Текст книги "Так бывает. сказки для взросленьких и не очень"

Так бывает
сказки для взросленьких и не очень
Лина Баквит

© Лина Баквит, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Самый лучший на свете

Давным-давно жил в одной немецкой деревушке молодой парень, по имени Петер. Жил он с матушкой и отцом в маленьком домике. И были они не бедны и не богаты, а жили на то, что сами зарабатывали. Матушка Петера овощи выращивала, а отец был горшечником. Делал он разные изделия из глины: крынки, кружки, тарелки да всякие свистульки детям на забаву.

И всё у них было хорошо, да только Петер всё никак выбрать не мог, каким делом ему в жизни заниматься. А думал про себя так:

«Конюхом что ли стать? Буду жеребцов всем на зависть выращивать! И будут они крепкие, красивые, лучше всех на свете!… Не-е-ет… Есть же уже в соседней деревне конюх, так он лошадей всю жизнь растит. Разве мне за ним угнаться? Стану-ка я лучше пасечником, и будет у меня много мёда, и будет моя пасека самая большая на свете…. Не-е-ет… В округе двадцать пасечников и двадцать пасек. Разве смогу я всех их перещеголять?»

И думал он об этом каждый день, все профессии и ремёсла перебрал, но всякий раз ему что-то да не нравилось.

И вот однажды, когда осенью зачастили дожди, заболел его отец. Позвал он к себе Петера и говорит:

– Сынок, жизнь так скоротечна, может поправлюсь я, а может, нет, только весной всё равно на ярмарку ехать надо. Там люди горшки и крынки ждать будут. Во всей округе нет других горшечников, кроме нас с тобой. Садись за гончарный круг и каждый день делай три кружки, три тарелки, один горшок и одну крынку. Так, потихоньку к весне сделаешь столько товара, сколько нужно. Если я поправлюсь, то на ярмарку вместе поедем, а если умру, то ты сам на моём месте торговать будешь.

– Отец, что ты такое говоришь! Ты обязательно поправишься, – воскликнул Петер, – и потом, какой из меня горшечник? Я ведь ничего не умею!

– Конечно, умеешь! – отвечает отец. – Ты мне всегда помогал, разве не помнишь? И глину месил, и форму ей на гончарном кругу придавал, и в печь ставил! Иди, сынок, у тебя всё получится.

Опечалился парень, да делать нечего. Пришел в мастерскую, стал глину месить, а сам думает:

«Боязно мне. Одно дело отцу помогать и совсем другое – самому делать. Посмотрят люди весной на мои горшки и с отцовыми станут сравнивать. А вдруг они кривые выйдут? А вдруг не понравятся? Ладно, стараться буду изо всех сил. Десять раз переделаю, а отца не опозорю».

И взялся он за дело. Как отец наказал, так и делал: три кружки, три тарелки, один горшок и одну крынку в день. Сначала трудно было, а потом приноровился. Чуть что не получается – к отцу идёт. А тот не отказывает, то тут посоветует, то там подскажет… Так и дожили они до весны. Отец выздоровел, Петер изготовил много посуды, нагрузили они доверху телегу и отправились на ярмарку.

Пару дней в пути, и вот они в большом городе. Выставили свой товар. Людей – море! Все что-то покупают, торгуются, куда-то спешат и горшки их стороной не обходят. Покупают с удовольствием.

– Смотри, отец, – говорит парень, – не зря я полгода работал! Никто даже не заметил, что эту посуду сделал я. Все думают, что это твоих рук дело. Значит, я и впрямь хороший мастер! Да что там хороший – лучший!

А отец стоит и только улыбается.

– Господин горшечник, – обращается Петер к своему отцу с довольным видом, – а не дадите ли вы своему единственному и лучшему ученику несколько честно заработанных монеток, а то уж больно хочется по ярмарке погулять, посмотреть, что люди продают, да матери подарок купить.

Дал ему отец денег, и пошел Петер гордый собой на людей посмотреть, да себя показать.

Вот, идёт он, идёт, как вдруг видит – стоит огромный лоток со всякой посудой. Да такой, что глаз не отвести! Подошел ближе и стал рассматривать, а хозяин в это время куда-то отлучился, только слугу вместо себя оставил.

– Это ваша посуда? – спрашивает Петер.

– Да, – отвечает тот, – ми из Франции приехать. Хотим тут большой продажа иметь. Как наша посуда здесь нет.

– Ещё бы, – чешет в затылке Петер, – у нас такой белой глины в земле отродясь не бывало.

– Ха-ха-ха, – смеётся слуга, – ну и дурень же ты! Это не глина белая, а эмаль поверх глины. А как она делается, я тебе не сказать.

И тут к ним подходит покупательница. Сразу видно: дама богатая, вся в шелках, в красивой шляпке. Начинает она спрашивать, что сколько стоит. Слуга ей отвечает, а у Петера глаза на лоб лезут от удивления. Развернулся наш горшечник и побрел к отцу.

Приходит к отцу и говорит:

– Отец, я сейчас такое видел!

– И что же это, сынок?

– Еще одну лавку с посудой. Да такой, что ни в какое сравнение с нашей не идет! Там есть всё: и блюдца, и тарелки, и кувшинчики, и вазочки, и сахарницы, и супницы! Сделано всё из глины, вскрыто эмалью, а поверх ещё и расписано всякими картинками: облачками и деревьями, стройными пастушками и овечками, полевыми цветами и птичками. Не то что наши деревенские горшки! А стоит эта посуда, знаешь сколько? За стоимость одной расписной вазочки можно купить двадцать наших крынок! И бедняков у этой лавки я что-то не видел!

Отвечает ему отец:

– Петер, неужели ты из-за этого так расстроился? Но ведь и для бедняков кто-то должен делать крынки! Ниодин человек не может научить другого тому, чего не умеет сам. И я никак не могу помочь тебе в этом. Но если ты и в самом деле хочешь делать такие изделия, то пойди снова к той лавке и спроси у хозяина, не нужен ли ему помощник или ученик? Может, он возьмет тебя.

Вернулся Петер к лавке французов, а там и хозяин уже на месте. Стал он старого мастера упрашивать:

– Возьмите меня, Месье, к себе учеником. Я Вас не подведу, стараться буду! Я ведь и глину месить умею, и форму нужную на гончарном круге ей придам, и обожгу как следует – не испорчу. Я только не знаю, как эмаль делают, и такой сложной росписи не учился.

– Хорошо, – говорит хозяин, – я возьму тебя в подмастерья. Но помни, что денег я тебе платить не буду, всё, что заработаешь – моё. Работать будешь от рассвета до заката, а станешь лениться – выгоню. И о выходных забудь – не будет их у тебя.

Согласился Петер, так уж сильно захотелось ему научиться эдакую красоту делать. Вернулся он к отцу, взял денег, попрощался и отправился во Францию.

Приехали во Францию. Приступил Петер к делу. Дали ему кисти, краски, тарелки, что похуже, и начали росписи учить. А у него, как на зло, ничего не получается: пастушки лицом не выходят, толстые, кривые; овечки страшные, большие на поросят похожие. Хоть плачь! А тут ещё и мастер над ним смеётся да обзывается. Но Петер виду не подаёт, что ему обидно, а только усердней трудится.

Вот так в стараниях и прошли два года. Научился наш горшечник всему, что умели французские мастера, и сам неплохим мастером стал.

Вот однажды подходит к нему хозяин и говорит:

– Петер, не было у меня до тебя таких талантливых учеников. Ты первый. Собираюсь я в Голландию отплыть, там товар хочу продать. Поедем со мной. С каждого твоего изделия отдам тебе треть цены, которую за него заплатят.

– А что отказываться? – отвечает тот, – Когда ещё доведётся за морем побывать, да другие земли посмотреть? А за деньги спасибо, не откажусь.

Отправились они на корабле в Голландию. Прибыли в большой портовый город, пошли на рыночную площадь, выставили товар. Людей понабежало – не сосчитать! Все смотрят, дивятся. Отродясь такой красоты не видали. Только смотреть – смотрят, а покупать не торопятся.

Говорит тут мастер ученику:

– Петер, ты пойди, поброди по городу, разузнай, где богатые люди живут, а завтра с утра поставь на лоток вазочки, чаши, тарелки, блюдца и зайди в те дома. Вдруг какой-нибудь богатый человек захочет себе сервиз купить тонкой французской работы. Петер так и сделал. Нагрузил полный лоток и с утра отправился к зажиточным горожанам. И вот ходил он, ходил и к полудню пришёл в один очень большой и богатый дом, а там его уже хозяин поджидает.

– Ну, здравствуй, француз. Мне сосед слугу прислал, сказал, что у тебя товар стоящий и есть, из чего выбрать, – говорит хозяин ему по-французски.

– Да, товар и правда не плох, да только я не француз – я немец, – отвечает Петер.

– Вот как? А говоришь по-французски. Откуда знаешь язык?

– Так я во Франции росписи учился. Вот заодно и с языком сладил. Надо ведь как-то общаться.

– Ишь ты! – удивляется голландец, – у тебя не только с руками, но и с головой всё в порядке. Ну да ладно, пойдём в мой кабинет, я твой товар толком разгляжу.

Зашли в кабинет. Петер поставил лоток на стол, а сам обомлел. Прямо перед ним стоит огромная печь, вся узором выложенная, словно картина расписная. И плывут по той печи лодки да корабли с парусами, а под ними – всякие разные рыбы плещутся, над ними – солнце светит, да птицы летят. А по краям печь орнаментом выложена из звёзд морских и ракушек. И весь этот узор выпуклый.

А хозяин дома всё кружки да вазочки в руках вертит, рассматривает.

– Ну, что ж, – говорит он, – перебрав каждую вещицу, работа чистая, аккуратная, приятно в руках держать, и форма что надо. Нигде такого не видал! Давай о цене торговаться.

А Петер стоит и ничего не слышит, печью любуется.

– Эй, парень! Ты что, никогда печь не видел? – спрашивает его голландец.

– Печи то я видел…. Но такой никогда не встречал! – отвечает Петер, – Что это? Чем она так украшена? Что за мастер такой искусный? И разве можно такое на гончарном кругу сделать?

– Ха-ха-ха, – смеётся хозяин дома, – вот умора! Это тебе не вазочки с кружками вертеть! Хотя это тоже из глины сделано. А называется это изразцами. Изразец – это такая плиточка. Ею камины да печи покрывают для красоты. Только сначала снимают размер с печи, потом рисуют узор, потом этот узор делят на квадраты или прямоугольники, потом для каждого фрагмента делают форму, потом заливают глину, немного подсушивают и только потом раскрашивают, вскрывают эмалью и обжигают. Но такая работа по карману только очень богатым людям. А кому попроще, так и изразцы проще делаются. По одной форме отливаются одинакового размера плиточки, а потом расписываются узорами – хочешь одним, а хочешь разными. Это уж как вздумается. Ну а делают такую красоту у меня на фабрике. А узор к печке, на которую ты смотришь не отрываясь, я сам придумал.

– Какая красота! – говорит Петер, – Жаль я так не умею! Отцу бы моему понравилось.

– Так иди ко мне работать! Вот и научишься, – говорит ему голландец, – расписываешь ты хорошо, мне такие мастера нужны. Платить буду – не обижу. Жить будешь в бараке с остальными работниками, ну а языку нашему сам выучишься.

Вернулся Петер к французскому мастеру и говорит:

– Спасибо тебе, старый мастер, многому ты меня научил, но уж очень хочется мне ещё и изразцы для печи изготавливать. Отпусти меня.

– Что ж, – говорит француз, – воля твоя. Не в кандалах же тебя держать. Но только помни, (если вдруг не понравится тебе здесь) и ты надумаешь ко мне вернуться, то я с радостью возьму тебя обратно мастером.

На том они и расстались. Француз распродал свои изделия и отплыл на родину, а Петер остался в Голландии и начал работать на фабрике. Сначала работал учеником, но не прошло и трёх месяцев, как перевели его в мастера и доверили сложную работу. Он ведь не только трудолюбивый был, но и внимательный. Быстро схватывал что к чему. А другие мастера его ещё и за то уважали, что роспись у него была чистая да аккуратная, и к рисункам его приглядывались да себе потихоньку копировали.

И вот однажды вздумалось Петеру пойти погулять. Шел он шел, и привели его ноги в порт. Смотрит наш мастер, а там стоит корабль под немецким флагом, на волнах качается. Защемило у Петера сердце. Вспомнил он отца с матерью и решил домой вернуться. Подумал так и пошёл к хозяину. Пришёл и говорит:

– Господин Кох, хорошо мне было у вас работать, платили вы исправно, и нужды я ни в чем не знал. Вот только истосковался я по родителям и отчему дому. Во Франции я учился два года, у вас работаю уже три – целых пять лет дома не был. Дайте мне то, что причитается за работу, да и отпустите с миром.

– Честно тебе скажу, Петер, не хочется мне тебя отпускать, – отвечает ему хозяин. – Таких работников, как ты, мало. Да, видно, ничего не поделаешь. Вот твои деньги. Иди, куда хочешь. Легкой тебе волны до самого дома.

И пошел Петер в порт, а когда пришел, то уже был вечер и темнело. Спросил он у одного человека, где корабль стоит, что из Германии прибыл, а тот и указал ему на красивый парусник, едва видимый в море. Нанял Петер лодку, доплыл до корабля, поднялся на борт, встретил его там немец-матрос и проводил его в каюту. А Петер рад-радёхонек, что скоро дома будет, обо всём на свете позабыл и спать лег.

А утром проснулся, вышел на корабельную палубу и… и обмер! Речь вокруг звучит чужая! Флаг на корабле чужой! А сам корабль плывет, не поймешь в какую сторону!

Начал Петер спрашивать, как капитана найти, и тут как тут появился тот самый моряк-немец.

– Доброе утро, господин учитель, – говорит он горшечнику. – Вас уже капитан дожидается к утреннему чаю. Разрешите, я вас провожу. Изумился Петер и пошел. Пришли к капитану корабля, а тот за столом сидит. Стоят перед ним тарелок десять, ни как ни меньше, да все наполненные снедью: пончики, ватрушки, яблоки, запеченные с мёдом, паштеты, сладости, рулеты.

– С ума сойти! – думает Петер. – Это ж кто столько с утра съесть может? От такого завтрака до ужина сыт будешь! А как всё вкусно выглядит, аж слюнка наворачивается!

Приглашает его капитан к столу.

– Садитесь, – говорит, – господин Шульц, попейте со мной чайку. Уж чем богаты, тем и рады.

Капитан – человек высокий, статный, говорит по-немецки очень прилично, да только Петеру его гостеприимство в тягость. Набрался он смелости и говорит:

– Господин капитан, думаю, произошло какое-то недоразумение. Я ведь совсем не Шульц и не учитель. Меня зовут Петер. Я гончар и мастер по керамической плитке. И плыву я в Германию, домой.

– Но это ведь вы прибыли сюда вчера вечером? – спрашивает его капитан. – На вас была синяя шляпа и серый камзол!

– Да, всё верно, – отвечает Петер. – Когда я сел в лодку, чтобы доплыть до вашего корабля, рядом с гребцом сидел ещё один человек. Он дал мне эту шляпу и камзол и сказал, что на вашем корабле такая форма и что без них меня на борт не пустят.

Долго смеялся капитан над этой историей, а потом и говорит:

– Ай да Шульц, ай да жулик! Я три дня за ним гонялся, а когда, наконец, поймал на выходе из портовой таверны, то уже смеркалось. Да и времени, толком его разглядеть, у меня не было. Так вот, приволок я его на пристань и велел лодку с корабля дожидаться. А тут, значит, и вы подошли. Вот плут! Он ведь в самый последний момент успел вывернуться! – снова рассмеялся капитан. – Ну да ладно, браниться теперь уж поздно, – продолжал он. – Сдаётся мне, что в этом случае Вы большая жертва, чем я. Полагаю, Вы даже не знаете, на чьём судне находитесь!

– Так и есть, господин капитан, – отвечает Петер.

– В таком случае разрешите представиться, – говорит капитан. – Меня зовут Фёдор Иванович Ермолов. Вы находитесь на русском торговом судне. У нас были деловые предприятия в портах Испании, Франции, Германии, а теперь мы направляемся домой – в Россию. И возвращаться обратно, как вы сами понимаете, не намеренны. Но смею вас заверить, мы высадим вас в первом же порту, мимо которого будем проходить. А пока располагайтесь и будьте моим гостем. Да где ж этот юнга? – возмутился Фёдор Иванович. – Еда на столе, а кружек с чаем до сих пор не подали!

– Господин капитан, – говорит Петер, – как-то не до чая мне от всех этих новостей. Вы не обидитесь, если я…

И с этими словами открывается дверь и входит кок с большим дымящимся самоваром, а за ним юнга с подносом в руках. А на подносе – чайный сервиз!!! Да такой, какого наш гончар никогда не видывал! Все предметы белого цвета, большими сине-голубыми цветами с золотыми тычинками расписаны. Красота – глаз не оторвать! Смотрит Петер, затаив дыхание, и думает:

«Вот бы моей матушке такой!»

Посмотрел на него капитан и быстро смекнул, что к чему.

– Не отказывайтесь, голубчик, – говорит он. – Не могу же я всё это один съесть! Да и повар ведь не зря старался. Присаживайтесь!

Садится Петер за стол как зачарованный. Ставят перед ним блюдечко, чашечку, десертную тарелочку, сахарницу, молочник… А капитан в это время смотрит на Петера и тихонечко так улыбается.

– А знаете, господин, э-э-э… Расскажите-ка мне о себе. Кто вы и откуда? Плыть нам не один день. Умеете ли читать, писать? И о том не забудьте, как Вы, немец, в Голландию попали?

– Да, что ж тут рассказывать, – отвечает мастер. – Зовут меня Петер Штольц. Родился я в Эслингене, что не далеко от Штутгарта. Род наш древний и знатный, да только что толку от имени. Больше восьмидесяти лет назад случилось в нашей земле наводнение, а потом засуха. Мой прадед тогда понёс большие убытки, и с тех пор мы живём совсем не богато. А что касается чтения и письма, так в нашем роду безграмотных не было. У нас есть немного своей землицы. Матушка овощи да фрукты выращивает, а мы с отцом гончарным делом зарабатываем. Деньги не плохие, но богатства с них не наживёшь. А однажды на ярмарке я увидел керамику французских мастеров и решил, что хочу научиться такую же утварь делать. Так я попал во Францию, а оттуда мы с французским мастером отправились в Голландию торговать. А уже в Голландии я впервые увидел печные изразцы и остался работать там на заводе. Вот и всё. Когда я ушел из дома, мне было семнадцать лет, а сейчас уже двадцать три минуло. Я пять лет учился, пять долгих лет не видел отца с матерью, так что, когда в порту увидел корабль с немецким флагом, решил домой вернуться. Да вот ведь незадача! Сел не на тот корабль!

– Да, такое бывает, – отвечает капитан. – Что уж тут поделаешь? Да кстати! Как Вам угощение? Как Вам мой сервиз?

– О, господин капитан, у меня нет слов! Всё очень вкусно, а сервиз настолько прекрасен, что с него не есть нужно, а на выставке в золоченой раме показывать!

– Ха-ха-ха, – рассмеялся капитан. – Рад это слышать! А что, господин горшечник, не хотите ли Вы в России побывать?

– Нет, нет, господин Ермолов! Это исключено!

– А знаете ли, дорогой мой Петер, что чайный сервиз, который сейчас стоит перед вами, сделан на заводе одного очень богатого дворянина, который живёт в Гжельской волости. Так что и роспись эта называется гжелью. И что именно он попросил меня подыскать учителя немецкого для его детей. И что платить он будет за работу 50 золотых монет в год. А это очень большая сумма!

– Нет, господин капитан, и ещё раз нет! И к тому же, смею вам напомнить, я совсем не учитель!

– Это как раз не проблема, господин Штольц. Уверен, что на своём родном языке вы говорите не хуже русских учителей, преподающих немецкий. И плюс тот факт, что вы владеете французским и голландским языками. А самое главное ваше достоинство, в том, что вы гончар! Уверен, Вам с барином будет что обсудить! Например, лучший способ обжарки фаянса …, э-э-э… или как это там называется – обжига!

– Не уговаривайте, господин капитан. Я твёрдо решил вернуться домой. Родители моложе не становятся…

– Вот именно! – воскликнул капитан. – А заработав денег, вы сможете, да ещё как, восстановить своё доброе имя!

Они замолчали. Сердце Петера было с родителями в отчем доме, а перед глазами стоял столовый сервиз и соблазнял открывавшимися возможностями. Капитан Ермолов, в свою очередь, думал о том, что никакими словами не сможет объяснить, как это он умудрился прозевать учителя. Впрочем, и терять постоянного заказчика грузоперевозок в лице богатого фабриканта ему не хотелось.

– Ну что ж, – говорит капитан, поднимаясь из-за стола, – пора мне делом заняться. А Вы, Петер, будьте моим гостем. Через несколько дней мы зайдём в порт. Если вы решите вернуться домой – воля ваша, держать не стану. Ну а если вы все-таки надумаете в Россию отправиться, так милость просим!

Следующие несколько дней плаванья Петер провёл в раздумьях. И вот на рассвете судно входит в порт, а наш горшечник, который всю ночь не спал, стоит на палубе и думает:

«Я пять лет работал на чужих людей, много чему научился, а денег почти не заработал. Как же я к отцу с матерью с пустыми руками вернусь? А тут такая возможность! Так и быть, поеду в Россию. Денег заработаю – хорошо, а если мне ещё и позволят у мастеров тамошних поучиться – ещё лучше! Вот тогда я точно стану самым лучшим мастером на свете!!! Вернусь домой, сделаю отцу камин, какого ни у кого в округе нет, выложу его изразцами. Матушке сделаю большой столовый сервиз с тарелками, супницей, кружками и всем, что положено. Распишу его как тот, из которого чай пил – синими цветами с золотыми тычинками, чтобы даже перед королём его не стыдно было поставить. Чем моя мать не королева?»

Подумал так Петер и пошёл к капитану решение своё объявить. А тот как услышал, так и засиял от счастья и приказ отдал, чтобы в порту долго не задерживались.

Вот так спустя некоторое время прибыл Петер-горшечник в Россию.

Привели его к русскому барину. Тот, правда сказать, не слишком обрадовался тому, что Петер не учитель, да и молод слишком, но, когда узнал, что он у французских и голландских мастеров учился, говорит Петеру:

– Знаешь, что, голубчик, давай договоримся. Я от своих слов не отказываюсь и на работу тебя возьму. Денег заплачу, сколько обещал и нужды ты ни в чем знать не будешь. Но с одним условием! Есть у меня в доме бальный зал, а в нём один большой камин и три русских печи, чтоб зимой гости не мёрзли. Так вот – я возьму тебя на работу, а ты мне за это отделай их так, чтоб гости дорогие рты пооткрывали от удивления. А в помощники я дам тебе своего художника.

«Да… – думает Петер. – Барин то не дурак вовсе! Но и я не вчера родился!»

– Хорошо, – говорит он хозяину, но и Вы, господин, не откажите мне в просьбе. Разрешите у ваших мастеров поучиться. Уж очень мне ваш вид росписи понравился. Я таких цветов да орнаментов ещё нигде не видывал.

– Хорошо, – отвечает тот. – Но только в своё свободное время. Чтоб обучение моих детей на первом месте было, затем камин с печами, а уж после можешь и в мастерскую заглянуть.

Так и договорились.

И стал Петер жить у барина. Поселили его в комнате, дали коня, к зиме шубу да шапку подарили. Ведь холода в России суровые! И работа Петеру по душе пришлась. С детьми он сразу поладил. С утра немецким с ними занимается: сказки читает, стихи учит, песни поёт, а после обеда с художником над бальным залом мудрует. И только вечером на часок он то в одну мастерскую зайдёт, то в другую заглянет. Сегодня смотрит, как фаянс готовят, завтра – как в печь его ставят, при какой температуре его обжигают, да сколько времени дают остыть. И так каждый день по чуть-чуть. А потом начал Петер у художника всяким разным орнаментам и живописи учиться. Так за работой три года, как один день и пролетели.

Пришел барин работу принимать, да так и застыл на месте с открытым ртом. Видит – вместо трёх печей стоят в зале три группы деревьев: одна – яблони в розовом цвету, другая – белоствольные берёзы в золотой листве, а третья печь в один могучий дуб превратилась с ветвями, листьями и желудями. А около каждой печи по скамейке резной.

– Вы уж не гневайтесь, Барин, за скамейки, – говорит Петер. – Я решил, если кто из гостей продрогнет или устанет от танцев, то не плохо было бы присесть, отдохнуть да согреться.

Смотрит хозяин на камин, а то не камин вовсе, а терем высокий с крышами резными, да оконцами расписными!

– Смотрите, Барин! – говорит Петер. – Здесь с боку есть маленькая ручка, а внутри пружинка. Как опустите ручку вниз до упора, так терем и задвигается. Удивился хозяин, но сделал, как сказали – подошел и опустил ручку. И тут!!! Окошки в тереме начали открываться!

В одном окне появился мужчина с ружьём в руках. Он ружьё то опустит, то к глазу поднесёт, будто целится в кого-то. А человек тот ни дать ни взять барин и есть! В другом окне женщина – точь-в-точь барыня! Сидит она у самовара и блюдце к устам подносит. В третьем окне – две барские дочки, в кокошниках да сарафанах узорчатых, в руках голубя держат. Голубь крыльями машет, а девушки головами качают. В четвёртом окне – два младших сына с собачкой играют. А в пятом – старший сын, удалой молодец, рукой машет.

Открылся тот камин, подвигались фигурки с минуту, да и закрылся обратно. Ничего не сказал барин, только, как укушенный, из зала выбежал.

– Ну, всё! – говорит сам себе Петер. – Не понравилось.

Сел он на скамеечку и ждёт, что дальше будет.

Не прошло и десяти минут, вбегает в двери барин со всеми своими домочадцами! Опустил он ручку, ту самую, что с боку была, и снова камин задвигался. Ох и смеху, ох и восторгу сколько было!!!

А когда наудивлялись да налюбовались, подходит хозяин к нашему Петеру-горшечнику и говорит:

– Ну, друг ты мой любезный, дорогой ты мой господин Штольц, проси чего хочешь! Сколько скажешь – столько и заплачу! Это ж надо, такую красоту из фарфора сделать! Если бы мне о таком сказали, никогда не поверил бы! Нет во всём свете мастера лучше, чем ты!

Отвечает ему Петер:

– Что касается денег – заплатите, сколько не жалко. А просьба моя такая – отпустите вы меня домой, Барин. Мы с Вами на три года работы договаривались, вот они и пролетели. Отпустите меня восвояси. Я дома уже восемь лет не был.

Отвечает ему барин:

– Честно тебе скажу, не хочу я тебя отпускать. Но уговор есть уговор! Иди куда хочешь. А денег за работу я тебе заплачу в два раза больше, чем заплатил за обучение своих детей. А так как деньги при тебе будут не малые, то отправлю тебя домой на своём корабле, чтоб с тобой в дороге ничего не приключилось. Отплывает он через неделю в Грецию, а затем идет в Италию, ну а там и до твоего дома не далеко. Да и с капитаном ты моим знаком, так что в пути скучно не будет.

Как решили, так и сделали. Попрощался Петер со всеми, взял заработанные деньги, сел на корабль и отправился домой.

Сказка быстро сказывается, а дело-то, оно не быстро делается. Пока корабль по рекам к Черному морю спустился, пока Черное море переплыл, пока в Средиземное вышел – не один месяц прошел!

Наконец прибыл Петер в Грецию. Сошел он в портовом городе с корабля и отправился на рынок. Приходит туда и видит: стоят там горшки керамические высотой с человеческий рост! Подходит Петер к продавцу и просит, чтобы ему мастера показали, который те самые горшки сделал. Отвели его к мастеру – греку. Напросился Петер в ученики, денег за свою учебу заплатил и остался там на полгода. А как научился, то отправился с попутным кораблём дальше.

Прибыл наш мастер в Италию, сошел с корабля в порту и опять на местный рынок пошел. Смотрит, а там столовую посуду продают: тарелки, блюда, чашки, кувшины. Всё такое красивое, синей и желтой краской расписано.

Спрашивает Петер:

– Что за роспись такая?

А ему отвечают:

– Эта роспись называется Майолика.

И опять Петер не удержался и остался поучиться этому виду росписи. Когда же выучился, отправился дальше в Австрию, а оттуда уже и домой добрался.

И случилось так, что спустя ровно десять лет пришел он в тот самый город, где они с отцом на ярмарке первые его изделия продавали. Прошелся Петер по ярмарке. Она ведь каждый год в одно и то же время проводится и видит, что отцовского лотка нет, а стоит вместо него седой престранный человек в чудной цветастой одежде и продаёт посуду разную. Да такую, какую наш мастер в глаза не видывал!!! И роспись на ней затейливая, необычная, и фарфор тонкой работы, но самое интересное, что на некоторых вазах и кувшинах узор не поверх керамики нанесён, а вырезан, как будто по дереву!

Расстроился Петер, смотрит и думает:

– Ну надо же! Я столько учился, столько всего умею, а о таком даже никогда не слышал.

Спрашивает он у продавца:

– Кто Вы, странный человек и откуда? И откуда такие изделия красивые?

Отвечает ему маленький незнакомец:

– Я из Китая, господин. Зовут меня мастер Ли Юн. Я путешественник и географ, а керамика – это всего лишь средство заработать на странствия. А Вы, господин, как я погляжу, мастер, не так ли?

– Это что, у меня на лбу написано? – удивляется Петер.

– Не совсем, – смеётся китаец, – но вы так тщательно и со знанием дела рассматриваете мои горшки, как делают это только мастера. Как вас зовут господин?

– Зовут меня Петер Штольц, и я действительно гончар. А вы очень внимательны, мастер Ли Юн.

– Тогда позвольте спросить, господин Штольц, чем же вы так расстроены? – не унимается китаец.

– Что ж, – говорит Петер, – скажу вам как есть. Десять лет назад вот с этого самого места, где сейчас стоим мы с вами, я отправился во Францию, чтобы учиться у французских мастеров. Из Франции я отправился в Голландию, оттуда в Россию, потом в Грецию, из Греции в Италию, и везде я становился мастером равным местным умельцам. И переезжая из одной страны в другую, я понимал, что знаю и умею намного больше, чем каждый отдельный мастер. И поверьте мне, еще утром я думал, что я самый лучший мастер на свете и всё-всё умею. А теперь вижу, что это не так.

Улыбнулся старый китаец и говорит:

– Вы талантливый и трудолюбивый человек, господин Штольц. Так почему же вы хотите делать то, что делают другие? Теперь, став мастером, вы можете делать то, что нравится вам самому. Создайте свою керамику, глядя на которую, люди будут говорить: «Это глиняные изделия господина Штольца. Их ни с чем не спутаешь».

Помолчал немного Петер и отвечает:

– Но я никогда не думал о том, что нравится мне. Я просто старался сделать так же хорошо, как другие.

– Послушайте старика, господин Штольц, – говорит китаец, – видов керамики так много, что даже трёх человеческих жизней не хватит на их освоение. И поверьте мне, что, когда вы найдёте себя, вам не нужно будет подражать другим. А теперь извините, меня ждут покупатели.

Поклонился китаец и, отойдя от Петера, подошел к почтенной даме, рассматривавшей одну из его ваз.

Попрощался Петер с китайским мастером и пошел домой.

Идёт, а сам думает:

«А ведь прав этот маленький человечек! Сначала я старался сделать не хуже отца, потом не хуже французов, голландцев, русских, греков и итальянцев. Из подмастерья, вечно голодного и спавшего на полу, я превратился в мастера, чью работу оплачивают золотом. И что теперь? Я ведь и вправду никогда не делал того, что мне нравится. Так ведь я сам даже никогда не задумывался, что мне нравится, а что нет! А если я не знаю, что мне нравится, то, как же сделать такую утварь, о которой скажут, что это именно мои изделия? Ну и задачку мне задал мастер Юн!»

Шел так Петер, шел и, наконец, пришел домой. Вышли ему на встречу отец с матерью. Смотрит он, а сердце от жалости сжимается. Матушка-то как постарела! А отец, хоть еще и крепкий, совсем седой стал!