Текст книги "По следам четырех сезонов. Крымский календарь природы для детей"

В конце весны и в начале лета в природе сплошной детский сад. У всех, у птиц и зверей, либо рождается, либо уже народился и растет молодняк: куничата, совята, лисята, суслята, ежата и прочая детвора. А чем они занимаются? Ну конечно же растут, едят, выясняют методом проб и ошибок, что важно в жизни, а что нет, что съедобно, а что невкусно, что можно делать, а чего ни в коем случае нельзя, а еще играют, изредка дерутся и временами хулиганят. Вот и в данном случае встретили как-то три маленьких лягушонка недавно народившегося тритончика и придрались к нему. Чем-то он лягушатам не понравился, а может характер у них был такой драчливый и неуживчивый. Один лягушонок показал другому на тритончика лапкой и сказал: «Он не из нашей песочницы!» И всё! И началось! Набросились на беднягу и оторвали тритончику хвостик и правую переднюю ножку. Свершив такое злодейство, бросили калеку на произвол судьбы и уплыли. Спустя какое-то время лягушата-хулиганы вновь встретились со своей жертвой и страшно удивились. Тритончик стал уродом. Вместо хвоста у него выросла лапа, а на месте оторванной лапы красовался хвост. Произошла путаница. Через некоторое время оторванные части тела восстановились, но местами перепутались. Такое в природе бывает редко, но бывает. Хорошо хоть голову тритончику не оторвали, иначе страшно подумать, что бы на ее месте могло вырасти.

Обладатель роскошного хвоста, гроза малярийных комаров – тритон гребенчатый.

Тритон, или по-народному Харитон, – животное очень интересное. Согласно греческой мифологии, тритон – это морское божество, сын бога морей Посейдона и владычицы морей Амфитриты. Изображали его либо старцем, либо юношей с рыбьим хвостом вместо ног. Как уж ему жилось с роскошным хвостом, но без ног, неясно, хотя если вести водный образ жизни, то можно. Взрослому тритону нужны и хвост, и ноги, а уж в брачные периоды его жизни хвост особенно необходим. Без хвоста не посватаешься и не женишься. И хвост, и гребень весной становятся у самцов очень нарядными и выразительными. Они ярко окрашиваются, а гребень вырастает в высоту и зазубривается. Хвостом «жених» демонстрирует свои супружеские намерения и то и дело становится поперек на пути самочки к воде.

Заигрывает, прикалывается. В это время и «походка» самца в воде меняется, становится свадебной. Он плывет, переваливаясь с боку на бок, одновременно пританцовывает и направляет будущую «супругу» в нужном направлении. Забавно выглядят в это время и поединки «женихов-соперников». Сначала всякие угрожающие демонстративные позы, потом схватка и унизительное бегство одного из претендентов. Когда страсти поутихнут, гребень у самца сойдет на нет, брачная раскраска пропадет, ну а самочка, очарованная галантным обращением, начнет откладывать яйца. Если они отложены ею кое-как и где придется, выживших тритончиков будет немного, хищники об этом позаботятся, и потому будущая мамаша каждое свое яйцо заботливо откладывает на подводный листик, и такое проделывает столько раз, сколько она породила яиц, то есть от 100 до 200 раз. Самчик ей старается помочь. Обеспечивает аэрацию – снабжение кислородом: подгоняет своим хвостом к ней свежую, обогащенную кислородом воду. Недели через две из каждого яйца выберется тритонья личинка.

Рта и ног у нее нет, а вот хвостик уже на месте. Рот прорежется через сутки, и личинка тут же жадно набрасывается на еду, на всякую мелкотравчатую живность. С этого же момента появляются ноги, личинки превращаются в головастиков и начинают бурно расти. К осени эти головастики становятся уже 3–4-сантиметровыми тритончиками, и им сразу же надо начинать готовиться к зимовке. К октябрю – ноябрю они выползают из воды, ищут дыры в земле, разные щели и укрытия под карнизами домов или гнилые пни в лесу, где до самого апреля (в Крыму до марта) будут беспробудно спать. Пожелаем им благополучной зимовки, весной удачного сватовства и многочисленного потомства. Именно многочисленного, потому что тритоны издавна числились в благодетелях человечества. Они очень рьяно и в массе уничтожают личинок малярийного комара, вызывающего у человека тяжелое заболевание. Да и сами по себе, без всяких их полезностей, тритоны, как любые живые существа, имеют право на жизнь и вносят свою посильную лепту в извечный круговорот жизни на Земле.

Как вы думаете, такие животные, как кошки, попадут когда-нибудь на страницы Красных книг? И я думаю, что не попадут, а вот древнейшие гекконы, которых в Крыму осталось несколько жалких сотен, уже обжили и Республиканскую, и Международную Красные книги. Выходит, про нашего геккончика весь мир знает, ученые всего мира озабочены его судьбой. Исчезает он с лица Земли так стремительно, что страшно становится: неужто не убережем, не поможем? Вся беда в том, что эти ночные ящерицы очень любят селиться не только в трещинах скал и стволов деревьев, но и в старых постройках, в разрушающихся различных памятниках архитектуры, и при реставрации или ремонте их все щели и пазы – любимые местообитания гекконов – заделываются кирпичами, цементом, и при этом заживо замуровываются и гекконы. По подсчетам, проведенным в середине 80-х годов прошлого века, их оставалось на полуострове всего около 500 особей. Ученые давно уже предлагают для спасения гекконов строить крошечные домики из глины, камня, туфа, в которых бы эти ящерицы находили безопасные убежища. В Херсонесе в археологическом заповеднике одно время проводились именно такие работы. А ведь сравнительно недавно гекконы были совсем обычными обитателями жилищ человека на Южном берегу Крыма. Соседство это никак не обременяло хозяев, напротив, приветствовалось ими, так как лучших охотников за москитами, мухами, пауками, комарами в домах трудно сыскать.

Геккон отличный высотник и верхолаз. По потолку бегает быстрее мух, а при случае и к месту может и «песенку» спеть: «пик-пик-и-и-и-…»

Внешность гекконов можно описать несколькими словами. Длиной невелик, 8–9 сантиметров вместе с хвостиком, глазаст, большеголов, крупночешуист. Ножки тоненькие, очень цепкие; по цвету серый. Это если очень коротко, а для любителей более детальных характеристик можно и подробнее. Глаза у гекконов большие, без век, с вертикально поставленными зрачками, выражение их несколько изумленное, а по цвету они, как рубины, красные и нуждаются в постоянном уходе. Геккон, понятно, знает об этом и часто протирает их, как тряпочкой, собственным языком. Со стороны создается впечатление, что он никак не может поверить чему-то только что увиденному. Удивляется, и потому вынужден постоянно протирать свои круглые глазища. Рот у гекконов изогнут так, будто он постоянно застенчиво улыбается, и, как ласковая собачка, виляет или дергает хвостиком. Чешуйки на хвостике трутся друг о друга, издавая то ли шелест, то ли звуки, похожие на затаенный шепот. В наличии у гекконов и голосовой обмен информацией. При этом слышится нечто похожее на птичью трельку: «пик… пик… пик-и-и-и». Одет геккон в серые чешуйчатые «штаны» и «рубаху», причем этот «костюмчик», как у непоседливых мальчишек, быстро снашивается и его за сезон приходится менять раза три-четыре. Меняя, геккон берет сам себя лапками за плечи и за шиворот и стаскивает старую кожу через голову. Старается так, что из кожи вон лезет, а потом берет и съедает старую одежку. А зачем она ему, если уже есть новая и красивая.

Питаются гекконы насекомыми и их личинками. Нападают даже на богомолов, которые могут быть по размерам больше охотника. Во время охоты голова у них опущена и покачивается из стороны в сторону, а потешный хвостик в предвкушении добычи нервно подергивается.

Весной гекконами овладевают брачные настроения, и чуть позже самки откладывают в различные щели 1–2 яйца, и яйца эти толще в диаметре, чем туловище мамаши. Это все равно как если бы курица стала нести яйца с футбольный мяч. Секрет в том, что в момент появления на свет детенышей скорлупа на яйцах мягкая, и это облегчает самочке роды. Твердеет скорлупа спустя примерно четверть часа, и одновременно она окрашивается в нежно-розовый цвет. Выводятся детеныши гекконов под присмотром и руководством крымского солнышка, дней через 50, и в августе уже бегают по скалам или на чердаках молоденькие геккончики. Взрослеют быстро, живут недолго, всего 5–6 лет.

Подчеркнем еще раз: уникальны гекконы еще и потому, что создания они очень древние, успешно пережившие ледниковый период, а вот удастся ли им пережить ледниковый период человеческого равнодушия к их судьбе в наше время, очень сомнительно. Слишком много всяких неблагоприятных факторов, среди которых, плюс ко всему, оползни, пожары и… кошки. Эти хищницы, у которых не только брюхо, но и глаза всегда голодные, очень успешно истребляют жалкие остатки дважды краснокнижных животных, и бедные гекконы, видимо, думают: как же так? Кошки в Красные книги никогда не попадут, а нас, редчайших, находящихся на грани уничтожения ящериц, можно сказать гордость Крыма, они со света сживают. Действительно, полное исчезновение гекконов на нашем полуострове – дело недалекого будущего. Вот такая грустная история и для Крыма, и для крымских ученых, и для нас с вами, дорогие читатели. Да и для всего цивилизованного человечества.

У североамериканских индейцев есть легенда о жуках-чернотелках. Эти жуки в случае опасности принимают очень характерную, не совсем эстетическую позу. Задок круто поднимают вверх, а голову опускают вниз до земли, чуть ли не втыкаясь в нее, будто становясь на голову. На задней части туловища у чернотелок есть небольшой отросток, как бы хвостик, из которого у некоторых видов выделяются капельки дурно пахнущей, отпугивающей врагов жидкости. Если кто и схватит «по неграмотности» жука, то потом не отплюется. Такая она пахучая и едкая. А легенда такова: когда-то все жуки-чернотелки жили на небе и были звездами. В их задачу входило светить темными ночами, а по мере приближения рассвета гаснуть. Веками все шло так, как и положено. Вечерами звезды вовремя зажигались, а по утрам своевременно гасли. Но постепенно все начало разлаживаться. Звезды, то одна, то другая, а то и целыми компаниями, стали задерживаться на небе. Они попросту не хотели уступать свое место утру, обижая этим солнце и укорачивая дни. Происходило это якобы из-за того, что звезды зазнались и считали, что время их господства на небе много короче, чем отпущенное светлым дням. Одним словом, заболели звезды очень распространенной нынче «звездной болезнью» и стали самозванно задерживаться на небе. Однажды они сильно запоздали убраться, и, когда взошло солнце, спохватились и всем скопом скатились в одно место на небе и образовали Млечный Путь. Потомками этих звезд на Земле индейцы считали многочисленных жуков-чернотелок, которые, вспоминая свое прошлое нахальное поведение в небесных сферах, прячут головы от стыда в землю, а ни в чем неповинный задок выставляют круто вверх. В этом положении задок напоминает как бы пушечное дуло, а саму чернотелку можно сравнить с жуками-бомбардирами. Эти бомбардиры стреляют такой едкой жидкостью, что многие мелкие животные буквально падают в обморок, причем «выстрелить» жук может раз десять подряд. Прямо какая-то скорострельная многозарядная «пушка».

Многозалповая жучиная «батарея» – единственная их защита от врагов.

Надо сказать, что индейская легенда не такая все же мрачная, как те, что бытовали раньше у нас, у русских, и всё потому, что жуков этих боялись. Особенно чернотелку-медляка. Внешность у нее соответствующая. Крупная, матово-черная, длинноногая, брюшко заостренное, движения медлительные. Крыльев нет, жесткие надкрылья срослись и лежат твердым панцирем на спине. Летать не умеют. Любимые места обитания – всяческие темные подполья, и потому в старинных книгах о них писалось так: «…угрюмый и демонический вид, непроницаемый мрак, в котором они живут, – все это побуждает нас смотреть на них как на нечистых духов». Суеверные люди боялись также таинственных звуков, издаваемых жуками-точильщиками, и называли их «часами смерти». Считалось также, что мерные эти постукивания если уж не к смерти, то к чему-то уж точно трагическому. На самом деле ничего страшного и таинственного. Звуки эти помогают самцам и самкам отыскивать друг друга в толще древесины. Шведы тоже были уверены, что чернотелки – предвестники чумы, смерти и вещатели несчастья, потому и называли их «медляки-вещатели».

На самом деле этот вещатель – жук как жук. Ни в какой вредной для человека деятельности замечен никогда не был. За что же мы его так? Наверное, это тот случай, когда «встречают по одежке», то есть за внешний мрачный вид, черную окраску и угрюмое «выражение лица».

В весенне-летнее время чернотелки заняты всякого рода бытовыми хлопотами. В основном рыщут в поисках пропитания. В еде они неприхотливы, всеядны до того, что им все годится, вплоть до всяких гниющих растительных остатков. Ведут сумеречный, преимущественно ночной образ жизни. Личинки чернотелок, в отличие от родителей, желтые, цилиндрические и несколько напоминают проволочников.

Очень это потешный, деловитый, озабоченный всякими бытовыми проблемами зверек. А уж какие там у ежа проблемы! Дома не имеет, бомжует по лесу, сезонных линек нет, запасов на зиму не делает, спит до весны, а если он «мужеска» полу, то и детей не водит, не воспитывает. Правда, весной у него проблема: подружкой обзавестись, песенку свадебную спеть, с соперниками разобраться. И всё. Стоит «жениться» – только его и видели, даже при встрече с семьей, супругой и детьми, делает вид, что он с ними незнаком, даже глазом не намекнет, что мы, мол, с вами где-то встречались. Вот такой это безответственный супруг и папаша. А если бы и ежиха такая была? Перевелся бы тогда на свете ежиный род, и лишились бы мы славных, вечно сопящих и похрюкивающих оруженосцев. Впрочем, наверняка со временем бы привыкли, как привыкли сейчас к тому, что каждый день с лица Земли исчезает один вид животных и растений. Редко кого, кроме биологов, это волнует, если не сказать, что никого не волнует.

Внешность у ежа, сами знаете, колючая, растопыренная. Но это только поверху. Внутри он хороший. И лапки у него шерстяные, трогательные, и животишко теплый, мягкий и пушистый, и мордочка умная, а глаза и носишко шибко любознательные. Даже хвост имеется. Хотя не хвост – хвостик, но все-таки.

Насчет еды совсем не гурман. Ест все, руководствуясь хорошим принципом: «Ешь всё, что есть, пока есть, что есть». Все ему годится: змея, птичье яйцо, кузнечик, желтобокая грушка, вылезший на свет Божий земляной червь, вкусный корешок, лесная ягодка, ящерица, мяконькая мышь. А как же! Будешь перебирать да привередничать, не зажиреешь к зиме, тощим ляжешь, стало быть, весной не проснешься, так и помрешь, солнечных деньков не дождавшись. Смерть, конечно, легкая, не то что в зубах лисы или собаки, но кому хочется в расцвете сил, да еще весной, помирать?

Ничего не поделаешь, лишен он от природы отцовских чувств, и все «супруги» его – «матери-одиночки».

На зиму еж устраивается по-простецки. Выберет сухую ямку, где трава погуще и палой листвы вдоволь, забьется под них и затихнет. Сердчишко ежиное еле-еле бьется, пульс почти не прощупывается, холодный, и дышит так, что не разберешь, то ли жив, то ли помер. Жив курилка! Тощий, вялый, ослабевший за зиму, но живой. Подкормится весной чуток – и за свадьбы. Говорят же, что весной даже «щепка щепку под ручку берет». За одной ежихой два-три кавалера топают. Куда она, туда и они. Ну как привязанные! Друг друга не любят, одну ежиху любят, и каждый думает про другого: «Хоть бы ты пропал». Потом от нехороших мыслей к дракам переходят. Надвинут колючки на лоб и ну бодаться, лоб в лоб, кто кого перебодает. И никаких тебе любовных вздохов и лирики. Хотя нет. Есть лирика. Жениховские песни у них люди подслушали. (Ох уж эти люди, до всего-то им дело, все им интересно, даже в интимную ежиную жизнь вмешиваются.)

«Песни» у ежей диковинные: ворчалки-пыхтелки, сменяемые повизгиванием. Послушаешь – и даже не поверишь, что после таких дети бывают. И главное, много – 8–10. И какие некрасивые поначалу! Как есть куклы-голяшки, без единой иголочки. Это нам некрасивые, а ежихе в самый раз, нравятся. Колючками гладенькие ежата обрастают через полмесяца. Мать водит, защищает, учит их, показывает, что к чему.

 
Не светит солнце, но и дождь
Не падает; так тихо-тихо,
Что слышно из окрестных рощ,
Как учит маленьких ежиха.
 

Н.Гумилев

В ожидании потомства до того как бы бездомная ежиха сооружает родовое гнездо. Выстилает его соломой, травой, сухими листьями. Кормит молоком долго. Если уходит подхарчиться, нагребает носом на маленьких всякую ветошь, чтобы не простудились. Позже начинают бродить по тропинкам всей семьей. Ходят «поездом». Пыхтящим «паровозиком» – мать, а ежата – «вагончиками», друг за другом. Если кто-то отстанет, мать подождет, а то и носом подтолкнет. Позже выводок распадается, и каждый живет сам по себе, сам для себя.

Охотятся ежи в сумерках и всю ночь топают, быстро бегают в погоне за добычей. Из врагов у ежей – филин и лисы.

Это, кажется, Алексей Константинович Толстой сказал: «Всех месяцев звончее веселый месяц май». Чего только не наслушаешься весной в степи или на лесной опушке! Старается птичий народ. Старается кто как умеет и кто во что горазд. В результате тут тебе и барабанная дробь и флейтовые распевы, и скрипичные повизгивания, и гитарные переборы, и бархатные переливы валторны и завывания саксофонов. Вся музыка весны в птичьих криках, посвистах, ворчаниях, уханьях, писках, и всем этим пернатым певцам и музыкантам сорокопут крыльями «аплодирует» – заламывает их в полете и бьет друг о друга за спиной: «так-так-так». Значит, нравится ему, одобряет. Но это шутка, конечно. А если серьезно, то звуки, которые издают птицы, очень разнятся от того, какой необходимостью они вызваны. Бытовые ссоры резко отличаются от брачных песен, крики тревоги – от спокойной переклички, «разговоры» с птенцами не похожи на то, как взрослые общаются между собой, и т. д. Одним словом, звуки, издаваемые птицами, – не праздная болтовня, а вполне деловой обмен информацией, и люди давно это подмечали. Иначе откуда бы взяться пословицам: «Даром и перепел не кричит» или «Старый ворон мимо не каркнет».

Как поет соловей, пребывая в лирическом настроении, многие слышали.

 
Кричат перепела, трещат коростели,
Ночные бабочки взлетели,
И поздних соловьев над речкою вдали
Звучат прерывистые трели.
 

А.Фет

Однако не каждый знает, что соловей, тревожась, может уподобиться вороне и начинает почти каркать: «фиид-карр-карр-карр». Летом, когда уже перестает петь, соловей грустно и уныло произносит: «пр-р-р-р-р, пр-р-р-р». Никому и в голову не придет, что это соловей «порыкивает». Дрозды-белобровики обычно кричат «зи-их, зи-их, зи-их», перекликаясь же в стае, негромко произносят: «тсиа-тсиа-тсиа», а в случае тревоги громко трюкают: «трю-трю-трю». Совы-неясыти, подлетая к гнезду с птенцами, ухают: «ух-у-у-у-уууу», а завидев человека, начинают пугать: «у-век-век-век!» Стоит человеку уйти, удовлетворенно бормочут: «ква-ква-ква». Синичий спокойный позыв «ци-фи-ци-фи-ци-фи», но если побеспокоить, «ругаются», громко кричат «пинь-пинь-тарарах». Журавли в полете курлычут, а во время свадебных танцев весной начинают трубить: «тррррру-трр-рру». Самка филина, охотясь, произносит негромко: «ньерг-ньерг-ньерг», а подлетая с добычей к гнезду, уведомляет об этом по-другому: «грэ-грэ-грэ!» Козодой свое резкое «тыр-тыррр-тырр» и «уэрр-уерр-уэрр» меняет при взлете на заполошное «кувик-кувик», и все это совсем не похоже на его нежную свадебную песенку: «джуи-и-и-и-и, дужи-иии-ии-и».

Вот если бы журавли и аисты умели так же красиво петь, как они танцуют! Сразу видно, что владение основами хореографии у них в крови.

А вот дятел свадебной песенкой обделен. Зато у него «свадебный барабан» есть. Найдет расщепленный ствол или пенек, ухватится за щепку клювом и без конца дергает на себя. Звук, который при этом получается, не ахти какой мелодичный: «трн-н, трн-р, трн-н, трн-н, трн-р». Ну что это за «музыка»! Срам какой-то. Впрочем, у дятлих другое мнение.

 
Там дятлы, качаясь на дубе сыром,
С утра вырубают своим топором
Угрюмые ноты из книги дубрав,
Короткие головы в плечи вобрав.
 

Н.Заболоцкий

Птица-флейта иволга свое мелодичное «фиу-тилиу-фиу-ти-лиу» в случае какого-либо беспокойства меняет на неприятно звучащее: «крэ-крээ!» За это иволгу зовут еще драной кошкой, и Бунин писал об этом: «…Где на куртинах диких роз, В блаженстве ослепительного блеска, Впивают пчелы теплый мед, Где иволга то вскрикивает резко, То окариною поет…» Зяблик при виде хищника кричит, гонит: «кшшш-кшшш-кшшш», а иногда более отчетливо: «кышш-кышш». Садовая славка в подобной ситуации «зовет» какого-то Джека на помощь: «Джек! Джек! Джек!»

Интересно, что птицы-родственники поют и перекликаются по-разному. Так, песенка синицы-гренадерки в покое: «три-три-три-тар-рар-ит», хохлатые синицы черкают: «черр-черр-черр», а синички-пухляки кого-то упрашивают: «дай-дай-дай». Не синички, а попрошайки какие-то. Пеночка-теньковка поет, выговаривает: «тень-тинь-тень-тянь». У пеночки-трещотки другая песенка: «сип-сип-сип-сип-сиррр!» и в конце что-то похожее на стук швейной машинки. Послушаешь и не поверишь, что обе певицы – пеночки.

В разных ситуациях по-разному переговариваются с родителями и птенцы. Так, голодные иволжата, сидя в гнезде и дожидаясь корма, тихонько галдят: «тики-тики-тики», а заслышав подлетающую с кормом мать, высовывают головки из гнезда и громко орут: «ики-ики-ики!», что в переводе, наверное, означает: «Мне! Мне! Мне!» Виргинская перепелка, собирая птенцов, произносит ворчливо: «келой-ки, келой-ки», и дети послушно бегут к матери, на ходу отвечая ей: «уой-ки, уой-ки». Казалось бы, что за персона птенец: один рот-кулек да живот – и вся птица, а тем не менее уже знает, разбирается, как, что и когда закричать.

Все это птичье звукотворение, подслушанное человеческим ухом, нередко превращается в отдельные слова, фразы, диалоги, а иногда в коротенькие стихотворные строки. Так, овсянка вроде бы весной произносит: «Смени сани, возьми воз». В мае, когда подходит сенокосная пора, она же выговаривает: «Неси, неси, не тру-си-и-и!» Синичка в марте, когда еще снег и бескормица, якобы жалуется: «В куне светится, в куне светится», а чувствуя тепло, призывает: «Куй, кузнец, лемяши! Куй, кузнец, лемяши!» Сигналы ласточки-касатки, с которыми она подлетает к гнезду с птенцами, слышатся человеку так: «Деточки, деточки, будьте умнички, побегу на базар покупать вам пря-я-я-я-нички». А вот как пишет о той же ласточке русский писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов:

«Ласточки-касатки умеют красиво петь. Усядется касатка на конек крыши, потряхивая длинными косицами, начинает щебетать свою несложную, но очень приятную песенку. Помню, песенку эту, добродушно посмеиваясь над женами, деревенские люди так переводили на человеческий язык:

 
Мужики в поле, мужики в поле,
Бабы – за яишеньку…
Мужики в поле, мужики в поле,
Бабы – за яишеньку…»
 

Предзоревую песенку горихвостки Соколов-Микитов тоже переводил на человеческий язык: «Я в Питере была! Я в Питере была! Питер видела! Питер видела!» Витютень все время как бы допытывается у всех: «Витю видел? Витю видел? Куда пошел?» Может, и видел кто, да разве ему объяснишь, где Витя и куда пошел. Песенка пе́струха-мухолова слышится как «Крути-верти, крути-верти», а удод все время как бы твердит: «Худо тут, худо тут», а то еще: «Буду тут».

 
Прилетел удод весною
К нам в село Веселый Кут,
И повсюду зазвучало:
Буду тут! Буду тут!
 

Д.Белоус

Домовый сыч в приказном порядке твердит: «Пойдем! Пой-дем! На кладбище!» Вот ведь какой мрачный тип! Самец славки-черноголовки выпевает якобы такую фразу: «Чуть-чуть три рубля не выиграл». Не повезло, конечно, птице.

У самцов и самок, как правило, не только разные голосовые возможности, но и «словарный набор» разный. Кукушка-самец громко кричит: «ку-ку-ку», а у самочки скромненькая трелька: «кли-кли-кли». Перепелиный мужичок орет, надрывается: «Спать пора! Спать пора!» или: «Подь-пойдем! Подь-пойдем!» Супруга тихонько трюкает: «трю-трю-трю».

 
Ветерок кленка коснулся,
Потянуло мятой с луга…
Где-то перепел проснулся,
«Подь-пойдем!» – зовет подругу.
 

Д.Белоус

Есть среди пернатых и такие, у которых озвученного самца от самки не отличишь. У сов-неясытей, например, козодоев, больших пестрых дятлов, галок, свиристелей, ушастых сов… Супруги-иволги тоже одинаково покрикивают, и журавлиная пара тоже курлычет в унисон. Неизвестно, нравится ли самцам то, что у них подружки имеют то же право голоса, что и они, поют и лихо насвистывают мужские песни наравне с ними. Может быть, и нет, но терпят? А может, не знают, как заставить их замолчать? У людей ведь тоже по-разному эта ситуация складывается. Помните, у Ахматовой:

 
Могла ли Биче, словно Дант, творить.
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, Боже, как их замолчать заставить!
 

Это, разумеется, не больше чем шутка. Теперь о том, как птицы сами себя рекомендуют. Петушок нашей горной курочки, с легким кивком головы, отчетливо произносит: «Кек-еле-кик! Кек-еле-кик!» Ну что тут остается делать? Только расшаркаться и сказать: «Очень, очень приятно», а киргизы говорят о нем: «Кеклик сам себя хвалит». Галка, прилетая ранней весной в Крым, во всеуслышание кричит, что ее зовут «Гал-ка! Гал-ка!», а коростель латынь «знает», рекомендуясь, произносит: «Крекс-крекс-крекс». Его именно так зовут по-латыни: Сrех сrех. Самец чечевицы тоже отчетливо представляется: «Че-че-ви-ца».

Конечно, здесь упомянуты далеко не все, а наиболее характерные фрагменты издаваемых птицами звуков. Речь этих интеллектуалов в перьях куда богаче. У вороны более двух сотен звуковых сигналов. У Эллочки-людоедки из книги Ильфа и Петрова было, напомним, всего 30! Так что русская пословица: «На что вороне большие разговоры, знай ворона свое воронье „кра”» очень принижает ее речевые способности. Воронье «кварр-кварр» – крик холостяка, который не прочь жениться. Часто повторяемое «ак, ак, ак, ак» – крик ревности. Произнося «курра-курра», ворона сообщает, что данная территория уже занята, и т. д. Словарный запас у грачей в четыре раза больше, чем у Эллочки, а вот щегла и чижа она перещеголяла. У щегла – 19, у чижа – 29.

Интересно, что многие бывалые охотники и лесники легко разбираются в повседневных бытовых птичьих разговорах. Вот как пишет об этом Федор Абрамов в рассказе «Сосновые дети»: «Справа от нас… вспорхнул рябчик… Было слышно, как он сел на сучок. Игорь улыбнулся.

– Сейчас мы вступим с ним в переговоры. – И… свистнул. Рябчик отозвался, но как-то вяло, нехотя…

– А знаешь, что он мне ответил? «Не пойду, говорит, хочешь – иди сам».

– Ну уж так-таки и «не пойду?»

– Вот тебе Бог, Алексей. У них, у этих рябишек, три зова для своих товарищей: «лечу», «иду на ногах», «лети сам». Не веришь? Ну, а как же бы они в лесу-то разыскивали друг друга, в особенности во время токов? Охотники… знают их наречье, так и манок настраивают. Ежели «лечу» – не двигайся, сам прилетит. И по сигналу «иду пешком» тоже дождаться можно. Не скоро – велик ли у ряба шаг – приковыляет. А вот ежели «лети сам», тут уж не жди. Хоть как его ни зазывай, не прилетит. С характером птица, даром что маленькая».

Заслуживает внимания интересная точка зрения, бытовавшая в давние времена: человек будто бы научился петь, подражая птицам или передразнивая их. Так, римский писатель Лукреций Кар в книге «О природе вещей» пишет:

 
Звонкому голосу птиц подражать
                                    научились устами
Люди задолго пред тем, как стали они
                                              в состояньи
Стройные песни слагать и ушам
                        доставлять наслажденье.
 

Эта точка зрения может быть спорной, а вот то, что птичьи трели и песни часто используются композиторами в их сочинениях, – это неоспоримый факт. Вспомните «Песню жаворонка» Чайковского, «Соловья» Алябьева, вальс Штрауса «Сказки Венского леса», опять же «Жаворонка» Глинки. Многие композиторы (Моцарт, Бетховен и др.) тоже заимствовали некоторые мелодии у пернатых обитателей леса. Н.А.Римский-Корсаков делал специальные нотные записи птичьих голосов и включал их в звучание большого симфонического оркестра.

Так, в опере «Снегурочка» встречаются голоса кукушки, любимого композитором снегиря и других птиц. Бетховен в «Пасторальной симфонии» использовал мелодии пения соловья, перепела, кукушки, а в Шестой симфонии – песни иволги.

 
Пусть в зеленую книгу природы
Не запишутся песни синиц, —
Величайшие наши рапсоды
Происходят из общества птиц.
 

Н.Заболоцкий

Сейчас изучением птичьих голосов, песен, мелодий занимается интереснейшая наука – музыкальная орнитология. В фонотеках ученых записано уже более 30 000 голосов различных птиц. На курорте «Зеленый мыс», в одном из санаториев Аджарии, не без успеха лечат пением птиц нервные расстройства. Птичьи трели успокаивают, навевают сон, излечивают головные боли, снижают артериальное давление. А теперь немножко политики. Оказывается, и ее можно пристегнуть к птичьему звукотворению. Представьте себе известного всей стране артиста-кукольника Сергея Образцова в Лондоне. Он заходит в зоомагазин, слушает великолепную песенку канарейки и спрашивает: «Эта канарейка обученная?» Зная о жесткой цензуре в нашей печати в прежние времена, продавец решил уколоть Образцова и ответил: «Нет, сэр. У нас свобода слова. Она поет, что хочет». Образцов намек понял. Мячик брошен. Долго думать нельзя, надо отвечать. Он говорит, что очень рад за канарейку, и добавляет: «Жаль только, что она поет в клетке хозяина». Явно довольный ответом, продавец воскликнул «О!» и улыбнулся.

Подытоживая, скажем, что птичий народ очень интересен и совершенно неисчерпаем для изучения со всеми своими «разговорами», песенками, сигналами. Может быть, найдутся среди вас, ребята, особо любознательные, заинтересуются всем этим, и вырастут тогда из вас известные всему миру орнитологи, а мне, как автору этой книги, было бы очень приятно узнать об этом.