Текст книги "Путь жизни"

Лев Борисович Залесский
Путь жизни

Родным и близким

посвящается

© «Пробел-2000», 2020

© Залесский Л.Б., 2020

От автора

Здесь автор хотел бы объяснить историю появления этих записей, а также признаться, что в его взрослой жизни есть две главные составляющие: добровольные периодические перемещения за пределы своего места обитания и потребность мемуарно-дневниково-эпистолярно зафиксировать наиболее интересные факты и события.

Внимательный читатель уже задался вопросом: а разве работа к главным сторонам жизни не относится? Во-первых, работа – неизбежное, многовариантное, как правило, будничное занятие. Здесь же, в этих записках, автор говорит о том, что дополняет и расцвечивает эти будни. Во-вторых, с работой автору повезло: в двух сферах (так уж сложилось в связи с историческим переломом в стране) она ему нравилась и, по некоторым внешним признакам, удавалась. Впрочем, в нижеследующей биографической части она хочешь не хочешь прописана красной нитью.

Кроме биографической, читателю предлагается часть туристская – как компонента биографической, так и отдельно, в виде нескольких очерков, входящих в созданные автором в последние годы книжки под названием «С блокнотом по континентам».

А теперь о происхождении этих записей. Как-то во время одной из нечастых встреч с моей племянницей Аней, человеком выдающихся и разносторонних способностей, мы в два голоса, но в унисон «запели», что с уходом (в мир иной) родителей теряется связь с родственниками и информацией о них и о своём прошлом. Итогом этого нытья стало твёрдое решение тотчас начать, помогая друг другу, по памяти и сохранившимся артефактам восстанавливать свою историю.

Писать автору приходилось на протяжении всей взрослой жизни. Сначала это были заметки в газетах и журналах о походах по родному краю. Позже – отчёты о НИР, ОКР и т. п. деловые документы. На следующем жизненном этапе – учебно-методические материалы, учебные пособия и учебники.

Один из недостатков в характере автора – постоянное стремление побывать там, где ещё не был, а лучше – там, где были немногие. Если подумать о причинах, можно констатировать, что некоторые из них – объективные, другие – скорее печальные, третьи связаны с любопытством и жаждой новых впечатлений, четвёртые вообще трудно объяснимы, нелогичны.

Начнём с моего происхождения. Один из родителей родился на Урале, воевал в Западной Европе, учился в Бельгии; другой (точнее, другая), родилась в Западной Белоруссии, училась в Минске, жила и работала в Горьком, затем в Москве, а с 1941 года где только не жила (вместе со мной).

Поскольку моё раннее детство пришлось на годы Великой Отечественной войны, в моём конкретном случае Война означает не только распад семьи, голод и лишения, но и географические мытарства в поисках терпимого пристанища. До моего поступления в институт в Горьком мы сменили более десятка пунктов проживания в пространстве от Москвы до Дальнего Востока, а я учился в семи школах, при этом в одиночку преодолевал по пути в школу многие километры разной трудности и в разную погоду.

На стадиях детство – отрочество – юность эти странствия были следствием суровой необходимости, хотя иногда содержали элементы добровольности, любопытства и риска. В более поздний период и по сей день походы, поездки, плавания и полёты чаще инициативные, хотя и не всем понятные.

Хочется подвести некоторые итоги.

В советское время побывал в 14 республиках Союза, 58 областях (краях, округах, АО) России. Самая западная точка – остров Вильсанди в Балтийском море, самая восточная – Хабаровский край, самая северная – Североморск на Кольском полуострове, самая южная – Ашхабад. Ногами поднялся на Тянь-Шане на пик 5219 м; в 78 лет на ратраке – на 4200 на Эльбрусе.

В постсоветское время посетил 32 страны всех континентов (кроме Антарктиды). Но походов с рюкзаком не прекращал: в 59 лет прошёл в группе, возглавляемой сыном, 200-километровый маршрут по Приэльбрусью. А 20 км с собакой по лесам – до самого последнего времени. В совокупности это не одна сотня тысяч километров.

В активе виды транспорта: санки, самокат, лыжи, велосипед, мотоцикл, автомобиль грузовой, автомобиль легковой (300 тыс. км за рулём), трактор, танк средний, танк плавающий, поезд, самолёт, вертолёт, парашют, лодка весельная, байдарка, рафт, плот, катер, теплоход, судно на воздушной подушке, канатная дорога, фуникулёр, монорельс, квадроцикл, конь, верблюд, слон, страус.

Читателю понятно, что характер и объём впечатлений после похода по «ненаселёнке» с рюкзаком или цивилизованного пребывания в Австралии – не одинаковы. Если говорить о походах, может ли быть более достоверный способ проверить свои чувства, пристально всмотреться в характеры участников?! Но и там, и в поездках за границу есть новая информация, интересные контакты, впечатляющие виды, щекочущие нервы происшествия. Не исключены и обстоятельства, которые могут быть названы драматическими.

Самое время познакомиться поближе. Сказать, что по возрасту автор уже не работает, будет не верно. Да, он не ездит ежедневно к определенному времени в определенное заведение. Но в дни, когда находится дома, он бόльшую часть времени проводит за столом – либо компьютерным, либо письменным. Если детство и основная часть зрелых лет описаны в биографической главе, есть смысл кое-что сказать об отрезке времени, когда писались эти заметки.

Есть формула, что жизнь человеческая после пятидесяти (шестидесяти) катится под горку. Автор почти не замечает признаков этого скатывания, во всяком случае, делает вид, что сохраняет форму.

В самом деле:

– в 58 лет кардинальное изменение рода деятельности – начало преподавания в ВУЗе;

– на преподавательской ниве вёл занятия по 11 дисциплинам;

– в 59 горный поход с рюкзаком по Приэльбрусью со снежно-ледовыми перевалами;

– в 61 выезд с командой на соревнования по ориентированию в Польшу – Чехию;

– в 62 выезд на соревнования по ориентированию в Данию – Швейцарию не просто рядовым участником, а помощником Командора – по путевой информации и контактам в зарубежье;

– в 63, 64 подобные выезды с охватом других европейских стран;

– в 65 защита диссертации;

– в 66 выезд в одиночку на Ближний Восток;

– всего за 16 последующих лет посещение 32 стран на всех обитаемых континентах;

– в 67 выход в московском издательстве «ЮНИТИ-ДАНА» учебного пособия для вузов;

– в 68–69 с женой туры по Европе (Скандинавия, Великобритания);

– в 73 издание учебника объёмом 540 страниц;

– в 78 посещение Крыма и Приэльбрусья с подъёмом до 4200 м;

– в 80 издание в Германии учебного пособия по природопользованию;

– в 81 год знакомство с Камчаткой с восхождениями и сплавом;

– всего за 22 предшествующих года более 100 публикаций научного, методического, публицистического характера;

– за 2012–2020 гг. 20 публикаций в альманахе «Российский литератор»;

– в разной степени изучал и пользовался 5 языками (кроме русского), на 2 общался довольно много; знание языков способствует общению за рубежом, самостоятельности, независимости, большему получению информации;

– хобби – туризм, путешествия; прошёл, проехал, налетал на наземном, подземном, водном, воздушном транспорте более 800 тыс. км;

– 15–20 км с рюкзаком по лесу практикуется до сих пор;

– активно работает в Фейсбуке и ВК, имея там более 500 «френдов».

Вот теперь пора подробнее изложить тот самый ПУТЬ ЖИЗНИ.

Часть I
Биографическая

Из последующего текста будет ясно, почему я больше знаю о родственниках по маминой линии.

Мои прародители по маме с 4 детьми (Михаил рождения 07.09.1895, Иосиф 10.07.1897, Оскар (Ошер) 05.04.1903 и Сарра 1902 года рождения) жили в глубинке – в Житковичах Гомельской области, на р. Припять. По другим данным (аттестат мамы об окончании Борисовской гимназии с золотой медалью – это Минская область), она родилась 20 октября 1901 г. Дед Залесский Лев Григорьевич (~1860 – 05.02.1933), мещанин, изначально носил фамилию Готлиб и занимался лесом. Бабушка Надежда Ефимовна (~1865 – 31.08.34) вела домашнее хозяйство. Когда, где и по какой причине появилась фамилия Залесские, неизвестно.

Любопытна терминология того времени (в аттестате):

«Предъявительница сего ученица VII класса Борисовской Городской с правами правительственных женских гимназий Сора Лейбовна Залеская (с буквой «ять» и одним «с») как видно из документов, дочь мещанина, иудейскаго исповедания…» (и т. д.)

Вероятно, к этому времени семья жила в Борисове. Михаил с 1920 г. работал на заводе «Коминтерн» в Ново-Борисове. 13 марта 1923 в Борисове зарегистрирован брак с Брайной Ароновной (в быту её звали Бертой), родившейся 01.10.1899 г. в Минске. Похоже, некоторое время все они жили в Минске, потому что в один из первых моих заездов туда мне было поручено сфотографировать их дом в Музыкальном переулке.

Михаил первым выбрался из Белоруссии – и обосновался в Горьком. В январе 1931 он вытащил туда родителей, в 1932 г. они жили на ул. Звездинка, 6, кв. 4. Туда же приехала в 1931 году мама.

Иосиф (по сообщению Ани Герасимовой) окончил в Киеве юридический, в Минске работал юристом, позже поселился в Москве. Из его письма родителям в Н. Новгород 05.11.32 следует, что его семья (Рая и дети – Абраша и Белла) в это время ещё была в Минске, куда он приезжал из Москвы и где «раздобыл все потребные данные о II пятилетке». Он пишет: «Думаю, что теперь уже недолго до нашего переезда». И в самом деле, семья собралась в Москве. Забегая вперёд, могу сказать, что к 1955 г. в Минске жили две сестры Раи – Люба и Фаня Лившиц и сын Фани Аврорий (Аврик).

Мама училась в Минске, в 1925 г. окончила Белорусский государственный университет по профилю «общественных наук». Но работать она начала раньше – в трудовой книжке есть запись за 1938 год: общий стаж работы по найму, подтвержденный документами, – 18 лет. Похоже, что с 1925 по 1927 год она работала в Борисове на переписи населения, а с 21.02.27 по 26.07.29 статистиком и далее по 1931 год – экономистом в Минске. В Горьком она неудачно сходила замуж за Соломона Корбмана, который скрыл от неё наличие дочери (Веры), после чего Иосиф познакомил её в Москве со своим другом Борисом (моим отцом), о предыдущей биографии которого я знаю очень мало по рассказам Геры (дочери сестры отца, значит, моей двоюродной сестры). Бракосочетание зарегистрировано 09.05.36 в Горьком (по справке Нижегородского ЗАГС от 18.11.14 регистрация 03.05.36, место работы отца – Соц<Э>КГИЗ Москва, корректор). По официальным данным, место работы отца – Соцэкгиз, в 1941 г. объединено с Госполитиздатом.

Вся семья Залесских в 1920-х, Минск. Вверху – Берта, Сара, Рая; в среднем – Михаил, родители, Иосиф; внизу – Оскар (Ошер)

Я появился на свет 30 июня 1937 года.

Воспоминания о возрасте 2–4 года очень поверхностны и отрывочны. Мы жили в Москве в Малом Козихинском переулке, 36, кв. 1 (по другим данным, в Большом Козихинском), но 28.09.40 дом поставили на капитальный ремонт, жильцам предложили выбор – или компенсацию, или временную прописку с последующим (по окончании ремонта) возвращением в свой дом.

Когда поставили на ремонт наш дом в Москве, мы жили у Брискманов (какие-то родственники), по-моему, в одной с ними комнате в коммунальной квартире. И совсем смутное воспоминание о разговорах типа «сегодня ночью забрали такого-то». К счастью, нас это не коснулось.

То ли из-за условий проживания, то ли по чисто медицинским причинам я оказался в туберкулёзном санатории в Сокольниках (летом в Царицыно), где провёл 11 месяцев и 10 дней (до 18.05.41). Как ни странно, помню некоторые детали. В частности – как мама с внешней стороны забиралась на забор и разглядывала меня в театральный бинокль. Контактировать запрещалось, а зрение у неё было плохое, но очков почему-то не было.

Родители со мной. Москва, 15 января 1939 (На обороте: «Лёвушке 1 г. 6,5 мес.»)

Не могу объяснить – ни как я оказался в этом санатории, ни почему позднее в Горьком не мог ходить, хотя в санатории передвигался свободно. Возможно, резкое изменение в питании и стресс. Но позднее, уже в деревне, я вроде бы мог ходить самостоятельно, а в Михайловском (это 6–7 лет) сам ходил в детсад за 3 км.

Поскольку при постановке дома на ремонт родители выбрали временную прописку, в начале войны маму со мной и одним чемоданом эвакуировали в Горький, отец в своём издательстве перешёл на казарменное положение и до конца войны жил в спортзале издательства, где стояло сто коек.

Уезжая из Москвы, ценные хрупкие вещи мы сдали Хесе (двоюродной сестре отца), а остальные, довольно многочисленные – на государственный склад.

На этом заканчивается совместная с ним биография семьи. Когда нас эвакуировали, можно было выбрать направление. Мама назвала Горький, потому что там жил ее брат Миша. С 13.10.39 он работал старшим экономистом треста «Главмаслопром».

И ещё в Горьком в здании речного училища жил «старче» – так звали отца жены Оскара Берты. Кстати, о Берте. Оскар жил с семьей в Минске, у них было 2 дочери – Наденька моего возраста и Соня 11 лет. В воскресенье 22 июня 1941 года Оскар был на работе. Но когда объявили воздушную тревогу, бросился домой. Его перехватили на улице и загнали в бомбоубежище. А когда дали отбой тревоги, и он добежал до дома, он увидел дымящиеся развалины – в дом попала бомба. Ни одной живой души. Мертвых тел он тоже не нашёл. Правда, усмотрел на косяке своей двери превратившееся в гармошку своё кожаное пальто. Катастрофический бардак и паника – вот атмосфера первого периода войны, особенно на западе. Удар с воздуха был нанесен одновременно по расположениям воинских частей (они были подтянуты к границе), аэродромам (мы остались без авиации), крупным городам, вокзалам и путям. Поэтому способные бежать из этого ада могли двигаться на восток только пешком и тоже методично уничтожались.

Я с мамой. Москва, 1940

Была робкая надежда, что семья вместе с другими бежала из города. Может быть, имея целью Горький. И он тоже пошёл на восток и осенью добрался до Горького. О судьбе жены и детей он до конца своей жизни так и не узнал. Годы войны проработал в лесном хозяйстве в Горьковской области, потом вернулся в Минск, потом перевёлся в Брест, где женился на враче Розе, которая всю войну работала в армейских госпиталях, имела дочку Аллу (1941 года рождения). Муж Розы погиб. Они переехали в Ленинград, где жили до конца. У них был общий сын Борис рождения 06.04.1947, который нелепо умер в 15 лет. Алла сейчас в Израиле. Я тоже писал о судьбе семьи Оскара по многим адресам. И тоже безуспешно.

Девичья фамилия Розы – второй жены Оскара – была Годе с. Позже мы узнали, что родом она из Белоруссии, её брат с семьей (сын Илья и дочь) жили в Канавино, на улице Искры. Вскоре после женитьбы они (Роза с Оскаром) приезжали к родственникам в Горький, при этом известили маму, и мы там были. После этого мы не контактировали с этой горьковской семьёй.

Здесь, в Горьком, в 1989 году зародилось Общество еврейской культуры, на мероприятия которого по воскресеньям я стал ходить. На одном из этих собраний ко мне подошёл мужчина моего возраста и представился: «Я Илья Годес». Других комментариев мне не требовалось. С тех пор мы общаемся по-дружески. Для меня остаётся загадкой, как можно узнать человека через 50 лет, что сделал Илья.

Печальный ШАГ В СТОРОНУ и вперёд: Илья умер 22.11.19 в возрасте 87 лет в реанимации больницы № 5 после инсульта (а, может быть, и последующего инфаркта).

У меня был ещё один аналогичный, не менее загадочный случай. В 22 года я был на свадьбе двух моих коллег по турпоходам. Ко мне подсела девушка – подруга новобрачной – и сказала: «А мы с вами были в одной группе детсада». Это 18 лет назад! Мы, наверно, несколько изменились с тех пор.

Дядя Оскар с женой Розой Борисовной, 1947

Дочь Розы Алла, 1960

В 2003 году я поехал в тур по Израилю. Взял у Ильи телефон Аллы и там позвонил ей. Она сказала, что чувствует себя неважно, сама мало мобильна, но если Юля (дочь) сможет её привезти в такой-то час в такое-то место в Яффо, мы повидаемся. Наша гидесса специально выстроила знакомство с Тель-Авивом и Яффо, чтобы я оказался там, где была назначена встреча, но Алла не приехала. Когда я стал взрослым и бывал в Ленинграде, я заезжал и даже останавливался (редко) в семье Оскара – они жили на Невском, в его конце, примыкающем к Александро-Невской лавре. С Аллой я продолжал общаться и после смерти Оскара, и после смерти Розы 16.04.91 г. В 1960 Алла вышла замуж. У них с Борисом была очень красивая дочь. Постепенно командировки в Ленинград, а с ними и контакты сошли на нет. Она ушла из жизни в 2019 г.

Вернёмся в Горький, 1941 год. Миша с Бертой жили в 12-метровой комнате с ещё двумя соседями. Физически разместиться там надолго было нереально. Кое-как перезимовали у «старче». При этом, чтобы не умереть с голоду, маме надо было работать.

Ей удалось пристроить меня в детсад на улице Ульянова, рядом со сквером Дома пионеров. Но у меня отнялись ноги, и мама возила меня туда на санках, а там я сидел весь день верхом на стуле лицом к спинке. Там я встретил новый, 1942 год. Имеется фотография 18 малышей в маскарадных костюмах, воспитательницы и «Деда Мороза», на обороте которой почерком мамы написано: «Снимок с детским садом в г. Горьком 4/I 42 г. (у елки)», на которой в левом нижнем углу виден я в костюме зайчика.

Разлука отца с нами во время войны как-то могла объясняться обстоятельствами, но когда и после войны он предпочёл остаться в Москве, стало ясно, что это навсегда. И мама при очередном наезде в Горький уже в 1945 году сменила мне в ЗАГСе фамилию. Фамилия отца была Хенох. Можно догадаться, какие аналогии она вызывала бы в школе, тем более деревенской.

По словам племянницы отца Геры Калининой (дочери сестры моего отца Доры) получается, что родители отца приехали из Франции в Пермь в связи со строительством Транссибирской магистрали (дед был специалистом в этой области). Там отец и родился (1892). Возможно (по данным, найденным Миланой Федоровой, пермской знакомой моей племянницы Ани), фамилия в те годы звучала как ХЕНАХ (на Западе распространена фамилия Hannah, например, мать Ньютона носила эту фамилию). Этим может объясняться безуспешность моих попыток через архив Перми найти точные данные.

Вот первые находки Миланы в Пермском архиве (ГАПК):

«1) В ГАПК есть дело об утверждении несовершеннолетнего Б.И. Хенах в правах наследства от брата З.И. Хенах (ф. 1., оп. 1, д. 971).

2) Книга «Вся Пермь на 1911 г.»: там есть штатный чертежник службы пути Пермской железной дороги Хенбх Сар. Исаак., мещанин, проживал по адресу: Большая Ямская, 20 (видимо, на квартире, насколько я поняла, дом не его). (Очевидно, это Сарра Исааковна, ненароком сменившая пол по вине справочника «Вся Пермь». – А.Г.).

3) Есть также дело: в ф. р–180 (фонд университета) оп. 6 (агрономический факультет) д. 787 Хенах Борис Исаакович».

По воспоминаниям Геры, отец отца (мой дед) Исаак Моисеевич был машинистом паровоза на линии Пермь – Екатеринбург. Он приехал из Франции, умер в 1902 году, похоронен в Перми. Мать отца Паулина родом из Вильнюса, умерла в 1910 г., не работала, похоронена в Перми. Кроме моего отца, у них было ещё четверо детей: старшая – Елена, Софья 1888 г. р., Зиновий 1896, Дора 1900 г. р. (родилась в Вильнюсе). (Специалист по еврейской генеалогии Дмитрий Широчин по документам вильнюсских архивов сообщает несколько иную версию, подробнее см. в третьем разделе. – А.Г.)

Брат деда Леопольд был ревизором движения. Зиновий – нефтяник, жил в Баку, его жена Раиса Адольевна – тоже нефтяник со специальным образованием. На старости лет жили в Москве. Его дочь Анна Зиновьевна Хенох была пианисткой, её мужа, геолога, звали Кирилл.

Дочь второго брата, Бориса – Хиенна Борисовна (Хеся) Березницкая (1899–1991). Её муж Яков Львович Березницкий (1894–1938), участник гражданской войны, военный инженер, расстрелян 1 сентября 1938 г. Сёстры Хеси жили в Куйбышеве. Дочь Хеси Вера, по мужу Кунельская (р. 1928) – оториноларинголог, д. м. н, профессор. Её муж Леонид Эммануилович умер в 1998 г. У Веры и Леонида две дочери: старшая – Аля (Ольга), младшая – Наталья. Брат Веры Березницкий, Лев Яковлевич (1923–1993), был инженером-энергетиком (окончил МЭИ в 1950 г.).

Вернёмся к старшему поколению. Елена (сестра моего отца) жила у Леопольда. Когда от него ушла жена, он привёз Елену в Пермь к матери.

Софья жила в Перми. Александр Калинин привёз её в Свердловск в 1934 г., а в 1937 Калинин, Дора, Гера с Софьей переехали в Воронеж. Дора в Свердловске кончила химфак. У Софьи семьи не было, в Перми она работала машинисткой; умерла в августе 1941 г. от рака желудка.

Полученные в мае 2016 благодаря моей пермской знакомой Александре Отиновой архивные данные уточняют рассказ Геры.

Отец при рождении (дата его рождения 9 апреля 1892 года (21.04.1892 по новому календарю) документально именовался Борис Исаакович (Ицкович) Хенах.

Его родители (мои дедушка и бабушка) Исаак Зунделевич Хенах (к 1907 г. его уже не было в живых) и Паулина Львовна (Песя Лейбовна), девичья фамилия Ленц.

У отца был брат Зиновий Исаакович (Ицкович) Хенах, который умер 11 февраля 1907 г., завещав Борису вклад в Пермское Отделение Государственного Банка билетами 4 % Государственной Ренты, всего 11 листов, номинальная сумма коих равна 3400 руб., а курсовая, согласно табели оценки бумаг для начисления наследованных пошлин, в первом полугодии 1907 года равна по 73 руб., то есть всего 2482 рубля.

Похоже, что у отца были также две сестры – Сарра и Деббора.

Упоминается аттестат отца: «вступив в АЛЕКС..КОЕ реальное училище 14 августа 1901 году и окончил 8 июня 1909 году полный курс по основному отделению при отличном поведении». Указываются и оценки: «по закону Божиему – 5, так же как и по истории и черчению, по немецкому и французскому языкам – 4, а по русскому – 3». Это вызывает улыбку и удивление, ибо много позже он был безукоризненным корректором.

Не совсем понятна запись о том, что после службы солдатом в 105-м Оренбургском полку «он попал в плен и определен в первобытное состояние 23 мая 1918 года освобожден от воинской обязанности. В плену был…комиссия сочла его освободить в первоначальное состояние…» Есть его фотография в этом возрасте.

Упоминается отец и в фонде агрономического факультета Университета.

Борис Хенах, впоследствии мой отец. Пермь

Вернёмся к родственникам отца. Калинины ушли из Воронежа 07.07.42 пешком до Грязей, оттуда с пересадками в Деево (Рязанская область). Дору при этом потеряли. Дора работала в Пединституте препаратором кафедры химии и уходить из Воронежа не хотела. Их коллектив бросили на рытье окопов до августа. От нагрузки у неё произошёл психический сдвиг. Отец Геры работал в особом отделе железной дороги и с начала войны находился на казарменном положении. В 1944 все собрались в Липецке. Отец умер от туберкулёза в 1947 году в возрасте 51 года. Дора в Липецке до 1949 года была на инвалидности по психическому заболеванию, после чего до 1958 г. работала на санэпидстанции. Умерла в 1983 г. Последние годы была в тяжелой степени старческого склероза (болезнь Паркинсона или Альцгеймера?) и доставляла семье массу неприятностей. Гера была замужем за Николаем Ивановичем Степановым, инвалидом войны, который умер на два года позднее Геры (Гера – в 2008 году).

Согласно сохранившемуся собственноручно написанному отцом Личному листку по учету кадров, он в 1910 г. окончил Пермское реальное училище, в 1910–1914 гг. учился в Льежском политехническом институте, в 1932 окончил полуторагодичные курсы техредов. В 1919–1921 работал в Екатеринбурге (инструктор профтехобразования в отделе народного образования), с 1921 – в Москве (корректор – литредактор – корректор до конца жизни).

Из того же листка следует, что его отец – паровозный машинист (не исключено, что истина скорректирована в угоду советской целесообразности), умер до революции.

Но на мой запрос в облархив Перми (дважды) ответили, что никаких данных о Хенохе не нашли, а еврейская община просто не ответила. Зато в Брюсселе в телефонной книге Хенохов 1,5 листа. Три запроса в Льеж остались без ответа.

Понимаю, что переварить приведенную здесь информацию о семейных связях трудно.

Весной с помощью брата Миши (он работал экономистом в тресте Главмаслопром) мама получила работу (без жилья) в какой-то глуши в области. По разным причинам за войну она пять раз меняла работу, и мы переезжали, проживая в случайных углах и перебиваясь с пшена на воду. В одном месте (то ли Фокино, то ли Сомовка, а ещё было Варварино) ей выделили участок земли в 5 км от деревни, на котором она посеяла просо (это при её-то зрении, плохом сердце, отсутствии опыта и полном неумении ориентироваться), а потом собрала урожай и на себе принесла домой. Работали тогда без выходных и ненормированно, так что свои «сельхозработы» она выполняла в темноте.

С Варварино связана история с систематическим угоранием. Мама работала допоздна, и в доме, кроме меня, была только пожилая хозяйка. Она топила печь и закрывала трубу ещё до полного прогорания дров, так что у меня начинала болеть голова, и я на грани потери сознания выбирался на лестницу в сени. Лучше мёрзнуть, чем мучиться в угаре.

В меру своих сил и существенно нам помогал мамин брат Иосиф. Он присылал нам посылки с «мелочами» – галантереей, которая в Москве ещё была, а для села такие вещи были большой ценностью, это нас поддерживало. Хотя жизнь московской семьи тоже была скорректирована войной – на какое-то время они эвакуировались в Куйбышев, но вскоре вернулись. В Михайловском мы получили от них денежный перевод.

В трёх местах мама устраивала меня в детсад, в других я пасся самостоятельно. В пятилетнем возрасте состоялось моё первое публичное выступление. Дело было в январе. Мама взяла меня на торжественное собрание, посвящённое годовщине Ленина. После официального доклада партсекретаря варзавода (это Фокино, мы жили при Варзаводе, который делал варенье для армии) прозвучал вопрос: «Кто хочет выступить?» Наступила тишина, желающих не было, и на сцену пошёл я. Там, встав на табуретку, я прочитал стихотворение о Ленине. Успех был большой.

Там мы жили в каком-то казённом помещении. Помню, что хлеб мама пекла сама в печи (и этому пришлось научиться!). Мне разрешалось слепить свою маленькую булочку из ржаного теста и запечь вместе с большой.

Неместная внешность и совсем экзотическая фамилия не проходили без последствий. Ещё раньше, в Чугунах, где мама работала экономистом на спиртзаводе и мы жили у Лизы Дедюкиной, я ходил в детский сад спиртзавода, располагавшийся в двухэтажном доме с печным отоплением. Местные старшие мальчишки в пути и на входе «угощали» меня кличками, снежками и тумаками. Так что девочка лет четырнадцати-пятнадцати (тоже из эвакуированных) временами сопровождала меня, при этом доставалось и ей. Наверно, непривычно чёрная шевелюра подвигла одного из моих «коллег» сбросить мне на голову полено со 2-го этажа, когда я был на первом. Пролом, кровотечение. Может быть, этим эпизодом объясняются отдельные странности в моём поведении (ха-ха). Там же, в Чугунах, нас выводили летом на подкормку, когда появлялась земляника. Сообщаю рецепт и технологию: сорвать лист берёзы, сорвать ягоду земляники, положить ягоду на лист и свернуть эту композицию пирожком, после чего съесть. Большим лакомством считалась дуранда.

Мама организовывала подкормку дома, собирая в лесу малину. Преимущественно на опушке, чтобы по звукам не терять направление для возвращения. Однажды, как она рассказывала, она отчётливо услышала, как кто-то шумит и дышит по другую сторону куста. Когда она окликнула «кто тут?», этот кто-то с треском бросился наутёк. Скорее всего, малиной лакомился медведь.

И ещё один источник пополнения нашего рациона – погибшие куры. Дело в том, что в те годы Казанское шоссе проходило по деревенской улице (позже шоссе прошло в километре от деревни). И, хоть и не часто, по ней пролетали машины. Попавших под колёса кур хозяева не ели, а отдавали нам.

С военной порой связаны ещё два воспоминания.

Наверно, тогда мы жили в Чугунах. Отцу в Москве сделали операцию, после чего полагался длительный больничный отпуск. И он приехал к нам. Чтобы не сидеть на шее, он устроился ночным дежурным на конюшню и спал там около лошадей.

Характерный для Москвы того времени и трагический с моих сегодняшних позиций эпизод. Это из рассказов отца. У отца в Москве был давнишний близкий друг Александр Александрович, в семье которого любимым членом была собака (такса, кажется). С продуктами питания стало настолько туго, что все они были на грани гибели от дистрофии. Александр Александрович с собакой и чемоданом выехал из города, зашёл в глухой лес, уложил собаку в чемодан, запер чемодан и, оставив его в лесу, вернулся в Москву.

И другое, совсем другое. Видимо, у нас с мамой были выезды в Горький. При этом она оставляла меня в семье земляков по Белоруссии. Их фамилия была Почтарь. Это были немолодые супруги и две дочери. Отец семейства, наверно, занимал солидную должность, только этим можно объяснить благополучие и даже преуспевание (так, по контрасту с нашими мытарствами, мне запомнилось) в этом доме. Хозяйка не работала, и в квартире царил идеальный порядок. Ко мне отношение было выше всяких похвал. Мы бывали там и после войны, а я – и много позже, когда родителей уже не стало, их дом был снесен. Дочь Гута с семьей жила недалеко от бывшего родительского дома, муж её Головань дорос до уровня главного конструктора Гидромаша; у них была милая дочка Полина немного моложе меня, получившая музыкальное образование и работавшая затем в консерватории.

Младшая из сестёр Фира вышла замуж за Абрама Христофоровича Розен-блюма – милейшего человека, прошедшего войну и работавшего начальником ЦЗЛ завода им. Фрунзе. Периодически мы с ним встречались, всегда он излучал тепло и приветливость. Умер он в феврале 2016 года в возрасте 94 лет. О судьбе остальных на момент написания этих воспоминаний я не знаю.

Но вернёмся к военной поре, ещё подробности.

1944–1945 годы мы жили в селе Михайловском Воротынского района. Это на восток от Горького, вниз по Волге около 130 км. Воротынец на правом берегу

(как Горький), а Михайловское – на левом. Довольно большое село: там и затон для отстоя судов, и леспромхоз. Село в трёх км от Волги, а детсад, куда мама меня устроила – в затоне, недалеко от берега. Жили, конечно, в частной избе, где нам предоставили «переднюю» – довольно большую и светлую комнату. В детсад я ходил сам, иногда после сада заходил к маме, она работала экономистом в конторе леспромхоза. Когда мне было без двух месяцев 7 лет (1944 год, Михайловское), в детсад пришли из школы познакомиться с потенциальными первоклассниками. Я был признан годным и 1-го сентября пошёл в школу. О школе воспоминаний не сохранилось, но через несколько дней туда нагрянула мама (отпросилась пораньше с работы), поговорила с учительницей. Видимо, та произвела неблагоприятное впечатление (мама потом говорила, что она и по-русски говорить не умеет), потому что мама увела меня прямо с уроков, упросила директрису детсада в порядке исключения подержать меня ещё некоторое время. Кстати, по некоторым признакам заведующая детсадом была тоже из эвакуированных – она отличалась нормальным русским языком.