Текст книги "Джандар с Каллисто"

5. Я ЗАВОЕВЫВАЮ СВОБОДУ

Мне нетрудно проанализировать свои чувства при известии об этой катастрофе. Откровенно говоря, прежде всего я подумал о своих личных интересах. Если Коджа умрет, его сокровища попадут к следующему по влиятельности вождю, артроподу по имени Гамчан. И если Коджа обращался со мной если и не ласково, то по крайней мере не зло, Гамчан часто в моем присутствии и в присутствии Коджи вслух замечал, что я вовсе не диковинка, а отвратительная помесь – он упоминал названия двух рас, которые я до того не слышал – «внебрачный ребенок занадарского пирата и ку тад», вот как он это выразил.

Я понял, что Гамчан завидует Кодже и стремится таким образом обесценить главное сокровище – меня самого. Коджа не обращал внимания на эти замечания завистливого Гамчана, который в звании и доблести много уступал ему, хотя в иерархической лестнице ятунов занимал следующее за Коджей место. Но у меня не было иллюзий, какого обращения ожидать, если я буду настолько несчастлив, что попаду в руки Гамчана.

Помимо вопросов моей личной безопасности, оставался еще мой долг Кодже, который не только спас меня от ятриба, но и кормил и дал убежище среди своей свиты. Поэтому я стал расспрашивать Суджата о ранах Коджи.

На мои вопросы Суджат только пожал плечами, вернее, дернул надбровными антеннами, что у ятунов эквивалентно пожатию плечами. Я понял, что воины ятуны не заботятся о своих раненых. Тут опять проявляется и недостаток – отсутствие эмоций, и достоинство. Потому что у земных варваров, таких, как монголы, например, раненых убивают. А тут по крайней мере товарищи не стали убивать Коджу, просто оставили его умирать.

Среди имущества Коджи было несколько тапторов. Это странные птицы, которых танаториане используют для езды верхом. Они размером с земную лошадь или даже чуть больше; подобно земным лошадям, у них четыре ноги, изогнутая шея, на них ездят в седле и управляют уздой. Но тут сходство с лошадью кончается. Таптор – четырехногая бескрылая птица со шпорами на ногах. У основания черепа у них жесткий воротник из перьев, почти как лошадиная грива. Головы совсем не похожи на лошадиные, с острыми желтыми клювами попугаев и сверкающими глазами с яркими оранжевыми зрачками, окруженными черной радужной оболочкой; глаза злобные и свирепые. Эти птицы-лошади с большим трудом поддаются приручению и никогда не становятся абсолютно послушными, хотя в конце концов начинают узнавать своего хозяина и соглашаются нести его на себе. Но горе незнакомцу, который попытается сесть на них!

Прихватив чистую ткань и сосуд с водой, я пошел в помещение, где в стойлах содержались тапторы Коджи. Сердце мое билось в горле, и я сильно нервничал. Я много раз кормил и поил этих тапторов и знал, что они меня узнают. Но другой вопрос, позволят ли они сесть на себя.

Суджат с любопытством последовал за мной.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

– Помочь Кодже.

– Но Коджа ранен. – Его слова звучали так, будто он сказал: «Коджа мертв».

Я перебрался через решетку загона и, пощелкивая, приблизился к одному из тапторов, который всегда был настроен ко мне по-дружески.

– Раны излечиваются, – заметил я. Суджат пожал плечами.

– Какое это имеет значение? – равнодушно спросил он.

– Для тебя никакого, но для меня имеет, – ответил я. – В этом разница между твоим племенем и моим, Суджат.

Я надел на таптора седло; он беспокоился, но слушался. Потом, набравшись смелости, осторожно сел на него, все время с ним разговаривая. Он смотрел на меня своими широкими круглыми птичьими глазами, но не сердился, видя меня в седле. Я успокоился.

– Где Коджа? – спросил я. Суджат описал место; я решил, что найду его без труда.

По моей просьбе Суджат открыл ворота загона, и я повел таптора по узкой полоске вытоптанной земли, которая между палатками ведет к южным воротам лагеря. Полдень, воинов почти не видно, они питаются в своих палатках. Но всюду множество слуг, они смотрели на меня с спокойным равнодушием, хотя человек на их месте изумился бы, увидев другого человека верхом на свирепом тапторе.

Я ожидал, что придется спорить с охраной у ворот, но ничего подобного. Меня окликнул один из стражников. – Куда ты, Джандар? Ты знаешь, тебе не разрешается выходить из лагеря.

Следует объяснить, что на танаторском произнести мое имя – Джон Дарк – затруднительно. На этом языке звучит Дзан-дар или Джандар. После нескольких тщетных попыток поправить произношение я сдался. И с тех пор для обитателей Танатора стал Джандаром.

– Хочу помочь вождю Кодже, – ответил я.

– Но он ранен!

– Поэтому ему и нужна моя помощь.

Стражник находился в замешательстве. Высокое неуклюжее существо, свет блестел на его серебристо-сером хитиновом щитке, он стоял в нерешительности, держа руку на рукояти меча.

– Но Коджа, наверно, уже мертв, – сказал он. – А по его приказу ты не должен выходить за пределы лагеря.

– Но если Коджа мертв, его приказы бессмысленны, – ответил я. И, не дожидаясь ответа, но и не торопясь, проехал мимо него и оставил в недоумении. Он продолжал думать, как ему поступить.

Я ехал почти час, пока не добрался до места, где упал Коджа. Я увидел несколько мертвых артроподов и по незнакомым знакам на тораксе понял, что это воины враждебного клана.

Коджа, по-видимому, отполз на некоторое расстояние и теперь лежал, прислонившись к колючему стволу дерева сорад. Сорад – большая редкость в джунглях Танатора, у него не черная древесина и алая листва, а наоборот: алая древесина и черная листва. Я знал, что ятуны ценят все редкое, а уникальные предметы у них пользуются почти сверхъестественным поклонением. Несомненно, редкость дерева сорад для Коджи была утешением, и потому он с трудом подполз к этому дереву. И теперь лежал расслабившись, с невидящими глазами, ожидая смерти, но утешаясь присутствием такой редкости.

Когда я приблизился и спешился, он открыл глаза.

– Джандар, почему ты здесь? – негромко спросил он, когда я наклонился, осматривая его раны.

– Чтобы помочь тебе, – ответил я. Он получил сильный удар в грудь. Лезвие вражеского меча-хлыста разрубило хитиновый щит, и он потерял много телесной жидкости. По краям этой ужасной раны виднелись пузырьки пены бесцветной маслянистой жидкости, остро пахло муравьиной кислотой.

Коджа соображал быстрее, чем большинство представителей его расы. Но для его образа мыслей было невероятным, что одно существо может помочь другому в этом мире, где все создания находятся в состоянии безжалостной войны друг с другом.

– Почему ты хочешь помочь мне? – спросил он, когда я начал обрабатывать его раны.

Обмакнув ткань в воду, я, как мог, очищал раны и ответил с отсутствующим видом:

– Потому что ты спас меня от клыков ятриба. Потому что ты дал мне еду и убежище в мире, где все мне было незнакомо. И потому что ты хорошо обращался со мной.

– Это факты, а не причины, – возразил он.

– Ну что ж. Если тебе нужна причина… – Тут я заколебался. В словаре ятунов нет таких слов, как «дружба» или «жалость». Ближе всего подходит слово «ухорц», которое приблизительно можно перевести как «долг».

– Потому что у меня перед тобой ухорц.

– Ухорц?

– Да. А теперь, пожалуйста, помолчи. Мне нужно плотнее свести края твоей раны и перевязать их, чтобы зажило.

* * *

Так или иначе мне удалось доставить Коджу в лагерь, хотя пришлось двигаться очень медленно, что скачущая походка таптора не открыла вновь рану и Коджа не потерял бы еще жидкости. Я шел пешком, ведя птицу-лошадь за узду, а Коджа ехал в седле, качаясь от слабости. Я шел как можно медленнее, чтобы избавить Коджу от боли, но думаю, в пути он раз или два терял сознание. Но я предвидел это, привязав его к седлу полосками той влажной ткани, которой очищал его рану.

Я без труда вошел в лагерь. Стражники молча смотрели, как я провел мимо них таптора, но не пытались помешать мне. Пока Коджа жив, он могучий и авторитетный вождь, обладающий большой властью; если он мертв, они остаются совершенно равнодушными. Так как я вернулся в лагерь и не попытался убежать, стражников не обвинят в том, что они дали мне возможность уйти.

Мы с Суджатом уложили Коджу в постель. Постель ятунов напоминает гнездо; с человеческой точки зрения, оно дьявольски неудобно, но для ятуна вполне приемлемо. Коджа впал в сон, похожий на транс, и я не пытался разбудить его, даже для того, чтобы накормить.

Следующие несколько дней он почти непрерывно спал. Так как Суджат проявлял полное равнодушие к состоянию здоровья своего хозяина, я ухаживал за воином сам. Дело несложное. Артроподы не знают фармации, у них нет ни растворов, ни мазей – вообще никаких лекарств, с помощью которых можно было бы лечить рану. Я мог лишь раз в день менять повязку и следить, чтобы под рукой были свежая вода и еда, если он проснется и захочет есть и пить. Несколько раз за эти дни к палаткам Коджи подходил Гамчан и требовал входа. Каждый раз я отвечал ему, что хозяин спит и приказал не тревожить его. Он, казалось, не знал, что делать со мной: я вдруг стал сам собой распоряжаться. Он несколько раз спрашивал, жив ли Коджа; каждый раз я спокойно отвечал, что Коджа жив. Гамчан уходил, недовольный, ворчащий, и с каждым разом все труднее было мешать ему войти.

Я не боялся Гамчана: к этому времени я уже сознавал разницу в физической силе между этими насекомоподобными существами и человеком. Но мне не хотелось открыто нарушать законы племени ятунов или рисковать враждой между имуществом – мною – и вождем Гамчаном.

Постепенно рана затягивалась. Образовался свежий хитин, соединяя края раны. Коджа проснулся и потребовал пищи. Он был очень слаб, но поправлялся. Он спросил, кто за ним ухаживал, и я объяснил, что делал это сам. Он ничего не ответил, но я заметил, что он задумчиво смотрит на меня.

* * *

К концу второго месяца моего пребывания в племени ятунов пришел приказ готовиться к возвращению в тайную долину. Коджа, который к этому времени вполне оправился и был снова здоров, однажды вечером, незадолго до свертывания лагеря, пришел ко мне в палатку. В руке он держал сверток и меч-хлыст.

– Надевай, Джандар, – серьезно сказал он.

Я с любопытством осмотрел сверток: в нем оказалась одежда Впервые я увидел одеяния, кроме постоянной перевязи артроподов. В свертке оказалась кожаная куртка с высоким воротником, открытой грудью и короткими рукавами. Она явно предназначалась для существа с человеческой анатомией. Куртка длиной до бедра. Кроме того, короткие брюки и ботинки со шнуровкой, завязывавшиеся на лодыжках.

– Что это такое, Коджа?

– Эту одежду носят похожие на тебя существа, – спокойно ответил он. – Я всегда гадал, зачем она им, но понаблюдав за тобой, понял, что твое тело не защищено, как наше, и эта одежда изобретена, чтобы защищать его от колючек в джунглях.

– Очень внимательно с твоей стороны. Значит клан будет проезжать через джунгли?

– Клан пойдет по холмам в горы, – ответил он. – Но для тебя будет безопаснее в джунглях.

Я понял, что он имеет в виду, и пульс мой участился.

– Ты разрешаешь мне бежать?

– Да. Возьми для защиты этот меч. А вот здесь еда. Как только стемнеет, выходи из палатки и постарайся незаметно добраться до ворот лагеря. Если тебя кто-нибудь остановит, скажи, что выполняешь приказ вождя Коджи.

Он повернулся, открыл клапан палатки и ушел бы без лишних слов, но я его остановил.

– Почему ты это делаешь, Коджа? – спросил я.

Он повернулся и долго молча смотрел на меня. Во взгляде его не было никакого выражения; жесткая блестящая каска головы не позволяла выразить эмоции, а в резком металлическом голосе тоже не было чувств. Но слова его прозвучали значительно:

– Я хочу, чтобы ты знал: воин ятун тоже сознает ухорц, – просто сказал он.

И вышел.

* * *

Так я покинул лагерь племени ятунов, где пленником провел два первые месяца на Танаторе.

Выйти из лагеря оказалось нетрудно, так как наступала ночь и видимость ухудшилась. Светила только одна луна, зеленый Оровад, и в суматохе приготовлений к свертыванию лагеря никто не обратил внимания на маленькую человеческую фигуру, которая неслышно скользила от тени к тени, пока не оказалась вдали от лагеря.

Мне предстояло в одиночку соприкоснуться с загадочными ужасами танаторских джунглей, но я не боялся. Я одет и вооружен, на спине у меня мешок с провизией. Я не знал, куда идти, но был доволен уже тем, что свободен и могу идти, куда захочу. Если бы я знал, в каком направлении находятся Ворота между мирами, я пошел бы туда, но я этого не знал, а решение Коджи отпустить меня на свободу было таким внезапным, что я не догадался спросить его.

Я добрался до джунглей еще до восхода второй луны, розово-красного Имавада, и вступил в них. Два дня и две ночи я двигался по бездорожью джунглей Танатора, не представляя себе, куда иду. Я не знал даже направления. Должен объяснить, что на Танаторе – тогда я не знал, какой именно из спутников Юпитера Танатор, – солнце настолько далеко, что кажется просто яркой звездой. Поверхность луны джунглей получает немного прямого солнечного освещения. Мне так и не удалось установить, каков источник света, озаряющего Танатор, но я подозреваю, что это отраженный от гигантского диска Юпитера свет, а также свет, отраженный тремя лунами, которые почти постоянно висят в небе.

Но я наблюдал также любопытный феномен. Орбиты главных спутников Юпитера бесконечно сложны, и временами на небе Танатора бывает только одна луна. Странно, но это не уменьшает количество дневного света. Свет остается постоянным, независимо от количества лун и от того, виден ли гигантский диск Юпитера. Я часто гадал, не является ли этот свет следствием какого-то эффекта в верхних слоях атмосферы; я уже упоминал, что небо на Танаторе странное: оно постоянно подернуто золотистой туманной дымкой. Возможно, освещение поверхности связано с воздействием радиации на этот верхний слой, который должен состоять из неизвестного газа, покрывающего пригодный для дыхания воздух Танатора. Возможно, это эффект, аналогичный свечение инертного неона, когда через него проходит электричество. Вы, конечно, знакомы с неоновыми надписями – этим сильным рекламным средством: в стеклянных трубках находится инертный газ; когда через него пропускают электричество, он загорается. Возможно, верхние слои атмосферы Танатора состоят из неона или аналогичного газа, который подвергается бомбардировке электрическими частицами.

Но это только один из многих нерешенных вопросов, которые ставили меня в тупик за недели моего плена.

Я часто думал о том, где нахожусь. Астрономия всегда интересовала меня, я хорошо запоминаю числа, и у меня почти фотографическая зрительная память, поэтому я сумел вспомнить очень много сведений о Солнечной системе, достаточно, чтобы у меня сформировалось твердое мнение.

Очевидно, я нахожусь на одном из двенадцати спутников Юпитера. Вряд ли это две ближайшие к Юпитеру планеты – Марс и Сатурн. Марс на триста миллионов миль ближе к Солнце, чем Юпитер, и этот великан не казался бы в его небе таким огромным. Кроме того, у Марса всего два спутника, а у этого по крайней мере четыре.

По аналогичным причинам это не может быть и Сатурн. Сатурн значительно дальше от Солнца, примерно на четыреста миллионов миль. Единственные тела, в небе которых Юпитер будет казаться таким огромным, – это сами спутники Юпитера. Я вспомнил, что некоторые из них достаточно велики: Ио, второй спутник, считая от Юпитера, свыше двух тысяч миль в диаметре, чуть меньше земной Луны. Европа, следующий спутник, чуть меньше, а Ганимед, четвертый по счету, с диаметром в три тысячи миль, вероятно, самый крупный спутник в Солнечной системе. У пятого спутника – Каллисто – диаметр примерно в две тысячи семьсот миль. Спутники за орбитой Каллисто: Гестия, Гера, Деметра – все исключительно маленькие, с диаметром от восьми до десяти миль. Эти три луны я могу не принимать во внимание. А четыре самых далеких спутника Юпитера: Адрастея, Пан, Посейдон и Аид также можно исключить из-за небольшого размера и обратной по направлению орбиты. Отсюда следовало явное и очевидное заключение. В небе между Танатором и его гигантским центром притяжения видны три больших луны и одна маленькая. Это должны быть четыре самых близких к Юпитеру спутника: Амальтея, ближайший, Ио, Европа и Ганимед. Отсюда я заключил, к собственному удовлетворению, что Танатор – это Каллисто![4]4
  Я не проверял данные капитана Дарка, приведенные в этих четырех главах, потому что в целом они верны. Для удобства читателя приведу, однако, более точные данные о Каллисто. Это один из самых больших спутников в Солнечной системе, его диаметр 2770 миль, длина окружности 8700 миль, он вращается вокруг Юпитера на расстоянии в 1 171 000 миль. Открыт Галилеем в семнадцатом столетии. Это пятый спутник Юпитера. – Л.К.


[Закрыть]

Но если это правда, как может тяготение Танатора быть равным земному? Диаметр Земли в районе экватора 7 927 миль, то есть почти в три раза больше, чем у Каллисто. Кажется естественным, чтобы на Каллисто тяготение было втрое слабее, чем на земле, однако это не так.

И как может такой маленький мир удерживать атмосферу? Луна лишь немного меньше Каллисто, но ее тяготения совершенно недостаточно, чтобы удержать густую атмосферу, такую, какой я дышу уже два месяца. Найду ли я когда-нибудь ответ на эти загадки?

Все время пребывания на Танаторе я не перестаю удивляться разнице между тем, каким должен быть спутник Юпитера и каков он в живой реальности.

Все, что установили земные астрономы об условиях на других планетах, свидетельствует, что Каллисто должен быть мертвым, замерзшим, безвоздушным миром из острых вершин и аммиачного снега. Но я иду через джунгли, прекрасные в своем грозном великолепии, окрашенные в самые разные яркие цвета и кишащие экзотической жизнью.

И до сегодня я так и не разгадал эту загадку.

* * *

На третий день свободы мое внимание привлекли близкие звуки схватки. Мне повезло: за все время путешествия через эти черно-алые джунгли я ни разу не встретился с опасными хищниками, которыми кишит эта планета. Отчасти дело действительно в удаче, но отчасти это и следствие действия крема, приготовленного артроподами. Этот крем, вытяжка их различных трав, обладает способностью защитить путника от нападения ятриба. Хотя для меня эта мазь не имеет запаха, очевидно, ее запах крайне неприятен для ятриба. Охотники ятуны используют эту мазь, чтобы отогнать ятрибов, когда они загоняют зверей, называемых вастодонами. На них охотятся из-за сочного мяса. Ятриб, не колеблясь, нападает и на охотников ятунов; у него привычка лежать, затаившись, когда охотники загоняют добычу, а затем неожиданно нападать. Поэтому мазь – необходимая принадлежность этих охотничьих экспедиций, и я унес ее с собой и постоянно смазывал руки и ноги маслянистым веществом.

Я прорвался сквозь стену листвы на небольшую поляну, и удивительное зрелище открылось моим глазам.

В одном конце поляны рычащий зверь, готовый к прыжку.

Лицом к хищнику, прижавшись спиной к стволу дерева, безоружная, стоит молодая прекрасная женщина… И я убедился, что джунгли Танатора действительно населены подобными мне человеческими существами!

6. ДАРЛУНА, ВОИНСТВЕННАЯ ПРИНЦЕССА КУ ТАД

Я давно уже подозревал, что насекомоподобные ятуны не единственные разумные обитатели Танатора. Тот факт, что Коджа и его соплеменники удивились цвету моих волос и глаз, а не общему физическому облику, свидетельствовал, что они знакомы с похожей на меня расой. Мои подозрения усилились после замечания Гамчана о том, что я помесь «занадарского пирата» и «ку тад». К тому же существовал ящичек с инструментами для письма: раса, не знающая письменности, не стала бы изобретать орудия для письма.

Глядя на первое человеческое существо, увиденное мною на Танаторе, я чувствовал, как ускоряется мой пульс – и от неожиданности встречи, и от красоты молодой женщины.

Ей около двадцати лет, она высока, стройна и исключительно женственна. На ней кожаная куртка с высоким воротником и открытой грудью, такая же, как та, что дал мне Коджа; куртка спускается до круглых бедер, оставляя обнаженными длинные стройные ноги; на ногах ботинки, зашнурованные с внутренней стороны. Широкий пояс, украшенный драгоценными металлами, сжимает тонкую талию, на поясе небольшая сумка, пустые ножны и большой медальон из какого-то яркого металла, который я не смог узнать. Кожа мягкого золотистого цвета, чистая и бледная. Маленькое лицо сердцеобразной формы прекрасно, с большими выразительными глазами, слегка раскосыми и окрашенными в яркий изумрудный цвет. Волосы великолепным красно-золотым потоком падают на маленькие плечи и спускаются до талии. Рот мягкий, с полными алыми губами. Даже теперь, в крайней опасности, она сохраняет холодное самообладание, в котором чувствуется прирожденное достоинство.

За плечами у нее пустой колчан, подвешенный за перевязь, которая проходит через одно плечо и опускается между полных вздымающихся молодых грудей. Лука я не увидел и потому решил, что в колчане были метательные копья, теперь истраченные; кинжал она также потеряла.

Зверь, лицом к которому она стояла, огромный и страшный, менее жуткий, чем ятриб, но тяжелее и массивнее его. Похож на небольшого слона, с таким же бочкообразным телом, с такими же толстыми, тяжелыми, похожими на колонны ногами, заканчивающимися массивными подушечками, такая же слегка сероватая грубая кожа. Но голова больше напоминает дикого кабана: маленькие свиные глазки безумно горят, короткая щетина прикрывает рыло, в нем видны огромные желтые клыки; они показываются, когда зверь испускает хриплое рычание. Но свиное рыло зверя длиной в ярд и увеличивает сходство со слоном.

Я узнал в этом звере вастодона: он достигает шести футов в загривке и должен весить две-три тонны. Мое уважение к воинам ятунам, которые охотятся на этот ужас джунглей, значительно выросло.

Девушка, которая меня пока не видела, истратила свои копья, очевидно, промахнувшись. Одно тонкое копье застряло валом торфе в нескольких ярдах от того места, где стоял я. Бродячий луч света упал на жемчуг, украшавший рукоять кинжала: кинжал торчал в широкой груди зверя. Она ранила зверя, но я видел, что это чудовище не так-то просто убить.

А я вооружен только мечом-хлыстом.

Застывшая картина ожила: зверь бросился в нападение. Если он ударит девушку, она будет раздавлена о ствол дерева.

Не задумываясь, я выпрыгнул из укрытия в листве с громким криком, размахивая руками, чтобы привлечь внимание вастодона. Девушка бросила на меня изумленный взгляд, и в следующее мгновение я был слишком занят, чтобы смотреть на нее или думать о ней, потому что вастодон свернул и направился ко мне, гулко стуча по алой почве.

Я никогда не пользовался мечом-хлыстом: это оружие предназначалось только для воинов, слугам и имуществу было запрещено им пользоваться. Но я был свидетелем нескольких дуэлей между артроподами за месяцы пребывания в лагере и понимал, как пользоваться этим оружием. Когда ревущий вастодон приблизился ко мне, я отпрыгнул в сторону, опустив сверху вниз меч между ногами, крепко зажав в обеих руках рукоять.

К несчастью, из-за большой длины – почти пять футов – и веса – этот меч тяжелее любого другого, какой мне приходилось держать в руках, – я обнаружил, что это крайне неудобное оружие. Я собирался ударить лезвием по морде вастодона, расколоть, если удастся, череп или по крайней мере ослепить зверя. Но лезвие нанесло только скользящий удар по плечу, разрезав грубую шкуру и обнажив бледно-лиловое мясо. Вместо того чтобы вывести вастодона из строя мой удар привел его только в еще большую ярость.

Он развернулся с диким ревом, маленькие глазки горели безумным стремлением убить, и снова бросился ко мне, как молния.

Прыжок лишил меня равновесия, и я упал в траву, меч-хлыст выпал из рук. И видя набегающего вастодона, я схватил копье, которое бросила девушка, вытащил его из торфа и нацелил в зверя. Толчок отбросил меня в сторону. Я ударился головой о какой-то твердый предмет. И тьма затянула весь мир.

* * *

Я увидел прекрасное лицо. Странные изумрудные глаза смотрели на меня, зрелые влажные губы разошлись.

– Ты жив? – спросила девушка, и я с благодарностью вспомнил Коджу, научившего меня танаторскому языку.

– Жив, – начал я, пытаясь сесть. Тут я почувствовал сильную боль и, тяжело дыша, замолк на мгновение. – Но интересно, из одного ли я куска. Сейчас посмотрим. Что-то, вероятно, клык вастодона, рассекло мне лоб, на одной руке глубокий порез от запястья до локтя. Из раны на лбу, всего лишь пореза, обильно текла кровь. Кости целы, и вообще я легко отделался.

А что касается вастодона, то он лежал на поляне мертвый, в луже пурпурной крови. Эта удача от меня почти не зависела: собственная инерция загнала копье глубоко внутрь зверя, пробив ему сердце. По чистой случайности когда зверь сам себя насадил на копье, оно упиралось в твердую землю.

Девушка помогла мне встать. Порезы на теле горели, сильно болела голова, страшно ныла пораненная рука, я был потрясен, меня тошнило. Но в целом все было в порядке.

Девушка с любопытством смотрела на меня.

– Ты ведь не ку тад! И не занадарец. Откуда же ты?

– Я… – начал я и замолк. Зачем усложнять ситуацию рассказом о моем рождении на далеком мире? Коджа ни разу не спрашивал меня о моем происхождении; подобно всем своим соплеменникам, он был флегматичен и равнодушен, любопытство – свойство обезьян и людей. А воины ятуны не люди и не обезьяны, они совершенно не любопытны.

– Я из далекой страны, – наконец запинаясь ответил я. – Меня зовут Джонатан Дарк.

Она сморщилась, услышав необычные звуки.

– Джонна… Джан… Дар?

– Джандар, – сказал я, принимая имя, данное мне моим другом Коджей.

– А я Дарлуна, из народа ку тад, принцесса Шондакора, – гордо сказала она. Я не представлял себе, как на Танаторе нужно себя вести с представителями местной аристократии. Поэтому слегка поклонился, что, казалось, встретило ее одобрение.

Убедившись, что со мной все в порядке, принцесса смотрела на меня с холодной отчужденностью. Я вспомнил, что в племени ятун кланы непрерывно воюют друг с другом. Может, это справедливо и для человеческих обитателей Танатора. (Вскоре я узнал, что так оно и есть. – Дж.Д.). Если так, то эта прелестная красавица может оказаться врагом.

– Никогда не видела, чтобы вастодона убивали так неуклюже, – сказала она.

– Какая разница, если вастодон все же убит? – был мой ответ. Она, ни слова не говоря, отвернулась от меня и принялась собирать разбросанные копья. Достала кинжал, по-прежнему торчавший в груди вастодона. Я промыл раны водой из фляжки, которая лежала в мешке, и попытался перевязать их куском чистой ткани, но одной рукой это сделать было трудно.

Мне пришло в голову, что принцесса вполне могла бы очистить и перевязать мои раны. В конце концов я получил их, спасая ее жизнь.

Подойдя к ней, я спросил:

– Не поможешь ли?

В ее изумрудных глазах блеснуло пренебрежение. Не сознавая этого, я дважды нарушил танаторский кодекс чести. В народе Дарлуны считалось вежливым для воина возражать, когда его хвалили за храбрость. Когда она заявила, что я убил вастодона неуклюже, мне следовало серьезно согласиться с нею. И воин не считается мужественным, если перевязывает и лечит свои раны. В этом отношении ку тад похожи на соплеменников Коджи.

Однако принцесса не отказалась и молча принялась перевязывать мои раны. Я понимал, что между нами пропасть, но не знал, как ее преодолеть. Дарлуна не могла знать, насколько я не осведомлен об обычаях четырех танаторских рас, поэтому ее нельзя винить в том, что она сочла меня деревенщиной.

Она наклонилась, перевязывая рану, и тут глаза ее расширились с выражением крайнего недоверия, и она резко отшатнулась от меня. Я не понимал, что оттолкнуло ее; взглянув вниз, я заметил, что кабаньи клыки вастодона разорвали мою кожаную куртку, обнажив грудь с зелеными, черными и красными символами «имущества», которые означали, что я принадлежу воину ятуну.

Я понял все гораздо позже. Испытанный ею шок был не просто отвращением аристократа к рабу или недавнему рабу ятунов, а вызывался подозрением, что я предатель. Ятуны иногда берут себе в слуги представителей человеческой расы, хотя во время моего пребывания в лагере Коджи там таких не было. И иногда такие слуги, скрыв под одеждой символы своей принадлежности воину ятуну, служат приманкой, чтобы привлечь ничего не подозревающих людей в западню артроподов. Если бы я понял причину внезапно возникшего отвращения, если бы знал этот подлый обычай, конечно, я сумел бы объясниться и успокоить ее. Но я этого не знал и просто смотрел на нее.

А в следующий момент уже было поздно.

Листва разошлась, и на поляну вышел десяток ятунов. Возглавлял отряд соперник и враг Коджи Гамчан. Если когда-нибудь мне и удавалось разглядеть выражение на немой маске артропода, то именно в этот раз. Ибо Гамчан ухмылялся маслянисто, злорадно и самодовольно. Не могу сказать, как неподвижная маска может передать такое выражение. Может, это просто телепатия. Но он ухмылялся, и отвратительно.

Как только он узнал, что меня нет в лагере, тут же пустился по моему следу. Коджа имел полное право освободить меня, если хотел, хотя его мотивы при этом оставались непостижимыми для его соплеменников. Но Гамчан, в свою очередь, имел полное право преследовать меня и, если удастся, захватить и сделать своим имуществом. И, несмотря на свои прежние замечания, именно с этой целью он выступил с группой младших воинов. Если бы он сумел меня захватить, это нанесло бы большой удар по престижу Коджи. А теперь ему не только удалось это, но он захватил и еще добычу. Неудивительно, что Гамчан был доволен.

Что касается меня, то я с радостью добровольно стал бы его имуществом, только бы он не произносил следующих слов. Нельзя себе представить более ужасной фразы.

– Прекрасно сделано, Джандар, – сказал он. – Из самки выйдет отличное имущество.

Сердце мое упало, и не потому, что я снова пленник. Если бы вы видели выражение ледяного отвращения и крайнего презрения, какое появилось на лице принцессы ку тад, вы поняли бы мое угнетенное состояние.

Она взглянула на меня холодными презрительными глазами и отвернулась. Она понимала тщетность сопротивления такому количеству воинов и в холодном молчании позволила связать себе руки и привязать себя к таптору.

Я был окружен обнаженными мечами, мое собственное оружие лежало в нескольких ярдах. И я был так поражен неожиданным появлением Гамчана, что застыл на месте, иначе я бы, несомненно, бросился на воинов. Но прежде чем я пошевелился, на меня упало лассо, затянулось, и руки у меня оказались прижаты к бокам.

Несомненно, отсутствие сопротивления только укрепило Дарлуну в ее мнении обо мне.

Так я вторично стал собственностью вождя ятунов.

* * *

К вечеру отряд Гамчана догнал основную часть клана и соединился с ней. Племя передвигалось в строгом иерархическом порядке, и место Гамчана находилось непосредственно за Коджей. Так Гамчан оказался способен похвастаться своими двумя ценными приобретениями прямо под носом у Коджи, если бы у него был нос.