Текст книги "Сплетня"

Глава 14

От всего этого моя голова идет кругом, и я уже собираюсь позвонить Тери, чтобы отменить сегодняшний визит, но в конце концов не позволяю себе так ее подвести; кроме того, не стоит пятнать свою репутацию в сообществе нянь еще до того, как я приступлю к работе. Надеюсь, смена обстановки поможет мне привести мысли в порядок и понять, как реагировать на предложение Майкла.

Монктоны живут, пожалуй, на самой красивой улице Флинстеда – Уотерфилд Гроув. Их дом – это большая вилла, которая, должно быть, стоит не меньше восьмисот тысяч фунтов.

Я всегда считала, что спальня Альфи выглядит неопрятно, но Руби Монктон его переплюнула. Игрушки и одежда валяются на полу, напоминая мусор, выброшенный волнами на берег. Я едва могу разглядеть под ними ковер. Однако сама комната оформлена восхитительно, словно фрагмент из сказки. Одна ее стена целиком расписана единорогами, скачущими в волшебном саду, а кровать изготовлена из белой стали причудливых очертаний с кружевным балдахином над ней. Именно о такой спальне я мечтала в детстве.

Комната Хэмиша, одноклассника Альфи, расположена рядом. Она чуть поменьше, но не менее захламленная, с интерьером в пиратском стиле. У него даже кровать в форме шлюпки. Чудесная деревянная лодка ручной работы, которая, должно быть, стоит целое состояние. Я вспоминаю похожую на ящик комнатку Альфи – с выцветшими бежевыми стенами, старым синим ковром и дешевыми занавесками из хозяйственного магазина. Я постаралась украсить ее, как смогла, повесив на стену несколько постеров «Звездных войн» и застелив кровать пуховым одеялом с принтом «Звездные войны», покрасила сосновый комод в белый цвет и позволила облепить его наклейками. Но это… это все не то.

Мне вспоминаются слова Майкла: «Такая книга могла бы стать событием. Это принесло бы нам много денег, Джой». Он всегда хотел написать книгу. И он прав: если ему удастся провернуть это дело и заручиться сотрудничеством Салли Макгоуэн, газеты будут кричать об этом, что обещает новую жизнь для всех нас. Мы могли бы продать его квартиру и мой коттедж, чтобы купить общее жилье. Дом для нас троих. Пусть не такой великолепный, как этот – я сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем позволить себе подобное жилье, – но в любом случае, чем больше я думаю о нашей совместной жизни, тем привлекательнее она кажется. И я не могу притворяться, что не фантазировала о ней и раньше.

Но… действительно ли это правильно? Что, если причина, по которой нам так хорошо друг с другом, – это раздельный бюджет? И откуда я могу знать наверняка, чего Майкл хочет на самом деле? Что, если он почуял запах сенсации и ему просто будет удобнее жить с нами? И что произойдет, если его источники ошибаются и Салли Макгоуэн во Флинстеде нет? И даже если она здесь и у него все получится с книгой – сколько пройдет времени, прежде чем ему наскучит спокойная жизнь и он снова вернется в Лондон? Флинстед – последнее место, где он хотел бы жить. Майкл издевается над нашим городком при каждом удобном случае. Он столичный парень до мозга костей. Так было всегда. И так всегда будет.

И все же, если бы речь шла только о расследовании истории Салли Макгоуэн, я думаю, ему не потребовалось бы переезжать сюда ради этого. Мы находимся всего лишь в часе езды от Лондона, и Майкл знает, что всегда может остаться здесь ночевать, когда захочет. Наверно, мысль о нашем совместном проживании прозвучала как второстепенная, поскольку она была высказана под конец разговора, но я знаю Майкла. Именно так он всегда подбирается к важным темам, которые намерен обсудить. Как будто пытается сначала подготовиться к ним, постепенно приблизиться. Возможно, это давным-давно крутится у него на уме. С тех пор, как я уехала из Лондона. А может, и раньше.

Я всегда любила его. С того самого первого дня в универе, когда какой-то идиот поджег дымовую шашку в общей комнате и у меня случился приступ паники. Я до сих пор искренне уверена, что умерла бы тогда от сердечного приступа, если бы не Майкл. Он оставался рядом со мной все это время, спокойным и ровным голосом убеждая, что я в безопасности. Он понимал, что я чувствую.

В тот вечер я рассказала ему все. О пожаре, который пережила в детстве, будучи на пару лет младше, чем сейчас Альфи. О дыме, забивающем ноздри. Об ужасе, сковывающем меня, пока к нам на помощь не подоспела пожарная команда. Некоторые мужчины могли бы воспользоваться моей беззащитностью, но не Майкл. У нас была вечеринка, и я пила всю ночь напролет. Гораздо больше, чем когда-либо до этого. Шел мой первый семестр, и я старалась не отставать от других. Неужели я была такой дурой? Майкл просидел со мной целую вечность и даже не попытался приставать. Ни разу. Он просто гладил меня по спине и разговаривал со мной, пока я не заснула.

Когда я проснулась, его уже не было, но рядом с кроватью стояло ведерко, на прикроватном столике – стакан воды, а возле него пачка парацетамола и записка: «Джоанне Храброй и Прекрасной». И этим все было сказано.

– Вы не собираетесь убрать свои игрушки перед сном? – спрашиваю я Руби и Хэмиша, прежде чем нам втроем устроиться на кровати Руби, чтобы читать сказки.

Они быстро обмениваются таинственными взглядами.

– Нет, – заявляет Руби. – Им нравится лежать на полу.

– Завтра придет Лиза, – добавляет Хэмиш. – Она обычно убирает наши игрушки.

– Кто такая Лиза? – интересуюсь я.

– Наша уборщица.

– О. Вот как.

Позже, когда, выслушав историю «Джеймс и гигантский персик», Руби уже заснула, а Хэмиш перебрался в свою кровать-лодку, я на цыпочках спускаюсь в сверкающую белизной кухню Тери и ставлю чайник. Затем открываю до неприличия огромный холодильник в американском стиле и тянусь за молоком. Прежде чем улечься в постель, Хэмиш показал мне плащ и жилет Дракулы, которые наденет на вечеринку у Лиама в день Хеллоуина. Костюм выглядел похожим на те, что продаются в специальных магазинах маскарадной одежды и стоят кучу денег.

– Это мама сделала его для меня, – похвастался он. – Джейк будет в костюме оборотня. А в чем придет Альфи?

– Хороший вопрос, Хэмиш. Хороший вопрос, – улыбнулась я. – Тебе придется подождать, и сам все увидишь.

Вчера вечером я разглядывала костюмы для Хеллоуина в различных интернет-магазинах. Некоторые на фотографиях выглядели довольно неплохо, но я знаю, что они окажутся непрочными и дешевыми на вид, как только прибудут и я вскрою пакет. Для Тери и Кэти это не проблема. У них обеих большие дома и куча денег, а их мужья работают в Сити. Кроме того, сами они нигде не трудятся, а значит, у них есть время на все то, что положено делать хорошим мамам. Например, печь торты, организовывать вечеринки по случаю дня рождения и создавать фантастические наряды по первому требованию. Или красиво оформлять детские спальни.

Не то чтобы я завидовала их жизни. Вовсе нет. Мне бы очень не понравилось, если бы Альфи отказался убирать в своей спальне, сославшись на то, что это работа уборщицы. И дело не в том, чтобы пытаться с ними соперничать. Я бы это не сумела даже при всем желании: я всегда была криворукой, когда дело доходило до шитья одежды. Однако если остальные мальчики собираются появиться в прекрасных костюмах, то Альфи будет выглядеть нелепо.

Я отношу чай в столовую с потолочными окнами, устроенную как продолжение кухни, и сажусь за стол. Альфи уже приходилось сталкиваться с трудностями, связанными с тем, что он новичок, и кроме того – за исключением Кетифы – он единственный ученик с темным цветом кожи в своем классе. И не хватало, чтобы что-то еще заставляло его чувствовать себя чужаком.

Я делаю глоток чая, глядя в ночное небо. Должно быть, это так романтично – сидеть здесь каждый вечер под звездами. Я погружаюсь в грезы: Майкл сидит напротив меня, и мы вдвоем пьем шампанское, провозглашая тост за успех его книги. Это наш новый дом, и Альфи мирно спит наверху в своей чудесной сказочной спальне.

Достав из кармана телефон, я проверяю входящие сообщения. Майкл прислал мне два после нашего разговора, и ни на одно я пока не ответила. Мне нужно было время, чтобы поразмыслить.

Я печатаю ответ: «Ладно! Ты в деле. Давай замутим это! Целую».

Затем нажимаю «Отправить» прежде, чем до меня доходит. Твою мать! «Давай замутим это!» Какого черта я так написала? Это выглядит глупо. Так несерьезно!

Майкл отвечает сразу: «Я люблю тебя, Джоуи. Есть о чем поговорить. Приеду завтра. Целую».

«Я люблю тебя, Джоуи». Он действительно сказал это, после стольких лет! Ну, вернее, написал. Я встаю и шагаю по комнате туда-сюда, перечитывая его послание снова и снова. А потом открываю его еще раз, растворяясь в своих мечтах, как во сне. Все мучительные переживания из-за этого ужасного случая с Соней Мартинс понемногу уходят. Не я начала эту сплетню, и к тому же многие люди болтали об этом кроме меня. Но скоро пересуды утихнут.

Фотографии будут признаны тем, чем они и являются: злонамеренным розыгрышем. Это же Флинстед, в конце-то концов. Милый спокойный город. Настоящее сообщество. И люди любят «Камни и руны». Этот магазинчик всегда был популярен, как у местных, так и у туристов. Никто не захочет видеть, как очередной эксклюзивный магазин закрывается.

Однако если все пойдет наперекосяк и поиски Майклом Салли Макгоуэн закончатся провалом – что ж, так тому и быть. Ему придется найти другую тему для книги. Другую историю. Интересные истории есть повсюду, их просто нужно вытащить на свет. Разве не это Майкл сам однажды сказал мне?

Я усаживаюсь на роскошный диван Монктонов нежного кремового оттенка. Тери оставила мне пару дисков с фильмами, но я сомневаюсь, что смогу сосредоточиться на них сегодняшним вечером. По телевизору тоже нет ничего, что могло бы занять мое внимание, и я снова достаю телефон и открываю «Твиттер» – узнать, что происходит в трендах. Может, взглянуть на последнюю чушь, которую выдал Трамп, или почитать, что думают люди о новой драме, которую я вчера смотрела? Что угодно, лишь бы скоротать время до возвращения Тери и Марка.

У меня шесть уведомлений. Большинство из них просто сообщают о лайках или ретвитах, но есть и парочка новых подписчиков, и я проверяю их профили, чтобы понять, стоит ли подписаться в ответ. Один из них – явный спам-бот, которого я немедленно блокирую. А другой…

Меня пробирает дрожь. Другая – некто по имени Салли Мак @сплетнедробилка7.

Я пытаюсь сглотнуть, но чувствую, как во рту пересохло. Нажав на мультяшный аватар с изображением женщины, прижимающей палец к губам – классический жест, призывающий к молчанию, – я заставляю себя прочитать ее единственный твит:

«Слухи могут убить».

Глава 15

Я потрясенно смотрю на экран. Только что появился еще один ее твит: «Ложь может обойти полмира, пока правда надевает свои ботинки. Марк Твен».

Так. Ладно. Это никак не может быть настоящая Салли Макгоуэн. Если бы она узнала о слухах и забеспокоилась о том, что ее неплохое прикрытие того гляди лопнет, то едва ли она стала бы привлекать к себе еще больше внимания, создав аккаунт в «Твиттере» с именем «Салли Мак». Это было бы безумием.

Возможно, это Соня Мартинс. По моей коже бегут мурашки, когда я вспоминаю, как она смотрела на меня сегодня утром. Будто обвиняла в том, что случилось. Но она не знает моего имени. Хотя… О боже. Может, и знает. Барбара произнесла его вслух, не так ли? «Джоанна, ты не об этом говорила в Книжном клубе?» Любой мог услышать ее и передать Соне Мартинс. С ее стороны не потребовалось бы много детективной работы, чтобы выяснить мою фамилию и отыскать меня в «Твиттере». С другой стороны, она вряд ли стала бы писать от имени человека, за которого ее ложно принимают. Разве что просто пытается меня напугать?

Ее лицо маячит у меня перед глазами. Если бы кто-то цифровым способом состарил Салли Макгоуэн на том печально известном снимке из ее детства, то я бы не удивилась, если бы в результате получилось лицо Сони Мартинс. Возможно, она действительно Макгоуэн – и уже уведомила своих кураторов, а те, ожидая развития событий, снова готовят ее к перемещению.

Этот вариант вполне вероятен. Либо по какому-то удивительному стечению обстоятельств у меня просто появилась новая подписчица в «Твиттере» по имени Салли Мак, которая от безделья публикует цитаты о лжи и слухах. Я пытаюсь убедить себя, что это вполне возможно. У многих людей одинаковое или похожее имя. Вам достаточно погуглить свое, чтобы это понять. Возможно, это просто один из тех унылых аккаунтов, которые постят древние цитаты и подписываются на случайных людей. И значит, во всем этом нет ничего личного.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Конечно, есть и другая вероятность. Это может быть одна из мамочек, которых я знаю, разыгрывающая какую-то шутку. Собственно, чем больше я размышляю об этом, тем более вероятным это кажется.

Встревоженная, но уже не такая напуганная, чем пару минут назад, я встаю и возвращаю телефон в задний карман. Мне нужно двигаться. Я не могу просто сидеть здесь и волноваться.

Наверху Руби свернулась на боку маленьким калачиком, прижимая к себе куклу. Хэмиш лежит на спине, раскинув руки, как морская звезда, его щеки похожи на розовые яблоки. На цыпочках я продвигаюсь дальше по коридору и останавливаюсь перед комнатой Тери и Марка. Дверь приоткрыта, и я замечаю, что они оставили свои прикроватные лампы включенными. Я не могу удержаться оттого, чтобы не заглянуть туда. Тери, должно быть, сама хотела этого, иначе не оставила бы светильники горящими, а дверь открытой. Как будто все это нарочно подготовлено для просмотра. Спальня просторная. Светло-серые стены и темный деревянный пол. Белые деревянные жалюзи на окнах, которые, кажется, в наши дни имеются в каждом доме. В целом – уютное, спокойное помещение в теплых тонах с собственной ванной комнатой. Мельком я замечаю хромированные трубы полотенцесушителя. Все это совсем не похоже на мою собственную маленькую спальню со скрипучими половицами и разномастной мебелью.

Я снова спускаюсь вниз и включаю телевизор. Еще полчаса до того, как вернутся Тери и Марк, и я смогу отправиться домой. Мама, наверно, уже дремлет на моем диване. Сейчас намного позднее, чем она привыкла ложиться спать.

Мой телефон вибрирует. Я собираюсь с духом, чтобы взглянуть на очередной твит Салли Мак, но затем вспоминаю, что так и не подписалась на нее, поэтому не смогу получать уведомлений, когда она снова что-то напишет. Мне придется кликать на ее аккаунт и проверять самой. Это, должно быть, что-то другое. Так и есть. Это сообщение от Майкла.

«Увидимся завтра. Я доберусь до вас приблизительно к часу. Целую».

Я вздрагиваю, когда слышу, как в двери поворачивается ключ, хотя ждала этого последние несколько минут. Тери обещала, что они вернутся к 23.30, и вот они здесь, как раз вовремя. Тери слегка покачивается, расспрашивая меня о детях.

– Они были умнички, – отвечаю я ей. – Очень хорошо себя вели.

– Надеюсь, ты нашла там шоколад и налила себе немного вина. – Она тщательно выговаривает слова.

– Нет, – говорю я. – Только чашку чая.

Марк предлагает отвезти меня домой, и, секунду-другую я колеблюсь. Но я не могу не заметить, что глаза у него слегка остекленевшие. Насколько я понимаю, он тоже нетрезв и, кажется, предпочел бы обойтись без этого.

– Все в порядке, спасибо. Я живу буквально за углом, и это не займет у меня и пяти минут.

Как только за мной закрывается входная дверь и я дохожу до конца подъездной дорожки, я уже жалею, что не сказала «да». Есть что-то зловещее в ночной темноте улицы Уотерфилд Гроув. Тишина настолько плотная, что почти вызывает клаустрофобию, и я могу думать лишь о том, что кто-то по имени Салли Мак следит за мной в «Твиттере».

Я оглядываюсь через плечо, всматриваясь в улицу в поисках признаков жизни, но она пуста. Слежка в «Твиттере» – совсем не то же самое, что преследование на улице. Конечно, не то же самое. И во Флинстеде один из самых низких показателей уровня преступности по стране. Мелкое хулиганство скучающих подростков или бессмысленный вандализм в отношении пляжных кабинок – самое ужасное, что здесь может случиться. Тем не менее я ускоряю шаг, а когда дохожу до пустынной набережной, чувствуя справа угрюмое присутствие моря, то радуюсь, что идти мне не слишком далеко. Проходя мимо заброшенного дома, я ловлю себя на том, что почти бегу. Я не сбавляю скорости, пока не сворачиваю на Уорвик-роуд и не вижу наконец свой коттедж прямо по курсу.

К тому времени, когда я вставляю ключ в замок, я уже все решила. Завтра я все расскажу Майклу начистоту. Признаюсь, что слухи уже распространились, и отчасти в этом виновата я. Покажу ему твиты Салли Мак, и пусть он попробует переосмыслить эту идею с книгой. Я имею в виду: если он каким-то чудом выследит ее и если она согласится на интервью – а это два больших «если», – это обязательно создаст проблемы. Ответная реакция семьи жертвы. Еще больше сенсационной чепухи в газетах. Исполненные ненависти комментарии в Интернете.

Мы стали гораздо менее снисходительны, чем раньше. А может, и нет. Может, ненависть была так же сильна в то время, когда Салли освободили, но, поскольку тогда не существовало Интернета, где каждый может высказать свое мнение, люди так не раздражались. Эта новость вызвала краткий переполох, а затем быстро забылась, сменившись чем-то другим. Майкл не будет в восторге, когда я поговорю с ним, но, я надеюсь, он как-нибудь это переживет. А если он обвинит меня в том, что я все испортила, и мы в конце концов поссоримся… ну, тогда, возможно, наша совместная жизнь – не такая уж хорошая идея. По крайней мере я буду знать, что для него важнее: его книга про Макгоуэн или мы с Альфи.

Глава 16

Когда я захожу в дом, мама мирно спит на диване, накрывшись моим пледом вместо одеяла. Телевизор что-то бормочет сам по себе, а на кофейном столике стоит полная чашка чая. Я дотрагиваюсь до нее, ожидая, что она окажется теплой, – но она холодна, как камень.

Я мягко похлопываю маму по руке:

– Мам! Я вернулась.

Она открывает глаза и моргает, глядя на меня. Затем садится и зевает.

– Привет, дорогая. Должно быть, я отключилась на пару секунд. – Она тянется за чаем, потом хмурится и снова ставит чашку на стол.

– Извини, – говорю я. – Мне не следовало тебя вытаскивать. Почему бы тебе не переночевать здесь? Я могла бы приготовить свободную кровать.

Мама качает головой:

– Не глупи. Ты прекрасно знаешь, что я предпочитаю свою собственную постель.

Я и правда это знаю. Она достаточно часто говорила мне об этом. Когда я жила в Лондоне и она приезжала погостить, то всегда жаловалась на матрас: слишком бугристый. Или на подушки: слишком плоские. Она никогда не была легкой гостьей, и вот почему жить по соседству с ней для меня идеально. Мы можем приходить друг к другу с визитами, но не навязываться на долгое время.

Однако сегодня все по-другому. Я хочу попросить ее остаться. Сказать, что мне необходимо ее присутствие. Хотя бы на сегодня. Но я не могу. Потому что она обязательно спросит: «Зачем?» – и мне придется признаться. А она невыносимо тупа в отношении «Твиттера», впрочем, как и некоторые другие люди. Я пыталась объяснять ей, так же, как и Дэйву, но она просто не видит в этом смысла: «Зачем тебе разговаривать с кучей незнакомцев о всякой ерунде?» Если же я расскажу ей о сплетне, она станет язвить еще больше. А закончится все моими объяснениями о Майкле, его новой книге и его желании переехать ко мне. И хотя мне вскоре все равно придется посвятить ее в это, я не думаю, что готова к такому разговору сегодняшним вечером. Она просто сделает какое-нибудь колкое замечание – например, что же произойдет, когда книга будет закончена? С недвусмысленным подтекстом.

– Хочешь, я приготовлю тебе еще чашку чая на дорожку? – спрашиваю я ее.

– Нет, я лучше поскорее пойду домой, если ты не возражаешь.

Мама целует меня в щеку, и я обнимаю ее.

– Ты в порядке, дорогая? – интересуется она, когда мы размыкаем объятия, а ее руки все еще лежат на моих плечах. – Похоже, ты чем-то обеспокоена.

Она всегда умела угадать, что у меня на уме. Но что я могу рассказать такого, что не испугает ее? Я боюсь, что за мной в «Твиттере» следит какая-то женщина, которая убила пятилетнего мальчика, когда ей было десять. Меня беспокоит, что я участвую в ложном обвинении Сони Мартинс и несу по крайней мере частичную ответственность за разрушение ее репутации. Меня волнует внезапное заявление Майкла о том, что он хочет переехать к нам с Альфи и стать настоящей семьей. Тревожит, что он возлагает все свои надежды на то, чтобы выследить Салли Макгоуэн, а она, пронюхав о сплетне, исчезнет прежде, чем он успеет с ней встретиться. Что, если это случится, Майкл передумает жить здесь и мы вернемся к прежним отношениям. И наконец, я боюсь, что если он действительно передумает, то мы не сможем вернуться к прежним отношениям. И в результате расстанемся окончательно.

– Да ничего особенного, мама, – отвечаю я. – Я просто устала, вот и все.

Ранним утром, в три сорок семь, что-то внутри меня щелкает, и я бросаю все попытки заснуть. Я сажусь на кровати и включаю лампу. Мои тревоги мутировали и размножились, как тараканы, и, хотя я не желаю заглядывать в телефон, все равно машинально беру его, включаю экран и листаю, пока не нахожу значок «Твиттера». Маленькая белая птичка – ее чирикающий клюв открыт, крылья распахнуты в полете. Неугомонная.

Я просматриваю своих подписчиков. Она все еще там. Прямо в начале списка. Салли Мак @сплетнедробилка7. Мой большой палец нависает над ее именем, а затем кликает по нему прежде, чем я успеваю передумать. Судя по новым твитам, последний из которых опубликован всего пятьдесят семь секунд назад, ей тоже трудно заснуть. Я читаю их все, сверху донизу:

«Сплетни, рассказанные женщинами, не приводят ни к чему. Эсхил».

«Слухи растут по мере распространения. Вергилий».

«Что один придумал, остальные разносят. Джонатан Свифт».

«Ложь может пройти полмира, пока правда надевает ботинки. Марк Твен».

И вот он, самый первый:

«Слухи могут убить».

Все это – литературные цитаты, за исключением поговорки «Слухи могут убить», которую нельзя приписать конкретному автору, хотя, конечно, кто-то когда-то произнес или написал ее первым. Должна ли я что-то в этом увидеть? Какой-то намек? В том, что самый первый твит, который она написала, не является литературной цитатой, что он короче и явно более угрожающий, чем остальные?

Потому что так оно и есть. Очевидно, что так оно и есть.

Я встаю с кровати, надеваю халат, натягиваю носки и спускаюсь вниз, стараясь не скрипеть ступеньками.

Три часа спустя я стою у кухонного окна и смотрю на восход солнца. Мои кости ломит от недосыпа, а головная боль, от которой у меня всю ночь мелькали вспышки перед глазами, теперь переместилась к вискам и макушке. Помимо двух таблеток ибупрофена, которые я только что проглотила с очередной чашкой чая, мне не помешала бы прогулка по пляжу, чтобы хоть как-то развеяться. Пусть шум прибоя успокоит мои измученные нервы, а терпкий запах морской воды прочистит мне ноздри и прояснит разум.

Это заманчивая мысль. Альфи никогда не просыпается раньше семи тридцати, и я могла бы вернуться еще до того, как он пошевелится. Мне очень не хватает моих одиноких утренних прогулок. До рождения Альфи я часто гуляла вдоль реки по направлению к Гринвичу, покупала по пути кофе и возвращалась домой. А когда я была подростком и жила здесь, то иногда вставала пораньше перед школой и отправлялась на пляж, бродя вдоль берега, если был отлив. В хороший день я могла увидеть проплывающие мимо баржи с Темзы или найти что-нибудь необычное, выброшенное приливом: приятный на ощупь гладкий камешек или красивую раковину для моей коллекции; необычной формы кусок коряги, чтобы повесить его на настенной планке для картин в спальне.

Но я никогда не оставляю Альфи одного в доме. Слишком много страшного может случиться. Он может проснуться рано и запаниковать, не найдя меня. Споткнуться обо что-то и удариться головой. Упасть с лестницы и приземлиться внизу, переломав кости.

Не исключено, что он вовсе не станет паниковать, – а просто встанет и отправится завтракать. Но даже тогда, набив рот слишком большим количеством хлопьев, он может поперхнуться и задохнуться.

А еще, конечно, есть огонь. Мой собственный кошмар. Если случится пожар, Альфи рискует совсем не проснуться. Он задохнется, надышавшись угарным газом, пока будет спать в своей кровати. Столько непоправимых вещей может произойти! В конце концов, он может просто открыть входную дверь и выйти на улицу. Перейти дорогу не глядя и попасть под машину. Или кто-нибудь увидит его, красивого маленького мальчика, все еще одетого в пижаму с героями «Звездных войн», и схватит за руку. Посадит в машину и увезет. Спонтанное похищение! А все потому, что его мать-эгоистка мечтала прогуляться по пляжу.

Нет. Я ни за что так не поступлю. После того как подброшу Альфи до школы, я просто проедусь до работы живописным маршрутом. Даже пять минут на пляже лучше, чем ничего.

Зайдя в гостиную, я раздвигаю шторы и устраиваюсь на диване с айпадом. Сопротивляясь искушению снова заглянуть в «Твиттер», я просматриваю еще несколько статей о Салли Макгоуэн, пока не натыкаюсь на статью в «Гардиан».

«ЗАЩИТА СВИДЕТЕЛЙ: ДЕЙСТВУЕТ ПОЖИЗНЕННО

Автор: Мартин Найт

Среда, 12 марта 2014 года, 01.35 по Гринвичу

«Гардиан»

Служба защиты личности Соединенного Королевства (СЗЛСК) защищает представителей общества, которые могут быть подвергнуты серьезному риску, таких как свидетели организованной преступности (часто сами преступники), недавно освобожденные известные убийцы (особенно детоубийцы и их пособники и подстрекатели), а также люди, которым угрожает убийство в защиту чести.

Мартин Найт, чей документальный фильм «В заточении идентичности» выйдет в эфир в пятницу, 14 марта, на канале «Би-би-си-2», исследует психологические последствия адаптации к новой личности.

Внутренние механизмы службы защиты свидетелей всегда были окутаны тайной, и это правильно. То немногое, что, как мы думаем, нам известно, в значительной степени является результатом различных мифов и стереотипов, которые изобилуют в массовой культуре. Один из таких мифов заключается в том, что люди, находящиеся под защитой, живут за счет государства, наслаждаясь материальными благами, которых, по мнению многих, они не заслуживают. Бульварная пресса мало что делает для предотвращения пропаганды подобных взглядов. В действительности защищаемые лица поощряются к тому, чтобы стать финансово независимыми по мере их возможностей. Находиться под программой защиты – далеко не так радужно, как изображают в голливудских фильмах. Это положение сравнивают с пожизненным заключением, и оно часто причиняет устойчивый психологический ущерб. Представьте, что вы должны немедленно оставить свою прежнюю жизнь позади: свою семью и друзей, свое имущество, свой дом – все, что определяет вас. Представьте, что вас перевозят в какое-то новое и незнакомое место и вам приходится узнавать о жизни другого человека, которым вы теперь должны стать, – его личной истории, его семье, местах, где он жил. Только несколько человек из службы защиты знают, кто вы и где находитесь. Вам трудно заводить друзей, потому что вы никогда не сможете быть с ними самим собой, и чем ближе вы к кому-то становитесь, тем труднее продолжать лгать».

– Мам! Мама! Ты где?

Я потираю глаза и зеваю.

– Здесь, внизу, дорогой. Идем завтракать!

Я поднимаюсь с дивана. Этот документальный фильм вышел почти четыре года назад, но он может быть все еще доступен для просмотра. Я найду его позже. Возможно, мы с Майклом посмотрим его вместе. Если у меня получится бодрствовать достаточно долго.