Текст книги "Тайна монаха Алдо"

Интердикт оказался сильным аргументом ловкого интригана из Рима. Удар церкви по независимости Флоренции был не только скурпулезно и точно просчитан, но активно поддержан хорошо обученным войском графа Карла де Валуа. Под звон золотых монет и тайные обещания граф был специально приглашен для поддержки войск лояльной Папе партии черных гвельфов. За спиной де Валуа знающие люди только посмеивались: «Сын короля, брат короля, дядя трех королей, отец короля, а сам не король – вот же судьба!» Но даже самые злостные недоброжелатели и насмешники не могли не признать его воинского таланта. В битве против Флоренции Карл де Валуа вновь потвердил свой талант. При поддержке его хорошо обученной армии воины черных гвельфов быстро расправились с политической оппозицией противников Папы. Настала очередь Рима укрепить господство в Тоскане, показать свою единоличную власть, чтобы предупредить любые восстания против Святого Престола в любой части Италии. За короткое время понтифик установил во Флоренции кровавый режим террора. Более шестисот мятежных жителей Республики были приговорены с его согласия к казни. После бесчеловечного решения церкви казнить каждого сотого жителя, свободолюбивые флорентийцы склонили головы и подставили шеи под меч. К небу Тосканы поднялся пронзительный крик сотен казненных. Святой Престол вновь доказал, что может испытанными кровавыми методами устанавливать власть на местах.

Услышал ли этот крик Создатель?

Не многим мятежникам удалось вовремя скрыться из Флоренции. Позднее не только оставшиеся, но и их семьи стали заложниками жестокой расправы. Дуранте с несколькими товарищами успел покинуть город буквально за несколько часов до начала террора, освященного католической церковью. Быстрое течение Арно обгоняло бежавших мятежников. Полноводная река Тосканы побурела до краев от крови казненных и напоминала беглецам об их счастливом спасении.

Группа молодых мужчин скрытно добралась до Пизы и получила там временное убежище. Их имена не были известны папским соглядатаям. Семьям тайных противников Святого Престола во Флоренции пока ничего не грозило, они находились в безопасности.

Радость оказалась кратковременной.

Новости о многочисленных и жестоких казнях во Флорентийской Республике быстро дошли до Пизы. Убежище беглецов лежало от нее всего в тысяче римских миль²²⁾ и более не казалось безопасным. Полноводная Арно недели напролет несла с собой в Лигурийское море кровь казненных товарищей. Река протекала мимо Пизы, обрызгивала красной волной оставшихся в живых и заставляла сжиматься их сердца от страха. За себя и за оставшихся во Флоренции родственников. Решение теперь каждый принимал сам. Чудом спасшиеся от смерти мятежники не хотели больше испытывать судьбу и поодиночке покинули приют. Каждому предстояло найти новое место для дальнейшей жизни. Каждому предстояло решить – бороться ли дальше за свободу от диктата Святого Престола или вернуться и сдаться на милость тирана-победителя.

Дуранте – один из немногих, кто не отказался от борьбы.

С котомкой на плече он долгих полгода странствовал по стране. Поэт не без основания опасался погони, опасался везде снующих шпионов. На время странствований он назвался чужим именем и скрыл флорентийское происхождение. В каком бы городе или поселении он не останавливался, перед его взором стояло ненавистное лицо Папы Бонифация VIII. Оно преследовало Дуранте день и ночь, сжимало сердце из-за несправедливой гибели товарищей, толкало вперед, заставляло строить планы мщения.

В стремлении к неограниченной власти Святого Престола видел великий мыслитель и богослов противника вольной Флоренции и главного виновника изгнания. Тяготы долгого пути, полуголодное существование, неуверенность в завтрашнем дне, беспокойство за оставленную во Флоренции семью – все эти мысли затмевались огромной ненавистью к Риму.

Что могло быть сильнее ненависти?

Каждый шаг отдалял мыслителя от родины. С каждым днем крепли в голове Дуранте мысли об огромной поэтической работе. В нее он хотел вложить свои политические, богословские, философские знания, моральные переживания. Без оглядки на засилье власти Святого Престола и удушения свободы Италии. Идея новой работы все чаще посещала голову поэта, пока не заполнила ее полностью своей огромностью и нужностью.

– Да, я напишу именно Комедию со страшным началом и благополучным концом, – бормотал полуголодный, оборванный и обросший странник. Он неспешно переставлял израненные ноги с привязанными к подошвам деревяшками: башмаков у него не было, а деревяшки предохраняли ступни от ран об острые камни и от ожогов о горячую землю. – Число сто – символ совершенства, поэтому мое поэтическое совершенство будет состоять из ста песен. Ад, Чистилище, Рай – три составляющих, на которых строится мудрость жизни, и ее непременно нужно донести до всех людей.

Но это будет не загробный мир!

Я опишу людям их сегодняшнюю жизнь, заставлю посмотреть правде в лицо, заставлю задуматься о грехах, в которых погряз мир… Из-под моего пера выйдут аллегории, страшные своим вымыслом, но правдивые по смыслу. Сможет ли их понять каждый житель моей великой страны? Да, сможет! Теперь я буду писать не на чуждой латыни, а на простом и доступном любому жителю Италии языке. Итальянский литературный язык – вот когда осуществится мечта моих коллег по ремеслу и настоящих патриотов Италии! Читатели Комедии будут продираться сквозь дремучий лес жизни, встретятся на страницах поэмы с самыми страшными людскими грехами – предательством, властолюбием, пороком, алчностью… Они встретят там знакомые имена и узнают, почему я поместил их души в ад или в рай. О, сладость творчества!

Я зрел Электру в сонме поколений,

Меж коих были Гектор, и Эней,

И хищноокий Цезарь, друг сражений.

Пентесилея и Камилла с ней.

Сидели возле, и с отцом – Лавина;

Брут, первый консул, был в кругу теней;

Дочь Цезаря, супруга Коллатина,

И Гракхов мать, и та, чей муж Катон;

Поодаль я заметил Саладина.

К нему Сократ всех ближе восседает

И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;

Здесь тот, кто мир случайным полагает,

Философ знаменитый Демокрит;

Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,

Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;

Диоскорид, прославленный разбором

Целебных качеств; Сенека, Орфей,

Лин, Туллий; дальше представали взорам

Там – геометр Эвклид, там – Птолемей,

Там – Гиппократ, Гален и Авиценна,

Аверроис, толковник новых дней.

Я всех назвать не в силах поименно;

Мне нужно быстро молвить обо всем,

И часто речь моя несовершенна…²³⁾

***

Потерявшего сознание от истощения и обезвоживания Дуранте нашел на поле безвестный крестьянин Вероны. В котомке странника оказалось несколько помятых свитков бумаги и перо. Крестьянин перетащил полуживого молодого мужчину в дом и доложил об этом охране города. Об исписанных неразборчивыми словами свитках было сразу доложено подесту²⁴⁾ Вероны, Бартоломео делла Скала.

К счастью, молодой правитель прекрасно знал не только о событиях во Флоренции и поэтическом даре Дуранте, но и о том, что тот скрывается от папской мести.

Решение было принято быстро.

Дуранте остался в Вероне, пользуясь благосклонностью и щедростью герцога Бартоломео из Дома Скалиджери. Но судьба и здесь догнала беглеца: после долгих полуголодных скитаний он узнал о смерти Беатриче Портинари. И хотя поэт видел ее в жизни и разговаривал с ней, когда был мальчиком девяти лет и юношей восемнадцати, с первой минуты она стала его музой и осталась в сердце до последнего его дня. Остужая горячую голову от печальных мыслей под пронзительным зимним ветром, он добавил к нервной горячке сильную простуду. Долгие недели метался поэт в бреду между жизнью и смертью, между

горячечными видениями и картинами будущего великого творения. Молодое тело и хороший уход быстро поставили его на ноги и вернули к жизни.

К сожалению, реальность оказалась более жестокой, чем беглец мог предположить. Не успел он толком обрадоваться выздоровлению и устроиться на новом месте, чтобы во всей мере насладиться и оценить поддержку властителя Вероны, как вынужден был вскоре покинуть гостеприимный город.

В Вероне, как во всех городах-государствах Италии велась тайная и явная борьба за власть. Алберто Скалиджери, отец Бартоломео, сумел превратить Верону в сильное государство Северной Италии, с которой не могли не считаться соседи. Дворянство, объединившееся вокруг успешного правителя, было заинтересовано в еще большем процветании небольшого государства. После смерти Алберто у его сына и наследника Бартоломео нашлось много противников, которые с самого начала были недовольны политикой молодого правителя. Вокруг герцога стали быстро сгущаться тучи. По тайному сговору противников семьи делла Скала было решено свергнуть законного правителя Вероны. Во время подготовки к покушению, заговорщики успели донести Папе Бонифацию Vlll о том, что Бартоломео укрывает у себя его врага и члена партии белых гвельфов – флорентийца Дуранте дельи Алигьери. Фактом предательства законного правителя Вероны они хотели заручиться покровительством Рима и заранее выторговать для себя индульгенцию на его убийство. Таким образом заговорщики надеялись получить с одной стороны поддержку Рима, с другой – власть в Вероне.

Могущественный герцог делла Скала оказался в сложном положении. На столе его лежал свиток, полученный из Рима с категорическим требованием выдать мятежника Дуранте дельи Алигьери. Требование Рима исполнить он был обязан под страхом наказания и отлучения от церкви. Правитель Вероны знал, что выдав известного флорентийского мыслителя в Рим, обрекает его на неизбежную смерть. Предположительная казнь дельи Алигьери могла в будущем ополчить против Вероны могущественные семейства соседних городов, часть которых, как и Флоренция, не желала подчиняться единоличной власти Святого Престола.

Бартоломео размышлял недолго и принял мудрое решение. Папская свита, доставившая приказ, была вежливо задержана до следующего дня. Пояснениям герцога нельзя было не поверить. Он объяснил, что вначале должен найти мятежника, скрывающегося в городе. Пока посланники Папы веселились в таверне, сеньор Вероны быстро организовал исчезновение едва поправившегося гостя. Дуранте был тайно препровожден во дворец герцога, где имел с ним короткую беседу. Там же поэт переоделся в подготовленное для него платье столяра, подхватил широкое одеяние ремнем, на котором болтались марсупьё²⁵⁾ и мелкие поделки из дерева, натянул до самого носа белую шапочку с завязками – непременный атрибут мужского гардероба – и вскинул на плечо три якобы не проданных на рынке деревянных меча, изготовленных для тренировочных боев. До самого вечера гонцы из Рима наслаждались необычным гостеприимством Бартоломео делла Скала. В это время верные люди герцога проводили поэта через черный ход дворца до главных ворот города. Согласно личному тайному приказу подеста делла Скала, старший офицер герцогской охраны лично пришел к главным воротам города. Там, на глазах изумленной вооруженной охраны, он собственноручно вытолкал безвестного столяра с деревянными мечами за городскую стену и тут же велел покрепче запереть ворота до следующего дня. Доверенный офицер герцога лично проследил за исполнением приказа, и, пожелав охране спокойной ночи, удалился.

Верона осталась за плечами.

Перед Дуранте встала следующая цель – укрыться в Болонье. Этот город считался не только одним из крупных в Италии, но признавался лучшим литературным центром после Флоренции. Хотя литературная слава города тянула поэта к себе, свое настоящее имя он решил скрыть. Философ прекрасно помнил отправленное в Рим письмо богатых горожан Вероны. В нем они сообщили о пребывании знаменитого поэта в городе. Герцогу Вероны Дуранте раскрыл имя с надеждой на помощь. Чуткие уши врагов Бартоломео делла Скала с радостью услышали имя врага Святого Престола и воспользовались возможностью оказать услугу Риму. Они донесли на богослова, тем самым предали герцога.

Чужое предательство жгло душу.

Теперь дельи Алигьери стал столяром без имени. Неустойчивая политическая обстановка Тосканы по-прежнему требовала особой осторожности. Несколько лет назад, под давлением Рима, подеста Болоньи заключил письменное соглашение с Папой о передаче всех прав города под покровительство католической Церкви и представляющих ее понтификов. Святой Престол, у которого были свои счеты с мятежником Дуранте дельи Алигьери, был сейчас полноправным сувереном Болоньи и большой опасностью для поэта. В этих условиях скрываться под одеждой столяра без имени было гарантией безопасности. Благодаря щедрости Бартоломео Скалиджери, марсупьё беглеца было до отказа набито золотыми дукатами, поэтому ни голод, ни проживание под открытым небом ему не грозили.

В Болонье Дуранте жил два года, пока не стал чувствовать недовольство соседей. Они все чаще бросали на чужака косые взгляды и задавали друг другу разные вопросы: почему незнакомец живет скрытно и не заводит знакомств? Почему он не имеет жены и детей? С какой целью странный ремесленник появился в городе, на какие средства живет? А не промышляет ли он воровством?

Творческая натура Дуранте остро чувствовала подозрительность людей. После частых переездов из дома в дом он решил оставить не только Болонью, но и Италию. Болонью пришлось оставлять тайно, чтобы не разбудить подозрения новых соседей. Отсюда мятежник отправился во Францию. Он добрался до Парижа, где провел следующие два года. Дуранте дель Алигьери часто приглашали на открытые диспуты, а также на встречи со студентами и педагогами в университет Сорбонны. Там он смело проповедовал свободу и отстаивал политические воззрения флорентийцев. Свое имя он больше не скрывал – в столице Франции проживало много образованных итальянцев, а руки Святого Престола казались призрачными.

Открытость и широта интересов молодого итальянского поэта и богослова привлекали публику. На его выступлениях собирались полные залы. Хотя известность импонировала изгнанному из Флоренции поэту, вскоре он стал тяготиться гостеприимством. Истинный патриот Италии, Дуранте с трудом уживался с чуждым ему менталитетом, не принимал чужой язык и порядки. Он внимательно следил за важными событиями в Италии и постоянно искал случай вернуться на родину.

Его мечта казалась близка к осуществлению…

***

Вот уже два года корону императора Священной Римской империи носил немец Генрих VII. В 1310 году он предпринял большой итальянский поход, с целью восстановить значение Германской империи в Италии. Пытаясь укрепить свой авторитет, император объявил высочайшим указом возвращение в Италию изгнанников, независимо от принадлежности к партии. С большой помпой объезжал Генрих VII с инспекцией огромную империю. По пути следования через Италию он завернул в Тоскану, чтобы лично подтвердить высочайший указ. Важная новость быстро докатилась до Парижа. Грезы творца-идеалиста воскресли в Дуранте с новой силой. Желая Италии обновления, а себе – возвращения гражданских прав, он оставил Францию, чтобы через короткое время вернуться во Флоренцию.

Не вся Италия поддержала нововведения римского императора германского происхождения. В решении помиловать мятежников Святой Престол увидел явное покушение на его власть. Но это оказалось только началом. Второе решение императора стало для Рима более оглушительным. Чтобы дальше править империей в полную силу, император задумался – а должен ли он в светских делах зависеть от мнения Папы? Мятежный ум Генриха VII решил вопрос в свою пользу, чем тут же настроил против себя могущественных врагов, сидящих в Риме и Париже. После решения императора в Италии опять обострилась вражда между сторонниками и противниками единоличной власти Священного Престола.

Вражда сторон грозила закончиться большой кровью.

Пока противники императора совещались в тайных комнатах и готовили ответный удар на неподходящие решения, Дуранте дельи Алигьери прибыл во Флоренцию. Согласно указу, он подал на высочайшее имя прошение о помиловании. Беглец надеялся в ближайшее время соединиться с семьей и заняться в тишине литературной работой, не отвлекаясь на посторонние дела. Идея большого поэтического труда прочно сидела в его голове, первые строки Комедии лежали на бумаге, руки нетерпеливо тянулись к перу.

Творец Дуранте недооценил силу врагов.

Пока его прошение совершало путешествие в канцелярию императора, чтобы там получить высочайшее подтверждение на свободное проживание во Флоренции, император Генрих VII скоропостижно скончался. После спорных нововведений у него оказалось множество врагов, недовольных его либеральными подвижками. Они точно просчитали, что после попытки примирить две воюющие стороны, вероятность новой разорительной войны будет высока, как никогда. Рациональные умы просчитали все доводы и приняли однозначное решение. Чтобы не тратить лишние деньги на войну, исход которой они предвидеть не могли, было решено избавиться от инициатора реформационных идей. В еду императора Священной Римской империи был подмешан яд. Теперь война откладывалась на неопределнный срок.

Для Святого Престола Генрих VII Справедливый, носитель высоких, но неосуществимых императорских традиций, скончался как нельзя вовремя. Слухи о причастности Рима к его внезапной смерти сразу наводнили не только Италию, но и всю Европу. Святым Отцам было необходимо срочно отвести от себя подозрения. В этой ситуации им ничего не оставалось делать, как только улучшить имидж церкви через богоугодные дела. Был созван большой консисторий, где кардиналы под руководством Папы приняли мудрое решение похоронить императора в Италии согласно германским традициям. Этим шагом они снискали себе всеобщее уважение. Разговоры о причастности Святого Престола к смерти Генриха VII прекратились…

В конце августа в Тоскане все живое страдает от жары.

Под обжигающими лучами солнца сохнет трава, трескается земля, высыхают ручьи. Птицы перестают петь с первыми лучами жаркого солнца, люди прячутся за каменными стенами, большие головы подсолнухов печально клонятся вниз. Несмотря на жару, похороны императора были организованы с огромным размахом и привлекли много народа. Большая площадь, огороженная для прощания с покойным, была заполнена до отказа. Солдаты стояли вплотную друг к другу по окружности и с трудом сдерживали людей, стремящихся близко рассмотреть церемонию прощания или просто увидеть мертвого императора. Народ заволновался, когда на середину площади вышли верные рыцари Генриха VII. Они подняли мечи, а один сильным взмахом отсек голову покойному. Тело императора без головы осталось лежать на постаменте. Народ выдохнул вместе с рыцарем и задержал дыхание. Обезглавленное тело по древнему германскому обычаю было предано медленному огню. После церемонии сожжения обугленные кости были собраны и уложены в богатый ларец. Ларец с останками бывшего императора совершил путешествие в богато убранной карете под охраной двухсот рыцарей. До пизанского кладбища Кампо Санто за каретой с горелыми останками императора тащился длинный хвост его почитателей и просто любопытных. На кладбище ларец был торжественно помещен в заранее подготовленный императорский склеп и крепко заперт от посторонних глаз.

Что делал в это время дельи Алигьери? Отравители Генриха VII сели на правление во Флоренции и теперь крепко держали в руках судьбу поэта и его семьи. Новый подеста Флоренции Раньери ди Заккария подтвердил декрет изгнания Дуранте дельи Алигьери и осуждения его на казнь, если он попадется в руки флорентийцев. Этот декрет был прислан много лет назад ныне покойным понтификом Бонифацием Vlll и до сих пор не отменен. Поэту пришлось опять в срочном порядке оставлять до дрожи любимую Флоренцию и бежать подальше от опасности близкой смерти.

Ожидание реабилитации себя не оправдало.

***

Дуранте тщательно упаковал начатые главы Комедии в небольшой сундук вместе с другими немногочисленными вещами и опять отправился в дорогу. Его путь лежал в Равенну. Туда его пригласил на жительство сеньор города Гвидо Новелло да Полента, искренний друг писателей и художников. Равенна была широко известна неподчинением верховенству власти Святого Престола и гордилась тем, что является светским городом. Здесь гонимый поэт мог чувствовать себя в безопасности.

Гвидо да Полента был не только большим почитателем таланта Данте, но и сам известным автором стихов. Он с большим почетом принял известного гостя и предоставил все условия для творческой работы. Гость не стал скрывать от сеньора Равенны большую работу на итальянском языке – два поэта прекрасно понимали друг друга. Гвидо да Полента быстро оценил талант первых глав Комедии, важность и значимость поэмы для Италии. Он убедил Данте сразу же печатать каждую готовую главу поэмы и не ждать, пока вся поэма будет закончена. Автор Комедии размышлял недолго и согласился. Ему также было ясно, какое огромное значение может иметь произведение для развития культуры Италии.

Сеньор Равенны активно помогал поэту советом и делом. Он быстро нашел грамотных людей и усадил их копировать готовые главы Комедии. Другие люди распространяли готовые списки с текстом по всей Италии. Финасовые затраты на огромную работу взял на себя Гвидо да Полента. Ему было приятно, что спрос на поэму его друга не только не угасал, но увеличивался и расширялся. С гордостью сеньор Равенны получал известия о том, что главы Комедии дельи Алигьери открыто лежат на столах многих образованных итальянцев.

Гвидо Новелло да Полента был известен как мудрый правитель.

Но еще он был известен далеко за пределами Тосканы, как близкий родственник Франчески да Римини. Жестокое убийство красивой молодой женщины всколыхнуло в свое время всю страну. Отец Франчески, Гвидо l да Полента, пытался заключить династический союз и выдал дочь замуж за хромого и старого уродца Джанчотто Малатеста, правителя Римини. Брак оказался с самого начал неудачным – юная жена полюбила младшего брата мужа, молодого Паоло. Ревнивый муж застал влюбленных за первым поцелуем и заколол обоих.

Дуранте знал трагическую историю семьи, сочувствовал несчастной любви, но не мог поощрить измену мужу. В знак благодарности к Гвидо Новелло да Полента, он включил его и действующих лиц трагедии в Комедию. Поэт имел свой взгляд на положение замужней женщины в обществе, поэтому Франческа стала для него не жертвой, а изменницей, попавшей в ад.

О христиане, гордые сердцами,

Несчастные, чьи тусклые умы

Уводят вас попятными путями!

Вам невдомек, что только черви мы,

В которых зреет мотылек нетленный,

На божий суд взлетающий из тьмы!

Чего возносится ваш дух надменный,

Коль сами вы не разнитесь ничуть

От плоти червяка несовершенной?²⁶⁾

***

1321 год добрался до Равенны. Книга судеб закрыта для людских глаз и полна неожиданных поворотов. Никто не предрекал скорого конца Дуранте дельи Алигьери.

«После стольких лет странствий и мук неразделенной любви, единственное, что мне оставалось в жизни – радость творчества. Великий поэт успел закончить великую Комедию… И вот теперь я умираю в Равенне, вдали от дома, вдали от могилы любимой Беатриче. Грех жаловаться на судьбу, ведь она, взамен тяготам и лишениям наградила меня огромным талантом. Жил ли я душой или просто чувствовал жизнь, как пальцами чувствую прикосновение пера к бумаге?

Куда ушли мои годы?

Была ли жизнь или был один длинный, порой увлекательный, а порой страшный реальностью сон? Ангелы движут небесные сферы, открывают нам сияние солнца и просят от нас лишь любви.

Без любви мертв человек, как мертва жизнь без света…»

Дуранте задрожал в ознобе. Дочь Антония находилась неотступно у постели больного отца. Дрожащее в лихорадке тело она укрывала теплыми шалями. Подоткнув концы под сильно похудевшего отца, она вышла из комнаты за свежей водой: после приступов лихорадки больной сильно потел и обтирание прохладной водой приносило ему облегчение.

В соседней комнате за овальным деревянным столом сидели два сына Дуранте – Якопо и Пьетро. Они переживали за отца, знали, что тот скоро умрет, но помочь ничем не могли – от малярии в Тоскане никто еще не излечился.

Печаль опустилась на дом Гвидо Новелло да Полента – здесь лежал при смерти великий мыслитель и поэт Италии.

Вокруг царили тишина и траур.

Хозяин дома запретил балы, маскарады и веселья. Он высоко оценил порыв Дуранте дельи Алигьери добровольно поехать послом Равенны в Венецию для заключения мира с республикой Святого Марка. Но теперь, когда он умирал от малярии, привезенной с долгого и ответственного делового путешествия, сеньор Равенны не мог избавиться от чувства вины за то, что согласился отправить его туда послом.

Лихорадка, наконец, отпустила больного. Тело отдало с по́том остатки влаги, несчастного поэта переодели в сухое белье и переложили на соседнюю, чистую сухую кровать. Антония поднесла к губам отца кружку с лечебными травами. Он сделал глоток, откинулся на подушки, набитые осенними травами и опять стал бредить, плохо понимая, где находится и что с ним случилось. Он то вспоминал давно умершую Беатриче, которую всю жизнь любил яркой платонической любовью, то сранивал Арианский баптистерий Равенны с баптистерием Сан-Джованни Флоренции, где его крестили младенцем. Перед взором умирающего проплывали несравненные по совершенству мозаики равеннской базилики Сан-Витале, затем он вновь оказывался у Львиных Ворот здания Дворца Синьории. Дуранте чувствовал кожей дыхание родной Флоренции, мысленно поднимал голову вверх и внимательно всматривался в изящный фронтон с монограммой Иисуса и двумя золотыми львами. Также мысленно он входил в здание Дворца, где был отведен огромный зал для заседаний подестата Флоренции, поднимался на второй этаж, входил в Зал Стихий и в который раз внимательно осматривал высокие потолки, оформленные аллегорическими изображениями сил природы: Огня и Ветра, Земли и Воды. Но что бы он ни вспоминал: кафедральный собор Сан-Пьетро в Болонье, капеллу Сент-Шапель в Париже, собор Святого Марка в Светлейшей Республике Венеции, все его мысли каждый раз возвращались во Флоренцию. Каждая фибра души поэта тянулась на родину, о которой он страстно мечтал более двадцати лет.

– Простите, дети, что редко видели отца-изгнанника. Вы поймете меня позднее и тогда наверняка простите… Всю жизнь я служил только одной цели – сделать мою Флоренцию свободной от власти Святого Престола, а итальянский народ – счастливым. Оставляю мои творения и прошу сохранить их для потомков. Великому творению я отдал последние четырнадцать лет жизни, моя Комедия переживет века! Вряд ли найдется другой поэт, что сможет затмить ее. Это пророчествует ваш отец и величайший поэт Италии… Ухожу счастливый, что смог дописать последние песни Рая… Завещаю вам любить родину так, как любил ее я… Господь даст мне новое тело, в котором свет души будет освещать любой праведный путь светом моей непреходящей любви…

Данте Алигьери не умрет…

Он будет жить до тех пор, пока живо человечество…

Тонкая рука измученного лихорадкой больного безвольно упала вниз, губы замерли на полуслове, взгляд уперся в дальний свод большой комнаты и остановился. Бессмертная душа Дуранте дельи Алигьери покинула исхудавшее, измученное болезнью тело. Умер великий итальянский мыслитель, философ, поэт, богослов.

Все, что умрет, и все, что не умрет,

Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий

Своей Любовью бытие дает;

Затем что животворный Свет, идущий

От Светодавца и единый с ним,

Как и с Любовью, третьей с ними сущей,

Струит лучи, волением своим,

На девять сущностей, как на зерцала,

И вечно остается неделим.²⁷⁾

Глава 7      Тайна подвала

ФРАНКФУРТ НА МАЙНЕ. ГЕРМАНИЯ.

Около восьми вечера Глебов уже лежал на софе у дышащего жаром камина. На журнальном столике по левую руку от него стояла вазочка мейсенского фарфора, взятая из сокровищницы Андреа, наполненная миндалем, и бутылка минеральной воды. Новый владелец уютного жилья время от времени запускал в вазочку руку, брал пару орешков и отправлял в рот, уставившись глазами в детектив Агаты Кристи, который до сего времени не удосужился прочесть. Иногда он произносил вслух реплики. Их мог понять только он сам.

– Ага, богатого бизнесмена убили подозрительно быстро, а ведь он тоже был один в большом доме, как и я. Нет, не один – жена тоже там обитала. Конечно, ему проще, у него оружие, а тут бойся один темной ночью… Ого, этот богач, играл в гольф, прекрасно… А-а-а, так он изменил завещание в пользу жены, а пасынку не оставил ни сантима… Ну глупец, сам нарвался – разве можно… а-а-а-а!!!

В дверь раздался оглушительный звонок. От неожиданности громкого резкого звука Глебов пружиной соскочил с удобного ложа и стал соображать, что же случилось. Он не относил себя к трусливым натурам, но сейчас его непроизвольно подбросило вверх. Сдавленный крик заткнулся хрипом, книга выскользнула из рук и грохнулась на пол.

Звонок раздался еще раз.

Приложив обе руки к левой стороне груди, чтобы унять сердцебиение, Глебов судорожно думал, кто может звонить в абсолютно неподходящее для визитов время. В этот час законопослушные немцы сидят у телевизоров, играют в карты или ссорятся с женами. Не полностью вырванный из захватывающего расследования убийства французского супер-богача, он тихо прошел в прихожую, осторожно заглянул в дверной глазок, облегченно выдохнул и открыл дверь.

На пороге стояла Сабина Шнайдер – она жила на первом этаже соседнего дома и ее небольшой садик граничил с садом Андреа Кантор. Сабина была намного моложе Андреа, вся струилась позитивной энергией, поэтому общий язык находила практически со всеми. С Глебовым они познакомились еще в то время, как он купил квартиру в доме Кантор, охотно разговаривала с ним и при нечастых встречах вела себя, как старшая сестра. Его эта опека не напрягала, про себя он только усмехался несколько странной, но доброй молодой женщине, а сам не только охотно принимал знаки внимания, но и отвечал на них. Он понимал, что той просто недостает разнообразного общения.

– Добрый вечер, Сабина, вот так сюрприз! Честно говоря, не ожидал тебя так поздно увидеть. Проходи, не стой не пороге.

– Привет, Саша! Извини, что потревожила, но я только что пришла от приятельницы и увидела свет во всех окнах. Не выдержала, захотела узнать, кто здесь хозяйничает на ночь глядя – Андреа-то нет. Мне даже показалось, что в доме поселились привидения. Вот, захотела попугать… А что ты здесь делаешь?

Сабина успела переступить порог и быстро говорила, чувствуя себя не особенно уютно с бывшим соседом Андреа. Она не знала, почему он здесь, но любопытство не отпускало, пересиливая неуверенность, которую она прятала за быструю речь.