Текст книги "Академия темных. Игра на выживание"

– Escana![2]2
  Escana – приказ духу-хранителю на древнем языке Радо.


[Закрыть] – грозно бросил он ей, и саламандра, показав ему язык, вернулась на свое место.

Дыхание разом участилось, ладони вспотели. Я схожу с ума. Кольцо шипит и показывает язык! А еще кусается! И… он смог ее успокоить, значит, знает, что это за ископаемое.

– Э-э… мистер, вы… ведь знаете, что это такое? – вытянув руку, я чуть не впечатала кольцо ему в нос. Скомканно извинившись, отдернула руку и погладила место укуса.

– Знаю. – Улыбка гостя стала запредельной. – Но не скажу.

И чего я ожидала? Что мне вот так просто ответят?

– Спроси у Витора.

Мужчина рассмеялся, увидев скептическое выражение на моем лице.

– Мне жутко нравится смотреть, как ты выводишь его из себя. Это поднимает настроение.

Ничего себе карта легла… Враг моего врага – мой друг.

– Рада знакомству, мистер?.. – Я протянула руку.

– Зови меня Джен. – Мужчина галантно поцеловал мою руку.

– Так что вас привело сюда, Джен?

– Ирэне.

Он знает, где она?

А в чем подвох? Почему он явился именно ко мне? Есть же родители, Витор, в конце концов.

– Вы имеете сведения о ее местонахождении?

Лицо его вмиг помрачнело.

– Оттуда не возвращаются.

И почему мне это уже не нравится? Да потому, что светит мне очередная авантюра. Конечно, кражи кинжала из сокровищницы короля мало на мою больную голову.

– Я решительно не понимаю, о чем речь.

Джен хмыкнул, сделал незамысловатое движение рукой, уселся в появившееся из воздуха кресло и начал рассказ.

– Ирэне я знал с пеленок, это был совершенно неспокойный ребенок. Отправить ее в Академию НЦиБМ родителям предложил я. Хорошие перспективы, условия обучения… И была еще одна причина: Ирэне попадала в разные истории буквально на каждом шагу, я устал ее спасать. А Академия всегда славилась защитой своих учеников. – Он помолчал. – Но… я недооценил тягу Ирэне к приключениям… Из последних передряг я ее вытащить не смог. – И серьезным тоном добавил: – Ее дело придется заканчивать тебе.

– Какое дело?

Мне сейчас снова будет плохо.

– Довольно серьезное, касающееся нескольких людей и короля.

Все, мне плохо.

– Рано бледнеть, оставь это на потом.

Слабое утешение, однако.

– И что мне надо делать? – почти прошептала я, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Взять одну вещь из королевской сокровищницы.

Взять? Просто взять? А где же «украсть», «своровать», «стырить»? Сначала голос во сне, потом незнакомец в женском туалете… Катитесь вы все куда подальше!

Ноги подогнулись, и я повалилась на пол. Мягким падение не было: разбитые о камень коленки, ладони в ссадинах…

– Что ж ты так…

Меня подняли и усадили в кресло.

– Я же говорил: рано еще бледнеть, а падать тем более.

– Рано? В самый раз!

Мужчина усмехнулся, провел рукой над коленями, раны начало жечь, а когда убрал руку, кожа была целой, без единой царапины.

– Вы целитель?

– Скажем так: имею предрасположенность.

Прекрасно. А я имею огромное желание сбежать отсюда.

– А теперь вернемся к тому, от чего ушли, – все так же сидя на корточках, продолжил Джен. – Во-первых, как бы сильно ты ни хотела, в свой мир ты не вернешься. Во-вторых, тебе придется доделать то, что начала Ирэне. И в-третьих… у тебя нет выбора.

А он у меня вообще хоть раз был с момента моего появления здесь? Не было! Никто мне не дал права выбора! Никто!

В этот момент вулкан, который прежде лишь изредка выплевывал пепел, извергся.

– Я попала в этот чертов мир по ошибке! Меня приняли за другого человека! Я вынуждена быть той, за кого меня принимают, хотя у меня есть своя жизнь! Меня окольцевали какой-то ненормальной ящерицей и чего-то от меня требуют! Я не знаю этот мир и не хочу его знать! – Мой голос сорвался на крик, из глаз покатились слезы. Тушь наверняка размазалась…

Джен воспринял мою истерику с абсолютным спокойствием. Я даже подумала, что оглушила его, но нет. Он внимательно выслушал мои вопли и сказал:

– Считай, что ты родилась заново. Теперь это твоя жизнь, и либо ты ее примешь, либо умрешь.

Утешать он точно не умеет.

Хлюпая носом, я тяжело вздохнула. Где же слова «не волнуйся, я тебе помогу, вытащу из этого мира»? Мечтай, Лиса, мечтай!

Ладно, раз мне все равно не отвертеться… Оставлю за своей спиной хоть что-то.

Поднявшись с кресла, глянула в зеркало, удивилась, что макияж не пострадал, и, бросив последний взгляд на Джена, удалилась с гордо поднятой головой.

Эмоции выплескивались через край. Внутри бушевал ураган из ненависти и злости. Его надо усмирить, иначе стулья полетят в окно, а ножи в людей. И я не гарантирую, что все останутся живы.

Не успела я пройти и половины зала, как ко мне подлетела мама:

– Дорогая, почему ты оставила Витора одного? Он скучает!

Мамочка уже чуть-чуть пьяна, вместо строгого тона вышел игривый.

– Я как раз иду его искать, – сообщила я ей.

– Веселитесь, дети.

Не до веселья, когда столько проблем.

Витора мне и вправду хотелось найти, чтобы врезать ему по печени и почкам, пару раз по голове, под коленную чашечку, в челюсть и… Ох, надо отвлечься, расслабиться…

Мимо проходила служанка с двумя подносами: на одном фужеры с желтоватой прозрачной жидкостью, похожей на наше шампанское, на втором бокалы с чем-то зеленым… Интересно, какой он на вкус, этот напиток?

Неуверенно потянулась ко второму подносу и услышала над ухом:

– Не стоит это пить.

Советчика я узнала сразу, а потому, распростясь с колебаниями, взяла бокал.

– Перепьешь – даже целители не помогут. Эффект от него длится долго, а похмелье проходит намного хуже.

Я Витора слушать не стала. В четыре больших глотка осушила бокал. На вкус приятное… Что-то среднее между киви и виноградом.

– Я предупреждал, – невозмутимо напомнили мне.

– А почему ты не потрудился предупредить меня о кольце? Или о том, что оно кусается, шипит и показывает язык? – накинулась я на Витора.

Лицо его не изменилось, меня же понесло дальше.

– Почему, когда я спрашиваю, ты не отвечаешь, а когда мне даром не нужны твои предупреждения – ты тут как тут? Нарисовался, голубчик!

Незаметно для самой себя перешла на крик, но быстро опомнилась. Мы все-таки здесь не одни.

– Я рассмотрю твои жалобы и предложения на досуге, желательно в письменном виде, – ровным голосом известили меня.

Жалобы в письменном виде, говоришь? Хорошо-хорошо. Не поленюсь, пару рулонов накатаю. Но это потом, а сейчас мне что-то потанцевать захотелось.

Пары кружили по залу в темпе вальса, да и сам танец напоминал наш вальс, так что белой вороной выглядеть не буду.

Только вот… с Витором я танцевать не желаю, он мне противен, как слизень на сковородке. А вон тот мужчина с иссиня-черными волосами очень даже привлекательный… Еще больше привлекательности ему придает то обстоятельство, что он один. Следовательно, не откажет.

– Куда собралась? – Витор схватил меня за руку.

– Куда угодно, главное, без тебя. – Я высвободилась и двинулась к выбранному объекту. – Добрый вечер! – Подойдя, в знак приветствия чуть склонила голову, выудила из своего скудного арсенала самую обворожительную улыбку. – Не составите компанию скучающей девушке?

Алкоголь уже оказал свое «благотворное» влияние на организм, я расслабилась и совсем не задумывалась, как выглядит мое предложение.

– С превеликим удовольствием, леди Ирэне.

Ох, он знает меня?

Конечно, я же стояла рядом с маменькой на открытии бала. Что ж, может, оно и к лучшему.

Вложив свою руку в предложенную ладонь, проследовала за господином к центру зала, где уже танцевали, периодически меняясь, пары.

Одна рука – в руке, другая на плече, я хорошо знаю вальс. В академии в канун Нового года всегда проходил бал, и вальс являлся обязательной частью программы. Помню, на первом курсе я то и дело наступала на ноги своему партнеру, он дотерпел до конца и лишь потом, выйдя из зала, смачно выругался.

Мы плавно закружили в танце. Музыка вводила меня в транс. Стало так легко, проблемы отошли на задний план, и я забыла обо всем, растворившись в танце. Наши движения были слаженными, грациозными, и… Господин выпустил мою руку, но в ту же секунду ладонь сжала другая рука. Я даже не заметила, как сменился партнер. Волосы нового кавалера напомнили мне пшеницу. Танцевать с ним было приятно, но от первого остались более яркие впечатления. Непроизвольно начала искать его глазами, но взгляд зацепился за Витора. С непринужденным, в какой-то степени безразличным видом, но со сжатой челюстью, он стоял поодаль и наблюдал за мной. Неужто собственнические чувства забурлили? Прекрасно! Играть на этом я хорошо умею. Кокетливо заворковала с партнером, изображая, как мне с ним весело.

Продолжила танцевать то с одним, то с другим партнером, наслаждаясь танцем и состоянием окрыленности, пока моя рука не оказалась в уже знакомой руке галантного мужчины с иссиня-черными волосами.

Витор все так же стоял в амплуа наблюдателя. Актер из тебя хороший, Витор, но и мы кое-что соображаем.

Похлопала ресницами, ослепительно улыбнулась партнеру и шепнула ему: «Вы отлично танцуете», не сводя взгляда с Витора. Внезапно он исчез из виду, и я почувствовала… резкий толчок и боль, пронзившую руку от плеча до кончиков пальцев. Казалось, будто кости стираются в порошок, кожа разрывается на куски, а мясо ошметками падает на пол.

Крик застрял в горле. Дыхание перехватило, глаза заволокло черной дымкой, боль намертво сковала руку, и я мысленно умоляла скорей ее оторвать, чтобы не чувствовать этого…

– Решила поиграть со мной? – Окружающие звуки сменились угрожающим шепотом Витора. – Я люблю игры, но предпочитаю играть по своим правилам.

Я не вникала в смысл его слов. Я ни о чем не могла думать, кроме этой нестерпимой боли, которая, казалось, никогда не прекратится.

– Запомни раз и навсегда: не зли меня, и тебе не будет больно.

Боль начала утихать, цвет, очертания, четкость окружающих предметов вернулись. Дымка исчезла, и я смогла разглядеть холодное лицо человека, который легко причиняет страдания девушке. Человека, который без зазрения совести называет меня невестой. Человека, которого с каждой секундой я ненавидела все больше и больше. И ненависть поглощала, сметала все остальные чувства, которые мог бы вызывать во мне Витор.

– Никогда, – прошипела я. – Слышишь? Никогда больше не смей ко мне прикасаться!

Меня дернули так, что его рот оказался в паре сантиметров от моего уха.

– Я буду тебя трогать когда захочу, где захочу и как захочу, – прошипел он мне в ответ. – Чем раньше ты это поймешь – тем лучше для тебя.

Как можно быть такой эгоистичной сволочью? Неужели в его душе нет ничего светлого, ни капли доброты? Хоть чего-нибудь кроме злости?

– Гниль никогда не сможет сладко пахнуть. Ты насквозь гнилой, Витор. И чем раньше ты это поймешь – тем лучше для тебя.

Он собирался что-то ответить, но его отвлекла мама. Она забралась на стул, чтобы произнести речь, папа встал рядом и заботливо придерживал ее за талию.

– Я хочу поднять этот бокал за мою любимую дочь. – Мама оглянулась, разыскивая меня глазами.

И тут я обратила внимание, что мы стоим посреди зала, в гуще людей, но никто нас не замечает.

– Улыбайся, – шикнул на меня Витор, и в этот миг взгляд мамы зацепился за нас.

Улыбаться не получалось, удалось лишь растянуть губы.

– За мою дочь и ее жениха, Лассена Витора Гэльсмана Гарье!

Все подняли бокалы, мама отправила служанку с подносами к нам, а вот папа смотрел на Витора с недобрым прищуром.

Машинально взяла бокал с зеленой жидкостью, осушила одним махом. Алкоголь обжег горло. Я схватила со стола первый попавшийся бутерброд, он оказался с осьминогом и креветками. Не ощутив вкуса, проглотила его, и тут начался ад.

Меня скрутило в рвотном позыве. Осьминог, креветки и зеленое пойло просились наружу. Чтобы не упасть, я ухватилась за Витора, благо он сразу догадался о причине моего «рукоприкладства». Мне нужно срочно попасть в туалет, иначе меня прорвет. Одно, несомненно, радовало: если прорвет, то аккурат на Витора.

Подхватив меня на руки, он быстро пересек зал, пробежал по коридору, поднялся по лестнице, преодолел еще один коридор… Мне этот путь казался бесконечным.

Толкнув ногой дверь, «жених» сгрузил меня возле вожделенного унитаза… Слава богу, что уже можно не сдерживаться. Как же это ужасно… А особенно ужасно, что Витор стоял рядом, держал мои волосы и успокаивающе гладил по плечу! Из-за него у меня десять минут назад был болевой шок, а он ведет себя словно ничего не было! Двуличный засранец!

Озвучить мои чувства мне помешал очередной позыв природы.

– Я тебя предупреждал, – сказал Витор. – Никогда не пей напитков, свойств которых не знаешь.

Твои советы мне сейчас меньше всего нужны.

– А тебе не приходило в голову, почему я пила? – Голос вышел хриплым, но главное ведь содержание.

– Были некоторые мысли, – все так же спокойно отозвался Витор. Как ни странно, без иронии и без злости. Его мое состояние так успокоило? Ждал этого момента весь вечер?

– С тобой рядом на трезвую голову невозможно находиться, – только и успела сказать я, перед тем как меня накрыло очередной волной.

«Женишок» молчал. Видно, нечего было возразить. И правильно. Молчание ему к лицу. А то рот откроет, так сразу хочется либо сбежать, либо прикончить его..

– Предпочтешь обниматься с унитазом?

Хоть я и не видела его лица, но что-то мне подсказывало, что он улыбался.

– Обниматься с унитазом гораздо приятнее.

Может, зря я это сказала… Нет, не зря. У меня есть два аргумента: я пьяная, и он мне чуть руку не оторвал!

– Учти, на правду не обижаются.

Хотел он что-то ответить или нет, теперь не важно. Мне не важно. Меня начало лихорадить, и это было не от холода. Сидеть я больше не могла и повалилась на бок, глаза сами собой закрылись, и как я ни силилась разлепить веки, у меня не получалось. Никаких мыслей. Одна темнота. Я почувствовала, как немеют пальцы на руках, но ничего не могла с этим поделать, и мне стало жутко.

Сколько прошло времени до того, как я ощутила тепло? Час? Два? Минута? Попыталась вспомнить что-нибудь хорошее, но все мысли возвращались к тому, что мне плохо. Пристрелил бы меня кто-нибудь…

Сквозь шум в ушах разобрала гневное:

– Еще хоть раз меня не послушаешь, вырву твои ручонки, чтобы не тянула в рот всякую дрянь.

Витор, это его голос.

Моя вредная натура вылезла из темноты и погрозила ему кулачком:

– Не буду тебя слушать! Все буду делать назло!

Я была уверена, что сказала эти слова мысленно, но ответ показал обратное:

– А будешь делать назло – убью, воскрешу, и станешь беспрекословно мне подчиняться.

Чистой воды угроза, но почему-то больше похожая на отчаяние.

Витор в отчаянии? О, Лиса, к перепою еще и бред добавился. Просто до твоей несоображающей головы все дошло в искаженном виде.

Землетрясение, вернее, телотрясение я оценила по десятибалльной шкале в девять баллов. Колотило меня изрядно. Витора, наверное, тоже потряхивало, моего телотрясения на троих хватит. Органы делали тройное сальто, переворачиваясь внутри. А еще вернулись тошнота… и голод. Эти чувства, по идее, несовместимы. Подумаешь о еде – тошнит, подумаешь о тошноте – тошнит и вдобавок голод пробирает. Жуть, да и только.

В какой-то момент я ощутила спиной прохладную мягкую поверхность. Не сразу поняла, что это кровать.

Комната кружилась, звон в ушах усиливал головную боль, зубы стучали. Несколько раз я погружалась в темноту, но холод вытягивал из нее. Я даже на какое-то время отключилась, а когда пришла в себя и обнаружила, что завернута в пушистый плед, меня резко бросило в жар. Я не могла пошевелиться, руки и ноги онемели. Кое-как мне удалось скатиться на пол. Плед немного развернулся, стало чуть менее жарко. Оказалось, на мне вместо платья надета футболка. Застонала от досады. Не хотелось даже думать, чья она. Закрыла глаза… Казалось, эта мука длится целую вечность. Стала себя успокаивать, говоря, что скоро все пройдет и мне станет лучше… Определенно лучше…

И тут меня подхватили на руки, уложили на мягкое. К губам прикоснулось что-то холодное. Я подняла веки. Витор поднес к моему рту стакан с водой. От одного его вида меня затошнило опять. Я промычала, чтобы он убирался, попыталась отстраниться, но холодная жидкость потекла в горло. Каждый глоток отзывался болью, но это помогло. Жар больше не распалял изнутри, только голова заболела сильней.

С тихим стоном я опустилась на подушку. Как пахнет миндалем… Здесь лежал Витор. Какого черта? Хотела возмутиться, но, едва подняла голову, она взорвалась новой болью. Тьма с ним, потом поговорим. Легла обратно и провалилась в забытье.

* * *

Пробуждение вышло тяжким. Голова налилась свинцом и гудела, я ни о чем не могла думать. Руки плохо слушались приказов, но, по крайней мере, подавали хоть какие-то «признаки жизни», а вот ноги… Ноги решили послать свою хозяйку к бездне. Я лежала на кровати, наполовину укрытая пледом, но уже не пушистым и теплым, а тонким и легким.

Темная комната ничем не освещалась, а сквозь шторы свет не просачивался.

Переходить из горизонтальной плоскости в вертикальную не было никакого желания. Но организм настойчиво требовал отправиться в туалет, а как известно, неисполнение желаний мочевого пузыря может привести к неприятным последствиям.

Темнота меня не остановила. Поднявшись с кровати, я шагнула вперед. Попытка вышла не то чтобы неудачной… Вместо запланированной траектории меня понесло в сторону, и я стукнулась головой о шкаф. Звук удара был глухой – видимо, отбивать у меня особо нечего.

– Черт! – Я медленно сползла на пол, уткнула многострадальный лоб в колени.

Знала бы я раньше, чем кончится этот вечер… Ну, знала бы, и что? Из природной вредности все равно выпила бы зеленое пойло. Но не думала я, что будет так плохо…

– Такими темпами ты сама убьешься и комнату разнесешь. – Меня аккуратно взяли на руки.

Тьма решила надо мной жестоко подшутить. Помимо Витора есть мама, папа, Джен на худой конец… Так нет же, рядом со мной человек, видеть которого хочется меньше всего.

– Ты зачем встала?

Спокойный тон с нотками волнения. А где же упреки, злость, другие характерные для него эмоции? Это же Витор.

Да, Лиса, хорошо ты головой приложилась. Но с другой стороны… сама я не могла дойти до уборной. И не знала, куда идти. Один раз воспользуюсь его помощью… Надеюсь, плата за нее будет не слишком высокой.

– В туалет хочу, – тихо проговорила я. Любой громкий звук отдавался в голове звенящей болью.

Без лишних комментариев меня отнесли к «белому другу». Витор велел позвать его после того, как я закончу свои дела, и исчез за дверью.

Да я бы лучше навсегда осталась в компании унитаза.

Придирчиво осмотрела себя в зеркало: черная футболка на два размера больше, всклокоченные волосы, круги под глазами. В целом какой-то болезненный вид…

Что-то я вообще ничего не понимаю. Витор носится со мной, как курица с яйцом. С чего вдруг такая смена линии поведения? Чувствует за собой вину? Ерунда. Из добрых побуждений он вряд ли на такое способен, значит, надо искать мотив.

От размышлений голова разболелась сильнее. Подумаю над мотивами Витора позже, а пока надо добраться до двери.

Попытка окончилась оглушительным провалом. Меня отнесло к стене, но на сей раз удар пришелся на левое плечо. Моя голова повторного удара не выдержала бы. В ту же секунду дверь распахнулась, явив моему взору помятого, взъерошенного Витора – в футболке, похожей на ту, что была на мне, и шортах. Вон как его потрепало…

– Что за вредная девчонка, – проворчал он, оценив обстановку.

Я начала сползать по стене на пол, но Витор подхватил меня и, недовольно сопя, отнес на кровать. С облегчением опустила голову на подушку и собиралась заснуть, но у Витора имелись другие планы. Он включил светильник, и я зажмурилась от резанувшего глаза света. Отвернулась к стене с твердым намерением заснуть, но Витор продолжал нависать надо мной, явно ожидая от меня ответной реакции.

Я приподнялась на локтях и раздраженно спросила:

– Что?

Сложив руки на груди, он внимательно смотрел на меня. Все с тем же раздражением я попыталась поднять подушку, чтобы сесть поудобнее, но она как будто весила целую тонну. Витор, наблюдавший за моими жалкими потугами, любезно уложил подушку, вызвав во мне бурю негодования.

– Да что с тобой такое? – взвилась я. – То грозишься убить, то помогаешь мне. Совесть заела? Не поверю! Нет у тебя совести.

Витор молчал, я раздражалась еще больше, голова болела все сильнее. Может, это такой коварный план и он меня сейчас убивать будет? Поэтому и разглядывает. Выбирает, с чего лучше начать и какой метод применить.

– Витор, ты либо убивай, либо отваливай, либо говори, к чему это все? – Под «этим всем» я подразумевала вечернюю помощь, ночную и вообще…

– Гораздо проще было бросить тебя одну, и летальный исход не заставил бы себя ждать.

Разумеется, он прав. Глупо вытаскивать меня из ужасного состояния, чтобы потом убить.

– Я не поверю, что ты за пять минут изменился. Не бывает такого. Значит, у тебя свои цели и за помощь ты затребуешь плату. Какая она, эта плата, Витор?

Он нахмурился, я приготовилась испытать новую боль и гадала, что теперь пострадает – рука или нога.

Поежившись от неприятных воспоминаний, передернув плечами, дерзко посмотрела в темно-синие глаза.

– Замерзла? – Неправильно истолковав мои движения, Витор взял плед и начал меня укрывать.

– Хватит! – Я выхватила плед. – На руках носишь, с пола поднимаешь, пледом укрываешь, даже в туалет отнес! Что происходит, Витор?

– Чего ты орешь? – сказал он холодно. – Хочешь всех разбудить? Ложись спать. Свет оставить?

– Витор! – взвыла я, но он насильно укрыл меня пледом и удалился.

Сорвав свою злость на подушке, изрядно помяв ее кулаками, я вырубила светильник и попыталась заснуть. Сон не шел. Я думала о Виторе, вернее о том, что ему нужно. Просто так помогать он не стал бы, а вот что потребует с меня – это вопрос. Огромный жирный вопрос.

А еще меня удивил отец. Он будто видел все, что происходило между мной и Витором. Мои скудные знания не могли дать ответ, почему нас не замечали остальные и никто мне не помог. Но папа… Как он смотрел на Витора – точно испепелить его хотел… Надеюсь, он раскусил его истинную сущность и поможет разорвать помолвку.

Надеюсь… Надеюсь…

* * *

– Ирэне, – ворвался в мой сон тихий бархатистый голос. – Просыпайся, родная.

Это ж сколько я проспала, что меня будить начали? Открыв глаза, встретилась взглядом с улыбающимся отцом.

– Тебе надо поесть.

На мой немой вопрос папа ответил:

– Ты пропустила обед.

Я больше никогда не буду пить. Честное следовательское. Стыдно-то как… Хоть бы никто не видел моего «триумфального» удаления с бала.

– Пойдем, нам с тобой надо поговорить.

На этот раз встать оказалось гораздо легче, только… Не могла же я выйти к столу в футболке. Папа, словно прочитав мои мысли, протянул мне зеленое платье и вышел за дверь.

Переодевшись, я взглянула на свое отражение и ужаснулась. Под глазами мешки, волосы сбились в колтуны, цвет лица отдает зеленцой, сочетаясь с платьем… Картина маслом. «Бурлаки на Волге» выглядели лучше, ей-богу. От косметики и следа не осталось, Витор постарался. А я вместо благодарности на него накричала… И правильно, нечего было мне больно делать.

Папа ждал за дверью. Рассмотрев мое зеленоватое лицо, он укоризненно покачал головой и, обняв меня за плечи, повел по коридору.

– Я распорядился, чтобы обед тебе накрыли в моем кабинете. Там нам никто не помешает.

Разговор, наверное, пойдет о Виторе. Все-таки не прошла даром моя игра на нервах «женишка». Мама не заметила, зато папа понял ситуацию правильно.

Едва войдя в кабинет, уловила запах запеченной рыбы и овощей. Желудок довольно заурчал, предвкушая вкуснейший обед. Он ожидал меня на журнальном столике возле дивана. Сам диван располагался вплотную к окну. Большой рабочий стол посредине комнаты излучал величие, а заполненные книгами шкафы вдоль стен дополняли рабочую обстановку.

На письменном столе царил образцовый порядок. Все свитки аккуратно лежали в прорезях, чтобы не скатывались, перья, ручки, карандаши стояли в лакированном деревянном стаканчике. Ничего лишнего. Правильно говорят: хочешь узнать человека – посмотри на его рабочее место.

– Ты кушай. – Папа усадил меня на диван. – А я пока расскажу тебе одну историю.

Я только «за», особенно под такое волшебное блюдо.

– Родилась у одних уважаемых людей дочка, потом она выросла и отдали ее в Академию.

Я стала жевать помедленнее: не про меня ли, часом, история?

– И не знать бы родителям горя, но… – Отец многозначительно помолчал. – Но явилась она как-то раз и сказала: «Я помолвлена». И не с кем-нибудь, а с человеком, известным на всю Академию своей жестокостью.

Я подавилась, откашлялась и на всякий случай отставила тарелку.

– Отец, естественно, сказал «нет», а без его согласия и кольцо силу не получит, и брак заключить нельзя.

Интересно: а если папа скажет «нет», кольцо снимется?

– Просила дочь отца дать согласие, да только он был непреклонен. Не прошло и двух дней, как заявился к отцу жених. – Последнее слово папа произнес с ноткой презрения. – Убеждал в высоких чувствах, клялся, что сделает дочь счастливой. Ничего не добившись, подмазался к матери невесты, и та долго отца уговаривала… И отец скрепя сердце согласился. Догадываешься, о ком я говорю?

Еще бы не догадаться… Я кивнула.

Он продолжил, серьезно и строго:

– Так вот объясни мне, родная, а то я, проживший не одну сотню лет, повидавший за свою жизнь многое, никак в толк не возьму, за какой бездной вам эта помолвка?

Я посчитала лучшим ответом молчание. Я ведь не знала, что Витору от меня надо.

– Ты полагаешь, твой отец слепой дурак?

Помотала головой и подумала… А что конкретно он видел? Нашу «милую» беседу возле стола, на лавочке, мою попытку снять кольцо, болевой шок или мое финальное удаление из зала?

– Пап, а что ты видел?

Он укоризненно покачал головой:

– Ирэне, не пытайся ничего от меня скрывать. Я ведь могу помочь.

Я же именно этого и хотела, почему тогда молчу? Рассказать, как Витор обращается со мной, ума много не надо. Папа поможет, только вот… Так ли замечательна эта идея? Магистр Айнех, когда не обнаружил на мне кольца, глазами сверкал, как пожар третьей степени опасности. Я его побаиваюсь больше Витора. Поставит перед клетками с чудищами, распахнет все разом – и прощай и Лиса, и Ирэне.

Хорошо, что теперь я знаю, кто наверняка избавит меня от кольца, а заодно и от Витора, а пока…

– Нет, папа, тебе показалось. – Я натянуто улыбнулась. – У нас все в порядке.

Его взгляд так и кричал «не верю!», но он лишь спокойно спросил:

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Рассказать? Про кинжал нельзя, про сны нежелательно, а вот про странное явление под названием умертвие-кипарис…

– Со мной произошла одна странность, – осторожно начала я. – Я превратила умертвие в дерево.

Я ожидала от папы той же реакции, что была у Нелина и у Айнеха, но он потер подбородок и поинтересовался:

– Ты случайно ничего не теряла, родная?

Тупиковый вопрос. Может, и теряла, но не я, а Ирэне, и мне об этом ничего не известно.

– Вроде нет… – Уверенности в моем голосе и след простыл.

– Ты родилась обычным ребенком, а вот сила у тебя… не типичная для этого мира. Свет выбрал твою душу, что случается крайне редко.

Меня эта новость испугала.

– Испокон веков на светлых охотятся, слишком много они могут дать, поэтому мы с твоей мамой приняли решение надеть тебе артефакт, искажающий потоки светлой магии и превращающий ее в темную.

Не до конца понятно, но суть такова: я, то есть Ирэне, – светлый маг.

– До пяти лет его нельзя было использовать: велика была вероятность перегорания на стадии становления. И ты успела оставить свой светлый след. – Папа улыбнулся. – Арка в гостиной, терраса, никогда не увядающие цветы в вазах.

Да, цветочки там красивые. Вот оно как получается… Значит, светлое порождает природу, живое, все самое прекрасное…

– В пять лет на тебя надели артефакт. Его не должен видеть никто. За исключением мужа.

Это где ж они спрятали артефакт? Нет, у меня его априори быть не может, но…

– Где артефакт, Ирэне? – спросил отец, подавшись вперед.

Почему мне так «везет»? Что я должна ответить? Куда я его дела? Видя мое замешательство, папа сказал:

– Позовем маму.

Он щелкнул пальцами, в воздухе вспыхнул и сразу растаял огненный цветок.

Буквально через минуту в кабинет вошла пышущая жаром женщина. Роскошная рыжая грива рассыпана по плечам и спине, белая рубашка заправлена в черные брюки, высокие каблуки… Миссис Совершенство.

– По какому поводу собрание? – Мама поцеловала в щеку меня и папу и села между нами.

– Дорогая, проверь, на месте ли у Ирэне артефакт.

Улыбка исчезла с ее лица, но даже серьезная она была великолепна.

Дальнейшее повергло меня в шок. Мама сунула левую руку мне в декольте, правая грудь ощутила прикосновение нежных прохладных пальцев. Ощупав то, что еще вообще никто кроме меня и врачей не щупал, мама констатировала:

– Артефакта нет.

Это они пятилетней девочке прокололи сосок? Только не говорите мне, что…

– Астер, – мама повернулась к отцу, – надо срочно заказать новый.

Нет! Только не это! Я согласна на пуп, но не на грудь.

– Конечно, только пускай Ирэне сначала объяснит, куда делся прежний.

Объяснить?.. Знать бы, как это сделать…

– Я… потеряла.

И никто мне не поверил. Ни мама, ни папа. Они молча смотрели на меня, а я гадала: что сейчас будет?

Мама первой нарушила молчание:

– Ладно, пусть так. Астер, дорогой, закажи артефакт, а мы пока с Ирэночкой в город выберемся.

Папа кивнул, не сводя с меня пытливого взгляда, мама потащила меня к выходу, а я не могла смириться с мыслью, что целостность моей груди под угрозой. Однако переживать по этому поводу мне не дали. Маменька вознамерилась пригласить Витора пойти с нами. Я возражала. Даже попыталась сказать, что девочкам лучше вдвоем ходить по магазинам, но мама, как обычно, отмахнулась, и мое мнение в расчет не приняли.

Витора я хотела видеть меньше всего. После того состояния, в котором он меня лицезрел… В общем, стыдно мне было, очень стыдно. Поблагодарить его мне не позволяла гордость. Все-таки одно доброе дело не способно искупить содеянного ранее. Поэтому, когда Витор к нам подошел, я лишь холодно улыбнулась, предоставила маме полную свободу общения и ни словом, ни полсловом не включилась в их милую беседу. И это к лучшему. Иначе не удержалась бы, съязвила, нахамила и заслужила неодобрение матушки… Воистину, молчание – золото.

* * *

Мы уже четвертый час ходили по магазинам, торговым лавкам, рынкам и базарам. Купили с десяток платьев, две шубы, два полушубка, пять пар сапог, семь пар туфель, две пары пушистых тапочек и в заключение шкатулку, наполненную всевозможными драгоценностями. И это мне одной! Я всячески возражала, покольку привыкла обходиться минимумом вещей и просто не представляла, зачем мне столько всего. Но, если честно, поход по магазинам меня немного порадовал.