Текст книги "Особому делу – особый подход. Биография Жэнь Чжунъи"

В благоприятной атмосфере политики реформ и открытости харбинские ледяные фонари вновь зажглись. В 2014 году проводился уже сороковой по счету фестиваль. Каждый год на него приезжают по несколько миллионов китайских и иностранных туристов, это самая первая, масштабная, популярная и авторитетная выставка ледяных скульптур с самой длинной историей существования. Она стала яркой и прекрасной визитной карточкой как Харбина, так и всего Китая.

Чемпион среди всех жертв публичной критики

16 мая 1966 года ЦК КПК принял Директиву 16 мая, и на Китай обрушилось страшное бедствие – «Великая пролетарская культурная революция». Жэнь Чжунъи, который на тот момент был членом постоянного бюро Хэйлунцзянского провинциального парткома, постоянным секретарем секретариата этого парткома и первым секретарем Харбинского горкома, «разоблачили» еще в самом начале «культурной революции». Его признали «одним из самых матерых харбинских руководителей-каппутистов[45]45
  Каппутисты – те, кто придерживается капиталистического пути развития общества. – Примеч. ред.


[Закрыть]», он стал первым во всей Хэйлунцзян секретарем провинциального комитета партии, кого схватили и подвергли публичной критике. Рано утром 26 августа 1966 года в дом Жэнь Чжунъи вломились с обыском, его самого арестовали и посадили в грузовик. Всю дорогу они скандировали «Бунт – дело правое». Машина приехала в харбинский район Даовай, на стадион Бацюй, переименованный в Площадь хунвэйбинов. Здесь проходил мобилизационный митинг «Огонь по штабам»[46]46
  Лозунг, положивший начало «культурной революции». Подразумевал критику ревизионизма и бюрократии в партийном аппарате, прямую диктатуру пролетариата. – Примеч. пер.


[Закрыть], присутствовало более ста тысяч человек (с. 41).

В тот день палящее солнце висело высоко в небе. У трибуны стояли публично осуждаемые, каждый с большой табличкой «Бандит» на груди: второй секретарь провинциального комитета и губернатор провинции Ли Фаньу, секретарь провинциального комитета и заместитель губернатора провинции Ван Илунь, а также другие руководители (с. 42, 43). Недавно переведенный в Хэйлунцзян новый первый секретарь провинциального парткома Фань Фушэн выступал с речью в поддержку революционных действий цзаофаней.

Жэнь Чжунъи в это время сидел в первом ряду отлитых из цемента мест для зрителей. Вдруг нарочито громко выкрикнули «Жэнь Чжунъи», и цзаофани, отнимая друг у друга микрофон, стали надрывать связки: «Президиум собрания постановил разоблачить ревизиониста Жэнь Чжунъи!» И тут же зрители грянули хором: «Долой бандита Жэнь Чжунъи!»

Жэнь Чжунъи спокойно встал. Двое крупных мужчин, заранее севших справа и слева от него, вытащили его на сцену и приготовили для него деревянный складной стул. На этом стуле трудно было устоять: чуть накренишься вперед – ударишься лбом о пол, отклонишься назад – упадешь вместе с ним, а устанешь стоять ровно и немного пошевелишься – все равно упадешь с него. Хунвэйбины повесили на шею Жэнь Чжунъи большую табличку с надписью «Бандит Жэнь Чжунъи» и хотели надеть ему на голову бумажный колпак в целый метр высотой. Но обхват головы у колпака оказался слишком маленький, и они порвали этот «головной убор», пытаясь натянуть его на Жэнь Чжунъи. Сзади к колпаку приладили веревочку и заставили Жэнь Чжунъи крепко держать ее обеими руками (с. 42, 43).

Принесли тазик с разведенной тушью, принудили Жэнь Чжунъи окунуть туда руки и измазать себе лицо. Затем, решив, что он измазался недостаточно, подняли тазик высоко и выплеснули тушь в согнувшегося под углом в 90° Жэнь Чжунъи. Его лицо тотчас же стало черным как смоль, вонючая тушь попала в глаза, ноздри, капала с щек и кончика носа. Затем на трибуну вскочил человек с кистью в руке, обмакнул эту кисть в тушь и написал сзади на белой рубашке Жэнь Чжунъи «Бандит». Некоторым и этого показалось мало, и они, решительно схватив наполовину полный тазик, вылили его Жэнь Чжунъи за шиворот. Тушь потекла по спине и груди, дошла до талии и устремилась по ногам к ступням. Белая рубашка покрылась черными пятнами, на серых брюках проступили подтеки. А собравшиеся вокруг безумствовали и, размахивая кулаками, громко кричали: «Долой Жэнь Чжунъи!» Присутствовавший на трибуне фотокорреспондент «Хэйлунцзян жибао» Ли Чжэньшэн, который ранее много раз запечатлевал Жэнь Чжунъи во всевозможных общественных местах, видя, как позорят прежде столь уважаемого секретаря провинциального парткома, испытывал ужас и сострадание, но нажимал на спуск затвора, чтобы зафиксировать эти страшные мгновения для истории (с. 108, 109).

Жэнь Чжунъи едва держался на ногах, покачивался вперед-назад, но не издавал ни звука. Он постоянно говорил себе: «Не падать! Нельзя допустить, чтобы они посмеялись надо мной, нельзя уронить свое достоинство! Держись, держись, не смей покоряться предателям!» Жэнь Чжунъи мучили более трех часов, но он твердо стоял на ногах и не упал.

В полдень солнце совсем раскалилось. Цзаофани усадили Жэнь Чжунъи в грузовик и под конвоем отвезли домой. Вернувшись, он тихо постучался в дверь сарайчика, что стоял на заднем дворе. Дома были только Ван Сюань и младший сын Жэнь Кэлэй, учившийся тогда на первой ступени средней школы[47]47
  Соответствует девятому классу российской школы или первому курсу в среднеспециальном учебном заведении. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Жэнь Кэлэй в это время измельчал корм для кур и, услышав голос отца, поспешил открыть дверь. Увидев отца в таком виде, он пришел в ужас и заплакал: «Па-па…»

Отец, указывая на кухню, прошептал Жэнь Кэлэю: «Не говори маме! Я пойду постираю одежду». Жэнь Чжунъи не хотел шокировать жену, поэтому быстро направился в ванную, постирал свои вещи и только после этого пошел обедать. Он спокойно сказал Ван Сюань: «Одежду покрасим в черный, и я буду дальше ходить в ней». Так они и поступили. На солнце на рубашке еще можно было разглядеть надпись «Бандит», но Жэнь Чжунъи продолжал носить ее как ни в чем не бывало.

Вскоре после публичной критики Жэнь Чжунъи с семьей выгнали из служебного жилья для работников горкома и переселили в трущобы, в маленькую комнатку без отдельного туалета. Трое членов семьи ютились на десяти квадратных метрах, некуда даже было поставить стулья и другую мебель – приходилось подвешивать их к потолку или на стену. Поскольку Жэнь Чжунъи переехал в простой жилой район, цзаофаням стало легче выгонять этого «главного харбинского каппутиста» из дома на сеансы публичной критики и тем самым демонстрировать, что «уровень» этой критики «растет». Каждый день в 4–5 часов утра несколько отрядов, каждый раз других, приходили к его комнате и наперебой стучали в дверь, споря друг с другом за право отвести его на публичную критику. Ван Сюань открывала и бранила их: «Вы его совсем затравили! Позвольте ему хотя бы доесть, а потом уже забирайте!» Ее гнев на какое-то время сдерживал их.

12 сентября хунвэйбины опять привели Жэнь Чжунъи на митинг, чтобы публично критиковать. Ему выбрили «голову демона», надели на него колпак еще выше и тяжелее, чем в первый раз, табличку с надписью, связали «козлом»[48]48
  Вид пытки, когда человеку связывают одной веревкой шею и заведенные за спину руки. – Примеч. ред.


[Закрыть] и водили по улицам на всеобщее обозрение. Его жестоко избивали, и он, шатаясь, бродил по городу больше часа. На него смотрели множество людей со всех сторон. У одной передовой труженицы при виде этой трагической сцены невольно выступили слезы, но она не решалась плакать в голос.

Домой Жэнь Чжунъи вернулся душевно и физически истощенный, израненный. Он велел Жэнь Кэлэю с помощью домашней машинки для стрижки волос обрить «голову демона» до ежика – такую стрижку он сделал тогда первый раз в жизни. Затем он в бессилии упал на кровать. В это время в дверь постучал почтальон. Жэнь Кэлэй принял письмо, оно было от старшего брата Жэнь Кэнина, который учился в одном из пекинских университетов. Жэнь Чжунъи попросил младшего сына прочитать письмо вслух. Жэнь Кэнин писал: «Дорогой папа, услышав, что Вас били и публично критиковали, я ужасно горевал! Мы, сыновья, лучше всех знаем своего отца и верим, что наш отец горячо любит партию и Председателя Мао, что он не бандит и никогда не пошел бы против Председателя. Папа, как Ваш сын, я всегда буду верить Вам и любить Вас. Куда бы Вы не пошли дальше, я последую за Вами. Если Вы возьметесь за земледелие, то и я буду пахать и сеять с Вами! Вечно Ваш, Кэнин».

Едва дочитав письмо, Жэнь Кэлэй вдруг услышал протяжное «А-а-а». Он тут же вскинул голову и увидел, что отец рыдает во весь голос. Жэнь Кэлэй был шокирован: впервые он видел всегда твердого и сильного отца плачущим. Слезы текли по щекам отца, вдоль прижатых к лицу пальцев. То были не слезы горечи, но слезы унижения, гнева, борьбы, слезы нежности к родному человеку, беспокойства за него, раскаяния перед ним! Через две минуты Жэнь Чжунъи перестал плакать и гневно, но вместе с тем удрученно произнес: «Они травят меня, бесчестят меня! Если бы не твоя мама и вы, дети, я бы уже давно схватился с ними насмерть!» Жэнь Кэлэй понял: «они» – вовсе не те детишки, которые глумятся над его отцом, но стоящие за их спинами карьеристы и интриганы, пытающиеся подстрекать несведущих людей (в том числе невинных детей) к слепому бунту и разгрому огромной плеяды революционных кадров, и все ради того, чтобы захватить руководство в партии и узурпировать власть в государстве.

Впоследствии Жэнь Чжунъи вспоминал: «В первые три года “культурной революции” прошло более 230 митингов численностью свыше нескольких тысяч человек по публичной критике меня, максимум на митинг собиралось несколько сотен тысяч человек. Маленьким критическим собраниям даже счета не было. Каждая харбинская организация, в которую я приходил, непременно измывалась надо мной». Каждое измывательство он фиксировал в блокнотике. Обнаружив эти записи, цзаофани спросили у него:

– Счет ведешь, чтобы потом отомстить?

– Я хочу, чтобы это послужило нам уроком на будущее, чтобы мы больше не повторяли тех же ошибок, – отвечал Жэнь Чжунъи.

Под «ошибками» он подразумевал «культурную революцию» – этот беспредел, это великое, глобальное бедствие, которое попирало справедливость и совесть, ставило под угрозу существование партии и государства. По собственным подсчетам Жэнь Чжунъи за время «культурной революции» КПК провела более 2300 больших и малых собраний по его публичной критике. На склоне лет он шутливо называл себя «чемпионом среди всех жертв публичной критики в Китае».

Вместе и в горе, и в радости

20 января 1967 года цзаофани захватили власть над Харбинским горкомом. 16 февраля возникла Харбинская народная коммуна. Было объявлено, что «аннулируются все служебные полномочия прежних горкома и городского народного комитета, а вся власть переходит к народной коммуне». Жэнь Чжунъи цзаофани заперли в «коровнике». Словом «коровник» во времена «культурной революции» обозначали сооружение, которое цзаофани построили для того, чтобы держать там в заключении «вредных элементов и прочую нечисть». Заточенному Жэнь Чжунъи запрещалось видеться с родными и близкими, цзаофани его бдительно стерегли, он полностью потерял свободу. Каждый день его таскали на собрания, где публично критиковали, а еще он проходил трудовое перевоспитание – так и шло тяжкое время в неволе (с. 44).

9 февраля 1967 года Жэнь Чжунъи впервые встретил праздник Весны в «коровнике», рядом не было никого из родных, и совершенно не ощущалось праздничной атмосферы. Всего же он встретил в этой тюрьме четыре Новых года и более тысячи дней и ночей. Каждый день он упорно размышлял о проблемах, касающихся участи партии и государства, мучительно переживал за судьбу республики. За неисчислимое количество бессонных ночей он постепенно пришел к заключению: «культурная революция» – не прогресс, а большой регресс в истории общества. Если не положить этой «революции» конец, то не будет спокойствия ни в партии, ни в стране. Жэнь Чжунъи твердо верил, что темные времена пройдут, и партия и народ наконец-то вновь увидят свет (с. 45).

Осенью 1970 года Жэнь Чжунъи вышел из «коровника», и его вместе с Люй Циэнем и другими работниками направили на сельскохозяйственное угодье нового типа – в Школу кадров 7 мая. Там он вновь встретился с женой Ван Сюань; он был с ней в разлуке два года и все это время денно и нощно думал о ней. Ван Сюань тоже заклеймили «главной каппутисткой харбинского торговофинансового фронта», и на ее долю хватило испытаний. Супругам было и радостно, и печально воссоединиться, они подбадривали друг друга. В то время Жэнь Чжунъи узнал от жены, что Жэнь Кэлэй – единственный сын, который до их ареста жил с ними, – в октябре 1968 года как представитель образованной молодежи был отправлен в совхоз Чаншуй на трудовое перевоспитание. До отъезда Жэнь Кэлэю не удалось увидеться с отцом. Еще Ван Сюань рассказала мужу, что его отец, живший в Цзинани, скончался больше года назад. Жэнь Чжунъи, почтительный сын, неимоверно скорбел, что не сумел проводить отца в последний путь.

Хотя Жэнь Чжунъи и Ван Сюань работали в одном совхозе, им не разрешали жить вместе. Они спали в разных комнатках, но сердца их всегда бились в унисон. Ван Сюань готовила на кухне, молола соевые бобы для тофу. Порой, когда никто не видел, она клала мужу в чашку больше на одну-две пампушки или на один-два половника. Жэнь Чжунъи был погонщиком гужевой повозки, убирал навоз и выполнял другие самые тяжелые и грязные сельскохозяйственные работы. В зимнюю стужу он колол застывший навоз, лежавший в выгребной яме. Несмотря на все тяготы, Жэнь Чжунъи никогда не унывал и проявлял активность в делах: помогал другим «вредным элементам» усовершенствовать орудия труда, оттачивал способы «добычи» навоза из ямы, активно работая, вел за собой товарищей по несчастью. Ван Сюань, переживая, как бы он не замерз, тайком сшила ему жилетку из овчины. Жэнь Чжунъи надевал ее под ватник и подпоясывался соломой, чтобы тюремщики не заметили жилетку и супруги не навлекли на себя беду.

Весной 1971 года Ван Сюань покинула Школу кадров 7 мая и вернулась на службу. Ее назначили зампредседателя Харбинского революционного комитета при Городском отделе торговли и членом Харбинского горкома. С весны 1972 года она стала зампредседателя Харбинского ревкома (этот пост равнялся посту заместителя мэра), оставив за собой членство в Харбинском горкоме. Жэнь Чжунъи возобновил работу в июне 1972 года. Его назначили членом постоянного бюро Хэйлунцзянского провинциального парткома и зампредседателя провинциального ревкома (с апреля 1973 года – секретарем провинциального парткома). Жэнь Чжунъи стал одним из первых руководящих кадровых работников, кого реабилитировали после краха Линь Бяо[49]49
  Линь Бяо (1907–1971) – китайский политик, считавшийся правой рукой Мао Цзэдуна. Являлся одним из ведущих представителей Коммунистической партии Китая, однако посмертно был объявлен предателем и исключен из списка представителей КПК. – Примеч. ред.


[Закрыть](с. 46, 47).

В это время в Шэньянском военном округе организовали конгресс по вопросам военного производства в провинциях Ляонин, Цзилинь и Хэйлунцзян. В день открытия конгресса в огромном зале на три тысячи человек не было свободных мест, на трибуне президиума собрались более 120 человек. Председатель объявил конгресс открытым и сначала перечислил всех членов президиума поименно. Когда он огласил примерно десять имен, сидевший в середине первых рядов трибуны президиума Лю Гуантао, заместитель комиссара Шэньянского военного округа, второй секретарь Хэйлунцзянского провинциального парткома и первый заместитель начальника провинциального ревкома, вдруг подсказал: «Товарища Жэнь Чжунъи пропустили». Произнес он это тихо, но когда имя Жэнь Чжунъи прозвучало через микрофон, зал взорвался аплодисментами, все присутствующие одновременно встали и в благоговейном ожидании устремили взоры на трибуну президиума.

Когда Жэнь Чжунъи встал с места на задних рядах трибуны и сложил руки в знак глубокой благодарности за такой теплый прием, бурные аплодисменты вновь огласили весь зал, и гром их вылетел даже за его пределы. Рукоплескания продолжались целых три минуты, многие присутствующие прослезились. Участники конгресса с искренней радостью приветствовали возвращение Жэнь Чжунъи к работе. Аплодисменты стихли, только когда Жэнь Чжунъи прошел в первые ряды и занял место рядом с Лю Гуантао.

Один из инициаторов большой полемики о критериях истины

После разгрома «Банды четырех»[50]50
  «Банда четырех» – группа высших руководителей Коммунистической партии Китая, являвшихся наиболее приближенными к Мао Цзэдуну лицами в последние годы его жизни. После смерти Мао Цзэдуна члены «Банды четырех» намеревались узурпировать высшую власть, но были разоблачены и арестованы. – Примеч. ред.


[Закрыть] ЦК КПК признал, что Жэнь Чжунъи проделал выдающуюся работу в провинции Хэйлунцзян, и 8 февраля 1977 года назначил его вторым секретарем провинциального парткома провинции Ляонин – района, тяжело пострадавшего в период «культурной революции», – и первым заместителем председателя провинциального ревкома. Жэнь Чжунъи должен был взять под контроль всю организационную работу в Ляонин и изменить там ситуацию. Чтобы стабилизировать обстановку в провинции Ляонин, комиссар Шэньянского военного округа Цзэн Шаошань какое-то время продолжал работать на постах первого секретаря Ляонинского провинциального парткома и председателя провинциального ревкома (с. 49).

7 февраля 1977 года в «Жэньминь жибао» («Народной газете»), журнале «Хунци» («Красное знамя») и газете «Цзефанцзюнь бао» («Народно-освободительная армия») была опубликована передовая статья «Изучай источники и постигай главное» (с. 49). Она сообщала о «двух абсолютах»: «Абсолютно все решения, вынесенные Председателем Мао Цзэдуном, мы должны стойко защищать, абсолютно все указания, данные Председателем Мао Цзэдуном, мы должны неизменно соблюдать». «Два абсолюта» помешали партии избавиться от левацких перегибов «культурной революции», не дали исправить ее ошибки.

10 апреля 1977 года Дэн Сяопин, пользуясь своим статусом давнего и уважаемого члена КПК, написал обращение в ЦК, в котором подчеркнул, что «в управлении нашими партией, армией и страной необходимо использовать неискаженные, цельные идеи Мао Цзэдуна». В мае 1978 года по всей стране началась большая полемика о критериях истины, участники дискуссии решительно осудили ошибочный политический принцип «двух абсолютов».

Жэнь Чжунъи бесстрашно и не раздумывая подключился к критической борьбе против названных политических установок. Он был уверен, что если полностью не отказаться от этого принципа, миллионы людей попадут в идеологическую кабалу, партия и государство продолжат погрязать в ошибках «культурной революции», революционные кадры и простое население, пострадавшие в ходе «культурной революции», будут и дальше подвергаться незаслуженным обвинениям и угнетению, и все это в конечном счете приведет к историческому регрессу Китая.

Еще в июле 1977 года на рабочем совещании, проводившемся Ляонинским провинциальным парткомом и посвященном агитационной работе, Жэнь Чжунъи в ответ на выдвинутый тогда же тезис Дэн Сяопина о том, что «в управлении нашими партией, армией и страной необходимо использовать неискаженные, цельные идеи Мао Цзэдуна», провел обстоятельный анализ, направленный на опровержение принципа «двух абсолютов». Жэнь Чжунъи оказался первым крупным провинциальным госслужащим, кто активно отреагировал на мнение Дэн Сяопина и взялся исследовать эту точку зрения. В своей речи Жэнь Чжунъи отметил, «что практический характер – одна из самых существенных особенностей марксистского диалектического материализма», и подчеркнул, что жизненно важно «придерживаться принципа “соединяй теорию с практикой”». Сказал он это почти за год до начала открытой дискуссии о критериях истины. К сожалению, данную речь не опубликовали в печатных изданиях, поэтому пресса и теоретики не обратили на нее внимания, да и влияние ее оказалось ограниченным (с. 51).

11 мая 1978 года в ежедневной газете «Гуанмин жибао» («Свет») вышла статья «Практика – единственный критерий истины»; далее она будет называться кратко – «Практика» (с. 52). Она подняла занавес крупной идеологической полемики: тут же разразились ожесточенные дискуссии между сторонниками линии «двух абсолютов» и принципа реалистического подхода к делу. Статью серьезно осудили руководители ЦК.

30 июня на рабочем совещании Ляонинского провинциального парткома, проводившемся по вопросам рассмотрения жалоб от населения, Жэнь Чжунъи выступил с речью «Необходимо руководствоваться основополагающим принципом реалистического подхода к делу»: «Недавно на рабочем совещании по идейнополитической работе в рядах армии заместитель председателя Дэн Сяопин говорил исключительно о том, что необходимо исходить из реальных условий. Реалистический подход к делу – фундаментальный подход, основополагающий метод и ключевой образ действий, исповедуемый в марксизме-ленинизме, и то, к чему Мао Цзэдун всегда призывал нашу партию. В рассмотрении жалоб населения, как и в любой другой работе, нам должно придерживаться этого базового подхода, стиля деятельности. Как же понять, решать или не решать проблему, с которой пришел к нам посетитель? Тут нельзя поступать импульсивно, недопустим субъективизм. Нужно считаться с фактами и действовать на их основании… Нельзя из-за боязни “потерять лицо” или “испортить себе репутацию” упорно не исправлять ошибок в делах, которые мы вели, и не снимать несправедливых обвинений. И нельзя пренебрегать устранением ошибок, которые, как мы ясно видим, должно устранить, даже если их совершил какой-то руководитель или вышестоящее лицо». В первой части речи Жэнь Чжунъи говорит о том, что «практика – критерий истины», что именно она помогает отделить правду от лжи. Во второй части своего выступления он критикует «два абсолюта», критикует ошибки, которые не получается исправить только потому, что «их совершил какой-то руководитель» (с. 52).

На третий день после выхода «Практики» Жэнь Чжунъи приступил к работе над статьей, в которой рассуждал о критериях истины и критиковал «два абсолюта». В августе был готов окончательный вариант этой статьи, получивший название «Исправление ошибок и восстановление правильных основ теории» и насчитывавший более 8600 иероглифов. Его опубликовали в объединенном выпуске № 8–9 теоретического периодического издания «Лилунь юй шицзянь» («Теория и практика») за 1978 год. В статье автор излагает три «не», которые помогут уйти от принципа «двух абсолютов»: не верить слепо «особому статусу»; не руководствоваться лишь классовыми чувствами при решении вопросов; не отрицать факты под предлогом политических нужд. В то же время он выдвигает «четыре обязательных условия» для того, чтобы соблюсти принцип реалистического подхода к делу: со стороны идеологии – полноценно, правильно понять и усвоить систему идей Мао Цзэдуна; в организационном плане – всемерно развивать демократию и добросовестно соблюдать демократический централизм; со стороны политической линии – стоять плечом к плечу с широкими народными массами, всегда прислушиваться к их голосу; с точки зрения принципа оценки – признавать, что практика выше знания, что она есть единственный критерий истины.

Статья произвела сенсацию в обществе, ее полностью перепечатали в ежедневной газете «Гуанмин жибао» от 9 сентября.

4 сентября 1978 года Жэнь Чжунъи назначили первым секретарем Ляонинского провинциального парткома, председателем провинциального ревкома и первым комиссаром провинциального военного округа (с. 53).

Спустя почти две недели в Ляонин с инспекцией прибыл Дэн Сяопин. Жэнь Чжунъи сопровождал его на протяжении всего визита и параллельно от имени провинциального парткома отчитывался о проделанной работе. Когда Дэн Сяопин садился в свой спецпоезд, Жэнь Чжунъи преподнес ему экземпляр статьи «Исправление ошибок и восстановление правильных основ теории» и изложил свою позицию. Дэн Сяопин высоко оценил точку зрения и рассуждения Жэнь Чжунъи (с. 53, 54).

На этом Жэнь Чжунъи не прекратил борьбу. С сентября он начал писать статью об идеологическом раскрепощении. В ноябре она была закончена и под названием «Идеологическое раскрепощение – великая историческая тенденция» вышла в декабрьском номере журнала «Хунци» от 1978 года; объем статьи составил около десяти тысяч иероглифов. Она продолжала и углубляла проблематику публикации «Исправление ошибок и восстановление правильных основ теории», но была еще целенаправленнее, вдохновляла на решительные действия. В новом творении Жэнь Чжунъи вновь обличал абсурдные ультралевые идеи Линь Бяо и «Банды четырех», критиковал принцип «двух абсолютов».

Две смелых статьи Жэнь Чжунъи раскрывают слабые места «двух абсолютов». Жэнь Чжунъи неоднократно говорил, что черновики обеих статей подготовил его секретарь Чжан Юэци в соответствии с его, Жэнь Чжунъи, идеями и что секретарю удалось точно выразить его позицию. Он считал Чжан Юэци талантливым кадровым работником, своей правой рукой.

На двух совещаниях Ляонинского провинциального парткома – 20 сентября и 8 октября 1978 года – Жэнь Чжунъи подробно и системно изложил фундаментальный марксистский принцип «Практика – единственный критерий истины». Он сформулировал «два абсолюта» – принципа реалистического подхода к делу, прямо противоположных ультралевым «двум абсолютам»: «Абсолютно все, что подтверждено практикой, – верно и должно неизменно поддерживаться; абсолютно все, что на практике признано ошибочным, необходимо без колебаний исправлять».

Тогда же первый секретарь парткома провинции Ганьсу Сун Пин и первый секретарь Хэйлунцзянского провинциального парткома Ян Ичэнь поддержали точку зрения, изложенную в «Практике». Общепризнано, что Жэнь Чжунъи, Сун Пин и Ян Ичэнь ранее остальных первых секретарей провинциальных парткомов оказались в центре этой крупной дискуссии.