Текст книги "Фонд последней надежды"
Автор книги: Лиля Калаус
Жанр: Любовное фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 8. ЖЖ. Записки записного краеведа. 23 декабря
«…И тут выяснилось: в нумер четвёртый въехала тучная дама далеко забальзаковского возраста, впрочем, весьма молодящаяся.
Завтра у меня самолёт. Бросить беззащитную женщину на произвол судьбы? Невозможно! Остаётся только одно. Я отправился вниз и продлил своё пребывание в «Луче Востока». Чёрт с ним, с Рождеством, всё равно – не мой праздник. Позвонил детям, наплёл что-то про радушие старых зоркинских друзей, они, конечно, огорчились… Ничего, даст бог, Новый год встретим вместе.
Буду наблюдать. Эх, жаль, со мной нет Валентина Николаевича! Уж он-то, конечно, с ходу разгадал бы этот поразительный ребус, ведь он знает о Зорком практически всё… Я невольно представил, как мы встретимся с ним в нашей любимой берлинской кофейне «Падишах», и я, подслащивая таким образом горькую пилюлю от нечистоплотных издателей «Книгомана», поведаю ему за яблочным кальяном всю эту бестолковую историю…
И тут мне пришла в голову мысль. И как я раньше не додумался, старый осёл?! Ну конечно! И я, поминутно ошибаясь от волнения, сейчас же набросал е-мейл, в котором, не вдаваясь…»
К концу декабря работа обычно замирала – празднованием католического Рождества начинались длинные зимние каникулы. Сегодня после обеда все работники Фонда отправлялись на ежегодную трёхдневную корпоративку. Программа развлечений всегда была примерно одинакова: поездка в загородный санаторий, катание на санках, шашлыки, китайские хлопушки, распевание советских песен и на закуску – коллективные игры типа «анонимный Санта Клаус», «море волнуется раз», «бутылочка», «прятки» и «мафия».
Несмотря на то, что разрешалось взять с собой членов семей, мало кто ехал, обременённый «половинкой». Только бедный Амбцибовицкий сидел в автобусе рядом со своей угрюмой, как прапорщик, супругой в свалявшейся каракулевой шубе, да Юля Меделяйте из экологической программы притащила дружка, рыжего диджея со стеклянными от предновогоднего недосыпа глазами. Дружок жалобно ныл и пытался отпроситься на «чёс», но Юля была непреклонна.
Ася влезла в автобус и стала пробираться к своим.
Сотрудники Фонда, забыв про субординацию, корпоративную этику и возраст, привольно расположились в салоне, хихикая, как старшеклассники, булькая припасённым в дорогу алкоголем. Майра, завидев Асю, махнула ей косичками в сторону свободного двойного сиденья напротив.
– Эй, Насырова, – заговорщицки ухмыльнулась Гулька, – а шеф-то твой едет, не в курсах?
– Вряд ли. Он ничего такого не говорил.
– Иди ты… Как так – не говорил? Вы что, вообще не разговариваете?
– Они только CHAO обсуждают целыми днями, – влез в разговор Жорка Непомнящий из программы «Ювенальная юстиция». – Дурак этот ваш Коршунов. Золотарь-ассенизатор…
Майра с Гулькой засмеялись.
– А что, захожу к ним вчера, постучался на всякий случай, мало ли, – продолжал зубоскалить Жорка. – Всё же в отдельном кабинете сидят, романтика, сами понимаете! А они, как неродные, в компы зырят – и молчок. Я говорю: «Эй, скотчу не дадите?» А этот дурак, аськин шеф, говорит, мрачно так: «Двойного, что ли?» Я говорю Аське, пойдем, мол, покурим, мало ли, а он: «Ася, подготовьте справку по грантам». И взглядом меня буравит. Ревнивый!
– А ты, Жорка, по чужим кабинетам не шастай, – с другого конца автобуса крикнул уже пьяный вдрабадан Подопригора. – А то Коровина с Му тебя забодают!
Гулька с Майрой опять засмеялись.
– Да ну вас, – раздражаясь, сказала Ася, – болтаете всякую чепуху.
– Ни фига себе, чепуха, – повысила голос Гулька. – Я вот, женщина одинокая, безмужняя, хочу у тебя спросить…
Тут Ася догадалась, что Гулька тоже успела основательно тяпнуть перед поездкой, и обмерла: пьяная Гулька становилась неуправляемой, как летящий под откос поезд.
– Как ты такого начальника себе отхватила? И главное – з-зачем он тебе, а?! Вот что ты с ним делаешь, ск-кажи? Сметы составляешь? Эх…
– Бодливой корове, Карапетова, бог рог не дает! – заржал Тараска. Автобус веселился.
– Да ты, Гулька, лохушка. Ты её мужа видала? – вступила в дискуссию Майра, – Там ваще Брэд Питт отдыхает.
– Иди ты!! – Гулька завистливо охнула. – Блондин, что ль?
– А то! – Майра икнула.
«Эта сволочь Тараска! Не иначе, он девок напоил!», – злобно подумала Ася.
– И чем ты, Насырова, таких красивых мужиков берёшь? Как приманиваешь?
– Заткнитесь, дуры, – прошипела она, краснея. – Вы что, обалдели?!
– Всем привет! – раздался сзади доброжелательный голос Олега Юрьевича. – О, Ася, вы мне место заняли? Спасибо.
Коршунов, в потёртых джинсах, растрёпанный, как студент, мило улыбнулся окружающим и плюхнулся рядом с Асей, как ни в чём не бывало.
Гамаюныч под общий хохот подытожил:
– По быку и стойло…
К концу рейса трезвыми остались только чета Амбцибовицких, Ася и, возможно, водитель. Олег поначалу решил не пить, потому как терпеть не мог «присоединяться к коллективу». Асины подружки без умолку тарахтели напротив, поминутно опрокидывая стаканчики с коньяком. Дружелюбно кивнув им, он достал томик «Элементарных частиц» Уэльбека и принялся за чтение, правда, почти не получая от текста привычного удовольствия. Ася тоже читала – какую-то цветастую, как цыганская шаль, книжку с декольтированной красоткой и мускулистым мачо на обложке. Видимо, цыганский роман её заворожил: хмурится, чуть припухшие губы в волнении приоткрыты, карие с тёмно-зелеными крапинками глаза быстро скользят по строчкам… Смотрите-ка, носик усыпан едва заметными рыжими веснушками! Ася, вздохнув, перевернула страницу, убирая за ухо волнистую прядь рыжеватых волос, по счастью, не собранных сегодня в дурацкий беличий хвост. Пахнуло нежными ароматами чистой кожи и недорогого девичьего парфюма. Олег вздрогнул, снова уставился в своего Уэльбека: «…Если ДНК повсюду одинакова, тому должны быть причины, глубокие причины, связанные с молекулярной структурой пептидов или, может статься, с топологическими условиями самовоспроизводства. Эти глубинные основания он мог бы обнаружить; он помнил, что когда был помоложе, такая перспектива привела бы его в восторг…» А в лице, между прочим, – ничего монголоидного, кроме едва выдающихся скул. Какая она Насырова, тем более, Асия Нуркатовна? Ножки длинные, стройные, талия тоненькая, маленькая аккуратная попка, а грудь… Стоп. Да стоп же…
…Рассказывала, что мать у неё – полурусская, полубуркутка, а отец – казах, но тоже наполовину, с латышом, что ли?
Ася дочитала книжку, сунула её в пакет, закрыв глаза, откинулась на сиденье и уснула, по-детски посапывая. Автобус резко повернул. Олег вторично вздрогнул: рыжая головка легла на его плечо…
И тут над ними навис, раскачиваясь, как дельтаплан, чёртов Подопригора, тряся у Олега перед носом бутылкой «Овип локос»:
– Аська, пивка долбанёшь?
«Разбудит же!»
Ася сейчас же проснулась, села прямо.
– Извините, Олег Юрьевич…
– Не хотишь, как хотишь, была бы честь предложена, – невнятно артикулируя, подытожил Гамаюныч, мощным круговым движением приложил горлышко бутылки к губам и мгновенно высосал ее досуха, как турбопылесос.
– Молодца, хохол! – зычно крикнула сзади Софа Брудник.
– Какой я тебе хохол, дур-ра?! – взревел Подопригора, разворачиваясь и напирая на Олега пухлым задом. – Да я буркут из крайнего джуза! У меня мамаша самому Бате сродственница! Н-наследная!
Автобус загалдел:
– Ур-ра! Даешь Гамаюн-улы в президенты! Да здравствует незалежный Буркутстан! Москалей на сало!!
Коршунов передёрнулся. Что за идиотские помеси разгуливают в этом Зорком? Не город, а лаборатория евгеники, причём, с загаженными ретортами. Не то, чтобы Олег сознательно придерживался каких-то там особых взглядов на национальный или расовый вопрос, но маргиналы – «дети разных народов» – всегда казались ему весьма нежизнеспособными и, прямо скажем, ущербными с точки зрения и физиологической, и, особенно, интеллектуальной. Олег предпочитал отделять «чистых» от «нечистых», полагая, что незыблемые принципы вырастают из традиций, традиции – из культуры, культура – из религии, религия же неотделима от души народной, а душа, в свою очередь…
– Тарас Гамаюныч, станете президентом, по старой дружбе нефтяную скважинку не подбросите в вечное владение? Помните, какие я вам пирожки пекла? – под общий смех спросила Ася.
Олег снова засмотрелся на её улыбку.
– Штурманга, кызымка, за базар отвечаю! – заухал Подопригора, моряцкой походкой ковыляя по салону.
– Ага, держи, Аська, карман шире, – встрял Непомнящий. – Забыла, кому теперь ассистируешь? Эх ты, бишара, променяла орла на коршуна!
Коллектив грохнул.
Олег криво улыбнулся и надел тёмные очки. Вот, скажем, смесь православного хохла и правоверного мусульманина, этот самый пресловутый Гамаюныч, что он собой представляет? Паразит и хам, краснобайская морда. Натуральный дрянь-человек, как Стругацкие писали. Ася искоса глянула на Олега, почему-то покраснела. Краснеет дивно: прозрачная кожа будто светится изнутри. Олег, сжав зубы, раскрыл Уэльбека наугад и заставил себя читать дальше: «…Что с ним станется? До каких пор он сможет выдерживать это? И стоит ли труда? Брюно всерьез задавался этим вопросом. Как только занятие кончилось, он устремился к своей палатке, даже не попытавшись завязать разговор с рыжей малюткой; ему было необходимо глотнуть перед завтраком виски…»
Кстати, отличная мысль! Когда хихикающая Майра протянула ему пластиковый стаканчик, до краев наполненный дешевым буркутским коньяком, Коршунов не стал кочевряжиться и выпил, закусив липкой хурмой. Ася отвернулась к окну.
На выходе случился казус: дрянь-человек Подопригора, по-гусарски предложивший руку своей бывшей ассистентке, в следующую секунду выпал, как сноп, из автобуса, увлекая за собой и Асю с Коршуновым, неосознанно вцепившимся в её другую руку.
– А чего мы в «Сарбадар» не поехали? Всегда же ездили в «Сарбадар», и хорошо было, – заныл Амбцибовицкий, едва ступив на подъездную дорожку. – Я же договаривался в «Сарбадар»? А? Товарищи, никто не знает, почему мы в «Сарбадар» не поехали?
– Иди уже, – неласково пихнула его супруга, взопревшая в своей шубе и уже подошедшая, как опара, за долгую поездку.
– Точно, точно… – вразнобой вторили сотрудники Фонда, выбираясь на свет божий из душных недр автобуса. – Ой! А где это мы?
Ася быстро вытащила из автобусного багажника свою старенькую дорожную сумку, разрисованную крокодилами, и побежала догонять девчонок. Поездка её утомила: налакавшиеся коллеги, млея, пели про голубой вагон и белое яблоко луны, Майра с Гулькой придурковато ржали и стреляли в Коршунова глазками, сам же Коршунов всю дорогу молчал, как рыба фугу, только улыбался презрительно. Надо же, какая цаца, и чего было тогда ехать с коллективом, катился бы в свой Давос или там Куршавель, если такой крутой. Уэльбека он читает, интеллектуал выискался. И тоже, разумеется, нажрался под конец.
– И правда, – пропыхтела Гулька, с трудом волоча свой прикольный клетчатый самсонит. – Майрушка… А чего мы в этот… Ик! «Сантабарабар» не поехали? А?
– Девки из бухгалтерии говорят, Корнелия на маржу позарилась, – ответила на это грустная Майра, помогая Асе отряхнуть курточку. – Ишь, как Амбцибовицкий разоряется. Небось, без отката остался. Ой-бо-ой, башка болит…
К автобусу подъехал директорский лимузин-катафалк, из него неторопливо вылезли сам Мойдодыр в демократичной дубленке, Корнелия, задпрапированная в шиншиллу, Мадлен Генриховна в молодёжном пуховике, по цвету и фактуре напоминающем клок сладкой ваты, и Камилла Джакоповна в сером драповом пальто времён Карибского кризиса.
– Миирзаляй! Товарищи! Братья и сёстры! – раздался мегафонный рык, и только что поднявшийся с колен Подопригора, закатив глазки, вновь повалился наземь. – Дурды жабанай! Горный санаторий «Еуежай» приветствует вас на своей территории! Милости просим! Прошу вас, абирке! Вот в это здание, к стоечке, товарищи! Господа, паспорта просьба достать заранее! Ыке этаж для вас зарезервирован!
Офисный планктон, спотыкаясь на скользкой снежной тропе, потянулся к щедро замотанному в новогоднюю символику зданию из ярко-розового ракушечника, на ступеньках которого приветственно размахивал мегафоном маленький человечек в собачьей шапке-ушанке.
Олег курил у входа, с любопытством осматривая красоты природы. Солнце вот-вот должно было упасть за сахарные головы горных пиков. Ёлки всех оттенков зелёного – от нежно-салатного до пепельно-изумрудного – купами теснились там и сям. В устье аллеи высилась скульптурная группа: пара оленей, выполненных из толстых белых кабелей и лампочек. В предзакатном бежевом свете бэмби выглядели натуральными скелетонами.
– Идьёте, Олеш-шек Юрьевич-ч?
Олег оглянулся. К нему развинченной походкой топ-модели подбиралась Алия№ 2, координатор программы юридической поддержки. Бирюзовая шубка из мексиканского тушкана расшита стразами, в ушах колышутся две гигантские головы Нефертити, длинные худые ноги обтянуты леопардовыми лосинами. Алия№ 2 приветственно взмахнула крохотной сумочкой, также украшенной стразами, перетопнула каблучищами и послала ему многообещающую улыбку. Блеснули брекеты на обеих челюстях.
Олег торопливо затянулся и нырнул внутрь здания.
Толпа ещё не рассосалась. Сотрудники, азартно крича, выясняли, кому с кем заселяться. Ася стерегла свою и гулькину поклажу у пыльного окошка. Неудобно как получилось в автобусе… Олег решил проявить галантность:
– Помочь с сумками?
– Асенька, давай вещи, мало ли, помогу до номера допереть! – одновременно с ним выкрикнул из очереди Непомнящий.
– Давайте, я вам чемоданчик поднесу, – прощебетал слева Артём в очаровательном комбинезоне цвета небесной синевы. Справа заходил на цель и элегантный менеджер по логистике Жан Снизим Риски в чёрной коже с головы до ног.
– Насырова! – возбужденная Гулька вывинтилась из толпы у стойки, размахивая допотопным стальным ключом на деревянной груше. – Опять с мужиками треплешься?! Наш номер шешнадцатый! Пошли, надо в прокат очередь занять, на санки. Ой, а паспорта! – Гулька снова ввинтилась в толпу.
– Я вам займу, девочки, – приятным тенорком пропел Жан Снизим Риски. – Снизим риски, как говорится. Асенька, по коктейлю?
– Спасибо, ребята, – сказала Ася и улыбнулась. Мужики замерли. Олег почувствовал стеснение в груди.
Так она и пошла к лестнице, хорошенькая до невозможности в обтягивающих джинсиках и короткой школярской куртчонке, независимо волоча за собой сумку с жёлтыми крокодилами. Чёрт знает что!
И тут в холл ввалился багроволицый Тарас Гамаюн-улы. Как краб, он понёсся на полусогнутых к Асе, вцепился в ручки её сумки и, конечно, врезался в перила. Сумка с тихим треском развалилась.
– А-а-а… Э-э-э… Ас-ся… – лепетал Гамаюныч, ползая по дамскому барахлу. – Х-хотел помочь… Э-э-э?
Ася, ахнув, кинулась подбирать свои вещи.
– Ну и попка… – мечтательно высказался Непомнящий. – А буфера? Вы видали? Куда она их на работе прячет, я, прям, не знаю. Да мало ли… Ой, глядите-ка!
Он ловко подхватил с пола далеко откатившийся продолговатый предмет, за ним потянулся беленький лифчик.
– Ух ты! Вот это девчонка! Фаллоимитатор в санаторий не забыла!
Коршунов сильными пальцами выкрутил плойку из жоркиной руки и отдал Асе. Кинув на него благодарный взгляд, она прижала изуродованную сумку к груди и побежала по ступенькам. Олег, сопя от ярости, повернулся к Непомнящему.
– Ой, Юрьич, не кошмарь ты меня! – вскричал тот, отпрыгивая в сторону. – Мало ли, говорю, тёлок вокруг! Вон, Алиюшка идет… Эй, Алиюшка! – Непомнящий замахал руками. – Иди к нам, Коршунов тебя зовет!
Олег матюкнулся про себя и решительно двинулся к стойке.
Глава 9. ЖЖ. Записки записного краеведа. Все еще 23 декабря
«…Этот длинный день никак не хотел кончаться. Соседка моя куда-то ушла. Я погулял немного по городу, принарядившемуся в преддверии Нового года, полюбовался на ледовые домики в Сосновом парке, обвешанные елочной мишурой и канителью, обвитые весело мигающими разноцветными лампочками, послушал звонкий детский смех… Сердце отпустило.
…Волею судеб в конце жизни я оказался в чужой стране. Смешно – ведь, получается, родился и жил я тоже – в чужой… Провидение наградило меня замечательной и нежно любимой супругой Анечкой, Анной Дмитриевной, пятый год пребывающей на небесах вследствие запущенного диабета, под каблучком которой я провёл молодость и зрелость в родном Зорком. Дети, тихие семейные радости, прогулки в парке, редкие выезды на природу в сопровождении немногих друзей, приличная преподавательская работа в архитектурном вузе, предвкушаемая счастливая старость на маленькой дачке, что смотрит двумя окошками в зелёное ущелье – это и была моя жизнь.
Правда, моё хобби… Анечка, царство ей небесное, весьма его не одобряла. Да и то сказать, львиная доля моей зарплаты, немаленькой по советским временам, уходила на приобретение книг. Эти очереди за талонами на макулатуру… Эти подпольные книжные рынки… Полиэтиленовые скатерти-самобранки на снегу, у двух железных ланей в глубине Соснового парка, на которых раскинулась вся дефицитная русская и зарубежная классика, приправленная перчиком зарубежного детектива, лавровым листом сайнс-фикшен, присыпанная сахарной пудрой детских сказок и приключений… Я нечасто бывал на книжном рынке, у меня были свои каналы. Пара известных в городе книжных барыг, десяток прирученных «Птичьим молоком» продавщиц из книжных магазинов… Анечка, бывало, плакала: детей хоть пожалей, на машину никак скопить не можем, дачу не достроили, стыдно от соседей: всю квартиру этой дрянью забил! И правда – в нашей скромной «центровской» двухкомнатной (Анечке дали на работе) книги были везде. На лоджии, на антресолях, на холодильнике, в югославской стенке (Анечка год в мебельной очереди отмечалась), даже в туалете, извините меня, собственноручно прибил шесть полок под военную историю… Отличные были книжки. Да… Не в пример нынешним – хоть и с яркими обложками, да серой мутью под ними. Ого, кажется, начинаю брюзжать?!
Признаться, я всегда числил себя по разряду хомо легенс. И детки мои выросли умненькие, начитанные, что, к удивлению Анечки, не помешало Ване и Тане сделать замечательные карьеры. Оба в срок и удачно создали семьи, родили нам общим счётом троих внуков… Необременительная работа, дача, домашняя наливочка по вечерам, «Одиссея капитана Блада», гулянья с внуками… Ах… Всё это закончилось в одночасье…
Первый удар я получил в 1997-м, когда моя должность срочно понадобилась ректору – как поговаривали злые языки в нашем институте, для обустройства племянника. Меня срочно проводили на пенсию. В пятьдесят семь лет найти работу непросто, и я безропотно взвалил на себя все заботы по домашнему хозяйству. К тому времени Танюша с мужем уже эмигрировали в Канаду, увезли с собой старшего внука Пашеньку.
Ванечкина жена Ирма, сама из поволжских немцев, тоже начала поговаривать об отъезде (её семья перебралась из Зоркого в Мюнхен в начале 90-х). Но Аня упёрлась: внуков, Санечку и Полиньку, не отпущу! Вот после моей смерти делайте, что хотите… И как в воду глядела.
В 1998-м её тоже «ушли» на пенсию, а каково было ей оказаться дома после сорокалетней карьеры стоматолога? И тут… Начала моя Анечка читать. Да как – запоем! Иной раз чайник за целый день не поставит, я пельмешек вечерком сварю, вот и сыты оба. Через какое-то время стала она прихварывать, как будто ждали болезни проклятые этой её пенсии, набросились на мою бедную, как шакалы. И вот мы сначала ей палочку купили, следом костыль… Умирала тяжело, мучилась, год лежала… А что – медицина… Сами знаете… В общем, не стало вскоре моей Анечки, души светлой, безгрешной.
А уж после продали квартиру, дачу, подхватились – и в Европы. Страшно было уезжать, бросать родню, друзей, но оставаться одному, без работы, детей, внуков, было куда страшнее…
И только об одном жалею и тоскую неотступно, еженощно, до слёз, до кровавой сердечной боли – по книжечкам своим, по всей моей бестолковой, безалаберной, бесценной библиотеке, томик к томику собранной. У которой и вправду не оказалось цены. Отчаявшись продать, пытался пристроить ее, как щенка, в приличные руки – никто не брал. Никому оказалось не нужно это советское библионаследие, безвозмездный дар навечно отъехавших в иные измерения…
И я… Я… Я её бросил. Оставил свои книжечки в проданном уже доме…
Иногда, только не смейтесь, они мне снятся. Во сне я брожу по квартире, в которой знаю каждый уголок, в которой моими руками каждый гвоздик прибит, каждый плинтус покрашен, а сколько раз протёрт половой тряпкой!
Я до сих пор помню наизусть расположение книг в шкафах: вот разноцветные тома «Современной зарубежной литературы», бурый десятитомник Фейхтвангера с изысканной буквицей «Ф» на корешке, «Зарубежный детектив», «Всемирка» в отличном состоянии (не хватает нескольких соцреалистов), гордость – красно-белая «Библиотека современной фантастики», конечно же, «Библиотека приключений», серые груды ЖЗЛ, зелёные тумбы литпамятников, и бесчисленные ПСС, рядами уходящие в глубь антресолей.
Шкаф с детскими книжками мысленно глажу, как котёнка. У них, этих бедноватых на полиграфию советских книжек даже запах был особый – домашних пирогов с вишней. Сколько слёз пролито Таней и Ваней над страданиями бедной Козетты, сколько радости доставлял им каждый том «Волшебника Изумрудного города», как читались в эпоху всего двух ТВ-программ и дневного перерыва в вещании Стругацкие, Булычёв, Кассиль, Успенский… Услышал от какого-то папаши в зоркинском книжном магазине: «Гляди, Барто стоит какое-то!» О бедность! О жалкая нищета духа… Куда там Гарри Поттеру и иже с ним до счастливого советского детства моих ребят!
В этой выморочной квартире из сна никого нет. Только книги. Брошенные и преданные мной…
Аня моя мне не снилась ни…»
Едва вселившись, народ самозабвенно побежал на природу, принялся валяться в снегу, кататься на санках и выпивать под ёлочками. Олег дистанцировался. Погулял в одиночестве, полюбовался на горы, заперся в номере и включил ТВ.
Он, конечно, не собирался ехать в этот идиотский санаторий. У них с Машкой были планы смотаться в Верону к матушке, встретить там рождественские и новогодние праздники, подурачиться. Но Машка в последний момент вдруг пошла в отказ – типа, куча работы навалилась, встречи, руководство наезжает. Олег, конечно, догадывался, что не в куче дело, должно быть, кто-то там случился, нежданный-негаданный. ОК, без обид. В конце концов они всё ещё на разных континентах, а будущее сулит и живописную набережную реки Адидже, и вздохи у стен «Casa di Romeo» и «Casa di Giulietta», принадлежавших некогда славным веронским семействам Монтиколи и Каппелло, и гулянья под неисчислимыми балконами и древними арками, и трепет сотен бумажных листочков с просьбами о любви на стене музея бедной Джульетты, и её отшлифованную на счастье ладонями тысяч паломников бронзовую подростковую грудь… Хотя червячок в голове завёлся. Ничего, будем работать над собой, изживать комплексы домостроя. Матушка, конечно, звала к себе, даже настаивала. Но Олег от родственного визита решительно отмазался.
Можно было провести каникулы по-холостяцки, уехать куда-нибудь на пляж, на солнышко, к смуглым девочкам и экзотическим коктейлям. Или навестить друзей. Но вот друзей у него как раз и не было. Почему-то. Он по этому поводу совершенно не страдал – ну, не сложилось. Друзья – это такая бодяга: нужно помнить посторонние дни рождения и круглые даты, кроме того, поздравлять с праздниками, вечно куда-нибудь выбираться вместе, сочувствовать, помогать в трудную минуту, выручать деньгами, давать советы, утешать и даже выворачивать свою душу наизнанку в ответных соплях… Херня. С коллегами по работе не в пример проще. Но с ними не проведёшь каникул. Разве что в формате корпоративки.
И пусть, корпоративка – так корпоративка.
За свою в целом удачную карьеру ему довелось пожить и в Праге, и в Москве, и в Сан-Паулу, и в Риме, и в Лондоне, притом, что родился он в Питере да наездился по Европе во время отпусков – досыта. И всюду было здорово. Но только здесь, в этой, как выражалась грубая Машка, жопе мира, азиатском провинциальном болотце, почувствовал он вдруг какое-то странное умиротворение и даже – покой. Болотце шевелилось, обдавая тёплыми брызгами: кто с кем в кино ходил, от кого кто беременный, как наши вчера сыграли, что там слышно про финансовый кризис, почём галстук брал, треснем по маленькой, читал свежего Паланика, пошли в «Амбаре» гамбургер схаваем, у тебя какой пробег, а мы на даче клёвые шашлыки жарим… Хорошо. Как в уютных стареньких тапочках.
Должность координатора-аналитика была, конечно, ширмой. Сам легендарный биржевой король Вертиго Вертолетти, мистер VV, в приватной беседе так сказал Олегу, загадочно выпуская из-под жёлто-седых усов клубы сигарного дыма:
– Буркутстан – балласт, привязанный к седлу сильного наездника. Кто будет этим наездником, сеньор Коршунофф, Россия или Китай, мне не интересно. Я намереваюсь в ближайшее время закрыть отделение своего Фонда в этой стране. Вы поедете туда, поработаете пару месяцев, изучите обстановку, дадите свои рекомендации. Я хочу, чтобы все прошло аккуратно. Мне не нужна плохая пресса. А когда вернетесь, мы обсудим ваш проект, о котором вы столь горячо рассказывали…
Итак, ассенизаторская работа в Фонде «Ласт хоуп» была всего лишь испытательным сроком, если он справится – а почему бы ему, собственно, не справиться? – впереди маячила перспектива настоящего дела и настоящих денег.
В беседах с грантёрами он мгновенно перетекал из ипостаси хорошего следователя в шкуру плохого, ощущая в своей руке то тяжесть кнута, то липкость пряника. Всего за две недели было сделано многое: составлена обширная аналитическая справка с обзором деятельности национального Фонда, выявлены основные пути оттока денег по каналам руководства, объёмы координаторских откатов, досье на сотрудников и членов Правления, даже краткий обзор истории города Зоркого и Буркутстана. Кроме того, стараниями Олега, в карманы Вертолетти вернулась толика уворованных баксов. Конечно, для VV это капля в море. С другой стороны, пять старушек – уже рубль.
В общем, с работой было всё в порядке. Хотя чувствовать себя дешёвым Дж. Бондом осточертело.
Да и с хобби всё шло отлично. Свои комиксы Олег никогда никому не показывал. Словно стыдился чего-то. Впрочем, он всегда ненавидел самодеятельность и влезать в чужую профессию без спроса считал варварством. Вот, может, сайт сделать… Под псевдонимом, конечно.
Кстати, в последних сюжетах сериала появилась новая героиня, образ которой был навеян, разумеется, Венерой Боттичелли. Венера вышла у него мрачной, что-то не сложилась у неё жизнь, у бедняжки. Главный герой, естественно, мускулистый брюнет с горящим синим взором, исправно спасал рыженькую из самых ужасных передряг… Порисовать, что ли?
Олег встал, нашарил на столе мобильник. «Милая Мышка! Целую тебя, милочка, прямо в нос! Не скучаешь? Черкни своему Большому Пы». Отправив этот ужас Машке по sms, Олег снова рухнул на жутко скрипучую кровать, закурил, лениво пуская кольца дыма в серый потолок. Думать достало. Впрочем, ничего другого делать тоже не хотелось.
Ранний декабрьский вечер властно вполз в комнату. Расплылся и угас последний луч солнца.
Сосед по номеру, плешивый верзила Жомарт, из подручных завхоза, заскочил, бросил на свою кровать рюкзак и умчался куда-то прожигать жизнь. Может, пьёт пиво с курьером Еркенчиком, может, катается на санках с суровой мадам Амбцибовицкой, а может, играет в «однорукого бандита» по маленькой. «А мне что делать? – мысленно спросил себя Коршунов. – С кем оттянуться? Не с Жоркой же Непомнящим…»
Через минуту Олег сладко спал.
Ася устала от казённого веселья. Сапоги совершенно промокли, высохнут ли до утра? Гулька же была неутомима.
Мерзкое местечко, этот «Еуежай». Кормят, как в столовке, всё вокруг старое, советских времен, вечно свет отключают, санки в прокате и те некомплектные. Горки, правда, крутые.
На заре своей работы в Фонде, когда Ася трудилась на программе «Культура и искусство», Софа Брудник проводила в «Еуежае» Зимнюю школу современных искусств с выставкой и арт-хаусным показом. Из сотен поступивших заявок на участие были отобраны тридцать три резюме, биографии и творческие достижения будущих слушателей были просвечены рентгеновским оком экспертного совета программы, и всё равно тридцать три слушателя Зимней школы все, как на подбор, оказались провинциальными алкоголиками, отчаянными вралями и мелкими пакостниками. Ася вспомнила, каким заблёванным и страшным, с разбитыми стёклами, истерзанным зимним садом, оставили они «Еуежай»… Сколько выбитых в творческих прениях зубов закатилось в паркетные щели, сколько окурков было засунуто в бочки к несчастным пальмам, сколько посуды побито, сколько полотенец украдено, сколько обожжено ковров и штор! А сколько в порыве цеховой страсти было порвано и разломано образчиков современного искусства?..
Из-за нехватки номеров их с Гулькой заселили в люкс для новобрачных – разумеется, как администрация санатория представляла себе такой вот люкс: массивные оранжевые шторы, на полу – маленький круглый коврик с «Куш келенижер!», у стены канцелярский стол со стулом, крохотный помятый холодильник и потасканное кожаное кресло. Напротив здоровенного одра, застеленного румяным плюшем, – телевизор без пульта.
– Слушай, Гулька, чего они ко мне все пристали? Жорка, Гамаюныч… Баха-айтишник какую-то игру совал, я говорю – нету у меня с собой ноута, а он – возьми да возьми. Виталик, скотина, коньяком куртку залил. Может, из-за новой блузки? – нерешительно предположила Ася.
– Ну ты, ёксель-моксель, совсем уже… Подумай своей головой! – Гулька, лежа на двуспальной кровати, старательно делала растяжку, болтая в воздухе ножками-бутылочками. – Причем здесь блузка? Не Прада, честно сказать. Я и то не заметила этот отстой в цветочках, а уж мужики и вовсе такое не просасывают!
Ася пошла в крохотную ванную (толчок, щедро залепленный санитарной лентой, штырь для туалетной бумаги, душ за весёленькой, в ромашках, занавеской), вгляделась в зеркало: всё на месте – и конопатый нос, и скуластые щёки, и серо-буро-малиновые глаза, и вечные тени от недосыпа под ними. Губы как губы. И никаких тебе родинок-злодеек или там ямочек или диковинных собольих бровей не проявилось и не отросло. Волосы распустила – и что? То же мне, принцесса Златовласка. Фигуры в зеркале было не разглядеть, но там и смотреть-то особо не на что – руки, ноги, туловище.
– Мужики – они общее впечатление ловят, поняла? Одежда для них – не главное, – поучала Гулька, переходя к накачке пресса. – Тут главное – настр твой, жизнелюбие. Опять же, здоровая конкуренция должна быть. Они ведь – как псы, живут стаей. Если один кого-то заприметил, все остальные обязательно подойдут проверить, принюхаться – на всякий случай. Во всех пособиях по знакомству что написано? Заведи себе хоть кого-нибудь, хоть самого завалящего лузера – метр с кепкой. Пару раз тебя с ним другие мужики увидят – и сразу задумаются: и что этот тип в тебе нашёл? А ты, подруга, ваще в шоколаде, самца-альфа заловила. Вот ведь повезло. Теперь хоть в мешке на работу ходи, всё равно все вокруг тебя скакать будут, вот увидишь!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
