Текст книги "Ноттингем"

Усмехнувшись, Сойер внимательно разглядывает книгу.

– Странно.

– Что именно?

– Она не похожа на тебя. В смысле у тебя всегда все по полочкам, буквально. – Он кивает на книжный стеллаж, где на полках корешки обложек стоят строго по цветам. – То же самое и с твоими вещами в шкафу. А эта книга – просто олицетворение небрежности.

– Это мой единственный минус.

– Да, и еще толстые бока.

Я знаю, что Сойер шутит, поэтому совсем не обижаюсь, хотя все равно легонько хлопаю ладонью по его груди, но это скорее повод лишний раз прикоснуться к нему.

– Ладно, что у нас тут? – Прочистив горло, он решает начать читать с первого попавшегося момента. – Либретта сладостно вскрикнула, когда Град ворвался в ее лоно резким толчком.

По тому, как Сойер тяжело вздыхает, легко догадаться, что он не оставит этот момент без комментария.

– Всего лишь одно предложение, а у меня уже чертовски много вопросов, Райлс.

– Давай.

– Град? Что за идиотское имя? И где парень с холодным членом? А еще «ворвался» звучит так, будто он с опозданием забежал в класс. Хотя не удивлюсь, если к концу книги вагина Либретты будет размером с кабинет. И почему мне становится плохо от слова «лоно»?

Лоно. Надеюсь, он никогда не дойдет до «пульсирующей горошинки», иначе вопросов будет гораздо больше.

– Градиус – маг.

– Градиус? Его зовут Градиус?

– Он заколдовал Либретту, – объясняю я, откусывая шоколад и роняя пару шоколадных крошек на толстовку Сойера, и принимаюсь их стряхивать. – Прости.

– Ничего страшного, я уже понял, что чем потрепаннее вид, тем сильнее тебе это нравится. Можешь продолжать пачкать меня, как свои любимые книги.

Ты уже моя любимая книга, идиот! И я очень хочу, чтобы она была со счастливым финалом.

– В общем, Либретта под чарами подчинительного зелья, но она не знала, что так будет. Выпила его, чтобы присягнуть на верность Граду, а он воспользовался тем, что она в подчинении и не понимает, что делает. Она выпила зелье, чтобы спасти Вео, потому что Град ее шантажировал его безопасностью.

– И что будет, когда Холодный член узнает о том, что она спала с Врывающимся членом?

– Они с Либреттой снова станут врагами, хотя у них только все наладилось.

– Хочешь сказать, что ее обманули, воспользовались из-за него же, а он решил вместо разговора возненавидеть ее за это?

– У них сложные отношения.

– Сложные? Райли, – Сойер прикрывает книгу и легонько похлопывает корешком прямо по моему лбу. – Несмотря на то, что она сейчас получает удовольствие под действием магии, это не отменяет того факта, что ее изнасиловали. А Холодный член возненавидит ее за это, так?

– Ну д-да… Когда ты говоришь только сухими фактами, это звучит иначе. Но когда погружаешься в сюжет, то там все очень гармонично и логично прописано. – Зажмурившись, я издаю недовольный стон. – Что ты наделал?! Вео был моим идеальным книжным мужчиной, а теперь я начала сомневаться в нем.

Закатив глаза, Сойер ловит край одеяла и накрывает меня им с головой, но я тут же скидываю его с лица.

– Ну и идеалы у тебя, Беннет. Хорошо, продолжим. – Он открывает книгу. – «Член Града был горячим, почти обжигающим».

Книга захлопывается в очередной раз. Готова поспорить, что сегодня Сойер не дочитает даже этот абзац.

– Внезапно возник вопрос.

– С тобой невозможно читать! Ты придираешься к каждому предложению. – Я на секунду отстраняюсь, чтобы отложить шоколад на тумбочку и тут же снова прилипаю щекой к его плечу.

– Тут точно есть сюжет? Или все просто бесконечно занимаются сексом, используя члены разных температур?

– Конечно, есть. Начни с первой главы.

Сойер тяжело вздыхает, но все же переходит к самому началу книги и начинает читать вслух. Чуть поерзав, я укладываюсь поудобнее и обнимаю его за талию, прижимаясь ближе. Он успевает придраться уже к первому предложению, но я даже не вслушиваюсь и, прикрыв веки, наслаждаюсь лишь звуком его голоса.

Глава 11

Просыпаюсь от звона будильника и даже думаю отключить его, забив на пробежку, но потом вспоминаю, что вчера решила стать лучшей версией себя.

Потянувшись, переворачиваюсь на бок и вижу на тумбочке «Похоть гнева», на обложку приклеен мой розовый стикер в форме сердечка с подписью: «Книга дерьмо, но меня затянуло». Вчера я даже не заметила, как уснула, и не слышала, когда ушел Сойер.

Мысленно я ликую, представляя, как Сойер увлечется историей настолько, что будет выпрашивать у меня спойлеры, а я ничего не скажу, наслаждаясь тем, как он медленно влюбляется в эту книгу. Раз уж не в меня, то хотя бы в кого-то с моей книжной полки.

Утренний прохладный воздух и пробежка по пустынной улице действуют на меня словно медитация. Все внимание сконцентрировано на дыхании, мне даже не нужна музыка, потому что нравится слышать ритмичный стук подошв об асфальт.

Я возвращаюсь домой мокрая от пота и довольная. В ванной встречаю стоящую у зеркала Фелис.

– Решила попробовать накраситься. Как тебе?

Она поворачивается, и от удивления я накрываю ладонью рот.

– Ох, черт.

Фелисити переборщила с косметикой. Тональный крем на пару тонов темнее шеи и лежит на лице толстым слоем. Перламутровые тени достают до самых бровей, глаза жирно подведены коричневым карандашом, а губы накрашены светло-розовой помадой.

– Все настолько плохо? – спрашивает она, вглядываясь в мое лицо.

Да, это жесточайшее преступление в индустрии красоты. Соберись, Райли. Главное – поменьше критики, чтобы не спугнуть и без того зажатую Фелис, которая запросто может закрыться, почувствовав мое желание улыбнуться или указать на недочеты.

– Что ты, нет. – Фыркнув, я протягиваю ей пенку для умывания. – Но это слишком ярко для школы, тебе не кажется? Давай смоем это, я накрашу тебя и заодно объясню, что для чего. А после занятий можем сходить и выбрать тональный крем в тон твоей кожи, идет? Но для начала я схожу в душ.

Как только я стягиваю с себя майку и снимаю лосины, Фелисити тут же отворачивается.

– Прости, я выйду.

– Ты меня не смущаешь, если что, – отвечаю я, скидывая спортивный топ на пол. – Это прозвучит как эротическая фантазия любого парня, но я четыре раза в неделю принимаю общий душ с одиннадцатью чирлидершами.

Фелисити все же выходит. Встав под струи теплой воды, я мысленно повторяю вопросы из карточек к завтрашнему экзамену. Повторяю их, и когда выхожу из душа, сушу волосы и одеваюсь.

Я напрочь забываю про Фелис, пока она не стучится в дверь моей комнаты. Посадив ее на стул, я беру косметичку и чувствую настоящую эйфорию от того, что нужно кого-то накрасить. Господи, у меня словно день рождения!

Вступив в подростковый возраст, я часто залезала в мамину косметичку и неумело наносила макияж, с которым больше походила на звезду шоу трансвеститов, чем на девочку-подростка. А затем, глядя в зеркало, ахала в притворном восхищении, представляя, что я героиня тех реалити-шоу, где обычных девушек превращают в настоящих красавиц и икон стиля, а они смотрят на свое отражение и не верят, что настолько преобразились. Сейчас мне хочется, чтобы Фелис испытала это самое чувство.

Я внимательно разглядываю лицо Фелисити: гладкая кожа без изъянов; на бледных щеках едва заметный румянец, который я собираюсь подчеркнуть; а над карими глазами длинные ресницы.

– Тебе не нужен никакой тональный крем, – говорю я, взяв тюбик туши.

– Но ты ведь пользуешься.

– У меня вот тут часто высыпает, – я провожу указательным пальцем по своему лбу. – А иногда на кончике носа появляется огромный красный прыщ, и Сойер называет меня Рудольфом[15]15
  Рудольф – красноносый северный олень Санта-Клауса. Персонаж литературы и кинематографа, впервые появившийся в произведении Роберта Л. Мэя в 1939 году.


[Закрыть] до тех пор, пока все не пройдет.

Фелис напоминает перепуганного пациента в кресле стоматолога, пристально наблюдая за тем, как я расставляю на столе флаконы с сывороткой и флюидами для питания и увлажнения кожи.

– Это все для моего лица?

– Да, нужно обязательно подготовить кожу перед нанесением макияжа. Ой, праймер забыла.

Услышав незнакомое слово, Фелис выглядит еще более растерянной.

Нанеся уходовую косметику, я приступаю к декоративной. Накрасив ресницы тушью, карандашом делаю ее брови чуть ярче, добавляю немного румян и персиковый блеск для губ. Фелисити не изменилась до неузнаваемости, но черты ее лица и взгляд стали выразительнее, кожа словно светится здоровьем, и я так довольна результатом, что не могу сдержать широкой улыбки.

– Только взгляни на себя.

Я протягиваю зеркало, и, увидев свое отражение, Фелис раскрывает рот в удивлении.

– Спасибо, Райли. – Она медленно поворачивает голову из стороны в сторону, разглядывая себя. – Это я, но словно не я.

– Может, распустим ее? – спрашиваю я, указывая на косу.

Сняв резинку, я расплетаю ее каштановые волосы и беру расческу. Раздается короткий стук, а затем дверь в мою комнату открывается, и на пороге появляется Сойер.

– Не может быть! – Ахнув, я прикладываю расческу к груди. – Я знала, что рано или поздно ты найдешь ее! Найдешь дверь в мою комнату. Ну, теперь ты веришь, что она существует?

– И тебе доброе утро, Либретта. – Прислонившись плечом к дверному проему, он потирает шею и, переведя взгляд на Фелисити, коротко кивает. – Манчестер.

– Привет, – почти шепотом отвечает она.

– У тебя есть тампоны, Райлс?

– А что такое? – спрашиваю я, проводя расческой по волосам Фелис. – Разонравились крылышки и решил больше не пользоваться прокладками?

– Зоуи послала к тебе, ей срочно нужны. Пожалуйста, дай мне тампоны или ружье, потому что, клянусь, она истерит так, что я готов ее пристрелить.

Взяв в ванной коробочку с тампонами, подкидываю Сойеру, и он с легкостью ловит ее в воздухе, а я возвращаюсь к волосам Фелис.

– Спасибо. – Он заглядывает внутрь упаковки, а затем трясет ее словно драже «Тик-так».

– Сойер, – зовет Фелисити, – я хотела спросить, можем ли мы сегодня встретиться?

Мои пальцы замирают.

– Что? – переспрашивает он.

– Да, что? – вторю я.

– Зоуи рассказала мне об уроках игры на гитаре, и я хотела бы взять пару занятий в неделю. Она сказала, что ты согласишься и готов заниматься в любое время после школы. Прости, я думала, что она передала тебе, но если ты занят, то…

– Нет, все в порядке, но я не стану брать с тебя денег.

– Но у меня есть. Ко всему прочему, Каллум платит мне за дополнительные занятия, а по условиям программы обмена родители ежемесячно пополняют мой счет. Я правда давно мечтала научиться играть, а тут такая возможность.

– Обсудим это чуть позже, хорошо? Сейчас нужно помочь сестре-истеричке. И кстати, – Сойер вычерчивает в воздухе невидимый круг, указывая на ее лицо, – отлично выглядишь.

Нет. Нет, нет, нет и еще раз нет!

Я только что собственными руками создала себе очередной повод для ревности.

Мягкие волосы Фелисити лежат в моей ладони, и мне приходится приложить титанические усилия, чтобы не намотать их на кулак, хорошенько встряхивая ее голову. После Каллума я ей совсем не доверяю и сжалилась, решив помочь, лишь из-за вчерашних слез и речи о ненависти к себе. Но если Фелис хотя бы подумает посмотреть в сторону Сойера, моя ревность ее убьет. Испепелит и пустит по ветру чертов британский пепел.

– Увидимся в школе, Гномик, люблю тебя.

– И я тебя, – отвечаю я с натянутой улыбкой.

От раздражения я даже не испытываю эйфории, услышав заветное «люблю».

– Ауч! – Зашипев, Фелис хватается за затылок, когда я резко провожу расческой по запутанной пряди.

Ну вот, моя ревность сделала это сама, потому что я правда не собиралась.

– Прости, я не нарочно. – Собираю пальцами ее волосы у виска и в этот раз расчесываю уже осторожно. – Кстати, у Сойера есть девушка, ее зовут Мишель. Это так, информация на всякий случай. Они называют друг друга «маффин» и все такое, так что там все серьезно.

– Надеюсь, она не будет против уроков, потому что я всего лишь хочу научиться играть на гитаре.

Закончив с ее волосами, я продолжаю злиться. Поэтому когда Фелисити выходит в школу, не решившись надеть одолженную мною одежду, я даже не спрашиваю почему.

* * *

На уроке английского я прохожу очередное испытание ревностью, слушая, как девчонки за моей спиной тихо переговариваются о том, что Сойер Вуд дает уроки гитары. Хотя ноты им совершенно не интересны.

– Ты правда готова записаться и пойти к нему домой? – шепчет Кирстен.

– Почему нет? – отвечает Натали. – Он же классный.

– Все эти драки в прошлом году, плюс он выглядит слишком… Ну не знаю, мрачно? Кто знает, что от него ожидать, а вдруг он будет приставать к тебе?

– А зачем я, по-твоему, иду? – хихикает Натали.

Сжав карандаш, я оборачиваюсь и, положив локоть на спинку стула, внимательно смотрю на девочек. Они тут же замолкают.

– Он гей, – уверенно заявляю я.

– Что?

– А что непонятного? – пожимаю плечами. – Гей.

– Но он встречался со Стефани, даже фотографии в профиле остались.

Гребаные сталкерши.

– Вот как раз после отношений с ней и решил, что станет геем.

Я хочу добавить, что он, ко всему прочему, еще и гей-евнух, но мистер Фуллер, объясняя тему, похлопывает ладонью по столу, прося перестать болтать.

К концу английского чувство вины съедает меня изнутри. Этими уроками музыки Сойер пытается заработать, а я из-за своей глупой ревности лишила его как минимум одного заработка. Пусть даже если его потенциальным ученицам абсолютно не интересна музыка. Мистер Фуллер, например, весь урок старается объяснить тему, которая нам не нужна, но при этом все равно получает за это зарплату.

Как только звенит звонок, я поворачиваюсь к девочкам.

– Я соврала, – признаюсь я, нервно дрыгая ногой. – Сойер не гей.

– Не переживай, мы все поняли и никому ничего не расскажем. – Натали подмигивает, и они с Кирстен, хихикая, выходят из класса.

Черт возьми. Я же просыпалась с мыслью, что стану лучшей версией себя, как я умудрилась испортить карму, хотя еще даже полдень не наступил? Вот теперь, ровно с этой самой секунды, я точно становлюсь новой версией себя. Занимаюсь учебой и собой, не вру про личную жизнь Сойера и душу дурацкую ревность.

– Я не верю Фелис, – говорит Ви, двигаясь с подносом вдоль стойки раздачи. – Вдруг они с Каллумом сговорились?

– Плакала она вполне искренне.

– Бросьте, – вмешивается Хлоя, протягивая руку за корзинкой с картошкой фри. – Она явно влюбилась в Каллума с первого взгляда и не хотела верить тому, что Райли о нем говорит. А затем услышала, как он смеется над ней, и розовые очки спали. Вот и вся драма.

Ви с недовольным видом поджимает губы. Она не доверяет новым людям, поэтому подружиться с ней очень сложно. Если, выслушав историю Фелис, мы с Хлоей проникаемся и сочувствуем, то Вивиан лишь вздыхает, сказав: «Дерьмово тебе пришлось, но, может, хватит уже ныть?» Подруга любит говорить правду в лицо, из-за чего ее многие недолюбливают и побаиваются.

– По крайней мере, Каллум снова вернулся за стол. – Я киваю в сторону громко смеющихся футболистов.

– Все равно надо быть настороже, – предупреждает Ви. – Держи британскую монашку поближе к себе, но только не секретничай с ней. Кстати, видела ее сегодня в коридоре, она выглядит намного лучше. Твоя работа, Райли?

– Да.

– Зачем ты помогаешь ей? – Ви вскидывает бровь. – В смысле, это действительно искреннее желание?

Сжав поднос с едой, я замедляю шаг, пока мы идем к столу.

– Мне правда жаль ее. А еще я помню, каково это, когда ты впервые красишься, надеваешь красивое платье и замечаешь на себе заинтересованные взгляды мальчиков. У Фелис этого не было, а все, что ей нужно – внимание и забота.

– Ну да, ты позаботилась, пытаясь уберечь ее от кретина, и она проигнорировала. Скажи честно, у тебя ведь просто руки чесались поиграть в Тайру Бэнкс, заняться преображением и накрасить ее, я права?

– Не без этого. Но я не вру, когда говорю, что мне жаль ее.

– Хватит быть такой доброй, Райли. Завязывай.

– Доброй? – Рассмеявшись, Хлоя опускает поднос на стол. – Вчера я слышала, как один парень из оргкомитета сказал, что очень боится Райли и назвал ее Саддамом Хусейном с помпонами.

Чертов Сойер. Это ведь его цитата. За одно-единственное собрание в оргкомитете, на котором он присутствовал, он успел привязать ко мне имена всех знаменитых диктаторов, смешивая это с блестками и чирлидерскими штучками. Идиот.

Я сажусь на стул прямо напротив Каллума. Сделав большой глоток содовой, он подмигивает мне.

– Поздравляю с проигранным местом капитана, детка.

Брайту уже удалось вывести меня на эмоции на стадионе, больше такого не повторится. Я просто киваю и продолжаю молча жевать салат.

– К концу семестра мне нужно поставить школьную постановку, – говорит Хлоя. – Такую, чтобы, увидев этот пункт в резюме, приемная комиссия сказала: «Вау, она нужна нам!» Думаю о мюзикле. У кого-нибудь есть идеи с темой?

– История Марии Стюарт, – предлагает Каллум, глядя на меня. – Первая королева, которой отрубили голову. Кому-то эта тема может отдаться знакомой болью в сердце.

– Первой казненной королевой была Анна Болейн, умник, – отвечаю я. – А может, поставить что-то на тему одержимого местью бывшего?

– А может, «Дневник Бриджит Джонс»? Дневник Бриджит, который находит парень и вскрывает все ее секреты.

Это он зря.

– Или лучше что-то о спортсменах, которые выигрывают. Потому что за последние две игры осеннего сезона Ноттингем еще не видел ни одной победы. Пусть хоть где-то народ посмотрит на команду, которая умеет играть.

– Эй! – В меня с разных сторон летят ломтики картошки фри, брошенные парнями.

– А может, вы будете предлагать темы, которые помогут мне поступить? – Хлоя проводит карандашом по списку литературы. – Как насчет «О мышах и людях»?

– Банально и скучно, – отрезает Ви. – Все, что связано с классикой, одинаково и скучно. Может, что-то из современного?

– Да, – подхватывает Уилл. – Поставьте специально для Ви что-то интересное, например, последний выпуск «Космополитена».

– Это гениально. – В голосе Хлои не слышно сарказма.

– Что именно? – уточняю я.

– Классика стала скучной и непонятной, чтобы она стала интересной нашему поколению, нужно, чтобы классика говорила с нами на одном языке.

Барабаня пальцами по столу, Хлоя смотрит на лист бумаги, но при этом словно сквозь него. Кажется, еще секунда, и можно будет услышать, как ее мысли с жужжанием проносятся в голове.

– Ромео и Джульетта, – наконец произносит она.

– Вот что точно банально и скучно, – отмахивается Ви.

– На современный лад. Монтекки и Капулетти – это два клана враждующих мафий в современных реалиях.

От энтузиазма Хлоя подскакивает со стула и, потирая ладони, проходится вдоль стола.

– Только представьте: декорации Нью-Йорка, костюмы. Это будет рок-мюзикл с живой музыкой.

– Звучит отлично, – поддерживаю я. – У тебя точно хватит времени, чтобы все подготовить к концу семестра?

– Надеюсь. Мне нужны музыканты. – Хлоя широкими шагами ходит вокруг стола. – Барабанщика и клавишника можно найти в музыкальном классе. Еще нужна электрогитара и…

Внезапно замерев, подруга указывает на меня пальцем.

– Сойер ведь играет в группе, верно?

– Да, они делают рок-каверы на попсовые песни.

– Мне он нужен вместе со своей группой. – Окинув кафетерий взглядом, Хлоя прикладывает ладони ко рту, как рупор, чтобы выкрикнуть: – Сойер Вуд!

Все вокруг затихают. Отвлекаясь от разговора с Мишель и Нико, Сойер поворачивает голову и смотрит на наш столик так, будто его не по имени позвали, а оскорбили. Хлоя нетерпеливо взмахивает рукой, подзывая его к нам, на что Каллум демонстративно фыркает.

Хлоя ростом еще меньше меня, поэтому ей приходится сильно задрать голову, когда Сойер останавливается напротив.

– Райли говорила, что ты собираешься подавать заявление в Академию искусств?

– Да. – Он посылает мне вопросительный взгляд, а мне остается лишь пожать плечами с видом «ну да, я иногда рассказываю о тебе своим подругам». – В Сан-Франциско.

– Тогда у меня есть к тебе предложение, которое в разы увеличит шансы на поступление, и не только в Калифорнии. Директор сказал, что в конце семестра на нашу школьную постановку, возможно, приедет член приемной комиссии Нью-Йоркской академии современного искусства. Это большой шанс. Я хочу поставить рок-мюзикл на современную версию «Ромео и Джульетты», мне нужны музыканты и живая музыка. Может, ты и твоя группа согласитесь поучаствовать? Член комиссии может заметить тебя или кого-то из ребят.

– В группе из учеников Ноттингема остались только я и Нико. Митч бросил школу, а нашего второго солиста еще весной отправили в исправительную колонию.

И без того большие глаза Хлои округляются еще сильнее. Таких подробностей я ей не рассказывала.

– Тогда это шанс для двоих из вас. – Сложив ладони вместе в молитвенном жесте, подруга смотрит на Сойера с надеждой. – Но Митч нам все равно нужен. Пожалуйста, скажи, что ты согласен.

– А после репетиций можно будет оставаться, чтобы поиграть свою музыку? Директор запретил нам даже приближаться к музыкальному классу.

Группе «Мерсер» действительно запретили появляться в музыкальном классе, когда Митч, на тот момент еще учившийся в школе, подключился к школьной системе оповещения, включив их рок-кавер, в котором было много мата. Всех, кто состоял в группе, отстранили от занятий на несколько дней.

– Да, конечно, можно.

Скрестив руки на груди, Сойер молчит, обдумывая предложение, а затем коротко кивает:

– Я обсужу это с ребятами, но думаю, они согласятся.

Радостно взвизгнув, Хлоя подпрыгивает и, хлопнув в ладоши, обнимает Сойера в порыве эмоций. Он усмехается, но при этом стоит в замешательстве, как неподвижная статуя.

В моем окружении все жутко эмоциональные и тактильные, я и сама такая. Но Сойер Вуд всегда был холоднее на фоне всех, кого я знаю, он не любит объятий и особенно прикосновений малознакомых людей. В какой-то момент он смирился с тем, что я могу запросто повиснуть на его плече или обнять просто потому, что мне так хочется.

Когда миссис Вуд увидела, что Сойер сам обнимает меня, то сказала, что я приручила дикого кота. А потом добавила: «Наверное, все из-за того, что вы часто проводите время вместе, ты ему уже стала как родная сестра». Ничего более оскорбительного я еще в своей жизни не слышала.

– Я напишу тебе сегодня вечером, обсудим подробности. Поверь, после того как постановку увидит член комиссии, университеты будут за вас драться. Может, даже будем учиться в Нью-Йорке вместе!

В животе у меня все холодеет. Если Сойеру выпадет шанс поступить в Нью-Йоркскую академию, я буду искренне рада, потому что он заслуживает этого. Но если я поступлю, как и мечтаю, в Сан-Бернардино, то между нами будут почти три тысячи миль и разница во времени в целых три часа.

При таком расстоянии я потеряю его намного быстрее, чем думала.

* * *

Вечером есть только я и учебники. Даже несмотря на то, что на «Нетфликс» вышел сериал по книге, которая мне понравилась, я, как одержимая, повторяю материал, готовясь к завтрашней сдаче SAT.

Решаю тесты на время и дважды укладываюсь до звонка таймера. Осталось еще несколько раз зафиксировать в устной форме, чтобы ответы прочно засели в памяти.

Взяв стопку карточек, я спускаюсь в кухню, где мама нарезает салат, смотря «Отчаянных домохозяек».

– Ужин уже скоро, – говорит она, подливая в бокал белое вино.

– Можешь прогнать меня по вопросам? А если откажешься, то я расскажу папе, что по средам ты ходишь на эротический массаж к испанцу, у которого, скорее всего, даже нет рабочей визы.

– Райли! – шикнув, мама смотрит в сторону двери.

– Зато он наконец-то поймет, почему каждую среду вечером у тебя хорошее настроение и ты без остановки напеваешь песни Энрике Иглесиаса.

– Райли!

– Расслабься, папа в гараже, – бросаю я, присаживаясь за стол. – Слышала из окна, как он ругается на подъемный механизм. Тот опять заедает, папа решил починить.

– Ладно. – Отставив бокал, мама вытирает руки о полотенце. – Давай сюда свои вопросы. Только побыстрее, у меня мало времени, я очень сильно опаздываю.

– Куда?

– В органы опеки, попрошу, чтобы забрали тебя как можно скорее.

Рассмеявшись, я разбираю стопку на несколько мелких, разделяя их по цветам.

– Итак, желтые – это мировая литература, зеленые – для естественных наук, синие – история, в розовых вопросы по социальной науке. Фиолетовые – гуманитарная дисциплина. В белых…

– Милая, я уже запуталась. Давай лучше сразу перейдем к делу. – Мама вытягивает карточку из зеленой стопки. – В начале тысяча восемьсот семьдесят восьмого года Фалберг начал работать химиком-исследователем в лаборатории Университета Джона Хопкинса, занимаясь получением химических соединений из…

– Соединениями из каменноугольной смолы, – сразу же отвечаю я, так как пару минут назад повторяла этот вопрос.

– Верно, – просияв, мама тянется к синей карточке.

– Миссис Беннет? – слышится голос приближающейся к нам Фелисити.

Когда она появляется в дверном проеме, я не сразу узнаю ее. Фелис наконец-то решила примерить мои вещи, выбрав лонгслив с V-образным вырезом и джинсы скинни, которые сидят чуть свободнее на ее бедрах, потому что Фелисити худее меня, а еще она выше ростом, из-за чего штанины короче нужного. Распущенные каштановые волосы блестят, спадая по плечам мягкими волнами.

Несмотря на плохо сидящие джинсы, Фелис заметно преобразилась. Стройная, изящная, с тонкой талией. Как можно было прятать такую фигуру под необъятным платьем?

– Я вернусь где-то через час, у меня урок игры на гитаре с Сойером.

Отлично, а заодно и урок игры на моих нервах. Я не должна ревновать, не должна. Нужно заниматься учебой и не думать о Сойере, которого я за сегодня уже и так лишила как минимум одной ученицы. А заодно сделала геем – и почти евнухом – в глазах парочки девчонок.

– Конечно, иди. Как закончите, приходите вместе с Сойером к нам поужинать.

Обычно эту фразу мама говорит мне, когда я иду в гости к Вудам. Покручивая кольцо на пальце, я старательно пытаюсь не ревновать.

– Райли, что скажешь? Не слишком ли нелепо я выгляжу в твоих вещах, может, лучше надеть мое платье?

– Эм, тебе идет, только вот с джинсами вышла осечка.

– Не переживай, Фелис, у вас с дочкой Эллен один размер и вы примерно одного роста, она часто относит свои вещи в церковь для нуждающихся прихожан. Я спрошу, нет ли пары джинсов среди вещей, которые она собирается отдать.

– Спасибо, миссис Беннет.

– Хорошо тебе провести вечер. Только занимайтесь гитарой, а не поцелуями.

Мама смеется, а на щеках Фелисити вспыхивает румянец. Кивнув, она быстро уходит. Я же впиваюсь пальцами в сиденье стула, готовясь провалиться прямиком в ад из-за резкой вспышки ревности.

– Вернемся к вопросам, – мама говорит таким будничным тоном, будто только что и не шутила о целующихся Сойере и Фелис. – В каком году Авраам Линкольн отменил рабство?

Цифры крутятся в памяти, но я никак не могу собраться с мыслями. Черт возьми, я же прекрасно знаю ответ!

– Милая, это ведь совсем простой вопрос.

Тяжело вздохнув, я на секунду прикрываю глаза и откидываюсь на спинку стула.

– Не получается сосредоточиться. Слишком волнуюсь перед завтрашним днем. А еще я никак не могу набраться смелости, чтобы рассказать вам с папой, что я потеряла место капитана.

Моргнув, мама откладывает карточку.

– Почему ты боялась рассказать?

– Потому что папа при любой удобной возможности напоминает, сколько он заплатил за костюм. А ты часто рассказываешь, как была капитаном. Когда Бренда ушла из нашей команды, ты позвонила всем своим подругам, рассказывая, что дочка пошла по твоим стопам и скоро станет капитаном. Вы верили, что я могу добиться большего, а я облажалась.

Положив локти на стол, мама подается ближе. Ее губы трогает теплая улыбка, а глаза блестят то ли от слез, то ли от выпитого вина. Вероятнее всего, от второго.

– Твой папа ворчит всегда, и не важно, отдает он за твою форму четыреста долларов или четыре. Он вечно бубнит что-то себе под нос, но делает это без злобы. Ты же его знаешь. А подругам я о тебе рассказываю, потому что мне просто нравится говорить о тебе, Райли. Ты ведь моя дочь, пусть все знают, какая ты у меня. Да, я поспешила, сделав вывод, что тебя сделают капитаном. Не взяли, – она пожимает плечами, – да и черт с ними. Я горжусь тобой в любом случае. Мы с папой оба гордимся.

С моих плеч словно спадает тяжелый груз. Конечно, мама немного лукавит, потому что ей очень сильно хотелось видеть меня капитаном, но она ни за что не скажет об этом вслух, особенно когда я нахожусь в подавленном состоянии.

Подавшись вперед, я протягиваю руки, чтобы взять мамины ладони в свои.

– Спасибо.

– Это значит, что мне можно продолжать хвастаться тобою перед своими подругами?

– Только не при мне и без историй про мое детство, умоляю. Не хочу снова слушать о том, что я родилась со скатанным рыжим пухом на голове, а до моего шестилетия вы с папой думали, что я карлик, потому что слишком медленно росла.

Мне никогда не понять, как мама может умиляться таким вещам и рассказывать одни и те же истории снова и снова. Будь я ее подругой, то уже давно залезла бы в интернет и нажала кнопку «удалить из друзей Кору Беннет».

– Почему ты так не любишь, когда я рассказываю о твоем детстве? Мы с Сойером недавно вспоминали тот смешной случай, когда ты описалась, прыгая на батуте.

Ахнув, я накрываю рот ладонью.

– Зачем ты разблокировала ему это воспоминание?

– Он сам вспомнил. Зашел передать форму для выпечки, которую Скарлетт одолжила. Мы стояли на крыльце, разговорились о поступлении, а у дома напротив девочки прыгали на скакалке. Одна из них была в красных колготках, и Сойер тут же вспомнил тебя.

Это произошло на мой шестой день рождения. Папа арендовал батут в виде замка принцессы и купил мне корону. Прыгая, я была так счастлива, что готова была описаться. Что и сделала, буквально. До сих пор не понимаю, как можно было настолько расслабиться от счастья. Воспоминания о промокших насквозь красных колготках свежи до сих пор, словно это произошло вчера. С тех пор красный – мой самый нелюбимый цвет. И я рада, что в чирлидерской форме «Северных звезд» нет ни одной полоски этого цвета.

И как тут можно признаться Сойеру в любви, если он все еще помнит, как я обмочила колготки?

После разговора с мамой вспоминать ответы на вопросы становится гораздо легче. Собрав все карточки, я поднимаюсь наверх и тут же иду к окну, чтобы посмотреть обстановку в комнате Сойера. Свет выключен, значит, они с Фелис наверняка занимаются в гостиной. От этой мысли мне становится легче дышать.

В словах Ви есть смысл, нужно относиться к Фелисити осторожнее. Мне сложно злиться на нее, когда она смотрит на меня глазами олененка Бэмби и извиняется. Сложно злиться, когда я понимаю, что Фелис всю жизнь не могла одеваться так, как ей нравится, потому что отчим наряжал ее в одежду, отталкивающую сверстников любого пола. И вот она приезжает в Гамильтон, и на нее обращает внимание самый популярный парень в школе. У меня бы на ее месте тоже крышу снесло от восторга.