Текст книги "Нежный негодяй"

Глава 3

– Неблагодарный щенок! Шею бы ему свернул!

Под покровом сумерек, мягко опускающихся на Тосканию, Аристо заметил, что лицо хозяина горит от гнева. А когда заходящее солнце коснулось волос Данте, Аристо различил в них пряди серебра, единственное, что, кроме нескольких морщин у рта, указывало на приближение пятидесятого дня рождения. Принц нисколько не утратил своей энергии с того дня, когда Аристо впервые встретил его двадцать лет назад.

– Валенти? – спросил он, заранее зная ответ.

Данте бросил на слугу сердитый взгляд.

– А кто же еще? Если бы не он, я не таскался бы по всей Италии в поисках мужа для моей дочери! И особенно к Антонио Сарцано… – он посмотрел вперед, нахмурившись. – У меня были такие планы для него! Dio, душа страдает.

Аристо улыбнулся про себя, несмотря на то неудобство, которое причиняла ему верховая езда. Но для человека, которому он служит, Аристо прошел бы по раскаленным углям, не подав и вида.

– Кроме сына Сарцано, есть и другие подходящие молодые люди, Ваше Превосходительство, – заметил карлик, цепляясь за седло, когда его послушная лошадка споткнулась на выбоине.

Должно быть, подумал Аристо, с короткими, торчащими из-под плаща ногами, он выглядит, как большой жук, усевшийся на коня. Тем более сейчас, когда горб пригнул его к спине лошади.

Данте, всегда восприимчивый к состоянию слуги, испытующе взглянул на Аристо.

– Тебе удобно?

Это была их старая игра.

– Si.

Рот Данте скривился в усмешке.

– Оно и видно, – отозвался он. – Ты пройдешь муки ада, прежде чем признаешься, что тебе плохо, – и снова устремил взгляд на дорогу. – Конечно, есть и другие подходящие холостяки, но далеко не у всех настолько приятное лицо, как у Леона Сарцано. Для такой молодой женщины, как Джульетта, это очень важно.

Аристо только кивнул, держа свои мысли при себе. Джульетта ужасно избалована отцом. Не о внешности будущего мужа ей следует заботиться, а о том, насколько выгодным окажется брак для семьи Алессандро. И ей полезно было бы побыть до замужества в монастыре, хотя, разумеется, Данте не первый отец, воспитывающий дочь дома.

Да и кто бы мог обвинить il principe, думал карлик, ведь Джульетта такая живая и веселая девушка. Даже когда она ведет себя наилучшим образом, в ней чувствуется что-то дьявольское.

Чего доброго, еще довела бы добрых сестер в монастыре до пьянства или сама истосковалась бы по свободе, которую так ценила. Но во многих отношениях Джульетта такая несерьезная!

– Знаю, о чем ты думаешь, – нарушил его мысли Данте. – Что мать в ее возрасте была не такой.

– Не мне сравнивать, – ответил Аристо, однако признался себе, что мать Джульетты мало ценила внешность мужчин, даже в возрасте дочери. Каресса де Алессандро была первой, кто не обратил внимания на его уродство и непривлекательные черты. Она видела глубже и приняла Аристо наравне с другими людьми ее круга.

Госпожа Каресса дала ему шанс проявить доброту и благородство, и за это, да и за многое другое, он всегда будет любить ее.

– Карты Таро говорят, что Родриго скоро вернется.

Данте кисло посмотрел на него.

– Ты уже год так говоришь.

Аристо покачал головой.

– Я сердцем чувствую, что он или на пути домой, или…

– Или? – скептический взгляд сменился хмурым.

– Или уже здесь.

Данте отогнал муху от лица и вопросительно посмотрел на Аристо.

– Ты уверен, что твое сердце не болит от возраста? Может, самое время нанести визит Маддалене и посмотреть, в чем дело… хотя я не знаю, что хуже: то, что он намеренно задерживается во Франции, или то, что тайно вернулся.

– Утром я первым делом пойду туда, Ваше Превосходительство. Тогда вы будете знать, всерьез ли искать мужа для Моны Джульетты. Или ваши беды только начинаются.

* * *

Полностью пресыщенная Джульетта наслаждалась охватившей ее эйфорией: мужчина нес ее через лес на руках, а ей казалось, что она летит на облаке. Девушка даже не думала, куда ее несут… пока не оказалась на опушке леса напротив восточной стены замка Монтеверди. На нее нахлынула реальность.

Джульетта вдруг оказалась дома, в том самом месте, откуда бежала, а не в монастыре Санта-Лючия. Еще ужаснее, что она позволила незнакомцу такие вольности. Конечно, решила Джульетта, сама погубила свое замужество – безответственно отбросила добродетель в момент высшего экстаза.

Какое это имеет значение, усмехнулся сидящий в ней бесенок. Ты ведь шла в монастырь, помнишь? Бог не будет возражать против запачканной невесты. Как будто почувствовав ее нерешительность, мужчина спросил:

– Отнести к порогу?

Для девушки, охваченной раскаянием, слова прозвучали насмешкой, как будто ей напомнили – если он отнесет ее до самых ворот Монтеверди, то погубит репутацию окончательно. Ведь уже, наверное, полночь. Джульетта не имела понятия, как долго он нес ее на руках, словно какую-нибудь гулящую.

Дерзкая часть ее натуры хотела избавиться от этой мысли, как не имеющей значения. Ведь, скорее всего, она пострижется в монахини. Однако совесть решила иначе…

– Нет! – восклкнула Джульетта тихо, но выразительно.

Но так ли виновато и неуверенно прозвучал ее голос, как она себя чувствовала?

Прежде чем девушка смогла что-то добавить, он наклонился и легко коснулся ее губ. Тихо произнесенное «addio[15]15
  прощай (итал.)


[Закрыть]» улетело с ночным бризом. Поцелуй был не крепким, но уверенным. Кроме легкой грусти в нем было что-то еще… смесь почтительности и насмешки – так ей показалось. Но почтительность она сразу же отбросила как невозможное. Разве может мужчина уважать женщину, которая отдалась ему, даже не зная его имени? А он знает ее имя?

– Сюда, – он обнял девушку за плечи одной рукой и наклонился, чтобы поднять ее. – Позвольте…

– Нет, – повторила Джульетта, отстраняясь. И так уже провела в его объятиях слишком много времени. Меньше всего ей хотелось сейчас, чтобы он нес ее к главной башне. Если их кто-нибудь увидит, то уж точно разверзнется преисподняя.

Стараясь не замечать острой боли в ноге, Джульетта повернулась, вышла из-за деревьев и довольно неосторожно побежала к замку, молясь, чтобы мужчина не последовал за ней. В данный момент это беспокоило девушку больше всего.

Ковыляя вперед, она незаметно оглянулась через плечо, но различила только высокий силуэт на том месте, где оставила его. Может быть, это была просто тень.

На полпути Джульетта вспомнила о страже: два человека у входа в замок и, возможно, еще несколько в четырех башнях.

Она пошла медленнее, глядя на башню. Но, как ни напрягала зрение, никого не увидела. Слишком поздно и темно, но и назад не повернешь. Если две башни с этой стороны не охранялись раньше, рассуждала беглянка, то они не охраняются и сейчас.

Джульетта подошла к маленькой двери, через которую покинула замок… и резко остановилась при виде человека, стоящего прямо у нее на пути. Он появился, как показалось Джульетте, ниоткуда, будто из воздуха. Послышался звон шпаги, которую он вытащил из ножен.

– Кто идет?

Джульетта узнала голос Паоло, капитана стражи, и тут же ответила нежнейшим голоском, но с грустью.

– Это я, Джетта, – надеясь своим детским именем вызвать симпатию, а не порицание.

– Мона Джульетта? – Паоло явно удивился и шагнул к ней, вглядываясь в темноту.

– Si. Я ушиблась. Повредила ногу и чуть не утонула в реке, пытаясь промыть рану.

Паоло вложил шпагу в ножны и взял девушку за руку.

– Сейчас все в порядке? – участливо спросил он.

– Да, кроме ноги. Вы поможете мне добраться до главной башни?

Какое-то время он колебался, долг брал верх над участием.

– Si, но что вы здесь делаете? Одна, за пределами замка, ночью?

Джульетта ухитрилась шмыгнуть носом, надеясь, что это разжалобит его.

– Я… я разозлилась на отца, – тихо призналась она. – Он еще не нашел мне мужа, я, наверное, самая старая девица в Тоскании!… И мы поссорились.

Ей показалось, капитан кивнул, и Джульетта обрадовалась, что он не стал расспрашивать о таких личных делах.

– Пойдемте, – Паоло повел ее к двери. – Не следует вам убегать, – упрекнул он. – Это ничего не решит.

– Знаю, – ответила девушка с раскаянием в голосе, одновременно испытывая чувство вины за столь явное преувеличение. Но она в таком отчаянном положении. – Я не убегала, просто мне нужно было побыть одной.

– Вы могли бы найти много уединенных мест в пределах замка, – несвойственное ему красноречие (обычно Паоло был немногословен) само по себе сказало Джульетте, какой, по его мнению, серьезный проступок она совершила. Они подошли к обитой деревом двери.

– Знаю, – вздохнула девушка, – но мне хотелось на воздух… подальше от Монтеверди, – и повернулась, пытаясь увидеть выражение его лица.

– Ты не скажешь папе, правда?

Каресса рассказывала Джульетте, как однажды улестила Паоло, и тот позволил ей не подчиниться приказаниям принца в его отсутствие. Паоло был жестоко наказан, потому что Каресса необдуманно подвергла опасности собственную жизнь и жизни еще нескольких человек. Она объяснила Джульетте, чтобы та запомнила: если ты поступил неправильно, то только усугубляешь дело, втягивая в обман других, чтобы прикрыть его. И, что не менее важно, нельзя подвергать испытанию верность слуг, заставляя их выбирать.

Совесть кольнула Джульетту, когда она вспомнила рассказ матери, ведь Паоло высекли кнутом, а Каресса так раскаивалась, что упросила мужа позволить ей вымолить у Паоло прощение и затем ухаживать за его ранами.

– Паоло? – шепнула она в наступившей тишине.

– Пожалуйста!

Помолчав, тот ответил:

– Вашего отца сейчас нет, так что я не могу ему рассказать, верно? – он осторожно открыл дверь. – Интересно, почему это здесь не заперто?

– А потом?

Джульетта увидела его усмешку под тенью стального шлема.

– Я старею, Мона Джульетта. Не всегда все помню, как раньше. Но только в этот раз, – добавил он более сурово. – А если вас увидит еще кто-то, объясняйтесь сами, – капитан слегка подтолкнул девушку внутрь.

– Запритесь. И позвольте ноге отдохнуть, – тихо и твердо он закрыл за ней дверь.

* * *

Джульетта ушла, а Родриго еще долго смотрел на замок Монтеверди. Здесь, среди деревьев, его одолевали противоречивые чувства. Прячусь, как ночной вор, подумал он, горько скривив губы. Как мужчина, Родриго мог понять и простить Данте де Алессандро, его действия шесть лет назад, но жгучее чувство, что его предали, все еще не ушло.

И все же любовь к принцу пробивалась сквозь пласты застарелой обиды и негодования, полустертые теперь временем и мудростью.

Но ощущение осталось. Будь Родриго знатным от рождения, Данте никогда бы не отослал его. И хотя он знал, что обстоятельства – это только прихоть судьбы, а не вина принца, но все еще страдал.

И помнил день своего унижения перед Джульеттой, Бернардо и Никко, будто это произошло лишь вчера. Смерть Марио ди Корсини была несчастным случаем, не больше.

… очевидно, принц считает, что я не подхожу для брака.

Он ощущал и свою вину за то, что лишил Джульетту жениха, ведь когда она говорила об этом, боль в ее голосе была слишком явной. Почему? Сейчас ей уже семнадцать или восемнадцать… неподходящий возраст для незамужней девушки, особенно знатной. Увидев, что Джульетта не возвращается, Родриго направился в лес, к табору. Ничего страшного не случится, если девушка умолчит о своем пребывании в лесу. Он сохранил ее девственность, криво усмехнулся Родриго, чувствуя, как спадает напряжение внизу живота. Если бы он сделал то, на что имеет право только муж… ну, сейчас слишком поздно сожалеть. Произошедшего не вернешь. Самая большая ее проблема – объяснить рану на ноге и потерю…

Родриго метнулся к ручью. В накале страсти он забыл о ее туфлях, Джульетта тоже забыла.

Туфли стояли на бревне, где их оставили. Родриго осмотрел разрез на тонкой кожаной подошве. Даже в темноте было видно пятно крови. Должно быть, ей больно, он пожалел, что не может помочь унять эту боль, отвлечь девушку.

Пальцы машинально сжали туфельку. Он сунул их за пазуху, повернулся и ушел.

Молча обходя костры и тех немногих, кто еще не спал, Родриго приблизился к фургону Маддалены. Зачерпнув ладонью воды в ведре у ступенек, умылся. Ему все еще было жарко, и купание в ручье было бы более кстати, с сожалением признал он.

Родриго вытирал руки полотенцем, когда в проеме двери появилась бабушка.

– Алессандро прибьет твое сердце к стене замка, – предупредила она, – теперь ты будешь иметь дело с принцем Монтеверди, а не только с семьей Корсини.

Он спокойно встретил ее взгляд, скрыв удивление.

– Я не сделал больше того, чего она хотела сама.

– А если она обвинит тебя в изнасиловании, что ты будешь делать тогда, мой милый Родриго? Вернешься во Францию?

– Нет.

Ему следовало знать – утаить что-то от Маддалены невозможно. Репутация ведьмы чего-нибудь да стоит. У нее был Дар, а кроме того, она читала по картам и звездам со сверхъестественной точностью.

Маддалена отступила вглубь фургона, освещенного фонарем. Она хмурилась, голубые глаза внимательно изучали внука.

– Никто больше не отошлет меня.

Маддалена погрозила ему пальцем.

– Никто тебя не будет отсылать, просто вынудят спасаться бегством, если не будешь осторожен. Ты не только не внял призывам принца Монтеверди, но и упорно не идешь к нему. А теперь еще осмелился заигрывать с его дочерью, – она отвернулась к столику, на котором были разложены карты Таро. – Его любовь к тебе не безгранична.

– Но ведь ты учила меня, что любовь не знает границ. Или любовь принца – другое дело?

– Да! Я также учила тебя, что кровь – не вода, а ты не его крови.

Родриго почувствовал, как в нем поднимается ярость.

– Я не нуждаюсь в напоминаниях.

– Так ты пойдешь к нему?

Родриго не ответил.

– Тебе придется отвечать за последствия, – бросила Маддалена через плечо. – И не только это, внук. Его дочь разобьет твое нежное цыганское сердце.

– Я ничего ей не сделал, – упорствовал он, не обращая внимания на последние слова. – Шла в Санта-Лючию, так она сказала. Я наткнулся на нее после того, как Пьеро начал показывать фокусы с Лили. Порезала ногу, я ей помог и доставил в Монтеверди.

– Внук, твое лицо все еще горит. Тело напряжено от неудовлетворенного желания… ты думаешь, я не вижу таких вещей?

Нет, конечно, он так не думал. Наоборот.

– Ничего не случилось.

Маддалена повернулась к нему. В свете фонаря блеснули серебряные пряди распущенных волос. Казалось, она нарочно не дает ему взглянуть на карты Таро, не подпускает к столику.

Она, безусловно, знает, что внук не верит в такую чепуху. Скорее уж признает ее ясновидящей, он сам иногда проявлял такие способности, хотя и в меньшей степени. Но не карты.

– Так девчонка хотела убежать в монастырь, – размышляла Маддалена. – Не удивительно, что она была как глина в твоих руках.

Заметно волнуясь, Родриго взъерошил волосы.

– Ты так говоришь, словно у меня вошло в привычку соблазнять невинных, – их глаза встретились. – Может, еще скажешь, что я убил сына Корсини, Маддалена? Если ты провидица, то определенно знаешь, что это был несчастный случай, – не дожидаясь ответа, Родриго продолжил. – Все время, что я был во Франции, я учился своему ремеслу: оттачивал искусство владения копьем и шпагой.

Маддалена подняла брови.

– О каком копье ты говоришь, внук? – тихо спросила она, бросая на него многозначительный взгляд.

Они снова посмотрели друг другу в глаза.

– О том, которым я пользуюсь, принимая участие во всевозможных турнирах, и пользуюсь успешно. Я о многом думал в последние годы… Знатные люди беззаботно забавляются с женщинами более низкого происхождения, но у меня, уверяю тебя, нет намерений плодить ублюдков по всей Тоскании, – Родриго усмехнулся. – У меня достаточно денег в парижских банках, чтобы убедительно доказать любому сомневающемуся, как именно я проводил время во Франции. Построить тебе виллу, бабушка? Или ты будешь до последнего кочевать по стране в этом тесном фургоне?

Маддалена опустилась на деревянную кровать, подвешенную на цепях к стене. Иногда та служила и столом, и стулом.

– Построишь себе дом, большую виллу, как ты сказал… возможно, если помиришься с принцем, – при этих словах она нахмурилась. – И если встреча с Джульеттой де Алессандро не будет иметь последствий.

Возможно, бабушка права. Пора встретиться с Данте. И будет лучше, не говоря уж – правильнее, пойти к нему самому, а не вынуждать принца искать его.

– Очень хорошо, – тихо сказал Родриго, думая о том, что сейчас делает Джульетта. – Утром я пошлю ему письмо.

* * *

Джульетта лежала в постели с открытыми глазами. Нога болела, несомненно, от того, что она шла пешком, а потом еще незаметно пробиралась через башню.

Девушка села.

Аристо. Он знает алхимию, надо попросить у него что-нибудь, чтобы облегчить боль и уснуть.

Тихое посапывание сказало ей, что молоденькая горничная Лиза крепко спит. Хорошо. Лиза ей не нужна, а то будет настаивать, чтобы самой выполнить поручение. Ее охватило какое-то странное беспокойство, нужно что-то делать, но что именно – она не была уверена. Джульетта протянула руку к спинке кровати, взяла платье и натянула его через голову. Но когда встала, боль в ноге усилилась. Решительно сжав зубы, Джульетта заковыляла к двери. Прохладный пол террасы остудил горячую, опухшую ногу. Отец, должно быть, уже вернулся, и карлик с ним, ведь Аристо редко бывал далеко от Данте. Джульетте показалось, что вскоре после того, как она легла, во дворе ржали лошади. А судя по тому, сколько времени она металась в постели, уже далеко за полночь – слишком поздно для обычных хождений.

В коридоре было прохладно и темно. Пробираясь к северо-восточной башне, Джульетта размышляла, что сказать карлику о ране, не выдавая своего побега в монастырь. Он очень хитрый, и мало что в замке проходит мимо его глаз и ушей.

Она приблизилась к башне и остановилась, чтобы заглянуть за угол. Комнаты слуг были на восточной стороне, около часовни. Поблизости никого не было. Прижимаясь к стене, девушка свернула за угол. Вдоль стены равномерно размещались факелы. И каждый раз, когда она проходила мимо одного из них, на противоположной стене мелькала ее тень. Подол платья слегка колебался от гуляющих по коридору сквозняков. Едкий запах горящего масла щипал ноздри.

Джульетта взглянула на открытую дверь часовни, мимо которой проходила, и в нерешительности остановилась. В часовне было несколько окон, выходящих на внешнюю, восточную стену.

Забыв о больной ноге, Джульетта вошла в часовню. Забыла она и об Аристо, и об объяснении, которое должна ему дать.

Тело отзывалось на мысли о человеке, доставившем ей наслаждение. Воспоминание о его губах, горячих прикосновениях к ее плоти вызвали жаркую волну в животе. Эта волна распространялась все ниже, разжигая угасшие было желания.

В слабом свете свечей Джульетта в отчаянии огляделась. Она должна еще раз увидеть его, хотя бы то место, где они расстались. Как будто этот мужчина околдовал ее, будто притягивал к себе через толстые стены замка.

Если бы не так болела нога, девушка в этот же миг с легкостью покинула бы замок и помчалась через ночь, чтобы снова увидеть его, пусть только из своего убежища у дуба.

Возле двери часовни Джульетта увидела стул. Посмотрела на два окна вверху, прикинула расстояние между ними и полом. Стул слишком низок, огорченно решила девушка. И стекло такое закопченное, что через него ничего не увидишь, глупышка, напомнил ей язвительный голос. Может быть, можно увидеть с башни?

Она прижалась щекой к шершавой побеленной стене, прохладной и успокаивающей. Огорчение постепенно проходило. Конечно. И даже если ее увидит стражник, можно сослаться на бессонницу и заявить, что ей нужно подышать свежим воздухом.

Джульетта оттолкнулась от стены, забыв свои первоначальные намерения, даже когда нога болью ответила на поспешные движения. Прохромала через часовню, не замечая запаха ладана и свечного воска, безмятежной тишины зала и утешающего вида алтаря с сияющими свечами, ее тянула какая-то могучая, невидимая сила.

«Что со мной?» – пульсировала в голове единственная мысль, когда Джульетта пошла к двери. Обогнула угол, порыв прохладного воздуха освежил лицо. И тут с кем-то столкнулась… Ощутился запах розовой воды, чьи-то крепкие руки не дали упасть.

– Мона Джульетта? Это вы? – в полумраке на нее щурился Аристо.

– Si, – смиренно ответила девушка.

Планы были расстроены.

– Что вы здесь делаете, madonna?

– О, я искала тебя, maestro, – бойко солгала девушка.

Обсидиановые[16]16
  серо-черного цвета


[Закрыть] глаза карлика сузились.

– Меня? В часовне?

Все знали, что Аристо не религиозен. Духовен, как сказал однажды ее отец, но не религиозен. Он слишком пострадал от рук покойного епископа Флоренции, которого, в конце концов, убил почти двадцать лет назад. И с тех пор больше не входил в часовню. Не замечая глубокого смысла его простых слов, Джульетта добавила:

– Я шла к тебе, потому что поранила ногу. И мне… показалось, что я услышала запах роз.

– Понятно, – карлик кивнул, будто причина была убедительной, как, впрочем, и оказалось бы в обычных обстоятельствах.

– Вы можете ступать на нее?

– Я вполне могу идти. Но я порезала ногу о камень, и она так болит, что не могу уснуть, – ей удалось выжать слезу.

Так Джульетта и стояла, опустив ресницы, слезинка повисла на них и упала, как капля дождя.

Аристо, она это хорошо знала, не выносил слез, особенно ее и Карессы.

Карлик посмотрел на ее босые ноги, поднял глаза и вздохнул.

– Хорошо, идемте. Я посмотрю. А вы расскажете мне, как вы тут проказничали, пока не было Его Превосходительства.

Аристо взял ее руку и положил, на свой согнутый локоть. И хотя она верила в эффективность своих слез, Джульетте показалось, что пружины хитрой ловушки захлопнулись.

– Идемте, – повторил карлик и повел ее по коридору к своей комнате.