Текст книги "Итальянские маршруты Андрея Тарковского"

Лев Наумов
Итальянские маршруты Андрея Тарковского

Библиотека кинофестиваля «ArtoDocs»

© Лев Наумов, 2022

© Выргород, оформление, 2022

* * *

Благодарности

Традиционно подобный раздел, открывающий книгу, пишется в самую последнюю очередь, и в этом заключён некий парадокс… С другой стороны, действительно, что остаётся после того, как рукопись закончена, финальная точка заняла своё место, а многолетняя работа, ставшая головокружительным приключением, переходит в разряд воспоминаний? Остаётся благодарность. Благодарность судьбе и многим людям.

Спасибо Евгению Цымбалу, как первому человеку, которому я рассказал о задумке настоящей книги, поддержавшему её сразу и безоговорочно, воодушевившему меня, придавшему начальный импульс.

Спасибо Науму Клейману, находясь рядом с которым совершенно невозможно не учиться и не восхищаться. Многим людям, и мне в том числе, именно Клейман задал недостижимую планку качества исследования и любви к кино.

Спасибо Леониду Парфёнову за «школу», основанную на его собственном примере, за образец профессионализма, скрупулёзности, работоспособности и верности себе.

Спасибо Антону Долину за поддержку, радушие и потворство моим порой объективно странным идеям.

Спасибо Андрею Плахову, одному из первых и предельно внимательных читателей этого текста, за важные замечания, комментарии и советы.

Непосредственно в работе над книгой были заняты очень многие, и я заранее приношу свои извинения всем, кого невольно забуду упомянуть. Единственная причина тому – несовершенство моей памяти. Спасибо Лоре Гуэрра за доброту и щедрость воспоминаний. Андрею Андреевичу Тарковскому – за отзывчивость и радушное отношение. Донателле Бальиво – за обстоятельный разговор при отсутствии общего языка. Ирине Браун – за доверие, откровенность и посильное содействие в решении важнейшего вопроса. Людвигу Юзефсону – за сыновние чувства и искренние слова. Юри Лине – за великодушие. Лейле Александер-Гарретт, Домициане Джордано и Хокану Лёвгрену – за участие и внимание. Татьяне Найдёновой, Марине Влади, Морицу де Хадельну, Терри Гиллиаму – за бесценные ответы. Франко Терилли – за верность другу. Винсу Гиллигану и Джину Танаке – за прекрасные пожелания. Галине Чикваркиной – за материалы и гостеприимство. Али Хамраеву – за любезность. Михаилу Сависько – за силы и внимание. Игорю Корчному – за скрупулёзность и прямоту. Галине Васильевой – за долговременное пристанище.

Спасибо Сергею Бессмертному, Арво Ихо, Юри Лине, Александру Антипенко, Андрею Андреевичу Тарковскому, Фонду Тонино Гуэрры, а также многим другим за предоставленные фотографии и материалы.

За техническую помощь, с одной стороны, я благодарю Джо Калливера и Бари Хантера. С другой – Оксо. С третьей – Корши Досу.

Спасибо Наталье Баландиной, Зинаиде Оборневой и Светлане Сидневой за переводы отдельных текстов с иностранных языков. За консультации, материалы и разнообразное содействие спасибо (в наиболее объективном алфавитном порядке) Виталию Аксёнову, Елизавете Александровой-Зориной, Максиму Андрееву, Николаю Андрееву, Юлии Анохиной, Сергею Арно, Денису Вирену, Дмитрию Гуревичу, Вадиму Далакишвили, Татьяне Дашевской, Сергею Жильцову, Татьяне Калинкиной, Наталье Кононенко, Зинаиде Линден, Константину Лопушанскому, Ирене Мускара, Борису Нелепо, Николаю Романецкому, Андрею Романову, Александру Сидоровичу, Илье Симановскому, Ольге Сурковой, Вячеславу Шмырову, Екатерине Эльц, Я-Хе, а также послушникам и сотрудникам монастыря Сан-Лазаро-дельи-Армени в Венеции.

Автору этих строк уже самому трудно в это поверить, но настоящая книга выросла из одноимённого доклада, прочитанного им на конференции «Феномен Андрея Тарковского в интеллектуальной и художественной культуре», состоявшейся в рамках Международного кинофестиваля «Зеркало» в 2013 году. После упомянутого выступления на родине главного героя ваш покорный слуга неоднократно отправлялся в путешествия и посетил большинство мест Италии, а также Швеции и других стран, описанных на страницах книги, которую вы держите в руках. За официальную поддержку моих вояжей спасибо Реденте Маффеттоне, Франческе Бинарелли и Итальянскому институту культуры, а также Особняку Ингмара Бергмана на острове Форё.

Я благодарен судьбе за многих замечательных людей, встретившихся мне на пути. Это Лоренцо Миноцци, Джорджио Эррико, Элеонора Россини, Маи Коткакорн Такаэв, Марио Альберто, Барбара Дубини, Фрей Хэгглунд, Денис Шамонин и Шэннан Лиу, а также прекрасные незнакомцы, которые пускали меня на ночлег, разрешали увидеть запрещённые для показа фрески, открывали книгохранилища по ночам, подтаскивали мой автомобиль на тросе или указывали в сторону ближайшей бензоколонки.

И спасибо моему другу Алесу Валединскому, без которого эта книга вряд ли увидела бы свет.

Лев Наумов

А. Плахов. Гений мест

Когда мы говорим «Петербург Достоевского» или «Рим Феллини», забываем о том, что первый провёл детство и отрочество в Москве, а второй – в Римини. С Андреем Тарковским ещё сложнее. «Андреево детство» прошло частично в Москве, но самые сильные впечатления, претворённые в великом фильме «Зеркало», будущий режиссёр получил в военные школьные годы в Юрьевце. Идеальным образом Дома стал для него впоследствии приобретенный семьей Тарковских дом в поселке Мясном Рязанской области. Однако, при всей русскости режиссёра, он удивительным образом прикипел к Италии, ставшей его второй родиной. И хотя дальнейшая судьба заносила его и в Берлин, и в Швецию, и в Париж, именно итальянская часть жизни оказалась столь значимой, что едва не перевесила русскую.

Во всяком случае, интенсивность переживаний (художественных и человеческих) здесь особенно велика: и ностальгия по первой родине, и боль от разлуки с близкими, и точка невозврата – мучительно принятое решение остаться на Западе… Но также – глубокое постижение итальянской культуры, природы и живущих на этой земле людей. Тарковский становится для Италии «гением места». Обычно под этим местом понимается сердце Тосканы – Флоренция, где он поселился, ну ещё Монтерки, Баньо-Виньони, где проходили съёмки «Ностальгии». Однако книга Льва Наумова об итальянских маршрутах режиссёра позволяет понять, что пунктов, с которыми у него возникли интимные творческие отношения, гораздо больше.

Автор книги прослеживает эти маршруты и связи с исчерпывающей подробностью, вводя нас в историю и культурную мифологию каждого из «мест», поразивших воображение художника. Получается своеобразный путеводитель по стране, столь насыщенной культурными ценностями, что объездить их все не хватит жизни. Тем удивительнее, сколь многое успел в ней посетить и увидеть за не такое уж долгое время Тарковский. По большей части, это произошло благодаря его дружбе с Тонино Гуэррой, взявшим на себя роль проводника русского пришельца. Теперь сам режиссёр становится для читателя книги Вергилием, Сталкером, ведущим его по этим прекрасным драматическим маршрутам.

В конечном счёте в центре повествования оказывается он – мятежный дух, про́клятый поэт, пророк, отвергнутый своим отечеством. При том, что о Тарковском написано рекордно много, Лев Наумов находит совсем неожиданные, иногда парадоксальные входы в художественный мир режиссёра. Например, сопоставляет «Ностальгию» с фильмом Роже Вадима «Отдых воина» на том основании, что и там, и там в качестве съёмочного объекта фигурирует монастырь Сан-Гальгано. Приём, трудно представимый в традиционном тарковсковедении, а между тем он даёт нестандартную пищу для ума. В другом случае автор книги усматривает родство между «Завещанием» Линн Литман – американской антиутопией о грядущей ядерной войне – и «Жертвоприношением». Интересен вывод, вытекающий из этого сравнения: «Ситуация напоминает историю близнецов, разлучённых сразу после рождения. Выросшие в совершенно разных условиях, на расстоянии тысяч километров друг от друга, они обрели судьбы, не имеющие ничего общего. Один стал гением, а другой – посредственностью».

Лев Наумов принадлежит к новому поколению исследователей жизни и творчества Тарковского. Он пользуется многими источниками информации, и прежде всего дневниками режиссёра. Хотя со времени описываемых событий прошло не больше полувека, разобраться в них даже самому въедливому следопыту нелегко, потому что свидетельства непосредственных участников субъективны и часто противоречат друг другу. Автор прав, позволяя себе некоторый волюнтаризм и собственную трактовку сюжета жизни главного героя книги. Ведь он пишет для читателей XXI века, которые открывают «своего» Тарковского, отличного от того канонического, каким он виделся современникам. С другой стороны, в этом сюжете есть энигматичный, даже мистический элемент: это одна из причин, почему личность и творчество режиссёра продолжают интриговать и волновать по сей день. Не снимая покров тайны, книга позволяет если не постичь их, то ощутимо к ним приблизиться и прикоснуться.

Андрей Плахов

Прежде, чем отправиться в путь

О жизни и творчестве Андрея Тарковского написано великое множество книг, в широком ассортименте от мемуаров людей, знавших режиссёра лично, до разного рода аналитики и интерпретаций его картин. В сонме упомянутых работ настоящую выделяет многое и, в частности, то, что, вопреки названию, она вовсе не только о Тарковском.

Даже с жанром этой книги определиться не так просто, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны она, безусловно, обладает многими чертами биографической литературы и кинематографического исследования, но в то же время напоминает туристический путеводитель, рассчитанный на широкий круг читателей, или исторический текст, а то и публицистику, снабжённую культурологическими справками и изобилующую отсылками к воспоминаниям. В ней фигурируют разные люди, судьбы, обсуждается множество произведений искусства, а также знаковых политических событий. Следует признаться, что когда-то у книги даже имелся эпиграф. Сначала автор этих строк выбрал в таком качестве слова самого́ главного героя: «Все эти картины сделаны вопреки желаниям зрителей. Это, скорее, служение красоте и истине, чем желание кому-то понравиться». Довольно быстро стало ясно, что фраза не совсем подходит содержанию. Тогда была взята цитата из письма[1]1
  «Я часто думаю о Вас…» Из переписки Тарковского с Козинцевым // Искусство кино. 1987. № 6.


[Закрыть] Тарковского старшему коллеге Григорию Козинцеву: «Строго говоря, ужасно трудно снимать серьёзные фильмы». Но, удивительное дело, в процессе работы и это высказывание постепенно «удалялось» от текста, пока не скрылось за горизонтом, поскольку совокупность затрагиваемых тем, связывающих повествование воедино, всё ширилась.

Так или иначе, главный герой настоящей книги традиционно считается режиссёром «сложным», а его картины – энигматичными произведениями, таинственными загадками, к которым следует применять широкий арсенал аналитических инструментов. Нужно сказать, что подобный взгляд распространён более чем широко. В сентябре 2018 года оксфордский словарь был дополнен прилагательным «tarkovskian», которое трактуется как «связанный с экзистенциальными переживаниями и отличающийся высокой изобразительной культурой». Таким образом, упомянутое слово официально закрепилось в английском языке. Сравните его, кстати, с понятием «тарковщина», широко используемом при обсуждении работ режиссёра по-русски[2]2
  Подобную словесную параллель впервые провёл физик и культуролог Илья Симановский.


[Закрыть].

Сам же Андрей повторял из интервью в интервью[3]3
  Тарковский А. О природе ностальгии / Интервью Г. Бахману // Искусство кино. 1989. № 2.


[Закрыть]: «В моих фильмах всегда пытаются найти какие-то „скрытые“ мысли. Было бы странным снимать фильм и пытаться скрыть свои мысли». Так что общая «чудна́я мечта поэтов» – быть понятным – актуальна не только в литературе, но и в кино. Впрочем, об этом мы ещё поговорим неоднократно: удивительно многое из того, что верно для стихов, оказывается истинным и для картин Тарковского.

Каждый случай, когда фамилия автора приобретает качественный оттенок, проникая в язык, чрезвычайно показателен. Собственно, ничто лучше не маркирует некую художественную революцию, безусловное новаторство, не подтверждает, что для описания сделанного этим человеком существовавших прежде слов недостаточно. Скажем, что значит «кафкианский»? Трагичный? Нелогичный? Галлюциногенный? Неизбежный? Нереальный? Сновидческий? Смысл прилагательного, образованного от фамилии писателя, которого Герман Гессе наградил титулом «тайно венчанного короля немецкой прозы», включает доли семантики всех перечисленных слов, но ими вовсе не ограничивается. В упомянутом понятии заключено кое-что ещё, чего не было прежде, до того, как Кафка взялся за перо.

Аналогично вокабула «tarkovskian» содержит в себе и длинные планы, и стихийные пейзажи с туманом, огнём или водой, и собак с лошадьми, и нетрадиционные драматические структуры, и духовные или метафизические темы, но всем этим не исчерпывается. В каком-то смысле, «tarkovskian» – качество настоящего, подлинного фильма как произведения искусства.

Всё дело в том, что, по большому счёту, у кино, как такового, нет автора. Его появление принято связывать с братьями Люмьер, для чего есть определённые исторические основания, но, на самом деле, множество инженеров по всему миру почти одновременно предложили достаточно разнообразные технические решения, позволившие превратить поток света в движущиеся изображения. Кажется, будто естественная потребность в таком зрелище достигла определённого порога, а идея витала в воздухе, чудесным образом совпав с актуальными практическими возможностями. Именно потому появление кино стало неизбежным. Годом раньше или годом позже. Во Франции, в Америке, в России, в Великобритании, в Германии, в Италии или в Польше… Оно словно рвалось из пространства фантазмов в реальность, чтобы собирать в темноте залов толпы ошеломлённых зрителей. Однако на тот момент кино – не более, чем технология. Люди, сделавшие его искусством, начали появляться позже, хоть и почти сразу. Это не изобретатели, а художники, и как раз они хорошо известны по фамилиям. Тарковский занимает в этой череде особое место, обоснованию чего, отчасти, и посвящена настоящая книга.

Во многом, Андрей изменил взгляд на выразительные возможности фильма, как такового. В истории культуры подобных парадоксальных явлений немало. Скажем, Сэмюэл Беккет показал, как в тексте говорить о невысказываемом и даже о само́й тщете языкового суждения. Тарковский же, помимо прочего, продемонстрировал, как визуализировать невидимое, нематериальное, а быть может, и не существующее. Потому проникновение его фамилии в язык нисколько не удивляет. Более того, это вовсе не единственный лингвистический прецедент связанный с ним. Например, именно благодаря одной из его картин, в международный культурный обиход вошло понятие «сталкер»[4]4
  Казалось бы, это слово «досталось» Тарковскому из романа Стругацких, но именно фильм сделал его столь распространённым, а главное, существенно повлиял на семантику. Прежде в английском языке вокабула «сталкер» была ближе к понятию «браконьер». А чаще всего она использовалась для именования людей, которые навязчиво и вопреки желаниям преследуют других.


[Закрыть].

Тем не менее если настоящая книга и о Тарковском, то она, определённо, не только о Тарковском-режиссёре, но ещё и о Тарковском-скитальце, Тарковском-мечтателе, Тарковском-сновидце, Тарковском-самом одиноком человеке на Земле, Тарковском-художнике эпохи Возрождения. Это открывает следующую тему: а какое оно, кино Ренессанса? С точки зрения истории постановка вопроса кажется странной, ведь относительно новое искусство появилось существенно позже. Однако именно работы Андрея заставляют задуматься о существовании музы кинематографии, которая в кругу своих старших сестёр плясала с Аполлоном у Кастальского источника на горе Парнас. Его фильмы вводят это новое искусство в круг традиционных, и именно эпоха Возрождения оказывается когерентна режиссёру особо. Уже одно это обстоятельство будто начинает объяснять, почему судьба Андрея, сделав его изгнанником из СССР, не могла привести его ни в какую другую страну, кроме Италии. Именно там, в колыбели Возрождения Флоренции, находится одно из тех мест, которые можно назвать «домом Тарковского». Потому, безусловно, помимо многого другого, эта книга и об упомянутом удивительном государстве, как географической общности, как историческом феномене и как эстетическом целом.

Питер Акройд в своей фундаментальной биографии Шекспира[5]5
  Акройд П. Шекспир. Биография. М.: КоЛибри. 2009.


[Закрыть], обсуждая Арденский лес и его окрестности, ставит важную проблему: «Но если смотреть шире, то какова связь ландшафта с Шекспиром и Шекспира с ландшафтом? Возможно, какой-нибудь будущий гений топографии проникнет в природу явления, которое стали называть „территориальным императивом“». Не претендуя на упомянутое звание, именно это мы и будем пытаться сделать, хоть и для другого автора.

Путешествие рождает вдохновение, потому нам предстоит гнаться за вдохновением Тарковского, следуя теми же «маршрутами», посещая те же места, погружаясь в те же истории. Адреса точек его пребывания будут даны, в том числе и на языке оригинала, для удобства тех читателей, кто, перелистнув последнюю страницу, решит отправиться в путь. В случаях, когда адрес указать затруднительно или требуется бо́льшая определённость, после символа «@» мы будем приводить GPS-координаты – северную широту и восточную долготу с точностью до шестого знака после запятой.

Забегая вперёд, скажем, что из СССР в Италию Тарковский приезжал семь раз, и, принимая во внимание его увлечённость нумерологией, не кажется пустым совпадением, что именно седьмая поездка стала последней.

Из неё режиссёр так и не вернулся, решив остаться на Западе, хотя его домочадцы находились в Москве, по сути, в заложниках.

Подобная практика органов государственной безопасности была хорошо известна и широко распространена. Так, например, когда легендарный шахматист Виктор Корчной в 1976 году не вернулся с турнира в Амстердаме, мало того, что семью не отпустили к нему[6]6
  Корчной В. Шахматы без пощады. М.: Кладезь, Астрель, АСТ, Транзиткнига. 2005.


[Закрыть], но вдобавок сына Игоря вынудили уйти из института, а вскоре посадили в тюрьму за уклонение от воинской службы. Через два года на Филиппинах проходил матч за шахматную корону между Анатолием Карповым и Корчным, выступавшим уже под флагом Швейцарии. По воспоминаниям Игоря, тогда начались удивительные «совпадения» с шахматными событиями: «Сначала нам отказали в разрешении на выезд, а спустя полгода после этого мне принесли повестку из военкомата, и завертелось… Кажется, перед жеребьёвкой, 13 ноября 1979-го, меня арестовали… В штрафной изолятор посадили в июле 1981-го, за несколько месяцев до матча в [итальянском] Мерано», в котором противником Корчного вновь оказался Карпов. Происходящее с сыном доводили до сведения отца, и оба матча он проиграл своему бывшему соотечественнику. Тарковский работал за границей в похожих условиях.

Заметим, что была у истории шахматиста и кинематографическая сторона. В 1972 году на советские экраны вышел фильм «Гроссмейстер» с Андреем Мягковым в роли центрального персонажа. Принимая во внимание культ, сложившийся вокруг древней игры в СССР, картина очень полюбилась зрителям. Роль тренера главного героя исполнил Корчной, поэтому после его отъезда лента была изъята из проката навсегда.

По большому счёту, Тарковский мог остаться в любой стране мира, но выбрал именно Италию. Причин тому множество, далее мы их обсудим подробнее, хотя интуитивно и так понятно. Недаром объездивший всю Европу Шатобриан писал: «У кого нет больше связи с жизнью, тот должен переселиться в Рим. Там он найдет собеседником землю, которая будет питать его мысли и наполнит снова его сердце… Самый камень, на который там ступит его нога, заговорит с ним, и даже в пыли, которую ветер поднимет за ним, будут заключены какие-то человеческие свершения». Дело в том, что в Москве Андрей, действительно, будто начал терять связь с жизнью, которая в его случае заключалась, главным образом, в возможности работать. А на Апеннинском полуострове с ним, и правда заговорили камни, о чём свидетельствует безоговорочный шедевр мирового кино – фильм «Ностальгия» (1983).

Одно из удивительных свойств Тарковского заключается в том, что он представлял собой режиссуру во плоти, всякий раз будто растворяясь в материале и жанре. Когда он брался за фронтовую картину («Иваново детство» (1962)), получалась лента, полностью соответствующая стилистике и структуре военного кино. В «Андрее Рублёве» (1966) автор проник в саму природу этнического русского сюжета, «сшивая» историю из архетипических элементов, словно лоскутное одеяло. Более того, аналогично складывается и визуальный образ государства, ведь в качестве локаций для съёмок режиссёр рассматривал Вологду, Кириллов, Ферапонтово, Кижи, Новгород, а снимал в итоге в Суздале, Владимире, Пскове, Изборске, Печорах, московском Андрониковом монастыре и у церкви Покрова на Нерли. Часто сцена начинается у стены одного древнего кремля, продолжается возле храма, расположенного в сотнях километров от него, а заканчивается в третьем месте. И этих «швов», собирающих кинореальность воедино, не видно на экране. Заметим, к слову, что подобный трюк можно было провернуть исключительно в чёрно-белом фильме.

Тарковский идеально мимикрирует под жанр фантастики («Солярис» (1972) и «Сталкер» (1979)), позволявший многим советским авторам говорить то, что немыслимо было сказать на реалистическом материале. «Зеркало» (1974) – картина полностью стирающая грань между искусством и жизнью. Однако обращает на себя внимание другое: до поры режиссёр снимает фильмы, вписывающиеся в канву советского или русского кино. Но, работая в Италии, он неожиданно делает картину характерно «итальянскую». Далее в Швеции («Жертвоприношение» (1986)) – типичную «скандинавскую» ленту, как с визуальной, так и с сюжетной точки зрения. Он будто везде оказывался «своим», если, конечно, речь шла о художественных, эстетических или жанровых, а не о бытовых или социальных категориях.

Но всё-таки «Ностальгия» стоит в фильмографии Тарковского особняком. Дело в том, что эта картина самым непосредственным образом связана с чудом. Мы часто слышим или произносим это таинственное слово в связи с произведениями искусства. И едва ли не всякий раз скептики могут возразить, ведь то, что кажется чудом одному, для другого – лишь трюк или попросту обман, фикция. Важный вопрос состоит в том, можно ли доказать чудо. Сделать его предельно убедительным. Нетрудно усомниться в превращении, оспорить исцеление, посмеяться над телепортацией, но предсказание, если оно прошло проверку временем, сомнений уже не вызывает. Недаром в одной из своих тетрадей[7]7
  Тетрадь не входит в «Мартиролог», но принадлежит известному архиву, собранному Ольгой Сурковой.


[Закрыть] режиссёр отметил: «Во всяком случае, мне чудится что-то мистическое в том, что после „Зеркала“, в котором я описал своё прошлое, которое всегда со мной, я сделал „Ностальгию“, в которой неожиданно для себя смоделировал своё будущее…»

Так что период пребывания Тарковского в эмиграции вызывает особый интерес. События, происходившие с Андреем на Апеннинском полуострове, мы будем рассматривать подробно, пытаясь приблизиться к доскональному описанию «итальянских маршрутов». Однако и другие зарубежные поездки также не будут обойдены вниманием, поскольку они складываются в цельную историю. Потому, действительно, эта книга во многом – путеводитель. А важным дополнением к ней станет карта мира с отмеченными на ней точками, где побывал режиссёр. Такое пособие с указанием дат и источников информации о его поездках можно найти на сайте http://camelstudio.ru/tarkovsky – своего рода онлайн-приложении к настоящей книге, которое будет уточняться и дополняться. Работа по созданию карты была произведена под эгидой Международного кинофестиваля «ArtoDocs»[8]8
  Первая версия карты появилась в 2013 году. Позже она неоднократно уточнялась, дополнялась и публиковалась. К выходу данной книги подготовлена третья версия, охватывающая географию всей жизни режиссёра от рождения до смерти, а вовсе не только «итальянские маршруты».


[Закрыть].

Обсуждая достопримечательности, мы будем останавливаться лишь на тех из них, которые связываются с Тарковским, подчас минуя при этом даже более известные, если есть основания полагать, что режиссёр в своих скитаниях их пропустил. В потоке исторических сведений, которыми полнятся туристические буклеты и справочники, читателю непременно попадётся и то, что рассказывали Андрею его Вергилии – экскурсоводы и итальянские друзья. Иными словами, сведения, находившиеся у него в голове, когда он работал над своими поздними произведениями.

Тем не менее в контексте настоящей книги понятие «маршрут» не следует трактовать в сугубо географическом смысле. Фокусируя внимание на том времени, когда Тарковский жил за границей, мы будем обсуждать и фильмы, которые он смотрел – это тоже немаловажная «траектория», поскольку их влияние порой трудно переоценить. Следует предупредить читателя, что в разговорах о кинолентах будет довольно много сюжетных спойлеров. При первом упоминании картины мы будем указывать год её выхода на экраны, как это уже было сделано выше. Также, безусловно, нам предстоит рассуждать о книгах, поскольку прочитанное режиссёром слишком часто находило отражение в его работах.

Отдельный маршрут составляют люди – те, кого он встречал, с кем говорил по телефону или переписывался. Все, кто принимал участие в его судьбе и творческих проектах. Их имена и истории, пожалуй, особо важны, поскольку они гораздо чётче, чем иные сведения, очерчивают тот «континент», по которому пролегали «маршруты» Андрея Тарковского. В данном случае, как и во многих других, мы будем стараться сфокусировать внимание на менее известном, а потому, например, нам предстоит поговорить о Франко Аркалли существенно подробнее, чем о Федерико Феллини. Аналогично, в географическом аспекте мы в деталях обсудим историю множества небольших итальянских местечек, но позволим себе не заострять внимание на Риме и Ватикане.

«Между мной и вами должна быть тайна», – повторял Тарковский своим актёрам, чем зачастую вводил их в недоумение. Он считал, что фильму следует оставаться загадочным, в том числе и для автора. Впрочем, иногда режиссёр всё-таки позволял себе говорить о собственных работах в достаточной степени определённо. За историей его суждений мы тоже попытаемся пронаблюдать через годы и километры. В конечном итоге, настоящее издание – это как раз «Книга сопоставлений»[9]9
  Так Тарковский собирался озаглавить свой труд, который, после ряда метаморфоз, получил название «Запечатлённое время».


[Закрыть] – сопоставлений реальности и вымысла, желаний и результатов, фактов и интерпретаций.

Пропуская через себя те же сведения, что получал Тарковский, те же образы, которые он придумывал, отбраковывал и редактировал, мы сможем проследить, как в нём возникали и росли замыслы, как они становились кинолентами. В основном, наше внимание будет сфокусировано на «Ностальгии», но и о «Жертвоприношении» мы поговорим довольно подробно, хоть и с принципиально иных позиций. Дело в том, что два последних фильма режиссёра – противоположные друг другу прецеденты в его творческой практике. «Ностальгия» рождалась стихийно, из совокупности актуальных обстоятельств, свежих впечатлений, по горячим следам, тогда как в историю «Жертвоприношения» вплетены несколько десятилетий жизни Андрея.

Так или иначе, но это удивительный и редкий шанс подумать о том же, о чём думал Тарковский. Проследить «маршруты» его мыслей, которые, безусловно, включают встреченных людей, прочитанные книги, увиденные фильмы, а вовсе не только посещённые места. Условимся: там, где режиссёр находился в качестве туриста, мы обсуждаем достопримечательности. Там, куда он приезжал по делам – его дела. Если Андрей проводил встречу, мы говорим о людях, с которыми он встречался.

Подчеркнём особо: задача состоит не столько в том, чтобы проинтерпретировать, но отыскать, определить и назвать, что стояло за выбираемыми или изобретаемыми им образами и решениями. Иными словами, мы будем обсуждать всё то, что, как отмечалось выше, режиссёр вовсе не пытался скрыть.

Столь амбициозный замысел не мог бы претендовать не только на объективность, но даже на правдоподобие, если бы не установка всякий раз, когда это возможно, опираться на слова, мнения и многочисленные суждения самого Тарковского. То есть, на его дневники, интервью и другие публикации. В результате, настоящая книга становится вдобавок путеводителем по его высказываниям, маршрутам идей, траекториям замыслов, снятых и не снятых картин. Имеет смысл её рассматривать, помимо прочего, и как навигатор, а также комментарий к «Мартирологу» – именно так режиссёр озаглавил собственный дневник, уникальный исторический документ, опубликованный на многих языках мира.

В христианской традиции «мартирологами» называются сборники сюжетов о католических мучениках и святых, следующие в хронологическом порядке. Обращает на себя внимание уже то, что Андрей использовал термин, относящийся к католицизму. Православный синоним «святцы» приобрёл немного иной оттенок. Хотя следует вспомнить, что мартирологи существовали ещё до разделения церкви в 1054 году, а потому средневековое понимание этого слова оказывается Тарковскому гораздо ближе.

В мировоззрении и судьбе режиссёра страдание и вера – неотторжимые части бытия, именно потому он выбрал такое название. И если большинство богословских трактатов строятся вокруг Библии, то настоящая книга аналогично построена вокруг «Мартиролога», ссылками[10]10
  Если не оговорено противное, ссылки приводятся по изданию: Тарковский А. Мартиролог. Флоренция: Международный Институт имени Андрея Тарковского. 2008.


[Закрыть] на который изобилует текст не только в случаях прямого цитирования. Заметим, что при воспроизведении слов из этого и некоторых других источников, мы будем сохранять особенности авторского написания, даже если они противоречат правилам орфографии и пунктуации.

Привлечение дневников позволило наметить ещё один маршрут или даже лоцию по континенту снов Тарковского. Если история о том, как Дмитрий Менделеев изобрёл свою таблицу в ходе ночной грёзы – своего рода мифология науки, частенько опровергаемая скептиками, то в случае режиссёра влияние подсознательной сферы становится многократно подтверждённым фактом. То, что сам Андрей называл «второй реальностью», нередко подсказывало ему сценарные ходы или образные решения. Началось это ещё во время работы над «Ивановым детством», а апогея достигло в ходе съёмок «Жертвоприношения» – картины, будто сотканной из грёз автора и героев. Впрочем, снами наполнены все фильмы Тарковского.

Главный герой настоящей книги неоднократно повторял, что является апологетом того искусства, которое несёт в себе тоску по идеалу. Выходит, именно в фильме «Ностальгия», то, что режиссёр почитал главным, становится центральной темой. Он сам называл эту картину своей лучшей работой. Можно возразить: подобные слова Андрей произносил о каждом своём новом фильме после его выхода, однако на том, что «Ностальгия» – вершина его творчества, он продолжал настаивать и после выхода «Жертвоприношения».

Упомянутая таинственная тоска проявлялась у Тарковского ещё тогда, когда он и не думал связывать свою жизнь с кино. Опуская совсем уж детские истории, перенесёмся в 1953 год: юный Андрей в геологоразведочной экспедиции на реке Курейка в Красноярском крае[11]11
  Поскольку настоящая книга, помимо прочего, исследует географический аспект жизни Тарковского, отметим, что местность, где проходила экспедиция – самая восточная точка на территории СССР, в которой побывал режиссёр. Дальше на восток, но уже за пределами страны, он выезжал единожды. Это было путешествие в Японию для съёмок отдельных сцен «Соляриса». Добавим, что в декабре 1963 года Андрей вновь оказался примерно на той же долготе, что Курейка, но значительно южнее – в Шри-Ланке (называвшейся Цейлоном до 1972 года), на кинофестивале с «Ивановым детством».


[Закрыть]. По большому счёту этот ранний эпизод не попадает в сферу рассмотрения настоящей книги, но игнорировать его не стоит. Опуская рассказ о том, как Тарковский оказался в Сибири, приведём воспоминания[12]12
  Ганчина О. Письмо Марине Тарковской // О Тарковском: Воспоминания в двух книгах. М.: Дедалус. 2002.


[Закрыть] Ольги Ганчиной – девушки, с которой у Андрея возник роман в ходе этой поездки: «Где-то в середине лета он впал в ужасную меланхолию… Иногда впадал в какую-то сильную тоску, садился на берегу над самой водой, и не раз мне приходилось выводить его из этого состояния – чуть ли не в буквальном смысле – брать за рукав и уводить подальше от воды». Кто бы мог тогда предположить, что на реку смотрит один из крупнейших поэтов водной стихии в истории кино?