Текст книги "Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению"

Глава вторая
Пассионарность

Необоримая сила

Выше было показано, что на людей как особей вида Homo sapiens влияют физические силы, как на все организмы биосферы. Но если тепловые или электромагнитные флуктуации ощущаемы на уровне организмов, то интересующие нас биохимические факторы поддаются описанию только на популяционном уровне, то есть на уровне этносов. Хотя они проявляются в поведении отдельных людей, но только эмпирическое обобщение широкого круга наблюдений позволяет дать дефиницию, необходимую для понимания процессов этногенеза, а также связи этнических феноменов с биосферными.

Для начала отметим несомненный факт. Неравномерность распределения биохимической энергии живого вещества биосферы за историческое время должна была отразиться на поведении этнических коллективов в разные эпохи и в разных регионах. Эффект, производимый вариациями этой энергии, описан нами как особое свойство характера людей и называется пассионарностъю (от латинского слова passio – страсть).

Пассионарность – это характерологическая доминанта; это непреоборимое внутреннее стремление (осознанное или, чаще, неосознанное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели (часто иллюзорной). Цель эта представляется пассионарной особи ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни и счастья современников и соплеменников.

Пассионарность отдельного человека может сопрягаться с любыми способностями: высокими, средними, малыми; она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой психической конституции данного человека; она не имеет отношения к этике, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушения, благо и зло, исключая только равнодушие; и она не делает человека «героем», ведущим «толпу», ибо большинство пассионариев находится в составе «толпы», определяя ее потентность в ту или иную эпоху развития этноса.

Модусы пассионарности разнообразны. Тут и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках; тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а в применении к идее – создающая фанатиков и мучеников. Поскольку речь идет об энергии, то моральные оценки неприменимы. Добрыми или злыми могут быть сознательные решения, а не импульсы.

Хотя мы можем обнаружить феномен пассионарности на отдельных людях, ярких и тусклых, но убедительнее она видна на этнической истории, когда прочие факторы взаимно компенсируются, выявляются статистические закономерности, отличающие этногенез от социогенеза и культурогенеза. При всем различии эпох и стран модель пассионарности в этногенезе одна и та же. Проследим ее на разных примерах этнической истории Востока и Запада.

Две биографии

Наиболее наглядны примеры! Но я сейчас не собираюсь излагать историю проблемы – это увело бы нас слишком далеко в сторону, а изложу просто ту концепцию, которую я положил в основу своей этнической истории. Я заметил следующее: людям, как писал М. Горький, нужно кусок хлеба, крышу над головой и женщину. Нормальному человеку сверх этого ничего не надо. Это Горький писал в сочинениях «Мои университеты» и «Сторож», и это действительно кажется правильным.

Если вы, скажем, ежедневно имеете три котлеты, из которых съедаете две с половиной или даже одну и оставляете для птичек полкотлеты, то зачем вам 48 котлет? Их некуда девать!

Если вы имеете уютный домик с тремя или четырьмя комнатами, то зачем вам дворец из пятидесяти шести комнат для одного человека? Ну залы, кабинеты, но зачем такую массу, – а ведь строят.

Если вы имеете достаточно денег, чтобы удовлетворить все свои потребности – прокормить жену, детей, себя, выпить в праздник и просто вечером, как и когда вам вздумается, – и на все это денег хватает, зачем вам огромные вклады в банке? Что они вам дают? Да ничего.

И действительно, нормальное течение жизни организма как представителя вида Homo sapiens не предполагает ничего другого, кроме этого. И однако посмотрим, как вели себя хорошо известные исторические деятели. Я имею в виду не «великих людей», а тех, от которых остались биографии. Они необязательно должны были занимать высокое положение, но биография должна быть описана четко и ясно.

Вот жил Александр Филиппович Македонский в Македонии в городе Пелла, и был он по должности царем. Должность эта оплачивалась не очень богато, поскольку Македония была страна не очень большая, но все-таки дворец у него был. Конь у него был самый лучший, Буцефал. Две собаки у него были прекрасные – Геро и Алло; их выпускали на медведя, и собака одна брала медведя. Могучие собаки.

Друзей у него было много, и хорошие друзья, а приближенные царя назывались «товарищи» – гетеры; например, товарищ Парменион или товарищ Филота – гетеры. Это была очень высокая должность – «товарищ», и их было немного, но опять-таки для охоты и для всякого рода веселого времяпрепровождения хватало. Развлечения у царя тоже были в избытке, потому что в македонянках, гречанках и ливийках недостатка не ощущалось.

Для интеллекта у него был такой собеседник, какого не имел никто другой в мире, – Аристотель. Его наняли, и он был учителем царя, а такого даже английская королева Виктория не могла позволить для своего сына Георга.

Спрашивается: и чего ради Александр Филиппович пошел сначала на Грецию, потом на Персию, потом на Среднюю Азию, а потом на Индию? Чего ему не хватало? Обычно говорят, что на Александра Македонского оказал влияние греческий торговый капитал. И хотя капитала тогда не было, но действительно были торговые круги Греции, которые стремились захватить персидские рынки. В Греции было довольно большое количество людей, умевших торговать. (Греки и до сих пор здорово торгуют.) Жили они в Афинах и в Коринфе, но ведь Афины и Коринф выступали против Александра Македонского, а не за него. Ему пришлось взять Фивы, принудить к капитуляции Афины, для того чтобы обеспечить свой поход, то есть как раз эти заинтересованные якобы круги купеческого капитала были против войны с Персией. И действительно, зачем им было воевать с Персией, когда они могли совершенно спокойно с ней торговать. Завоевывать ее было не надо.

Может быть, македоняне хотели сами невероятно разбогатеть? Но как раз все источники, все сообщения о личности Александра говорят, что только его личное обаяние заставило македонских крестьян подняться из своих деревень и отправиться в поход против персов, которые, между прочим, македонянам ничего плохого не сделали, и никакого ожесточения против персов у них не было.

Так как македонян для похода не хватало, Александру пришлось привлечь греков, но для того чтобы иметь возможность навербовать там воинов, надо было завоевать Грецию. Вот каков был обходной путь. Александр взял Фивы, в то время самый укрепленный, самый стойкий из городов. Перебили в Фивах почти все население, мужчин во всяком случае, женщин и детей продали в рабство и сохранили только один дом поэта Пиндара, потому что Александр был человек культурный, интеллигентный и дом оставил как памятник, а все прочие были сровнены с землей. Для чего? Для того чтобы напасть на ничего не подозревавших и ничего ему не сделавших персов.

Но даже когда македоняне захватили Малую Азию и разорили там такие города, как Эфес, Галикарнас, сопротивлявшиеся до последней стрелы, они уничтожали там не персидские гарнизоны, а греческих наемников, которые сражались за персидского царя, против македонского захватчика.

Довольно странная, казалось бы, война. Самое главное, что она никакого смысла для Македонии, да и для Греции не имела. Тем не менее, захватив побережье Малой Азии, что могло быть объяснено, допустим, стратегическими целями, стремлением расшириться немножко, создать места для колонизации, Александр отправился в Сирию.

При Иссе он разгромил войско Дария, который бежал, а его жена и дочка попали в плен. Александр по-рыцарски обошелся с этими дамами. На дочке женился (хотя у него уже была жена, он взял другую) и пошел завоевывать дальше Палестину и Египет.

И тут пришлось ему взять Тир, который согласился подчиниться, но отказался впустить македонский гарнизон. Казалось бы, изолированный город на острове, никакой опасности не представляющий, юридически подчиняющийся, может остаться без внимания армии, которая ставит себе совершенно иные цели. «Нет, – сказал Александр, – взять Тир!» Тир пал впервые за всю свою историю, ни одного живого тирянина-финикийца не осталось. Масса македонян погибла, потребовалось подкрепление из Македонии и Греции. Набор за набором вытягивали оттуда людей.

Заняли Египет. Ну, казалось бы, хорошо, чего больше? Заложили Александрию – прекрасно! Дарий предлагает мир и уступает все земли к западу от Евфрата. Парменион говорит: «Если бы я был Александром, я бы на это согласился». Александр отвечает: «И я бы на это согласился, если бы был Парменионом. Вперед, на восток!»

Все в ужасе и удивлении. Неизвестно зачем идут на восток, разбивают персидскую армию на широкой равнине Гавгамел между Тигром и Евфратом, вторгаются в Персию через проходы, теряя людей, потому что персы сопротивлялись отчаянно, но их просто мало было. Берут город Персеполь, по-персидски называемый Истахр, устраивают по этому поводу большой банкет и спьяну поджигают великолепный дворец персидского царя – дивное произведение искусства. Вот и весь смысл похода. Александр объясняет это тем, что когда-то давно, во время греко-персидских войн, персы сожгли афинский Акрополь; так вот он им отплатил. Но и афиняне за это время успели отстроить Акрополь – из деревянного сделали мраморный, и персы уже забыли про тот поход, в котором они были разбиты и принуждены отступить. Для чего все это?

Об этом и современники не раз спрашивали Александра. Он говорил: «Нет, нет, с Персией надо покончить». «Ну ладно, – думают, – может быть, действительно царь такой умный, что он хочет покончить с врагами, а то те на нас нападут». И идет наступление через восточные пустыни Ирана. Жара, жажда мучат, духота, пыль, всадники наскакивают внезапно, стреляют из длинных луков, а македоняне за ними угнаться не могут, падают, отбиваются.

В общем, Дария III убили собственные люди, македоняне поймали убийцу, распяли его на кресте. Ну успокойся на этом. «Нет, – говорит, – за рекой Оксус лежит Согдиана (то есть Средняя Азия). Мы должны взять все эти города».

Ему говорят: «Александр, побойся бога». – «А как я могу бояться бога? – говорит. – Когда я был в Египте, мне объяснили, что мой отец – это бог Зевс». «Брось, – говорят, – царь, да ведь я сам стоял на часах, когда твой отец Филипп ходил к твоей матери. Какой у тебя отец Зевс? Что ты на мать клевещешь?» – «А, – говорит, – не признаете! Ну я вам покажу. Вперед!»

Один за другим падают среднеазиатские города. Сопротивлялись они отчаянно, так, как не сопротивлялся Запад, так, как не могли сопротивляться персы. Самарканд, например, отпраздновал свой юбилей, юбилей вы думаете чего? – разрушения его македонскими войсками?! И македоняне двигаются дальше, беспощадно расправляясь с местным населением.

Доходят до Сырдарьи. Неукротимые отступившие персы и согдийцы уходят за Сырдарью и начинают вести партизанскую войну. Со степной партизанской войной македоняне не могут справиться и решают захватить горные районы современного Афганистана – Бактрии, а там горы высокие, крутые, отвесные, на высоте стоят замки, к которым ведут тропинки, вырубленные в скале так, что может пройти только один человек. Сколько бы человек по этой тропинке ни пускали, один, стоящий у ворот, их всех убьет. То есть замки фактически неприступны. Пища впрок заготовлена, дожди там идут часто, так что в большие бассейны, в цистерны собирают воду. А осаждающим в ущельях есть нечего.

Александр приказал взять замки, но как? Нашли выход. Поймали красавицу Раушанак – в переводе «Блистательная», но всем она известна как Роксана, и Александр на ней женился, а замки обложил, не давая людям оттуда выйти; а им тоже сидеть в осаде неохота. Сказали: «Ах, он женился на нашей княжне, а первых жен в сторону. Если так, тогда он наш родственник, тогда мы согласимся ему подчиняться, только чтобы он к нам в замки не ходил». Ну, тут он согласился, потому что ему предложили завоевать Индию.

Там шла междоусобная война, он помог слабейшему, победил сильного, разгромил его пехоту и боевых слонов. Потери были большие, но слонов македоняне сумели обезвредить следующим образом: десяток наиболее храбрых юношей с тяжелыми ножами бегут на слона и пробегают между его ног; слон их давит и хоботом ловит, но из десяти один успевает добежать до задних ног и перерезать поджилки. Все! Со слоном кончено. Довольно невыгодный способ войны, но тем не менее победа была одержана, и Александр пошел дальше, в Бенгалию.

В Бенгалии подняли шум индусы, что идет какой-то страшный завоеватель, который все уничтожает. Брамины объявили священную войну, в джунглях забили барабаны, и македонский лагерь оказался окруженным. Тут солдаты заорали: «Царь! Куда ты нас ведешь? Что нам сделали эти индусы? Зачем они нам? Мы ничего от них не хотим, мы даже добычу, которую берем в этих отдаленных странах, не можем отправить по почте домой, потому что посылки крадут интенданты по пути. Эта война нам совершенно не нужна, веди нас назад. Царь, мы тебя любим, но хватит!»

Александр долго их уговаривал, но потом принужден был смириться перед волей всего войска, причем ни одного человека не было, который бы поддержал своего горячо любимого царя. Гетеры – его товарищи – были отнюдь не подхалимы. Они резали ему правду в лицо и говорили: «Незачем идти, гибель будет», указывали на превосходящие силы противника и, самое главное, на бессмысленность войны. С огромными потерями при отступлении вдоль Инда, когда пришлось брать каждый город, пробилась македонская армия к устью Инда, раненых и больных положили на корабли и отправили через Персидский залив. По дороге они массами умирали от жары и от безводья. Здоровые пошли через Керманскую пустыню; кое-кто дошел до Месопотамии.

Царя пришлось везти, потому что в одном городе, название которого не сохранилось, он произвел следующий эксперимент (расскажу, поскольку это для нас важно). Город отказался открыть ворота македонянам и сдаться. Тогда подтянули лестницы и поставили их к стенам, чтобы штурмовать город. Но лестницы оказались коротки, только одна была длинная. Царь первый полез по этой длинной лестнице, вскочил на стену. За ним лезут воины. Успели за ним вскочить еще четыре человека, но лестница подломилась, и все воины упали. Ничего особенного – высота была не такая большая, но царь-то оказался на стене вражеского города один, и в него стреляют. Он посмотрел, увидел какой-то дворик внизу и спрыгнул в него; за ним спрыгнули один сотник и два его гетера – Птолемей и Селевк – и еще четвертый, но четвертого сразу убили.

Тут воины вдруг увидели, что этот самый царь, который их завел в Индию, который заставлял их терпеть невероятные лишения, подвергал их смертельным опасностям без всякой пользы, сам в опасности. Возник порыв! Македоняне вырвали какие-то деревья, какие-то палки связали. Полезли на стену. Влезли и смотрят – царя уже ранили метательными камнями. Он лежит почти без чувств, Селевк и Птолемей держат над ним щиты и своими короткими мечами отбивают индусов, а четвертый, сотник, лежит вниз лицом уже убитый. «Ах так, царь в опасности – ребята, бей!» От города даже имени не осталось! Но Александр не мог оправиться от этой раны; она его мучила до конца дней. Вернулся он почему-то в Вавилон, который был уже заброшенным городом, но с историческими традициями, неудобный как столица, но шикарный. Александр объявил его столицей своей империи и вскоре умер.

А теперь попробуем разобраться, чего ему, Александру, было надо. Это вопрос, с которого я сам начал свое исследование. Александр говорил, а Арриан записал, что нужна была ему слава, что он хотел так прославиться и прославить свой народ, чтобы о нем говорили потомки в веках и по всему миру. И этой цели он достиг.

Но вот вопрос: а что такое слава? «Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать». Для чего она? Она ничего не обеспечивает, ни своей жизни, ни богатства, ни потомства. Для нее Александр умер в 33 года от истощения, возможно, даже от яда, оставив потомство, обреченное на гибель, потому что его детей прикончили его полководцы, разделившие доставшееся им наследие. И несчастных жен его убили. Для чего он все это делал?

После смерти Александра схватились между собой его полководцы-диадохи – это была страшная война. И империя развалилась. Казалось бы, он не достиг ничего. Но имя его мы знаем, биография его сохранилась. А он этого и хотел. Чего? Иллюзии! Может быть, богатства? Александр щедро раздавал богатства. Нет, он не хотел богатства для себя.

А те люди, которым он раздавал награбленное золото, вернувшись домой, что с этим золотом делали? Да пропивали! Ведь это же солдаты, уставшие после походов, им незачем было копить – завтра опять позовут их в бой, зачем собирать имущество? И они бросали непропитое золото, раздавали его своим подружкам и шли воевать снова, причем на этот раз они уже воевали друг против друга – одни за Антигона, другие за Селевка, третьи за Птолемея, четвертые за Пердикку и т. д., и никаких лозунгов им не выкидывалось, а просто говорилось: «Братцы, наших бьют». И этого было достаточно.

Значит, Александр стремился к иллюзии. Но, может быть, это исключительный случай? Давайте присмотримся, может быть, речь идет о каком-то фантастическом, сумасшедшем царе, который использовал свое служебное положение во зло своему народу и всем окружающим? Возьмем кого-нибудь другого, биография которого тоже хорошо известна (лучше известны, между прочим, биографии людей древности, чем Средневековья).

Вот Рим, выигравший только что страшную Пуническую войну, победивший Карфаген, захвативший всю Италию. Богатый город, растущий, с дворцами, с веселыми площадями, где шутили мимы, где показывали забавные фокусы, с театрами, где великолепные актеры надевали маски, а актрисы плясали на канатах цирка… Жил в этом городе аристократ Луций Корнелий Сулла. Все у него было, и сам он был человек веселый, и остроумный, и храбрый, и красивый. И приятели у него были, и еще больше приятельниц, но жизнь ему была не в сладость, потому что Рим вел войну с нумидийским царем Югуртой где-то далеко в Африке и победы одерживал там народный трибун Кай Марий.

Марий был человек коренастый, рыжеватый, с широким лицом, грубый, отнюдь не остроумный, но очень умный, прекрасный организатор, великолепный вождь; связан он был со всадниками, то есть с богатыми людьми Рима, которые давали ему деньги под эти военные операции, а он возвращал их с процентами, грабя побежденных, и себе оставлял достаточно. Марий считался первым полководцем и умнейшим человеком в Риме.

И Суллу заело – почему Марий, а не я? И вот что он сделал: попросился к Марию офицером. Ну, это можно было устроить, и ему устроили (связи у него в Сенате были большие), послали его. Марий ему говорит: «Пожалуйста, останьтесь при штабе, Луций Корнелий». А тот говорит: «Нет, а мне бы на передовую». – «Странно, но если хотите, то поезжайте».

Поехал и совершил чудеса храбрости: в атаке своей римской конницей опрокинул нумидийскую конницу. Причем откуда он достал римлян, которые так хорошо умели ездить верхом, не знаю, никто не объясняет. Но он как-то сумел воодушевить свою конницу настолько, что она сломила свирепых берберов – предков нынешних алжирцев. Югурта бежал в Марокко к мавританскому царю Бокху. Сулла отправился туда как парламентер и потребовал выдачи Югурты, пригрозил Бокху, так сумел его запутать, что ему выдали гостя в цепях, что для Востока считалось самым страшным и позорным. Он привез несчастного Югурту в Рим. Запихали его в подземную темницу, заткнули камнем, и до сих пор Югурта там.

Какая выгода была от этого Сулле? Деньги? Нет. Деньги получил Марий. Весь поход он собирал контрибуции с населения, страшно грабил всех, все деньги попадали к нему, он их и распределял. Сулла ничего не получил, только какие-то наградные, мелочь, которые в его бюджете ничего не значили. Но он получил возможность ходить по Форуму в толпе и говорить: «Нет, все-таки Марий дурак, а герой-то я». И больше ничего!

Ну, некоторые подпевали: «Да, Сулла-то наш – молодец!» А некоторые говорили: «Да ну его – хвастунишка. Вот Марий!» И Суллу это злило еще больше. Поэтому когда кимвры и тевтоны (кимвры – это галлы, кельты, а тевтоны – германцы) перешли через проходы в Альпах, ворвались в Северную Италию, чтобы уничтожить Рим, и против них были брошены все римские войска, то Сулла попросился опять. Ему сказали: «Ну, ладно, раз ты такой смелый – давай!» Он отправился, вызвал вождя кимвров на поединок и перед войском его заколол. Отчаянный жест! После этого римляне одержали победу. Сулла явился и говорит: «Ну что, видели? Ну что ваш Марий? Мешок он на ножках, а вот я!!!» И никакой другой выгоды от этого не имел.

После этого случилось для римлян несчастье. Надо сказать, что они вели себя в завоеванных странах по-хамски, обдирали население, как могли, и поэтому никакой популярности у них не было. И когда царь понтийский Митридат выступил против Рима как освободитель Востока, то ему удалось перебить огромное количество римлян, рассеянных в Малой Азии и в Греции.

Война эта была, с нашей точки зрения, странная. Понтийское царство включало в себя: восточную часть южного берега Крыма, примерно от Феодосии до Керчи, Таманский полуостров и узкую полоску южного берега Черного моря, там, где Трапезунд и Синоп, между горами и морем. И вот это царство выступило воевать против всей Римской республики, которая уже включала в себя кроме Италии, Греции и Северной Африки Испанию и часть Галлии – Южную Францию. Казалось бы, война неравная, но тем не менее Митридат имел огромные успехи.

Сулла потребовал, чтобы его послали на эту войну, и его было назначили полководцем, но тут Сенат сказал: «Хватит, дай поработать и другим». И назначили кого-то другого – ставленника Мария. Сулла обиделся, вернулся в свой лагерь, к солдатам, которых он хотел вести воевать, и обратился к своему легиону, объявив: «Солдаты! Нас отставили от похода». Те в ответ: «Как? Что? Ах, как досадно! Вот мы думали сходить на войну». (Тогда к войне было совсем иное отношение, чем сейчас, тогда люди хотели попасть на войну, а не бежали от нее.) Сулла говорит: «Что? И вы так разговариваете, квириты (то есть граждане – этим он их страшно оскорбил, он должен был их назвать „милитес“ – воины)». Те: «Почему ты смеешь нас так называть?» «Потому, что вы дерьмо, – сказал им Сулла, – сидят там старые идиоты в Сенате, под дудку Мария принимают решения, а мы что, терпеть будем?» Те сказали: «Нет, не будем терпеть. Веди!» И Сулла скомандовал им: «В поход! В ряды! Шагом марш на Рим».

Рим был довольно далеко. Там узнали, что Сулла идет наводить порядки со своим легионом. Рим огородился баррикадами. Подошли к баррикадам вечером. Сулла приказал зажечь факелы, снял шлем, чтобы было видно, что он идет впереди штурмовать свой родной город. Сломал баррикады, не боясь ничего, вошел в Сенат, потребовал, чтобы собрались сенаторы и изменили свое решение и его, Суллу, послали бы на Восток воевать против Митридата и его войска.

Сенат послал Суллу, и он действительно победил Митридата, разрушил Коринф, захватил Афины, уничтожил массу культурных ценностей, а Марий за это время произвел государственный переворот, взял власть в свои руки и стал истреблять всех знакомых Суллы. А так как людей у Мария не хватало, то он вооружил и собственных рабов, дал им в руки оружие и велел им бить своих противников – свободных рабовладельцев. Рабы рады! Они как поймают кого, так засекают розгами до смерти – и сенаторов, и всех, кто голосовал за Суллу.

А Сулла был связан – он воюет, ему вернуться нельзя. Но когда Сулла победил, он вернулся обратно в Италию, переплыл через Адриатическое море и начал войну против марианцев со своими легионерами – ветеранами, боевыми товарищами. Он победил Мария, Марий убежал и погиб где-то в Африке, за развалинами Карфагена. И тогда Сулла сказал: «Нет! Такого безобразия, как Марий, я не допущу. Я знаю, кого надо убивать. Вот списки людей, которых надо убить, – проскрипции; вот этих можно, а всех прочих – нельзя». Но в проскрипциях было столько людей, что хватило надолго. Перебили. Сулла был объявлен пожизненным диктатором Рима. Некоторое время побыл им, и любопытно, чем он кончил? Он сказал: «Теперь порядок наведен, мне надоело вами управлять, я пойду домой. Возвращаю власть Сенату, восстанавливаю Республику». Сложил с себя власть и пошел домой пешком. Какой-то молодой хам стал его страшно поносить. Сулла только посмотрел на него и говорит: «Знаешь, из-за таких, как ты, следующий диктатор уже не снимет с себя власть». И ушел домой, где довольно быстро умер.

Тот же самый вопрос: для чего он все это затевал? Чего ему надо было? Он объяснил это сам, и Плутарх записал: зависть у него была сначала к Марию, а потом, во время Восточного похода, к Александру Македонскому. Он хотел превзойти Александра Македонского. Это, конечно, было невозможно, но, во всяком случае, желание такое у него было, и ради этого он пожертвовал и Афинами, и Пергамом, и жизнью многих греков, и своими друзьями, и своими легионерами, и всем на свете пожертвовал бы.

А потом, когда он удовлетворил свое желание и решил, что о нем уже не забудут (и ведь действительно не забыли, помним), он пошел домой. И там тихо и спокойно развлекался, как всякий богатый римлянин: вино пил, принимал у себя гостей, сам ходил в гости. И вскоре умер, потому что заразился на Востоке очень тяжелой инфекционной болезнью. Он даже жизнью пожертвовал для удовлетворения… чего? Своей прихоти? Но ведь из-за этого какие события произошли – грандиозные!

Я бегло описал две биографии людей, так сказать высокопоставленных. Это вовсе не значит, что люди этого типа и этого склада обязательно должны занимать высокое положение, просто о них сохранились сведения в истории. Забыто о массе других, которые поддерживали Александра или мешали ему, которые поддерживали Суллу или Мария. И которые тоже делали это вопреки своим интересам, потому что всегда можно было легко отстраниться от политики, не делать вовсе ничего, а сидеть дома, гонять свиней в дубравах, возделывать поле, смотреть с собственной милой женой на закат, нянчить ребятишек. Такого человека никто бы не трогал. Но почему-то появлялись люди, которые требовали для себя чего-то большего. Они-то и производили шум в истории.