Текст книги "Ноттингем"

– Хочешь знать мнение чирлидерши?

– Всегда, – отвечает он, чуть крепче сжимая мое предплечье и притягивая меня ближе к себе. Между нашими лицами остается всего пара дюймов.

Милостивый боже, дай мне самообладания!

Мне приходится приложить титанические усилия, чтобы сохранять дыхание ровным и не выдать дрожащий голос. Но я справляюсь, потому что у меня за спиной годы тренировок в притворстве.

– Музыкой ты начал увлекаться, когда пытался избежать чрезмерной опеки Скарлетт. Музыка была твоим протестом маме и способом убежать от реальности. А когда в мастерской вы с папой чините машину, у вас двоих загораются глаза, как у бешеного Виктора Франкенштейна. Когда там следующий запрещенный концерт в пабе?

– Хочешь пойти? – Сойер не скрывает удивления в голосе.

Я люблю ходить на вечеринки, но ненавижу бары и клубы, куда пускают школьников по фальшивым правам. И я сейчас не про те уютные места с приятной атмосферой и ненавязчивой музыкой. А про подвальные бары, из которых выходишь насквозь пропахший сигаретным дымом и потом, потому что там не работает вентиляция. Да и предупреждение Сойера о том, чтобы в таких местах я не пила ничего, потому что могут что-то подсыпать, – говорит само за себя.

Поэтому обычно я просто прошу Сойера переслать мне музыку, которую он сводит, и каверы, потому что видео с выступлений практически нет. В конце весны в их кавер-группе осталось всего три человека. За все лето я была на их репетициях лишь пару раз: у матери Нико частые мигрени, и иногда она заходит в гараж, чтобы выдернуть все провода усилителей. Митч живет в трейлерном парке – у него негде репетировать. А миссис Вуд вообще запрещает Сойеру состоять в группе и говорит, что если он хочет заняться музыкой, то пусть играет на скрипке.

– Да, хочу прийти на выступление и узнать, горят ли у тебя глаза во время игры так же сильно, как когда ты завершаешь работу над машиной.

Взгляд Сойера скользит по моему лицу и задерживается на губах. Я перестаю дышать. Костяшки его пальцев касаются моей щеки и проходятся по виску, чтобы заправить волосы за ухо.

– Спасибо, Райлс, – его голос звучит глубже, чем обычно.

Большим пальцем он поглаживает мою щеку, но, словно решив, что пальцы задержались дольше нужного, отводит ладонь, и я неосознанно ловлю его запястье, чтобы удержать на месте. Это даже была не я, моя рука сама сделала это, без разрешения мозга.

Никто из нас не произносит ни слова, и я уверена – если это произойдет, мы навсегда разорвем этот момент. А я хочу, чтобы он длился вечно.

Раздается звонок телефона Сойера, и я едва сдерживаю недовольный стон. Он берет лежащий рядом мобильник, я замечаю, что на экране горит имя «Мишель» и откидываюсь на соседнюю подушку, уставившись в потолок.

Сойер приподнимается на локте и появляется в поле моего зрения, нависая сверху.

– Привет, – говорит он в трубку. – Да, немного занят, Райли зашла в гости.

Мишель говорит что-то в ответ. Я не могу расслышать что, но для меня это звучит: «Ты мой! Ты никому не достанешься! Я – безупречная дылда, похожая на Киру Найтли! И у группы «Битлз» есть песня с моим именем!» Конечно, зная милый характер Мишель, она бы никогда такого не сказала, но мне же нужно как-то убедить себя в том, что она стерва. Иначе становится слишком сложно ненавидеть ее.

– Райли тоже передает тебе привет, – любезно врет Сойер. – Я позвоню позже, идет?

Он завершает вызов, но магия нашего момента не возвращается. Может, ее и вовсе не было и я сама себе все придумала.

– Вы встречаетесь?

– Нет, но… – Сойер морщит нос, – кажется, она думает иначе. Зачем-то зовет меня «маффин». Я сказал, что мне это не нравится, но Мишель будто не слышит.

– Маффин? Ты? – Рассмеявшись, я касаюсь указательным пальцем его груди. – Ты больше похож на черствую печеньку из морозилки.

– Сказала девушка, которая любит холодные члены.

Сойер отвлекается на пришедшее сообщение и, взглянув на экран, удивленно вскидывает брови.

– Что там у тебя, нюдсы от Мишель?

– Мхм.

Он не шутит.

– Дашь посмотреть?

Нет, я что, правда сказала это вслух?

Сойер демонстративно ставит телефон на блокировку и отбрасывает в сторону.

В данную секунду ревность убивает меня, и из-за этого я уже веду себя глупо. Какого черта я попросила посмотреть чужие нюдсы, которые ни за что на свете не хочу видеть? Главное, не зайти в своей глупости дальше. Я буду вести себя нормально. Я взрослый человек, почти студентка, и буду вести себя соответствующе.

– А я, возможно, скоро пойду на свидание, – выпаливаю я и тут же мысленно даю себе подзатыльник. Взрослый человек, как же.

На лице Сойера нет и намека на удивление или грусть. Он непроницаем. Прям не парень, а долбаный Бэтмен на задании.

– С кем?

– С кузеном Ви.

– Я его знаю?

– Нет, не думаю. Но мы могли бы устроить парное свидание, например.

– У меня пока нет времени на свидания, Райлс. – Он мимолетно касается пальцем кончика моего носа. – Я хочу дописать вступительные эссе и как можно скорее закончить работу над «Доджем». Уже есть пара потенциальных покупателей, но, боюсь, если затяну с ремонтом, то все сорвется.

Удивленно моргнув, я тут же приподнимаюсь на локтях.

– Ты хочешь продать его? Но ты не можешь, Сойер, ты так много сил вложил в эту машину!

– Знаю. Но нужны деньги, чтобы разобраться с поступлением. Денег с продажи «Доджа» как раз хватит на то, чтобы перекрыть счета за дом и оставить маме на первое время. Она даже не ругалась, когда я признался, что соврал и не продал гитару. Теперь я собираюсь немного заработать и на том, что буду давать уроки игры.

– Мы что-нибудь придумаем, и тебе не придется продавать машину.

Его губы трогает грустная улыбка. Сойер не верит, что есть другой выход. Я пока тоже понятия не имею, что делать, лишь знаю, что ни в коем случае нельзя продавать «Додж».

Из соседней комнаты доносится приглушенный звук знакомого рингтона. Телефон Фелисити. Слышно, как дверь в комнату Зоуи открывается, и звонок становится громче. Соскочив с кровати, я задеваю книгу по механике, роняя ее на пол, и несусь к двери. Как можно бесшумнее прикрыв, я тут же припадаю к ней ухом.

Фелисити говорит тихо, разобрать слова не получается. Сойер останавливается рядом и, прислонившись плечом к стене возле двери, посылает мне вопросительный взгляд.

Как только он раскрывает рот, я прижимаю палец к своим губам.

– Тише, печенька, – шепчу я, на что Сойер закатывает глаза.

Кажется, Фелис прогуливается по коридору туда-обратно, потому что в какой-то момент ее голос становится более четким.

– Все, как ты и говорил, она пыталась настроить меня против тебя. Но еще Райли сказала, что ты шантажировал ее фотографиями. Это правда?

Я буквально срастаюсь с дверью, превращаясь с ней в одно целое, лишь бы услышать больше.

– Так и думала, что она соврала от обиды.

– Вот же сукин сын, – шепчу я, отходя от двери.

По крайней мере, Фелис задала этот вопрос, поставив ангельскую репутацию Каллума под сомнение. Это уже дарит надежду, что я смогу вытащить ее из цепких лап Брайта.

– В чем дело, Гномик?

Я рассказываю Сойеру лишь часть истории о том, что Каллум перетягивает Фелис на сторону зла. Ему не стоит знать, почему бывший так сильно злится на меня и хочет отомстить. А если рассказать о том, что мне сегодня угрожали опубликованными в сеть нюдсами, то Сойер просто изобьет Каллума, и тогда его выгонят из Ноттингема и занесут это в личное дело, которое обязательно попадет в руки приемной комиссии университета.

Глава 10

– Ви, ты новый капитан «Северных звезд».

Слова тренера Кинни отдаются в моей голове набатом. Подпрыгивая посреди раздевалки, Ви радостно визжит. Я обнимаю подругу, поздравляя и улыбаясь. Она заслужила. Но это не отменяет желания разреветься от обиды прямо при всей команде.

Я начинаю злиться на саму себя за то, что работала недостаточно, что могла сделать намного больше для того, чтобы во мне увидели лидера, способного организовать командную работу.

Можно вычеркивать пункт с капитанской повязкой из планов на год, но не потому, что он выполнен.

Я облажалась.

Нужно уметь проигрывать, Райли. Делать выводы и работать дальше. А еще мне нужно прийти домой и хорошенько порыдать. Но это произойдет только после собрания команды, которое Ви предложила устроить после занятий.

На математике мне никак не удается решить простейшие уравнения, поэтому я открываю ежедневник, чтобы записать список шагов, благодаря которым я быстрее стану лучшей версией себя:

1. Увеличить время утренней пробежки на 10 минут.

2. Взять еще одно внеклассное занятие.

3. Добавить к уроку испанского еще 15 минут.

4. С болью в сердце сократить время компьютерных игр.

5. Признаться Ему в своих чувствах.

Учитывая мой печальный опыт с личным дневником, я решила больше никогда не писать имен, как и не вести сами дневники, собственно.

В голове всплывает вчерашний разговор с Сойером. Я не хочу, чтобы он продавал машину, в которую вложил столько сил, времени и денег. И я точно знаю, что чинил он ее для себя, а не для того, чтобы продать. Выпускной класс и поступление в университет – одна из самых тяжелых финансовых ступеней в жизни любого родителя, и я действительно не представляю, как миссис Вуд справится с этим.

На собрание оргкомитета я иду уже в боевом и приподнятом настроении. Урока математики мне хватило, чтобы пожалеть себя, теперь время действовать.

В начале собрания я расписываю ближайшие мероприятия и общий бюджет, ребята слушают очень внимательно, отчего у меня еще больше поднимается настроение. Как же я люблю собрания! Мы все вместе продумываем детали, даже самые незначительные, а потом смотрим, как план медленно, но верно приходит в действие, работая как часы. Настоящая эйфория.

Однажды я затащила на собрание Сойера, хотела, чтобы членство в комитете попало в его резюме при выпуске, но ему хватило одного посещения, чтобы отказаться. Он сказал, что за всю историю существования человечества было всего два одержимых властью человека – я и Адольф Гитлер.

Но что поделать, если я люблю исполнительность и дисциплину, поэтому не даю поблажек никому, даже лучшему другу и по совместительству любви всей моей жизни.

– К Хэллоуину начнем готовиться уже скоро, но сейчас важнее всего книжная ярмарка. – Я дважды подчеркиваю слово «ярмарка» на маркерной доске. – В этом году у нас крупная рыба, спонсорами стали «Барнс энд Ноубл». Вы все будете задействованы как волонтеры. Элисон, свяжись с родительским комитетом, пусть разошлют письма, нужно как можно больше родителей-волонтеров для продаж.

Поправив очки, Элис тут же записывает задание в свой планшет.

– Еще привезут костюм «Красного пса Клиффорда», кто-то должен поработать аниматором, малыши будут в восторге. – Постукивая маркером по ладони, я оглядываю собравшихся ребят. Все тут же опускают головы. – Тедди.

– Дерьмо, – шепчет парень, сползая по спинке стула. – Я не хочу весь день ходить в костюме, Райли. В нем невозможно дышать.

– Запомни, Теодор, в нашем комитете не бывает слов «не хочу», «не могу» и «не буду». Мы – лицо Ноттингема. Поэтому ты залезешь в костюм и будешь развлекать детишек, чьи родители купят им кучу книжек, с продажи которых фонд школы получит хороший процент. Мы друг друга поняли?

Тедди нехотя кивает, и я заглядываю в папку, чтобы посмотреть следующий пункт по подготовке.

– Еда и напитки. Нужно связаться с пекарней и сделать большой заказ. Нам нужны закуски для гостей ярмарки, что-то, что не испортится. Печенье, кексы и… – Сжав маркер, я замолкаю, потому что мне в голову приходит гениальная идея.

Миссис Вуд работает поваром в закусочной, а ее выпечка самая вкусная на свете. Я могу сделать заказ у Скарлетт. Оплата хоть и не самая большая, но она сможет сэкономить на некоторых ингредиентах, выкупив их в закусочной по закупочной цене. Эти деньги точно не будут лишними, и я надеюсь, что мама Сойера согласится.

– Закуски я беру на себя.

* * *

Я чуть задерживаюсь в оргкомитете, планируя ярмарку и проведение грядущего Хэллоуина, а заодно советуюсь с ребятами, как лучше распределить бюджет. Вывод один: нужно больше средств, а на зимний бал в декабре – еще больше. Надо составить большой и подробный список причин для расширения бюджета, который я передам секретарю директора на рассмотрение. Хотя понятно, что родители учеников, включая моего отца, явно будут не рады, что взнос на зимний бал поднимется на пару десятков долларов.

В «Пинки-Милки» прихожу с опозданием. В нос врывается сладкий аромат клубничного молочного коктейля и шоколада. На розовых стенах кафе нарисованы облака, сиреневые коровы и пончики, а по всему залу развешаны фотографии мороженого, политого взбитыми сливками и сиропом. Клянусь, у любого, кто зайдет в «Пинки-Милки», автоматически повысится сахар в крови от одного лишь присутствия.

Это кафе принадлежит отцу Мишель, и я поражаюсь тому, что с ее доступом к бесконечному запасу вкуснейших десертов она остается стройной.

Девочки уже сидят за сдвинутыми столиками, усеянными тарелками с бургерами, пирожными и молочными коктейлями. Свободного места нет, и я забираю стул у соседнего пустующего столика.

– Простите за опоздание. Застряла в оргкомитете.

Девочки не спешат подвинуться, поэтому я проталкиваю свой стул между Меган и Шейлой до тех пор, пока они не сдаются, отодвигаясь.

– Ну, что я пропустила?

– Обсуждаем пятничный матч, – говорит Ви. – Завтра открываем кастинг: нужно найти замену Клариссе.

– Звучит как нечто невозможное.

Никто со мной не спорит. В Ноттингеме боятся тренера Кинни – слухи о буллинге и ее строгом обращении с подопечными внушают страх. Многие девочки в школе мечтают стать частью команды, но не решаются прийти из-за тренера. Большая часть убегают в слезах прямо с кастинга, а тот, кто попадает в «Северные звезды», в истерике покидает тренировку, не дождавшись ее окончания. Кинни всегда проверяет новичков на стойкость на первом занятии: оскорбляет и сильно загружает физической нагрузкой, говоря, что это обязательный обряд посвящения.

Ви потирает лоб.

– Мы найдем кого-нибудь. Проблема в другом: мы не успеем ничему ее обучить. Понятия не имею, как брать новичка в команду и доверять ей поддержки, страховку.

– Для матча можно обучить базовым движениям и доверить махать помпонами, – предлагаю я. – Но если говорить о штатном соревновании среди чирлидеров, то нужно вернуть Клариссу в команду.

– Она не вернется, Кинни уже все решила.

– Бренда забеременела, Лайла переехала в Теннесси. Еще три девочки ушли из команды из-за вечных оскорблений. У нас даже нет запаса, Ви. Кларисса нужна нам, и ты это знаешь.

Напрягая скулы, Вивиан барабанит ногтями по стенке стакана с молочным коктейлем.

– Отойдем на пару слов. – Кивнув мне в сторону, она поднимается из-за стола.

Мы останавливаемся в конце зала, под висящим на стене неоновым пончиком. Скрестив руки на груди, Ви нервно притопывает носком кроссовки.

– Какого черта ты творишь, Райли?

– Ты о чем?

– Опаздываешь на мое первое собрание в качестве капитана, и я очень надеюсь, что это не нарочно, потому что этим ты будто выказываешь свое неуважение ко мне. А затем при всех оспариваешь мое мнение.

– Я бы ни за что не сделала это назло тебе. В комитете куча дел, и мне жаль, что так вышло. А насчет Клариссы – это ведь не твое мнение, а тренера. – Протянув руки, я сжимаю плечи подруги. – Эй, мы обе знаем, что я хотела получить место капитана, но это не значит, что я не рада за тебя, Ви, слышишь?

Вздохнув, она крепко обнимает меня:

– Прости, я не хотела быть стервой. Вся на нервах, вот и сочинила себе всякого.

– Все в порядке, я бы на твоем месте тоже нервничала.

– Хочешь, угощу тебя мороженым? Решила взять твою идею и делать втайне от тренера читмил раз в три недели. Девчонки уже боготворят меня за это.

– Я буду самое огромное мороженое с горой взбитых сливок, шоколадным сиропом и посыпкой.

Съев мороженое, даже не испытываю вины, потому что за предыдущие дни пережила слишком много стресса, а сладкое – настоящее успокоительное.

По дороге домой я захожу к миссис Вуд, чтобы рассказать о заказе выпечки для книжной ярмарки, и она с радостью соглашается. Домашней работы почти нет, и, быстро выполнив заданное, я принимаюсь дочитывать «Похоть гнева», но книга совсем не идет.

Выглядываю в окно. Света в комнате Сойера нет – как обычно, задержался в мастерской. Мы виделись утром, но я понимаю, что уже жутко соскучилась. И он словно чувствует это, потому что через пару минут мне приходит сообщение:

Сойер:

Паршивый день, Гномик?

Райли:

Как ты узнал?

Сойер:

За весь день ты не прислала ни одного дурацкого мема.

И правда. Решив исправиться, нахожу в интернете фото печенья и отправляю Сойеру.

Сойер:

Нет. Ничего более несмешного я в жизни не видел.

Райли:

Да брось, печенька. Согласись, это звучит намного лучше, чем «маффин». Ты ведь сейчас улыбаешься, я права?

Сойер:

Разве что из вежливости.

Райли:

Я потеряла место капитана.

Сойер:

Объятия, чтобы поплакаться в плечо, или прогуляемся?

Мне жутко хочется увидеть Сойера, но боюсь, что в его присутствии снова позволю себе расклеиться, а это мне сейчас ни к чему. Не хочу жалеть себя.

Райли:

Оба варианта звучат хорошо, но я собиралась включить Ричарда Маркса и плакать под «Right here waiting» из-за того, что вампиров из книг не существует. Так что, может, отложим это на завтра?

Сойер:

Уверена?

Райли:

Да, послезавтра SAT, хочу повторить ответы и сразу лечь спать. Но спасибо за заботу, люблю тебя.

Это «люблю» хоть и настоящее, но оно не сеет паники. Его можно приписать к разряду вежливости. В нашей дружбе я обожаю пользоваться дружеским «люблю», потому что часто получаю заветное: «И я тебя, Райлс». Этот простой ответ всегда пробуждает рой бабочек в моем животе, и я не могу не улыбнуться, прямо как сейчас, когда на экране высвечиваются желанные слова.

Перед сном я захожу в ванную, чтобы смыть макияж. Выдавив косметическую пенку на ладонь, я неожиданно слышу всхлип за дверью комнаты Фелисити. Решаю проигнорировать, но всхлипывания учащаются и становятся громче.

Так и не умывшись, я выключаю воду и стучусь. Ответа нет, но я все равно открываю дверь. Фелис лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку, ее плечи вздрагивают снова и снова.

– Эй. – Подойдя ближе, я склоняюсь над постелью и протягиваю руку, осторожно касаясь ее подрагивающего плеча. – Что случилось?

– Ничего.

– Твою подушку уже можно выжимать.

Фелисисти медленно поворачивает голову. Глаза припухли, щеки влажные, нос покраснел.

– Сегодня в коридоре я слышала, как Каллум смеялся надо мной со своими друзьями. Говорил то же самое, что и ребята из моей школы.

Плотно сжав губы, я даю себе пару секунд, чтобы не выпалить стандартное, но такое желанное: «Я же тебя предупреждала!»

– Мне жаль, что так вышло.

Жаль на девяносто восемь процентов. В оставшиеся два процента входят раздражение и злость из-за поведения Фелис. Я понимаю и не понимаю ее одновременно. Странное чувство.

– Прости меня, Райли, – шепчет она, утирая слезы. – Не знаю, что на меня нашло. Со мной впервые такое, разум как затуманился, и я думала только о… Это… Я никогда не была такой.

– Порядок. Хорошо, что ты раскрыла глаза на его поведение сейчас, потом было бы больнее. Умойся, выдохни, возьми газировки и сядь с папой в гостиной смотреть рестлинг, он очень смешно комментирует. Это поможет поднять настроение.

Похлопав ее по плечу, я делаю шаг назад, но тут же возвращаюсь.

– И, Фелис, насколько я поняла, ты совсем не в курсе насчет немого договора о бывших? Я еще отреагировала спокойно, а будь на моем месте Ви, она бы уже откусила тебе голову.

Фелисити раскрывает рот от удивления, а я даже не думаю улыбнуться, потому что сказала чистую правду.

– Райли, – окликает она, и я замираю в дверях. – Помоги мне, пожалуйста.

Я развожу ладони в немом вопросе.

– Научи, как выглядеть не так, – улыбнувшись сквозь слезы, Фелис сжимает в пальцах подол своего платья и легонько дергает его. – Как краситься. Как сделать так, чтобы люди надо мной не смеялись.

– Все же дело в Каллуме.

– Нет-нет! – Она тут же вскидывает ладони. – Клянусь, дело вовсе не в нем. Я постоянно слышу, как ребята в школе смеются надо мной. Я устала и просто… просто хочу быть нормальной. Понимаю, что красавица из меня точно не получится, но хочу хотя бы выглядеть так, чтобы люди не издевались. Я больше не могу ненавидеть и стыдиться саму себя.

Я внимательно смотрю на Фелис, раздумывая, что делать. Попроси она о таком пару дней назад, я бы с радостью помогла с преображением. А сейчас… Осадок от истории с Каллумом никуда не делся, но и совсем не помочь Фелисити тоже не могу. Я все еще помню, каково это, когда над тобой издеваются мальчишки. Рыжий цвет волос, оттопыренные уши и кривоватые зубы, которые я совсем недавно исправила с помощью брекетов. Не люблю детские воспоминания, там я не нравилась сама себе и плакала, глядя в отражение в зеркале.

Наконец я решаю, что от меня не убудет, если я помогу Фелисити хотя бы вещами. Возвращаюсь в свою комнату и достаю с полок джинсы, несколько юбок, топы и пару пуловеров, которые надевала от силы два или три раза.

– Держи. – Я опускаю вещи на кровать, и Фелис смотрит на них с такой опаской, словно это холодное оружие. – Какой у тебя размер ноги?

– Седьмой.

– Отлично, носим один.

Кивнув, я снова ухожу к себе, чтобы взять кроссовки и туфли.

– Каблук невысокий и устойчивый, ходить удобно. В ванной лежит косметика, можешь посмотреть в интернете ролики о макияже и потренироваться. И об укладках тоже посмотри. – Я указываю на ее заплетенную косу, и Фелисити тут же перекидывает волосы с плеча за спину, словно боится, что я все отрежу. – У тебя красивые волосы, стоит их показывать хоть иногда.

– С-спасибо, Райли. – Взяв топ на тонких бретельках, она аккуратно проводит по нему кончиками пальцев. – Прости, что я так поступила и…

– Не будем больше об этом. Но надеюсь, ты понимаешь, что, если вдруг снова встанешь на сторону Каллума, мы с тобой автоматически превратимся во врагов.

Мне жаль, что между нами встал идиотский Каллум Брайт со своей местью. Я обожаю все, что связано с девичниками, кончики пальцев жжет от желания накрасить Фелис, сделать ей укладку и посплетничать о парнях, но гордость заставляет меня пойти в комнату, взять книгу и лечь в постель.

Перечитываю один и тот же абзац уже в третий раз, но так и не понимаю смысл написанного.

Откинувшись на подушку, прикрываю веки и вместо тишины слышу голос тренера Кинни, назначающий Ви капитаном. Как мазохист, я прокручиваю этот момент в голове снова и снова до тех пор, пока не слышу стук в окно.

Сойер поднимает раму и перелезает через подоконник. Из освещения в комнате лишь луч лампы для чтения, прикрепленной к спинке кровати, и от этого Сойер, одетый весь в темное, да еще и с накинутым на голову капюшоном, за которым почти не видно лица, выглядит немного жутко.

– Сними капюшон, а то я начну думать, что ко мне ворвался сексуальный маньяк.

– Главное, что сексуальный.

Скинув капюшон, он достает что-то из кармана толстовки и, подойдя ближе, протягивает мне.

– Шоколад на ночь? – спрашиваю я, взяв плитку.

Кивнув, Сойер ложится рядом.

– Без сахара. Посмотрел состав, отзывы в интернете и даже посоветовался с женщиной в «Севен Элевен». Она сказала, что в нем есть немного сахара, но его советуют даже диетологи.

Улыбнувшись, я снимаю упаковку и разворачиваю фольгу.

– Ты в курсе, что ты самый лучший друг в мире?

– Советую вспоминать об этом как можно чаще, особенно когда опять начнешь ворчать на меня из-за пустяков.

Отломив от плитки кусочек, протягиваю Сойеру.

– Руки грязные, толком не помыл. – Он вскидывает ладони, показывая темные следы на пальцах. – Наспех вытер тряпкой и закрыл мастерскую. Был уверен, что ты тут рыдаешь.

Лежа на спине, он поворачивает голову и приоткрывает рот. Я протягиваю кусочек шоколада, и Сойер забирает его зубами. Теплые губы касаются кончиков моих пальцев, и это мимолетное прикосновение посылает по моему телу волну жара.

О боже.

На секунду я забываю, почему у меня вообще было подавленное настроение.

Пальцы все еще горят в том месте, где Сойер коснулся их губами. Мне хочется почувствовать это прикосновение на своих губах. Я буквально одержима этим желанием и нахожусь в таком отчаянии, что готова молить его о поцелуе. Чтобы не ляпнуть лишнего, решаю заткнуть себе рот и кусаю плитку.

Горько-вязкий вкус расплывается во рту, и, с наслаждением прикрыв веки, я съезжаю вниз по подушке.

– Это отвратительно, – делает вывод Сойер, прожевав шоколад.

Я смеюсь, предлагая еще кусочек, на что он морщит нос.

Сегодня я нарушила диету в «Пинки-Милки», выпив коктейль и съев огромную порцию мороженого, и, как ни странно, это не подняло мне настроение, в отличие от крошечного кусочка горького шоколада. Но дело ведь совсем не в нем.

– Ты как, Гномик? – спрашивает Сойер, внезапно став слишком серьезным.

Рядом с ним мне, как обычно, хочется позволить себе быть слабой и просто поныть. Сойер не относится к чирлидингу серьезно, но знает, как это важно для меня, поэтому всегда готов поддержать. Это одна из миллиона причин, по которым я влюблена в него. Но у Сойера сейчас в жизни проблемы намного серьезнее, и мне совсем не хочется грузить его нытьем про повязку капитана болельщиц.

– Порядок, – отвечаю я и натыкаюсь на скептический взгляд. – Обидно, конечно, но в целом в порядке.

Вместо ответа Сойер смотрит на меня целую вечность. Настолько долго, что я вытираю губы тыльной стороной ладони, переживая, что рот перепачкан шоколадом.

– Когда ты так пристально смотришь, я начинаю думать, что со мной что-то не так.

– Тупица.

Сойер переворачивается на бок и притягивает меня к себе, чтобы обнять. Я со смехом отвожу в сторону руку с зажатой в ней плиткой, чтобы не испачкать нас.

От толстовки Сойера веет слабым запахом бензина и железа – так пахнет мое детство. Когда я была помладше, то обожала сидеть в «Беннетс фикс» и надоедать папе глупыми вопросами. Еще больше мне нравилось, что Сойер захотел со мной дружить, когда узнал, что мой папа чинит машины. Тогда я украла из мастерской колесную гайку и подарила Сойеру, а он сказал, что теперь будет дружить со мной всегда, и еще добавил, что я крутая.

Интересно, что мне подарить ему сейчас, чтобы он хотел не просто дружить, но и быть со мной всегда? Можно, конечно, попробовать предложить в этот раз вагину вместо гайки, но даже в этом случае я не уверена, что ставка будет выигрышной. Поэтому пока что лучше продолжу без лишних рисков играть в подругу.

– Хватит, – смеюсь я, когда Сойер обхватывает ладонью мой затылок, зарываясь пальцами в волосы, и опускает подбородок на мою макушку. – У тебя руки грязные!

– Уж почище, чем сюжеты твоих книг.

Я не могу долго делать вид, что не хочу этих объятий, поэтому сдаюсь. Вздохнув, прижимаюсь лбом к плечу Сойера и, прикрыв веки, просто наслаждаюсь его близостью. А еще я снова чувствую себя размазней, готовой разреветься в любой момент.

– Ладно, я была уверена, что место мое. Я рада за Ви, она заслуживает стать капитаном, но я…

– Но ты тоже заслуживаешь.

– Да. Это делает меня плохой подругой или вроде того?

– Ты работала на износ, Райлс, именно поэтому ты имеешь право злиться. Твое трудолюбие и желание получить место, которое ты заслужила, не делает из тебя хреновую подругу. Ты ведь это понимаешь?

– Мхм, но мне просто нужно было услышать это от кого-то. Спасибо, что принудил обняться и расклеиться.

– Ты с самого детства такая. Если будешь держать в себе, то истерика выльется в самый неожиданный момент. Не хочу, чтобы это произошло в школе на глазах у всех. Ну или же у меня не настолько благородные помыслы, и я просто хотел полапать чирлидершу.

Смех застревает в горле, когда рука Сойера спешно проскальзывает вдоль моего позвоночника, оставляя за собой волну мурашек, и опускается до поясницы. Он легонько похлопывает ладонью по моему бедру, а затем рука возвращается наверх, останавливаясь между лопаток так, словно ничего не произошло. Это действие занимает всего секунду, за которую я проживаю маленькую, но счастливую жизнь. Можно повторить на бис, пожалуйста? Неужели я так много прошу?

Мое сердце бьется быстрыми рывками, и я боюсь, что оно скоро выскочит из груди и больно ударит Сойера. Плитка шоколада под фольгой наверняка уже начала таять в моей вспотевшей ладони.

– Спасибо, что пришел. Все мысли крутились вокруг сегодняшнего дня, даже не получилось отвлечься на чтение.

– Не может быть, чтобы «Пошлость ярости» не отвлекла тебя.

– «Похоть гнева».

– Какая, к черту, разница? – Он тянется за книгой к прикроватной тумбочке и специально наваливается на меня всем телом, вжимая в матрас, чем заставляет глупо хихикать.

Не выпуская меня из объятий, он ложится на спину и открывает книгу. Моя голова покоится на его плече, а теплое дыхание Сойера касается моего лба. В пальцах все еще зажат шоколад, но я не могу пошевелиться, чтобы отложить его, потому все мои мысли сосредоточены на моем колене, которое лежит на бедре Сойера.

Я укрыта покрывалом, на моих ногах шорты, а на Сойере джинсы, но, несмотря на это, я остро чувствую тепло его тела. В такие моменты я поражаюсь тому, как мне удается держать себя в руках и не показывать, что в груди все полыхает, когда мы находимся так близко, касаемся друг друга, но при этом почему-то бездействуем. Хотя даже эта болезненная близость с четкими границами дозволенного все равно делает меня счастливой.

– Ты что, делаешь пометки прямо в книге? – спрашивает Сойер, шелестя страницами.

– Отмечаю некоторые моменты текстовыделителем.

– Это преступление, пусть даже и с такой ужасной книгой, как эта.

– Преступление – оставлять ее после прочтения такой, будто она новая. По потрепанности книги можно определить, насколько сильно мне понравилась история.

– Мне всегда казалось, что любимые книги берегут и сдувают с них пылинки.

– Видишь сбитый уголок? Это я швырнула книгу о стену, когда умер мой любимый второстепенный персонаж. С четыреста тринадцатой по четыреста сорок восьмую страницу в разных местах будут разводы от моих слез. Загнутые уголки страниц – пометки, когда я потеряла в одеяле закладку. Срез местами посеревший, потому что я носила ее с собой в рюкзаке даже после прочтения, чтобы возвращаться к любимым моментам. Этот экземпляр теперь не только история героев, но и история моего прочтения со своими шрамами. – Я указываю на сбитый уголок. – Автор потрепал персонажей, а я саму книгу. Все честно.

– И даже вот это. – Сойер указывает в самый низ страницы, где осталось жирное пятно от моего пальца. – Винтаж по-читательски, да?

– Нет, – признаюсь я, поморщив нос. – Это уже свинство. Кажется, я тогда опять сорвалась с диеты и ела пиццу. Это почти так же ужасно, как и переворачивать страницы обслюнявленным пальцем.