Текст книги "Бумеранг из детства"

Всю дорогу до остановки, а потом и до дома Олег нес девочку на руках. У малышки от увиденного и пережитого неожиданно закружилась голова, и она чуть не упала.

«Как хорошо болеть! – думала некоторое время спустя об этом инциденте Лена, долеживая последний день в родительской спальне на кровати. – Все меня жалеют и ухаживают за мной, как будто я какая-то особенная. Целую неделю я жила в спальне у родителей, и мне было так хорошо, как никогда! Выздоравливать совсем не хочется. Здоровой, мне придется возвращаться в свою комнату. Хотя мама повторяет, что любит, все равно она меня не любит. Если бы любила, взяла бы к себе в спальню жить насовсем. Она видит мою радость, когда в воскресенье мне разрешают между мамой и папой полежать в постели. Папа рассказывает что-нибудь хорошее, или мы придумываем вместе, что будем делать в выходной день, куда пойдем гулять, во что будем играть. Потом мама идет готовить завтрак и будить сестру, Оля засоня и любит поспать в выходной подольше… И только потом я иду к себе одеваться.

Не хочу идти в мою комнату. А может, идти с закрытыми глазами? Попробую научиться ходить с закрытыми глазами… Нет, бабушка заставит открыть глаза и подать или принести ей что-нибудь. Уши закрыть нельзя – все равно они будут все и всегда слышать…

Почему в нашей комнате нет Оли, а есть бабушка? Комната детская, а бабушка совсем не ребенок, а взрослый человек. Она меня нисколечко не любит, не жалеет, все время заставляет ей помогать. Днем она притворяется, что добренькая, а когда все спят, она будит меня ночью, требует подать ей воды, потому что темно, и она ничего не видит. У нее всегда горит ночник около кровати. Он ярко светит и мешает мне спать, а ей почему-то все равно темно. Глаза слипаются ото сна, а я должна стоять перед ней и ждать, когда она медленными глотками выпьет воду, потом ставлю пустой стакан на стол и возвращаюсь в кровать. Хорошо, если я сразу засыпаю и ничего больше не слышу. Но так бывает не всегда. Бабушка часто встает ночью в туалет, гремит палкой, включает верхний свет, кряхтит, недовольно бормочет что-то себе под нос. Из-за шума я просыпаюсь и никак не могу опять уснуть, потому что боюсь. Мама сердится, что я плохо встаю по утрам…»

– Оля, милая сестричка, – из глаз Лены текут слезы. Она размазывает их по щекам забинтованными кулачками, продолжает высказывать мысли вслух, не замечая этого, – почему ты ушла от меня, я хочу с тобой жить вместе. Я спала бы тихо-тихо, как мышка, выносила бы вместо тебя мусор, подметала пол в коридоре и вытирала пыль, только бы ты вернулась ко мне. Ты меня всегда хорошо понимала и разговаривала со мной… И не будила меня по ночам и рассказывала сказки. Ты учила меня складывать буквы в слова, я помню, помню! Так было смешно и здорово, когда из палочек получались слова! И гуляли мы с тобой каждый день, уходили далеко, за школу, потом по тропинке на стадион и смотрели, как мальчишки пинают мяч, а я бегала и доставала мяч из кустов, если он прилетал в нашу сторону. И все смеялись – такая бойкая девочка, говорили они обо мне. Бойкая – это значит, веселая, да? Или когда быстро бегаешь? Или много разговариваешь? Ой, я забыла, что это означает…

А теперь ни у кого нет времени для меня. Мама с папой заняты работой, домом, садом, хозяйством, бабушкой, у тебя – подружки, а со мной редко кто сходит погулять. Вокруг меня так много людей, но я всегда почему-то одна. Всем некогда.

Что за слово такое некогда? Его любят говорить все взрослые. А вдруг в семье какой-нибудь другой девочки мама с папой не знают такого слова и любят свою дочку больше, чем слово некогда? Вот бы попробовать пожить в такой семье, хоть немножко посмотреть, как это бывает!

Папа больше других меня понимает, потому что делает все так же медленно, как я. Он один не ругается и не заставляет выполнять то, что мне не нравится. Если есть время, он всегда ходит со мной на детскую площадку поиграть. Он большой и сильный, и я чувствую себя тоже взрослой и сильной, когда мы идем с ним вместе, и он держит мою руку в своей ладони. Мне с ним так спокойно и хорошо, почти как с Олей. И совсем не страшно. Папочка, почему ты так редко бываешь со мной?

На детский вопрос, вырвавшийся от отчаяния вслух, ответить по-прежнему некому. Лена плакала, зарывшись в подушку, уже не таясь, но в родительскую спальню в это время никто не зашел и рыданий ребенка не услышал. Слезы у девочки скоро иссякли, а обида на родных не ушла из ее сердечка.

– Мама! – снова взволнованно заговорила Лена сама с собой, мысленно обращаясь к матери. – Ну, мамочка, почему ты заставляешь меня делать то, что мне совсем не нравится, а я хочу делать то, что хочется мне, почему ты это не понимаешь? Водишь меня по всяким кружкам, хочешь, чтобы я после школы чем-нибудь еще занималась. Ты хочешь, чтобы я поменьше была дома, да? А я наоборот хочу оставаться дома, но одна, и чтобы меня все оставили в покое! – Лена чуть ли не выкрикнула фразу и с опаской посмотрела на закрытую дверь.

Она боялась, что родители войдут сюда и увидят ее слезы, но и страстно желала этого. Пусть бы ее ругали сильнее прежнего, но зато узнали наверняка, как ей плохо. Дверь была неплотно прикрыта, и девочка слышала сквозь неширокую щель голоса отца с матерью, разговаривающих на кухне. Тихий голос дочери они не слышали… Как жаль. Лена повернула на подушке голову в другую сторону и продолжила монолог. Теперь уже без слов. Зачем говорить, если тебя все ранво никто не слышит?

«Не люблю балет и ненавижу танцевать! Мама не хочет об этом слышать и приводит меня на занятия, где совсем неинтересно. Оля ходит в танцевальный кружок давно, но меня не берет с собой, потому что там танцуют девочки и мальчики ее возраста, а я должна танцевать только с моими ровесниками. У меня нет никакого желания быть одной среди чужих детей, я лучше останусь дома, чем смешить всех тем, что я не умею, не хочу и не буду делать. Петь я тоже не умею и не хочу. Я сказала об этом учительнице в музыкальной школе, она только покачала головой. Пусть занимается с теми, кто действительно родился певцом, но не со мной. Рисовать мне нравится, особенно всяких зверей и птиц, больших и маленьких, но одной, без Оли, не интересно.

Моя мечта – вернуть все назад, жить, как прежде, когда было все понятно и просто. Хочу, как раньше, жить с Олей, мамой и папой, но без бабушки. И чтобы мы все вместе в воскресенье ездили в парк, в мой любимый кукольный театр, или в отпуск на юг – там теплое море, много вкусных ягод и фруктов и можно целый день плескаться в воде.

Из-за бабушки мы никуда теперь не ходим и не ездим вместе. Мама не может оставить ее одну, для больной нужно готовить специальную еду, долго купать в ванной. Вот и все. Выходной день прошел, опять нам с Олей в школу, маме с папой на работу. Когда же отдыхать с семьей, когда гулять с родителями, когда провести время с сестрой? Все свободное время забирает чужой мне человек, а я остаюсь, как заброшенный мячик в канаве – никому не нужный и всеми забытый…

У моей подружки Лили тоже есть бабушка, но по сравнению с моей – это две большие разницы. Лилина бабушка живет в своей квартире и каждый день забирает внучку из школы. Мы выходим после уроков из класса, идем в раздевалку, ее бабушка уже стоит там и ждет нас. Мы выходим из школы, они идут домой вместе, разговаривают, смеются, бабушка гладит Лилю по голове, целует в щечки… А я плетусь одна, всеми забытая, меня никто не встречает и не ждет дома. У Оли редко бывает четыре урока, но когда такое счастье выпадает, мы дожидаемся друг друга и идем домой вместе. Это бывает так редко, что от обиды плакать хочется. Ах, какая я невезучая… зато когда мы с Олей вместе… Мне нравится идти рядом с ней из школы. Все видят, какая она взрослая, умная и красивая. Сразу становится как-то весело, она берет меня за руку, разговаривает со мной, спрашивает, отвечает. Жалко, что от школы до дома идти всего пять минут, я бы могла шагать с Олей целый час. Или дольше.

Иногда Лиля с бабушкой провожают меня после школы до дома, у подъезда мы прощаемся. Один раз они взяли меня в воскресенье на прогулку в парк. Втроем так интересно! Мы с Лилей покатались на всех качелях, покормили птичек, посмотрели на белочек, поели мороженого в кафе. Я выбрала любимое лимонное, Лиля клубничное, ее бабушка шоколадное. Этот день был таким радостным, солнечным и долгим, вместившим в себя столько событий в парке! Дома меня так и распирало рассказать обо всех воскресных событиях. Но дома, как обычно – мама купала бабушку, ей не до меня, Оля пропадала у подружек, а папа у меня ничего и не спросил. Никому не интересно, как я провела без них этот день. Что остается делать брошенному ребенку? Уйти в туалет и тихонько поплакать, чтобы никто не слышал, не дергал за ручку двери и не кричал, что опять там со мной случилось …

Жель, что у меня нет такой бабушки, как у Лили – она не болеет и у нее всегда есть время для внучки. Я тоже хочу, чтобы моя бабушка пекла мне в воскресенье блинчики с малиновым вареньем, ходила со мной гулять в парк и кормить уток, встречала бы меня из школы, гладила по голове. А у нас получается, что я должна ухаживать за незнакомой мне бабушкой, которую и увидела-то первый раз, когда ее привезли к нам домой уже больной. С тех пор у меня все пошло наперекосяк. Спать спокойно я до сих пор не могу из-за ночного света, из-за шума, когда бабушка встает ночью в туалет. Когда же она выздоровеет и уедет к себе домой? Вот тогда я хотя бы смогу спокойно выспаться. Лучше уж никакой бабушки не иметь, чем такую! Она ни разу мне косички не заплела, а сама все время просит ее волосы расчесывать. Не люблю расческой по чужим волосам водить, они к тому же пахнут неприятно. Что же делать – раз просят, приходится делать, взрослых нужно слушаться. Разве может нравиться ребенку все время подавать больной бабушке тапки и помогать их надевать? Тапки хоть и не старые, но пахнут так противно, хуже, чем в туалете. Бабушка постоянно говорит, что я должна ей помогать во всем. Я стараюсь выполнять ее просьбы, но она ни разу не прижала меня к себе и не поцеловала, как она это делает с Олей. Может быть, я пока маленькая и должна еще подрасти, чтобы бабушка меня полюбила так, как она сестру любит?

Что же мне нужно еще сделать, чтобы меня любили? Я давно не пачкаю штанишки, выношу мусор, помогаю бабушке, хоть это иногда противно, не жалуюсь, что мне ночью мешает свет, не лезу к сестре, если она занята, не прошу маму почитать книжку, когда ей некогда, не прошу папу погулять со мной, если он устал. Что же еще сделать, чтобы меня тоже обнимали и целовали? Папа обнимает и целует маму, бабушка обнимает и целует Олю. Мы с Олей раньше тоже обнимались, она меня целовала, но это было раньше. Теперь и этого нет…

Мама много работает, ей все время некогда! Даже некогда книжку почитать. Она иногда гладит меня по голове и обнимает, но раньше она меня больше любила, чем сейчас. Когда мы с папой делаем домашние задания, он все так хорошо объясняет и даже хвалит меня, когда я пишу правильно. Но он никогда ни меня, ни Олю не целует, только маму, и то только тогда, когда мы не видим.

Почему взрослые мало любят? Или не любят любить? Или не хотят? Или боятся любить? Но меня совсем не надо бояться… Я люблю всех-всех и хочу все время чувствовать их рядом со мной. Не нужно отстраняться от меня. Может быть, все думают, что я совсем маленькая и не понимаю ничего? Или нельзя показывать, что я хочу прижаться к маме или папе? Если я хочу быть взрослой, тогда мне нужно вести себя, как взрослые, и прятать свою любовь. Да? Так правильно? У кого бы об этом спросить…

Все так сложно и непонятно, никто не хочет ничего объяснить. Всем или некогда, или они молчат. Буду тогда тоже молчать, может быть, быстрей повзрослею и пойму что-то важное, о чем мне никто сейчас сказать не хочет».

Глава 6      Отец

Тридцативосьмилетний Олег Михеев, сколько себя помнил, всегда отличался серьезностью и уравновешенностью. Впрочем, принимать какие-то решения он опасался, потому что панически боялся ответственности. Если кто-нибудь убеждал его в том, что это – дело нужное, он всегда доводил начатое со всей серьезностью до конца. Олег признавал основную черту своего характера, как прилежного исполнителя, да и то до тех пор, пока не спадал интерес к работе. Он до дрожи в коленях боялся людей, стоящих выше его по рангу или званию, в кабинет начальника входил почти в предынфарктном состоянии, выходил со вспотевшей спиной, даже если получал не нагоняй, а похвалу за выполненную работу.

Хорошо и комфортно чувствовал он себя только дома с женой, соседями или близкими родственниками, от которых не зависел, а потому мог разговаривать без боязни. Это касалось его отношений с людьми. По уровню развития Олег выглядел человеком не только серьезным, но начитанным и интеллигентным, знал немецкий язык, который изучил практически самостоятельно, читая немецкую классику. Непонятно только, что он вынес из книг таких корифеев, как Ницше и Гете, которых читал на языке оригинала – своими знаниями он ни с кем не делился. Читая и зная много, он держал это многое в себе, не ощущал потребности ни изложить видение почерпнутой из книг мудрости, ни поделиться ею с окружающими людьми. Где-то он был прав, не желая дискутировать на тему нет правды на Земле, но нет ее и выше за праздничным столом. На такие темы под водочку нужно разговаривать с людьми подобного ему уровня, с которыми знакомств он не завел. Родственники совершенно искренне недоумевали, зачем ему изучать иностранный язык, а потом читать на нем книги, когда достаточно литературы для чтения на русском языке. Хорошо понимала его только жена Нина, которую он ни больше ни меньше как боготворил – она была единственная, с кем он мог поговорить на волнующие его темы. Беседовать с женой Олег любил, но у нее редко оставалось свободное время для мужа из-за слишком большой занятости на работе и дома. Единственной отдушиной для него оставались вечерние беседы на кухне после ужина, когда жена, перемыв посуду и положив усталые руки на стол, внимательно слушала его неторопливую речь.

Нина любила большого увальня-мужа таким, каков он есть, со всеми странностями, тихостью и беззубостью. Только с годами стало ей понятно, что беда Олега – в заниженной самооценке, о чем он даже слышать не хотел. Его вполне устраивала та жизнь, которую он вел: днем не внапряг работа, поверхностное общение с коллегами, вечером непритязательный покой в кругу семьи. На многое он не замахивался и тихо существовал в привычном уютном теплом болотце. Он редко требовал к себе внимания и участия, но сам несчастный вид мужа всегда вынуждал Нину сопереживать его неумелости и компенсировать ее собственной активностью. Даже в вопросах одежды Олег полностью полагался на вкус Нины. Он мог ходить дома в спортивных брюках до тех пор, пока они не затирались до дыр, но не потому, что не было денег купить новые, просто ему удобно носить старую, знакомую одежду. За модой он не гнался, хотя охотно принимал обновки, которые каким-то чудом покупала Нина у знакомых продавщиц – в восьмидесятые годы в Советском Союзе дефицитом было все: от зубной пасты до мебели, включая обувь и нижнее белье. Импортные вещи продавались из-под прилавка только хорошим знакомым или нужным людям, а основная масса населения страны довольствовалась одеждой советского производства, которая расползалась, разваливалась и трещала по швам.

Олег охотно принимал помощь и поддержку жены. Сам он первый редко шел навстречу, считая, что все и так образуется. На то, что любимая женщина буквально надрывалась на работе и в семье, Олег смотрел сквозь пальцы, не порицая и не одобряя вынужденной активности, но охотно пользовался конечным результатом: новой удачно обмененной квартирой, билетами на скандальную театральную премьеру, или модной импортной курткой, которую каким-то чудом могла купить только она.

Семья, где вырос Олег, отличалась строгостью и консервативностью. Новость о женитьбе на Нине родителям совсем не понравилась – они выступили против единым фронтом. Вдова с ребенком – не пара их сыну. Олег понимал родителей, но отступать от своего решения не собирался. В нем взыграла не упертость, а первое сильное чувство. Ему хотелось любви, ласки, близости с любимой женщиной. Никакие уговоры и доводы родственников не могли переломить его желания. Это оказался единственный случай, когда он пошел против семьи и все-таки женился на любимой женщине, хотя огорчил тем самым близких.

Дома нежности между родителями Олег не видел – строгий, часто грубый отец работал на заводе ведущим инженером, но вел себя далеко не интеллигентно. Вечерами он практически ежедневно прикладывался к бутылке. Выпив водки, он придирался к жене, не обращая внимания на детей, сына Олега и дочь Катерину. Бранился он, правда, не сильно, а сразу бил жену, чтобы знала свое место. В возрасте Лены Олег молча смотрел на ежедневные выпивки отца, глотал слезы, боялся его и жалел избитую мать. Когда мальчик достаточно подрос и окреп, то поймал однажды отцовский кулак, занесенный над матерью. Из его глаз изливалась вся ненависть к отцу и твердая решимость защитить мать.

Они стояли тогда, как два зверя, друг против друга: оба взъерошенные и готовые доказывать свою правоту кулаками. Отец смотрел сыну в глаза совершенно диким, таким же, полным ненависти, взглядом. Тот удерживал его кулак в руке и держался внешне спокойно. Внутри у него от страха все сжалось до величины горошины. От этого противостояния по спине и груди Олега тек пот, которого в тот момент он не ощущал. Наконец, после бесконечных секунд или даже минут молчаливой борьбы за власть в семье Олег почувствовал, как давление отцовской руки ослабело, он освободил ее, круто развернулся и пошел к входной двери. Схватив с вешалки куртку, он выскочил из дома и хлопнул напоследок входной дверью так, что в комнате упала висевшая долгие годы на стене свадебная фотография родителей.

Сын вернулся домой поздно вечером. Мать подошла к нему и положила руки ему на плечи.

– Спасибо, сынок, за защиту, но тебе не надо злить отца. Обещай, что в будущем ты никогда не поднимешь на него руку. Он – твой отец, ты должен уважать его, несмотря ни на что.

«Она ничего не поняла, – Во рту Олег ощутил горечь от несправедливых слов матери. – Сегодня я защищал ее человеческое достоинство, которое отец попирал каждый день из года в год. Она увидела в нашей стычке не защиту от насилия, а угрозу мужу, авторитет которого в семье сильно пошатнулся. Она испугалась, что я буду теперь бить его, как он бил ее всю жизнь. Ах, мама, ты не хочешь выбраться из-под отцовского пьяного гнета. Неужели тебе нравится такая жизнь? Я пытался тебе помочь, но ты не захотела увидеть мою протянутую руку. Как жаль, что жизнь тебя не научила сопротивляться…»

С этого времени в доме наступила тишина. Олег замечал, что отец стал сильнее выпивать, но руку на мать больше не поднимал.

В семье не было принято открыто показывать чувства или делиться личными проблемами. Маленькому Олегу очень хотелось, чтобы семья и отец им гордились. Дома он старался помогать матери, в школе – хорошо учиться, чтобы заслужить отцовскую похвалу. Но как бы хорошо он ни справлялся с заданиями, доброго слова от отца не дождался. Со временем он перестал прилагать старания для кого-то, все делал по-прежнему так хорошо, как умел, но только для себя. Эта привычка осталась на всю жизнь.

В детстве с ним никто не занимался ни уроками, ни воспитанием. Отцу Олега в голову не приходило поинтересоваться, что делают дети, а вечно занятая после работы домашними делами мать больше обращала внимание на мужа и чистоту в доме. Олег поздно понял, что запуганная мужем женщина специально уходила в домашние дела – в школьной программе она разбиралась плохо и детям помочь ничем не могла. Окончив в свое время восемь классов средней школы, она устроилась на завод разнорабочей. С молодым инженером они познакомились случайно на работе, быстро сошлись и так же быстро поженились. После выхода из декретного отпуска мать Олега закончила курсы машинистов и устроилась работать на башенный кран. И хотя муж настаивал на дальнейшем образовании, она ни в какую не соглашалась. Полный рабочий день, двое детей и домашнее хозяйство – такой нагрузки хватало без учебы. Дети подросли. В счастью, Олег унаследовал от отца любовь к знаниям, особенно к точным наукам. Школьные задания он выполнял быстро и хорошо, а затем помогал сестре Катерине. Она, в отлиичие от него, унаследовала покорность и бесталанность матери. Неутешительный вывод не обрадовал Олега, но заставил задуматься. Для себя он решил во всем поддерживать сестру – и как мужчина, и как брат. Ему не без причины казалось, что без его поддержки Катерина не сможет окончить школу. У нее, как у многих подружек, на уме были наряды, танцульки и мальчики. Брат старался, как мог, отвлечь ее от бездумного времяпровождения и направить хотя бы часть энергии на решение школьных заданий. Олег отчетливо видел, что после совместных домашних занятий сестра намного успешнее понимает изучаемые предметы. Видимо, с тех пор развилась в нем способность четко и внятно объяснить любую школьную тему. Позднее он перенес свой талант терпеливого учителя на дочь Лену, поддерживая ее в учебе. Хотя бы в этом он чувствовал себя сильным, уверенным и гордым тем, что помогает семье. Иногда у Олега просыпался интерес к развитию и занятиям с дочерью. Тогда он внимательно следил за ее поведением, точно так же, как раньше наблюдал за подрастающей сестрой.

«Лена растет на удивление тихим ребенком, – рассуждал Олег наедине с собой, – таким же, как был когда-то я. Только я, насколько себя помню, все время читал книги, лежа с бутербродом на диване, а она чтением не очень интересуется. Может быть, из-за возраста еще не знает, что ей на самом деле интересно? Хотя и в кукольный театр, и на новогодние представления она ходит с удовольствием. Жаль, в последние годы мало остается времени сходить куда-то с детьми. Особенно с Леной.

Старшая Оля – девочка самостоятельная, и точно знает, чего хочет. Свободного времени у нее не очень много: школа, танцы, балет, с подружками хочется побегать, на велосипеде покататься, да и на мальчиков уже заглядывается. Лена в ее распорядок жизни с детскими играми совсем не вписывается – подросшей Оле они кажутся скучными. Этого как раз младшая сестра в силу возраста не понимает, тянется к старшей, но отклика не находит. Да, хочется иногда прижать обиженного ребенка к себе, обнять, посадить на колени, сказать что-то ласковое. Не могу, не получается переступить через себя.

Помня свое безрадостное детство, я стараюсь помочь Леночке в ее детских проблемах. Вечером, когда есть желание и время, занимаюсь с ней уроками. Мне кажется, что только я один вижу, как ей тяжело даются школьные предметы. Пишет она, как курица лапой, сама иногда не понимает, что написала. С моей помощью у нее быстрей слова складываются в предложения, и примеры решаются. То, что я рядом с ней, помогает девочке не только в учебе, но добавляет уверенности в себе, своих силах. Возможно, в школе учителя плохо преподают предметы или она не слушает их объяснений? Чем она тогда занимается на уроках, о чем мечтает? Каждый ребенок – свой отдельный мир. Не каждый родитель в силах отгадать его, правильно объяснить, помочь ребенку освоиться в реальности. Пойму ли я когда-нибудь Лену?

По натуре я довольно рассеянный человек – знаю, что не хватает концентрации внимания, хотя усидчивости с избытком. Может быть, ребенок унаследовал это качество от меня – неумение концентрироваться на важных вещах? Если это так, ей придется нелегко. Нужно быть очень внимательным к мелочам, иначе пройдешь мимо важных вещей в жизни. Теоретически я это знаю, но на практике применяю редко – опять-таки не хватает внимания.

Нина тоже родитель, но это другая песня. Ей недостает ни времени, ни терпения на ребенка. Ее можно понять – утром нужно успеть накормить всю семью завтраком, собрать детей в школу, сводить в туалет и накормить больную мать, затем самой собраться и бежать на работу. Чтобы все успеть, приходится ей вставать на час раньше, чем она вставала, когда не было больной матери. После службы Нина спешит домой опять готовить, кормить мать и детей, которые пришли из школы. Уже от одного этого голова пойдет кругом, а нужно ведь еще многое сделать по хозяйству, сходить за покупками, что– постирать, погладить, успеть пару слов сказать детям. Так и время ужина подоспело… Нина крутится, как белка в колесе. Удивляюсь, как она успевает шить и вязать по вечерам, чтобы дополнительно денег заработать, или съэкономить на покупках – ее вязаные вещи носит вся семья. Много раз Нина засыпала, сидя на диване со спицами в руках. Не удивительно, что у нее не хватает терпения на Лену – быстро с девочкой не получается, а медленно Нина не может – совершенно нет времени, да и темперамент подгоняет.

Мне, в отличие от Нины, доставляет удовольствие заниматься уроками с ребенком, или гулять, неторопливо ведя важные для нее разговоры. Когда я вижу, что после моих объяснений девочке становится все понятно, и она начинает быстро продвигаться вперед, у меня появляется чувство гордости за мои качества хорошего учителя и наставника.

Временами я задумываюсь о дальнейшей судьбе Лены, но стараюсь не углубляться – никто не хочет делать себе больно. Давно заметил, что она абсолютно все сказанное принимает за чистую монету и оттого воспринимает окружающий мир более чем наивно. Конечно, все дети растут с открытыми глазами и ушами, впитывают, как губка, внешнюю информацию и перерабатывают ее потом согласно потребностям. В Лене нет абсолютно никакой хитрости или лукавства, она честная и излишне доверчивая. С таким открытым бесхитростным характером ей наверняка трудно придется в жизни. Чем помочь ребенку, если он родился с заданным характером? Заложенные гены ни исправить, ни изменить нельзя.

У нас, взрослых, свои проблемы. Очень часто они никак не связаны с маленьким мирком ребенка. У Нины из-за работы, домашнего хозяйства и забот, связанных с уходом за больной матерью, совсем не остается сил на Лену. Старшая сестра не хочет возиться с младшей, ей неинтересно – большая разница в возрасте. Я целыми днями на работе, и если могу уделить ей время, то только вечером, когда она должна идти спать. Если мы общаемся, то не больше часа, самое большее – двух, а этого хватает лишь на то, чтобы проверить домашние задания и помочь сделать то, что не получается. Подружек в классе у Лены немного – из-за больного человека приглашать гостей мы не можем.

Основную проблему создает теща – она не только больной, но по характеру очень тяжелый человек. То, что она меня не любит – полбеды, но она свою нелюбовь показывает всем, особенно детям, чего ни в коем случае делать нельзя. Нина с ней много раз говорила на эту тему, просила, и даже ругалась, но разговоров хватает на пару дней, а потом опять продолжается по-прежнему. Переселить ребенка от бабушки невозможно, Оля повзрослела и не хочет жить вместе с Леной – те три комнаты, что мы имеем, на пятерых никак по-другому не делятся. Ну а я что могу поделать? Мне не повлиять на Олю, а уж на тещу – тем более. И пытаться даже не стоит. Как жена решила, пусть так и будет… Изменить сейчас мы ничего не в состоянии, приходится мириться с тем, что есть.

Лена наивная и доверчивая, как ласковый теленок – тычется к каждому в надежде найти ласку и понимание, но ни у кого их не находит. Мы все заняты ежедневными заботами и на такую мелочь, как внимание к ребенку, времени остается очень мало. Ей нужно не столько время, проведенное со мной за уроками, сколько материнское тепло и ласка, которых ей явно недостает. Нельзя все-таки женщине работать так много, когда у нее двое маленьких детей, иначе они остаются без материнской опеки и внимания. С годами эта нехватка будет ощущаться все больше, и рано или поздно принесет кислые плоды незрелости в дальнейших отношениях. Нельзя отказываться и от бабушкиной любви. Но где взять ее, если у тещи вместо любви только горечь, обиды и ненависть ко всему, что ей не нравится. А кроме себя и ее сына Костика, ей мало что нравится в жизни. Эх, бабушка, если бы ты почаще вспоминала о своей маленькой внучке, не только тогда, когда нуждаешься в ее поддержке…

Что-то будет с девочкой, когда она вырастет? Найдет ли она свое счастье или тоже погрязнет в ежедневных проблемах и не сможет радоваться, наблюдая за ростом собственных детей?

Сможет ли дочь понять, что не все зависит от наших желаний и часто обстоятельства жизни сильнее нас и диктуют свой ритм? Остается только пожелать ей жить лучше и счастливее нас, недополучивших в детстве материнской любви и ласки…»

Глава 7      Сегодня, 08 часов 15 минут

Автобус подъехал к очередной остановке, двери вагона автоматически открылись и выпустили из своих глубин Эрика с Леной. Они шли, неловко прижимаясь друг к другу, будто боясь разойтись, но и не особо радуясь такой близости. Подойдя к расположенному неподалеку дому и остановившись немного в стороне от входной двери, они начали тихонько переговариваться. Говорил в основном парень, а девушка, как заведенная кукла, кивала головой. Со стороны было непонятно, отвечала ли она что-то своему спутнику или просто слушала и соглашалась во всем.

– Ты, надеюсь, запомнила все, что я сказал, – в который раз строгим тоном выговаривал Эрик. – Придерживайся той версии, которую мы с тобой обговорили, и помни, дорогуша, что жизнь твоей матери находится в твоих руках. Хорошая она мать или плохая – меня не касается, но она умрет, если ты меня выдашь, поэтому веди себя осторожно. Если не будешь знать, что сказать, лучше ничего не говори, я сам буду отвечать.

Он уперся внимательным взглядом на молчавшую девушку и спросил еще раз, но уже более требовательно:

– Ты все поняла, что я сказал, или повторить?

– Да-да, я все очень хорошо поняла, не надо ничего повторять. Будет так, как ты сказал. Пожалуйста, оставь маму в покое, она не сделала тебе ничего плохого, – последние слова девушка произнесли почти шепотом, еще сильнее опустив плечи.

– Не звони, лучше открой дверь своим ключом, – приказным тоном произнес молодой человек. – Мы поднимемся по лестнице пешком, чтобы ни с кем не столкнуться в лифте.

Лена достала из сумки небольшую связку ключей, нашла среди них тот, что был нужен, и открыла дверь. Они вошли в пустой подъезд, поднялись по лестнице на второй этаж и остановились напротив двери, за которой их никто не ожидал увидеть.