Электронная библиотека » Лев Толстой » » онлайн чтение - страница 24


  • Текст добавлен: 2 июня 2014, 12:10


Автор книги: Лев Толстой


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

Шрифт:
- 100% +

* № 15 (II ред.).

Новый гувернеръ. Глава 7.

На другой день утромъ въ комнатѣ Карла Ивановича уже не оставалось ни одной вещи, принадлежавшей ему. Вмѣсто высокой постели съ его пестрымъ, стеганнымъ одѣяломъ, оставалась пустая кровать съ голыми неровными досками; по стѣнамъ торчали осиротѣвшіе гвозди, на которыхъ прежде висѣли его картины, халатъ, шапочка, часы съ егеремъ; на стѣнѣ, между оконъ, замѣтно было по свѣжести обой мѣсто, затянутое кое-гдѣ паутинами, на которомъ стоялъ собственный коммодъ его. Ломовой извощикъ уже съ полчаса дожидался у крыльца, и на лѣстничной площадкѣ стояли кучей: коммодъ, чемоданъ и другія вещи Карла Ивановича; но онъ все еще медлилъ, требуя, чтобы папа, бабушка, или довѣренное отъ нихъ лицо пришло освидѣтельствовать его вещи и убѣдиться въ томъ, что онъ не беретъ ничего чужаго: ни матраса, ни подсвѣчника, ни сапожной колодки – ничего. —

Когда ему, наконецъ, объяснили, что никто и не думаетъ подозрѣвать его въ этомъ отношеніи, Карлъ Ивановичь вздохнулъ и пошелъ прощаться съ бабушкой.

«Croyez-moi, Madame la Comtesse»,9292
  [Поверьте мне. графиня,]


[Закрыть]
говорилъ St.-Jérôme бабушкѣ, въ то время, какъ мы съ Карломъ Иванычемъ вошли къ ней: «j’envisage l’éducation comme un devoir trop sacré pour le négliger. Je sens toute la gravité de la tâche, que je m’impose, mais je saurais la comprendre et la remplir».9393
  [я смотрю на воспитание как на долг слишком священный, чтобы им пренебрегать. Я сознаю всю важность задачи, которую себе ставлю, но я смогу ею овладеть и осуществить ее.]


[Закрыть]

«Je l’espère, mon cher Monsieur St.-Jérôme,9494
  [Надеюсь, мой дорогой г. Сен-Жером,]


[Закрыть]
– сказала бабушка.

«Et je puis vous promettre»,9595
  [И могу вам обещать,]


[Закрыть]
продолжалъ онъ съ большимъ одушевленіемъ: «sur mon honneurr, Madame la Comtesse, que dans deux ans vous ne reconnaîtrez pas vos élèves. Il faut, que je commence par étudier les capacités, les inclinations, les…»9696
  [Клянусь честью, графиня, через два года вы не узнаете своих воспитанников. Мне необходимо начать с изучения их способностей, их наклонностей, их…]


[Закрыть]

– «Pardon, mon cher», сказала бабушка, обращаясь къ Карлу Ивановичу, который, сурово взглянувъ на своего преемника, въ это время подошелъ къ бабушкѣ. —

– «Что вы ужъ ѣдете, мой милый», сказала она: вы бы пообѣдали съ нами».

– «Благодарю васъ, Баше Сіятельство», сказалъ Карлъ Ивановичь съ достоинствомъ : «я должно ѣхать», и онъ подошелъ къ ея рукѣ.

– «Ну прощайте, мой милый. Очень вамъ благодарна за ваше усердіе и любовь къ дѣтямъ. – Хоть мы съ вами и разстаемся, потому что нельзя-же держать двухъ гувернёровъ, но я вамъ отдамъ всегда справедливость».

Карлъ Ивановичь молча отошелъ отъ нея и подошелъ къ Любочкѣ. «Прощайте, Любинъка, (такъ онъ называлъ ее) пожалуйте ручка», сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ. Любочка большими растерянными глазами посмотрѣла на него и крѣпко – видно что отъ души – поцѣловала его въ плѣшивую голову. Мими тоже встала, положила вязанье, вытерла платкомъ правую потную руку и подала ее Карлу Ивановичу. —

– «Надѣюсь, Карлъ Ивановичь, сказала она краснѣя, что мы разстаемся друзьями, и ежели мы бывали виноваты другъ передъ другомъ, то все это будетъ забыто. Не правда-ли, Карлъ Ивановичь?»

– «Вотъ вамъ судья!» сказалъ Карлъ Ивановичь, одной рукой взявъ ее за руку, а другою указывая на образъ. Добрый старикъ былъ такъ растроганъ, что слезы были у него на глазахъ, и голосъ прерывался. Онъ замолчалъ, схватилъ руку Мими и такъ долго и нѣжно цѣловалъ ее, что Мими пришла въ замѣшательство, <и не знала, что дѣлать съ своими лицомъ, губами, когда она перестала цѣловать его въ високъ.> – Я часто имѣлъ случай замѣчать, что, находясь въ чувствительномъ расположеніи духа, нечаянно и невольно обращаешь свою нѣжность совсѣмъ не на тѣхъ людей, которымъ она предназначена. Карлъ Ивановичь былъ огорченъ разлукой съ нами, а со слезами цѣловалъ руку своего единственнаго врага, ежели только могли быть враги у этаго добрѣйшаго существа.

На крыльцѣ Карлъ Ивановичь простился съ нами. Мнѣ пришла въ голову въ эту минуту сцена его свиданья съ матерью, и я не могъ удержать слезъ, не столько отъ горести разлуки, сколько отъ этаго воспоминанія. Николай, стоявшій тутъ-же на крыльцѣ, къ великому моему удивленію, вдругъ скривилъ ротъ, когда Карлъ Ивановичь обнялъ его, и, не думая скрывать свою слабость, заплакалъ какъ женщина.

– «Прощайте, Карлъ Ивановичь!» —

Растроганный сценой отъѣзда славнаго Карла Ивановича, мнѣ какъ-то странно было слушать самодовольный, безпечный свистъ Августъ Антоновича St.-Jérôm’a въ то время, какъ онъ разбиралъ свои вещи. Но скоро чувство неудовольствія замѣнилось во мнѣ весьма естественнымъ чувствомъ любопытства, съ которымъ я разсматривалъ вещи и движенія человѣка, долженствовавшаго имѣть на жизнь нашу такое близкое вліяніе. – Судя по тѣмъ красивымъ щегольскимъ вещамъ, которыя онъ раскладывалъ у себя на столикѣ, по сафьянному креслу на мѣдныхъ колесахъ, которое было внесено въ его комнату и въ особенности по большому количеству лаковыхъ сапогъ, прюнелевыхъ ботинокъ, шелковыхъ жилетовъ и разноцвѣтныхъ панталонъ, которыхъ каждая штука, по его собственнымъ словамъ, стоила не меньше 50 рублей, я заключалъ, что онъ долженъ быть человѣкъ очень гордый. Судя-же по тому, какъ онъ стоялъ посерединѣ комнаты въ то время, какъ передвигали кровать и вбивали гвозди, съ руками, заложенными подъ фалды коротенькаго сюртука, и раз ставленными ногами, которыя онъ слегка приводилъ въ движеніе подъ тактъ насвистываемыхъ имъ веселыхъ мотивовъ вальсовъ и водевильныхъ куплетовъ, я заключалъ, что онъ долженъ быть человѣкъ, любящій веселье; но такое веселье, которое едва-ли придется намъ раздѣлять съ нимъ. – И въ томъ и въ другомъ случаѣ я мало ошибался: Августъ Антоновичь былъ молодой бѣлокурый мущина небольшаго роста съ довольно пріятной наружностью и дирочкой на подбородкѣ. – Онъ былъ мускулистъ и коротконожка. —

<Ту-же особенность, которую я замѣтилъ въ Г-нѣ Тростѣ, гувернёрѣ Ивиныхъ, я замѣтилъ въ немъ, т. е. онъ носилъ панталоны въ обтяжку, весьма красиво обрисовывающіе его ляжки и икры, которыми онъ видимо былъ очень доволенъ. > – Въ каждомъ движеніи и звукѣ его голоса выражалось совершенное довольство собой, своими сапогами, своимъ жилетомъ, своимъ разговоромъ, однимъ словомъ, всѣмъ, что только имѣло что нибудь общаго съ его особой. – Онъ былъ не глупъ и не совсѣмъ неучъ, какъ большая часть соотечественниковъ его, пріѣзжающихъ въ Россію, но слишкомъ французская самоувѣренность и нелѣпый взглядъ на все Русское человѣка, который смотритъ на вещи не съ тѣмъ, чтобы понять ихъ, а съ тѣмъ, чтобы разсказать или описать ихъ, дѣлали его смѣшнымъ въ глазахъ людей болѣе проницательныхъ, 14-ти лѣтнихъ мальчиковъ и старушки, расположенной видѣть одно хорошее во всемъ иноземномъ, въ особенности французскомъ. —

Передъ обѣдомъ и во время обѣда Августъ Антоновичь не умолкалъ ни на минуту, и бабушка, какъ казалось, была очень довольна его болтовней. Она взялась объяснить ему наши характеры: «Володя, сказала она, будетъ военнымъ; онъ будетъ хорошъ собой, ловокъ, любезенъ, будетъ адъютантомъ какого-нибудь Генерала, будетъ имѣть блестящій успѣхъ въ большомъ свѣтѣ и пойдетъ далеко по этой дорогѣ. А Николенька, сказала она, подзывая меня къ себѣ, пойдетъ по дипломатической дорогѣ. Онъ будетъ у меня славнымъ дипломатомъ, прибавила она, поднимая рукою волоса на моемъ темѣ, не правда-ли?» Не знаю, что разумѣла бабушка подъ словомъ «дипломата», но знаю то, что дипломатъ, по ея понятіямъ, не могъ быть безъ взбитаго кверху хохла, т. е. прически «à la coq», составляющей, по ея мнѣнію, отличительную черту этаго званія. Вслѣдъ за этимъ Августъ Антоновичь вынулъ изъ кармана красиво исписанную тетрадку и просилъ бабушку позволенія прочесть ей свои мысли о воспитаніи, которыя онъ, принявъ на себя новую обязанность, успѣлъ набросать на бумагу. – Бабушка сказала, что это доставитъ ей большое удовольствіе, и St.-Jérôme началъ читать Essquisse sur l’éducation de doux nobles enfants Russes, confiés à mes soins par la Comtesse de Torchkoff, ou Précèptes et maximes, a l’usage d’un gouverneur.9797
  [План воспитания двух детей из благородной русской фамилии, порученных моим заботам графиней Торжковой, или правила и принципы, служащие руководством для воспитателя.]


[Закрыть]

Само собою разумѣется, что только моему нѣжному возрасту и неразвитымъ умственнымъ способностямъ нужно приписать то, что сколько я ни напрягалъ вниманіе, я ничего ровно не могъ понять изъ тетрадки St.-Jérôm’a, но бабушка осталась ею очень довольна. За обѣдомъ Августъ Антоновичь обратился было къ папа съ разсужденіями о семействѣ Корнаковыхъ, въ которомъ онъ давалъ уроки, о самой Княгинѣ и о томъ, что она весьма пріятная дама; но папа, не отвѣчая ему, сухо спросилъ, когда онъ намѣренъ начать классы. —

Глава 8. Новый образъ жизни.

Весь порядокъ нашихъ занятій со вступленіемъ въ домъ St., Jérôm’a радикально измѣнился. Спальня превратилась въ кабинетъ, а классная наполнилась крашенными шкафами, которые, откидываясь на ночь, служили намъ кроватями, черными досками, глобусами, росписаніями и вообще предметами, наглядно доказывающими старательность и ученость новаго гувернера. Росписаніе занятій, написанное красивымъ, прямымъ почеркомъ и висѣвшее надъ столомъ въ рамкѣ чернаго дерева, доказывало ясно, что отъ 8 часовъ утра и до 6 вечера мы заняты классами. Исключая Исторіи, Математики и Русскаго языка – большая часть времени занята была самимъ St.-Jérôm’омъ: Латинскій языкъ, Французская грамматика, Французскій синтаксисъ, Французская литература, Исторія Французской литературы, сочиненія, диктовки, переводы. —

Никто не ѣздилъ къ намъ по случаю болѣзни бабушки, и единственнымъ развлеченіемъ нашимъ были уроки фехтованья и верховой ѣзды «l’équitation et les armes»,9898
  [верховая езда и фехтование,]


[Закрыть]
которыя St.-Jérôme нашелъ необходимыми для нашего совершеннаго образованія. – Въ столѣ классной комнаты хранился журналъ, въ которомъ балами отъ «0» до «5» каждый учитель отмѣчалъ наши успѣхи и поведеніе въ классѣ. Въ концѣ недѣли сводились итоги; и тотъ, кто въ общемъ числѣ имѣлъ больше 4, получалъ денежное награжденіе сверхъ синенькой, которая давалась намъ ежемѣсячно въ видѣ жалованья; тотъ же, кто имѣлъ меньше 3, подвергался наказанію, состоящему большей частью въ лишеніи права ѣхать въ манежъ; и я долженъ признаться, что часто подвергался этому наказанію. Я шелъ наравнѣ съ Володей, но учился дурно: онъ учился, а я только сказывалъ кое-какъ плохо выученные уроки. Только гораздо послѣ я понялъ, что можно безъ трепета дожидаться учителя, хладнокровно, даже съ удовольствіемъ, видѣть, какъ онъ берется за книгу, и разсказывать ему то, что выучилъ, съ чувствомъ самодовольства и радости, какъ будто самъ сочинилъ то, что повторяешь ему. —

<Надо сознаться, что не слишкомъ то хорошо былъ обдуманъ планъ нашего воспитанія; но чего-же ожидать отъ человѣка, который не имѣетъ понятія о томъ обществѣ, къ которому онъ готовитъ своихъ воспитанниковъ? – >

Когда я думаю о такихъ странныхъ, ни на чемъ не основанныхъ обычаяхъ, какъ обычай, существующiй у насъ, повѣрять воспитаніе своихъ дѣтей иностранцамъ, я всегда воображаю себѣ человѣка съ развитыми умственными способностями, но никогда не жившаго между людьми – какого-нибудь сына Робинсона Крузое, рожденнаго и воспитаннаго въ уединеніи острова; догадался-ли бы онъ когда-нибудь, какимъ образомъ Русскіе дворяне воспитываютъ своихъ дѣтей? Ежели-бы онъ думалъ объ этомъ 100 лѣтъ и придумывалъ-бы самые нелѣпые, несообразные случаи, все-бы онъ не догадался – я увѣренъ – что для того, чтобы дать воспитаніе человѣку высшаго образованнаго сословія однаго народа, необходимо повѣрить его человѣку низшаго необразованнаго сословія другаго отдаленнаго народа – самаго противуположнаго первому по направленію, характеру, общественному устройству. —

<Приближаясь въ моемъ повѣствованіи къ обстоятельству, произведшему во мнѣ рѣзкую моральную перемѣну, я полагаю нужнымъ объяснить нѣкоторыя обстоятельства, подготовившія этотъ переворотъ; ибо, я убѣжденъ, что никакое обстоятельство, какъ бы поразительно оно ни было, безъ помощи постоянно, хотя и незамѣтно-дѣйствующихъ, причинъ не въ состояніи измѣнить направленія человѣка. И тѣмъ болѣе, изъ чувствительнаго, слишкомъ откровеннаго и пылкаго мальчика сдѣлать существо, сосредоточенное и мечтательное. Притомъ-же воспоминанія о моемъ отрочествѣ и наблюденія, которыя я имѣлъ случай дѣлать впослѣдствіи надъ другими дѣтьми, убѣждаютъ меня въ томъ, что зародыши непріязненныхъ чувствъ злобы, зависти и вслѣдствіе его скрытности, мечтательности, недовѣрчивости къ себѣ и другимъ составляютъ характеристическiй признакъ этаго возраста. Это есть родъ моральной оспы – смотря по обстоятельствамъ, въ различной степени силы – прививающейся къ ребенку. Причина такого состоянія есть: первое понятіе ребенка, – уясненное сознаніемъ – о существованiи зла; потому что хорошія и дурныя чувства мы понимаемъ только тогда, когда чувствуемъ ихъ зародышъ въ собственномъ сердцѣ. Невинная душа ребенка, незнавшаго различія между добромъ и удовольствіемъ, зломъ и неудовольствіемъ, болѣзненно сжимается отъ сознанія зла, Богъ знаетъ, какимъ путемъ и зачѣмъ, прокрадывающагося9999
  В подлиннике: прокрадывающимся


[Закрыть]
въ его сердце. —

Тревожное, сосредоточенное въ самомъ себѣ, неестественное состояніе души, составляющее общій признакъ отрочества, усиливалось во мнѣ еще слѣдующими обстоятельствами:>

* № 16 (I ред.).

Карлъ Иванычъ остановился въ залѣ и подошелъ къ нему. «Милостивый Государь», сказалъ онъ ему шопотомъ съ намѣрениемъ, чтобы мы не слыхали того, что онъ станетъ говорить (я отвернулся, но напрягалъ все свое вниманіе.) «Милостивый Государь, Володя умный молодой человѣкъ и всегда пойдетъ хорошо; но за нимъ надо смотрѣть, а Николенька слишкомъ доброе сердце, съ нимъ ничего не сдѣлаешь страхомь, а всей можно сдѣлать черезъ ласку». – «Sehr gut, mein Herr»,100100
  [Очень хорошо, сударь,]


[Закрыть]
сказалъ Французъ, хотя по его выговору можно было замѣтить, и я послѣ узналъ, что онъ не зналъ понѣмецки. —

«Пожалуйста, любите и ласкайте ихъ. Вы всей сдѣлаете лаской». – «Повѣрьте, Mein Herr, что я съумѣю найдти орудіе, которое заставить ихъ повиноваться», сказалъ Французъ, отходя отъ него, и посмотрѣлъ на меня. – Но должно-быть въ томъ взглядѣ, который я остановилъ на немъ въ эту минуту, не было много пріятнаго, потому что онъ нахмурился и отвернулся. Дѣло въ томъ, что я убилъ бы въ эту минуту этаго фанфарона Француза, такъ онъ гадокъ и жалокъ казался мнѣ въ сравненіи съ Карломъ Иванычемъ. Съ этой минуты я почувствовалъ смѣшанное чувство злобы и страха къ этому человѣку. – Уложивъ весьма тщательно свои вещи на дрожки, Карлъ Иванычъ обнялъ Николая, насъ и съ слезами на глазахъ сошелъ съ крыльца. Старый Николай, повернувшись къ стѣнѣ лицомъ, хныкалъ, какъ баба, и у насъ съ Володей были слезы на глазахъ. —

* № 17 (II ред.).

Тутъ было нѣсколько пачекъ писемъ, раздѣленныхъ по почеркамъ и съ надписями на каждой пачкѣ. На одной – значилось «Письма Лизы», на другой «Lettres de Clara»,101101
  [Письма Клары,]


[Закрыть]
на третьей «Записки бѣдной Аксюты». – Не отдавая себѣ даже отчета въ томъ, что я дѣлаю, я прочелъ – не раскрывая ихъ – по нѣскольку фразъ изъ каждой.

«Oh! mon bien aimé, rien ne peut égaler la douleur, que je sens de ne plus te voir.102102
  [О, мой возлюбленный, ничто не может сравниться со скорбью, которую я испытываю в разлуке с тобой.]


[Закрыть]
Ради Бога пріѣзжай! Стыдъ и раскаяніе…» и т. д. Это я прочелъ въ пачкѣ писемъ Лизы. Письма Клары были писаны всѣ пофранцузски; но съ такими ошибками, что ежели-бы я написалъ такъ подъ диктовку, то меня вѣрно оставили бы безъ обѣда. Напримѣръ: «Le cadot, que tu m’envoi es charman, mais pourquoi ne l’avoire, pas apporté toi-meme…»103103
  [Подарок, который ты мне посылаешь, очарователен, но почему ты не принес его мне сам…]


[Закрыть]
и т. д. Письма-же Аксюты были написаны или писарской рукой на большихъ листахъ сѣрой бумаги, или на клочкахъ, черными кривыми каракулями. – Кромѣ писемъ, въ портфелѣ было еще очень много тонкихъ, надорванныхъ и цѣлыхъ листовъ бумаги, съ штемпелями по бокамъ – (это были векселя, какъ я узналъ въ послѣдствіи) и изогнутая колода картъ, завернутая въ бумагу, на которой рукою папа написано было: Понтерки, которыми въ ночь 17 Генваря 1814 года я выигралъ болѣе 400.000. —

** № 18 (I ред.).

Я вдругъ почувствовалъ презрѣніе къ дѣвочкамъ вообще, къ С.[?] и Сонечкѣ въ особенности, началъ увѣрять себя, что ничего веселаго нѣтъ въ этихъ играхъ, и мнѣ ужасно захотѣлось возиться, шалить, буянить и сдѣлать какую-нибудь такую штуку, которая бы ужъ рѣшительно погубила меня. Случай не замедлилъ представиться. St.-Jérôme вышелъ въ другую комнату, и въ это время, разставляя стулья по мѣстамъ, кто-то замѣтилъ стулъ, у котораго едва держалась ножка, и сказалъ, что хорошо бы подставить его кому-нибудь. Я тотчасъ же взялся подставить его St.-Jérôm’y, надломилъ ножку его и поставилъ на то мѣсто, гдѣ обыкновенно сидѣлъ St.-Jérôme. «Вотъ молодецъ, не боится никого», сказалъ кто-то. Я читалъ гдѣ-то, что замѣчено, будто дѣти въ переходномъ возрастѣ отрочества особенно бываютъ склонны къ зажигательству, даже убійству. Я находился теперь въ этомъ состояніи и былъ готовъ на все. Доказательство – мой поступокъ со стуломъ, за который, ежели бы узналось, я бы былъ страшно наказанъ, и я думаю, мнѣ меньше бы нужно было храбрости, чтобы подложить огонь подъ домъ, чѣмъ поставить этотъ сломанный стулъ. – St.-Jérôme, ничего не подозрѣвая и не замѣчая всѣхъ взглядовъ, съ нетерпѣливымъ ожиданіемъ устремленныхъ на него, подошелъ къ стулу и сѣлъ. Кракъ! ножка подломилась, и St.-Jérôme лежитъ на полу. Ничего не можетъ смѣшнѣе для меня, не знаю, почему, какъ видѣть, какъ падаетъ человѣкъ; но теперь невозможность смѣяться и присутствіе зрителей усилили до того это расположеніе, что я фыркнулъ, и всѣ послѣдовали моему примѣру. Не знаю, какъ, но St.-Jérôme узналъ, что виновникомъ его паденія былъ я, при всѣхъ назвалъ меня mauvais garnement104104
  [негодяй]


[Закрыть]
и велѣлъ идти наверхъ и во всѣхъ наклоненіяхъ, временахъ и числахъ переписать 3 раза выраженіе: je suis un mauvais garnement, tu es un mauvais garnement105105
  [Я негодяй, ты негодяй]


[Закрыть]
и т. д. (Очень глупое наказаніе, выдуманное St.-Jérôm’омъ).

Нечего было дѣлать, я пошелъ наверхъ, схватилъ первый попавшійся мнѣ листъ бумаги и съ какимъ-то лихорадочнымъ нетерпѣніемъ началъ спрягать вспомогательный глаголъ съ прибавленіемъ каждый разъ нелестнаго эпитета «mauvais garnement». Я торопился и потому, что хотѣлось скорѣй сойдти внизъ и потому, что уже придумалъ мщеніе St.-Jérôm’y, которое хотѣлось поскорѣй привести въ исполненіе. —

Я пришелъ внизъ съ исписаннымъ листомъ и, подойдя къ St .-Jérôm’y, спросилъ его, здѣсь ли показать ему.

– Читайте здѣсь, – сказалъ St.-Jérôme, желая этимъ осрамить меня. Я началъ: je suis un mauvais garnement, – сказалъ я чуть слышно. – «Громче», сказалъ St.-Jérôme. – «Tu es un mauvais garnement», сказалъ я на всю залу, пристально глядя ему въ глаза, и еще разъ какъ будто забывшись, повторилъ это.

– Prenez garde à vous,106106
  [Берегитесь,]


[Закрыть]
– сказалъ онъ хмурясь, но я еще нѣсколько разъ повторилъ изрѣченіе во второмъ лицѣ всякаго времени. «Tu fus un mauvais garnement, tu seras un mauvais garnement».107107
  [Ты был негодяй, ты будешь негодяй.]


[Закрыть]

– C’est bien,108108
  [Хорошо,]


[Закрыть]
сказалъ St.-Jérôme. – Я уже нѣсколько разъ обѣщалъ вамъ наказаніе, отъ котораго васъ хотѣла избавить ваша бабушка, но я вижу, что, кромѣ розогъ, васъ ничѣмъ не заставишь повиноваться, и нынче вы вполнѣ заслужили и будете наказаны. Vous serez fouetté,109109
  [Вы будете высечены,]


[Закрыть]
– сказалъ онъ, отвратительно выговаривая какъ fouatter это послѣднее слово.– Это было сказано при всѣхъ, и всѣ слушали съ напряженнымъ вниманіемъ. Я почувствовалъ, какъ кровь остановилась около моего сердца, и какъ затряслись мои губы.

** № 19 (I ред.).

– «Ты куда?» спросилъ меня вдругъ голосъ папа. Я остановился, открылъ глаза и, увидавъ высокую фигуру папа, который съ удивленіемъ смотрѣлъ на меня, схватилъ его руку, поцѣловалъ ее. – «Папа, защити меня, спаси меня!» говорилъ я задыхающимся отъ слезъ голосомъ. «Я ужасно виноватъ, я негодный человѣкъ; но, ради Бога, позволь мнѣ только все разсказать тебѣ и потомъ дѣлай со мной, что хочешь, я очень радъ буду...... очень радъ, только отъ тебя. Ты все можешь со мной сдѣлать, и мнѣ ничего, потому что ты мой отецъ, одинъ мой защитникъ; а онъ.....». «Полно», сказалъ папа, взялъ меня за руку и повелъ въ маленькую диванную. «Ну разскажи мнѣ, пузырь, что съ тобой, Коко?» сказалъ онъ съ такимъ хладнокровнымъ участіемъ, что положеніе мое вдругъ показалось мнѣ менѣе страшнымъ. —

– «Папа, сказалъ я: «я все тебѣ скажу, и потомъ дѣлай со мной, что хочешь. Я вчера получилъ единицу у учителя Исторіи». – «Ну?» – «И за поведенье единицу».– «Ну?» – «Потомъ я нечаянно, не нечаянно, а просто нарочно я ужасно дурно сдѣлалъ, подставилъ сломанное стуло St.-Jérôm’y, и онъ упалъ. «Это нехорошо, что жъ тебя наказали?» – «Постой, еще не все. Я сломалъ ключикъ, когда ходилъ къ тебѣ за конфетами. Прости меня пожалуйста, я никогда не буду этаго дѣлать и самъ знаю, какъ это гадко». – «Какой ключикъ?» – «Отъ зеленаго порт....»—«Что?! Ты отпиралъ его?» – «Виноватъ, папа, я самъ не знаю, что на меня нашло».– «Что жъ ты тамъ смотрѣлъ, повѣса?» – «Письма смотрѣлъ». Папа покраснѣлъ, подернулъ плечомъ и взялъ меня за ухо.– «Что жъ ты прочёлъ, негодный мальчишка?» – «Не помню ничего, только посмотрѣлъ и опять хотѣлъ запереть, да сломалъ нечаянно». – «Пріятно очень имѣть такихъ милыхъ дѣточекъ!» сказалъ онъ, потрясая меня за ухо: «только не совѣтую тебѣ еще разъ совать носъ, куда не слѣдуетъ, а то будетъ плохо». – Папа больно дралъ меня за ухо, но наказаніе это доставляло мнѣ какое-то странное наслажденіе, и я не думалъ плакать. Только что онъ выпустилъ мое ухо,—«папа, сказалъ я, я не стою того, чтобы ты простилъ меня, да и знаю, что никто меня не любитъ; наказывай меня, какъ хочешь, но, ради Бога, защити меня отъ St.-Jérôm'a. Онъ ненавидитъ меня, онъ всячески, старается унизить, погубить меня. Папа, онъ хочетъ сѣчь меня онъ велитъ передъ собой становиться на колѣни. Я не могу этаго. Я не ребенокъ. Ежели онъ это сдѣлаетъ, сказалъ я съ слезами на глазахъ, я не перенесу, я умру, ей Богу, умру или его убью, или убѣгу, или сдѣлаю что-нибудь ужасное. Когда ты меня встрѣтилъ, я самъ не знаю, куда я бѣжалъ. Ради Бога, спаси меня отъ него. Я не могу съ нимъ жить, я ненавижу его. Ахъ, ежели бы мамаша была жива, она бы не позволила такъ мучать меня! Папа! Папа!» Слезы душили меня. Я подошелъ къ нему и уже болѣе не въ силахъ (выговорить слова) рыдалъ и цѣловалъ его руки. – «Успокойся, мой другъ, говорилъ мнѣ папа, положивъ свою большую руку мнѣ на голову. И я замѣтилъ слезы на его глазахъ. Ежели бы онъ зналъ, какъ отрадно подѣй[ствовало]. – «Высѣки… прости не позволяй ему – онъ мой мучитель......тиранъ… никто меня не любитъ». Я упалъ на диванъ и рыдалъ, рыдалъ до истерики, такъ что папа на рукахъ отнесъ меня въ спальню. Я заснулъ.

** № 20 (I ред.).

Никогда не забуду я одной страшной минуты, какъ St.-Jérôme, указывая пальцемъ на полъ передъ собою, приказывалъ стать на колѣни, а я стоялъ передъ нимъ блѣдный отъ злости и говорилъ себѣ, что лучше умру на мѣстѣ, чѣмъ стану передъ нимъ на колѣни, и какъ онъ изо всей силы придавилъ меня за плечи и, повихнувъ спину, заставилъ-таки стать на колѣни. Ежели бы у меня былъ ножъ въ эту минуту, я, не задумавшись, зарѣзалъ бы его и два раза повернулъ у него въ ранѣ. – Все время пребыванія St.-Jérôm’a въ нашемъ домѣ чувства подавленной гордости, страха униженія и по временамъ истинной ненависти къ нему наполняли мою душу и отравляли лучшіе удовольствiя. – Ничто такъ много не способствовало къ происшедшему во мнѣ моральному перевороту, къ которому я приближаюсь, какъ эти чувства, внушенныя во мнѣ въ первый разъ нашиМЪ гувернеромъ. (За все время моего отрочества у меня есть не болѣе какъ 2, 3 воспоминанія, освѣщенныя счастьемъ; остальныя же какъ-то темны, безцветны, и я съ трудомъ удерживаю ихъ летучую связь въ моемъ воображеніи.)

Въ одно воскресенье, когда St.-Jérôme сидѣлъ въ своей комнатѣ съ пришедшими къ нему гостями французами, а я сидѣлъ рядомъ въ класной, какъ будто занимаясь рисованьемъ, а слушалъ разговоръ французовъ, – St.-Jérôme отворилъ дверь и кликнулъ подать себѣ одѣваться Василія того самаго, который хотѣлъ жениться на Машѣ, который былъ назначенъ бабушкой ему въ камердинеры. Дверь осталась отворенной, и я могъ слышать ихъ разговоръ. Разговоръ по тому случаю, что Василій долго не приходилъ, шелъ о рабахъ, les esclaves, les serfs.110110
  [о рабах, крепостных.]


[Закрыть]
Одинъ говорилъ: «ce sont des brutes, qui ressemblent plutot des morceaux de bois, qu’à des hommes».111111
  [это грубые животные, более похожие на куски дерева, чем на людей.]


[Закрыть]
Другой говорилъ: «il n’y a que le knout pour en faire quelque chose».112112
  [только кнутом можно с ними что-нибудь сделать.]


[Закрыть]

(Еще прежде я замѣчалъ, что les serfs очень занимали St.-Jérôme’a. Когда къ намъ пріѣхалъ обозъ, то онъ долго не могъ успокоиться.)

Наконецъ пришелъ Василій, но у двери его остановилъ бабушкинъ Дворецкій. «Что ты къ столу нейдешь?» сказалъ онъ ему. – «Когда жъ мнѣ было? – отвѣчалъ Василій, который былъ нѣсколько хмеленъ, какъ я еще съ утра замѣтилъ: – тутъ комнаты убиралъ, тутъ платье чистилъ; вотъ какъ уйдетъ мусью со двора, такъ я и приду». – Слово «Мусью» вывело St.-Jérôme’a изъ себя. «Сколько разъ я тебѣ говорилъ, каналья, что меня зовутъ Августъ Антоновичъ, а не мусью, дуррракъ!» – «Я не знаю, какъ васъ зовутъ, знаю, что мусью», отвѣчалъ Василій, который былъ въ особенномъ припадкѣ грубости. «Такъ вотъ ты будешь меня знать, канай», закричалъ St.-Jérôme и ударилъ его. Василій молчалъ, но дворецкій подошелъ къ двери. —

– «Et dire, qu’un cretin comme celui-là me gate le sang et l’appetit»,113113
  [И этот кретин еще портит мне кровь и аппетит.]


[Закрыть]
– сказалъ онъ, обращаясь къ своимъ знакомымъ, которые посмѣивались, глядя на Василья.

– «Il ne s’attendait pas à recevoir un soufflet aussi bien appliqué. Voyez, quelle aire hébété»).114114
  [Он не ожидал получить такую ловкую пощечину. Смотрите, какой у него дурацкий вид.]


[Закрыть]
– Василій дѣйствительно молчалъ и, казалось, находился въ раздумьи.

«Пошелъ вон! ты здѣсь не нуженъ», сказалъ St.-Jérôme величественно. – «Пошелъ вонъ, – повторилъ Василій, какъ будто обдумывая смыслъ этаго выраженія; нѣтъ, не пошелъ вонъ, а пожалуйте къ Графинѣ, Мусью. Какъ вы смѣете драться? Я 6 лѣтъ служу и графу покойному служилъ и битъ не былъ, пожалуйте-ка», повторилъ онъ, дѣлая движенье головой по направленiю двери. St.-Jérôme хотѣлъ еще разгорячиться, но почтенная фигура Дворецкаго съ сѣдой головой и въ бѣломъ жилетѣ и галстукѣ укротила его. «Не годится, сударь, чужихъ людей бить. Какъ вамъ будетъ угодно, а я Графинѣ доложу». – St.-Jérôme оправдывался, говоря, что онъ грубіянъ, но замѣтно трусилъ; ему непріятно было, чтобы такая сальная исторія дошла до бабушки. «Ce n’est rien», – сказалъ онъ своимъ знакомымъ, – «je dirai tout ce soir à la comtesse, et le coquin recevra le knout»,115115
  [Это ничего, сегодня вечером я расскажу обо всем этом графине и мерзавец будет наказан кнутом,]


[Закрыть]
– и вышелъ въ коридоръ, гдѣ довольно долго шопотомъ говорилъ съ Василіемъ и далъ ему денегъ, которыя этотъ послѣдній долго держалъ на рукѣ и должно быть не хотѣлъ мириться. Это происшествіе долго мучило меня. Я не могъ простить Василію, что онъ помирился съ нимъ и взялъ деньги. – Какъ онъ, Французъ, смѣлъ ударить нашего Русскаго человѣка.

* № 21 (I ред.).

<Маша> дѣвичья.

Маша горничная была красавица, какъ я уже говорилъ, и это замѣчалъ не одинъ я. Василій былъ влюбленъ въ нее такъ, какъ только можетъ быть влюбленъ дворовый человѣкъ изъ портныхъ въ розовой рубашкѣ. – Онъ все свободное время проводилъ тамъ, гдѣ могъ встрѣтить Машу, и съ свойственной портнымъ дерзостью не упускалъ случая обнять ее своими большими руками и сжать съ такой силой, что всякой разъ Маша пищала : «Ай, вы меня раздавили», била его по лицу; но по ея улыбкѣ я замѣчалъ, что все-таки ей это было очень пріятно. Василій не только готовъ былъ отдать послѣднюю заработанную для выпивки копейку на орѣхи или стручки для Маши, но онъ готовъ былъ хоть сію минуту жениться на ней. К несчастію, это было невозможно: Николай, родной дядя Маши, считалъ Василія пьяницей и безпорядочнымъ гулякой и говорилъ, что онъ скорѣй за солдата, чѣмъ за него, отдастъ свою племянницу. Это приводило вѣ отчаяніе обоихъ. Василій часто запивалъ и буянилъ съ горя, а Маша часто плакала, и я разъ слышалъ, какъ Николай билъ ее на чердакѣ за то, что она просила у него позволеиія выдти за него. Но не одному Василію вскружила голову горничная Маша. Володя, папа тоже любили встрѣчаться съ ней въ коридорѣ. Даже я, жалкій птенецъ, безъ памяти былъ влюбленъ въ нее; такъ что, хотя я никогда не смѣлъ словомъ или жестомъ дать замѣтить ей объ этомъ, главнымъ пріятнѣйшимъ препровожденіемъ моихъ свободныхъ часовъ были наблюденія за ней съ площадки лѣстницы или изъ-за двери дѣвичьей. – Какая-то сила тянула меня туда, и разъ добравшись до мѣста, изъ котораго я могъ видѣть, или ожидать видѣть ее, я успокаивался, и вся моя моральная дѣятельность сосредоточивалась на ожиданіи. —

Однажды въ праздникъ, когда St.-Jérôm’a не было дома, а Мими съ дѣвочками уѣхала къ Княгинѣ Корнаковой, и Володя сошелъ внизъ, я долго, размышляя, ходилъ взадъ и впередъ по пустымъ комнатамъ. Мысли мои до того, наконецъ, запутались, и такъ много ихъ, Богъ знаетъ, откуда, набралось въ мою голову, что я почувствовалъ, какъ это со мной часто бывало, необходимость перемѣнить направленіе этой усиленной умственной дѣятельности и хотѣлъ сойдти внизъ, но сила привычки остановила меня на знакомой мнѣ площадкѣ, тѣмъ болѣе, что на дѣвичьемъ верху слышались оживленные голоса горничныхъ и Василія. Я со страхомъ быть открытымъ, который прибавлялъ удовольствіе, пробрался по лѣстницѣ и подошелъ къ двери. Въ дверь, въ которую я смотрѣлъ, мнѣ виднѣлись давно до малѣйшихъ подробностей изученные мною предметы: доска, на которой утюжили, покрытая116116
  В подлиннике: покрытой


[Закрыть]
сѣрымъ сукномъ, одной стороной лежащая117117
  В подлиннике: лежащей


[Закрыть]
на стулѣ, другой на лежанкѣ, большой черный сундукъ, на которомъ сидѣли за шитьемъ Маша и Надежа, красный столъ, на которомъ разложены въ безпорядкѣ начатое шитье, кирпичь, обшитый холстиной, кусочки сморщеннаго воска, ножницы и т. д.; два окошка, на которыхъ стоятъ ящикъ съ иголками и нитками, кукла съ разбитымъ носомъ для чепцовъ и рукомойникъ; перегородка, за которой находится комнатка Гаши, которая всегда съ гнѣвомъ и ворчаньемъ выходитъ и входитъ въ нее, крѣпко хлопая досчатой дверью; два разномастныхъ стула, и женскаго платья и бѣлья, висящаго на стѣнахъ и лежащаго на сундукахъ, столахъ и стульяхъ: все это какъ-то безпорядочно и некрасиво. Но тутъ сидитъ Маша и пухленькими руками, которыя своей краснотой, хотя доказываютъ, что она ими моетъ бѣлье, но все-таки мнѣ очень нравятся, шьетъ какую-то пелеринку. Она беретъ шелковинку изъ-за маленькаго розовенькаго уха, около котораго такъ хорошо лежатъ русыя мягкія волосы и иголку, которая у нея заткнута на косыночкѣ, и, нагнувъ головку, пристально шьетъ, изрѣдка поднимая большіе, свѣтлые глаза на Василія, который сидитъ противъ нея и немножко въ пьяномъ видѣ съ смятой и опухлой отвратительной физіономіей разсказываетъ всѣмъ горничнымъ про свою продолжительную любовь къ Машѣ и про то, что Николай Дмитріевичъ тиранъ и мужикъ, не понимающій людей. «Что моя за судьба теперь стала, Надежда М.», сказалъ онъ Надежѣ, худощавой жеманной дѣвушкѣ, которая при каждомъ словѣ и движеніи имѣла привычку дѣлать головой волнообразное движеніе впередъ и наверхъ, какъ будто кто-нибудь ее щипалъ за шею около затылка. «Скажите, вы, умныя барышни, знаете политику, какая моя жисть?» – «Правда ваша, Василій Т. Я и сама не знаю, какъ вы несчастливы». – «Вѣдь я вамъ, какъ передъ Богомъ, скажу, какъ вы не любите и почитаете, ежели я теперь сталъ пить, такъ все оттого. Развѣ я такимъ былъ – у меня и сертучишка нѣтъ порядочнаго надѣть». Надежа съ упрекомъ посмотрѣла на его щегольскіе клѣтчатые шаровары. – «Что же, отвѣчалъ Василій, понимая ея мысль, развѣ это платье? Нѣтъ, посмотрѣли бы вы на мине, какъ я на волѣ жилъ въ своемъ удовольствіи. А теперь что только мученьи принимаю, и Марья В. за мине страдаютъ. – Ужъ я ему дамъ когда-нибудь, косому чорту, помянетъ онъ и Ваську пьяницу». – «Что вы, Василій Т.? пожалуйста ужъ вы не того», съ испугомъ сказала Надежа. – «Нѣтъ, Надежда В., мочи моей не стало, однимъ чѣмъ-нибудь рѣшить себя. Вѣдь онъ меня погубить хочетъ. Къ Санжиро кто меня приставилъ? Вѣдь все отъ него». – «Вѣдь вы говорили, что вамъ хорошо и при Санъ-Жиро служить», сказала Маша робко, взглядывая на него. – «Хорошо? сказалъ Василій, хорошо-то, хорошо, да вы что? вы моего духу не понимаете. Вы что? Вѣдь вы не знали мине, какъ я подмастерьемъ былъ, развѣ я такой былъ. Нѣтъ, Марья В., вы женщины глупыя; я самъ мусью былъ такой же и брюки носилъ такіе же, какъ онъ, а теперь служи всякому мусью, да другой тоже еще наровитъ тебѣ морду бить. Судите сами, хорошо это? Э… эхъ!» и онъ отчаянно махнулъ рукой. – «Что жъ, сказала Маша, навосчивая иголку, надо терпѣть, Василій Т.» – «Мочи моей нѣтъ». – «И мнѣ не легче». Минутное молчанье. – «Не хотите ли чайку, Василій Т.?» сказала Надежа. – «Благодарю покорно, пожалуйте ручку. Вы меня любите, Надежда М., вы красавица». – «Ай, укололся». – «Вотъ и не суйте руки, куда не слѣдуетъ. Ай пустите, запищала Надежда, цѣлуйте свою Машу, а я не ваша невѣста». – «Да что невѣста, когда она мине не любитъ. Коли бы любила, не то бы было». – «Грѣхъ тебѣ, Вася, такое говорить», сказала Маша, заплакала и вышла на лѣстницу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации