Текст книги "Полная история. Хождение по звукам"

Разумеется, затею не понял никто. Группа попала в безвыходное положение: поклонники ее телевизионного шоу не оценили «Head», потому что это был натурально разворот на 180 градусов с точки зрения визуального и тематического контента, а снобская артхаусная публика брезгливо морщилась от одного словосочетания The Monkees – и потому тоже окатила фильм и сопровождавший его альбом презрением. Как это часто бывает, потребовалось время, чтобы мир смог взглянуть на запись без предубеждений – сейчас диковинный коллаж из песен группы и отрывков из фильма, составленный, кстати, как раз Джеком Николсоном, безусловно, принадлежит к культовым артефактам эпохи. Не все его фрагменты состарились одинаково хорошо – кое-что явно относится к типичным психоделическим эксцессам, – но некоторые, например, «Circle Sky» с хроматической гитарной партией или «The Porpoise Song», определенно заслуживают места в любом сборнике лучших произведений ансамбля.

Альбомом «Head» заканчивается активная фаза существования The Monkees, которые, как теперь уже ясно, может быть, и метили когда-то в новых битлов, но в итоге написали свою собственную, неповторимую историю. Дальше группа стала потихоньку терять участников: сначала отвалился Питер Торк, потом Майкл Несмит тоже решил, что лучше попробует себя в сольном творчестве. В дискографии ансамбля в конце 1960-х и в 1970-е было еще три альбома, но в целом это была уже зона коды, упадка.

Так какова же история группы The Monkees? Это может показаться странным в контексте медийных образов участников ансамбля – веселых балбесов, развлекающих аудиторию шутками, прибаутками и песенками, – но я бы назвал ее трагической. Это история четырех человек, искусственно объединенных друг с другом, вынужденных отрабатывать чужую повестку, плясать под чужую дудку – в самом прямом смысле слова! – и отчаянно пытающихся изменить это положение вещей. А потом им наконец удается это сделать, доказать себе и другим, что они и сами чего-то стоят – и в этот момент на них обрушивается очередной удар: ранние The Monkees были нужны хотя бы своей прикормленной телеаудитории, зрелые оказались не нужны никому. Более того, группе до сих пор приходится отвечать за то, в чем она, вообще говоря, не виновата – за всю концепцию поп-музыкальных «фабрик звезд», которую они невольно запустили, за всю ту «попсу», которая в характерном ожесточенном рок-дискурсе как будто бы не дает «настоящей музыке» пробиться к слушателям (разумеется, оба этих выражения – и «попса», и «настоящая музыка» – здесь необходимо взять в кавычки, обозначив условность, надуманность самого этого разделения). С далекого 1991 года The Monkees имеют право войти в Зал славы рок-н-ролла, однако так до сих пор и не приняты в его ряды – поговаривают, что вето раз за разом накладывает лично Янн Веннер, создатель этой институции и, видимо, приверженец стопроцентно рокистской идеологии.

Впрочем, к счастью, есть и хорошие новости. Когда в 2016 году произошел очередной реюнион The Monkees – их было несколько на протяжении последних полувека, – то в сочинении и записи песен для альбома «Good Times» приняла участие целая сборная команда звезд: и Ноэль Галлахер (Oasis), и Пол Уэллер (The Jam, Style Council), и Энди Партридж (XTC), и Риверс Куомо (Weezer). Все эти люди, очевидно, не испытывают к ансамблю никакой антипатии – напротив, им ничуть не стыдно признать влияние The Monkees на их собственное творчество, они готовы отдать группе дань уважения. Какового уважения герои этой главы, конечно, заслуживают, вне зависимости от того, удалось им создать хотя бы одну песню примерного среднебитловского уровня или нет.

Одна из последних песен Майкла Несмита, сочиненная для The Monkees в 1960-е, называлась «Listen to the Band» – к этому времени Несмит уже увлекся кантри-роком, который затем станет записывать соло. Месседж, заключенный в заголовок композиции, кажется мне как нельзя лучше подходящим для завершения этой главы: listen to the band, послушайте группу – беспристрастно и непредвзято.

Глава 16
Нетрезвый человек
Серж Генсбур

ТРЕК-ЛИСТ:

1). JE T’AIME… MOI NON PLUS

2). LE POINSONNEUR DE LILAS

3). INTOXICATED MAN

4). POUPEE DE CIRE, POUPEE DE SON

5). BONNIE & CLYDE

6). INITIALS B.B.

7). BALLADE DE MELODY NELSON

8). NAZI ROCK

9). AUX ARMES ET CAETERA

10). MARILOU SOUS LA NEIGE

11). HARLEY DAVID SON OF A BITCH

В 1969-м «Je T’Aime… Moi Non Plus» Сержа Генсбура стала первой в истории неанглоязычной песней, попавшей на вершину британского хит-парада. Почему именно она? Ну потому что, положа руку на сердце, язык тут знать совершенно необязательно, не правда ли? Свой месседж композиция внятно и доходчиво транслирует вовсе без слов: вздохи и стоны юной партнерши автора, актрисы и певицы Джейн Биркин, говорят сами за себя. Возникла даже легенда, что Генсбур и Биркин записывали понятно какую часть песни, установив микрофон под своей двуспальной кроватью – красивая версия, но, увы, неправда, хотя от Сержа, вечного нарушителя общественных табу и главного анфан-террибля европейской поп-музыки, этого вполне можно было ожидать.

На самом деле в первом варианте трека пела вовсе не Джейн, а предыдущий объект его романтического интереса, знаменитая актриса Брижит Бардо – как вспоминал звукорежиссер записи, ему было немного неловко смотреть, как Серж и Брижит вместе пишут вокал в тесной кабинке с одним микрофоном; они, скажем так, занимались в ней не только пением. Впрочем, спустя несколько дней Бардо вспомнила, что вообще-то замужем за немецким миллионером Гюнтером Заксом, которому явно не понравится ее вклад в «Je T’Aime… Moi Non Plus», и всеми правдами и неправдами уговорила Генсбура не выпускать композицию, пока ее партию не перезапишет кто-нибудь другой. Серж тогда предложил эту роль Мэриэнн Фейтфул, но та отказалась – к счастью, вскоре певец познакомился с Джейн Биркин на съемках фильма «Слоган» и понял, что это именно то, что (та, кто) здесь и требуется. Если кому интересно, версия с вокалом Бардо в конечном счете все же была опубликована в 1986 году – ее, разумеется, совсем не трудно найти в интернете.

На момент записи «Je T’Aime… Moi Non Plus» Генсбур уже был состоявшимся артистом с более чем десятилетней карьерой за плечами. Его первый альбом вышел еще в 1958-м; носителем, как и в следующих нескольких случаях, стала десятидюймовая виниловая пластинка – полноценные 12-дюймовые лонгплеи во Франции в те годы еще встречались редко. Запись открывает его первый хит «Le Poinsonneur des Lilas», аранжированный, как и остальные композиции, при участии видного джазового композитора, автора многих известных саундтреков Алена Горагера (рекомендую, кстати, отыскать где-нибудь его звуковую дорожку к фильму «Дикая планета» середины 1970-х, «La Planete Sauvage», совершенно удивительная и чудесная вещь). Песня Сержа рассказывает о человеке, который работает билетером в парижском метро: знай себе компостирует проездные с утра до вечера, и ничего в его жизни больше нет, и все это ввергает его в такую депрессию, что он думает, не прокомпостировать ли с помощи пистолетной пули собственную голову – и покончить с этим навсегда. Неплохо так для поп-хита, правда? Даже если учесть, что, конечно, поп-музыкой раннего Генсбура можно назвать с большой натяжкой – самого этого термина за пределами США и отчасти Великобритании еще толком не существовало, и то, что делали Генсбур с Аленом Горагером, скорее представляло собой нечто вроде легкого джаза.

Так или иначе – пусть у массового слушателя Серж и ассоциируется прежде всего с эротическим хитом «Je T’Aime… Moi Non Plus», а также с сопровождавшими его жизнь сексуальными и прочими скандалами, но французский президент Франсуа Миттеран не зря после смерти певца в 1991-м сказал, что Франция потеряла «нового Бодлера» и «нового Аполлинера» в одном лице; текст «Le Poinsonneur des Lilas» в каком-то смысле позволяет оценить точность этой формулировки. Генсбур в самом деле был большим поэтом, почитателем и в каком-то смысле наследником Бориса Виана, которого у нас если и знают, то как автора романа «Пена дней», а он между тем был и талантливым шансонье, а также джазовым трубачом.

Кстати, Бодлера наш герой тоже ценил – и даже посвятил ему композицию со своей четвертой по счету пластинки 1962 года, которая так и называлась «Baudelaire»; впрочем, куда известнее оказался другой трек с этого альбома, «Intoxicated Man». Эта композиция, насколько я могу понять со своим очень слабым ученическим французским, представляет собой монолог постепенно пьянеющего человека – что ж, Генсбуру эта проблематика в самом деле была хорошо знакома; трек с говорящим названием «Alcool» содержался уже на его первой пластинке. На первом свидании с Джейн Биркин музыкант так напился, что уснул, едва успев доползти до кровати в снятом ими гостиничном номере. А после своего первого инфаркта заявлял, что победит все болезни, если будет пить и курить еще больше, чем раньше, и в самом деле даже не думал отказываться от вредных привычек, из-за чего в последние годы жизни, по многочисленным свидетельствам, представлял собой жалкое зрелище.

Впрочем, что значит жалкое? Романтическое мировоззрение, позаимствованное им у Бодлера и других, разумеется, предусматривало в том числе и разного рода саморазрушительные практики – романтик должен страдать и топить свои страдания, ну, например, в бутылке виски. А попутно писать гениальные песни типа «Intoxicated Man» – Мик Харви, соратник Ника Кейва, именно по этой композиции назвал первый из нескольких своих альбомов англоязычных перепевок творчества Генсбура.

Так или иначе, на своей четвертой пластинке и в том числе в «Intoxicated Man» Генсбур как бы подытоживал свой ранний условно джазовый период – в середине 1960-х ему предстояло совершить первое из нескольких удивительных перевоплощений и на пороге сорокалетия нырнуть с головой в молодежную поп-музыку. С его композицией «Poupee de Cire, Poupee de Son» востроглазая юная француженка Франс Галль, представительница популярного стиля йе-йе – наивной и обаятельной девичьей поп-музыки той эпохи – победила в 1965-м на Евровидении; правда, представляла она не Францию, а Люксембург, но это не помешало треку стать хитом во всей франкофонной части Европы. Для автора, сказавшего незадолго до этого, что он совершенно точно скоро накопит себе на «Роллс-Ройс», это действительно стало первым настоящим триумфом – и «Роллс-Ройс» у него в самом деле через некоторое время появился, правда, вот незадача, Генсбур не умел водить, поэтому, по собственному признанию, использовал его как пепельницу.

Что до Франс Галль, то с ней мятежный французский гений испортил отношения год спустя, когда преподнес певице композицию «Les Sucettes». Формально она повествовала о девушках, которые любят леденцы на палочке, но слушатели довольно быстро считали весьма рискованную по тем временем сексуальную метафору – когда Галль дали понять, о чем именно она спела, сама того не подозревая, та пришла в ужас и временно разорвала с Сержем Генсбуром все дипломатические отношения. Ну да, вот таким он был – во-первых, вечно зацикленным на темах, считавшихся до сексуальной революции если и не запретными, то по крайней мере, весьма и весьма смелыми, а во-вторых, что еще важнее, категорически не способным позволить жизни спокойно идти своим чередом. Даже когда вроде бы у Генсбура все получалось, он прямо-таки чувствовал необходимость выкинуть какой-нибудь немотивированный фортель и усложнить в том числе и собственное положение. Тоже, если хотите, издержки романтического непокоя – прямо по Бодлеру.

Пожалуй, лучшие свои песни Серж Генсбур сочинил с 1968-го по 1971 год – катализатором здесь, по всей видимости, стал бурный роман с Брижит Бардо. На первом свидании актриса попросила музыканта написать для нее «самую красивую песню на свете» – Серж на следующий день принес целых две. Первая – разумеется, «Je T’Aime, Moi Non Plus», вторая, построенная на таком же взаимном ворковании главных героев, – «Bonnie and Clyde», в которой они с Брижит оказываются уподоблены легендарной семейной паре романтических гангстеров. «Bonnie and Clyde» в итоге вышла не только на сингле, но и на альбоме «Initials B.B.», и понятно, чьи инициалы тут имелись в виду; пластинка получилась одной из ярчайших у Генсбура – что ни трек, то попадание прямо в цель.

В этот период певцу удавалось практически все, за что бы он ни взялся. Ему безраздельно доверял его лейбл Philips, и это позволило Сержу освоить необычную бизнес-модель: деньги он зарабатывал сочинением песен для других артистов вроде Франс Галль, а также Франсуазы Арди, Анны Карины и кого только не – а сам параллельно получил возможность записывать довольно неожиданные экспериментальные работы. И главной из них, конечно, стал легендарный альбом «L’Histoire de Melody Nelson» 1971 года.

В отличие от «Initials B.B.», с этой пластинки непросто выбрать одну конкретную композицию для знакомства – это концептуальная запись, требующая целостного восприятия. Но если все же делить ее на фрагменты, то, пожалуй, стоит прежде всего послушать «Ballade de Melody Nelson», песню, которую впоследствии перепевали самые разные артисты – от Portishead до Placebo; первые, кстати, признавались, что в сочетании оркестровок с приглушенным, минималистским грувом барабанов услышали предвосхищение их собственного жанра трип-хоп. Здесь, конечно, нельзя не отдать должное очередному гениальному творческому партнеру Генсбура – если его ранние пластинки аранжировывал Ален Горагер, то звучанием работ рубежа 1960–1970-х мы обязаны композитору Жану-Клоду Ваннье, такому, я бы сказал, непризнанному гению французской поп-музыки, большому любителю разного рода диковинных звуков. Я очень рекомендую найти и послушать пластинку «L’Enfant Assassin des Mouches», «Мальчик – убийца мух», вышедшую под его собственным именем (но, кстати, на сочиненную на сюжет авторства Генсбура) – она была настолько из ряда вон во всех отношениях, что лейбл не выдержал и наложил на нее вето, успев выпустить только пару сотен экземпляров. Как это часто бывает, спустя много лет альбом ретроспективно признали классикой свободомыслящей музыки начала 1970-х.

Похожая история – хоть и в несколько менее драматичном изводе – произошла и с «Histoire de Melody Nelson», записью, в которой рассказывалась история мимолетного знакомства и романа между водителем дорогого автомобиля и велосипедисткой, которую он случайно сбивает. Не обошлось без пощечины общественной морали: по сюжету героиня еще не достигла возраста согласия, отчего пластинку нередко сравнивают с романом «Лолита» Набокова; в значительной степени именно поэтому альбом не стал хитом по горячим следам. Зато время было к нему благосклонно, и сейчас этот безумный художественный пересказ истории самого Генсбура и Джейн Биркин – которой, впрочем, было уже двадцать с небольшим, и на момент выхода пластинки она была на четвертом месяце беременности – считается одним из его основных творческих достижений.

Впрочем, в 1970-е у Генсбура таковых было немало – что ни диск, то какое-то удивительное новое приключение. Как вам, например, концептуальный диск о рок-музыке и Третьем рейхе? Можно подумать, такое в те годы делали только всякие авангардные безумцы типа группы The Residents с альбомом «Third Reich’n’Roll» – ничуть не бывало; и у Сержа Генсбура подобная работа тоже была и называлась «Rock Around the Bunker». В ней – и конкретно, например, в композиции с лапидарным заголовком «Nazi Rock» – найдена формула, которой Генсбур впоследствии часто будет придерживаться: сама песня на французском, но бэк-вокалистки в припевах повторяют ее название на английском. Важнее, впрочем, не это, а сам факт появления пластинки об Адольфе Гитлере спустя тридцать лет после окончания Второй мировой – как обычно, Генсбур и эту тему раскрывает с присущим ему рискованным юмором: на альбоме имеется, например, композиция о том, как Гитлер и Ева Браун спасаются в бункере, и та выводит фюрера из себя, постоянно напевая американский стандарт «Smoke Gets in Your Eyes». Разумеется, следующим номером на пластинке эту песню перепевает сам Серж – шутку надо доводить до конца.

При этом обвинить Генсбура в том, что он опошлил трагический сюжет, язык не повернется – в конце концов, его родителям, русским эмигрантам Иосифу Гинзбургу и Ольге Бессман, доводилось во времена войны носить желтую звезду; перед тем, как нацисты начали решать еврейский вопрос на территории Франции, им чудом удалось вместе с подростком Сержем бежать в остававшийся под властью относительно травоядного вишистского правительства город Лимож. Так что материал был музыканту близок, а то, что он решил его в духе такого бесстыжего глэм-рока 1970-х, – так мы его за то и любим, вообще говоря, что он не признавал ни сложившихся конвенций, ни каких-либо внешних авторитетов. Поэтому над брюзжанием по поводу диска «Rock Around the Bunker» певец лишь посмеялся – как и над негативом, который посыпался на него после выпуска альбома «Aux Armes et Caetera» в 1979-м. Если вслушаться в текст заглавной композиции, станет понятно, что перед нами не что иное, как… «Марсельеза», французский государственный гимн! Вот только решена она здесь в стиле эдакого издевательского регги – «Aux Armes et Caetera» был первой из двух пластинок, записанных Сержем Генсбуром на Ямайке с помощью местных музыкантов.

Если глэм-роковый альбом про нацистов ему еще как-то простили, то вот это французские патриоты восприняли уже как откровенное надругательство – и Генсбур получил в свой адрес огромное количество угроз, в том числе антисемитского содержания. Впрочем, ответил он на них по-своему изящно: купил на аукционе оригинальную рукопись «Марсельезы» Роже де Лиля и отметил, что вообще-то его версия верна первоначальному тексту, в отличие от той, которая звучит на государственных парадах и других мероприятиях! Так что патриотам не мешало бы заткнуться. А регги – что регги? Просто на Ямайке тепло и девушки красивые; в последнем Генсбур уж точно знал толк. Между прочим, в одной из своих регги-композиций он записал в весьма эротически раскрепощенной роли жену Боба Марли Риту (в составе вокального трио I Threes), чем классик регги, по рассказам, остался чрезвычайно недоволен.

Другая яркая работа Сержа в 1970-е – весьма впечатляющий музыкально и тематически диск «L’Homme a Tete de Chou», «человек с капустой на голове». Для радиоэфира из содержащихся в нем песен, пожалуй, лучше всего подходит милый и мелодичный трек «Marilou Sous la Neige», но само название – «Марилу под снегом» – заставляет заподозрить неладное, и действительно: в контексте пластинки это не что иное, как серенада лирического героя своей возлюбленной, которую он только что до смерти забил брандспойтом, и теперь она лежит бездыханная, с ног до головы покрытая пеной для тушения пожаров. Кстати, за саунд пластинок Сержа в этот период отвечал уже не Ален Горагер и не Жан-Клод Ваннье, а английский композитор Алан Хэкшоу.

В 1980-м Генсбур окончательно расстался с Джейн Биркин, хотя и продолжал периодически писать для нее песни – та, впрочем, обижалась, что лучшие мелодии он как будто бы приберегал для других певиц вроде Изабель Аджани; ревновала. По иронии судьбы, последней долгоиграющей подругой Сержа стала певица Бамбу, внучатая племянница фельдмаршала Паулюса – да-да, того самого немецкого военачальника, который командовал фашистскими войсками в Сталинградской битве. Так что тема Второй мировой в жизни Генсбура возникала самым неожиданным образом. Но в целом 1980-е, конечно, в творческом отношении были не лучшим для него периодом – в это время он уже стал тяжелым алкоголиком и даже придумал себе альтер-эго по имени Гензбарр: весь неадекват певец пел и говорил как бы от его лица. А неадеквата там хватало – во Франции до сих пор помнят телевизионные скандалы с участием артиста: когда, например, он обозвал замечательную певицу Катрин Ранже из группы Les Rita Mitsouko «грязной шлюхой» (см. также главу, посвященную Les Rita Mitsouko в этой книге) или когда в прямом эфире сообщил Уитни Хьюстон, что хочет заняться с ней сексом – там на самом деле было более крепкое словцо. Большим скандалом обернулась также композиция «Lemon Incest», дуэт Генсбура со своей 12-летней дочерью Шарлоттой, в будущем – известной (и очень хорошей) певицей и актрисой; теперь, стало быть, Серж решил эпатировать поборников «традиционных ценностей» еще и темой инцеста.

Впрочем, альбом «Love on the Beat» 1984 года, в который вошел этот трек, интересен и помимо всех скандальных коннотаций: это, пожалуй, последняя сильная работа музыканта, в которой внезапно выяснилось, что в пространстве прохладного электропопа он чувствует себя ничуть не менее органично, чем в джазе, психоделическом роке или регги. Среди других запоминающихся композиций с этой пластинки – «Harley David Son of a Bitch» с почти колдвейвовой драм-машиной и типичным для позднего Генсбура сальным каламбуром в заголовке: сочетанием торговой марки мотоциклов «Харли Дэвидсон» и словосочетания «сукин сын».