Текст книги "Джек Ричер, или Сплошные проблемы и неприятности"

Глава 09

В строгом соответствии со своим названием отель «Беверли Уилшир» находился на бульваре Уилшир, в самом сердце Беверли-Хиллз, в начале Родео-драйв. Два огромных здания из известняка, стоящие друг за другом, – одно старое и великолепно отделанное, второе современное и простое, – были разделены собственным переулком, идущим параллельно бульвару. Нигли въехала в него и остановилась рядом с несколькими черными лимузинами.

– Я не могу позволить себе номер в этом отеле, – сказал Ричер.

– Я уже зарезервировала для тебя номер.

– Зарезервировала или оплатила?

– Его записали на мою карточку.

– Я не смогу отдать тебе долг.

– Расслабься.

– Здесь, наверное, берут несколько сотен за ночь.

– Я бы на твоем месте не стала переживать раньше времени. Возможно, нам удастся захватить боевые трофеи.

– Если плохие парни богаты.

– Они богаты, – усмехнулась Нигли. – Можешь не сомневаться. Иначе разве они могли бы позволить себе иметь собственный вертолет?

Оставив ключ в зажигании и не выключив мотор, она открыла тяжелую красную дверь и вышла из машины. Ричер сделал то же самое со своей стороны. Тут же к Нигли подбежал служащий отеля и протянул парковочную квитанцию. Она взяла ее, обошла машину спереди и поднялась по ступеням к заднему входу в главный вестибюль отеля. Ричер последовал за ней, наблюдая за тем, как она двигается. Она парила, точно была невесомой и не касалась земли. Умело лавируя в заполненном людьми боковом коридоре, Нигли вышла в вестибюль размером с бальный зал в замке какого-нибудь барона. Ричер заметил отдельные стойки портье, консьержа и посыльных. Повсюду стояли бархатные кресла, в которых сидели прекрасно одетые люди.

– Я здесь выгляжу как бродяга, – сказал Ричер.

– Или как миллиардер. В наше время их отличить невозможно.

Нигли подвела его к стойке и зарегистрировала. Она зарезервировала для него номер на имя Томаса Шеннона. Шеннон был басистом в группе Стиви Рэя Вона и одним из любимцев Ричера. Это вызвало у Ричера улыбку. Он предпочитал по возможности не оставлять следов на бумаге. Так было всегда и стало для него привычкой. Он повернулся к Нигли, кивком поблагодарил ее и спросил:

– А ты как себя назвала?

– Собственным именем, – ответила она. – Я больше не играю в эти игры. Слишком сложно.

Служащий протянул Ричеру карточку-ключ, и он положил ее в карман рубашки. Затем отвернулся от стойки и окинул взглядом вестибюль. Камень, приглушенный свет люстр, толстые ковры, цветы в громадных стеклянных вазах. Приятные ароматы в воздухе.

– Давай займемся делом, – сказал он.

Они начали заниматься делом в номере Нигли, оказавшемся двухкомнатными апартаментами. Квадратная гостиная с высоким потолком была отделана в голубых и золотистых тонах. Такая комната вполне могла находиться в Букингемском дворце. У окна стоял стол с двумя портативными компьютерами. Рядом с ними Ричер заметил пустое зарядное устройство для мобильного телефона и открытый блокнот на спирали, новый, размером с конверт для письма, – такие ученик средней школы покупает в сентябре. В самом конце ровного строя лежала тонкая стопка бумаг. Официальные бланки. Пять. Пять имен, пять адресов, пять телефонных номеров. Их старый отряд, кроме двоих погибших и двоих находящихся в номере.

– Расскажи про Стэна Лоури, – попросил Ричер.

– Особенно рассказывать нечего. Он уволился из армии, перебрался в Монтану, и его сбил грузовик.

– Жизнь – паршивая штука, а потом ты умираешь.

– Это точно.

– Чем он занимался в Монтане?

– Разводил овец. Взбивал масло.

– Один?

– У него была подружка.

– Она все еще там?

– Наверное. У них было много земли.

– Почему овцы? И масло?

– В Монтане не нужны частные детективы. Кроме того, там жила его подружка.

Ричер кивнул. Если оглядываться назад, Стэн Лоури был первым кандидатом на претворение в жизнь сельскохозяйственных фантазий. Крупный чернокожий парень из жалкого фабричного городка в Западной Пенсильвании, невероятно умный и жесткий. Он чувствовал себя как дома и в темных переулках, и в бильярдных залах. Но где-то в его ДНК сохранилась сильная связь с землей, и Ричера не удивило, что он стал фермером. Нетрудно было представить Стэна в старой, потрепанной рабочей куртке, шагающего по высокой, до колен, траве в прерии, под бескрайним синим небом, замерзшего и абсолютно счастливого.

– Почему мы не смогли отыскать остальных? – спросил он.

– Я не знаю, – ответила Нигли.

– Над чем работал Франц?

– Складывается впечатление, что никому это не известно.

– А его новая жена ничего не рассказала?

– Она не новая. Они были женаты пять лет.

– Для меня она новая, – возразил Ричер.

– Вообще-то я ее не допрашивала. Она позвонила мне, чтобы сказать, что ее муж умер. Кроме того, возможно, она ничего не знает.

– Нам нужно ее спросить. Она в этом деле очевидная отправная точка.

– После того, как мы попытаемся еще раз связаться с остальными, – сказала Нигли.

Ричер взял пять листочков с напечатанными на них данными, отдал три Нигли, а два оставил себе. Она стала звонить по своему мобильному телефону, а он воспользовался телефоном в номере. Они начали набирать номера. Он взял себе Диксон и О’Доннела. Карлу и Дейва, живущих на Восточном побережье, в Нью-Йорке и округе Колумбия. Ни та ни другой не ответили на звонок. В обоих случаях Ричер наткнулся на автоответчик и услышал их давно забытые голоса. Он оставил обоим одинаковые сообщения: «Это Джек Ричер, десять-тридцать от Фрэнсис Нигли, которая находится в отеле «Беверли Уилшир» в Лос-Анджелесе, Калифорния. Подними задницу и перезвони ей». Затем он повесил трубку и повернулся к Нигли, которая расхаживала по номеру и диктовала такое же сообщение для Тони Суона.

– А номеров их домашних телефонов у тебя нет? – спросил он.

– Они все не зарегистрированы. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Кстати, мой тоже. Мой помощник в Чикаго сейчас занимается поиском – непростая задача в наше время. Компьютеры телефонных компаний значительно усилили систему безопасности.

– У них должны быть мобильные телефоны, – сказал Ричер. – Кажется, сейчас они есть у всех.

– У меня нет их номеров.

– Но где бы они ни находились, они могут позвонить в свои офисы и проверить голосовые сообщения, оставленные на стационарных телефонах.

– Легко.

– Так почему они этого не делают?

– Понятия не имею, – ответила Нигли.

– У Суона должна быть секретарша. Он же заместитель директора чего-то там. У него наверняка целый штат служащих.

– Они отвечают, что его временно нет в офисе.

– Дай-ка я попробую.

Он взял у нее номер Суона и нажал девятку, чтобы выйти на линию. Начал набирать номер. Услышал щелчок соединения и гудки в офисе Суона.

Телефон звонил и звонил.

– Молчат, – сказал Ричер.

– Кто-то ответил мне минуту назад, – сказала Нигли. – Это его прямая линия.

Никакого ответа. Ричер держал телефон около уха и слушал терпеливые электронные гудки. Десять, пятнадцать, двадцать. Тридцать. Он отключил телефон. Проверил номер. Набрал еще раз, с тем же результатом.

– Странно, – удивился он. – Где же Суон, черт его побери?

Он снова посмотрел на листок бумаги. Имя и номер телефона. Строка с адресом пустая.

– А где находится его офис? – спросил он.

– Не имею понятия.

– У него есть название?

– «Защитные системы новой эры». Так они называют себя, когда отвечают по телефону.

– Довольно необычное имя для производителя оружия. Они что, убивают тебя добротой? Играют на флейте, пока ты не согласишься облегчить им жизнь и не вскроешь себе вены?[1]1
  Намек на нью-эйдж (англ. New Age, буквально «новая эра») – общее название совокупности различных мистических течений и движений, сформировавшихся в ХХ веке. (Здесь и далее примечания переводчиков.)


[Закрыть]

Он набрал номер справочной службы, но ему ответили, что у них нет номера «Защитных систем новой эры». Ричер повесил трубку.

– Могут ли корпорации иметь незарегистрированные номера? – спросил он.

– Наверное, – ответила Нигли. – В оборонной промышленности обязательно. Кроме того, это новая компания.

– Мы должны их найти. Наверняка у них где-то есть завод. По крайней мере, офис, чтобы Дядя Сэм мог посылать туда чеки.

– Хорошо. Добавим этот вопрос в наш список. После того, как поговорим с миссис Франц.

– Нет, до разговора с ней, – сказал Ричер. – Офисы заканчивают работу и закрываются, а вдовы всегда на месте.

Поэтому Нигли позвонила своему помощнику в Чикаго и попросила найти физический адрес «Защитных систем новой эры». Из той части разговора, которую Ричер слышал, выходило, что самый надежный способ добыть необходимую информацию – это забраться в компьютер «Федэкса», Единой посылочной службы или почтовой службы «Ди-эйч-эл». Всем приходят посылки, а курьерам требуются адреса. Они не могут воспользоваться почтовым ящиком, потому что должны вручить посылку в руки и получить от адресата подпись.

– Попроси его найти номера мобильных телефонов остальных ребят, – сказал Ричер.

Нигли прикрыла рукой трубку.

– Он занимается этим уже три дня. Трудная задача.

Она закончила разговор, подошла к окну и стала смотреть на людей, паркующих машины.

– Теперь будем ждать, – сказала она.

Они прождали меньше двадцати минут, а потом запищал один из компьютеров Нигли, сообщая, что пришло электронное письмо из Чикаго.

Глава 10

Электронное письмо от помощника Нигли содержало адреса «Защитных систем новой эры», которые удалось узнать в Единой посылочной службе. Один адрес в Колорадо, другой – в Восточном Лос-Анджелесе.

– Разумно, – заметила Нигли. – Рассредоточенное производство. Так безопаснее на случай атаки.

– Ерунда, – возразил Ричер. – Вдвое больше сенаторов – вдвое больше свиней. Там республиканцы, здесь демократы, и те и другие суют свои морды в кормушку.

– Суон не пропал бы неизвестно куда, если бы дело было только в этом.

– Возможно, – кивнул Ричер.

Нигли раскрыла карту и принялась искать адрес в Восточном Лос-Анджелесе. Оказалось, что он находится за парком «Эко», за стадионом «Доджерс», где-то среди пустырей между Южной Пасадиной и Восточным Лос-Анджелесом.

– Далеко, – сказала Нигли. – Дорога туда займет много времени. Начинается час пик.

– Уже?

– Час пик в Лос-Анджелесе начался тридцать лет назад и закончится, когда подойдут к концу запасы нефти. Или кислорода. Так или иначе, мы не успеем добраться туда до того, как они закроются. Поэтому давай оставим «Новую эру» на завтра, а сегодня навестим миссис Франц.

– Как ты и говорила с самого начала. Ты играешь на мне, как на скрипке.

– Просто она ближе. И у нее может быть важная информация.

– А где она живет?

– В Санта-Монике.

– Франц жил в Санта-Монике?

– Не на берегу океана. Но все равно, думаю, в хорошем месте.

Место действительно оказалось хорошим. Значительно лучше, чем могло бы быть. Маленькое бунгало на маленькой улочке, посередине между 10-й автострадой и аэропортом Санта-Моники, примерно в двух милях от океана. Не самое лучшее расположение с точки зрения недвижимости, но очень красивый дом. Нигли дважды проехала мимо в поисках места для парковки. Дом представлял собой крошечное симметричное строение. Два эркера с входной дверью между ними. Большое крыльцо под выступающей крышей. На крыльце два одинаковых кресла-качалки. Немного камня, немного балок в стиле Тюдоров, немного декоративных деталей, немного Фрэнка Ллойда Райта, испанская плитка. Настоящее смешение стилей в одном маленьком доме, но получилось очень неплохо. Славный домик, и в идеальном состоянии. Безупречная краска сияет. Чистые окна сверкают в лучах солнца. Аккуратный дворик. Зеленая лужайка тщательно подстрижена. Яркие цветы, никаких сорняков. Короткая асфальтовая подъездная дорожка, гладкая, как стекло, старательно подметена. Кельвин Франц был педантичным и основательным человеком, и Ричер почувствовал присутствие старого друга на этом небольшом участке его собственности.

В конце концов симпатичная женщина в двух улицах от нужного им дома отъехала на своей «тойоте камри» от тротуара, и Нигли тут же заняла освободившееся место. Она закрыла «мустанг», и они вместе зашагали назад. Близился вечер, но было тепло, и Ричер чувствовал запах океана.

– У скольких вдов мы побывали? – спросил он.

– И не сосчитать, – ответила Нигли.

– Где ты живешь?

– В Лейк-Форесте, Иллинойс.

– Я слышал о нем. Говорят, хорошее местечко.

– Так и есть.

– Мои поздравления.

– Я отдала этому много сил.

Они свернули на улицу, где жил Франц, а затем на его подъездную дорожку и немного сбавили шаг, подходя к двери. Ричер не знал, что они тут обнаружат. В прошлом ему приходилось иметь дело с вдовами, чьи мужья умерли меньше чем семнадцать дней назад. Очень часто они не имели понятия о том, что они вдовы, пока не появлялся он и не сообщал им об этом. И он не представлял, что могли изменить прошедшие семнадцать дней и на каком этапе она находится.

– Как ее зовут? – спросил он.

– Анджела, – ответила Нигли.

– Понятно.

– Ребенка зовут Чарли.

– Понятно.

– Ему четыре года.

– Понятно.

Они поднялись на крыльцо, Нигли нашла звонок и коснулась его кончиком пальца, мягко, коротко, уважительно, словно электрическая цепь могла почувствовать разницу. Ричер услышал внутри приглушенный звонок, а потом – ни звука. Они ждали. Примерно через полторы минуты дверь открылась, словно бы сама собой. Но тут Ричер опустил глаза и увидел маленького мальчика. Ручка находилась высоко, а мальчик был маленьким, и ему пришлось встать на цыпочки, чтобы открыть дверь.

– Ты, наверное, Чарли, – сказал Ричер.

– Да, – ответил мальчик.

– Я был другом твоего папы.

– Мой папа умер.

– Я знаю. Мне очень жаль.

– И мне тоже.

– А тебе можно самому открывать дверь?

– Да, можно, – сказал Чарли.

Он был как две капли воды похож на Франца. Поразительное сходство. То же лицо, то же строение тела. Короткие ноги, низкая талия, длинные руки. Под футболкой вырисовывались худые плечи, но почему-то было ясно, что позже они станут такими же широкими, как у отца. И совершенно такие же, как у Франца, глаза, темные, спокойные, ободряющие, словно мальчик хотел сказать: «Не волнуйтесь, все будет хорошо».

– Твоя мама дома, Чарли? – спросила Нигли.

Мальчик кивнул:

– Она в задней части дома.

Он отпустил ручку и отошел в сторону, пропуская их внутрь.

Нигли прошла первой. Дом был слишком маленьким, чтобы можно было говорить о наличии в нем «задней части». Он скорее напоминал одну большую комнату, разделенную на четыре. Справа две маленькие спальни, между ними, вероятно, ванная и туалет. В левом переднем углу маленькая гостиная, а за ней маленькая кухонька. И все. Все крошечное, но красивое. Белое и бледно-желтое. Цветы в вазах. На окнах белые деревянные ставни. Пол из гладко отполированного темного дерева. Ричер повернулся и закрыл за собой дверь. Уличный шум исчез, и в доме воцарилась тишина. «Иногда это приятно, – подумал он. – Но сейчас, наверное, не слишком».

Со стороны кухни из-за тонкой стены, такой короткой, что она вряд ли могла послужить укрытием, появилась женщина. Ричеру показалось, что, когда они позвонили, она неосознанно попыталась спрятаться за этой стеной. Она выглядела гораздо моложе его и немного моложе Нигли.

Моложе, чем был Франц.

Высокая, белокожая, со светлыми волосами и голубыми глазами, как у уроженки Скандинавии, и худая. Она была в легком свитере, сквозь который проступали ключицы. Прибранная и накрашенная, с аккуратной прической, пахнущая туалетной водой. Превосходно владеющая собой, но не расслабленная. Ричер видел замешательство в ее глазах, словно она скрывала испуг под маской.

На миг повисло неловкое молчание, а затем Нигли шагнула вперед и сказала:

– Анджела? Я Фрэнсис Нигли. Мы разговаривали с вами по телефону.

Анджела машинально улыбнулась и протянула руку. Нигли пожала ее, и тогда наступила очередь Ричера.

– Я Джек Ричер. Сожалею о вашей потере.

Он взял ее руку и ощутил, какая она холодная и тонкая.

– Вы произносили эти слова не один раз, – сказала Анджела. – Верно?

– Боюсь, что так, – ответил Ричер.

– Вы есть в списке Кельвина, – продолжала она. – Вы, как и он, служили в военной полиции.

Ричер покачал головой.

– Не совсем как он. Мне до него было далеко.

– Вы очень добры.

– Я сказал правду. Я искренне им восхищался.

– Он рассказывал мне о вас. Обо всех вас. Много раз. Иногда я чувствовала себя второй женой, как будто до меня он уже был женат. На вас.

– Это правда, – повторил Ричер. – Служба – это все равно что семья. Если повезет, конечно. Нам повезло.

– Кельвин говорил то же самое.

– Мне кажется, после службы ему повезло еще сильнее.

Анджела снова машинально улыбнулась.

– Может быть. Но потом удача отвернулась от него.

Чарли наблюдал за ними полуприкрытыми, оценивающими глазами Франца.

– Большое вам спасибо за то, что приехали, – сказала Анджела.

– Мы можем что-нибудь для вас сделать? – спросил Ричер.

– Вы способны оживить мертвого человека?

Ричер не нашелся что ответить.

– После того, что он мне о вас говорил, я бы не удивилась, если бы вы и это смогли.

– Мы можем найти того, кто это сделал, – сказала Нигли. – У нас такие вещи хорошо получались. И так мы сможем его вернуть – в каком-то смысле.

– Но не на самом деле.

– Да. Мне очень жаль.

– Зачем вы здесь?

– Чтобы выразить свои соболезнования.

– Но вы меня не знаете. Я появилась позже. Я не была членом вашего отряда.

Анджела направилась в сторону кухни, но потом передумала, вернулась, протиснулась между Ричером и Нигли в гостиную и села в кресло, положив ладони на подлокотники. Ричер видел, как шевелятся ее пальцы – это были едва заметные движения, как будто она печатала или во сне играла на невидимом пианино.

– Я не была частью вашего отряда, – повторила она. – Иногда я об этом жалела. Это так много значило для Кельвина. Он то и дело говорил: «Не связывайтесь с отрядом спецрасследований». Его любимые слова, постоянно повторяющаяся присказка. Например, когда он смотрел футбол и кто-то бросался под ноги защитнику, Кельвин тут же кричал: «Эй, дружок, не связывайся со спецрасследованиями!» Он говорил это даже Чарли. Если он просил Чарли сделать что-то, а малыш начинал возмущаться, Кельвин произносил эту фразу.

Чарли поднял голову и улыбнулся.

– Не связывайся, – сказал он тоненьким певучим голоском, но с интонацией отца и остановился, словно ему было трудно выговорить более длинное слово.

– Вы здесь из-за этого лозунга, верно? – спросила Анджела.

– Не совсем, – ответил Ричер. – Мы приехали из-за того, что за ним стояло. Мы хорошо друг к другу относились.

Я здесь, потому что так поступил бы Кельвин, если бы со мной случилось что-нибудь подобное.

– Вы так полагаете?

– Да.

– Он отказался от всего этого, когда родился Чарли. Я его не заставляла. Но он хотел быть отцом. Он все бросил, если не считать самых простых и безопасных дел.

– Он не мог полностью покончить с этим.

– Нет, мог.

– Над чем он работал?

– Извините, – спохватилась Анджела. – Я забыла предложить вам сесть.

В комнате не было дивана, для него попросту не хватало места. Любой диван нормального размера перекрыл бы вход в спальни. Вместо него стояли два кресла и небольшое кресло-качалка для Чарли. Кресла – по обе стороны от камина, внутри которого Ричер заметил сухие цветы в кувшине из необожженной глины. Креслице Чарли находилось слева от трубы, и его имя было выжжено на верхней части спинки прибором для выжигания по дереву или паяльником. Пять аккуратно выведенных букв. Их писал явно не профессионал. Наверное, сам Франц. Подарок отца сыну. Какое-то мгновение Ричер рассматривал надпись, затем сел в кресло напротив Анджелы, а Нигли примостилась на ручке рядом с ним, на расстоянии менее дюйма от его тела, но не прикасаясь к нему.

Чарли перешагнул через ноги Ричера и устроился в своем деревянном креслице.

– Над чем работал Кельвин? – снова спросил Ричер.

– Чарли, пойди поиграй на улице, – сказала Анджела.

– Мама, я хочу остаться здесь, – ответил Чарли.

– Анджела, над чем работал Кельвин? – повторил Ричер.

– С тех пор как на свет появился Чарли, он занимался только проверкой биографий, – ответила Анджела. – Хороший бизнес. Особенно здесь, в Лос-Анджелесе. Все беспокоятся о том, чтобы случайно не взять на работу вора или наркомана. Все хотят выяснить, что представляет собой человек, с которым они встречаются или планируют вступить в брак. Кто-то с кем-то знакомится в баре или по Интернету и первым делом ищет его в Google, а потом звонит частному детективу.

– Где работал Кельвин?

– У него был офис в Калвер-Сити. Арендованный, всего одна комната. Там, где Венис пересекается с Ла-Сьенега. Туда можно легко и быстро добраться по Десятой автостраде. Кельвину там нравилось. Наверное, мне нужно съездить и забрать его вещи.

– Вы не позволите нам сначала обыскать офис? – спросила Нигли.

– Люди шерифа уже его обыскали.

– Нам нужно сделать это еще раз.

– Зачем?

– Возможно, он работал над чем-то более серьезным, чем проверка биографий.

– Наркоманы ведь тоже убивают людей. А иногда и воры это делают.

Ричер посмотрел на Чарли и увидел глаза Франца.

– Но не так, как убили вашего мужа.

– Ладно. Можете взглянуть на его офис, если хотите.

– У вас есть ключ? – спросила Нигли.

Анджела медленно поднялась и прошла на кухню. Через некоторое время она вернулась с двумя ключами, одним большим и одним маленьким, на стальном кольце диаметром в дюйм. Она подержала их на ладони и неохотно протянула Нигли.

– Только верните их мне. Это ключи Кельвина.

– Он хранил дома что-нибудь относящееся к его работе? – спросил Ричер. – Записи, папки, что-нибудь в этом роде?

– Здесь? – удивилась Анджела. – Какое там! Когда мы сюда перебрались, Кельвин перестал носить майки, чтобы освободить место в ящиках.

– А когда вы сюда перебрались?

Анджела продолжала стоять. Хрупкая женщина, она, казалось, заполняла собой все пространство.

– Сразу после того, как родился Чарли, – ответила она. – Мы хотели, чтобы у нас был настоящий дом. Мы были здесь счастливы. Он маленький, но нас вполне устраивал.

– Что произошло, когда вы видели его в последний раз?

– Он ушел утром, как всегда. Но так и не вернулся домой.

– Когда это было?

– За пять дней до того, как ко мне пришли люди шерифа и сказали, что найдено его тело.

– Он разговаривал с вами о своей работе?

– Чарли, хочешь пить? – спросила Анджела.

– Со мной все хорошо, мама, – ответил Чарли.

– Кельвин когда-нибудь разговаривал с вами о своей работе? – повторил Ричер.

– Не слишком много, – ответила Анджела. – Иногда какая-нибудь киностудия просила его проверить актера, узнать, какие в его шкафу прячутся скелеты, и тогда Кельвин рассказывал мне разные сплетни. И больше ничего.

– Когда мы работали с ним вместе, он был очень прямым парнем и всегда говорил то, что думал, – сказал Ричер.

– Он таким и остался. Вы полагаете, он кого-то разозлил?

– Нет, просто я хотел узнать, изменился ли он. А если нет, нравилась ли вам его прямота.

– Очень нравилась. Я любила в нем все. Я вообще уважаю честность и открытость.

– Значит, вы не будете против, если я скажу вам прямо то, что думаю?

– Нисколько.

– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.