Текст книги "Особому делу – особый подход. Биография Жэнь Чжунъи"

Создание антияпонской школы кадров: на северо-западе Шаньдуна и юге Хэбэя

В конце 1937 года Жэнь Чжунъи с Ван Сюань покинули Бэйпин и в соответствии с намеченным планом выехали в Яньань. Прибыв в управление 8-й армии, находившееся в Сиане, после многих дней ожидания они получили от организации иные инструкции – отправиться в войсковую часть дружественных войск в Шаньси и заняться вопросами Единого антияпонского фронта КПК. Жэнь Чжунъи сказал: «Ради борьбы с японскими захватчиками мы готовы отправиться куда угодно!» (с. 14).

В январе 1938 года Жэнь Чжунъи прибыл в Линьфэн, в 66-ю дивизию войск провинций Шаньси и Суйюань, чтобы вступить в должность начальника организационного сектора отдела политподготовки в данной дивизии. Также его сделали членом оргкомитета объединенной партийной ячейки КПК, а Ван Сюань назначили помощником по политическим вопросам в «Объединенный союз жертвенных борцов за спасение Родины», располагавшийся в уезде Пу[25]25
  Город Линьфэн, провинция Шаньси. – Примеч. ред.


[Закрыть], и одновременно – руководителем партийной группы. Они работали в разных местах, но были друг от друга недалеко и часто виделись.

В мае 1938 года руководство уведомило Жэнь Чжунъи и Ван Сюань, что необходимо срочно уехать с юга Шаньси в шаньдунский городской округ Ляочэн[26]26
  В отличие от города, городской округ, помимо собственно городской зоны, включает обширные сельские территории. Центральный город обычно делится на районы (шисяцюй или просто цюй), а остальная (преимущественно сельская) часть округа – на уезды и городские уезды. – Примеч. пер.


[Закрыть], чтобы усилить кадровый состав антияпонских опорных баз на северо-западе провинции Шаньдун. Супругов перевели в ляочэнский Институт подготовки политических кадров. Это учебное заведение, выпускавшее кадры для борьбы с Японией, было создано Фань Чжусянем при поддержке Специальной комиссии КПК по северо-восточным территориям Шаньдуна по примеру яньаньского Антияпонского военно-политического университета. Фань Чжусянь занимал должность комиссара в администрации шестого района этой провинции, а также был начальником управления охраны общественного порядка (с. 15). Официально новый вуз назывался Институт шестого района провинции Шаньдун по подготовке политических кадров. Ректором института назначили Фань Чжусяня, проректором – члена Компартии и профессора Бэйпинского педагогического университета Чжан Юйгуана. Преподаватель Жэнь Чжунъи Ци Яньмин стал заведующим учебной частью, самого Жэнь Чжунъи назначили политинструктором и членом комитета объединенной партийной ячейки КПК (впоследствии ее секретарем), а Ван Сюань – политруком местного батальона, инструктором женского отряда и членом оргкомитета объединенной партийной ячейки КПК. В мае 1938 года к учебе в институте приступили первые студенты. Всего было определено четыре учебных четверти, за одну четверть обучалось четыреста человек, срок обучения составлял три месяца. До оккупации Ляочэна на антияпонской опорной базе северо-запада Шаньдуна успели подготовить более двух тысяч кадров (с. 14, 16).

В институте Жэнь Чжунъи преподавал диалектический материализм и политэкономию. По политэкономии не было готовых учебных пособий, поэтому он составлял их сам в свободное от занятий время. При тусклом свете лампы он с энтузиазмом писал их. Закончив очередную страницу, Жэнь Чжунъи отдавал ее сидящей рядом Ван Сюань, чтобы та переписала ее набело. В короткий срок пособие «Чжэнчжи цзинцзи чанши цзяочэн» («Общие знания о политэкономии») было готово, и Жэнь отдал его в типографию (с. 17, 116, 119). У него под рукой не было никаких материалов: полагаясь на отличные знания, полученные в университете, и на феноменальную память, Жэнь Чжунъи создал целостный учебник по политической экономии, а это поистине выдающееся достижение. Пособие напечатали в прекрасном по тем временам оформлении. С помощью нового учебника Жэнь Чжунъи просто и доступно излагал сложнейшие мысли, и это очень нравилось учащимся. Постепенно в знаменитое антияпонское учебное заведение северо-запада Шаньдуна стало поступать много жаждущей знаний молодежи из соседних районов.

В октябре 1938 года в дополнение к уже существующим должностям Жэнь Чжунъи назначили первым секретарем штаба 3-й антияпонской партизанской бригады, находившейся на северо-западе провинции Шаньдун. 14 ноября 1938 года японская армия атаковала Ляочэн. Фань Чжусянь дал указание Жэнь Чжунъи, Ван Сюань и другим преподавателям и ученикам Института подготовки политических кадров покинуть Ляочэн, пока не поздно, а сам остался защищать город. Через два дня ожесточенных сражений в Ляочэне Фань Чжусянь, проректор института Чжан Юйгуан, замполит штаба и член Компартии Яо Дихун, а также еще более семисот героев-защитников города с честью погибли за родину. Вся страна оплакивала смерть Фань Чжусяня. После того как Ляочэн оказался в руках противника, 26 ноября 1938 года Жэнь Чжунъи перевели в 6-й объединенный отряд шаньдунской бригады 8-й армии, расквартированный к западу от города Тайшань, и назначили ректором Института подготовки военно-политических кадров. Институт успел обучить две группы, всего более пятисот человек.

В сентябре 1939 года Жэнь Чжунъи и Ван Сюань перевели из западных районов города Тайшань на юг провинции Хэбэй. Здесь – в Северном Китае, в тылу врага – КПК основала важнейшую антияпонскую опорную базу. Жэнь Чжунъи назначили заместителем начальника отдела образования Южнохэбэйского административного управления, замначальником отдела образования кадров и одновременно директором партийной школы в Южнохэбэйском парткоме КПК. Ван Сюань стала начальником отдела пропаганды южнохэбэйского главного отделения Союза патриоток Китая, а также членом женской комиссии Южнохэбэйского парткома. В партийных, административных и военных руководящих органах южных районов Хэбэя уделяли большое внимание антияпонскому воспитанию кадров. Прибыв к месту службы, Жэнь Чжунъи бесстрашно взялся за порученную ему тяжелую задачу: создал два учебных заведения, готовивших кадры для Войны сопротивления Японии, и возглавил эти организации. Первое – Южнохэбэйская школа административных кадров, основанная в марте 1941 года. Она предназначалась для повышения квалификации начальников уездов и районов, а также руководителей отделов и секторов специальных управлений. Школа подготовила два выпуска (с. 17). Вторым учебным заведением стало открытое в марте 1942 года Южнохэбэйское политучилище, образовавшееся в результате слияния вышеупомянутой школы и Южнохэбэйской народно-демократической кадровой школы. Здесь обучались основные кадры уездного и районного уровней, училище также отработало два учебных срока. За год и девять месяцев в двух этих учебных заведениях отучились 840 кадровых работников из шести специальных районов и 51 уезда южной части провинции Хэбэй. Для победы китайского народа в Антияпонской войне была подготовлена целая армия сильных и решительных руководителей, которые умело управляли войсками. Множество кадровых работников хвалили незаурядную работоспособность и выдающийся талант Жэнь Чжунъи. Среди местных ходила присказка «Жэнь (Чжунъи), Ван (Жэньчжун) и Ли (Эрчжун) – три гения южнохэбэйской земли».

Южнохэбэйская школа административных кадров и Южнохэбэйское политучилище были особыми учебными заведениями: в них теория переплеталась с практикой, преподавали живо, с энтузиазмом, что очень нравилось многим кадровым работникам. В обучении использовали цикл лекций Мао Цзэдуна «Лунь чицзю чжань» («О затяжной войне»), «Канжи гэньцзюйди дэ гэ-сян чжэнцэ» («Политические установки для антияпонских опорных баз») секретаря Северо-Китайского бюро ЦК КПК Ян Шанкуня, «Чжэнчжи цзинцзи чанши цзяочэн» Жэнь Чжунъи и другие методические материалы (с. 16). Также были популярны лекции начальника Южнохэбэйского административного управления Сун Жэньцюна о том, как преодолевать трудности на пути к победе, и лекции командующего Южнохэбэйским военным округом Чэнь Цзайдао, посвященные тактике партизанской войны.

Жэнь Чжунъи стал директором Южнохэбэйской школы административных кадров в трудное для антияпонских сил время. Опорная база находилась в тяжелой ситуации, у школы было лишь семь или восемь винтовок и примерно по десять патронов к каждой – едва ли достаточно, чтобы при случае вырваться из вражеской осады. Поэтому Жэнь Чжунъи стремился не просто милитаризировать сознание учащихся, но научить их воевать, жить в условиях постоянных боев. Все ученики носили с собой по четыре ручных гранаты, мешок риса и одеяло. Каждое утро по сигналу они собирали рюкзаки и ходили потом с ними весь день: ели, занимались на уроках, дискутировали и выходили на строевые учения – и все это с рюкзаками за плечами. Сперва учащимся было непривычно, но со временем они приноровились и даже решили, что так безопаснее и удобнее. Порой им приходилось каждый день переходить на новое место, проходить ночью по пятьдесят километров, идти под артиллерийским огнем неприятеля. Если враг наступал, им приходилось срочно уходить, затем, найдя безопасное место, они продолжали слушать лекции и обсуждать необходимые вопросы, а на ночевку шли во временный лагерь, чтобы не подвергать опасности простой народ (с. 16).

Школа существовала в условиях жестоких набегов и карательных походов со стороны японских захватчиков. У нее не было постоянного местоположения: сегодня она в одной деревне, завтра – в другой. Преподаватели и ученики, попав в окружение, нередко становились пленниками или погибали. Чтобы лучше управлять школой, Жэнь Чжунъи назначил свою жену Ван Сюань завучем и преподавателем. Кроме того, для воодушевления учеников и учителей он написал школьный гимн: «Мы – нации китайской прекрасные потомки, к востоку от Фуян, на запад от Вэйюнь[27]27
  Фуян, Вэйюнь – реки в провинциях Хэбэй и Шаньдун соответственно. – Примеч. пер.


[Закрыть]бессчетны, бесконечны следы от наших ног. Стократно закалены в ученьи и сраженьях, японцев непременно однажды победим…»

29 апреля 1942 года в ходе большого японского карательного похода несколько преподавателей и учащихся Южнохэбэйского политучилища были взяты в плен, а затем героически погибли, многие пострадали. Чтобы обеспечить безопасность остальных единомышленников, Жэнь Чжунъи, запросив указаний у южнохэбэйской администрации, решил вернуть учеников на их рабочие посты и временно закрыть основное училище (в филиалах занятия продолжались вплоть до мая 1944 года). В ту же ночь он форсированным маршем увел одиннадцать кадровых работников в уезд Цзаобэй, где разбил их на маленькие группы и направил в несколько подокругов для того, чтобы они обучали военной подготовке массы. Сам Жэнь Чжунъи отвечал за военную подготовку пятого военного подокруга. В июле его отозвали обратно на юг провинции Хэбэй и назначили начальником отдела образования Южнохэбэйского административного управления, начальником отдела образования кадров партийной школы. Жэнь Чжунъи продолжил руководить учебными заведениями.

Как супруги прорывали «железное кольцо»

Юг провинции Хэбэй – равнинная местность. Самая опасная обстановка здесь складывалась с 1941 по 1943 год: японцы проводили в этих краях многочисленные карательные походы, брали местное сопротивление в «железное кольцо» (оба выражения японцы использовали для обозначения типов военной тактики), держали «курс на полное уничтожение»[28]28
  «Сань гуан» дословно переводится как «три уничтожения»: сжечь дотла, ограбить до нитки, перебить до последнего человека. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Повсюду вырастали блокгаузы, появились рвы, и таким образом антияпонскую опорную базу «расчленили» на множество мелких частей. Куда ни глянь – везде супруги видели эти блокгаузы и даже слышали, как враги там беседуют друг с другом. Редко где Жэнь Чжунъи с Ван Сюань могли остановиться на ночлег более одного раза и как следует выспаться, ведь японцы могли окружить их (с. 17, 18).

29 апреля 1942 года на рассвете более тридцати тысяч вражеских солдат при поддержке самолетов, танков, артиллерии и бронетанковой техники неожиданно взяли южнохэбэйскую и западношаньсийскую опорные базы в «железное кольцо». Жэнь Чжунъи, командуя отрядом из сотрудников школы административных кадров, вместе с большим войском, состоящим из работников партийных, административных и военных органов южной Хэбэй, пытался вырваться из окружения. Попав под ураганный огонь японской авиации, обстреливавшей партизан с малой высоты, кони, которые везли местную валюту из банков южной Хэбэй, получили ранения, стали истекать кровью и разбегаться в панике. Банкноты взвились в небо. Бойцов сопротивления окружили, и каждый из них, чтобы избежать гибели, принялся искать бреши во вражеском кольце (с. 19, 21).

Вначале рядом с Жэнь Чжунъи было более десятка людей из сопротивления, а затем остался только раненный в ногу связист. Ван Сюань куда-то пропала. Жэнь Чжунъи велел связисту спрятаться в деревне поблизости, а сам продолжил попытки вырваться из окружения. Три часа подряд он на коне скакал во весь дух и лишь тогда оказался на воле. Жэнь Чжунъи весь день капли в рот не брал; измученный жаждой и усталый, он заметил у дороги два бака с холодной водой и залпом выпил столько, сколько отродясь не пил. Под вечер он добрался до деревушки под названием Жэньчжуан. От нее веяло чем-то очень родным. Местные тепло приняли его и устроили на ночлег. На следующий день Жэнь Чжунъи наконец прибыл в безопасное место сбора. Там он увидел Ван Сюань и еще около двадцати работников из его кадровой школы. Он узнал, что некоторые сотрудники и учащиеся школы были убиты либо взяты в плен. В тот момент Жэнь Чжунъи пережил смешанное чувство – и радость встречи, и горе потери.

Оказалось, что во время бомбардировки Ван Сюань заползла в пшеничную ниву. Когда вражеские самолеты улетели, она осмотрелась и не увидела вокруг себя ни одного знакомого человека, поэтому побежала в ближайшую деревню. Заметив, что отряд марионеточного войска подходит к деревне с тыла, Ван Сюань мигом заскочила во двор деревенской маслодавильни, где незнакомый дедушка спрятал ее в стогу сена, припасенного для скота. Вскоре в усадьбу вломились несколько вражеских захватчиков и грубо спросили у старика: «Из 8-й армии к тебе заходили?» Тот ответил, что нет.

Солдаты марионеточного войска стали колоть штыками все подряд во дворе и несколько раз чуть было не задели Ван Сюань. Она же сидела не шелохнувшись и не дыша и лишь слышала крики тех, кого ранили или закалывали насмерть. Посреди ночи старик окликнул ее: «Товарищ, выходи, черти ушли!» Ван Сюань увидела только, что во дворе вся земля залита кровью: мертвых и раненых уже унесли. Старик накормил ее и отправил с ней сопровождающих, чтобы они охраняли Ван Сюань на всем пути. На следующий день девушку доставили невредимой обратно в отряд. Ван Сюань взволнованно говорила: «Я вернулась живой благодаря помощи замечательных людей. Мы никогда не забудем их!»

Впоследствии Ван Сюань, уже будучи членом парткома уезда в городском округе Хэншуй и руководителем уездных частей Антияпонской объединенной армии Северо-Восточного Китая, вновь столкнулась со страшной опасностью. Одну деревню, в которой находилась в тот момент Ван Сюань, вдруг окружили японские солдаты. Девушка тут же вбежала в какую-то усадьбу. Хозяйка дома быстро собрала волосы Ван Сюань в пучок, обернула ее голову платком, измазала ей лицо золой, усадила Ван Сюань перед печью и велела молчать. Тут ворвались пятеро японцев со штыками и винтовками и начали расспрашивать:

– Кто это у тебя работает?

Ван Сюань сидела молча, не поднимая головы, и только раздувала мехи. Старуха-хозяйка поспешила ответить:

– Это жена моего сына. Он встретил ее, когда торговал на заставе.

Японцы обыскали дом и двор и, ничего не найдя, ушли. Ван Сюань вновь была спасена.

Однажды в мае 1943 года Жэнь Чжунъи, в то время член постоянного бюро парткома пятого округа южной Хэбэй и комиссар южнохэбэйского пятого военного подокруга, с женой Ван Сюань пережили самое опасное в их жизни окружение. Они прибыли в одну деревню с инспекцией и планировали в ту же ночь отправиться в администрацию и военный подокруг другой деревни этого же уезда Цзаобэй, чтобы поучаствовать в подокружном собрании. Уже стемнело, поэтому супруги, послушавшись совета деревенского руководства, решили остаться здесь на ночь. На рассвете следующего дня Жэнь Чжунъи и Ван Сюань с личной охраной поспешили в военный подокруг, но на полпути с юга до них вдруг донеслись звуки стрельбы. Они увидели, как толпы народа, погоняя коров и ослов, бегут на север, и поняли, что опять попали в японское окружение. Враг шел с юга, супруги с охраной поспешили на юго-восток и, к счастью, отыскали лазейку в сжимавшемся «железном кольце». А пальба уже доносилась со стороны деревни, где они вчера ночевали. Лишь когда в сумерках противник отозвал войска, Жэнь Чжунъи с Ван Сюань узнали, что японцы настигли и окружили штабных военного подокруга на речной отмели, где воды было по пояс, и что командующий штаба, его заместитель, а также множество кадровых работников и бойцов пали в бою. Секретарю окружного парткома Ли Эрчжуну удалось бежать, но он получил пулю в левое запястье. Если бы супруги выехали в военный подокруг вчера вечером, их тоже бы загнали на эту отмель и убили. Но если бы после ночлега в деревне они чуть позже тронулись в путь, то все равно попали бы в окружение и погибли. Они были на волосок от смерти (с. 18, 20, 21)!

Первый ребенок у супругов родился в 1939 году. В то время они круглые сутки шли вместе с войсковыми частями по крутым, обрывистым горам, поэтому первенца назвали Жэнь Ци[29]29
  «Ци» означает «крутой», «обрывистый». – Примеч. пер.


[Закрыть]. Возможности взять ребенка с собой не было, и пришлось отдать его на воспитание в семью Юйжун, младшей сестры Жэнь Чжунъи. В 1942 году, когда был большой неурожай, Жэнь Ци и ребенок самой Юйжун умерли от голода. В июле того же года у Жэнь Чжунъи и Ван Сюань родился второй ребенок. Ван Сюань родила без чьей-либо помощи, лежа на простом деревенском кане[30]30
  Кан представлял собой широкую кирпичную или глиняную лежанку, внутри которой по специально проведенным каналам проходил горячий воздух от печи; одновременно он являлся дымоходом. Печь, находившаяся у одного из концов лежанки, служила также и для приготовления пищи. – Примеч. ред.


[Закрыть]. В память о Жэнь Ци и в напоминание о том, что второму сыну предстоит пережить, его назвали Жэнь Няньци[31]31
  «Няньци» – «память о Ци», «помни об опасностях». – Примеч. пер.


[Закрыть]. Скрываясь от японских карателей, Ван Сюань часто забиралась в густой гаолян с Жэнь Няньци на руках. Няньци еще месяца не исполнилось, когда его отдали одной бездетной деревенской тетушке по фамилии Дуань. Впоследствии у Дуань родился собственный ребенок, и она вернула Няньци супругам (с. 26).

Решительное противодействие левоуклонистскому «движению за экстренное спасение»

В 1942 году в Яньане началась кампания по упорядочению стиля. Это было беспрецедентное по своим масштабам общепартийное движение, направленное на марксистское просвещение и идеологическое раскрепощение членов КПК. Благодаря этому уровень марксизма-ленинизма в партии вырос, она достигла небывалого единения.

В ходе кампании по упорядочению стиля возникло «движение за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути».

В июле 1943 года заместитель председателя Главного комитета по делам обучения, начальник Главного управления КПК по социальным вопросам Кан Шэн выступил на кадровом собрании в Яньане с докладом о мобилизации членов партии. Нормальный рабочий процесс кампании по упорядочению стиля он дополнил так называемым «движением за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути» и развернул чересчур жестокую борьбу с инакомыслием: призывал «вынуждать к признанию и верить этому признанию»[32]32
  Зачастую так людей заставляли признаться в тех дурных делах, которых они не совершали. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Меньше чем за две недели было составлено множество подложных дел и вынесены тысячи ошибочных приговоров. Позже ЦК КПК исправил эти ошибки. В праздник Весны 1944 года соответствующие руководящие ведомства начали выявлять ошибочные приговоры и реабилитировать приговоренных, а также извинились перед несправедливо осужденными.

«Движение за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути» захватило и другие опорные базы. В ноябре 1943 года комиссара южнохэбэйского пятого военного подокруга Жэнь Чжунъи и Ли Эрчжуна – секретаря парткома местного пятого округа и по совместительству комиссара пятого военного подокруга – перевели в Партийную школу Северо-Китайского бюро ЦК КПК. С оружием в руках и рюкзаками за спиной они в сопровождении двух личных охранников сутками шли к месту назначения. Ночью они тайком переправились через заградительную линию между горами Тайханшань и Цзинань и оказались в местности Тайюэ.

Жэнь Чжунъи вскоре получил телеграмму от ЦК, в которой говорилось, что в ходе «движения за экстренное спасение тех, кто пошел по ложному пути» выявлено много шпионов. Также сообщалось о примененных принципах «спасения»: «партия окружает, а малые подразделения наступают», «проявлять великодушие к тем, кто признал свою вину, и строго наказывать тех, кто не признается». Жэнь Чжунъи очень удивился. Больше месяца спустя их с Ли Эрчжуном одновременно направили на курсы, посвященные упорядочению стиля работы, в Партийную школу Северо-Китайского бюро ЦК КПК, которая располагалась в горах Тайханшань в поселке Матянь уезда Цзоцюань. Большей частью попавших под подозрение и подвергшихся «спасению» были кадры, работавшие в гоминьдановских районах, особенно интеллигенция. Таким «подозреваемым» почти сразу же стал Ли Эрчжун. Из него выдавили признание, что перед майским карательным походом якобы именно он передавал японским захватчикам информацию. Чтобы скрыть свою причастность, Ли Эрчжун будто бы выстрелил себе в запястье. Его заклеймили как «предателя», «вражеского агента» и подвергли очень жестоким пыткам. Не выдержав пыток, Ли Эрчжун бежал в горы, но его поймали, вернули и продолжили мучить (с. 20, 22).

Жэнь Чжунъи сильно сомневался, что в партии столько «шпионов» и «предателей». Он полагал, что проверки ведутся субъективно, односторонне, слепо и что недопустимо «вынуждать к признанию и верить этому признанию», ведь это жестокий и негуманный метод. Жэнь Чжунъи и не догадывался, что его самого тоже начнут «спасать». Следователи выдвинули ему два обвинения. Во-первых, назвали Жэнь Чжунъи агентом Гоминьдана, бездоказательно утверждая, что в бытность секретарем партийной ячейки Университета Китая он был связан с органами гоминьдановской агентуры. Во-вторых, назвали его троцкистом и при этом не привели в доказательство ничего троцкистского, что бы он говорил или делал. Сам Жэнь Чжунъи не знал, какова доктрина китайских троцкистов.

Следователи брали его измором: сутками допрашивали, вынуждая признаться. Они «работали» в три смены – один вел допрос, два других спали, – одному только Жэнь Чжунъи не давали поспать. Они позволяли ему задремать лишь на несколько минут – за месяц такого «сна» накопилось всего-то несколько часов. Стоило Жэнь Чжунъи заснуть, как они тут же будили его побоями, чтобы получить нужные показания.

Пока Жэнь Чжунъи изводили до бесчувствия, ответственный из Комиссии по проверке кадров попытался убедить его признаться в якобы совершенных делах. Но Жэнь вместо признания дал проверяющему рекомендацию:

– Партии нужна осторожность, осторожность и еще раз осторожность.

– Партии нужно твое признание, признание и еще раз признание! – ответил тот.

– Я верю партии! – воскликнул Жэнь Чжунъи.

– Партия считает, что с тобой что-то нечисто, – продолжил ответственный из Комиссии по проверке кадров.

– Я верю Председателю Мао! – снова воскликнул Жэнь Чжунъи.

– Председатель Мао считает, что ты нечист! Ты знаешь, где ты сейчас находишься? – напирал на него проверяющий.

– В Партийной школе Северо-Китайского бюро, – ответил арестант.

– В партийной школе? Да ты в ГБУ[33]33
  ГБУ было китайской транслитерацией для русской аббревиатуры ГПУ – советской политической спецслужбы Государственного Политического Управления при НКВД РСФСР. Позже эту спецслужбу переименовали в Комитет государственной безопасности (КГБ). – Примеч. пер.


[Закрыть]! – воскликнул тюремщик.

Услышав эту фразу, Жэнь Чжунъи задрожал от ужаса, все мысли смешались. Проверяющие разыскали Ван Сюань, которая на тот момент занималась упорядочением стиля в партийном отделении на Тайханшаньской равнине и была старостой одной из групп учащихся, и потребовали, чтобы она подтвердила сфабрикованное «признание Жэнь Чжунъи». Увидев текст «признания», Ван Сюань сразу поняла, что это обман, и категорически отказалась. Тогда инспекторы вновь стали вымогать у Жэнь Чжунъи признание, мотивируя это якобы имевшими место «свидетельскими показаниями Ван Сюань». Жэнь Чжунъи взглянул на эти показания и гневно воскликнул: «Это все неправда! Не было такого!» Коварный план мучителей был разрушен. Истязаемый до полусмерти, в полубреду Жэнь Чжунъи вдруг осознал: если так пойдет дальше, однажды он сойдет с ума, а мучители, воспользовавшись этим, заставят его признаться во всем, в чем пожелают, и в итоге его признают «шпионом», «троцкистским бандитом». Тогда, помимо того, что для всех он станет предателем и врагом народа, опорочит свое имя, он, возможно, даже не сможет сохранить себе жизнь. Жэнь Чжунъи знал, что в ходе этого «движения за экстренное спасение» некоторых хороших товарищей вот так же, без ясной причины казнили. В то время любому обвиняемому было, как говорится, даже в Хуанхэ не отмыться, – он не имел возможности оправдать себя. Однако Жэнь Чжунъи не желал смиренно ждать смерти. Он решил не дать довести себя до отупения, поэтому каждый раз, как у него помутнялось сознание, Жэнь Чжунъи незаметно больно щипал себя за бедро, а когда становилось совсем невмоготу, то прикусывал губу или язык – иногда до крови. Жэнь Чжунъи был даже готов откусить себе язык, лишь бы не признаваться в ложных обвинениях. Три месяца следователи пытались взять Жэнь Чжунъи измором, но не добились признания. Они устали пытать его, и допросы прекратились. Жэнь Чжунъи поместили под домашний арест на восемь месяцев. Его, заклейменного как вероятного троцкистского бандита, назначили заместителем главного редактора в издательстве «Синьхуа шудянь» сети «Синьхуа», который подчинялся Северо-Китайскому бюро. Фактически никакой редакторской работы ему не давали, и он по собственной инициативе несколько месяцев занимался корректурой. Какое-то время он спал на одном кане и в одном соломенном доме с автором «Сяо Эрхэй цзехунь»[34]34
  Академическая китайская опера. – Примеч. пер.


[Закрыть] («Свадьбы Сяо Эрхэя») Чжао Шули, затем переехал в комнату в крестьянский дом, но уже ни с кем ее не делил. Однажды ночью Жэнь Чжунъи отравился угарным газом из печи, которую затопил в холод, и потерял сознание. К счастью, упал он рядом с дверной щелью и поэтому позже пришел в себя.

В этой комнате он прочел много книг по марксизму-ленинизму и вел дневник, в котором на протяжении шести месяцев записывал правду о своей жизни, фиксировал ошибки и заблуждения «движения за экстренное спасение». В целях конспирации записи Жэнь Чжунъи делал на латыни, выученной в Университете Китая. Дневниковый блокнот, маленький, удобный для переноски и хранения, был изготовлен из краешков бумаги, отрезанных у напечатанных книг. В то время Жэнь Чжунъи написал стихотворение «Чжанхэ чжи гэ» («Песнь реки Чжанхэ»), которое начиналось и заканчивалось одинаково: «Воды Чжанхэ хрустально-чисты. Видно сквозь гладь до самого дна – толща Чжанхэ прозрачна, светла». Воды реки Чжанхэ, протекавшей рядом с Партийной школой Северо-Китайского бюро, – аллегория на историю жизни Жэнь Чжунъи: они столь же чисты и незапятнанны. К сожалению, в период «культурной революции» автор сжег дневник, который более двадцати лет носил с собой, чтобы избежать преследований за литературную оппозиционность.

За время «экстренного спасения» шпионами и троцкистами объявили огромное число превосходных кадров. Множество партийных кадровых работников были разгневаны этим произволом и постоянно высказывали ЦК свое недовольство. Осознав, что проверка кадров уже превращается в расширение борьбы против контрреволюции, Мао Цзэдун стал публично, когда было возможно, извиняться за эти действия. В 1944 году ЦК разработал указания, чтобы исправить ошибки «движения за экстренное спасение» и выявить надуманные, сфабрикованные обвинения. Наводившая ужас на весь Северный Китай Партийная школа Северо-Китайского бюро фактически так и не «спасла» ни одного «шпиона» или «троцкистского бандита»: в конце концов она реабилитировала всех своих жертв. В апреле 1945 года после полутора лет в этой школе Жэнь Чжунъи вернулся к прежней работе. Его назначили членом постоянного бюро парткома второго округа южной Хэбэй и комиссаром южнохэбэйского второго управления.

В последние годы жизни Жэнь Чжунъи, вспоминая эти левацкие трагические события, навеки запечатлевшиеся у него в душе, говорил: «Тогда я и не догадывался, что впоследствии на собрании в Яньане Председатель Мао Цзэдун поклонится перед всеми невинными жертвами “спасения” в знак извинения. Это говорит о порядочности и масштабности стремлений великого лидера, об умении исходить из реальных фактов, которое должно быть присуще образцовому марксисту. Жаль, что этот исторический урок плохо усвоили, не сумели извлечь из него ценный опыт». О поведении ответственного из Комиссии по проверке кадров Жэнь Чжунъи отозвался так: «В атмосфере того времени, практически периода красного террора, я не заметил никого, кто бы доблестно сопротивлялся этому безумию, и тот ответственный едва ли был исключением».

Сам же представитель Комиссии по проверке кадров, будучи пожилым, припоминая те события, всякий раз испытывал сожаление и угрызения совести: «В 1944 году в ходе проверки кадров в кадровой школе Северо-Китайского бюро я навредил нескольким товарищам. Воспоминания об этом до сих пор приносят мне душевную боль. Резюмируя этот горький опыт, я написал памятную фразу: “Преданная глупость, глупая преданность”» (с. 22).