Текст книги "Saligia. Noctes Petropolitanae (сборник)"

Ждет религиозное сознание нового мира, грядущего вслед настоящему. Но этот мир – вечность, в которой весь мир наш, вся полнота времен. Во временном созерцании можно сказать, что новый мир наступит тогда, когда наш завершится. Однако, покидая наш мир, мы вступаем в новый и не ждем окончанья времен, вечностью их превозмогаем. Как бы в одно мгновенье, т. е. не разновременно, а временно-всеедино воскресают и изменяются все… Не постепенным нарастанием создается Царство Божие на земле, не в конце оно долгого пути человечества, а – сразу во всей человеческой жизни, во всевременном единстве ее.

И как бы ни медлили мы – как бы ни тянулось время, в полноте времен осуществится для нас полнота земного бытия в Боге, для Бога в вечности существующая искони. Мы можем разъединять и длить, но медлительность и немощь наши, умножая нашу вину, не нарушают закона Любви: он все равно осуществляется и осуществится. Так и каждый из нас выполняет все свое в полноте жизни своей. Каждое наслаждение искупается равным ему страданьем; каждое страдание возмещается равным ему наслажденьем. Не твари нарушить закон Творца своего, закон, которым она живет. Она утвердит себя и примет в себя все мирозданье и Бога, хотя бы и отвергала их и себя. Она отдаст себя, возвратится в стихии и станет добычей всего, как бы она ни стремилась себя удержать. Любовь царит в мире, и сила Всемогущей неодолима, и воля ее непреклонна.

Может мой дух, ленивый и косный, не стремиться к осуществленью в себе и чрез себя всеединства, не устроять созидаемого им тела, только пассивно соучаствуя в его стихийной, безумной жизни. Он может жить наслажденьями этого тела, боязливо избегая страданий. Но страданья придут все равно, и тело истлеет, а его мученья и смерть завершат чувственную жизнь моего духа. И сам он, не собирая себя и в себе приемлемое им, не объединяя и не объединяясь, чрез распадение и рассеяние найдет, наконец, свое единство и выполнит свою задачу. Он сознает свою вину в своей косности, в материальности жизни своей и в сознании этой вины найдет себе искупающую кару. Он усовершит недостаточное, неисполненное им в его земном бытии, но усовершит уже в бытии ином, в искупительной муке сознанья невозможности вернуть минувшее, поступить иначе, чем он уже поступил. Он будет страдать тем, что вопреки попыткам своим утвердить себя, все же себя отдавал и рассеялся, хотя подневольно, как раб, тем, что не преодолевал своей косности, лениво себя не осуществляя. Будет стыдить его, приниженность, рабство низшему вместо власти над ним, упрямое нежеланье постичь свою цель; будет отвращать омраченность его вместо сиянья. Уже единый с Богом, сознает он свою от Него удаленность; и будет мучить его огонь поядающий Божьей Любви. В вечности мука его, лишь смутно на земле предощущенная; вечна она – не угаснет огонь и червь не умрет. Но ведь и Христос страдал этой мукой, хотя страдал без вины, и вечно страдает, как Бог предвечный. И непостижимым образом чрез Христа преобразится мука, оставаясь собою. Она – одно выражение той вины, возможность которой заключена в созданьи свободной твари. И Бог приемлет осуществленность этой возможности, дабы осуществилась Его бесконечная благость… Для того, чтобы все это постичь до конца, вспомни, что в вечности время.

Может мой дух, напряженный и собранный в единстве своем, на земле отрешаться от жизни телесной. Может он отвергать стремления своего тела, уничтожать его наслажденья, не устроять, а убивать слепую и невинную стихию. Он будет искать в теле своем лишь страданье и смерть, страданье и смерть ему причиняя. В стремлении ограниченно-духовном утвердить себя и явить образ всеединства он не достигнет ни полноты самоутверждения, ни полноты самоотдачи, ибо нет полноты всеединства без телесности и вне ее. В вечности он постигнет предчувствуемую им на земле вину своего самоограниченья, свой недостаток любви к низшему, которому не захотел отдать себя и которого не захотел принять. Но не совершенное в земном бытии в бытии ином может быть свершено лишь неполно; и вина и кара вечно будут тяготеть на духе, вольно ограничившем себя и любовь свою. Тягость самоотреченья никогда не спадет, лживость его станет ясной, и громко будут звучать справедливые укоры невинного тела.

Недостаточен и грешен дух, если он на земле – во временно-пространственном бытии не обнаруживает и не раскрывает себя, соединяя свое усилие с усилием плоти и тем преображая ее, если он косно следует за влечениями тела. Это – вина не поправимая ни в нынешнем веке ни в грядущем, вина и вечная кара. Такой дух уже никогда и нигде целиком себя не раскроет, лишь в чистой духовности своей, на земле не явленной, един он с Богом чрез Христа, и в Христе постигает смысл своей кары. Но недостаточен и грешен дух, если он пытается во времени и пространстве жить только вечною жизнью своей. Он, как дух, достигает большей силы, большего развития, но не достигает полноты его и не выполняет долга своего на земле. И его вина не поправима, и его томит вечная кара, постигаемая им, хотя по-иному, в искупительной муке Христа. В полном раскрытии себя чрез преображение тела во всяком стремленьи его истинная цель человеческого духа. Она задача избранных Любовью, но в ней и свободно избравших свой путь. Нет принуждения в царстве Любви: каждый дух выбирает себе образ земного своего бытия. Один, оставаясь совершенным духом в вечности Божией, как человеческий дух лениво подчиняется жизни плотской и материальной, увлекаемый ее теченьем, погрязая в наслаждениях и неизбежности мук. Другой, подобно паралитику или умирающему на заре своей жизни младенцу, приемлет только часть жизни, только начаток ее. Третий, дух аскета, избирает жизнь земную как путь борьбы, отвергает ее и пытается жить жизнью вечной, не постигая, что вечности без времени нет. Все они нужны в мире, все несут свою кару, искупая ею недостаточность свою. Ни один из них не есть человек совершенный.

Не внешний закон, одинаковый для всех, определяет путь земной жизни. Не внешний закон, данный только мне, определяет мой путь. – Всякий сам ставит свою задачу, этим созидая мир и принимая на себя справедливую кару, если в ее пониманьи ошибся. Ее, задачу свою, осуществляет он в жизни земной, и только сам он может решить, в чем его долг, как должен он поступить. Я сам ценою падений и тяжких расплат нахожу мой закон, мой нравственный идеал, в вечности постигаемый мною, может быть и верно, а может быть нет. И не готовые правила говорят мне, как поступить, а истинное «я» мое, погружаясь в которое я постигаю мой идеал, приближаюсь или удаляюсь от Бога, награду приемлю иль муку и их постигаю в Христе. Это труднее, но это и выше, чем склонить свою волю под ярмо примеров и слов. В этом свобода моя, мой творческий труд, моя гордость и сила. В этом смиренье мое перед волей Любви.

5. Не совершенны как личности, те, кто не преображает мир, себя в нем не проявляя или его не созидая. Они достигают совершенства лишь во всеедином Христе. Один Христос всеединый совершенен как личность, как единый человек Иисус. И в Иисусе явлен нам полный лик двуединой Любви. Связует Иисуса с Непорочною Девой и Матерью Его не только единство духовное, но и телесное, плотское. В них одно непорочное тело, пространственно разъединившееся: по плоти Иисус тот же человек, что и Мария. Всякий из нас в отдельности своей неполон и душевно и телесно, всякий совершенен телесно только в плотском единстве с любимой своей. Лишь в плотском слиянии с нею тело его целостно и непорочно. Единое, оно двойственно в муже и жене, множественно в единстве неисчислимого потомства. Но как мгновенно на земле единство мужа и жены, вновь отпадающих в прежнюю разъединенность, так же и реальное единство заключенных в них поколений становится пространственно и временно разъединенным, дробясь и распадаясь, чтобы вернуться в единство свое через полную гибель. Рожденье – начало отъединенной жизни и смерти; плотское слиянье – мгновенное восстановленье единства; смерть – путь к полному восстановленью его.

Ограниченно тело Пречистой Девы, но непостижимым наитием Духа Святого восполнилось, усовершилось оно, вместив всю полноту телесности человеческой, и стало непорочным. Восстановилось в ней утраченное в Адаме и потомках его единство; и она, пребывая совершенною женою – девою, стала и мужем совершенным – сыном своим Иисусом. Как Ева изошла из Адама, так Иисус изошел из Девы. Но распадение Адама было саморазделом в стремлении к ограниченной жизни и началом смерти, грехом того, кто отъединился от Бога. Разъединение Девы было вольным приятием смерти и страданья, началом жизни. Без мужа зачала она и родила; не искала себе дополненья, ибо все в ней уже было, разъединяясь не разъединила себя. И сын ее, совершенный человек, и муж и жена, с нею единый плотски не искал вне ее своего дополненья: оно уже было в ней, в матери-деве. Мы из распада стремимся к восстановлению первозданной целостности нашей, в мгновенном слияньи его достигая. Он от целостности своей изошел в отъединенность, чтобы сделать действительностью отъединенность нашу. Единство – начало Его, Им внутренно не утраченное; оно реально в исходе земной жизни Его. И на земле плотски восстановлять его Ему было ненужно, как нужно это нам, неполным, искони разъединенным. То, чем для нас является таинство брака, то для Него – непорочное рожденье от Матери-Девы. Она являет в Нем себя как полноту человека; каждый из нас являет в себе – неполноту двуединства наших матери и отца. Поэтому отрицание брачного союза не что иное, как отрицание непорочного зачатия и рождения Иисуса, девства Его и Марии. На девстве зиждется брак; целомудрие – общий их смысл и общая цель. И только для того не нужен союз плотский, восстановление двуединства, кто, рожденный совершенным человеком – непорочною девой, с нею един, целостен и совершенен. Для всех, кроме Иисуса и Марии, отказ от плотской любви есть отказ от своего совершенства, гордыня одиночества и хула на освящающего жизнь и дарующего целомудрие Духа – Любовь.

6. Любовь моя – Любовь Христа к Церкви, Иисуса к Марии и, как Христова Любовь, должна она объединить меня с любимою, а в нас объединить весь Христом созданный и Им восстановляемый мир. Всему должно отдать себя мое двуединое «я» и все в себя приять единство жизни и смерти. Не для духовной жизни только на земле я рожден, но и для жизни телесной; и подвиг мой не в борьбе с моей плотью, а в преображеньи ее. Я должен восстановить в себе первозданное единство всего сущего; а плоть существует, ибо Христос ее создал, Христос воплотился. Неполон телесно я – телесно совершенен лишь один Иисус, единый с Марией, осиянной Любовью самой – и должен телесно восстановить я себя: в самозабвеньи любви слиться с любимой моей. На земле смогу я быть, то единым с нею плотски, то раздельным; в вечность подъявшись, едино-раздельным пребуду я с ней. Может быть не удержу я единства: не будет мой брачный союз совершенно бездетным; и мгновение нашей истинной жизни станет началом смерти, началом плотского распада в рожденьи детей. Может быть долго еще будем искать мы единство свое в длинном ряду наших детей и потомков. Не в жизни земной осуществится оно: только в вечности живущий дух, преодолев пространство и время, раскроет «великую тайну во Христа и во Церковь». Но для того, чтобы раскрыл он ее, необходимо мне в пределе земном все земное свершить; чтобы жизнь моя была преображена, должна она быть, на земле раскрыться во всей своей полноте, во всем своем напряженьи. Любовь творит чудеса, и верим мы в чудо: в возможность вознесения в вечность в миг мгновенный духовно-плотского слиянья, верим в возможность смерти жизни, когда достигает жизнь полноты…

Нет и не может быть «духов нечетных», ибо даже Иисус, человек совершенный, полн только в единстве с Марией. И нет, кроме Него и Ее, никого, кто бы мог восстановить телесную свою полноту вне брака и плотского слиянья, ибо нет никого, кроме него, рожденного непорочною девой и нет непорочной девы второй. У всякого есть своя избранница, своя невеста. Он может не думать о ней, не «знать» ее, отвращаясь от плоти и мира. Но тайная связь его с ней, исконная связь неразрывна. Она живет в душе его и волнует его безумное тело. И не веря зовам духа и плоти, он лишь оскверняет любовь свою к Иисусу и Деве, стараясь расторгнуть их нерасторжимый союз. Нет нечетного духа – у всякого своя избранница. Она дополняет и завершает его. Но может ее не искать, не найти он, может не узнать иль отвергнуть, живя сокровенным единством Любви, не явленной миру. Может быть, сам он вместе с нею избрал этот путь отреченья от жизни, неполный труд на земле. Он искупает свой грех вечною мукой. Он не достиг совершенства, для Бога Бога отвергший аскет…

7. Долго ждал и искал я тебя, любимая, сам не зная о том, не зная, что по тебе неизбывной тоской томится милое сердце и сжимается судорожно, словно рыдая. Проходила ты близко, но в тебе тебя я не видел. Не вернуть минувшего мне, не свершить не совершенного. И как бы велика ни была наша радость, останется в ней и тоска по чему-то не сделанному, едкая горечь вины и ошибок. Будет светлою эта горечь и тихою наша тоска. Узнаем мы, что и в прошлом уже двуединою жизнью мы жили… Но ведь могли мы жить и иначе, полнее и ярче. Не проходят бесследно ошибки: за каждую платишь страданьем и горем…

Тернист путь любви, полн ошибок и мук. Но не счастье любовь – она и страданье и радость. Слушай ее необманные речи, звучащие в сердце твоем. Смело иди на страданья, ищи безбоязненно радость. Сам ты находишь свой путь, узнаешь, что должно и нужно. Сердце подскажет тебе, кто твой любимый, что ты должен принять, от чего отказаться. Пусть рыдает оно и стонет в тоске по любимой или в муке тяжелой: знает оно, что говорит нам Любовь. Слушать хочу Ее я тихие речи, внимая биению сердца любимой, чуткого сердца, живущего жизнью Любви. В сумерках тихих слышна мне волшебная песня; правдой чудесной и силою дивной подъемлет в борьбе слабеющий дух. В ясном затишье безмолвно сливаются вещие души, легким дыханьем колеблют листву, сгущают вечерние тени, там, в небесах зажигают блестящие звезды. В недра Природы, в пучину забвенья медленным шагом, с улыбкою ясной неслышно нисходят они…

Без Тебя, Любовь, я – ничто. Ты никогда не престанешь, Вечная. Зла Ты не мыслишь, Всеединая Благость, в ничто создающая все. Не ищешь Ты своего, всю себя отдавая, не завидуешь. Не утверждаешься в себе, самоотверженная; не надмеваешься и не гордишься; ибо как гордиться Ты можешь, если не ищешь своего? И нет гнева в Тебе: на кого и на что Ты гневаться станешь, если всем Ты всю себя отдала? Все ты переносишь, все терпишь, долготерпеливая; все прощаешь, милосердная. От всего отрекаясь, на все Ты надеешься и все получаешь. Всю себя отдавая, свое Ты находишь и себя утверждаешь. Сорадуясь всему сущему, всему истинному, не знаешь ты гнева, Любовь. Но безмерно могуч и неумолим гнев твой, ибо Ты приносишь блаженство единства чрез муку разъединенья, созидаешь жизнь через смерть.

Тих и благостен свет твой, прозрачен; благоухает дыханье твое в дыханьи любимой, как это звенящее утро. Темною ночью была Ты во мне и со мной… Вот солнце восходит и светлый, и бодрый приносит мне день. И льется в лучах его жизнь, кипящая силами жизнь. И слышатся звонкие песни сияньем согретой земли. Вот он день мой, рожденный молчаньем таинственной ночи! Радостный день как немолчный поток – с безмерною силой гремящий в душе. Эта ли сила не сломит страданий и горя? Ей ли страшна еще дальняя темная ночь?

Примечания

Saligia

Впервые – Пг., изд. артели «Наука и Школа», 1919.

¹ Собственность… яйность (обладание собственным «Я») (нем.).

Noctes petropolitanae

Книга вышла в свет в 1922 г. в Петрограде.

¹ Так называемый (франц.).

² «Нераздельно и неслиянно» — характеристика божественной и человеческой природ во Христе, по определению Халкидонского Собора 451 г.

³ «Любовь, что двигает небо и другие звезды» (итал.). Ср. с последними строками «Божественной комедии»: «L’amor che muove il sole e l’altre stelle» – «Любовь, что движет солнце и другие звезды». Вероятно, у Карсавина описка.

⁴ Всякое животное после соития печально (лат.)

⁵ Единое и многое (греч.).

⁶ Редкий и быстротечный час! (лат.).

⁷ «Из сущности (усии) Отца» (греч.).

⁸ Знаменитое «филиокве» («И от Сына», лат.) – добавление в Символ веры (Верую… в Духа Святого… иже от Отца (и Сына) исходящего…).

⁹ Dilectio – выбор (лат.), agape – любовь (греч.), смысл греч. слова включает также в себя аспект оценки, предпочтения.