Текст книги "Сады земные и небесные"

«Мир разрушен взрывною волною…»

 
Мир разрушен взрывною волною.
Беспрерывно строчит автомат.
В дом поспешно вхожу, а за мною
благовейный летит аромат.
 
 
Это сад! Это сад бессловесный,
расплескавший цветы у крыльца,
два крыла распластавший над бездной,
посылает за мною гонца!
 
 
Чтобы сердце от страха не билось,
не рассыпалось в прах бытиё,
вон лоза на стене укрепилась,
обвивает и держит её.
 
 
И густая тенистая крона,
и колючие эти кусты —
круговая моя оборона
от внезапной и черной беды.
 
 
Ароматы летят от порога,
начинают по дому кружить,
и крылатая эта подмога
помогает и выжить, и жить.
 

Английский сад как образ жизни

Этот сад сквозной и ранний,

устремленный в небеса!

Пламя вспыхнувших гераней

обжигает мне глаза.

Сад как образ жизни…

Именно так можно было бы обозначить психологическую, а может быть даже и биологическую, привязанность британцев к саду, ставшему не просто атрибутом повседневности, но существенной и неотъемлемой частью частной, внутрисемейной жизни многих и многих из них.

Первая же моя английская подруга, с которой мне довелось побеседовать на тему жизненных ценностей, сказала, что главное для нее в этой жизни – это ее сын и ее сад. Именно так, и не иначе. Сначала сын, потом сад, как две постоянные величины и неизменные привязанности. Мужа можно сменить, что она и сделала. Дом купить получше и побольше. Но везде и всюду с ней будут ее сын и ее сад.

Уточню для непонимающих: и на новом месте она примется разбивать и возделывать сад своей мечты, тот, который однажды и навсегда зацвел в ее неспокойной душе истинного лондонского «кокни», то есть горожанина-простолюдина. Это был сад ее детской грёзы, возникшей еще в далеком детстве, когда она смотрела с балкона своего многоквартирного дома «для бедных» на садики и палисаднички частных особнячков восточной лондонской окраины.

 
Так всходы выпирают из земли,
Как будто годы наши не ушли.
Так выпростался и окреп бутон!
Не ведая, что станется потом…
 

Когда в зрелом возрасте она перебралась в зажиточный южный Лондон, она воплотила в жизнь тот образ сада, который видела в своих детских мечтах. Я была в этом саду. Там легкий плющ, называемый в этой стране ивой, увивался вокруг ажурной беседки. С крыши свисали лиловые грозди глицинии. Переливались всеми цветами радуги азалии и рододендроны. И, конечно же, повсюду царствовали розы невероятных размеров и самых непредвиденных форм и расцветок. Между розовыми кустами вилась гравийная дорожка, и невозможно было пройти по саду, не зацепившись одеждой за толстые колючки элитных розовых кустов.

Это «розовое наваждение» моей чудесной и темпераментной лондонской приятельницы пришло мне на память не случайно. Именно Великобритания является рекордсменом по количеству селекционированных сортов роз. Именно здесь по телевидению идет рекордное количество программ о садоводстве во всех его видах. Не счесть общенациональных и локальных садовых конкурсов и ежегодных фестивалей садового дизайна. Именно здесь, в этом благодатном для растительности климате, можно увидеть самые экзотические растения, не отъезжая от дома на значительное расстояние. Именно здесь, на Британских островах, садоводство стало не просто увлечением, но и образом жизни.

Спрос на садовые зрелища стоит едва ли не на втором месте после спортивных. Если вы вовремя не заказали билет на садовый фестиваль в Челси или Хемстеде, то придется ждать целый год, чтобы увидеть, на что способна фантазия садоводов-дизайнеров и цветоводов-селекционеров.

Можно сколько угодно утешать себя тем, что для просмотра и лицезрения всегда открыт чудесный «розовый сад» в Риджентс-парке, что можно круглый год видеть цветы-экзоты в Кью гарденс или просто в саду своего соседа. Но все же лучше постараться успеть пойти на праздник цветов в Челси. Уж там-то нам обещано «best of the bеst». И даже извращенное воображение садовников-постмодернистов, украсивших цветочную клумбу абстрактной скульптурой, напоминающей нечто неприличное, не испортят ощущения свершившегося праздничного события. А нелепое скульптурное «нечто» можно отнести к эффекту теплового удара, от которого, дескать, в глазах помутилось и невесть что привиделось.

Конечно же, садовое искусство, как и всякое другое, не стоит на месте. Вот и в сады добрались хорошо оплачиваемые спонсорами экспериментаторы и апологеты всего безобразного. Хочется им и в саду проявить свою ущербную творческую индивидуальность. В семье, как говорится, не без урода. Интересно, есть ли ремесленная садоводческая гильдия, куда вступали бы, как в любой творческий союз, по предъявлению работ, говорящих о таланте и призвании? А может быть, это и не нужно, именно потому, что в Англии всяк сам себе садовник. И сам, как правило, распоряжается садовым пространством.

Даже если владелец сада начисто лишен пространственного воображения и вынужден обращаться к специалистам по садовым интерьерам, он чаще всего выражает свои самые заветные пожелания. Например: никакого гравия, он хрустит! Или: обязателен водный каскадик и водоёмчик с золотыми рыбками. И чтобы кувшинки и лилии. Или: никаких лилий, не выношу их запах! Вот вам и соучастие в создании образа собственного, не похожего на другие, сада. И таких творцов здесь ровно столько, сколько недвижимости в частных руках.

Я убедилась в этом в первые же годы своего здесь пребывания, когда мы с мужем получили приглашение на «День открытых садов» в деревне Тилфорд, в графстве Суррей. В этот день распахиваются двери и калитки в садовых оградах фермерских хозяйств, маленьких деревенских коттеджей, больших особняков и богатых поместий.

Входные билетики стоят совсем малых денег, да и те уходят, как правило, на общедеревенские благотворительные нужды. То, что мы увидели, потрясло меня до глубины души и навсегда осталось запечатленным на многочисленных видео и фотокадрах.

Там были большие садово-парковые комплексы, с частными рощами и полянами, а одно такое поместье могло похвастаться даже своим частным озером. Хозяин доверительно поведал нам, что в озере исстари водятся русалки, и он сам их видел в полнолуние, когда был подростком. Что только не привидится мальчику из богатого поместья в пору полового созревания и первой детской влюбленности!

Были и сады поменьше, ухоженные и разнообразные, с геометрически подстриженными кустами и деревьями, с вьющимися по фасаду розами, глициниями и клематисами. Фейерверк красок, фонтан восторгов! А самые маленькие сады – это патио, то есть вымощенное плитами пространство позади дома, заставленное разнокалиберными вазами, вазонами, горшками и горшочками с гортензиями, геранями, петуньями и бегониями, агавами и карликовыми туями, пушистыми и душистыми декоративными травами и так далее. Всего не счесть!

Уже тогда я заметила, что английский сад (о парках мы сейчас не говорим) имеет несколько обобщающих садовую культуру особенностей. Есть некие элементы садового дизайна, которые, если и не обязательны, то желательны для сада. В данном случае я говорю только о южно-английских садах. Уже в Йоркшире, а тем более, например, в Шотландии, погодные условия и состав почвы диктуют другие вкусы и понятия в восприятии садового интерьера.

Первое и непременное условие – это аккуратно подстриженный вечнозеленый газон. Большой или размером с прикроватный коврик, это уже не столь важно. Важно, чтобы он был! Чтобы «земля дышала», выдыхая в твое личное жизненное пространство чистую и мощную энергетику земных недр.

Все, что вокруг газона, это уже выбор хозяина или приглашенного дизайнера. Там могут быть кусты цветущих азалий или камелий, жимолости или жасмина, гортензий или сирени. Но непременно из кустов проглянет забавная мордочка садового гнома, по преданию приносящего счастье и благополучие в дом.

Там или сям, глядишь, мелькнет сквозь кружевные занавеси веток каменный олень или античная дева с разбитым кувшином. А вот и сам кувшин с антикварной патиной на боках, стоит себе среди зелени и цветов, словно его забыли на время, вот-вот вернутся и заберут. А за поворотом садовой дорожки вас могут встретить длинногорлые и длинноногие железные птицы: аисты, журавли, цапли. Ах да, еще зайчики гипсовые и бронзовые прячутся в зарослях или сидят с каменной морковкой в обнимку на солнечной полянке.

Все это любимые персонажи южно-английских садовых скульптур. Именно они и есть непременная, или хотя бы желательная, составляющая садового интерьера в южных английских графствах. Безусловно, «продвинутый» хозяин, посетивший галерею Саачи, может вместо этих невинных Божьих тварей выставить у себя в саду напоказ разрезанную на куски корову в стеклянном кубе с формалином! Но уж очень дорого стоит это, язык не поворачивается сказать, «произведение искусства».

Пока что садоводы обходятся без этих новомодных изысков, способных лишить хозяина сада душевного покоя, что полностью противоречит предназначению садового пространства, должного по замыслу служить прообразом утерянного человечеством рая. Что и воплощается, по сути, во многих и многих маленьких и больших британских садах.

 
Странный такой горит полусвет,
Зиждется в дебрях сада.
Там хорошо, где нас нет,
И там, где нам быть не надо.
 
 
Но вышел садовник, чтоб строить и месть,
И думает на досуге:
«Там хорошо, где мы есть!
Прочее всё – потуги…»
 

Весна этого года, необычно солнечная для этих широт, вызвала к жизни настоящий шквал, а вернее, даже бурю раннего цветения японских и китайских камелий, нарциссов, гиацинтов, азалий и тюльпанов. В моем саду тоже сейчас вокруг газона расплескалось многоцветное море причудливых тюльпанов сорта «попугаи» всех тонов и оттенков. Вот-вот зацветет огромный туркестанский мак. Отцветает лиловая глициния, которую в детстве я могла увидеть только в Крыму, в Ялте. Уже увядает персидская сирень. Но набирают силу пионы. И розовые бутоны вот-вот взорвутся фейерверком красок. Похоже, что уроки садоводства, которые я брала прямо из окружающей меня английской садовой жизни, не прошли даром.

А что касается образа жизни, то и в Лондоне, и в английской деревне, без разницы, обладатели садов проводят там существенную часть жизни. И не за прополкой грядок, и не в борьбе с колорадским жуком (к счастью). В саду почти во все сезоны (если повезет с погодой) пьют чай, обедают, принимают гостей, устраивают шумные вечеринки, там, полулежа в кресле-качалке, читают книги и просматривают газеты, выкуривают трубку или первую утреннюю сигарету. Там слышны детские и птичьи голоса или, пусть даже противные, вопли живущего у соседа павлина. Все равно это огромное счастье – круглый год жить на воздухе, на земле, в саду, где ночью бродят ежики, куда захаживают лисы. И ведь если говорить о лисах, ежиках, бурундучках и птичках, то, обзаведясь английским садом в Лондоне, это мы заняли их жизненное пространство, а не они у нас его позаимствовали.

 
В декабре даже розы цветут!
Зимний Лондон природу иначит.
Только ежик свернулся – и спит.
Только сердце проснулось – и плачет…
 

«Благодарю тебя, мой лес…»

 
Благодарю тебя, мой лес,
что пробираясь между рыл,
вошла под твой густой навес —
и ты меня от них прикрыл.
 
 
Благодарю тебя, мой сад,
что ты вокруг меня воздвиг
колючий розовый посад,
чтоб враг настырный не настиг.
 
 
Благодарю тебя, мой Муж,
что по такой лихой поре,
меня упрятал ты к тому ж
в высокий терем на горе.
 
 
А вековой полночный гул:
конвент деревьев, их меджлис,
меня сподвигнул, натолкнул
на бытование меж лис.
 
 
За бытование меж звезд,
меж птиц, меж солнцем и луной,
благодарю тебя, Отец,
за этот паморок ночной.
 

Обрезая розы

Поработаю в саду и к компьютеру пойду.

Невозделанный, пустой! Подожди меня,

постой!

Вот лопата. Вот кирка. Вот и первая строка.

Вот и зрелые плоды. И шумят мои сады…

Обрезаю увядшие, скукоженные головки цветов, чтобы они – как учат нас умелые садоводы – не оттягивали на свою никому уже не нужную немощь жизненные соки. Не отягощали собой молодой, напористый и звенящий от полноты кипящей в нем жизни розовый куст. Недаром отжившие свое, одряхлевшие розы, пионы и прочая, называются по-английски «dead had», то есть «мертвая голова». И ее следует вовремя отсечь во имя продолжения рода и процветания его, пока она не заела век цветущей молодежи. Логично.

То же самое мы наблюдаем у первобытных народов, относивших в голодные годы старушку-мать (престарелый отец, надо полагать, и сам бы дошел), согласно неписаному закону природы, на вершину горы, вглубь тайги или в пустыню. Так безжалостно отсекается отжившее.

И все же, как благородно стареют некоторые растения! Как деликатно сворачивается в погребальную трубочку еще вчера могучий, эротически привлекательный и плотоядный ирис, чтобы дать дорогу молодым и напористым цветкам, столь любимым художниками Востока. Это нужно увидеть собственными глазами и постараться осмыслить этот не столько житейский, сколько метафизический урок.

Это ведь тот самый ирис, который недавно словно бы стеснялся и не хотел расцветать днем, а все норовил расцвести под покровом ночи – не на глазах у людей. Он словно бы не верил, что утром взойдет солнце и снова станет тепло. Я все же подсмотрела, как однажды вечером он словно бы надул изнутри воздухом, как воздушный шарик, свой большой бутон: вот-вот лопнет! А до этого он несколько дней старательно прикрывал головку бутона кожаным капюшоном – без всякой веры в то, что весна все-таки наступит. А наступила сразу летняя жара. И цветок выпростался из тугих пеленок и расцвел во всю мощь и силу. И светился и ликовал на солнце. А потом состарился и в трубочку свернулся. Но опять же не днем, а ночью.

Тайна рождения, цветения и смерти цветка – сопоставима с человеческой жизнью…

 
Средь предумышленных угроз, разлада и распада,
Меня накрыло буйство роз дарованного сада.
Взметается поверх голов цветов волна взрывная,
Осколки красных лепестков на землю уроняя…
 

С садом нужно разговаривать, опекать цветы и соцветия, нахваливать и укорять. И принимать, если нужно, роды. Вот сегодня мне пришлось сделать «кесарево сечение» приболевшему гималайскому маку, вернее, маковке.

Пришлось вскрыть тугую оболочку бутона, не выпускавшего из себя на волю «младенца». В результате выпростался из нутра бутона не мак, а маленький и слабый, недоношенный, я бы сказала, «мачок». Его лепестки были похожи на измятый лист бумаги. Он был не такой яркий, как его сородичи, появившиеся на свет естественным путем. Эти-то здоровяки сами раздвинули толстокожую, шершавую родительскую плоть и выпростались на свет, ликуя и победно вопя, впрочем, беззвучно, как в старом немом кино.

В саду нужно уметь всё: ласкать, целовать и нянчить маленьких.

И утешать стариков…

Не выходя из сада

 
 Так ли легко цвести
 втайне от мира, скрытно?
 Можно ли в Сад войти,
 если пути не видно?
 
 
 Не рукотворна кладь.
 Но высока ограда.
 Можно ли мир объять,
 не выходя из сада?
 
 
 Славно листве звенеть
 в зоне добра и лада.
 Можно ли преуспеть,
 не выходя из сада?
 
 
 В небе гнезда не свить —
 сердцу нужна опора.
 Можно свой сад завить
 розами – до упора.
 
 
 Пенку с цветенья снять —
 так велика услада!
 Можно ли мир понять,
 не выходя из сада?
 
 
 Видеть и обонять…
 Под золотою сенью
 можно ли спесь унять
 или гордыню с ленью?
 
 
 Можно ли песню спеть,
 если сильна досада?
 Можно ли все успеть,
 не выходя из сада?
 
 
 Можно ль в душе взрастить
 Сад без тщеты и тленья,
 если бы всех простить
 и испросить прощенья…
 

Укус осенней осы

Если нежные твари рассвета

полноправные жители сада,

то тлетворные твари заката

пробираются в сад – воровато…

В этом году в окрестных лесах созрели на редкость обильные осы. Как говорил в таких случаях мой муж: «Это не они у нас живут. Это мы у них поселились!». Но все же он звонил иногда в фирму, призванную избавлять горожан от остатков живой природы, досаждающей им или излишне опасной. Несколько раз этим специалистам приходилось уничтожать огромные осиные гнезда на нашем чердаке. Уж очень осы были агрессивные. Могли забраться в постель, за шиворот. Целыми эскадрильями атаковали тарелки с едой, если мы ели в саду.

А нынче осы уродились огромные, но какие-то ленивые, вальяжные. Барражируют по спальне, гудят, спать по утрам не дают, но в личную жизнь, как говорится, не лезут.

Тронутая их явным пацифизмом, я повадилась выпускать их из комнаты в лес через окно. Типа: на волю, на волю, в пампасы! – такие-сякие!

Но не всем из них пришлась по нраву эта принудительная депортация. Как-то вечером перед сном я вступила в противоборство с осой гигантских для этих особей размеров. Несколько раз легким ударом веера, будто ракеткой, я отправляла ее в заоконные дали. Но она с жутким жужжанием тяжело и упорно, переваливалась через подоконник обратно в комнату. И так – несколько раз. Я устала, и на время забыла о ней. И вот тут-то эта неблагодарная осища, подло затаившаяся на ночном столике, укусила меня и тут же вылетела в приоткрытое окно. Ох, и больно же было, в самом деле! А когда тебе сделают больно – не захочешь, а начнешь и чувствовать, и думать: за что, дескать, зачем да почему.

И ведь так проста и доступна была заявленная этим происшествием мораль: даже оса не улетит из дома, прежде чем не исполнит свое предназначение!

Говорили же нам: чему быть – того не миновать. А мы не верили.

* * *

 
В этом мире, где всякий обижен
на судьбу, на недолю и др.,
сад небрежно одет и подстрижен —
перерос, износился до дыр.
 
 
И погодою злою поруган,
отряхает свой ветхий наряд.
Пораженные зимним недугом
ветви ноют, суставы хрустят.
 
 
Но таимые соки земные
и потоки небесных лучей
исцелят и деревья больные,
и кусты – поискусней врачей.
 
 
Как бы мы, вероятно, хотели
эту силу и мощь обрести:
словно сад, на последнем пределе
заупрямиться – и расцвести…
 

Напрасная красота

Пока нас не было полтора месяца, двери лондонского дома оплела нежная, кружевная, словно бы вышитая алмазами, роскошная осенняя паутина. Атласная вуаль! Бриллиантовая кисея! Воздушный капкан!

И в то же время, наводка для воришек и домушников: никого нет дома. И очень давно.

Напрасная и опасная красота.

 
Хоть дни мои весьма бесславны и рутинны,
алмазная резьба осенней паутины
сияет и горит, и свет небесный множит.
И пусть душа болит, но любоваться – может.
 

Зато в саду, у каменной стены, за камелией, под старой скамейкой, которую мы пожадничали выбросить, в эти же дни поселился большой и прекрасный, огненно-рыжий (а бывают и пегие!) лис.

А может быть, и лисица: слишком уж мордочка (черно-белая!) мила.

И маленькие ушки так трепетно и тревожно подрагивают в диких зарослях надолго покинутого нами сада.

Лисы в Лондоне – дело обычное. Соседи. Тем более что моя садовая калитка выходит в лесной заповедник. Но я своих лисовинов знаю в лицо. И в полглаза могу отличить мальчика от девочки. Этой лесной красавице у меня в саду теплее и безопаснее. По лесу ведь собаки англичанские шныряют, отпущенные хозяевами с поводка. А тут покой. От нее до порога моей кухни – меньше двух метров. А косточек куриных у меня для нее сегодня нет – рождественский пост. Придется ей ночью помышковать в лесных ежевичных завалах. Но в холодную погоду она любит ночевать за камелией у каменной ограды сада.

Да чего уж там… Вместе всегда теплее и надежнее.

 
Идут дожди. И топчутся в саду.
Бормочут розы зимние в бреду.
Не вынести ненастья между строк!
И бремени цветения – не в срок…
 

Плачущий сад

…и в даль идет, и плачет, уходя.

А. Фет

 
После ливня особенно тесно в саду
от цветов – их толпы гомонящей.
Я однажды, в калитку войдя, не найду
этот плачущий сад, этот сад уходящий.
 
 
Я однажды войду и увижу навряд
золотые цветочные купы.
Разве этот поникший и плачущий сад
целовала я в росные губы?
 
 
Только чистого воздуха гулкий глоток
там, где жизнь ликовала.
Как безумная, каждый расцветший цветок
я тогда целовала.
 
 
Как знакома мне эта телесная дрожь,
призрак страсти усталой – несносен.
Сад проходит как ливень, сад проходит как дождь —
осень.
 

Женитьба Робина

А Робин уже жениться собрался! Но сначала решил обустроить жилище. Смотрю сегодня: тащит стройматериалы раза в два превышающие его рост и объем. Паренек-то он щуплый, неприметный. Разве что грудь колесом в ярко-красной манишке выделяет его из ряда серых пичужек, слетевшихся погреться в мой сад. За каменной изгородью, увитой вечнозеленым плющом, и ветер ледяной не так страшен. Погрелись, полетели. А Робин остался. Снегирек ты мой английский! Мужичок бесстрашный! А может, и малиновка, кто вас там знает… Ждешь-поджидаешь или уже высмотрел кого? Каждый год семейные птичьи парочки вьют гнезда в нашем саду. И не этот ли хлопотун родился и встал на крыло в нашем саду о прошлом годе? Получается, мы родня. Не по букве – по сути.

 
Когда судьба с ума сведет
тоскою хладнокровной,
наладить сад – и пусть цветет
постриженный и ровный.
 
 
Во времена крутых надсад
куда нам всем деваться?
но и тогда попробуй – Сад
создать и любоваться!
 

Вернулась с прогулки, а он уже отдыхает от хлопот, на веточке раскачивается. Распушил перышки так, что почти в круглый шарик превратился! Согреваются они так, что ли? И все же нетрудно догадаться, что греет его не столько пух и перо, сколько ВЕРА в то, что все сбудется, и она обязательно найдется и прилетит в его малогабаритное гнездышко. Зря, что ли он строил, старался! Я по газону хожу. А он на солнышке перышки чистит. Так и живем. Робины давно нас не боятся. Раньше наша рыжая кошечка Мумзик сторожила у стены и не давала выжить неосторожным, выпавшим из гнезда крохотулькам. А сейчас мы одни остались. Чего им бояться? Я всякие слова нежные ему говорю, приободряю. А он меня поучает в ответ: «Любовь меня, говорит, согревает, Лида. Любовь. Или даже скорее – ожидание ЛЮБВИ! То, что вы называете словом НАДЕЖДА. Ведь, в конце концов, все обустроится и свершится!».

Маленький да удаленький этот мой пернатый дружочек Робин.

* * *

 
Под пологом небесной кисеи,
Под звон ежевечерней переклички,
Как выживают малые сии —
Незлые насекомые и птички?
Вокруг газонов скошенных лузга,
Роскошные луга куда-то делись,
Там травы колыхались, как тайга,
В них существа и сущности плодились.
Там всем хватало хлеба и воды,
Все спаривались страстно, поелику
Записывать их не было нужды
Ни в Красную, ни в Голубую книгу!
Конвульсии отравленной реки…
Но там роятся комары и мушки
Злой воле человечьей вопреки!
И выживают малые пичужки.