не так! – в панике заквакала из кармана лягушка. – Говорите: «я вас лечу…»

Не дослушав её до конца, Дуремар радостно провозгласил:

– Не так, не так я вас лечу!

Лягушка изловчилась и, в ужасе выскочив из кармана, с громким кваканьем запрыгала по сцене к выходу.

Пиявочник этого не заметил. Увидев лягушку, зал взорвался от хохота.

– Вот это лекарь!

– От него даже лягушка сбежала!

– Боится, что залечит!

– Да он ещё и фокусник! – радовался кто-то. – Где это он её прятал?

Дуремар сиял. Такого успеха он не ожидал. Под громкие аплодисменты, непрестанно кланяясь и пятясь, он скрылся за кулисами.

А на сцене опять стоял Пьеро. Когда публика утихла, он коротко объявил:

– Выступает иностранка – Мона-обезьянка!

Папа Карло заиграл на шарманке, и на сцену выскочила Мона в ярком наряде. Сначала медленно, а затем всё быстрее она стала плясать задорный весёлый танец мартышек. Мона дрыгала руками и ногами, подскакивала, перевёртывалась и всё это делала под музыку.

Тут сцену карнавальной толпой заполнили остальные артисты театра: девочки в чёрных масках, колдуны в остроконечных шапках со звёздами, горбуны с носами, как огурцы… Прибежал и Арлекин. И все они стали дрыгать ногами и размахивать руками, точно обезьянки.

Буратино так и подбрасывало на скамейке в ритм общего танца, но это оказалось неудобно. Тогда он вскочил с места, взобрался на сцену и стал плясать со всеми вместе. Конечно же, он прыгал, дёргался и строил рожи лучше, чем другие куклы, так как в этом деле у него был большой опыт.

Ребята и зверята в зале тоже не выдержали – стали плясать, кувыркаться, лаять, мяукать…

Начался настоящий та-ра-рам! Как и было обещано.

Когда все устали плясать и умолкла музыка, на сцену вышел на задних лапках ма-аленький лохматый пёсик Тяпа. На груди его висела табличка с короткой надписью: «Конец». Это был последний номер концерта.

Гости опять захлопали в ладоши и разошлись в весёлом настроении.