Текст книги "Правление волков"

Таким образом, у Нины оставалось два дня, чтобы подготовиться. В ее мозгу уже начал формироваться план. Ей придется связаться с Рингсой и попросить флакон духов у садовника.

Ханна застонала.

– Я надеялась, что мы придумаем уважительную причину для отсутствия.

– А я думала, ты ухватишься за шанс снова прокатиться верхом.

– В дамском седле? Преследуя несчастного оленя, которого никто не станет потом есть, зато его рога прибьет над камином какой-нибудь толстяк.

– Мы можем уговорить принца раздать это мясо бедным. И считай дамское седло… вызовом.

Ханна кинула на нее испепеляющий взгляд. Вечеринки, балы и прочие светские развлечения Сердцевины вымотали ее, а вот Нину, наоборот, заставили ожить. Ей нравилось наряжаться вместе с Ханной, нравилась людская круговерть, и у нее наконец-то появилась возможность собрать нужные ей сведения.

Благосклонность принца служила пропуском на лучшие приемы, а еще она почти весь вчерашний вечер подслушивала разговоры Брума с Редвином, пока те ужинали копченым угрем с маринованным луком и обсуждали планы создания какого-то нового оружия. Личина Милы Яндерсдат делала ее практически невидимкой – молодая женщина без связей, не особо сообразительная или осведомленная, с радостью прислуживающая своей госпоже, – для всех, кроме королевы. Королева Агата следила за Ниной на каждом приеме. Она и прежде была благочестива, посещала часовню Священного источника каждое утро и вечер, чтобы помолиться Джелю о здоровье сына. Но с тех пор, как Расмус пошел на поправку, она стала еще более религиозной. Неплохой первый шаг.

– Нам не придется ехать на охоту, – сказала Нина. – Нам просто нужно будет выбраться наружу, а потом уговорить твоего отца взять нас с собой в сектор дрюскелей.

– Он этого не сделает! Женщинам туда нельзя.

– Даже в псарни?

Ханна замялась.

– Я знаю, что он водил маму посмотреть на волков.

– И ты бывала внутри.

– Я же говорила, это было много лет назад.

– Тебе нравилось ходить с ним, правда?

Маленькая девочка-гриш, даже не понимающая, кто она на самом деле, сопровождала своего отца – охотника на ведьм на работу.

– Мне нравилось проводить с ним время везде. С ним… с ним было весело.

– С Ярлом Брумом?

– Когда я была очень маленькой. А потом… он не то чтобы изменился. У него всегда был суровый нрав, но… Ты когда-нибудь видела окаменевший лес? Деревья все еще выглядят как деревья, но уже не гнутся на ветру. Не шелестят листвой. Он стал могущественным коммандером Брумом, несгибаемым, беспощадным охотником на ведьм, Серпом Фьерды. Чем больше похвал на него лилось, тем меньше он напоминал моего отца.

«Такова Фьерда», – подумала Нина, и уже не в первый раз. Ей не было жаль Ярла Брума, вне зависимости от того, каким отцом он был в молодости. Но она понимала, что все началось не с него и на нем не закончится. Фьерда, со своими суровыми традициями и застарелой ненавистью, взращивала в мужчинах гнев и стыд. Слабые здесь становились еще более слабыми, а сильные – жестокими.

– Можешь нарисовать мне план зданий в секторе дрюскелей?

Ханна тяжело вздохнула.

– Это, наверное, самая худшая идея из всех, что приходили тебе в голову.

– Может и так, но план-то ты мне нарисуешь?

– Нарисую, но тебе все равно придется проходить через ворота.

– Не беспокойся, Ханна Брум. У меня дар обходить фьерданскую защиту.

14. Зоя

– Где она?

На дирижабле они добрались до поля в нескольких милях от санатория, и всю дорогу солнечные солдаты изгибали свет вокруг судна, чтобы замаскировать их полет. Этот трюк придумал Давид, а впервые использовала Алина, скрываясь от войск Дарклинга во время гражданской войны. Зоя помнила тот кошмарный полет из Прялки – когда они час за часом призывали ветер, чтобы оторваться от преследователей. В тот самый день Адрик лишился руки из-за теневых солдат Дарклинга.

Сейчас она смотрела на Дарклинга, сидящего напротив нее в экипаже. Он был закован в кандалы по рукам и ногам, и снаружи карету сопровождали четверо солнечных солдат. Остальной взвод отправился вперед, чтобы подготовить санаторий и обеспечить безопасность.

На корабле Дарклинг летел с завязанными глазами, а теперь окна экипажа были прикрыты занавесями, мешавшими разглядеть пейзаж, но пропускавшими дневной свет. Чем меньше он знал о том, куда они едут, тем лучше. Несмотря на сковывающие его цепи, необходимость делить с ним экипаж, где по углам собирались тени, вызывала беспокойство.

«У него нет силы», – приходилось ей повторять про себя. И она знала, что ему так же нелегко, как и ей. Воспоминание о том, какое лицо у него было при взлете дирижабля, будет радовать ее до конца ее дней.

– Где она? – повторил он, и его серые, словно кварц, глаза блеснули в сумраке. – Сейчас-то ты уже можешь мне сказать.

– А ты разве сам не знаешь? – притворно удивилась Зоя. – Твоя драгоценная Елизавета была практически всеведущей.

Дарклинг изучал задернутую занавеску так, словно за ней открывался великолепный вид.

– Она мне не сказала.

Зоя даже не потрудилась скрыть свою радость.

– Ревнивая святая. Кто бы мог подумать? Я расскажу тебе о встрече после того, как ты расскажешь о терновом лесе. Монастырь, о котором ты рассказывал, настоящий?

– Настоящий.

– Но здесь какой-то подвох, так?

– Вероятно, он расположен в Сикурзое.

В горах на границе Равки и Шухана. Пологие холмы патрулируют шуханские солдаты, а на горные склоны за ними весьма нелегко взбираться. Но Тамара нашла бы способ довести их туда, куда нужно.

– Неудобное препятствие, но едва ли непреодолимое.

– Вероятно, что тропу к этому монастырю завалило оползнем около трех сотен лет назад, и только монахам известен путь сквозь него.

– Мы просто пройдем поверху.

– Вероятно, что на протяжении трех сотен лет до этого никто не видел и не слышал этих монахов.

– Святая кровь, – выругалась она. – Так ты понятия не имеешь, есть ли у этих монахов семена терна.

– Я знаю, что у них они есть.

– Ты даже не знаешь точно, существуют ли сами монахи!

– Возможно, это вопрос веры. Ты думаешь о том, чтобы убить меня, Зоя?

– Да.

– Твой король этому не обрадуется.

– Я не собираюсь этого делать. Мне просто нравится об этом думать. Это успокаивает, как приятная, легкая мелодия. Кроме того, смерть слишком хороша для тебя.

– Вот как? – В его голосе прозвучало нечто похожее на любопытство. – А что бы могло стать для меня достойной расплатой? Вечность в муках?

– Неплохо для начала. Хотя позволить тебе жить дальше, долго жить, без твоей силы тоже отличный вариант.

Теперь его лицо заледенело.

– Не совершай ошибку, Зоя Назяленская. Я прожил сотни жизней, умер и вернулся на эту землю не для того, чтобы прожить обычным человеком. Я найду путь к моей силе. Тем или иным способом я избавлюсь от остатков душонки Юрия. Но обисбайя – единственный способ для твоего короля избавиться от демона и для мира избавиться от Каньона. – Он откинулся на спинку сиденья. – Я слышал, на твою жизнь покушались.

Проклятье. Кто из стражей проболтался? И что он успел подслушать?

– Чем могущественнее ты становишься, тем больше у тебя врагов, – сказал он. – Апрат весьма плохой враг.

– С чего ты взял, что за нападением стоит Апрат?

Из убийцы удалось вытащить немногое, но он определенно был из святых стражей Апрата. Зоя подозревала, что устранить ее Апрат решил не столько из-за того, что ее называют святой – хоть и это было довольно раздражающим, – сколько для того, чтобы ослабить войска Равки. Его фанатичные последователи с радостью совершили эту попытку.

Самодовольная улыбка скользнула по губам Дарклинга.

– После сотен лет нетрудно поднатореть в догадках. Апрату нужны святые, которыми он может управлять. Слабая девчонка, а еще лучше мертвая. Это убийство превратилось бы в твою мученическую смерть.

– Я не святая. Я – солдат.

Он попытался развести руками, но на запястьях предупреждающе звякнули кандалы.

– И все же, разве мы не творим чудеса?

– Юрий точно еще там, и это он разглагольствует, да? – Эта поездка начинала казаться бесконечной. – Я не творю чудеса. Я практикую Малую науку.

– Ты не хуже меня знаешь, что когда-то грань между святым и гришом была размыта. То было время чудес. Возможно, это время вот-вот наступит снова.

Зоя не желала иметь с этим ничего общего.

– А когда один из убийц Апрата проскользнет мимо моей охраны или фьерданская пуля попадет мне в сердце, я воскресну, как Григорий? Как Елизавета? Как ты?

– А ты так уверена, что тебя можно убить?

– О чем это ты говоришь?

– Силу, которой я владею, которой владели Елизавета, Григорий и Юрис и которая теперь течет по твоим венам, не так-то легко стереть из этого мира. Ты можешь подстрелить птицу в небе. Но вот поразить само небо намного сложнее. Только наша собственная сила может уничтожить нас, и даже это не гарантирует успех.

– А как насчет твоей матери?

Взгляд Дарклинга снова скользнул к занавешенному окну.

– Давай не будем говорить о прошлом.

Она была Зоиной наставницей, почитаемой и обожаемой, безмерно могущественной.

– Я видела, как она бросилась с вершины горы. Она пожертвовала собой, чтобы остановить тебя. Это была ее мученическая смерть?

Дарклинг ничего не ответил. Но Зоя уже не могла остановиться.

– Григория сожрал медведь. Елизавету четвертовали. И они все равно воскресли. В Элбьенских горах рассказывают истории о Темной Матери. Она появляется, когда ночи становятся длинными. И крадет жар из кухонных очагов.

– Лжешь.

– Возможно. Всем нам есть что рассказать.

Зоя подняла занавеску, затем опустила стекло и вдохнула морозный зимний воздух.

Деревья стояли укутанные в снегу, ветви берез блестели от наледи.

Она почувствовала, как что-то внутри шевельнулось, будто бы просыпаясь, будто бы тому, что бы там ни пряталось в ней, тоже захотелось вдохнуть сосновой свежести. Эти леса должны были казаться пустыми, возможно, даже зловещими, особенно из-за растущих теней, но вместо этого…

– Ты это чувствуешь? – спросил Дарклинг. – Здесь мир более живой.

– Помолчи.

Она не хотела делить это с ним. Была зима, но ей слышались птичьи трели, шорох лесных зверьков в кустах. Она видела следы зайца на белом покрывале снега.

Она потянулась и подняла занавеску со стороны Дарклинга. Отсюда им был виден пологий холм и заброшенный санаторий.

– Что это за место? – спросил Дарклинг.

– Когда-то давно здесь была дача одного князя. А холм покрывали его виноградники. Потом, во время вспышки чумы, здесь был изолятор. Виноградники перекопали, чтобы хоронить умерших. К тому времени, как карантин закончился, князь уже умер, и дом никому не был нужен. Считалось, что он проклят. Мы решили, что это самое подходящее место для этого злополучного предприятия.

Санаторий находился на большом расстоянии от деревень и городов и давно имел репутацию проклятого. Не было нужды беспокоиться о нежданных гостях.

Пока они наблюдали, к дому подъехал экипаж, из которого вышли трое – мужчина, парнишка в сопровождении рыжей кошки, которая сразу же рванула в лес, и маленькая, хрупкая девушка с длинными, белыми как первый снег волосами. Она подняла лицо к небу, словно позволяя зимнему солнцу наполнить ее светом. Алина Старкова, Солнечная святая.

«Напугана ли она? – гадала Зоя. – Заинтригована? Зла?» Она ощутила, как дракон шевельнулся, словно его окликнули. Нет. Ей не хотелось чувствовать то, что чувствовала сейчас Алина. Ее собственные эмоции были для нее достаточным грузом. Мал накинул шаль на плечи Алины, обняв ее, и они продолжили разглядывать старый виноградник.

– Очаровательно.

Зоя посмотрела Дарклингу в лицо.

– Ты можешь язвить, но я вижу твою зависть.

– Зависть к жизни отказника?

– Зависть к такой жизни, которой ни ты, ни я никогда не знали и не узнаем, – тихой, мирной и полной нерушимой любви.

– В любви нет ничего нерушимого. Думаешь, любовь защитит тебя, когда фьерданцы придут за Грозовой ведьмой?

Она так не думала. Но, возможно, ей хотелось бы верить, что в жизни есть нечто большее, чем бояться самой или пугать других.

Она опустила занавеску и постучала в крышу. Экипаж начал подниматься вверх по разбитой подъездной дороге, петляющей из стороны в сторону. Наконец, он с грохотом остановился.

– Сиди здесь, – велела Зоя, пристегивая его оковы к сиденью.

Она выбралась из экипажа, прикрыв за собой дверь. Мал и Алина стояли на крыльце санатория, но стоило Алине увидеть Зою, как она кинулась вниз по ступенькам, улыбаясь и раскрыв объятия. Зоя сморгнула предательские слезы. Трудно было угадать, какого приема ждать от Алины, учитывая все обстоятельства. Она позволила себя обнять. Как всегда, от равкианской святой пахло хвоей и краской.

– Он там? – спросила Алина.

– Да.

– Ты приносишь мне самые худшие подарки.

Кошка вернулась с прогулки и принялась тереться об Мишины ноги. Затем переместилась к Зое.

– Привет, Накошка, – прошептала она, поднимая животное на руки и прислушиваясь к расслабляющему урчанию.

Миша ничего не сказал, просто смотрел, но лицо у мальчика было напряженным. Ему недавно исполнилось одиннадцать, но трагедий в его жизни с лихвой хватило бы десятерым старикам.

– Ты готова? – спросила Зоя у Алины.

– Нисколько. Разве мы не могли встретиться в каком-нибудь другом месте, не так напоминающем… кошмарный сон?

– Поверь мне, я бы тоже предпочла сейчас сидеть в роскошном номере отеля Ос Керво и потягивать вино.

– Здесь вовсе не так плохо, – возразил Мал. – Мы редко куда-нибудь выбираемся.

– Разве что на охоту время от времени? – спросила Зоя.

Знать любила охотиться в окрестностях Керамзина, а в компании двух скромных селян они не стеснялись выпить, посплетничать и даже обсудить дела государственные. Так Алина с Малом превратили приют в пункт сбора сведений.

Солнечные солдаты рассыпались, чтобы обойти санаторий и оцепить периметр. Юная рядовая с солнечными татуировками на обоих предплечьях вышла из здания.

Она поклонилась Зое, но не обратила внимания на девушку с покрытой шалью головой. Насколько знали эти солдаты, да и все остальные равкианцы, Алина Старкова умерла в Тенистом Каньоне.

– Дом сильно пострадал от воды, поэтому мы поставили кресла в прихожей.

Зоя спустила Накошку с рук.

– Там есть горячий чай?

Рядовая кивнула. Алина обожгла Зою взглядом, но та лишь пожала плечами. Если уж им придется терпеть Дарклинга, нужно, по крайней мере, делать это в цивилизованных условиях.

– Не спускайте глаз с двери, – приказала Зоя. – Если услышите что-нибудь необычное – что угодно, – не ждите моей команды.

– Я охраняла его в солнечной тюрьме, – заметила татуированная девушка. – Он показался мне довольно безобидным.

– Я не просила оценить угрозу, – отрезала Зоя. – Будьте бдительны и готовьтесь бить на поражение. Если он вырвется на свободу, второй раз схватить его не удастся, ясно?

Девушка кивнула, и Зоя отпустила ее, раздраженно взмахнув рукой.

– Все так же любишь заводить друзей? – со смехом спросила Алина.

– Эти ребятишки могут и сами погибнуть, и нас подставить.

Мал улыбнулся.

– Нервничаешь, Зоя?

– Не глупи.

Он повернулся к Алине.

– Нервничает.

– А ты нет? – спросила Алина.

– О, я в ужасе, но от Зои такого не ожидал.

Алина туже затянула шаль.

– Давайте покончим с этим.

Зоя прошагала к экипажу и заглянула внутрь. Отстегнув оковы Дарклинга от сиденья, она снова надела повязку ему на глаза.

– Это действительно необходимо?

– Вообще-то нет, – признала она. – Веди себя хорошо.

С солнечными солдатами по бокам она отконвоировала его через двор и вверх по лестнице.

– Вытри ноги, – сказала Алина.

Дарклинг застыл, услышав ее голос, а затем повиновался.

Зоя встретилась с подругой взглядом, и та подмигнула. Пусть маленькая, но победа.

Внутри было холоднее, чем снаружи, выщербленные мраморные полы и разбитые окна санатория служили плохой защитой от мороза. Прихожая когда-то была величественным залом, с двойной лестницей, ведущей в западное и восточное крыло. Но теперь одна из этих лестниц прогнила полностью. Разбитая люстра лежала на боку в углу, среди гор пыли и стекла, которые смели туда солнечные солдаты. Вдоль стен стояло старое медицинское оборудование – погнутый остов кровати, ржавая металлическая ванна, нечто похожее на кожаные крепления для сдерживания пациентов.

Зоя подавила дрожь. Упомянутый ей отель казался все более и более желанным. В центре комнаты был накрыт стол с самоваром и стаканами. Его окружали четыре кресла. Зоя не знала, что Миша тоже будет.

Двое солнечных солдат подвели Дарклинга к креслу, и он уселся, звеня оковами. Они и понятия не имели, что находятся рядом с Алиной Старковой, что их сила происходит от ее потери.

Зоя знаком велела им занять позиции у основания лестницы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь подслушал их разговор. Солдат расставили также у каждого выхода, а сверху до Зои долетал отдаленный, но успокаивающий гул двигателей. Она реквизировала два вооруженных флайера Николая, чтобы патрулировать сверху.

Когда они остались одни, Алина попросила:

– Миша, не мог бы ты налить чаю?

– Ему тоже? – спросил Миша.

– Да.

Мальчик послушно принялся расставлять аккуратно помещенные в подстаканники стаканы на столе.

– Я налью себе сама, – сказала Зоя. У нее было особое отношение к сахару, а еще ей требовалось время, чтобы проникнуться этой необычной сценой. Было так странно, что после всей пережитой боли и принесенных жертв им всем довелось встретиться в этом заброшенном месте.

Комната погрузилась в молчание. Накошка жалобно мяукнула.

– С чего начнем? – спросил Мал.

– Решай сам, – предложила Алина.

Мал пересек комнату и сдернул повязку с глаз пленника. Дарклинг и глазом не моргнул, ничем не показывая, что дезориентирован, просто окинул комнату взглядом, как будто оценивал ее на предмет покупки.

– Вы привезли меня не в Керамзин, – произнес, наконец, он.

Алина застыла. Как, впрочем, и все остальные. Зоя понимала, какое это потрясение. Лицо Дарклинга было другим – остались острые скулы, сверкающие серые глаза, но его черты слегка изменились, и шрамы, оставленные когда-то волькрой, исчезли. Но его голос – твердый, холодный как стекло, с повелительными нотками – остался прежним.

– Нет, – подтвердила Алина. – Я не желала видеть тебя в своем доме.

– Но я уже бывал там.

Лицо Алины застыло.

– Я помню.

– А ты помнишь меня? – спросил Миша. Он был слишком юн и не успел научиться скрывать ненависть за вежливыми словами.

Дарклинг поднял бровь.

– А должен?

– Я заботился о твоей матери, – напомнил Миша. – А вот мою мать разорвали твои монстры.

– Как и мою. В итоге.

– Говорят, ты теперь святой, – процедил Миша.

– А ты что на это скажешь, парень?

– Скажу, что мне следует убить тебя своими руками.

– Многие уже пытались. С чего ты взял, что справишься?

Мал опустил руку на Мишино плечо.

– Оставь, Миша. Угрозы лишь позволяют ему чувствовать свою значимость.

– И как же нам звать тебя теперь? – спросила Алина. – Как вообще тебя зовут?

– У меня тысячи имен. Пожалуй, это не имеет особого значения. Вот только имя Юрий мне совсем не идет. – Он уставился на собеседницу. – Ты выглядишь по-другому.

– Я счастлива. Такой ты меня еще не видел.

– Живя в безвестности.

– В мире. Мы выбрали такую жизнь, какую хотели.

– Выбрала бы ты такую жизнь, если бы не пришлось пожертвовать своей силой?

– Я не жертвовала своей силой. У меня ее отняли, потому что я погибла из-за жадности, что движет тобой. Я заплатила свою цену за использование мерзости. Как когда-то пришлось заплатить тебе.

– И от этой мысли тебе становится не так горько?

– Нет. Но часть меня исцеляется с каждым ребенком, которому я могу помочь, с каждым разом, когда удается позаботиться о тех, кто пострадал в ходе твоих войн. И, возможно, когда наша страна станет свободной, моя рана совсем затянется.

– Сомневаюсь. Ты могла бы править этой страной.

– Потрясающе, – внезапно произнес Мал, отодвинувшись от стола, чтобы вытянуть ноги. – Ты умер. – Он повернулся к Алине. – А ты притворилась, что умерла. Но вот вы снова встретились и начинаете ровно с того места, на котором остановились. Тот же спор, хоть и в другое время.

Алина ущипнула его за бедро.

– Очень невежливо делать такие точные наблюдения.

Серые глаза Дарклинга изучали Мала с большим интересом, чем когда-либо ранее.

– Я так понимаю, мы связаны кровным родством.

Мал пожал плечами.

– У всех есть нелюбимые родственники.

– И у тебя, сирота?

Мал рассмеялся искренне и удивительно тепло.

– Он произносит это как оскорбление. Ну ты и ископаемое, старик.

– Нож Алины, отмеченный моей тенью и твоей кровью, – голос Дарклинга звучал задумчиво, словно он припоминал любимый рецепт. – С его помощью вы чуть не прикончили меня. Вам, едва вышедшим из детского возраста, это удалось намного лучше, чем кому-либо до вас.

– Но недостаточно хорошо, – рыкнул Миша.

– Ты заставил нас тащиться в это ужасное место, – сказала Алина. – Чего же ты хочешь теперь?

– Того же, чего хотел всегда, – создать безопасное место для гришей.

– С чего ты взял, что справишься? – поддела она, повторив насмешливое замечание Дарклинга в адрес Миши. – Нельзя сказать, что у тебя прежде не было возможности попытаться. Сотни попыток.

– Если не я, то кто?

– Николай Ланцов. Зоя Назяленская.

– Два чудовища, еще более неестественных, чем все, что когда-либо создавал Морозов или даже я.

Услышав это, Зоя вздернула брови. Услышать, что ты чудовище, от чудовища – это все равно что получить знак отличия.

– У меня такое ощущение, что я говорю с покойником, – заметила Алина. – Так, может, не стоит кидать камни в чужой огород.

Оковы Дарклинга звякнули.

– Они дети, едва способные понять, кто они и где их место в этом мире. Я же…

– Да, мы знаем, вечен. Но прямо сейчас ты просто человек без капли силы, сидящий в доме, полном призраков. Зоя годами сражалась, чтобы обеспечить безопасность гришам. Она восстановила Вторую армию из обломков, что ты оставил после себя. Николай объединил Первую и Вторую армии, чего не бывало за всю историю Равки. А как насчет новых разработок Жени Сафиной и Давида Костюка?

Зоя тщательно помешивала свой чай, боясь показать, как много значат для нее слова Алины. После войны она начала работу в качестве одного из выбранных Алиной членов Триумвирата без тени сомнений. Она была уверена, что рождена, чтобы повелевать. Но спустя какое-то время, после долгого пути и многих провалов, в ней зародилось сомнение.

Дарклинг выглядел озадаченным.

– Если Равка настолько сильна, почему же Фьерда решилась напасть? Почему волки снова у наших границ? Ты действительно веришь, что эти щенки могут управлять страной?

– Безопасность для гришей. Объединенная Равка. Что, если именно они позволят этой мечте стать реальностью? Почему это должен сделать именно ты? Почему ты должен стать спасителем?

– Потому, что я лучше всех подхожу на эту роль.

Что-то в его голосе заставило Зою задуматься, а был ли он сейчас так же уверен в своих словах, как до этого чаепития со святой.

Плечи Дарклинга поднялись.

– Меня всегда было легче считать злодеем, я знаю. Но можешь ты хоть на мгновение представить, что все мои поступки были ради блага моей страны и моего народа?

– Могу, – согласилась Алина. – Конечно, могу.

– Не говори так! – выкрикнул Миша, и лицо его вспыхнуло. – Ему всегда было наплевать на всех нас!

– Скажи мне, что ты жалеешь о чем-то, – мягко попросила Алина. – О чем угодно. – Ее голос был нежным, просящим. Полным надежды. Зое была знакома эта надежда. Когда ты следуешь за кем-то, веришь в кого-то, тебе не хочется вдруг узнать, что ты был глупцом. – Даже для тебя еще не слишком поздно.

– Я здесь не для того, чтобы лгать, – заявил Дарклинг.

Алина разочарованно выдохнула, а Зоя лишь покачала головой.

– Ты правда считаешь, что была рождена именно для такой жизни? – спросил Дарклинг. – Жалкой и бессильной? Где ты вытираешь сопливые носы детям, которые вскоре забудут о тебе? Рассказываешь им на ночь сказки, которым никогда не стать правдой?

На этот раз Алина улыбнулась. Она взяла Мала за руку.

– Я не бессильна. Сказки учили нас, что важны лишь короли и королевы. Они ошибались.

Дарклинг наклонился вперед, но внезапно Зоя поняла, что видит перед собой вовсе не его. Перед ней было скуластое, полное отчаяния лицо Юрия, и его же испуганный голос крикнул:

– Он собирается…

Дарклинг, казалось, рухнул на колени. Он потянулся и схватил соединенные руки Алины и Мала. Самовар рухнул на пол.

Зоя вскочила, откинув кресло, но было слишком поздно.

– Нет! – вскрикнула Алина. Накошка зашипела.

Тени хлынули в комнату. Зоя ничего не видела, не могла сражаться. Она заблудилась во тьме.