Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность"

Въ продолженіе этаго разговора внизу въ комнатѣ бабушки часто слышался ея колокольчикъ и пронзительный голосъ Гаши. Потомъ стукнула дверь въ спальнѣ, и ясно послышались шаги Гаши и ея ворчанье. Я спрятался за дверь, когда она прошла наверхъ мимо меня. —

«Господи Іисусе Христе, когда ты меня избавишь отъ евтой муки? То далеко, то близко поставишь столикъ: поди тутъ, угоди, когда сама не знаетъ, что хочетъ. Хоть одинъ конецъ, Господи, прости мое согрѣшеніе. – Проклятая жисть, каторжная.......», говорила она сама съ собой, размахивая руками. – «Мое почтенье, Агафья Михайловна», сказалъ Василій съ пріятной улыбкой. – «Ну васъ тутъ, не до твоего почтенья. И зачѣмъ ходишь сюда? Развѣ у мѣста къ дѣвкамъ ходить мущинѣ». – «Я хотѣлъ объ вашемъ здоровьѣ узнать съ, Агафья Михайловна», сказалъ Василій. – «Издохну скоро, вотъ какое мое здоровье!» сказала она съ сердцемъ. Василій засмѣялся. – «Тутъ смѣяться нечего, и коли говорю, что убирайся, такъ маршъ. Вишь, поганецъ, тоже жениться хочетъ, подлецъ. Ну, маршъ, отправляйтесь», и Агафья Михайловна прошла въ свою комнатку и такъ стукнула дверью, что не понимаю, какимъ образомъ она удержалась на петляхъ. За перегородкой слышно было, какъ Агафья Михайловна, продолжала¹¹⁸118
  В подлиннике: продолжая


[Закрыть] вслухъ проклинать свое житье, швырять всѣ свои вещи и даже бить свою любимую кошку.– Внизу послышался колокольчикъ бабушки. – «Хоть раззвонись, а ужъ я не пойду. Поищи другую Агафью». – «Ну видно, чаю не приходиться у васъ пить», сказалъ шопотомъ Василій, вставая съ сундука: «а то шибко расходилась наша барыня, еще нажалуется, того и гляди. До пріятнаго свиданія». Въ дверяхъ онъ встрѣтился съ Машей, которая продолжала плакать. «Эхъ, Маша, о чемъ ты плачешь, сказалъ онъ ей: вотъ мнѣ такъ, такъ приходится солоно иной часъ, что хоть взять кушакъ да на чердакъ вѣшаться идти. Да ужъ и сдѣлаю жъ я одинъ конецъ. Пойду къ Графинѣ, паду въ ноги, скажу: «Ваше Сіятельство, такъ гонитъ, губитъ меня, съ свѣту сживаетъ за то, что я его племянницу люблю». A вѣдь за что онъ мине не любитъ, воръ этотъ, дядя-то твой? За походку, все за походку за мою. Ну, Маша, не плачь, на орѣшковъ. Я для тибя купилъ; Санъ-Жиро брюки работалъ, такъ онъ мнѣ 50 далъ. Прощай, Марья В., а то кто-то идетъ». Онъ поцѣловалъ ее. Я едва успѣлъ спуститься. – Долго еще послѣ этаго я смотрѣлъ, какъ Маша лежала на сундукѣ и горько плакала, и мнѣ было нисколько не жалко ее; а я испытывалъ, какъ и обыкновенно, при этомъ [?] одно чувство безпокойства и стыда. Всякое влеченіе одного человѣка къ другому я называю любовью; поэтому и говорю, что былъ влюбленъ въ Машу, ибо я чувствовалъ къ ней весьма сильное влеченiе. – Но чувство это отличалось отъ чувствъ такого рода, испытанныхъ мною, тѣмъ, что душевное состояніе Маши нисколько не занимало меня и не имѣло никакого вліянія на мои чувства: мнѣ было все равно, что она влюблена въ Василія, что она несчастна, что она ужасно глупа, какъ говорила М[ими]. Мнѣ кажется даже, что мнѣ пріятно бы было, чтобы любовь Василія увѣнчалась успѣхомъ. Ежели-бы я узналъ, что она преступница, я увѣренъ, что это тоже нисколько не измѣнило бы моего чувства. Меня занимала въ ней одна наружность, надѣнетъ ли она завтра розовое платье, которое я очень любилъ, будетъ ли она мыть на лѣстницѣ чепчики въ томъ положеніи, въ которомъ я очень лю[блю].

* № 22 (I ред.).

Меня не наказывали, и никто даже не напоминалъ мнѣ о моемъ приключеніи. Жизнь наша пошла своимъ обычнымъ порядкомъ. Я, какъ и прежде, чувствовалъ непріязненное чувство къ St.-Jérôm’y, но не ненависть, которая только одинъ день завладѣла моимъ сердцемъ. – Онъ обращался со мной лучше съ тѣхъ поръ, не приказывалъ больше становиться передъ нимъ на колѣна и не угрожалъ розгой; но я не могъ смотрѣть ему въ глаза, и мнѣ было всегда невыразимо тяжело имѣть съ нимъ какія-нибудь отношенія. Почти тоже непреодолимое чувство застѣнчивости испытывалъ я въ отношеніи другихъ: Володи, П[?апа?], Катеньки и Любочки. Мнѣ за что-то совѣстно было передъ ними, и я сталъ удаляться ихъ. – Послѣ обѣда я [не] вмѣшивался, какъ прежде, въ таинственный разговоръ Володи съ Катенькой. Я сосредоточился самъ въ себя, и наслажденіемъ моимъ были мечты, размышленія и наблюденія. —

Во время классовъ я любилъ садиться подъ окномъ, которое выходило на улицу, съ тупымъ вниманіемъ и безъ всякой мысли всматриваться во всѣхъ проходящихъ и проѣзжающихъ на улицѣ; чѣмъ меньше было мыслей, тѣмъ живѣе и быстрѣе дѣйствовало воображеніе. Каждое новое лицо возбуждало новый образъ въ воображеніи, и эти образы безъ связи, но какъ-то поэтически путались въ моей головѣ. И мнѣ было пріятно. Едва ли мнѣ повѣрятъ читатели, ежели я скажу, какія были мои постояннѣйшія любимѣйшія мечты и размышленія, такъ онѣ были несообразны съ моимъ возрастомъ и положеніемъ. Но несообразность въ этомъ отношеніи, мнѣ кажется, есть лучшій признакъ правды. – Я былъ въ полной увѣренности, что я не останусь жить съ своимъ семействомъ, что какимъ-нибудь непостижимымъ случаемъ я буду скоро разлученъ съ ними, и что мать моя не умирала или воскреснетъ, и я найду ее. Въ одно воскресенье, когда мы всѣ были въ церкви, при началѣ обѣдни вошла дама въ траурѣ съ лакеемъ, который почтительно слѣдовалъ за нею, и остановилась подлѣ насъ. – Я не могъ видѣть ея лица, но меня поразила фигура и походка этой дамы, такъ много она напоминала покойную maman. Черная одежда, церковное пѣніе, всегда переносившее меня къ времю кончины матушки, еще болѣе прибавило живости этому сходству. – Я не могъ свести съ нея глазъ и съ страхомъ ожидалъ той минуты, когда она повернется ко мнѣ, но дама молилась усердно, тихо опускалась на колѣни, граціозно складывала руки или крестилась и поднимала голову кверху. – Я воображалъ видѣть чудесные каріе влажные глаза матушки, поднятые къ небу. Складки ея чернаго шелковаго платья и мантиліи такъ граціозно ложились вокругъ ея тонкаго, благороднаго стана! Мнѣ воображалось, и не только воображалось, но я почти былъ увѣренъ, что это она, что она молится и плачетъ о насъ, своихъ дѣтяхъ, которыхъ она потеряла. Какъ зто все могло случиться, я и не трудился объяснять себѣ. Но почему же я не бросался и не прижимался къ ней, какъ прежде, съ слезами любви? Я боялся, чтобы малѣйшее движенье мое не лишило меня того счастья, котораго я давно ожидалъ, снова обнять: мнѣ казалось, что вотъ вдругъ она изчезнетъ, Богъ знаетъ, куда......

Выходя изъ церкви, я увидалъ ея лицо – грустное, доброе; но мнѣ оно показалось ужаснымъ – это была не она, и моя чудная мечта, перешедшая почти въ убѣжденіе, опять разлетѣлась въ прахъ. И не разъ мнѣ случалось увѣрять себя, что вотъ она, та, которую я ищу и желаю, и разочаровываться, но не терять этой сладкой надежды.

Мечты честолюбія, разумѣется, военнаго, тоже тревожили меня. Всякій Генералъ, котораго я встрѣчалъ, заставлялъ меня трепетать отъ ожиданія, что воть вотъ онъ подойдетъ ко мнѣ и скажетъ, что онъ замѣчаетъ во мнѣ необыкновенную храбрость и способность къ военной службѣ и верховой ѣздѣ, и будетъ просить папа отдать меня ему въ полкъ, и наступить перемѣна въ жизни, которую я съ такимъ нетерпѣніемъ ожидаю. Каждый пожаръ, шумъ шибко скачущаго экипажа приводили меня въ волненіе, мнѣ хотѣлось спасти кого-нибудь, сдѣлать геройскій поступокъ, который будетъ причиной моего возвышенія и перемѣны моей жизни. – Но ничто не довело этого расположенія до послѣдней степени, какъ пріѣздъ Государя въ Москву. Я бросилъ все, нѣсколько дней, несмотря на всѣ увѣщанія, не могъ выучить ни одного урока. Къ чему мнѣ было заботиться о чемъ бы то ни было, когда вотъ вотъ во всей моей жизни должна произойдти радикальная перемѣна? – Мы ходили гулять ко Дворцу. Очень помню, какъ Его Императорское Величество, въ противность нашимъ ожиданіямъ, изволилъ выѣхать съ задняго крыльца; какъ я, не помня самъ себя, съ народомъ бросился бѣжать ему навстрѣчу и кричалъ «ура» и смотрѣлъ на приближавшуюся коляску; какъ на меня наѣхалъ извощикъ, сбилъ съ ногъ, но я поднялся и бѣжалъ дальше, продолжая кричать, и какъ, наконецъ, Его Величество поклонился всему народу, стало быть и мнѣ, и какое это для меня было счастье. Но я остался все тѣмъ же Николенькой съ невыученными за 2 дня уроками. Утвердившаяся надежда найдти maman, честолюбивое желаніе перемѣнить образъ жизни и неясное влеченіе къ женщинамъ, о которомъ я поговорю послѣ, составляли неисчерпаемую задачу для моихъ отроческихъ мечтаній. Размышленія, хотя и не доставляли столько-же наслажденій, какъ мечты, занимали меня еще болѣе. Всѣ вопросы или по крайней мѣрѣ большая часть изъ нихъ, о безсмертіи души, о Богѣ, о вѣчности, предложеніе которыхъ составляетъ высшую точку, до которой можетъ достигнуть умъ человѣка, но разрѣшить которые не дано ему въ этомъ мірѣ, вопросы эти уже предстали передъ мною, и дѣтскій слабый умъ мой съ пыломъ неопытности тщетно старался разрѣшить ихъ и, не понимая своего безсилія, снова и снова ударялся и разбивался о нихъ. —

Да, изъ всего этаго внутренняго моральнаго труда я не вынесъ ничего, кромѣ сомнѣній, умъ мой не могъ проникнуть непроницаемое, а самъ разбивался и терялъ убѣжденія, которыя для моего счастья я бы не долженъ бы былъ смѣть затрогивать никогда. —

Умственный скептицизмъ мой дошелъ до послѣдней крайней степени. Это дѣтски-смѣшно, невѣроятно; но дѣйствительно это было такъ: я часто думалъ, что ничего не существуеть, кромѣ меня, что все, что я вижу, люди, вещи, свѣтъ сдѣлано для меня, что, какъ я уйду изъ комнаты, то тамъ ужъ ничего нѣтъ, а въ ту, въ которую я вхожу, передъ моимъ приходомъ образуются вещи и люди, которыхъ я вижу. Такъ что мнѣ случалось доходить до положенія, близкаго сумашествія: я подкрадывался куда-нибудь и подсматривалъ, полагая не найдти тамъ ничего, такъ какъ меня нѣтъ, – Всѣ мои философическія разсужденія были тѣже темныя, неясныя сознанія, инстинктивныя, одностороннія догадки и гипотезы взрослыхъ философовъ; но во всемъ онѣ носили дѣтскій характеръ. Размышляя объ религіи, я просто дерзко приступалъ къ предмету, безъ малѣйшаго страха обсуживалъ его и говорилъ – нѣтъ [смысла?] въ тѣхъ вещахъ, за которыя 1,000,000 людей отдали жизнь. Эта дерзость и была исключительнымъ признакомъ размышленій того возраста. У меня былъ умъ, но недоставало силы управлять имъ – силы, пріобрѣтаемой жизнью. – Помню я очень хорошо, какъ одинъ разъ въ праздникъ я тотчасъ послѣ обѣда ушелъ наверхъ и началъ размышлять о томъ, что душа должна была существовать прежде, ежели будетъ существовать послѣ, что вѣчности не можетъ быть съ однаго конца. И все это я доказывалъ какъ-то чувствомъ симметріи; что вѣчность – жизнь и потомъ опять вѣчность – будетъ симметрія, а жизнь и съ одной только стороны вѣчность – нѣтъ симметріи, а что въ душѣ человѣка есть влеченіе къ симметріи, что, по моему мнѣнію, доказывало, что будетъ симметрія и въ жизни, и что даже понятіе симметріи вытекаетъ изъ положенія души.– Въ серединѣ этаго метафизическаго разсужденія, которое мнѣ такъ понравилось, что я писалъ его, мнѣ захотѣлось вполнѣ наслаждаться, и я пошелъ къ Василію слезно просить его дать мнѣ взаймы двугривенный и купить мятныхъ пряниковъ и меду, что Василій послѣ нѣкоторыхъ переговоровъ и исполнилъ. Но Володя, войдя наверхъ, прочелъ написанное на поллистѣ бумаги и усмѣхнулся. Я тутъ же чрезвычайно ясно понялъ, что написанъ былъ ужасный вздоръ и больше не писалъ о симметріи.

* № 23 (II ред.)

Мысли эти не только представлялись моему уму, но я увлекался ими. Я помню, какъ мнѣ пришла мысль о томъ, что счастіе есть спокойствіе, а что такъ какъ человѣкъ не можетъ оградить себя отъ внѣшнихъ причинъ, постоянно нарушающихъ это спокойствіе, то единственное средство быть счастливымъ состоитъ въ томъ, чтобы пріучить себя спокойно переносить всѣ непріятности жизни. И я сдѣлался стоикомъ – дѣтски стоикомъ, но все таки стоикомъ. Я подходилъ къ топившейся печкѣ, разогрѣвалъ руки и потомъ высовывалъ ихъ на морозъ въ форточку для того, чтобы пріучать себя переносить тепло и холодъ. Я бралъ въ руки лексиконы и держалъ ихъ, вытянувъ руку, такъ долго, что жилы, казалось, готовы были оборваться, для того, чтобы пріучать себя къ труду. Я уходилъ въ чуланъ, и, стараясь не морщиться, начиналъ стегать себя хлыстомъ по голымъ плечамъ такъ крѣпко, что по тѣлу выступали кровяные рубцы, для того, чтобы пріучаться къ боли. Я былъ и эпикурейцомъ, говорилъ, что все вздоръ – классы, университетъ, St.-Jérôme, стоицизмъ – все пустяки. Я каждый часъ могу умереть, поэтому нужно пользоваться наслажденіями жизни. Хочется мятныхъ пряниковъ и меду – купи мятныхъ пряниковъ, хоть на послѣднія деньги; хочется сидѣть на площадкѣ – сиди на площадкѣ, хоть бы тутъ самъ папа тебя засталъ – ничего. Все пройдетъ, a наслажденіе не представится можетъ быть въ другой разъ. – Я былъ и атеистомъ. Съ дерзостью, составляющей отличительный характеръ того возраста, разъ допустивъ религіозное сомнѣніе, я спрашивалъ себя, отъ чего Богъ не докажетъ мнѣ, что справедливо все то, чему меня учили. И я искренно молился Ему, чтобы во мнѣ или чудомъ какимъ-нибудь онъ доказалъ мнѣ свое существованіе. Откинувъ разъ всѣ вѣрованія, внушенныя въ меня съ дѣтства, я самъ составлялъ новыя вѣрованія. – Мнѣ тяжело было разстаться съ утѣшительной мыслью о будущей безсмертной жизни и, разсуждая о томъ, что ничто не изчезаетъ, а только измѣняется въ внѣшнемъ мірѣ, я набрелъ на идею пантеизма, о безконечной вѣчно-измѣняющейся, но не изчезающей лѣстницѣ существъ. Я такъ увлекся этой идеей, что меня серьезно занималъ вопросъ, чѣмъ я былъ прежде, чѣмъ быть человѣкомъ – лошадью, собакой или коровой. Эта мысль въ свою очередь уступила мѣсто другой, имянно мысли Паскаля о томъ, что ежели-бы даже все то, чему насъ учитъ религія, было неправда, мы ничего не теряемъ, слѣдуя ей, а не слѣдуя, рискуемъ, вмѣсто вѣчнаго блаженства, получить вѣчныя муки. Подъ вліяніемъ этой идеи я впалъ въ противуположную крайность – сталъ набоженъ: ничего не предпринималъ, не прочтя молитву и не сдѣлавъ креста (иногда, когда я былъ не одинъ, я мысленно читаелъ молитвы и крестился ногой или всѣмъ тѣломъ такъ, чтобы никто не могъ замѣтить этаго), я постился, старался переносить обиды и т. д. Само собою разумѣется, что такое направленіе черезъ 2 или 3 дня уступало мѣсто новой философской идеѣ.

* № 24 (II ред.).

стороны ничего? Не можетъ быть. Тутъ нѣтъ симетріи. А что такое симетрія? подумалъ я. Почему человѣкъ чувствуетъ потребность симетріи. Это чувство вложено въ его душу. А почему оно вложено въ душу человѣка? Потому что душа человѣка прежде жила въ мірѣ, въ которомъ все исполнено порядка и симетріи. Потребность симетріи доказываетъ, что съ обѣихъ сторонъ жизни должна быть вѣчность, и я провелъ черту съ другой стороны овальной фигуры. – Разсужденіе это, казавшееся мнѣ тогда чрезвычайно яснымъ, и котораго связь я съ трудомъ могу уловить теперь, понравилось мнѣ чрезвычайно, и съ тѣмъ тревожнымъ удовольствіемъ, которое испытываетъ человѣкъ, уяснивъ себѣ какой нибудь сложный вопросъ, я взялъ листъ бумаги и принялся выражать письменно то, о чемъ я думалъ, но тутъ въ головѣ моей набралась такая бездна мыслей, что я принужденъ былъ встать и пройдтись по комнатѣ. Подойдя къ окну, вниманіе мое обратила лавочка напротивъ нашего дома. Въ ней продавались всякія сласти. «Василій, купи пожалуйста изюму на гривенникъ». Василій пошелъ за изюмомъ, а я въ это время сидѣлъ надъ бумагой и думалъ о томъ, отпуститъ или нѣтъ лавочникъ того самаго лиловаго изюма, который такъ вкусенъ. —

Володя, проходя черезъ комнату, улыбнулся, замѣтивъ, что я пишу что-то, и мнѣ достаточно было этой улыбки, чтобъ разорвать бумагу и понять, что все, что я думалъ о симетріи, была ужаснѣйшая гиль. —

* № 25 (I ред.).

Я часто въ свободное время приходилъ въ комнату Володи и такъ [какъ] никто не обращалъ на меня вниманія, имѣлъ случай дѣлать наблюденія. У Володи была какая-то амуретка и говорить о ней, казалось, очень забавляло его; но не знаю, почему, товарищи его при мнѣ говорили всегда о своихъ любовныхъ похожденіяхъ какимъ-то таинственнымъ, непонянымъ для меня языкомъ. Кажется, совсѣмъ не нужно было ни передъ кѣмъ скрывать этихъ вещей; но вѣрно имъ нравилась эта таинственность. Одну дѣвушку они называли 10,000000, другую милыя лѣни, третью птички (вообще всѣ названія давались во множеств[енномъ] числѣ). Сколько я могъ заключить изъ ихъ разговоровъ, то главнымъ проявленіемъ ихъ любви были прогулки пѣшкомъ и въ экипажахъ мимо оконъ своихъ возлюбленныхъ. Эти прогулки технически назывались ѣздою по пунктамъ. Все это было смѣшно, но дѣлалось такъ мило благородно и украшалось всегда такой неподдѣльной веселостью молодости, что, хотя я не былъ еще посвященъ въ ихъ таинства, я отъ души веселился, глядя на ихъ исполненныя свѣжести и веселья добрыя смѣющіяся лица. —

* № 26 (I ред.).

Въ это самое время мимо него проходила горничная Маша съ графиномъ въ рукахъ. – «А ты все хорошѣешь», сказалъ онъ тихо, наклоняясь къ ней и останавливая ее за руку. – «Позвольте, сударь, Марья Ивановна и то гнѣваются, что долго воды нѣтъ», сказала она, стараясь высвободить свою руку. – Папа еще ближе наклонился къ ней, и мнѣ показалось, что онъ губами коснулся ея щеки. Когда я увидѣлъ это, мнѣ стало ужасно стыдно и больно, какъ будто я сдѣлалъ самое дурное дѣло, и на ципочкахъ выбрался изъ корридора. Но папа вѣрно замѣтилъ меня. – «Что жъ ты скоро-ли, Вольдемаръ?» крикнулъ онъ еще разъ, подергивая плечомъ и покашливая. —

* № 27 (II ред.).

Странная новость.¹¹⁹119
  Помета позднейшая.


[Закрыть]

всего общества веселыми разсказами и шуточками, а напротивъ сидѣлъ, насупившись и безпрестанно досадывалъ то на бабушку, то на людей, то на насъ. Любочку онъ не ласкалъ и не дарилъ больше, и въ нѣсколько недѣль, которыя продолжалось такое расположеніе, онъ такъ осунулся и постарѣлъ, что жалко было смотрѣть на него. – Угрюмое, печальное расположеніе его духа отразилось и на всѣхъ домашнихъ: бабушка стала еще ворчливѣе и слабѣе – такъ что мы по нѣскольку дней не видали ея; Мими безпрестанно о чемъ-то шепталась то съ Катенькой, то съ St.-Jérôm’омъ, то съ горничными и тот-часъ же умолкала, какъ только подходили къ ней; пріѣзжавшая Княгиня Корнакова съ какой-то таинственной печалью посмотрѣла на насъ и сказала про себя, но такъ, что всѣ могли слышать: «бѣдныя дѣти!» Однимъ словомъ, во всемъ видно было, что въ домѣ что-то неладно. —

Когда же папа вдругъ объявилъ, что онъ на неопредѣленное время долженъ ѣхать въ деревню, то этотъ неожиданный отъѣздъ еще больше удивилъ насъ и огорчилъ, какъ казалось, тѣхъ, которые знали причину его. Бабушка не хотѣла даже проститься съ папа, а на лицахъ всѣхъ людей, въ особенности Николая, были такія недовольныя и грустныя выраженія, когда они провожали папа, что, казалось, этотъ отъѣздъ долженъ былъ повергнуть ихъ въ какое нибудь ужасное несчастіе. —

До самой весны, т. е. три мѣсяца, продолжалось отсутствіе папа и тайное безпокойство во всѣхъ домашнихъ, причины котораго, несмотря на все наше раздраженное любопытство, оставались отъ насъ скрытыми.—

15 Апрѣля, только что мы проснулись, Николай объявилъ намъ, что въ ночь Петръ Александровичь изволили пріѣхать и по требованію бабушки изволили пойдти къ нимъ. —

Я сбѣжалъ внизъ, чтобы поскорѣе увидать его, но Гаша, явившаяся изъ двери бабушкиной комнаты, съ слезами на глазахъ сказала мнѣ: «нельзя» и, махнувъ рукой, скрылась за дверью. —

Я слышалъ голоса папа и бабушки, но не могъ разобрать, что они говорили. Голоса постепенно возвышались, и мнѣ казалось, что бабушка плакала. Наконецъ, дверь отворилась, и я ясно слышалъ, какъ бабушка сквозь слезы, дрожащимъ, но громкимъ голосомъ скорѣе прокричала, чѣмъ сказала: «я не могу васъ видѣть послѣ этаго, уйдите, уйдите»; а папа, въ сильномъ волненіи выйдя изъ комнаты, прошелъ прямо во флигель, откуда дней пять, во время которыхъ послы отъ бабушки не переставали бѣгать къ нему, не приходилъ къ намъ. —

Любопытство мое, доведенное этимъ обстоятельствомъ до высшей степени, случайно было удовлетворено въ тотъ же день, то есть прежде, чѣмъ папа самъ открылъ намъ причину всѣхъ бывшихъ тревогъ. – Подходя вечеромъ къ буфету, чтобы попросить себѣ стаканъ воды, слова, сказанныя въ это время Николаемъ, поразили меня и заставили прислушаться къ слѣдующему разговору. —

«Графиня, кажется, очень недовольны остались, Демьянъ Кузмичь?» говорилъ Николай.

– «Не то ужъ, что довольны, отвѣчалъ Демьянъ, а очень, сказываютъ, изволили гнѣваться. Какая, говорить она ни есть, а коли ты послѣ моей дочери другую взялъ, такъ ты мнѣ не сынъ. Одно..... Коли бы не внучка, еще не то бы было»

– «Скажи-ты!» замѣтилъ Николай. —

– «Вотъ-то не думали, не гадали, продолжалъ Демьянъ, помолчавъ немного, чтобы въ такихъ лѣтахъ барыню взялъ. Кажется, и дѣтей себѣ имѣетъ и имѣнье достаточное, чего бы кажется!» —

– «Сказываютъ, и приданаго за ней мало и родства не высокаго». —

– «Какой! возразилъ Николай, намъ коротко извѣстно – 200 душъ въ Митюшиной у старой барынѣ есть, да ужъ такъ-то пораззорилъ баринъ, что ихніе-же сказывали – житья мужичкамъ не стало. Самъ-то онъ, Богъ его знаетъ, изъ какихъ, въ судѣ прежде служилъ, одинъ, говорятъ, чемоданишка былъ.» —

– «И чего польстился, кажется?»

– «Карты все довели, продолжалъ Николай, черезъ нихъ больше и дѣло вышло. – Михѣй Иванычь мнѣ все чисто разсказалъ. – Какъ проиграли они здѣсь денегъ много – что дѣлать? подъ Петровское векселей и надавали. Пришло наконецъ тому дѣлу, что платить надо, вотъ они въ деревню и ускакали, хотѣли, говорятъ, ужъ вовсе Петровское продавать. Туда кинулись, сюда кинулись, никто, говоритъ, безъ залога денегъ не даетъ – шутка-ли дѣло 120 тысячь? Поѣхалъ онъ, говоритъ, къ Савинымъ, тоже хотѣлъ денегъ искать. Ужъ, говоритъ, коли меня доведутъ, чтобъ имѣнье продавать, такъ никому, говоритъ, не хочу, какъ вамъ. Извѣстно, сосѣдское дѣло. Ну а [у] Савиной деньги были, она и говоритъ, что жъ, говоритъ, коли вы, говоритъ, мнѣ такую бумагу напишете, что Петровское мое будетъ, я вамъ помогу. – Хорошо. Стали бумагу писать; а между тѣмъ дѣломъ – извѣстно вѣдь не вокругъ пальца обернуть – недѣли двѣ прошло, что ни день, онъ къ нимъ, да съ дочерью ихнею, все книжки да картинки, да въ санкахъ гулять. Человѣкъ онъ, хоть не больно молодой, а любовный человѣкъ, да и, кажется, всѣмъ извѣстно, она красавица, что и говорить – и барыня покойница ее любила – дальше да больше, рюши да трюши, дошло наконецъ тому дѣло до того, что довелъ онъ ее, то-есть, одно слово, послѣднее дѣло. —

– «Вишь-ты!» сказалъ Демьянъ.

– «Хорошо. Пріѣзжаетъ такимъ родомъ вечеромъ, ну а ужъ тамъ, черезъ кого-бы ни было – можетъ и сама дочь повинилась, отцу съ матерью все извѣстно было. – Пріѣзжаетъ; она одна въ гостиной сидитъ, онъ, извѣстно, къ ней, цѣлуетъ, обнимаетъ, ну, извѣстно… а тутъ, хлопъ! изъ двери мать съ образомъ. Какъ! говоритъ, я тебѣ добродѣтель хотѣла исдѣлать, а ты такъ-то дочь мою погубилъ, либо, говоритъ, женись сейчасъ, либо говоритъ..... а тутъ и отецъ, я, говоритъ, въ судъ, я, говоритъ, такъ не оставлю, ты, говоритъ, мнѣ всѣмъ имѣньемъ за дочь мою не откупишься.....»

– «Экое дѣло, экое дѣло! тц-тц-тцы!» сказалъ Демьянъ.

Въ тотъ же день папа, призвавъ насъ къ себѣ, сказалъ съ улыбочкой, что мы вѣрно никакъ не ожидаемъ новость, которую онъ намѣренъ объявить намъ. «Помните вы дочь Савиной?» спросилъ онъ.

– «La belle Flamande?»¹²⁰120
  [Красавица фламандка?]


[Закрыть] – сказалъ Володя.

– «Да. Знаешь ли, какъ она тебѣ приходится теперь?»

– «Догадываюсь, сказалъ Володя, тоже улыбаясь, мачихой? Поздравляю тебя папа…»

Папа поцѣловалъ насъ и сказалъ, что, какъ только Володя кончитъ экзаменъ, то мы всѣ поѣдемъ въ деревню, чтобы познакомиться съ новой родней. «Надѣюсь, друзья мои, прибавилъ онъ немного грустно, что вы изъ любви ко мнѣ будете».

* № 28 (I ред.).

Начало дружбы. XXX.

Съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ передъ собой примѣръ – блестящій успѣхъ Володи, и время моего поступленія въ Университетъ приближалось, я учился лучше. Развлеченія мои были тѣже: манежъ 2 раза въ недѣлю, дѣвичья и мечты и размышленія. Но съ нѣкотораго времени главной моей страстью сдѣлалось общество Володи и его товарищей. Несмотря на то, что между ними я игралъ самую жалкую безсловесную роль, я по целымъ часамъ въ свободное время проводилъ между ними и истинно горевалъ, когда они уходили, и я не могъ слѣдовать за ними. —

Чаще всѣхъ видѣлъ я у Володи 2 молодыхъ людей, которые оба казались очень дружными съ нимъ. Первый изъ нихъ былъ <студентъ уже 3-го курса> чей-то адъютантъ Ипполитъ <Травинъ,> а другой – товарищъ его по курсу и факультету <Николай К.> Н. Нехлюдовъ. Дубковъ былъ человѣкъ уже лѣтъ 25, и имянно его 25 лѣтъ были главной привлекательностью. Я понималъ, какъ пріятно Володѣ сойдтись на ты съ адъютантомъ, человѣкомъ, который уже давно брѣетъ свою бороду. Кому не случалось встрѣчаться съ людьми, которые пріятны имянно тѣмъ, что они ограниченны. Сужденія ихъ всегда односторонни; доброе сердце даетъ имъ хорошее направленіе, и поэтому всѣ сужденія ихъ кажутся увлекательными, безошибочными. Узкой эгоизмъ ихъ даже какъ-то кажется милымъ, имянно потому что чувствуешь, – человѣкъ этотъ не можетъ ни поступать, ни обсудить вещи иначе и все, что дѣлаетъ, дѣлаетъ отъ души. Таковъ былъ Дубковъ, но, кромѣ того, онъ имѣлъ для насъ прелесть самой добродушной, гусарской физіономіи, (глупость которой скрадывалась нѣсколько воинственностью) и, какъ я уже сказалъ – прелесть возраста, съ которымъ очень молодые люди почему-то имѣютъ склонность соединять и смѣшивать понятіе порядочности, comme il faut. – Разсуждая теперь, я очень ясно вижу, что Володя, который былъ совершеннымъ типомъ того, что называется enfant de bonne maison,¹²¹121
  [дитя из хорошей семьи,]


[Закрыть] былъ въ 10 разъ порядочнѣе Губкова; но замѣтно было, что Володя сильно боялся Губкова имянно въ этомъ отношеніи, часто дѣлалъ то, чего ему не хотѣлось дѣлать, и скрывалъ то, чего вовсе не нужно было скрывать. Особенно непріятно мнѣ было то, что Володя часто какъ будто стыдился и боялся за меня передъ своими пріятелями. Другой его пріятель К. Нехлюдовъ былъ худощавый, длинный молодой человѣкъ съ бѣлокурой головой, голубыми глазами, выражавшими упрямство и доброту, и съ совершенно дѣтской добродушной, нетвердой улыбкой. Онъ очень часто краснѣлъ, но никогда не конфузился до того, чтобы путаться, мѣшаться и дѣлаться неловкимъ. – Бывало у него слезы на глазахъ, уши, шея, щеки покраснѣютъ, какъ будто въ сыпи [?], и слезы [?], а онъ продолжаетъ, несмотря ни на что, говорить то, что началъ своимъ иногда тонкимъ серебристымъ голосомъ, переходящимъ иногда въ грубый баритонъ. Онъ не отставалъ отъ удовольствій Дубкова и Володи, но видно было, что онъ совсѣмъ иначе смотрѣлъ на нихъ и часто пускался въ разсужденія, на которыя Дубковъ и Володя смѣялись, и которыя трудно было понимать, но которыя для меня были ясны. Я часто разсуждалъ также самъ [съ] собою. И я чувствовалъ, что между нами много общаго. Онъ часто ссорился съ Володей и Дубковымъ и ссорился только за то, что съ нимъ не соглашались. Въ этихъ случаяхъ онъ вскакивалъ и убѣгалъ, не простившись ни съ кѣмъ. Дубковъ и Володя видимо имѣли къ нему чувство въ родѣ уваженія, хотя и смѣялись надъ нимъ, наз[ывая] чудакомъ, потому что они всегда старались помириться съ нимъ, на что онъ всегда былъ готовъ. – Отецъ и мать его давно умерли, оставили ему очень большое состояніе; онъ жилъ съ старой теткой, которая воспитывала его, и въ отношеніи которой онъ не позволялъ себѣ говорить въ нашемъ обществѣ ни слова. Всегда старался удерживать Володю и Дубкова, когда они слишкомъ легко говорили о своихъ родныхъ, и съ такимъ грознымъ и вмѣстѣ дѣтскимъ выраженіемъ хмурилъ брови, когда шутя намекали на его тетушку, что видно было – онъ ни за что и никому не позволить, хотя невинно, шутить о такомъ предметѣ. Н. Нехлюдовъ поразилъ меня съ перваго раза, но чувство, которое онъ внушилъ мнѣ, было далеко не пріязненное. Разговаривая съ Володей, онъ иногда взглядывалъ на меня такъ строго и такъ равнодушно (какъ будто ему все равно было смотрѣть на меня, или на обои), что зло меня брало на него, и мнѣ, во что бы то ни стало, хотѣлось наказать его за его гордость. Часто слушая его разсужденія, мнѣ хотѣлось противорѣчить ему и казалось, я могъ совершенно уничтожить его, но я чувствовалъ, что я еще малъ и не долженъ смѣть вступать въ разговоры съ большими, и онъ становился мнѣ еще больше противенъ, но противенъ такъ, что, какъ только я слышалъ его голосъ внизу, я не могъ утерпѣть, чтобы не сойдти внизъ и не могъ уйдти оттуда, пока онъ оставался тамъ. – Одинъ разъ я сидѣлъ на своемъ обычномъ мѣстѣ въ комнатѣ Володи. Дубковъ, Нехлюдовъ и Володя сбирались куда-то идти и пили [?] бутылку шампанскаго, чтобы пріобрѣсти которую они сдѣлали складчину. Былъ великій постъ, и время приближалось къ экзаменамъ. – «Да, надо будетъ приняться», говорилъ Володя: «у тебя есть тетрадки?» – «Будутъ», сказалъ Н. Нехлюдовъ. – «Скажи пожалуйста, трудно это ваши экзамены?» сказалъ Дубковъ. – «Коли держать такъ, какъ слѣдуетъ, очень трудно», сказалъ Нехлюдовъ. Дубковъ: «У насъ въ школѣ тоже было трудно. Я никогда бы ничего не зналъ, но умѣлъ такъ устроивать [1 неразобр.] пускать пыль въ глаза [1 неразобр.] однако разъ дяди Р.... не было на экзаменѣ, а то при немъ другое дѣло, мнѣ изъ исторіи, изъ Древней и [1 неразобр.] изъ всего наставили единицъ. Я увидалъ, что плохо, знаешь, разсердился, сказалъ себѣ, что выйду же въ гвардію, и принялся серьезно. Черезъ годъ я первый ѣздокъ былъ, меня сдѣлали вахмистромъ. Самъ Великій Князь меня замѣтилъ, и выпустили, куда я хотѣлъ. Только стоитъ разсердиться. Ты скорѣе разсердись [?] Володя: «Да нѣтъ, мнѣ что? Я всегда перейду, не хочется корпѣть. Что за охота мучить себя, чтобъ получать 5, а не 3, развѣ не все равно? Напротивъ, еще какъ-то непріятно и mettre en lieu¹²²122
  [стать на равную ногу]


[Закрыть] со всѣми этими Заверзиными, Полетаевыми. У нихъ своя дорога, у меня своя. Правда, тоже Г. говоритъ, que c’est mauvais genre¹²³123
  [что это дурной тон]


[Закрыть] получить больше 3». Нехлюдовъ: «Этого я не понимаю. Г. говоритъ глупость, а ты повторяешь. Что это за гордость, что не хочешь стать en lieu съ Заверзиными и Полетаевыми. Чѣмъ они хуже тебя? Можетъ быть Заверзинъ учится затѣмъ, чтобы потомъ содержать свое семейство, а ты находишь, что тебѣ стыдно съ нимъ равняться. Чѣмъ же ты лучше его? скажи пожалуйста». —

Володя: «Не лучше, а у каждаго свое самолюбіе: у него, чтобы лучше учиться, а [у] меня въ другомъ родѣ. У всякаго оно есть». Нехлюдовъ: «Очень дурно, что оно у тебя есть, потому что самолюбіе есть только желаніе казаться лучше, чѣмъ есть, a хорошій человѣкъ долженъ стараться быть лучше, а не казаться, а какъ скоро привыкнешь все дѣлать для внѣшности, невольно оставишь существенное безъ ко....» Дубковъ: «Ну ужъ пожалуйста оставь твою философію – ничего веселаго нѣтъ. Положимъ, я самолюбивъ, но мнѣ кажется, что каждый тоже самое, и поэтому не вижу¹²⁴124
  дальше вырвано сколько-то страниц.


[Закрыть]