Текст книги "Джандар с Каллисто"

Во всяком случае когда принцесса Дарлуна увидела, что враг уже в ее городе и дальнейшее сопротивление бесполезно, она увела большинство жителей города в джунгли Великого Кумала. Отступление часто бывает проявлением храбрости: несомненно, Дарлуна решила избежать смерти своих людей, бежав от Легиона, которому уступала в силе. Скрывшись в джунглях, она могла бы перегруппировать свои силы, спланировать операцию и попытаться вернуть город. Кумал с запада на восток тянется на две с половиной тысячи миль, а с севера на юг в самом широком месте на полторы тысячи. Когда в вашем распоряжении почти четыре миллиона квадратных миль сплошных джунглей, вы можете скрыть здесь несколько империй, которые никогда не будут найдены.

Много позже я узнал, почему Дарлуна оказалась в джунглях одна, сражаясь с вастодоном. Позже она рассказала мне эту историю: просто на ее охотничий отряд напало несколько ятрибов, отряд рассыпался во всех направления, и ее спутники потеряли друг друга. Если бы я не появился и если бы вастодон был в другом месте, прошло бы не больше одного-двух часов, и она бы объединилась с отрядом.

Однако я появился. И вастодон тоже. И от таких незначительных случайностей зависит иногда судьба мира.

* * *

Мне трудно точно сказать, сколько дней и ночей провел я у колеса. Монотонная тяжелая работа, чередование рабочих смен и сна, накапливающаяся усталость – все это помешало мне следить за временем. Но теперь я знаю, что эти неуклюжие летающие сооружения могут покрывать за день не менее трехсот миль, поэтому я провел за колесом не меньше недели.

Сравнительно с земным реактивным самолетом скорость этих воздушных кораблей незначительна, но она велика, если вспомнить, что их приводят в движение мышцы.

«Небесная чайка» – личный флагман, или яхта, принца Тутона. Каламбур в этом названии[7]7
  по-английски gull одновременно «чайка» и «мошенник, пройдоха»


[Закрыть] существует, кстати, и в танаторском. На Танаторе есть небольшая летающая рептилия, которая встречается в основном в пустынных районах. Она называется «зелл». На берегах обоих танаторских морей также можно встретить разновидности этой рептилии. Чтобы отличить береговых зеллов от пустынных, их называют морскими зеллами, или «лаждазелл», так как ладж по-танаторски означает море. Каджа по-танаторски «небо», отсюда название корабля Тутона Каджазелл.

Я называю этот корабль фрегатом, хотя в сущности это легкий скороходный разведчик. Но похож он на разукрашенные испанские галеоны. «Небесная чайка» достигает восьмидесяти семи футов в длину, она очень широка, и у нее плоское днище. На носу и корме высокие надстройки. Носовая надстройка возвышается на сорок два фута над килем, а кормовая – на тридцать пять футов. Верхний этаж носовой надстройки резко выдается вперед в виде бельведера с широкими окнами, дающими хороший обзор на три стороны, а наверху находится плоская обсервационная палуба. Под нею, прямо от окон бельведера, выдается бушприт, украшенный резной головой воина и рыбьим хвостом. Дальше по изгибающемуся борту за капитанской рубкой и примерно на уровне воды, как было бы у морского корабля, находятся два балкона, по одному с каждой стороны корабля. Кормовая надстройка имеет аналогичный бельведер, выступающий за корму, и вертикальный рулевой плавник, похожий на огромное мельничное крыло. Этот руль закреплен на вертикальном кормовом брусе – рудерпосте. Рудерпост связан с ахтерштевнем и – через него – с движущими колесами.

Крылья корабля отходят в стороны от палубы. От одного конца до другого они достигают ста двадцати футов. Ближайшая к корпусу часть крыла закреплена жестко, но примерно треть крыла подвижна и приводится в движение с помощью сложной системы больших шкивов и оттяжек. Эта часть крыла может подниматься и опускаться. Движением этих крыльев управляют из трюма. Через многочисленные шестеренки кинетическая энергия больших колес, приводимых в движение рабами, передается на крылья. Крылья связаны системой прочных, похожих на нейлон, тросов. Есть и храповик, предотвращающий внезапное обратное движение: иначе порыв ветра мог бы разрушить все это сооружение. Ванты от гигантских колес проходят над нашими головами и соединяются с колесами через ряд круглых иллюминаторов в борту.

Концепция птицекрылых воздушных кораблей не принадлежит исключительно Танатору. Я помню, однако, что гений Возрождения Леонардо да Винчи не смог создать действующую модель такого корабля, хотя его блокноты заполнены чертежами орнитоптеров. Главная проблема – вес и движущая сила.

Меня изумила изобретательность, с которой небесные пираты создали свои воздушные корабли. Например, фрегат не был, как я первоначально считал, сооружен из дерева, а из специально обработанной бумаги. Огромные листы плотного папируса смазываются специальным клеем и ряд за рядом накладываются на плоские формы. Их просушивают в печах и снимают с форм, получая в результате нечто похожее на пластмассу. Корпуса кораблей невероятно тонкие и легкие, легче пластмассы или даже бальсового дерева, но крепкие, прочные и выносливые.

Там, где только возможно, корабль делается из бумаги. Мачты, балки, киль, ахтерштевень и форштевень, бушприт и распорки корпуса – все это полые трубы. Крылья сооружены наподобие крыльев летучей мыши, из полых трубок, похожих на сегменты бамбука, которые все сходятся к центральному ребру. Между этими ребрами, однако, используется не бумага, а шелк. Прочный шелк, плотно натянутый и закрепленный, как поверхность барабана, покрывается воском, и все щели в нем замазываются воском. Здесь бумажные плиты оказываются непригодными.

И все же даже самая легкая бумага не дала бы возможности этим кораблям подниматься в небо, если бы не содержащийся внутри газ. Вся нижняя часть корабля наполняется легким нейтральным газом, типа гелия или водорода, чья огромная подъемная сила буквально лишает орнитоптеры веса. В Белых горах бьют гейзеры этого газа, их закрывают и под давлением накачивают газ в корпуса кораблей. Потом отвинчивают шланги, а отверстия снабжают клапанами, которые позволяют выпускать легкий газ, если возникает необходимость опуститься ниже. И корабли поднимаются в небо.

На корабле две мачты, рядом друг с другом, а не на носу и корме, как у мореходной шхуны. Легкие ванты тянутся от мачты к мачте, а затем на бушприт и на корму, и с них свисает множество ярких флажков и вымпелов. На корабле находилось тридцать пять офицеров и матросов и восемьдесят рабов. Именно необходимость в огромном количестве рабов делает флот Занадара небольшим. Иначе, при такой удивительной технологии, они могли бы захватить господство над всем миром джунглей.

А если когда-нибудь пираты изобретут паровую машину, Боже спаси Танатор!

8. ГОРОД-В-ОБЛАКАХ

Так случилось, что мы прибыли в город небесных пиратов во время моего периода отдыха.

Целыми днями мы летели на высоте двух тысяч футов над темно-алым ковром Великого Кумала. Но вчера, к вечеру, наконец достигли предгорий Варан-Хкор, а к рассвету на горизонте показался Занадар.

Моя смена спала в помещении на верхнем уровне, сразу под рядами вентиляционных жалюзи. И у меня была возможность увидеть весь Город-в-Облаках, как иногда называют Занадар.

Прямо по нашему курсу, на несколько градусов вправо, высокая гора вздымала свою вершину из пурпурного мрака в яркое сверкание рассвета. Гора в основном сложена из белого мергеля, похожего на белоснежный мел, перевитый полосами серого кварца; вершина неровная, город построен на разных уровнях, многочисленные башни и бастионы соединяются воздушными мостами, которые пересекают пропасти между грандиозными зданиями и похожи на расстоянии на паутину, соединяющую серые, покрытые росой травинки. Город приближался, и я слышал громогласный голос первого помощника, выкрикивающего в мегафон приказы закрепить все линии и люки.

– Внимание на полуюте! – кричал он голосом, похожим на туманный горн. – Причальная команда – внимание у носовых тросов! Приготовиться к демонстрации цветов! Парни у руля, поживее!..

Послышался более слабый голос с рулевой рубки, и первый помощник передал на корму:

– Право руля на два пункта! Веселее у лебедок! Уравновесить руль, прочнее держать, парни!

Я почувствовал, как по всему кораблю пробежала дрожь, большие лебедки надо мной заскрипели, ванты загудели от напряжения, команда у лебедок натянула их, поворачивая элероны и вместе с ними большие крылья. Корабль развернулся направо. Я находил изумительно интересным бесконечно сложный процесс управления полетом «Небесной чайки». Я все отдал бы, чтобы находиться на верхней палубе и видеть все своими глазами. Я понимал, что команда у лебедок контролирует размах и повороты крыльев, а команда у руля собственно и осуществляет поворот корабля, поворачивая огромный рулевой плавник направо или налево. Всей операцией руководили из пилотской рубки, команды капитана передавались первому помощнику, который стоял на самом верху конической башни между двумя мачтами; он в свою очередь передавал команды на лебедки и руль.

Теперь мы шли по ветру. Крылья били медленнее, их отростки в виде мельничных крыльев почти неподвижны, движение постепенно замедляется, так как элероны теперь тормозят его. Заскрипели стойки, фрегат наклонился вправо, и первый помощник выкрикнул очередной приказ. Не стану переводить ядовитую брань, которой он пересыпал свои команды.

Теперь Занадар лежал прямо перед нами и гораздо ближе. Построенный на горе, город небесных пиратов не нуждается ни в стенах, ни в укреплениях, ни даже в навесном мосте. Архитектурный стиль сводился к четырехстенным зданиям с плоскими крышами с многоуровневыми балконами, защищенными от ветра полосатыми навесами. Здания очень массивные и прочные, с необыкновенно толстыми стенами, резко сужающиеся к вершине. Вероятно, такой стиль диктуется холодным воздухом большой высоты и ураганными ветрами. Вершина горы состоит из множества вторичных пиков, десяток их искусственно выровнены и превращены в посадочные площадки для флота орнитоптеров. Я видел на ближайшей площадке, к которой мы направлялись, рельсовые пути. По каждую сторону площадки располагались ангары без крыш, похожие на сухие доки. Три сухих дока были заняты фрегатами, подобными нашему. Эти фрегаты портовые команды притягивают в доки по рельсам, Должно быть, на днище у них есть втягивающиеся колеса, потому что, видимо, корабли садятся в центре площадки, оттуда перетаскиваются по рельсам и закрепляются прочными тросами в доках.

Теперь концы крыльев бились в быстром легком ритме. С каждым их движением пустой корпус отзывался гулом барабана. Мимо открытых жалюзи проносились фантастические картины башен и воздушных мостиков над пропастями. Я заметил сады на крышах, с яркими цветами, спелыми фруктами, ярко-алыми листьями, защищенные от холодного воздуха стеклянными куполами. На каждой башне во всей своей геральдической красе развевались вымпелы с рисунками. Ряды балконов уходили вниз, между ними виднелись закрытые стеклянными куполами бульвары, по которым между цветущими деревьями прохаживались пестро одетые горожане или проезжали рикши с колясками из позолоченной бумаги и дерева. Как я узнал позже от Лукора, этот самый высокий уровень называется Верхним Городом; здесь живут аристократы и придворные, со своими многочисленными прислужниками: менестрелями, клоунами, фокусниками, лекарями, парикмахерами, парфюмерами, скульпторами по бумаге, мастерами, изготовлявшими маски, организаторами пирушек. Это богатый изнеженный класс, поддерживаемый вторым уровнем и его работниками.

Мы опустились ниже и пролетели над тем, что Лукор позже назвал Средним Городом. Улицы здесь не закрыты, они продуваются ветрами; дома более приземисты, вдоль улиц многочисленные гостиницы, винные лавки, закусочные, торговые конторы, дома игр и удовольствий. Яркие бумажные фонари свисают со столбов, раскачиваясь на ветру: синие, медно-красные, зеленые, как глаза гоблинов в вечернем полумраке. Здесь живут капитаны пиратов из облачного братства, благородные каперы, которые владеют собственными кораблями, а иногда и целыми эскадрами, они организуют пиратские экспедиции против торговых караванов, которые пересекают опасные горные тропы или останавливаются вблизи городов. В раздуваемых ветром плащах и высоких сапогах, ведя под руки ярко раскрашенных девок, царапая концами рапир мостовую, они бродят по ветреным улицам Среднего Города в пьяном и высокомерном великолепии.

Нижний город я почти не видел: грязные лачуги лепятся у оснований грандиозных, уходящих вверх зданий; суровые стражники и торопливые согнутые фигуры рабочих и грязных уличных мальчишек. Здесь живут рабы, слуги, воры и отбросы общества, спустившиеся в эту яму жалкой бедности с более высоких уровней.

Мы парили на неподвижных крыльях. Первый помощник взревел.

Повернулись рычаги, освобождая клапаны. Засвистел выходящий газ. Фрегат задрожал, осел, снова покачнулся, снова осел, и его киль коснулся площадки. Я услышал, как портовая команда начала крепить тросы. Потом скрип колес и скрежет рельсов: нас быстро потащили к причалу.

Дарлуна вышла через верхний парадный трап. Я видел ее только мельком, смеющуюся, порозовевшую от возбуждения, одетую в сверкающие шелка; она опиралась на руку принца Тутона.

Я вышел через грузовой люк, один из длинной линии согбенных шаркающих рабов.

* * *

Помещения рабов находятся в Нижнем Городе за стенами, такими толстыми, будто они сделаны из стволов секвойи. Здесь нам с Коджей выдали номерки, которые нужно было на цепочке повесить на шею. Мы жили в маленькой комнатке, рассчитанной на троих, ожидая, пока очередной корсар не потребует новых рабов для своих колес. Тем временем нам ничего не оставалось делать, кроме как прозябать.

Для меня переход от варварства племенного лагеря к этой развитой городской цивилизации оказался очень болезненным. Похоже на современный Стокгольм или Лондон, сухо размышлял я. Грязные трущобы внизу, а вверху роскошные дворцы и имения; отдаленный смех и музыка ярких садов удовольствий долетал до жалких переулков и зловонных лачуг внизу.

Для Коджи, который знал только жизнь лагеря, охоту и войну, это должно было стать откровением; но он мало говорил, занятый собственными мыслями.

Мы вели летаргический образ жизни. Дважды в день стражники выстраивали нас в двойную линию, и мы кормились у фарфорового корыта, наполненного тепловатой похлебкой из мясных отходов с кусками каких-то клубней. У каждого из нас была деревянная чашка, в которую мы зачерпывали свою порцию помоев. Растрескавшаяся, грязная штукатурка стен, грязный, забрызганный остатками пищи пол, скрежет и грохот чашек, погружаемых в застывшие помои, усталые, с пустыми глазами лица – как это все отличается от просторных комнат с полированными блестящими полами, где воспитанные офицеры и аристократы в безупречных костюмах, сверкающих золотом, – а с ними принцесса Шондакора – проводят те же самые дни!

* * *

С благородных высот к нам спускались новости. Принц Тутон поклялся восстановить Дарлуну на троне Шондакора. Послы Занадара встретились с вождями Черного Легиона, чтобы обсудить альтернативу войны и мира. Вся армада орнитоптеров готовится к рейду на столицу Дарлуны, если, конечно, узурпатор Аркола не откажется от своих притязаний на трон.

Слухи утверждали, что неизбежна королевская свадьба.

Я начинал уже думать, что мое первоначальное суждение о принце Тутоне оказалось слишком поспешным. Предположение Коджи, что мотивы действий принца исключительно низкие и политические, тогда казалось вполне вероятным. Но, может, меня подводят личные пристрастия? Потому что, похоже, принц Тутор предпринимал искренние усилия, чтобы изгнать Черный Легион и вернуть Дарлуне ее столицу.

Я ненавидел вежливого щеголеватого принца. Но личное унижение, позорное поражение, которое он мне нанес, горечь от того, что он увел у меня Дарлуну, – разве все это не объясняет моей нелюбви к нему? Несомненно, я больше никогда не увижу Дарлуну. Она никогда не окажется в нищете рабских помещений, а ее отвращение ко мне, пусть и вызванное недоразумением, помешает нашим возможным встречам.

Говорят, она очень увлеклась очаровательным Тутоном. Он сделает ее своей королевой в последний день года.

Вероятно, пора перестать о ней думать.

Она принадлежит сверкающему миру роскоши и привилегий, далекому от меня. Я не смог ей помочь, а Тутон смог. Она испытывает ко мне только отвращение. Видимо, решил я, мне следует отбросить мысли о ней и думать только о себе.

* * *

Поломанную решетку обнаружил Коджа.

Была сильная буря. Порывы ветра сотрясали толстые стены зданий на склонах горы. Ледяные дожди затопили вершину и потоками неслись по улицам. Они принесли большой ущерб, и обычные отряды уличных рабочих потребовалось усилить. Каждый третий раб в бараках должен был участвовать в восстановительных и очистных работах. Среди них был и Коджа.

Вечером он вернулся с интересной новостью.

Сорвало часть крыши с того дома, в котором мы были заключены. Укладывая новую черепицу, Коджа обнаружил сломанную решетку жалюзи, свободную в одном конце.

В муравейнике грязных крохотных комнатушек, где находилось четыре тысячи человек, стояла страшная вонь. Плохие санитарные условия вызывали распространяющиеся повсюду и болезненные испарения. Люди, долго находящиеся в таких условиях, не выдерживали и заболевали харкающей болезнью.

Поэтому высоко под крышей в стенах были пробиты широкие, забранные решетками окна. Окна закрывали толстые стальные прутья, не давая возможности воспользоваться ими для побега.

Одна из решеток оказалась сломанной. Влага проникла через стену, прут проржавел, так как решетку не меняли десятилетиями.

Коджа серьезно сказал, что при удаче, точном расчете времени и невнимательности стражи можно было бы выбраться через это окно. Но для побега нужны двое: один будет удерживать тяжелую решетку, а второй выберется.

– А что за решеткой? – возразил я. – Как спуститься по крутой стене? – Не надо спускаться. – Он приглушил резкие металлические тона, так чтобы нас не услышали. – Из окна можно подняться на крышу, она в нескольких футах над решеткой. А крыша барака рабов соединяется с другими зданиями и более высокими уровнями мостиками, которые мы видели, когда фрегат садился. Для такого сильного человека, как Джандар, это нетрудно. Мы обсудили план действий и в конце концов решили попытаться. Даже если погибнем, такой конец предпочтительнее краткой, но тяжелой жизни у колеса.

Мы решили бежать в эту же ночь. Задержка может уменьшить шансы, так как в любое время могут потребоваться рабы для орнитоптеров. Мы спали в крошечных помещениях, размещенных одно за другим на антресолях большой комнаты. Рабов не сковывают, и поэтому за нами тщательно наблюдали. Не знаю, то ли считается, что утомительная, монотонная работа подрывает дух человека и делает немыслимой попытку бегства, то ли и другие народы Танатора разделяют философию артроподов ятунов «ва лу рокка». Но для нас с Коджей это было удачей. Стражники проходят по антресолям через равные промежутки времени, но между полуночью и рассветом они собираются в караульном помещении, рассказывают эротические истории и пьют с друзьями крепкое вино, называемое кварра; при этом они забывают свои обязанности. Поэтому для побега мы выбрали два часа ночи.

Когда стемнело, стражники зажгли коптящие масляные лампы, запечатанные и прикрепленные к стенам железными скобками. Мы с Коджей вернулись в свой угол, зевая, как будто смертельно хотели спать, и улеглись. Вокруг нас чесались, ворчали, плевались рабы, готовясь ко сну. Несколько часов мы лежали неподвижно, притворяясь спящими. Время от времени мимо проходил стражник, начиная с нижнего ряда антресолей и обходя большую тускло освещенную комнату, поднимаясь по скрипучей лестнице на следующий ярус и таким образом обходя все комнатушки. После третьего обхода стражи стали невнимательны и на верхние ярусы вообще не заглядывали.

В условленное время мы с Коджей выскользнули из нашей комнатки и как можно тише поднялись на самый верх. Здесь совершенно темно, и мало кто мог нас увидеть, даже если бы окружающие не спали. Мы вошли в незанятое помещение непосредственно под окном с поврежденной решеткой. Коджа, с его более длинными руками, должен был удерживать решетку, а я, более проворный, взобрался бы на него и прополз через окно. К счастью в зданиях Занадара очень толстые стены, поэтому подоконник был в два фута шириной, и я мог на нем стоять.

Я поднялся наверх и выбрался через окно. Коджа опустил решетку, чтобы я мог использовать ее как лестницу. Подняться на крышу оказалось нетрудно. Ночь стояла ясная и холодная. Вверху висела Европа, которую на Танаторе называют Рамавад, – сверкающий шар морозного лазурно-серебристого цвета. Две другие большие луны еще не поднялись в ночное небо, но самый маленький и близкий к Юпитеру спутник Амальтея виднелся как золотое пятно на темном фоне. Для туземцев Танатора это Джурувад, или Малая луна. Держась одной рукой, я нагнулся, чтобы помочь Кодже. Я заранее привязал полоску ткани к решетке и теперь потянул за нее, чтобы открыть решетку и дать Кодже возможность вылезть. Но в тот момент как Коджа высунул в окно голову и одну руку, снизу послышались крики и топот.

Наш побег был обнаружен. Вися над улицей на одной руке, а другой держа полоску ткани, привязанную к решетке, я ничего не мог сделать для своего товарища. Я просил его поторопиться, быстрее подняться на подоконник. Но стражники схватили его снизу и втащили назад в окно.

Перед тем как исчезнуть из вида, он последний раз бросил на меня свой серьезный взгляд. Он попрощался.

– Да будут с тобой боги Гордриматора, Джандар! Не пытайся помочь мне. Ищи свободу один…

– Коджа! – закричал я.

Последними его словами были:

– Спасайся! Я отдал тебе свой ухорц.

И он исчез в окне.

Я висел между землей и небом, не зная, чем ему помочь. Но тут в окне появилась свирепая физиономия стражника, серебристый свет Рамавада отразился на его шлеме, он попытался копьем ударить меня по ноге.

Моя смерть или пленение ничего хорошего не дадут Кодже. Я выпустил решетку и поднялся на крышу. Решетка ударила стражника по лицу, и я слышал, как он с грохотом упал.

Я вскочил на ноги и огляделся. Сердце мое охватило мрачное отчаяние. Никогда за все месяцы пребывания на Танаторе не был я так одинок.

Мой единственный друг в руках стражи, я один, без оружия в этом чужом, незнакомом городе, окруженный врагами.