Текст книги "Сады земные и небесные"

Императорская работа

Два дня занималась «императорской» работой. Постригала розы в саду, как легендарный Диоклетиан. Выросли до неба. Заросли бурной «шевелюрой» из ненужных сорных отростков. И опять поленилась надеть специальные длинные кожаные перчатки – оцарапалась. Теперь мой маленький розарий похож на стриженого новобранца.

А вокруг газона зацвели зимние баданы и вполне себе весенние примулы. Удивительно, но в самые короткие зимние дни в лондонском небе, хоть и недолго, но сияло солнце! Потом набегали с морей темные тучи, накрапывали дожди. А декоративный хвойный куст в саду я все же успела обвить цветными гирляндами! Вчера ночью, под английское Рождество, при полной луне в чистом небе…

В церковные праздники вообще-то полагается отдыхать. И вот однажды я попробовала на Троицу совершенно ничего не делать. Весь день провела в саду. Пила чай с мамой. Лежала на траве, осыпаемая сверху лепестками роз.

Но не удержалась и стала, с положения «лежа», снимать фотоаппаратом нависшие надо мной роскошные розовые соцветия.

ЛЕПЕСТКИ РОЗ

 
Сотку себе жизнь из лепестков —
увянут.
Сошью себе платье из лепестков —
сомнут.
Съем лепесток —
пересохнет во рту.
Укроюсь лепестками —
замерзну.
Осыпьте могилу мою лепестками —
встану…
 

Потом я все же пробовала подремать, лежа на прогретом газоне. Но тут же в уме зажужжали сразу два (!) четверостишия. Пришлось подняться, записать. И сделать-таки свои обычные 200 кадров в день (минимум)! Потому что сад «звал» – сиял, мерцал, переливался бликами и красками, и просто – переливался через край!

Вот и Пушкин обмолвился как-то о плодотворной праздности, из которой вырастают порой обильные деяния и словотворения.

Знал это и отставной имератор Диоклетиан, обрезая в своем саду выращенные им самим пышные розы.

Вот и мне такое «ничегонеделание» чаще всего идет на пользу и приносит румяные и зрелые творческие плоды…

БЕЛЫЙ ШИПОВНИК

 
А к сентябрю сгустились в сердце тучи:
мне все не в масть, не в цвет или не в тон.
Шиповник, как шампанское, шипучий,
как пробку в небо – выбросил бутон.
 
 
Уж он мастак из жизни делать святки:
шикарный, как парижский жизнелюб,
кипит шиповник, пенится у губ!
Я штопаю дыру в миропорядке…
 

Сновидение в саду

 
Тебе охотно расскажу, а ты послушай,
о сновидении в саду под старой грушей,
под белой яблоней, под голубой сиренью,
где веет негой золотой и сладкой ленью.
 
 
В саду, под полною луной, в траве медвяной,
ты мне приснился молодой, смурной и пьяный
от ярой страсти, от любви неутолимой,
под росной вишней и под изморозной сливой.
 
 
А там, во сне, в голубизне, ясней детали:
миндаль отцвел, но абрикосы расцветали,
и трепетали на груди, на влажном теле,
не мотыльки, а лепестки, что облетели.
 
 
С такою силой все вокруг благоухало,
что сновидения в саду мне было мало,
и захотелось мне с тобой вдвоем проснуться,
чтоб с этой призрачной судьбой не разминуться.
 
 
Клубились в розовом дыму цветы и травы.
А мы любили наяву, и были правы.
И бушевало по весне любви цветенье.
И снова снился сон во сне – про сновиденье…
 

Танцующие анемоны

Легчайший романтический наив

Моей души коснулся мимолётом.

Я только что из сада! Напоив

Растения водой, а сердце – мёдом…

Экстатическое любование прекрасным требует много свободного (но не праздного) времени. Поскольку я живу не просто рядом с садом, а порою весь божий день торчу в нем с фотоаппаратом, то могу наблюдать такие интимные сцены из жизни цветов, которые простому, захожему в сады по делу фотографу просто «не по карману». Он с голоду умрет, если бесплатно будет весь день наблюдать сцены «из жизни маркизов»! То есть, разноплеменных цветочных персонажей. Ему репортажи для журналов нужно делать или в студии с моделями работать. Его эта профессия кормит. А я – свободный художник, и время мое никем и никогда не оплачивается.

И я к этому за свой долгий век уже привыкла.

В минувшем году я впервые посадила у себя в саду анемоны. И они удивили меня. Почти никогда не делаю попутных садовых записей, не веду дневничок. А тут – записала:

«Это же – танцующие анемоны! Брачующиеся! Влюбленные. Под лучами весеннего солнца они принимают разные позы. Склоняются друг к другу, словно целуются. Отворачиваются, словно расстаются и ссорятся! Потом опять кокетничают. Она (и это очевидно по округлости лепестков и по нежному оттенку сердцевины) кладет ему головку на плечо – вечером, после заката. Словно бы перед сном. Стебли их едва ли не скручиваются воедино в жажде прикосновения и в надежде согреться прохладной ночью. А днем – она (именно она, коварная) отдаляет свой стебелек, отстраняется, гуляет сама по себе, уходит по своим делам. А он стоит прямо, не сгибаясь, – и ждет. Верный рыцарь и ветреная дама.

Наблюдаю, как он клонится к ней, пытается догнать, обнять, вернуть. И она опять вернется – на закате, к ночи. И он опять ее простит, и обнимет, и согреет. И поймет, как кавалер Де Грие свою Манон Леско, не иначе…»

 
От житейского полураспада,
Как ни бейся, спасения нет.
Я уйду, но сияние сада,
Словно шлейф повлачится вослед…
 

И так уже несколько дней и ночей. Для меня это – счастливое любование, умиление, осмысление и фоторабота. А для моих цветов это, хоть и короткая, но вполне полноценная и полнокровная жизнь, наполненная любовью…

 
Жизнь – от бездны до пика,
От вершины до дна…
Сад раскрылся, как книга,
Где цветы – письмена.
 

Цветомания в Челси

Можно быть обладателем крохотного городского садика и создать в нем целый мир, вселенную, садовый космос, сколь непостижимый и таинственный, столь же и притягательный для современного человека, изнуренного жизнью в каменном городском мешке.

МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ САД

Металлическая девочка поливает из металлической лейки металлический цветок. Но вода из лейки льется тоже металлическая, так что цветок не заржавеет. Рядом на полянке резвятся металлические и зеркальные зайчики, ползают металлические жучки, летают железные осы, хрюкают чугунные хрюшки.

На крыльцо металлического домика выходит алюминиевая мама, она зовет девочку обедать. Они садятся в саду под металлической яблоней с круглыми восковыми плодами и едят очень вкусный металлический суп.

ЖЕЛЕЗНАЯ КАША

 
А сказано довольно много слов,
как истончился почвенный покров
земель нечерноземных и подзольных
в эпоху бурных благ аэрозольных.
 
 
Не избалован светом бренной славы,
кто изобрел для нас тугие сплавы,
что легче воздуха, но и креста – тяжеле.
Мы этого не ценим неужели?
 
 
Придется нам, перемогаясь, жить,
к железной каше привыкая с детства.
Могучего грядущего младенца
в чугунные пеленки положить.
 

Солнце заходит за окоем, отражаясь в металлической небесной фольге. Пора спать. Сейчас выйдет на небосклон большая жестяная луна, она отразится в зеркальном овале маленького садового водоёма. Вечер. Пора идти домой. Выставка закрывается…

И это не выдумка и не художественный вымысел, а реальная картина дизайнерских садовых новаций, идей и коммерческих предложений на выставке садового дизайна в самом центре Лондона, в Челси. Подобную гибельную для всего живого картину я себе представляла еще в далеком 1983-ем году, когда написала стихотворение «Железная каша». Очень хорошо помню, что цензор не просто выкинул это стихотворение из уже набранной книжки стихотворений, но и вынес строгий выговор редактору издательсва, и даже лишил его премии за потерю бдительности. Как можно было в стране победившего социализма предсказывать такое не светлое будущее? А ведь мысли мои тогда были не об отдельной стране, а о человечестве в целом. Прогресс уже тогда, по моему убеждению, был готов уничтожить на земле все живое. И современные садовые дизайнеры в Челси словно невольно процитировали это мое давнее предчувствие, создав металлические сады двадцать первого века.

На этой самой знаменитой выставке нынче активно предлагаются к внедрению в ваше личное садовое пространство кварцевые розы и хрустальные лилии, мозаичные коты и совы, деревянные камыши на длинных проволочных стебельках, как бы произрастающие из зеркальной крошки, образующей озерцо и заменяющей собой реальный водоем. Все это походит скорее на сады для инопланетян, привыкших к отсутствию натуральной, насыщенной зеленым хлорофиллом, земной растительности.

 
Ботаник был учёный человек,
но грозную беду на росный сад навлек:
в лохмотьях неумелого подвоя
разбрёлся сад – по одному, по двое…
 

А, собственно говоря, не к этому ли мы все идем?

Не к этому ли стремимся, истязая земные пространства радиоактивными отходами, пробивая в голубой небесной оболочке черные озоновые дыры? Приблизительно так и читается это дизайнерское послание. Дескать, еще немного, и будет бегать по вашему саду, среди алюминиевых деревьев и железных роз, заводной металлический кот и ловить заводного соловья, вылетевшего из дворца китайского императора прямо из сказки Андерсена.

Сами создатели металлических, керамических и едва ли не стеклянных садов, тем не менее, достаточно ревниво охраняют свои творческие прозрения и находки, позволяя делать не более одного кадра и снимать не более одного «инопланетного» объекта. Их прозрение возможного будущего человечества, с самоубийственной страстью и методичностью уничтожающего «зеленые легкие» земли – леса и джунгли, – достойно всяческой похвалы. Искусство должно опережать свое время. А кто же спорит с тем, что садоводство в целом – это искусство, наука, а часто и религия в одном, как принято теперь говорить, флаконе?

МАЛЕНЬКИЕ ДЖУНГЛИ

Но если уж говорить о модных тенденциях в садоводческом искусстве, то согласно выставочным «макетным» садам в Челси, в последние годы в моде, помимо искусственных растений, еще и настоящие, реальные декоративные травы: луговые и элитно-садовые, тропические и (я не оговорилась) антарктические, то есть цветной мох, степные и горные кустарники и сухостои.

К этому же мнению склоняются и многие телеведущие, и ведущие садовых рубрик в британских газетах и журналах. Как идеал: огромные лопатообразные листья, слегка похожие на наши российские подзаборные лохматые лопухи, перемежаются со стебельками и косицами трав, в сочетании своем напоминающих дорогой персидский ковер в малахитовых тонах.

Травы кустистые и пушистые, широколистые и тонкоструйные, похожие на большое рыжее облако или на густой зеленый туман. Острые, как кинжалы, и мягкие, как гусиный пух…

Приветствуются все оттенки зелени: от бледно-зеленого до изумрудного и от болотного до цвета хаки. Из высокой травы устремляются вверх блестящие острые стрелы агавы, шелестят настоящие, а не деревянно-проволочные камыши. И всё, чему нет названия в словаре любителя садов, далекого от ботанических знаний, произрастает, шумит и плодится, шуршит и позванивает, зовет прилечь, забыться, отдохнуть от городского шума, гама, от летнего зноя и от неизбежной выхлопной копоти.

Прообраз нетронутого человеком рая, маленькие рукотворные джунгли – вот что такое абсолютно зеленый, по возможности без цветовых вкраплений, «сад в саду», умело составленный специалистами-садоводами. Сад, хорошо упакованный и, более того, выгодно проданный каждому, кто пожелает его увезти с собой, пусть даже в виде макета или огромных вазонов с роскошными элитными травами.

Этот сад можно разместить едва ли не в ладони, а уж в уголке-то, затененном или солнечном, в любом домашнем садовом пространстве для него всегда можно найти место.

Придут садовники, принесут кустистые травы, взроют землю, обдуманно разместят (словно картину акварелью напишут) причудливых зеленых питомцев, и живи себе потом среди трав шелестящих, шуршащих, щекочущих пятки, хоть сто лет, хоть больше. Можно быть обладателем крохотного городского садика и создать в нем целый мир, вселенную, садовый космос, сколь непостижимый и таинственный, столь же и притягательный для современного человека, изнуренного жизнью в каменном городском мешке.

СИНИЙ САД

Почему синий? Потому что именно его выбрала для подражания одна моя знакомая, отдав ему предпочтение среди многих других «цветных» садов, увиденных ею на выставке в Челси. Такой сад и самой создать нетрудно, но для этого потребуется время, может быть, даже несколько лет.

Для начала следует прикупить побольше сине-лиловых клематисов, голубых и ярко-синих крокусов и гиацинтов. Это все годится для весны. А летом, по сезону, следует озаботиться покупкой сине-фиолетовых петуний, ирисов, лобелий… Выбор, как в изысканной кулинарии, по вкусу повара, то есть владельца сада.

Лично мне нравится сад, в котором преобладают цветы малиново-розовых оттенков. Это могут быть и японские камелии, и фуксии, и гортензии, и бегонии, гавайские и карибские экзотические цветы, и опять же петуньи, и чудесные малиново-ковровые портулаки. Особенно эффектно такой сад выглядит на фоне ярко-глянцевого вечнозеленого плюща, увивающего садовую ограду.

Очаровательным может оказаться и «белый сад», где летом будут царить белая сирень и белые розы, белые гортензии, а белые гиацинты и крокусы – по весне. А осенью – белые георгины, астры и, конечно же, хризантемы.

В Большом выставочном павильоне, где обычно выставлены всевозможные цветы, лучшие из лучших, «чемпионы» среди цветов, в глазах может зарябить от круговорота красок и тонких, пряных цветочных ароматов. Тут можно набраться идей для сада любой расцветки или вообразить сад своей мечты в небывалой цветовой гамме. А можно и просто впасть в «цветоманию»:

 
розовый сиреневый палевый черничный
бирюзовый бежевый огненный стальной
желтый абрикосовый золотой коричневый
родниковый пламенный нежно-голубой
 
 
ярко-апельсиновый рдяный изумрудный
алый фиолетовый темное бордо
карий и лазоревый нежно-перламутровый
персиковый чайный – вот и я про то
 
 
искристый зеленый матовый лиловый
пурпурный малиновый цвета буряка
луковый салатный сливовый багровый
сливочный пшеничный цвета молока
 
 
лунный серебристый дымчатый карминный
темно-антрацитовый цвета янтаря
смоляной вишневый и аквамариновый
а потом рубиновый как сама заря
 

МЕТАФИЗИКА САДА

Искусство создания настоящего городского сада включает в себя и научные (ботанические, селекционные) знания. Но эти знания важны для профессиональных садоводов, в том числе и для создателей садовых интерьеров. Для потребителя же (хозяина, владельца) сада дороже всего возможность использовать его по своему хотению.

Любоваться ли переливом синих, желтых или зеленых растительных масс. Устраивать ли вечеринки на газоне, не думая о том, как бы гости не поломали хрупкую лилию редкого сорта, не растоптали бы исландский изумрудно-бархатный декоративный мох, а то и не раскололи ли бы невзначай на части огромную хрустальную розу, купленную именно что на выставке в Челси.

А вот люди философского склада ума ищут в саду уединения для неспешных размышлений и модных нынче медитаций. В этом смысле сад становится для некоторых из них местом отправления почти что религиозных ритуалов по восточным образцам, в стиле дзен или дао…

На выставках в Челси всегда много садов и палисадников, созданных по канонам классического японского сада. Такой сад предполагает минимум пространства, разбитого, в свою очередь, на мини-секции и сегменты. Каждый уголок такого садика должен быть насыщен неброскими, низкорослыми растениями, не отвлекающими внимания от мыслительного и духовного процесса, в который должен, по идее, погрузиться любитель восточных медитаций, жаждущий нирваны – здесь и сейчас.

Еще одно важное условие: открытая перспектива, в конце которой находится непременно один, но очень эффектный и неожиданный, желательно крупный, объемный предмет для созерцания. Это может быть огромный кувшин, по форме напоминающий античный. Или большой каменный шар, похожий на Неопознанный Летающий Объект.

В Японии, как правило, это большой «каменный фонарь», когда-то выполнявший вполне утилитарные функции по освещению сада, а со временем ставший предметом созерцательного любования.

Философия японского сада достаточна метафизична. Умение абстрагироваться и «уходить в другие миры» без наркотиков и алкоголя – одно из главных достижений восточного образа жизни.

И, кстати, идея сада без растительности и цветов тоже принадлежит японцам. Так что новые «металлические сады» – это хорошо забытые старые «каменные сады», без единой травинки или листика.

Трудно забыть потрясение, испытанное нами в Киото, где мы с мужем увидели подлинник (в мире есть уже бессчетное количество копий) древнего «каменного сада». Там, в строго ограниченном пространстве, по гравию, были разбросаны – без всякого видимого смысла – камни и валуны различных размеров. Нам объяснили, что сад этот с секретом: один из двенадцати камней невозможно увидеть ни с одной точки горизонтального пространства. Как ни старайся. Разве что только с воздуха, с вертолета, так сказать. Но летательные аппараты не входили в метафизический замысел древнеяпонских мудрецов, создателей этого чуда.

Увлечение европейцев садами, несущими энергетику философского созерцания, отражается ежегодно и в наградах победителям садового конкурса. Значит, и среди строгих членов жюри есть любители особого садового пространства, словно бы созданного для мечтателей и поэтов.

Медали, грамоты, дипломы и ценные подарки выдаются на ежегодной майской выставке в Челси по самым разным номинациям. Это могут быть награды за новые сорта роз, лилий или великолепного цветного горошка, в совокупности своей напоминающего модные украшения и ожерелья из самоцветов. За селекционные достижения, одним словом.

Все, что бывает явлено на суд людской в Челси, это обильные плоды творческих раздумий и неустанных трудов британских садоводов и дизайнеров. И это практически невозможно ни охватить взглядом, ни осмыслить, ни постичь до основания. Можно только восхищаться талантами участников выставки, дивиться трудолюбию ее создателей и благоукрасителей. И здесь вполне уместен этот высокий стиль.

Сад у дворца

 
У Букингемского дворца
чадит цветочная пыльца.
Лоснятся заросли камелий,
они с изнанки и с лица
холодным светом багреца
бликуют, словно в лампе гелий.
 
 
Под шум моторов и колёс,
как необтесанный утес,
непризнанный кичливый гений,
стоит дворец. Он в землю врос,
забредши в палисадник грёз
и в сад напрасных побуждений.
 
 
Ограды каменная клеть.
Сады, что можно рассмотреть,
лишь если ты паришь, как птица.
Глаза и впе́рить, и впере́ть
в ту небывальщину, что впредь
перед рассветом будет сниться.
 
 
Истории живая нить —
ее возможно туго свить,
изъяв их праха или глины.
А лепестки, как пену взбить,
и аромат начнёт струить
сад – на имперские руины.
 

Тюльпановые поля

Какая крепкая короста

На старых ранах наросла!

Тюльпаны – маленького роста,

А я до них не доросла…

В крупнейшем в Европе цветочном заповеднике, голландском парке Кекенхоф (Keukenhof), куда по весне съезжается несметное количество любителей «экстатического любования прекрасным», по весне расцветают более семи миллионов луковичных растений. Это и крокусы, и нарциссы, и гиацинты, и, конечно же, анонсированные во всех путеводителях, тюльпаны самых экзотических форм, размеров и расцветок. Могу засвидетельствовать, что в начале мая воздух там похож на густой, фиолетово-лиловый гиацинтовый туман, дурманящий голову и навевающий любовные грезы, слегка приувядшие и приморозившиеся за долгую зиму.

И все это на фоне роскошных цветниковых аллей, клумб, бордюров и даже панно. Садовники-дизайнеры могут создать из тюльпанов даже портрет Рембранта в малиновом бархатном берете, с кистью в руке!

Риск, что вам это зрелище не понравится, самый минимальный. Даже, если вы никогда не любили восточные ковры и не были на их родине, в иранском Испахане. Живая вода весенней росы на прозрачных на просвет тюльпановых лепестках затронет струны восторга даже в очерствевшей, как сухая хлебная корочка, душе городского трудоголика.

Будьте при этом бдительны! Любовь к королю цветов – тюльпану – заразна и порой принимает масштабы психической эпидемии! И тому есть яркие исторические параллели. Почти во все учебники по психологии масс вошли примеры массового «тюльпанового безумия», охватившего Нидерланды в конце ХVI века. Сейчас в это трудно поверить, но тогда можно было разбогатеть, продав несколько тюльпановых луковиц редкого сорта азартным охотникам за неуловимой и недолговечной красотой этого весеннего цветка!

За тюльпановыми луковицами охотились, как за редкими коллекционными бриллиантами или рубинами, их давали в приданое, они считались королевским подарком на любых самых престижных торжествах в домах голландской знати. Ими успешно и прибыльно торговали, их воровали, за них могли тайно убить или прилюдно покалечить.

Можно постараться найти в Амстердаме мемориальную плиту, на которой написано, что в 1634 году именно эти два (!) каменных дома были куплены всего за три (!) тюльпановые луковицы. Естественно, что многих наших современников интересует имя человека, распространившего в своей буржуазно-благонамеренной стране опасный вирус любви к недолговечной и эфемерной красоте, которую, как сказал великий русский поэт, «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать»!

Ну, на счет «ни съесть», это как посмотреть. Говорят, что невежественные голландские селяне при первом знакомстве с материнской тюльпаньей луковицей пытались ее поджаривать и даже варить их нее луковый суп. Но еда, к счастью для тюльпановой истории, получалась невкусной, луковицы заметно горчили.

Исторические источники очень уверенно называют имя родоначальника тюльпановой эпидемии в средневековых Нидерландах. Это был некий Каролус Клюзиус, смотритель ботанического сада в голландском городе Лейдене. Именно ему, как утверждают исследователи этого вопроса, однажды сделал «луковое приношение» посол Оттоманской империи. Утверждают, что посол приложил к подарку записку, в которой говорилось, что из этих луковиц вырастет цветок, который на Востоке считается символом любви Аллаха к человеку!

После такой записки любой бы ждал весеннего цветения нового для северной Европы цветка с азартом и волнением. А уж смотрителю ботанического сада сам Бог велел иметь еще и профессиональный интерес к произрастаемому из невзрачной луковички заведомому чуду.

Поражают тут два обстоятельства. Первое – наличие в маленьком средневековом городе ботанического сада, где под присмотром ученого-агронома (так расшифровывается должность «смотрителя») произрастали и подвергались селекции лекарственные травы.

Такой ботанический «аптекарский» сад есть и в самом центре Лондона, в Челси. И он, кстати, только совсем недавно был открыт для широкой публики. Часто такие ботанические сады процветали рядом или внутри монастырей, бывших в средневековой Европе, якобы погруженой во тьму неучености, неким заменителем Академий всех, в том числе и сельскохозяйственных наук.

Так что первооткрыватель тюльпанов в Европе, Каролус Клюзиус, был человеком непростым. Может быть, именно его знания естественных наук и опыт селекционера и послужили умножению и размножению тюльпанов в скудной, отвоеванной у моря земле Голландии, известной своим неприветливым дождливым климатом.

Второе обстоятельство, достойное удивления, это дружба ученого смотрителя ботанического сада с послом оттоманской империи. Известна даже фамилия этого щедрого дарителя «Первотюльпана». Но не будем забивать себе голову избытком необязательной информации. Лично мне интересно другое. Какова была мотивировка для такого богатого и щедрого подарка? Какую услугу оказал Каролус Клюзиус послу? Может, снадобье какое из лечебных трав приготовил приболевшему от северных ветров изнеженному южному вельможе? Так просто такие дары не преподносятся, тем более в высоких дипломатических кругах.

Все эти догадки и домыслы говорят только в пользу таинственной истории укоренения и процветания под северным небом нежного южного цветка, родина которого, по многим сведениям, находится в горах то ли Алтая, то ли южного Алатау, в туркменских ли степях, а то и в кавказских или персидских долинах. Так что по всем показателям, тюльпан – это цветок «эмигрант», нашедший признание и счастье на второй родине.

Парк Кекенхоф со всех сторон окружают настоящие тюльпановые поля: уходящая за горизонт разноцветная чересполосица. Это коммерческие селекционные поля, приносящие немалую прибыль в частную и государственную (в виде налогов) голландскую кубышку.

Рядом с этими полями я увидела и офис фирмы, присылающей мне на дом прекрасные садовые каталоги и выписанные мною по ним тюльпановые луковицы. Во всяком случае, по приезде в Лондон, войдя в свой сад, я увидела, что тюльпаны в моем саду просто родные сестры и братья самых элитных и избранных голландских родственников.

По моему мнению, в некотором смысле не только все люди, но и все цветы на планете – братья и сестры. И вся эта немыслимая тюльпановая красота, которую так и хочется унести с собой, присвоить себе, поделиться ею с друзьями и домочадцами, может послужить оправданием фотографическому безумию, охватившему весь мир за редчайшим исключением.