Электронная библиотека » Лев Троцкий » » онлайн чтение - страница 23


  • Текст добавлен: 30 августа 2017, 12:20


Автор книги: Лев Троцкий


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Не дав еще улечься приветствиям, правый эсер Пьяных, явившийся от крестьянского Исполнительного комитета, выступает с бешеным протестом по поводу пребывания социалистических министров под арестом. «За последние дни творится что-то такое, – кричит оратор, стуча в самозабвении по столу, – чего не бывало ни в одной революции. Наши товарищи, члены Исполнительного комитета, Маслов и Салазкин, заключены в тюрьму. Мы требуем немедленного их освобождения!» «Если с головы их упадет хоть один волос…» – угрожает другой посланец, в военной шинели. Оба они уже кажутся съезду выходцами с того света.

К моменту переворота в двинской тюрьме сидело, по обвинению в большевизме, около 800 человек, в Минске – около 6000, в Киеве – 535 человек, преимущественно солдат. А сколько в разных местах страны пребывало под замком членов крестьянских комитетов! Наконец, добрая доля самих делегатов съезда, начиная с президиума, прошла после июля через тюрьмы Керенского. Немудрено, если негодование друзей Временного правительства не могло рассчитывать в этом собрании на потрясение сердец. В довершение беды поднялся с места никому неведомый делегат, тверской крестьянин, длинноволосый, в тулупе, и, поклонившись учтиво на все четыре стороны, заклинал съезд от имени своих выборщиков не останавливаться перед арестом авксентьевского Исполнительного комитета в целом: «Это не крестьянские представители, а кадеты… место им в тюрьме». Так стояли друг против друга эти две фигуры: эсер Пьяных, опытный парламентарий, наперсник министров, ненавистник большевиков, и безымянный тверской крестьянин, привезший Ленину от своих избирателей горячий поклон. Два социальных слоя, две революции: Пьяных говорил от имени Февральской, тверской крестьянин боролся за Октябрьскую. Съезд устраивает делегату в тулупе подлинную овацию. Посланники Исполнительного комитета уходят с ругательствами.

«Проект Ленина фракция эсеров приветствует, как торжество ее идеи», – заявляет Колегаев. Но, ввиду чрезвычайной важности вопроса, необходимо обсуждение по фракциям. Максималист, представитель крайнего левого крыла распавшейся эсеровской партии, требует немедленного голосования: «Мы должны бы воздать почести партии, которая в первый же день, не болтая, проводит такую меру в жизнь». Ленин настаивает, чтобы перерыв был во всяком случае как можно короче. «Новости, столь важные для России, должны быть к утру уже отпечатаны. Никаких задержек!» Ведь декрет о земле – не только основа нового режима, но и орудие переворота, которому еще только предстоит завоевать страну. Недаром Рид записывает в этот момент чей-то повелительный возглас, врезывающийся в шум зала: «Пятнадцать агитаторов в комнату № 17. Немедленно! Для отправки на фронт!»

В первом часу ночи делегат русских войск в Македонии жалуется, что их забыли сменявшие друг друга петербургские правительства. Поддержка за мир и за землю со стороны солдат в Македонии обеспечена! Такова новая проверка настроений армии, на этот раз в далеком углу европейского юго-востока. Каменев тут же сообщает: 10-й батальон самокатчиков, вызванный правительством с фронта, сегодня утром вступил в Петроград и, подобно своим предшественникам, присоединился к съезду советов. Горячие аплодисменты свидетельствуют, что новые и новые подтверждения собственной силы никогда не кажутся лишними.

После единогласно и без прений принятой резолюции, объявляющей делом чести местных советов не допустить еврейских и всяких иных погромов со стороны темных сил, ставится на голосование законопроект о земле. Против одного при восьми воздержавшихся съезд с новым взрывом энтузиазма принимает декрет, полагающий конец крепостничеству, этой основе основ старой русской культуры. Отныне аграрная революция узаконена. Тем самым революция пролетариата приобретает могучую базу.

Остается последняя задача: создание правительства. Каменев оглашает проект, выработанный Центральным комитетом большевиков. Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, которые должны работать над проведением в жизнь программы, провозглашенной съездом советов, «в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих». Правительственная власть сосредоточивается в руках коллегии председателей этих комиссий, под именем Совета народных комиссаров. Контроль над деятельностью правительства принадлежит съезду советов и его Центральному исполнительному комитету.

В состав первого Совета народных комиссаров намечены семь членов Центрального Комитета большевистской партии: Ленин, в качестве главы правительства, без портфеля; Рыков, как народный комиссар внутренних дел; Милютин, как руководитель ведомства земледелия; Ногин – глава торговли и промышленности; Троцкий – руководитель иностранных дел; Ломов – юстиции; Сталин как председатель комиссии по делам национальностей. Военные и морские дела вручены комитету в составе Антонова-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко; во главе комиссариата труда предполагается Шляпников; руководить просвещением должен будет Луначарский; тяжелая и неблагодарная забота о продовольствии возложена на Теодоровича; почта и телеграф – на рабочего Глебова. Не замещен пока пост народного комиссара путей сообщения: дверь оставлена открытой для соглашения с организациями железнодорожников.

Все пятнадцать кандидатов, 4 рабочих и 11 интеллигентов, числили за собой в прошлом годы тюремного заключения, ссылки и эмиграции; пять из них сидели в тюрьме уже при режиме демократической республики; будущий премьер только накануне вышел из демократического подполья. Каменев и Зиновьев не вошли в Совет народных комиссаров: первый намечался председателем нового ЦИКа, второй – редактором официального органа советов. «Когда Каменев читал список народных комиссаров, – пишет Рид, – взрыв аплодисментов следовал за взрывом после каждого имени и, особенно, после имени Ленина и Троцкого». Суханов прибавляет к ним также и Луначарского.

Против предложенного состава правительства выступает с большой речью представитель объединенных интернационалистов Авилов, бывший некогда большевиком, литератор из газеты Горького. Он добросовестно перечисляет трудности, стоящие перед революцией в области внутренней и внешней политики. Надо «отдать себе ясный отчет в том… куда мы идем… Перед новым правительством стоят все те же старые вопросы: о хлебе и о мире. Если оно не разрешит этих вопросов, оно будет свергнуто». Хлеба в стране мало. Он в руках зажиточного крестьянства. Дать в обмен на хлеб нечего: промышленность падает, не хватает топлива и сырья. Собрать хлеб принудительными мерами – трудно, долго и опасно. Нужно поэтому создать такое правительство, чтобы не только беднота, но и зажиточное крестьянство сочувствовало ему. Для этого необходима коалиция.

«Еще труднее добиться мира». На предложение съезда о немедленном перемирии правительства Антанты не отзовутся. Союзные послы и без того уже собираются уезжать. Новая власть окажется изолированной, ее мирная инициатива повиснет в воздухе. Народные массы воюющих стран пока еще очень далеки от революции. Последствий может быть два: либо разгром революции войсками Гогенцоллерна, либо сепаратный мир. Условия мира в обоих случаях не смогут не оказаться самыми тягостными для России. Справиться со всеми трудностями смогло бы только «большинство народа». Беда, однако, в расколе демократии, левая часть которой хочет создать в Смольном чисто большевистское правительство, а правая организует в городской думе Комитет общественной безопасности. Для спасения революции необходимо образовать власть из обеих групп.

В том же духе высказывается представитель левых эсеров Карелин. Нельзя осуществить принятую программу без тех партий, которые ушли со съезда. Правда, «большевики не повинны в их уходе». Программа съезда должна бы объединить всю демократию. «Мы не хотим идти по пути изоляции большевиков, ибо понимаем, что с судьбой большевиков связана судьба всей революции: их гибель будет гибелью революции». Если они, левые эсеры, отклонили, тем не менее, предложение вступить в правительство, то цель у них благая: сохранить свои руки свободными для посредничества между большевиками и партиями, покинувшими съезд. «В этом посредничестве… левые эсеры в настоящий момент видят свою главную задачу». Работу новой власти по разрешению неотложных вопросов левые эсеры будут поддерживать. В то же время они голосуют против предложенного правительства. Словом, молодая партия путала, как могла.

«Защищать власть одних большевиков, – рассказывает Суханов, полностью сочувствующий Авилову и вдохновлявший за сценой Карелина, – вышел Троцкий. Он был очень ярок, резок и во многом совершенно прав. Но он не желал понять, в чем состоит центр аргументации его противников…» Центр аргументации состоял в идеальной диагонали. В марте ее пытались провести между буржуазией и соглашательскими советами. Сейчас Сухановы мечтали о диагонали между соглашательской демократией и диктатурой пролетариата. Но революции не развиваются по диагонали.

«Возможной изоляцией левого крыла, – говорит Троцкий, – нас пугали неоднократно. Несколько дней тому назад, когда вопрос о восстании был поднят открыто, нам говорили, что мы идем навстречу гибели. И в самом деле, если по политической печати судить о том, какова группировка сил, то восстание грозило нам неминуемой гибелью. Против нас стояли не только контрреволюционные банды, но и оборонцы всех разновидностей; левые эсеры только в одном своем крыле мужественно работали с нами в Военно-революционном комитете; другая их часть занимала позицию выжидательного нейтралитета. И тем не менее, даже при этих неблагоприятных условиях, когда, казалось, мы всеми покинуты, восстание победило…

Если бы реальные силы были действительно против нас, каким образом могло бы случиться, что мы одержали победу почти без кровопролития? Нет, изолированы были не мы, а правительство и якобы демократы. Своими колебаниями, своим соглашательством они вычеркнули себя из рядов подлинной демократии. Наше великое преимущество, как партии, состоит в том, что мы заключили коалицию с классовыми силами, создав союз рабочих, солдат и беднейших крестьян.

Политические группировки исчезают, но основные интересы классов остаются. Побеждает та партия, которая способна нащупать и удовлетворить основные требования класса… Коалицией нашего гарнизона, главным образом крестьянского, с рабочим классом мы можем гордиться. Она, эта коалиция, испытана в огне. Петроградский гарнизон и пролетариат вступили совместно в великую борьбу, которая явится классическим примером в истории революции всех народов.

Авилов говорил о величайших трудностях, которые стоят перед нами. Для устранения этих трудностей он предлагает заключить коалицию. Но при этом он не делает никакой попытки раскрыть эту формулу и сказать: какая коалиция – групп, классов или просто коалиции газет?..

Говорят, раскол среди демократии – недоразумение. Когда Керенский высылает против нас ударников, когда с соизволения ЦИК мы лишаемся телефона в самый острый момент нашей борьбы с буржуазией, когда нам наносят удары за ударами, – неужели можно говорить о недоразумении?.. Авилов говорит нам: хлеба мало, – нужна коалиция с оборонцами. Но разве эта коалиция увеличит количество хлеба? Вопрос о хлебе, это – вопрос программы действия. Борьба с разрухою требует определенной системы внизу, а не политических группировок наверху.

Авилов говорил о союзе с крестьянством: но, опять-таки, о каком крестьянстве идет речь? Сегодня здесь представитель крестьян Тверской губернии требовал ареста Авксентьева. Нужно выбирать между этим тверским крестьянином и Авксентьевым, наполнившим тюрьмы членами крестьянских комитетов. Коалицию с кулацкими элементами крестьянства мы решительно отвергаем во имя коалиции рабочего класса и беднейших крестьян. Мы – с тверскими крестьянами против Авксентьева, мы с ними до конца и нерасторжимо.

Кто гонится за тенью коалиции, окончательно изолирует себя от жизни. Левые эсеры будут терять опору в массах, поскольку вздумают противодействовать нашей партии. Каждая группа, противопоставляющая себя партии пролетариата, с которой объединилась деревенская беднота, изолирует себя от революции.

Открыто, перед лицом всего народа, мы подняли знамя восстания. Политическая формула этого восстания: вся власть советам – через съезд советов. Нам говорят: вы не подождали съезда с переворотом. Мы-то стали бы ждать, но Керенский не хотел ждать; контрреволюционеры не дремали. Мы, как партия, своей задачей считали создать реальную возможность для съезда советов взять власть в свои руки. Если бы съезд оказался окруженным юнкерами, каким путем он мог бы взять власть? Чтобы эту задачу осуществить, нужна была партия, которая исторгла бы власть из рук контрреволюции и сказала бы вам: «Вот власть, и вы обязаны ее взять!» (Бурные, несмолкающие аплодисменты.)

Несмотря на то что оборонцы всех оттенков в борьбе против нас не останавливались ни перед чем, мы их не отбросили прочь, – мы съезду в целом предложили взять власть. Как нужно извратить перспективу, чтобы после всего, что произошло, говорить с этой трибуны о нашей непримиримости! Когда партия, окутанная пороховым дымом, идет к ним и говорит: «Возьмем власть вместе!» – они бегут в городскую думу и объединяются там с явными контрреволюционерами. Они – предатели революции, с которыми мы никогда не объединимся!

Для борьбы за мир, говорит Авилов, нужна коалиция с соглашателями. В то же время он признает, что союзники не хотят заключить мир… Маргаринового демократа Скобелева, сообщает Авилов, союзные империалисты высмеивали. Но если вы заключите блок с маргариновыми демократами, дело мира будет обеспечено.

Есть два пути в борьбе за мир. Один путь: правительствам союзных и враждебных стран противопоставить моральную и материальную силу революции. Второй путь: блок со Скобелевым, что означает блок с Терещенко и полное подчинение союзному империализму. В своем заявлении о мире мы обращаемся одновременно к правительствам и народам. Но это лишь формальная симметрия. Мы, разумеется, не думаем влиять на империалистские правительства своими воззваниями; однако, пока они существуют, мы не можем их игнорировать. Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу революцию».

– Есть третий путь, – раздается голос с места.

«Третий путь, – отвечает Троцкий, – есть путь ЦИКа, с одной стороны, посылающего делегации к западноевропейским рабочим, а с другой – заключающего союз с Кишкиными и Коноваловыми. Это – путь лжи и лицемерия, на который мы не станем никогда!

Разумеется, мы не говорим, что только день восстания европейских рабочих будет днем подписания мирного договора. Возможно и так, что буржуазия, напуганная приближающимся восстанием угнетенных, поспешит заключить мир. Сроков здесь не дано. Конкретных форм предусмотреть невозможно. Важно и нужно определить метод борьбы, в принципе своем одинаковый как во внешней, так и во внутренней политике. Союз угнетенных везде и всюду – вот наш путь».

«Делегаты съезда, – пишет Рид, – приветствовали его безграничным взрывом аплодисментов, загораясь смелой мыслью защиты человечества». Во всяком случае, никому из большевиков не могло прийти тогда на ум протестовать против того, что судьба Советской республики в официальной речи от имени большевистской партии ставилась в прямую зависимость от развития международной революции.

Драматический закон этого съезда состоял в том, что каждый значительный акт завершался или даже прерывался короткой интермедией, во время которой на сцене внезапно появлялась фигура другого лагеря, чтобы заявить протест, пригрозить или предъявить ультиматум. Представитель Викжеля, Исполнительного комитета союза железнодорожников, добивается слова сейчас же и немедленно: ему надо бросить в собрание бомбу до голосования вопроса о власти. Оратор, на лице которого Рид прочитал непримиримую враждебность, начинает с обвинения: его организация, «самая сильная в России», не приглашена на съезд.

– Это ЦИК вас не пригласил! – кричат ему со всех сторон. – Да будет известно: первоначальное решение Викжеля о поддержке съезда советов отменено!

Оратор спешит огласить уже разосланный телеграфно по всей стране ультиматум: Викжель осуждает захват власти одной партией: правительство должно быть ответственно перед «всей революционной демократией»; впредь до возникновения демократической власти на железнодорожной сети распоряжается только Викжель. Оратор присовокупляет, что контрреволюционные войска к Петрограду пропускаться не будут; вообще же передвижение войск будет отныне совершаться только по распоряжению ЦИКа старого состава. В случае репрессий по отношению к железнодорожникам Викжель лишит Петроград продовольствия!

Съезд встрепенулся под ударом. Заправилы железнодорожного союза пытаются разговаривать с представительством народа, как держава с державой. Когда рабочие, солдаты и крестьяне берут в свои руки управление государством, Викжель хочет командовать рабочими, солдатами и крестьянами. Ниспровергнутую систему двоевластия он пытается разменять на мелкую монету. Пытаясь опереться не на свою численность, а на исключительное значение железных дорог в экономике и культуре страны, демократы Викжеля разоблачают всю шаткость критериев формальной демократии в основных вопросах социальной борьбы. Поистине революция не скупа на гениальные поученья!

Момент для удара выбран соглашателями во всяком случае неплохо. Лица президиума озабоченны. К счастью, Викжель вовсе не безусловный хозяин на путях сообщения. На местах железнодорожники входят в состав городских советов. Уже здесь, на съезде, ультиматум Викжеля вызывает отпор. «Вся железнодорожная масса нашего района, – говорит делегат Ташкента, – высказывается за передачу власти советам». Другой представитель железнодорожных рабочих называет Викжель «политическим трупом». Это, пожалуй, преувеличение. Опираясь на довольно многочисленный верхний слой железнодорожных служащих, Викжель сохранил больше жизненных сил, чем другие верхушечные организации соглашателей. Но он принадлежит, несомненно, к тому же типу, что армейские комитеты или ЦИК. Его орбита быстро катится вниз. Рабочие везде отделяются от служащих. Низшие служащие противопоставляют себя высшим. Дерзкий ультиматум Викжеля неминуемо ускорит эти процессы. Нет, не начальникам станций задержать поезд Октябрьской революции!

«Никаких разговоров о неправомочности съезда быть не может, – авторитетно заявляет Каменев. – Кворум съезда установлен не нами, а старым ЦИКом… Съезд является верховным органом рабочих и солдатских масс». Простой переход к порядку дня!

Совет народных комиссаров утвержден подавляющим большинством. Резолюция Авилова собрала, по чрезмерно щедрой оценке Суханова, голосов полтораста, главным образом левых эсеров. Съезд единодушно утверждает затем состав нового ЦИКа: из 101 члена – 62 большевика, 29 левых эсеров. ЦИК должен в дальнейшем пополниться представителями крестьянских советов и переизбранных армейских организаций. Фракциям, покинувшим съезд, предоставлено послать в ЦИК своих делегатов на основе пропорционального представительства.

Повестка съезда исчерпана. Советская власть создана. У нее есть программа. Можно приступать к работе, в которой недостатка нет. В 5 часов 15 минут утра Каменев закрывает учредительный съезд советского режима. На вокзалы! По домам! На фронт, по заводам и казармам, в шахты и далекие деревни! В декретах съезда делегаты повезут дрожжи пролетарского переворота во все концы страны.

В это утро центральный орган большевистской партии, снова принявший старое имя «Правда», писал: «Они хотят, чтобы мы одни взяли власть, чтобы мы одни справились со страшными затруднениями, ставшими перед страной… Что ж, мы берем власть одни, опираясь на голос страны и в расчете на дружную помощь европейского пролетариата. Но, взяв власть, мы применим к врагам революции и к ее саботерам железную рукавицу. Они грезили о диктатуре Корнилова… Мы им дадим диктатуру пролетариата…»


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 | Следующая
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации