Текст книги "Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II"

 
Три племени – три поколенья:
не временем разделены —
в стихиях, в буре по колени
ведущие раздел – они.
Три поколения – три дела:
судьбою старшего стал меч,
судьбою младшего стал матч —
в ристалищ пыль – и лавр и тело;
а нам достался луч, высот
над миром чистые скрижали:
Мы шли из века в век, мы знали
высокий горный переход.
 
 
На диком отрочестве нашем
срок выжег огненный печать.
О, смерти – кроющие пашни,
тяжелокрылая – печаль.
Был черноогненного феба
дыханьем страх земли палим.
А нам – волчцы златые: неба
стезя: по ней ступали мы.
Два черных кратера созвездных
страж времени держал. Был ток
меж ними огненный: не тек, —
разил, соединяя бездны.
 
 
Мы ждали жизни, а пока
не в жалобу, не в мрак, не в плети,
но в мудрость шли нам апока —
липсические годы эти.
Прозрачнясь, мы теряли вес,
пока учился смертник ползать.
Нашли божественную пользу,
вне-временье открыли в без-.
Мы знали труд: на трут ударом
кидать в прозрачный крин-ладонь
свет, и труда высоким даром
фаворский высекли огонь.
 
 
Обвившись диким виноградом,
на острове лежали мы,
цари желаний, вертоградом
всех мудростей услаждены.
Тот – руки погружая в воды,
тот – погружаясь в облака, —
о том, что перстность, как река,
о том, что дух – венцом свободы…
Томящее к полету прах,
предведенье, предвоспаренье!
Пир символов, тайнореченья
кимвалы – крыл словесных взмах.
 
 
Взлетает камнем тяжкобелым
на бездный край ночной луна,
над понтом лунным точно мелом
черта земли обведена.
Там между дымными холмами
в полях посеяно зерно:
уже касается костями
земли, до них обнажено.
Но прорастает в воскресенье
росточек, мысленная тень,
давая знать о том волненьем,
тревожащим живущих день.
 
 
Пласт связок – кровеносных стеблей
– с душой неразделенный труп —
я чую ночью влагой губ
то веянье: грядут, на мебель
садятся, видятся, шуршат,
листают на столе страницы;
сияний мысленных праща
творя в молитвенном творится.
И сей костей живых орган
гремит симфонией в селенья,
где воскресенья чает круг
в меня вселившейся вселенной.{9}9
  Вошло, как самостоятельное стихотворение в «Ермий», № 240.


[Закрыть]
 
 
Тут область вечности цветенья.
Из лоз библейских бьют ключи
молитвенного омовенья:
врат галахических ключи.
С чертами ликов человечьих
львы ариэли стерегут
нестрастие замшелой речи,
сей взмах – в благословеньях – рук.
 
 
Воочию нетленье дыма
могильного растет в слова,
в орнамент – и уже над ними:
– в шум: бури лиственной права.
И агадическою серной
символ резвится в голубом,
ползет на небо точкой сѣрной
знак древний, ставший светляком.
 
 
Уставший Богом род: иаков,
уставший с Богом спор вести.
Нам, новым – солнц пустынных, знаков
синайских молний не снести.
Арф вавилонских также внове
нам тяжесть в тяжести оков.
Они же, ветхие в сионе,
для них все это – пыль веков.
 

* * *

 
Семижды ложем океанов
был сей равнинный круг осок.
Пал на хребет левиафанов
здесь первый ноев голубок.
Пласт мела прободен могучим
здесь бивнем с повестью рун о
том, как в небо взято тучам
вод мезозойское руно:
плывет в земных веков жилища
стадами белых черепах,
и катятся уже с кладбища
копытам козьим черепа.
И желтым зеркалом – веками
над понтом рунным отражен,
ковчег здесь вел вчера над нами
к парнассу туч девкалион.{10}10
  Вошло как отдельное стихотворение в «Ермий» – № 219.


[Закрыть]
 
 
Теперь на россыпь кучевую
кронидом окремненных волн
в свою пустыню кочевую
с семьей нисходит молча он.
Прозрачнодымным блюдом яблок
всплывающий парнасский склон.
Ковчег отчаливает, в облак
редеющий преображен.
Мельчает понт. Из вод уступы
растут – гранитновлажный сон.
И родину – сей ил, те трупы —
не узнает девкалион.
Вот на брегах своих воздушных,
семьею белой окружен,
поник омытой влажной суше
девкалион, дев – кали – он.
 
 
Зодиакальным поворотом
лоб холодит отзвездный ветр,
смертельным покрывают потом
соитья вещие планет.
Космический застывший хаос,
доличный огненный песок,
коловращенья тайны на ось
земли наброшенный поток.
А разум! кто какою силой
взял пятипалой и поднес
и бросил над пустым в воскрылый,
дабы висеть ему по днесь!
 
 
Где гадов клуб – корней кишащий,
где глинка божья, человек
в аллегорические чащи
стремит олений мыслей бег,
там только – сердцем перстным девий
пред вечным ужасом спасен:
ему объятьями деревья,
ему и звезды – токмо звон.
Валов, прохлад благоуханье,
земли отдохновенный мех,
волов тяжелое дыханье,
вихрь солнечный от вздохов тех;
и в расколдованные чащи,
в лес, от фиалок голубой,
псалмы бормочущим, парящим
незащищенною стопой —:
 

*О, обиталище движенья, *виталище для тихих крыл! *полутелесные ра стенья *Ты благом взмахов усладил. *За гусли дикие природы, *цветник небес, несмертье трав – *отмеривший дыханью годы, *аминь, во веки, в роды прав.{11}11
  Начиная с «Где гадов клуб…» с изменениями – как отдельное стих. включено в «Ермий», № 239.


[Закрыть]

1936

 
Вращеньям лиственным внемли,
ласкай стволы живые рощи:
ты сам исходишь из земли,
чем исходить ее берешься.
Два корня белых – две ноги!
бежавшие недвижья вечных,
премудрой мысленной туги
и с тайною нетленья встречи.
 
 
Сколь те, стволистые, мудрей.
Величественное дыханье
(подобное телам морей,
застывшим в мерном колыханье)
качает, вознося, стволы
в неисследимые просторы,
где пирные цветут столы
для трапезы бессмертных – горы.
 

Примечания

397. Свобода, 1921, № 228, 25 сентября, стр. 2.

398. Утро (Вильно), 1928, № 123, 6 июня, стр. 3.

399. Утро, 1928, № 159, 14 июля, стр. 3. Ср.: № 429.

400. За Свободу!, 1929, № 101, 17 апреля, стр. 4. «К конкурсу поэтов».

401. Временник Ставропигийского Института с месяцесловом на 1930 год (Львов, 1930). 2-я пагинация – раздел «Литературная часть, посвященная памяти Исидора Ивановича Шараневича, по случаю его 100-летней годовщины со дня рождения. Составил В.Р. Ваврик», стр. 122–123.

402. Русский Голос (Львов), 1930, № 2 (396), 7 января, стр. 2.

403. Русский Голос, 1930, № 17 (411), 6 марта, стр. 2–3.

404. Сборник русских поэтов в Польше. I. Выходит непериодическими выпусками (Львиград: Четки, 1930), стр. 37. Подборке предшествовала (стр. 36) автобиографическая заметка с фотопортретом Гомолицкого.

Лев Гомолицкий

Я был еще мальчиком, когда началась революция и мой отец внезапно лишился имущества, почестей и привилегий. Но я бессознательно почувствовал не огорчение утраты, а освобождение от тяготевших уже и надо мною суда и ненависти тех, кто в прежнем мире не были господами положения. С этих пор никакие лишения нищеты и страдания грубого труда и унижения уже не пугали меня, <став> очищающим искуплением за всю среду, в которой прошло мое детство. Став же свободным, я ощутил себя господином своей жизни, и тогда впервые проснулось сознание, что есть настоящая, разумная и вечная жизнь, не вмещающаяся в рамки моего существования. И пришла первая огромная и потрясающая любовь – п. ч. моею первою любовью был – Бог. Она дала мне твердость, оградившую чистоту от чужой злой воли и своих недодуманных поступков, и определила направление всей моей последующей жизни.

Это та часть меня, которая м. б. интересна каждому и потому является единственною настоящею биографией. Все же остальное есть только бесконечная вариация человеческой трагикомедии.

Стихотворение перепечатано в кн.: Вернуться в Россию – стихами… 200 поэтов эмиграции. Антология. Составитель, автор предисловия, комментариев и биографический сведений о поэтах Вадим Крейд (Москва: Республика, 1995).

405. Там же, стр. 38. Перепеч.: Вернуться в Россию – стихами… 200 поэтов эмиграции. Антология.

Люби не Я, как тело любит душу — Ср. строку в Варшаве (№ 202, гл. 6): «люби, как тело любит душу».

406. Там же, стр. 39. Перепеч.: Вернуться в Россию – стихами… 200 поэтов эмиграции. Антология.

407. Там же, стр. 40.

408. Там же, стр. 41. Перепеч.: Вернуться в Россию – стихами… 200 поэтов эмиграции. Антология.

409. Москва (Чикаго), 1930, № 9 (19), октябрь, стр. 1.

410. За Свободу!, 1931, № 243, 13 сентября, стр. 2. Ср.: Д.В. Философов, «Человек без паспорта. Памяти Бориса Буткевича», За Свободу!, 1931, № 239, 9 сентября, стр. 2–4; № 240, 10 сентября, стр. 3–4.

411. Молва, 1932, № 108, 14 августа, стр. 3. Включено в антологию: Якорь. Антология зарубежной поэзии. Составили Г.В. Адамович и М.Л. Кантор (Берлин: Петрополис, 1936), стр. 221–222 (Якорь. Антология русской зарубежной поэзии. Под редакцией Олега Коростелева, Луиджи Магаротто, Андрея Устинова (С.-Петербург: Алетейя, 2005), стр. 195). Ср.: № 383.

412. Молва, 1933, № 195, 27 августа, стр. 3.

413. Молва, 1933, № 207, 10 сентября, стр. 3.

414. Меч, 1934, № 28, 25 ноября, стр. 3. Вошло (без названия) в качестве вступления в ранний пространный машинописный вариант «Эмигрантской поэмы» – см. № 211 А и 211 В (Варианты).

сикомора – дерево в Иудее и на Ближнем Востоке, в Библии – египетская смоковница; фигурирует в стих. Гумилева «Вероятно, в жизни предыдущей».

стозевный – слово взято из «Тилемахиды» Тредиаковского.

415. Журнал Содружества (Выборг), 1935, № 3 (27), март, стр. 22.

416. Напечатано в качестве первой части диптиха вместе со стихотворением «О, камни, солнцем раскаленные, в вас много…» (№ 166) в Журнале Содружества, 1935, № 9 (33), сентябрь, стр. 14. Ср. другой диптих под таким же название «Солнце» в газ. Меч (см. далее № 417, 418).

417. Меч, 1935, № 50 (83), 25 декабря, стр. 6.

418. Ср.: № 378

419. Журнал Содружества, 1938, № 5 (65), май, стр. 3–5. Эта публикация была непосредственно связана с «Одой II», напечатанной здесь же, стр. 2. См.: № 248.

Кусок 1. Ср.: № 248, 229. Первые шесть строк повторены также в «Совидце».

Кусок 2. Ср.: № 220.

Кусок 3. Ср.: № 225.

Неточная (персть) – здесь, видимо, образовано от «нет», а не от «точная».

Кусок 4. Первые 4 строки – Ср.: № 229.

Кусок 5. Строки 14–16 повторены в 6-м куске № 215 («Новоязычник»).

420. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, стихотворения Гомолицкого. № 1. Автограф. По старой орфографии.

421. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, стихотворения Гомолицкого. № 1. Автограф. По старой орфографии.

422. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, стихотворения Гомолицкого. № 1. Автограф. По старой орфографии.

423. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, стихотворения Гомолицкого. № 1. Автограф. По новой орфографии. Стихотворение представляет из себя «сонет».

424. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, cтихотворения Л. Гомолицкого, № 10. Автограф. По старой орфографии. Приложение № 2 к письму Гомолицкого от 7 июня 1926 г.

425. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, cтихотворения Л. Гомолицкого, № 10. Автограф. По старой орфографии. Приложение № 2 к письму Гомолицкого от 7 июня 1926 г. Во втором абзаце первая строка – слово «непонятно» вписано вместо вычеркнутого «невероятно».

426. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, cтихотворения Л. Гомолицкого, № 10. Автограф. По старой орфографии. Приложение № 2 к письму Гомолицкого от 7 июня 1926 г. Этот набросок пьесы о Петруше, от которой сохранились лишь сцены второго акта, примечателен обращением к переходным формам от стиха к прозе.

427. Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, стихотворения Гомолицкого № 1. Автограф. По новой орфографии. Включено в подборку стихов, посланных А. Л. Бему при письме от 22 февраля 1926 г. Ср.: № 380, 396.

428. Послано в письме к А. Л. Бему от 27 августа 1927 с указанием, что это последнее стихотворение, созданное после «К Полудню».

429-432 – Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив А. Л. Бема, pукописи Гомолицкого. № 17. Автограф цикла стихотворений, посланный в составе письма к Бему от 15 марта 1928. Рукопись примечательна доведением до крайности орфографических новшеств Гомолицкого (он придерживался их и в своем письме к Бему): он не только перешел на новую орфографию (устранив яти и твердый знак), но и, не довольствуясь этим, устранил повсюду мягкий знак, заменив его апострофом; вдобавок он (хоть и непоследовательно) прибегает к «фонетическому» принципу, снимая «непроизносимые» согласные (серце, чуства), не обозначая мягкость после шипящих (лиш, тиш), ставя о (вместо е) после них (обнажонные, окружон, жосткие) и пользуясь на письме аббревиатурой (м.б. – вместо может быть). При публикации редакторы приблизили орфографию к нормальной.

430. Ср.: № 399.

433. Послано в письме к Бему от 15 декабря 1928.

434. Послано в письме к Бему от 15 декабря 1928.

Пылинка – я – ср. «Вечернее размышление» М. В. Ломоносова.

435. Послано в письме к Бему от 15 декабря 1928.

436. Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1668, машинопись, новая орфография. Возможно, относилось к попытке продолжения второго цикла «Притч».

437. Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1668, машинопись по новой орфографии.

438. Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1668. Машинопись по новой орфографии. По-видимому, относилось к группе антологических стихотворений и должно было быть связано с теми, которые вошли в «Дополнения к Ермию». Стихотворение описывает лицо, ставшее прототипом главного героя в рассказе «Смерть Бога»; ср. строфу 19 в «Святочных октавах» (1939–1940), № 315.

философский камень – согласно средневековому алхимическому представлению, реактив, необходимый для превращения металлов в золото. По герметическим представлениям, процесс этот является символом последовательных стадий «посвящения» профана и превращения его в «мастера», обретшего внутренний свет. См.: Д. Странден. Герметизм. Его происхождение и основные учения (Сокровенная философия египтян) (СПб.: А. И. Воронец, 1914; Белград: Библиотека Сборника «Оккультизм и Йога», 1937), стр. 24–30.

439. Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1665, отдельные страницы школьной тетради с автографами стихотворений (в том числе «Баллады» 1936 года), отражающими работу над задуманным сборником «Стихотворения и поэмы»; л. 19. Стихотворение относится, надо полагать, к 1942–1944 г. (периоду работы над второй тетрадью «Притч»).

440-443. Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1668. Машинопись. Эти стихотворения, выдержанные в силлабической системе стихосложения, были написаны в 1942–1944 гг.

440. Филимон и Бавкида – в греческой мифологии благочестивая пара, спасшаяся от потопа благодаря Зевсу и Гермесу; им дарована была долгая жизнь и умерли они вместе. В книге Dzikie muzy (стр. 313), вспоминая последнюю встречу с родителями летом 1937 г., Гомолицкий пишет, что, уезжая, увидел обоих в открытых дверях дома. «Так и сегодня вижу – как в последней сцене второй части “Фауста”, перед тем, как сожгли избу Филемона». Данное стихотворение подразумевает невстречу при бегстве из Варшавы на Волынь в сентябре 1939 года, и «сын Филимона» означает самого поэта.

441. Циприан Норвид (1821–1883) – великий польский поэт и прозаик.

Ника – в греческой мифологии богиня победы, одно из определений Афины.

Юзеф Чехович – польский поэт, друг Гомолицкого, погиб 9 сентября 1939 г. при бомбардировке Люблина немцами.

Орфей – в греческой мифологии поэт и музыкант, сошедший в Аид, разорван на части вакханками.

Виткацы – Станислав Игнацы Виткевич – писатель, философ и художник, покончил с собой 18 сентября 1939 г.

глинка перстная – у Гомолицкого в стихах частое обозначение человека.

442. бе – было (церковнослав.).

444. Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1670. Машинопись в польской транслитерации.

76. Literární archív Památníku Naródního písemnictví v Praze. Архив А. Л. Бема, Рукописи Гомолицкого. № 16. Рукопись, переписанная каллиграфически, с украшенными заглавными буквами главок. 1927. В сокращенном виде – № 135.

Петровы-батоги – солнцева сестра, голубой цикорий (Даль).

209. Молва, 1933, № 148, 2 июля, стр. 3.

211. А, В. Машинопись расширенного варианта «Эмигрантской поэмы» Гомолицкий послал летом 1935 года А. Л. Бему и Д. В. Философову. Вариант текста (№ 211 А) приведен по экземпляру в архиве Бема (Literární archív Památníku Naródního písemnictví v Praze. Архив А. Л. Бема, стихи Гомолицкого, № 3), а вариант № 211 В – по экземпляру в архиве Философова (ныне – собрание Петра Митцнера, Варшава).

212. Ранний вариант печатается по машинописи под названием «Смерти» – Literární archív Památníku Naródního písemnictví v Praze. Архив А. Л. Бема. Рукописи Л. Гомолицкого, № 12. В Архиве А. Л. Бема (там же, Рукописи Л. Гомолицкого, № 13) хранится мимеографическая книжка с ксилографией Гомолицкого на обложке – первый законченный текст под заглавием «Оды Смерти. тысяча девятьсот тридцать шестой», выпущенный «На правах рукописи в двадцати экземпл.» – экземпляр № 1 (в конце текста дана дата – 1-6-9 янв. <1936>). Начальный кусок «Оды» (начиная со слов «На стол – символ игральной карты» до строки «в ком умер мир живой – тот мертв» включительно) напечатан в газете Меч, 1937, № 1, 5–7 января, в подборке «Молодая русская поэзия за рубежом», включавшей также стихи Т. Ратгауз, А. Несмелова, А. Ладинского, покойного Б. Поплавского, А. Штейгера и В. Мамченко. Существуют два машинописных варианта «Оды» и в архиве Л. Гомолицкого в Muzeum Literatury im. A. Mickiewicza. Sygn. 1665, лл. 37–44 и Sygn. 1670, лл. 18–20. Вторая машинопись сделана на польской машинке, «прозаической» сплошной записью, и явно предназначалась в подготавливавшееся Гомолицким издание его русских стихотворений. В ней имеется примечание: «Это медитативное лирическое стихотворение появилось под названием Ода смерти в 1937 г. в издании “Священная лира”. Его польскую версию автор вставил в книгу Terapia przestrzenna».

214. Текст «Сотом вечности», опубликованный в кн.: Священная лира (<Варшава>, Зарубежье, <1937>). Сборник, напечатанный тиражом 200 экземпляров, состоял из трех циклов: А. Кондратьев, «Вертоград небесный» стр. 3–8, Л. Гомолицкий, «Сотом вечности», стр. 9-16, и Георгий Клингер, «Жатва Божия», стр. 17–30.

237. Журнал Содружества, 1937, № 6 (54), июнь, стр. 2.

Совидец

[Совидец]
[Вариант неоконченной поэмы]

«…высоких зрелищ зритель» Тютчев

 
с Екатеринина канала{12}12
  Строка из «Возмездия».


[Закрыть]¹
взрыв прогремел – на мостовой
след крови царской часовой
стерег и кровь не просыхала
дымок прошол проткал туман
в нем бродят мрачно часовые
Россия ж спит: в веков дурман
опущены ресницы вия
спит гоголевским страшным сном
спит осужденново веселым
витают карты над сукном
чернеют вдоль дороги села
неверна эта глуш шипят
бубнят с перстом подъятым слухи
идет недоброе шалят
пугают в полноч люди – духи
и вот опасною ночной
той столбовою озорной
закончив сделку взявши плату
гостиниц опасаясь в ноч
спешит в именье орендатор
и с ним в пути меньшая доч
любимица – отец бровастый
жмет девочку: что Пузик! спиш?
а ей забавен путь опасный
коварная ночная тиш:
гуляет в лицах отсвет медный —
эскортом скачут факела
глушится брички дребезг бедный
мелькают призраки села
 
 
в большой семье отцовской тенью
она живет: все можно ей
из всех лиш в день ее рожденья
ребенка! полон дом гостей
по русской старине радушной
стол ломится и казачок
в косоворотке непослушной
вихрастый потный сбился с ног:
таскает взад вперед посуду
и успевает между дел
в саду как диск подбросить блюдо
подкинуть жучке в хлебе мел
как совладать хозяйке с домом
все взять под глаз и на учот
без рома пудинг но несет
от повара пьянчужки ромом —
а гости уж сидят в столовой
вниз к взрослым доч сойти готова
оправив первый кринолин
от страха в губках нету крови
на смуглой бледности одни
ресницы детские да брови
да взоры дикие черны
и уж конечно предводитель
холеным погрозив перстом
не может щечки – жон ценитель
не потрепать рукой с перстнем
да что ж и батюшка продушен
моленной свежестью кадил
вперед качнувшись грозно тушей
ей в бок козою угодил
тут и акцизник грузный туго
в корсет затянут и мешком
засевший Сабакевич в угол;
на глыбе галстук голубком
и ксендз из Пензы – прибауток
любитель в карточных боях —
простак мишень армейских шуток
он в реч мешает бо и як
по воздуху взметнув сутаной
читает к случаю стишок
слезу скрывает перед панной
сморкаясь в клетчатый платок
 
 
лиш выросши не без смущенья
узнает доч зачем отец
так праздновал ее рожденье
ей станет ясно наконец
и многие ево уроки
ксендза наезды ну и так
все недомолвки и намеки:
отец католик был – поляк
с Литвы мицкевичевской родом
а день тот просто совпадал
с неправославным новым годом
отец по родине скучал
был прадед или дед причастен
к восстанью – внук же ренегат
посмев предаться жизни частной
на русской по любви женат
в шкатулке с купчими до смерти
он будет сохранять в конверте
накрест завязано тесьмой
с проклятьями семьи письмо
в нем отрекалась мать от сына
в гроб унося свой приговор
 
 
но возвратимся к именинам
на половину где простор
для молодежи за гитарой
в дыму от первых папирос
где юн задор а речи стары
где разрешается вопрос
в неразрешимую проблему
и где вплетается стишок
в вольномыслительную тему
в нигилистический смешок
вот новым Писаревым Саша
студент в высоких сапогах
взлохмачен он нарошно страшен
дам чопорных губернских страх
о! дамы пензенские эти
все примут навсегда всерьез
а в сущности ведь это дети
до Боклей Саша не дорос
тут те же детские романы
да то же Горе от Ума
и Саша в робости картавит:
– то Софья Паллна болна —
и Лиза так же не по роли
пусть сквозь лукавство а робка
фраз грибоедовских пароли
не сходят после с языка
 
 
что ждет их: жизнь полна тумана
как знать! меньшая доч одна
гадает ночью как Светлана
храбрей Татьяны хоть бледна
вот колоннадой светлой свечи
построилися в зеркалах
в ушах запечной вьюги речи
глаза слезятся дрож в руках
и уж туманным коридором
приближен суженый в упор
он в красной феске с чорным взором —
скорее зеркало о пол
ещо дрожа моя Светлана
как мертвенно в стекле лицо!
перед свечой на дно стакана
кидает легкое кольцо
возникнул пузырек в колечке
тончайшем огненном – слеза
застлала (стонут духи в печке)
прозрачным золотом глаза
провеялась и вот в тумане
двоящемся предстала ей
картина: в белых одеяньях
евангельских толпа людей
глядят: из чрева гробовово
мертвец выходит в пеленах
исчезло и в тумане снова
картина: вьется снежный прах
косится крест забытый нищий
в сугроб безвидный водружон
вкруг деревенское кладбище —
мой Бог! что значит этот сон
сулит недоброе или свадьбу
реши сновидец суевер!
меж тем ее летучей прядью
восхищен щоголь офицер
звенящий шпорой адъютантик
о ком с презреньем нигилист
уж буркнул убежденно: глист
отец же выразился: франтик
 
 
да! франтик – только он сличон
со всеми всех умней танцует
и во вращенье вовлечон
мир жуткое волненье чует
пускай с презреньем штатским брат
над ним смеется за плечами
и дразнит щолкнув каблуками
и изгибаясь: плац парад!
пусть и отец – всево страшнее! —
загадочно заговорит:
что ж Пузик! Бог тебя простит
но сердце девичье вольнее
и ветра – так поют – полей
вот послано уже о ней
письмо влюбленным офицером
но мать ево – не хочет знать
не хочет слышать: всем химерам
шлет грозно запрещенье мать!
что кажется ему любовью
то перед кровью – ветер чуш
нельзя играть своею кровью
их прадед министерский муж!
был Константина адъютантом
в Варшаве дед – поляков страх
чей брат за барские таланты
прославлен Пушкиным в стихах
их род со знатью лиш роднится —
 
 
и впрямь сказать сих двух кровей
мешать бы не годится
но как остановить детей
они истории не знают
и не желают вовсе знать
препятствия лиш разжигают
мечту – велят сильней желать
 
 
тут романтической эпохи
пристал герою смерти хмель
иль на дела сменивши вздохи
похитить милую в метель
и обрученной обречонным
венчаться в тайной облечонном
полночном храме где пурга
под куполом призраки носит
и матери признаться после
к суровым бросившись ногам
 
 
но мой герой жил в век иной
привык он с матерью тягаться
упрямства подступом – тоской:
он обещает помешаться
иль пулю в лоб себе пустить
и мать сердито пишет: быть
по твоему но сделай милость
невестки мне не представляй
и вот заветное свершилось —
открыт сердцам домашний рай
но из семьи большой свободной
в безлюдье перенесена
казармы мужниной жена
болеет скукою бесплодной
муж ревностью ее томил
боясь слепых ево припадков
она скрывалась всех: не мил
ей стал и дом отца – украдкой
сначала плакала – потом
привыкла: деньщика бранила
бренчала на рояли шила
скучая обходила дом
томяся ожидала мужа
он поздно приходил со службы
ругал начальство и опять
день новый начинал сначала
все то же в круг: рояль бренчала
шитье деньщик обедать спать
 
 
однажды мужа сослуживец
у них обедал – он привез
из Крыма феску им в гостинец
морской янтарь для папирос
вот муж шутя встает с дивана
пришла примерить феску блаж
идет смеясь к жене – она ж
вскочила вскрикнула Светлана
ты вспомнила засветный страх
и суженово в зеркалах
исполнилось! прошол по коже
нездешний холодок
а он
к ней – в феске все ещо – и тоже
ее испугом поражон —
небытия тут покрывало
упало на ее лицо —
она сознанье потеряла
 
 
а что пророчило кольцо
зловещим и нездешним вея!
но жизни сон ещо страшнее:
 
 
коптит тоскливая свеча
вдруг от свекрови телеграмма
муж пробежал и промолчав:
в Яблонну приглашает мама
нельзя ослушаться она
не спит не дышит замирает
как пред экзаменом бледна
молитву тупо повторяет
чем ближе встреча тем трудней
тем длительнее дни и миги
кипит Варшава перед ней
театр – музей в тумане – книги
в гостиннице чужая ноч
и снова толкотня вокзала
и голос сквозь туман из зала
отрывист резок: эта? доч!
в чепце старушка – точно по льду
она идет к ее руке
в руке клюка и на клюке
висит платок – глаза кобольда
холодный неподвижный взор
в упор и изрекает строго
невестке страшный приговор:
ну поживи со мной немного
 
 
уехал муж она одна
живет с свекровью: под допросы
ее подходит но вопросы
не все понятны ей – вредна
глуш пензенская так решает
старуха и ее клюка
в столицу сына направляет
летают письма а пока
невестка учится вязанью
сопровождает на гулянье
в набитый детворою парк
еврея встретив с бородою
старуха наровит клюкою
ево задеть – бормочет: парх
еврей в халате вид ужасный
вид неизбежный этих стран
он к вере приобщон опасной
питаясь кровью христиан
и с непривычки их боится
невестка – вчуже жутко ей
она придумала молиться
чтоб не украл ее еврей
из дома ни ногой – до ночи
сидит и вяжет у окна
иль чтицею – газету точит
печать же русская полна
рассказами о папе римском
о Льве тринадцатом – почил
и вдруг ей дурно – низко низко
склоняется – летят ключи
старуха с хладною заботой
виски ей хладным камнем трет
и сыну пишет: Ада ждет
 
 
лампадка тлится у киота
часов старинных отражон
стеною стук – на них с косою
фигуркой бронзовой косою
Сатурн как смерть изображон
как тишина зловеща эта!
в ней жизнь готовится для света
а свет каков он свет а мир
все тщетно в нем – крушится прахом
и призван он – совидец страхов
уж к небожителям на пир