Текст книги "Тверской бульвар"

Роом не Ромм и «Московский Ротшильд»

Приехав в Москву в 27 лет с двумя дипломами о высшем образовании, бездомный режиссер саратовского детского театра Абрам Роом нашел пристанище в меблированных комнатах на Тверском бульваре, 7. Уроженец Вильнюса, сын состоятельных родителей, после гимназии занимался в Петроградском психоневрологическом институте, слушал лекции Бехтерева, увлекался психоанализом Фрейда и Юнга. Диплом врача получил на медицинском факультете Саратовского университета. Ни психоаналитиком, ни доктором не стал.

Набиравший силу «великий немой» рекрутировал таланты отовсюду. Борис Барнет, выпускник военной школы физического образования, выступал на ринге боксером. Лев Кулешов – художник, занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Всеволод Пудовкин прослушал курс на физико-математическом факультете Московского университета. Из Петроградского института гражданских инженеров добровольцем записался в Красную Армию Сергей Эйзенштейн. В Московском университете и Психоневрологическом институте учился Дзига Вертов. Все это – имена классиков советского кино. В их узкий круг стремительно вошел театральный режиссер Роом. Его принял в труппу Театра Революции Всеволод Мейерхольд. Но у притягательного режиссера приезжий долго не задержался.

В Москве появилось два режиссера с похожими фамилиям. Один – Роом. Другой – Ромм. У одного – два «о», у другого – два «м». При произношении разные фамилии звучали почти одинаково. Старший по возрасту Роом попросил Ромма: «Молодой человек! Вам надо сменить фамилию, нас путают!»

М.И. Ромм

Когда «молодой человек» прославился фильмами «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», ему приписывали картины Роома. Кроме национальности, ничего общего между ними не было. Автор Ленинианы создавал фильмы совсем не о том и не так, как это делал режиссер, который снимал раньше всех интимную жизнь, эротическое кино.

Свой первый полнометражный фильм «Бухта смерти» Роом делал в Одессе в те дни, когда Эйзенштейн там же снимал «Броненосец Потемкин», принесший ему славу невиданным монтажом и необыкновенными ракурсами. Фильмы о революции они монтировали рядом. Но представляли ее каждый по-своему.

«Мы видим, что людей нет, – говорил Роом на обсуждении картины Эйзенштейна, – люди даются в схематическом состоянии, напоминающем машины. Офицеров в “Потемкине” дано около пяти человек. А вы путаетесь, вы их не узнаете, их бросают в море и вам кажется, что это все время бросают одного человека. У них нет лица». Роом снимал лица героев картин медленно, крупным планом, приглашал на главные роли лучших театральных актеров, показывал переживания, характеры.

У Эйзенштейна трагедия происходит в дни первой русской революции. У Роома драма разворачивается в дни Гражданской войны. Революционные матросы боролись за свободу народа и ушли с броненосцем в изгнание. Механик корабля, ни красный, ни белый, спасал жизнь сына и отправлял судно на дно.

Прославился Роом фильмом «Третья Мещанская», снятым всего за 27 дней, но оставшимся в истории кино. Так называлась прежде улица Щепкина, где жил в ХIХ веке в собственном доме великий актер Малого театра и в родильном доме в ХХ веке появился на свет Владимир Высоцкий.

А.М. Роом

В Мещанской слободе в прошлом жили в собственных домах не самые богатые люди. На месте их особняков на стыке ХIХ – ХХ веков росли многоэтажные доходные дома с квартирами по 6–8 комнат, превращенными после 1917 года в коммунальные квартиры, плотно заселенные от подвалов до чердаков. По сюжету фильма в один из таких подвалов, где в годы нэпа ютится комсомолец Николай с женой, приезжает его фронтовой друг Владимир. В него влюбляется жена Николая, и молодые рабфаковцы, без пяти минут студенты московских институтов, начинают жить втроем, убеждая себя, что любовь комсомольца свободна от ревности. Виктору Шкловскому, сценаристу и другу Маяковского, сюжет навеяла не жизнь поэта, а заметка в «Комсомольской правде» из разряда происшествий. В родильный дом явились к роженице два друга, два отца, а чей сын появился на свет, никто из них не знал. Такая вот свободная любовь…

В 1927 году цензура не добралась вплотную до кино. Поэтому на столь острый сюжет психоаналитик Роом поставил немой художественный фильм, который с успехом и скандалом прошел по экранам СССР. Возмущенные зрители покидали залы. Третью Мещанскую переименовали в Первую Гражданскую улицу. В фильме запечатлен не только любовный треугольник, но и Страстной монастырь, памятник Свободе, Триумфальные ворота и храм Христа Спасителя, Тверская улица до того, как все это уничтожили.

После демонстрации картины по Москве поползли слухи, что Шкловского сочинить сценарий побудила не заметка в газете, а известная ему жизнь втроем под одной крышей Лили Брик, ее бывшего мужа Осипа Брика и их друга Владимира Маяковского.

В Европе картина шла под разными названиями: «Любовь втроем», «Диван и кровать», «Подвалы Москвы». Под влиянием картины Роома, как пишут киноведы, во Франции Рене Клер поставил «Под крышами Парижа», сделавший ему имя.

В другой картине Роома – «Дискобол» – по сценарию Юрии Олеши, названной в окончательной редакции «Строгий юноша», комсомольцы предстают греческими патрициями, занятыми спортом и философией. Героиня Маша вбегала в море и выходила из пены морской, подобно богине любви Афродите, обнаженной. Никто ничего подобного не показывал на экране. В этой роли режиссер снял любимую жену, по его словам, «актрису-тайну», Ольгу Жизневу. С ней до смерти не расставался и лег под одним камнем на Введенском кладбище.

«Строгого юношу» к показу запретили. Былой свободы не стало. Фильм не укладывался в прокрустово ложе узаконенного в Москве на Первом съезде советских писателей метода социалистического реализма. Сформулировал его Сталин. Фильм не смыли. Впервые показали спустя 38 лет в кинотеатре «Повторного фильма». Тогда кинокритики увидели, что эта работа предвосхитила итальянский неореализм. «Если бы картина Абрама Роома “Строгий юноша” вышла в 1935 году, а не была положена на полку, то все направление, сделанное Антониони, съемки длинными кусками, монтаж внутри кадра – появилось бы на четверть века раньше», – услышал о своей картине здравствовавший режиссер.

Сценарий Юрия Олеши сочли «идейно-художественно порочным», зараженным чуждой «идеей философского пессимизма, направленного против коммунистических идеалов революционного пролетариата». В тюремной камере Всеволода Мейерхольда искусствоведы в штатском под пытками заставили подписать показания, что его «выученик», с которым он работал в театре Революции, оклеветал советское юношество и молодежь, показал ее «с фашистским душком».

Юрия Олешу не арестовали. Прожил писатель после испытанного потрясения четверть века. Но все созданные им шедевры датируются до 1935 года. Писать свободно он решался в дневник. В сокращении его записи под названием «Ни дня без строчки» вышли после низвержения с пьедесталов статуй Сталина. Удар государства Роом выдержал, не спился, как друг Олеша, нашел себя в звуковом кино. В годы войны поставил по психологической драме Леонида Леонова» фильм «Нашествие», заслужил Сталинскую премию. Второй раз получил ее за «Суд чести» в духе соцреализма.

Поздний ренессанс мастер пережил, создав трилогию о любви, экранизируя классику. На 71-м году жизни вышел «Гранатовый браслет» по Куприну. В 76 лет по экранам СССР прошли «Цветы запоздалые» по Чехову. В 79 лет, за год до смерти, пошел в прокат «Преждевременный человек» по пьесе Максима Горького «Яков Богомолов». Все они и сегодня волнуют. Бунина экранизировать Роому не дали, как и звания народного артиста СССР.

Меблированные комнаты на Тверском бульваре, 7, где режиссер жил в 20-е годы, появились в усадьбе Голицыных после того, как ее купил новый хозяин, набиравший финансовую силу в Москве. Все хохотали, слушая репризу Аркадия Райкина: «В Греческом зале, в Греческом зале…» Такой зал есть в Москве в Музее изобразительных искусств на Волхонке, заполненный слепками античных изваяний. Купили их благодаря Лазарю Полякову. Зал в знак благодарности назвали именем его сына. При советской власти эту деталь, как несущественную, не упоминали путеводители по музею. Мецената, которому многим обязаны библиотека Румянцевского музея, Политехнический музей, Санкт-Петербургский университет, замалчивала энциклопедия «Москва», даже та, что появилась в 1997 году, когда цензуры не стало.

В минувшем году «Московская энциклопедия», век спустя после «Брокгауза и Ефрона», поместила статью: «Поляков, Лазарь Соломонович (1842, Орша, Могилевской губ. – 1914, Париж), предприниматель, банкир, общественный деятель». На парадном снимке банкир запечатлен с легендарной «Анной на шее», орденской лентой «Анны» 1-й степени через плечо. Российским и иностранным наградам тесно на мундире благотворителя, среди которых орден Почетного легиона. За что такая честь отпрыску винного откупщика, проще говоря, торговца водкой?

Три сына купца первой гильдии Соломона Полякова при либеральном царе Александре II, начав дело «при капитале отца», получили право выйти за черту оседлости и пойти другим путем. Они прокладывали в России железные дороги, основывали банки, промышленные и торговые общества. Все трое удостоились чина тайного советника, что соответствовало чину генерал-лейтенанта. Как сказано в издании «Купечество Москвы», «первым из предпринимателей иудейского вероисповедания Лазарь Поляков был возведен в потомственное дворянство, в котором числился по Области войска Донского». Московское дворянство отказалось видеть его в своих рядах.

В Москве младший из братьев Поляковых обосновался молодым, двадцати семи лет от роду, в положении купца первой гильдии, почетного гражданина города Таганрога, кавалера ордена Святого Святослава. Получил свой первый орден «за участие и особое радение в деле строительства Курско-Харьковской железной дороги». Спустя три года удостоился ордена Святой Анны 3-й степени «за усердие и труды во благо Отечества». Благо выражалось в открытых в разных городах банках, в том числе Московского земельного банка, где впервые выдавали популярные ипотечные кредиты, столь проблемные в наши дни.

Ярославско-Костромской земельный банк во главе с сыном Полякова, Михаилом, занял два старинных особняка на Тверском бульваре, 15. Они на месте, воссозданы сорок лет назад такими, какими выглядели в ХIХ веке. Рядом под номером 17 простирается другая старинная усадьба со строениями разной архитектуры и возраста. Всех объединяет былая принадлежность преуспевавшему банкиру. Он скупил землю и строения между бульваром, Большой Бронной и Богословским переулком. «Брокгауз и Ефрон» упоминает здесь номера четырех его домовладений и номера девяти других в Москве.

Соплеменнику архитектору Семену Эйбушицу, выходцу из Австрии, принявшему российское подданство, Поляков заказал во дворе усадьбы четырехэтажный доходный дом. Ему же поручил на углу Кузнецкого Моста и Рождественки построить резиденцию Московского международного банка. Облицованное вечным камнем монументальное здание с колоннадами над входом и вдоль стен не раз меняло собственников – но сохранило себя и роскошный операционный зал. В годы СССР здесь была сберкасса 1-го разряда, где можно было проверить билеты денежно-вещевой лотереи не только РСФСР, но и всех союзных республик СССР.

Финансовый гений любил широкие жесты, щедро жертвовал на детские приюты и попечительство о бедных, учредил много стипендий студентам и ученикам. Поляков купил землю и финансировал сооружение Хоральной синагоги в переулке у Маросейки, проект которой создал Семен Эйбушиц. Он – автор многих московских домов, в том числе бывших Центральных бань в Театральном проезде.

Когда ярый антисемит генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович закрыл все синагоги и запретил открыть сооруженную до него Хоральную синагогу, Поляков сделал доступной для всех свою домовую молельню на Большой Бронной, 6. При советской власти ее раввина расстреляли, в зале пела и плясала художественная самодеятельность, пока синагогу не вернули верующим в 1991 году. Сам Поляков с семьей жил в двухэтажном особняке на Тверском бульваре, 13. С одной стороны соседствовал с известным адвокатом и его женой великой актрисой Малого театра Ермоловой. С другой стороны его соседкой оказалась княгиня Клеопатра Святополк-Мирская. В советские годы двухэтажный дом Московского земельного банка Полякова превратили в многоэтажный дом в стиле сталинского ампира. Его занимал Промстройбанк СССР, потом его рыночный преемник, рухнувший в дефолт 1998 года.

Тверской бульвар, 13. Фото А.А. Скорохода

Я бы утомил читателей, если бы стал перечислять все учрежденные Лазарем Поляковым банки, проложенные железные дороги, основанные товарищества, общества промышленные и страховые, разные школы, в их числе Новочеркасское атаманское техническое училище, на которое он пожертвовал 640 тысяч рублей. В районе Таганки на Воронцовской улице открыл еврейскую больницу. Царское правительство ценило «финансовое проникновение в Персию», где Поляков протянул первую шоссейную дорогу и железную дорогу от русской границы до Тегерана и далее. Шах наградил предпринимателя орденом Льва и Солнца и назначил генеральным консулом в Москве.

Банкира до того, как солнце над его финансовой империей закатилось, называли «Московским Ротшильдом». Капитал оценивали в 30 миллионов долларов, что соответствует современным 25 миллиардам долларов. Как пишут, по сравнению с ним «великий Павел Рябушинский выглядел как молоденькая овечка рядом с племенным быком». Но после мирового финансового кризиса банки Полякова оказались на грани краха. Накануне мировой войны, в 72 года, весь в долгах, но не утративший былой энергии, Поляков отправился в Париже за кредитами, где умер, оплаканный на похоронах в Москве всей еврейской общиной, защитником и опорой которой состоял много лет.

Столь яркая фигура заинтересовала Льва Толстого. В «Анне Карениной» брат Анны, Степан Аркадьевич, просит ее мужа замолвить за него словечко Поморскому. В ответ слышит: «Да ведь это больше от Болгаринова зависит… А у него, банкира-еврея, брат Анны “потомок Рюрика князь Облонский” в тот день утром два часа просидел в приемной и чувствовал себя там неловко, оттого ли, что ничего не выходило из каламбура: “было дело до жида и я дожидался”, или от чего-нибудь другого». После испытанного унижения «с чрезвычайной учтивостью принял его, очевидно торжествуя его унижением, и почти отказал ему…»

В «Московской энциклопедии» статья о Полякове неожиданно заканчивается таким пассажем: «Согласно устоявшейся легенде незакон. дочерью П. была вел. рус. балерина Анна Павловна Павлова (1881, СПБ.; 1931, Гаага). Биографы ее мать представляли прачкой, отца – солдатом Матвеем Павловым. Но его отчеством балерина себя не называла. Оказывается, мать балерины служила у Полякова, потом содержала прачечную и жила в собственном двухэтажном доме под Петербургом. Своему импресарио Солу Юроку Анна Павлова раскрыла тайну рождения, взяв с него слово при ее жизни об этом молчать. О чем Юрок написал в мемуарах: Sol Hurok. Impressario. Random House, New York, 1946.

Сын Полякова Владимир упоминал, что Анна – побочная дочь отца. На него ссылается биограф балерины в книге: “Oleg Kerensky. Anna Pavlova. N.-Y., Dutton Publ., 1973”».

А я продолжу хождение по Тверскому бульвару, о котором многое еще не успел написать.

«Рука Москвы» и «Молочный король» с Тверского бульвара

На Тверском бульваре все дома – без преувеличения памятники, будь то появившиеся до пожара 1812 года, будь то при советской власти. Памятники если не архитектуры, то истории, это точно. Один из них напоминает мне типичный парижский жилой дом: шестиэтажный с мансардой, ажурными решетками декоративных балконов, стенами цвета сизарей. В Париже их тысячи. У нас разве что такой один.

Появилось это здание после революции 1905 года, когда по всей Москве и на улицах, и в переулках вырастали 6–8-этажные доходные жилые дома на месте бабушкиных особняков. Один архитектор – Иван Кондратенко – построил их тридцать, почти все они сохранились, как и другие его постройки. После войны снесли Лубянский пассаж ради сооружения «Детского мира». Самый известный проект Кондратенко – старообрядческая церковь Николы, открывшаяся после сноса ветхих домов на Тверской заставе, где преображается мучительно долго пространство площади Белорусского вокзала. Храм и колокольня оказались в окружении высоток, но церковь не затерялась, стала доминантой образовавшегося ансамбля архитектуры ХХI века.

Иван Гаврилович Кондратенко учился в Москве и Петербурге у лучших архитекторов и художников. На студенческой скамье награждался двумя золотыми и серебряной медалями. Открытий в архитектуре не совершал, но мастерски владел всеми применявшимися в его годы стилями: модерном, эклектикой, неорусским, неоклассикой. Этим стилям, в эпоху сталинского ампира считавшимся признаком архитектурного упадка, Москва обязана своеобразием гораздо больше, чем сохранившейся кое-где классике. О Кондратенко искусствоведы пишут, что ему нельзя отказать в «стремлении к необычной индивидуальной трактовке форм и деталей». Это видно на Тверском бульваре, 9, где сохранился доходный дом Ивана Михайловича Коровина.

Тверской бульвар, 9. Фото А.А. Скорохода

Заваленный заказами преуспевавший архитектор обзавелся собственным домом у Новоспасского монастыря на Большой Спасской улице, 2, переименованной в Большие Каменщики. Жил Кондратенко по принципу: «Кто рано встает, тому бог подает». Принимал заказчиков дома до 9 с половиной утра, весь день занимался проектами и следил за их воплощением на Тверской, Арбате и в арбатских переулках, на Петровке, Большой Дмитровке и так далее. После революции заказы иссякли, куда подался обездоленный шестидесятилетний архитектор, где умер – неизвестно.

В построенный им в 1906 году доходный дом на Тверском бульваре въезжали обеспеченные люди. Одного из них, купца первой гильдии миллионера Александра Васильевича Чичкина, знали все, кто ходил по утрам за свежим молоком. Вчерашнее молоко приказчики утром выносили в бидонах и демонстративно выливали.

В адресно-справочной книге 1917 года за фамилией Чичкина следовало: «Московский клуб автомобилистов. Молочные продукты. Колбасная фабрика. Консервы. Домовладелец». О колбасной фабрике и консервах его современники не вспоминают, называют Чичкина «владельцем всероссийской молочной империи». Принадлежавшие ему магазины находились в Москве повсюду. (Один из них – самый известный – помещался на Тверской, где, храня традицию, торговал при советской власти фирменный магазин «Сыры», очень даже неплохой.) Назывались магазины «Молочными скопами». Под скопом подразумевался, согласно «Словарю русского языка», склад чего-либо, «преимущественно молочных продуктов». Самыми многочисленными скопами владели «Бр. В. и Н. Бландовы» и «Чичкин Ал-дръ. Вас.». Ни у кого не было столько скопов, как у них. Братья Бландовы содержали 62 заведения, Чичкин их превзошел, в его сети продавали молоко, сметану, творог в 76 магазинах. Этих купцов связывали родственные узы – за сына волжского лоцмана выдал племянницу Евдокию Владимир Иванович Бландов. После отмены крепостного права Николай Верещагин, брат известного художника, вместе с ним организовал в селах первую артельную сыроварню и молочную школу. В нее купец устроил Сашу Чичкина. В Москве дал ему образование в реальном училище и Петровской сельскохозяйственной академии. Потом на три года отправил в Париж, где высшее образование завершилось в институте Пастера. Там в Европе Александру было «больно смотреть, будучи русским, на круглогодовое пиршество европейских коров на ухоженных до блеска полях и пастбищах Дании, Голландии, Франции, еще тяжелее сознавать, что мы, русские, не умеем работать. Мы либо лежим, либо бежим. То на боку, то на скаку!»

Чичкин работать мог сам и увлекал делом других. Обласканный родственником, на его кредит открыл на Петровке «молочную станцию», первый магазин в городе, в котором испокон века торговали молоком на базарах и на улицах, где паслись коровы. Стал он производить из молока всевозможные продукты, удивил москвичей мороженым. Построил на Новорязанской улице крупнейший в Европе завод. Опережая японцев на сто лет, создал систему обучения, поощрения, продвижения и социального обеспечения персонала. Из его фирмы никто добровольно не уходил.

Покупатели поражались качеством молока, приветливостью умелых приказчиков и кассовым аппаратам в каждом скопе, символом честной торговли. Чичкин потеснил на рынке благодетеля и родственника. «Молочный король» поставлял молоко в Царское Село для наследника престола. Дело приносило ему не только прибыль, но и радость. «Поэт поэтами, – говорил он, – но ведь и бочкою масла, и головкою сыра и бутылкою вкусного молока можно в равной степени славить свое Отечество, служить благу и расцвету родной земли».

Александр Чичкин с Тверского бульвара, 9 переехал в собственный дом на Новой Басманной улице, 23. Под одной крышей с ним жили братья Василий и Иван. Делами фирмы занимался брат Николай. Пятый брат, Алексей, врач, приват-доцент, служил в химико-бактериологическом отделении института имени Морозовых, делал анализы молочной продукции.

Купец-миллионер Чичкин, подобно купцу-миллионеру Савве Морозову, согласно семейному преданию, укрывал от полиции революционеров: Вячеслава Скрябина, известного под именем Молотова, Анастаса Микояна, будущих соратников Сталина, и других большевиков, рвавшихся к власти. Когда они ее захватили, Александр Васильевич в 1918 году добровольно отдал большевикам все, чем владел, не дожидаясь экспроприации. Пришла беда – отворяй ворота. В том году трагически погиб девятнадцатилетний сын Александр.

Легко вообразить, как тяжело было расставаться с собственным домом, роскошным автомобилем и аэропланом «Фарман», которыми сам управлял. Владения «молочного короля» простирались от Москвы до Сибири, где масса станций заготавливали сливочное масло. Сто тонн продуктов в день производил завод в Москве. Между молочными скопами сновали 36 грузовиков, сотни ломовых извозчиков. Летучий отряд ревизоров на восьми автомобилях держал под контролем персонал.

В советской Москве купец Чичкин превратился в служащего, консультанта молочной отрасли. Его советами пользовался не забывавший гостеприимство Микоян, ведавший пищевой промышленностью СССР. Что не помешало карательным органам жителя Новоконюшенного переулка старшего экономиста Народного комиссариата торговли в 67 лет отправить на «трудовое перевоспитание» в Кустанай. Из ссылки в Северном Казахстане через два года «лектора объединения фабричных библиотек» вызволили два члена Политбюро, бывшие временные жильцы особняка на Новой Басманной. Чичкину дали персональную пенсию в 1935 году. Но и после нее «молочный король» оставался непререкаемым авторитетом, советником наркомата, позднее министерства. В годы войны помог становлению молочной промышленности в Средней Азии, за что получил телеграмму Сталина и Микояна. В день 80-летия удостоился грамоты «Ударника третьего пятилетнего плана», а когда умер – места на Новодевичьем кладбище рядом с сыном на 3-м участке в 21-м ряду, где хватило земли жене Евдокии Никитичне по соседству с Любовью Орловой.

Первую квартиру в Москве на Тверском бульваре, 9 профессиональный революционер без кола и двора Осип Пятницкий, человек, олицетворявший в мире «руку Кремля», получил в 1919 году. Жил здесь с молодой женой и двумя сыновья до переезда в 1933 году в злосчастный Дом на набережной. Эти даты – на мемориальной доске дома. Сегодня о Пятницком, бывшем шефе политической разведки Коминтерна в масштабах земного шара, краеведы в описаниях бульвара не упоминают, как прежде замалчивали «врагов народа», эмигрантов и диссидентов.

По случаю 50-летия Пятницкого вожди Коммунистического Интернационала, в приветствии, опубликованном всеми газетами СССР, писали: «Даже сотая доля того, что он сделал и делает по линии руководящей работы в мировой партии коммунизма – не получает огласки». Потому что она была тайной, как работа сотрудников Иностранного отдела Лубянки и военной разведки Красной Армии. Агенты Коминтерна под партийными кличками легально и нелегально приезжали за инструкциями в Москву, снабжались валютой, документами, экипировались по последней моде и уезжали с секретными заданиями. Агенты Коминтерна устраивали забастовки, митинги, демонстрации, подпольные типографии, выпускали газеты, печатали листовки, добывали оружие и деньги, чтобы взять власть по примеру Ленина.

Сын краснодеревщика Таршиса в маленьком литовском городке получил специальность дамского портного. Но немного времени провел в портняжной мастерской. В 18 лет с красным флагом вышел на улицу, произнес речь на митинге, напал на полицейский участок, как пишет биограф: «В первых рядах штурмующих шел Иосиф». Его заметили лидеры партии, поручили «наладить транспорт литературы и отправку людей за границу». Так началась типичная жизнь «агента “Искры”», газеты, издаваемой Лениным за границей. Семейную жизнь заменила жизнь подпольная, под чужими фамилиями и кличками. Похожий на грузина Пятницкий жил по паспорту князя Санадирадзе.

После первого ареста попал в киевскую Лукьяновскую тюрьму, откуда бежал за границу. В Берлине стал Михаилом Давидовичем Фрейтагом. В переводе с немецкого «фрейтаг» – пятница. Так возник псевдоним, вошедший в историю. В партии товарищ Фрейтаг занимался делами, подпадающими под самые суровые статьи уголовного кодекса Российской империи. Транспортировал нелегальную литературу, оружие, снаряжал в путь людей, обремененных килограммами взрывчатки и бикфордовыми шнурами. Их наматывали на ноги. Люди-бомбы рисковали жизнью.

После поражения революции 1905 года Пятницкому поручили «всю технику в Москве». В подвале «Магазина кавказских фруктов» конспиратор оборудовал подпольную типографию МК партии. «Паспортное бюро» фабриковало документы. Занимался Пятницкий выслеживанием провокаторов; их, между прочим, убивали. Кто это делал, как и где – об этом историки партии умалчивали всегда. Где жил «техник», неизвестно. Скрываясь от полиции, менял адреса и явки. Ночевал на конспиративных квартирах. После провала типографии – скрылся за границей.

В Париже выучился на электромонтера. В России, подобно другому гению конспирации – Леониду Красину, занимался электрификацией и заодно подпольной работой, пока не сослали на Енисей, обжитый революционерами. В Москву Пятницкий вернулся, амнистированный Февральской революцией. Обитал в бывшем доме генерал-губернатора на Тверской. Там секретарь МК партии и член Боевого центра заседал, когда шел бой за Кремль, добывал оружие, брал власть в Москве у Временного правительства.

В 38 лет закоренелый холостяк, лишивший себя личной жизни ради дела партии, случайно познакомился с молодой красивой женщиной. Ее представили ему так: «Юля Соколова из 5-й армии, она там в разведотделе работала и доработалась до больницы…»

Ясно, почему дамский портной и его угнетенные соплеменники пошли за Лениным, боровшимся за то, чтобы «дети наши вспоминали о капиталистах и помещиках, как о доисторических чудовищах». Но почему внучка помещика, дочь священника и вдова генерала пошла за ним? «Вы знаете, Пятница, я недобитая буржуйка, – так цитирует Соколову автор книги «Пятницкий» в серии ЖЗЛ. – То есть, дворянка и, не будь революции, сейчас, может быть, жила бы в своем имении и вышла замуж за Мишу Тухачевского, мы соседи и еще детьми придумывали с ним всяческие игры…»

Захватывающая история очаровательного «адъютанта его превосходительства», разведчика красных, внедрившегося в штаб белых, известна по фильму. Сюжет жизни красавицы Юлии Соколовой не менее увлекателен, достоин фильма и романа. «Недобитая буржуйка» познакомилась с будущим Маршалом Советского Союза в имении деда. После гимназии преподавала в начальных классах, ушла на войну медсестрой, записалась добровольцем в женский «батальон смерти», вышла замуж за царского генерала Борисова, вступившего в Красную Армию и погибшего. Юлия стала членом партии в 20 лет, потому что «поняла, где лежит настоящая правда».

Из политотдела армии Фрунзе перевелась в армию под командованием друга детства. Командарм Тухачевский рекомендовал подругу в разведывательный отдел 5-й армии. Там ей составили легенду. Медальон с бриллиантами и фотографиями погибших князя и княгини Урусова помог в образе их дочери внедриться в штаб Верховного правителя России адмирала Колчака. Там девушку, говорившую на французском языке, с манерами аристократки, признал за княгиню Урусову начальник контрразведки. Полковник представил господам офицерам сироту приемной дочерью. От гибели разведчицу спас влюбленный офицер, предупредив о грядущем через полчаса аресте.

В доме знакомого купца, куда за ней явились, она спряталась в бочке с рассолом и мучилась скрюченная в ней, пока не услышала бой на улицах. Обессиленную Соколову нашли по заданию Тухачевского и переправили в Москву, где в больнице произошло знакомство члена партии с 1920 года с членом партии с 1898 года. Через две недели они поженились. Сын Игорь родился через год. Второго сына назвали Владимиром в честь покойного Ленина. Его новую экономическую политику молодая коммунистка не приняла и в знак протеста вышла из партии. Защитила диплом в МВТУ, служила инженером. Мужа избрали членом Центрального комитета партии, назначили заведующим отделом ЦК.

Гений конспирации просчитался один раз. Это стоило ему жизни. В июне 1937 года «на чашку чая» пригласил верных товарищей обсудить линию поведения на предстоящем пленуме ЦК партии. Сталин требовал расправы над ближайшими соратниками Ленина, безграничной власти НКВД. Один из чаевничавших, нарком здравоохранения СССР Каминский, посмел на пленуме выступить против расправ. Другой товарищ донес вождю, о чем шла речь за «чашкой чая». Каминского, Пятницкого, тысячи явных и мнимых оппозиционеров Сталин уничтожил. Юлия Соколова-Пятницкая прошла по кругам ада. Старший сын попал в лагерь. С младшим сыном ее выслали в Кандалакшу. Оттуда попала в лагерь, а сын – в детский дом. Ей дали в руки лопату. Зимой она заболела и умерла в кошаре для овец. Сыновья выжили. Владимир издал книги об отце и матери. Осип Пятницкий с пулей в затылке – в пресловутой «Коммунарке» под Москвой. Его жена – похоронена в степи.

Дела Пятницкого были настолько секретны, что о нем нет ни строчки в энциклопедическом словаре братьев Гранат «Деятели СССР и революционного движения России», вышедшем, когда он служил заведующим отделом международных связей Коминтерна. Между тем взять у него справку составителям словаря было проще всего. Один из братьев Гранат, Игнатий, жил с ним в одном доме на Тверском бульваре…