Текст книги "Дьявол по имени Любовь"

Глава 1

Я встретила Дьявола в тот самый день, когда меня уволили из библиотеки. Теперь, правда, мне следует называть его Мефисто, потому что мы в нашей дружбе дошли до той стадии, когда люди называют друг друга по имени. Вероятно, он и не сам дьявол во плоти, но уверяет меня, что в иерархии нечистой силы занимает далеко не последнее место. Верю ли я ему? Говорит ли Дьявол правду? Не знаю, но скоро во всем разберусь.

Был декабрь, пятница, сырой, промозглый день, и наступила моя очередь дежурить на выдаче книг. Компьютер как раз выкинул одну из своих мрачных штучек – притворился, что никогда прежде не видел кода, а очередь читателей, пришедших за книгами, проявляла все большее нетерпение. Они толкались, стараясь, однако, не соприкасаться с теснившими их покупателями в мокрой одежде, которые зашли сюда, чтобы укрыться от дождя.

Несколько модно и дорого одетых женщин протискивались сквозь толпу, отряхивая зонты и осматриваясь с выражением такого удивления, будто впервые попали в библиотеку. Возможно, так оно и было: в их мысленном представлении о Гилдфорде, на их, если можно так выразиться, встроенной в мозг карте между модными салонами Лоры Эшли и Джэгера, вероятно, было белое пятно.

Они сгруппировались у моего письменного стола, проверяя по спискам покупок к Рождеству, насколько продвинулись на этом пути, и сравнивая свои приобретения. В поле зрения женщин, которые хотят иметь немного больше и немного лучше, чем другие, оказывались ярлычки модельеров – Гуччи, Армани, Шанель, Лапиник.

Я с завистью наблюдала за ними. Мне страстно хотелось «немного больше», но никто не собирался подарить мне флакон духов «Лапиник» на это Рождество. Эндрю, как и всегда, вручил мне книгу, а я попыталась скрыть разочарование, увидев, что он собирается уходить. Если бы я набралась храбрости пригласить его на рождественский обед, возможно, это стало бы как раз тем толчком, который сдвинул бы наши платонические отношения с мертвой точки.

И какую роль мог сыграть в моей жизни флакон «Лапиник»? Это, конечно, значило бы много больше, чем просто приятный запах.

– Вероятно, духи пахнут кошачьей мочой, – бормотала я, яростно терзая клавиатуру упрямого компьютера.

– Прошу прощения!

Ухоженная дама с удивленным видом протягивала мне выбранную книгу.

– Ничего, ничего.

Я посмотрела на обложку – «Брак, заключенный на небесах». Под золочеными тиснеными буквами заглавия невероятно красивый мужчина с пылающими страстью глазами обнимал вялую и томную блондинку на фоне тропического пляжа.

Заинтригованная, я воззрилась на женщину. Неужели люди и правда получают удовольствие, читая подобную чушь?

– Это продолжение «Романа грез», – объяснила она, истолковав мое любопытство как признак интереса к книге. – В конце они собирались пожениться, но ее похитили бандиты, и Брет – это он изображен на обложке – поклялся, что дойдет хоть до края земли, но не успокоится, пока не найдет ее.

– Похоже, они встретились снова. – Я указала на картинку.

– Да, – затараторила она. – И я до смерти хочу узнать, как это случилось. – Она легонько дотронулась наманикюренным ноготком до обложки и одарила меня жеманной улыбкой: – Вам не кажется, что он восхитителен?

Я изобразила улыбку:

– Недурен, если только вам может понравиться мужчина, у которого из левого уха растет пальма.

– А я и не заметила. – Она уставилась на иллюстрацию. – Вероятно, мне следует написать издателям и указать на ошибку.

Дама запихнула Брета в свою хозяйственную сумку и нежно похлопала по книжке.

– Иногда таким образом можно выиграть приз. Глупая корова. Я переключила внимание на следующего посетителя, симпатичного мужчину с охапкой книг. Когда я увидела их заглавия, улыбка на моем лице застыла: «Написано кровью», «Антология подлинных преступлений на почве любви», «Счет телам», «Мрачная история того, кто выжил», «Я вышла замуж за убийцу», «Еще десять серийных убийц нашего времени».

Почему теперь никто не читает настоящие книги? Книги, написанные настоящими писателями, с настоящими сюжетами? Если бы вы захотели найти сегодня что-нибудь из классической литературы, вам пришлось бы пробираться между полками, забитыми сагами о сексе, таинственными историями убийств и историческими романами, а также целыми секциями шкафов с биографиями знаменитых актеров.

Конечно, время от времени каждый может насладиться легким чтивом – даже я иногда сижу, положив ноги на стол, с романом Джилли Купер в руке, или принимаю ванну в компании с последним творением Джеки Коллинз. Но в этой библиотеке нет даже полного собрания сочинений Диккенса. А что касается Джейн Остин, то нас всех застал врасплох неожиданный успех телевизионной экранизации ее «Гордости и предубеждения», и единственный драгоценный заначенный сотрудниками экземпляр каким-то образом исчез, пока его передавали для прочтения из одного отдела в другой.

Компьютер «подал голос» и сообщил мне, что следующий читатель держит давно просроченную книгу – экземпляр «Анатомии для начинающих». Я принялась объяснять правила библиотеки, но меня прервали похлопыванием по плечу. Это был директор.

– Хариэт, не зайдете ли ко мне в кабинет ненадолго, на пару слов?

Я оставила доктора Криппена в обществе юнца, с энтузиазмом постукивавшего по книге, и последовала за директором наверх, в его мрачный кабинет.

– Мы предвидим, что нам снова значительно урежут финансирование, – сообщил он мне, закрывая за мной дверь. – Придется приложить серьезные усилия и… гм… упорядочить наши структуры. Мы приняли решение отдать предпочтение более популярным тематическим отделам, закрыв менее популярные. Например, мы намерены расширить отдел «Живи и учись», обратив особое внимание на аудиовизуальный материал. Необходимо приспосабливаться к нуждам сегодняшнего дня. Мы должны изменить имидж. Придется избавиться от многих старых книг и сделать библиотеку более доступной для молодежи.

– А почему бы заодно не избавиться от книг вообще? – пробормотала я. – Почему бы не крутить весь день поп-музыку на системах «Панасоник» и не получить лицензию на продажу спиртных напитков? Можно было бы ввести круглосуточное обслуживание посетителей, и они платили бы хорошие деньги за доступ сюда ночью. В этом случае вы разрешили бы проблемы финансирования.

Он ответил мне смущенным взглядом.

– Анетт Бэйкер очень хочет заведовать этим новым отделом…

– Это прекрасно, – перебила я его. – Я не могу представить, как дают советы пятнадцатилетним балбесам по поводу лучшего пособия по эвтаназии. Я предпочту… – И тут мой голос пресекся – я поняла, зачем меня вызвали в этот кабинет. Цель беседы внезапно забрезжила в моем смятенном сознании.

Заметив, что я догадалась о его намерениях, он воспользовался ситуацией и приступил к делу без обиняков, прямо, торопясь избавить себя от тягостной обязанности, чтобы отправиться домой и провести уик-энд со спокойной совестью и сознанием выполненного долга.

– Мне так жаль, – закончил он свою речь, делая смущенный жест и пытаясь успокоить меня дружеским похлопыванием по руке.

Я отпрянула, повернулась и неуклюже выбежала из комнаты. По щекам моим катились слезы. Казалось, все смотрят на меня. Стараясь скрыть лицо, я проталкивалась сквозь толпу на лестничной площадке и взбежала по ступенькам, ни разу не остановившись перевести дух, пока не добралась до своего святилища на верхней галерее.

– Мещане, – шептала я, задыхаясь и сжимая руками перила балюстрады. Мои очки для чтения мотались на цепочке и бились о металлические перила, пока я пыталась совладать с новым потоком злых слез. Кое-кто из посетителей поглядывал на меня. Женщина средних лет в полном смятении чувств – нелепое и смешное зрелище.

Набрав воздуха и сделав глубокий вдох, я вытерла глаза и оглядела сверху королевство, которое мне больше не принадлежало. Мои верные подданные послушно выстроились на полках, не ведая ни о том, что их королеву свергли с престола, ни о том, каким испытаниям их подвергнут при новом режиме. Мои любимые книги – мои друзья. Сколько одиноких ночей я провела в их обществе, убегая к ним, в мир, где подлинные ценности существовали, где добродетель вознаграждалась, где неказистая героиня всегда торжествовала победу над фривольными красотками, обретая любовь мужчины, сумевшего оценить ее редкие достоинства.

«Если бы только это было возможно в реальной жизни», – подумала я. Но теперь слишком поздно. Могут ли скрытые достоинства искупить неизбежное старение? Меня сослали в самый темный угол библиотеки вместе со старыми пыльными книгами, туда, где валялся всевозможный хлам, для того чтобы освободить место для новых Книг в глянцевой, хоть и мягкой обложке, победно возвещавших о новом, хоть и поверхностном культе юности. Голова моя кружилась: я подалась вперед, чтобы видеть фигуры, бродившие внизу, среди книжных полок. Будь балкон повыше, сделать это было бы много легче – всего-то легкий толчок, и моя никчемная неудавшаяся жизнь закончилась бы.

Потом я увидела ее. Она выходила из помещения архива с охапкой газет в руках, одетая, как обычно, в вызывающе короткий костюм с подкладными плечами. Ее бедра дерзко покачивались, когда она победно гарцевала, пересекая зал, и двигалась с легкостью и самоуверенностыо тех, кто не привык ни к чему прилагать ни малейшего усилия.

Мисс Анетт Бэйкер. Ослепительная юная надежда Библиотечной службы графства Сарри. Со списком лестных характеристик длиной в локоть, убийственно прекрасная и, что хуже всего, пользовавшаяся популярностью у других сотрудников библиотеки. Ходили слухи о том, что она спит с директором, и, возможно, это было единственной формой реализации ее концепции того, как надо «жить и учиться». Я могла бы кое-чему научить эту выскочку, эту маленькую потаскушку.

Она положила газеты на стол и снова направилась в архив. Путь ее проходил прямо под балконом. Я схватила первый же том из груды непомерно огромных энциклопедий, наваленных на соседнем столе и, примериваясь, взвесила его на руке. От А до Б. Он был тяжелым, но, возможно, для полной уверенности следовало добавить к нему еще один, включавший все статьи от Е до Н? Я показала бы им, на что годны эти «старые пыльные фолианты», которые никто не брал в руки. Я представляла, какие услышу вопли, когда она рухнет на пол, сраженная тем самым оружием, которое стремилась уничтожить.

И все же я положила том на стол. Все сразу поймут, что это сделала я. А мне вдруг очень захотелось жить. В этот день я не собиралась продолжать работу. Поэтому спустилась по лестнице, задержавшись только у шкафчика с канцелярскими принадлежностями, чтобы взять оттуда огромный флакон с клеем. В комнате, где держали свои вещи сотрудники, я вылила содержимое этого флакона в модную кожаную сумку Анетт Бэйкер, взяла свое пальто и отправилась домой.

Войдя в квартиру, я оказалась в уединении своей частной жизни: на коврике у двери меня ожидали счет за газ и два циркуляра, а также мешок с мусором, который я забыла выставить за дверь. На автоответчике не было никаких сообщений, и он взирал на меня с молчаливым укором, поскольку я не обеспечила его постоянной работой. Мой стол был в своем обычном состоянии: то есть напоминал сцену недавнего взрыва в книжной лавке. Засунув счет за газ в узкую щель между томами Теккерея и Троллопа, я начала искать чистую кофейную чашку.

Приготовление кофе у меня было отлажено. Я занималась этим на автопилоте, с полузакрытыми глазами, чтобы не огорчать себя неприглядным видом грязных тарелок в мойке, перетершегося шнура электрического чайника и, что было самым неприятным, комплекта для приготовления фондю[1]1
  Французское блюдо из расплавленного сыра, масла и белого вина. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] – символа презираемого мной общества, к которому я жаждала принадлежать. Этим нежеланным и ненужным подарком я ни разу не воспользовалась и все же не могла заставить себя выбросить его.

Я плеснула в кофе изрядную порцию виски и уселась на подоконнике в неудобной позе. Мне не удавалось расслабиться, потому что в комнате было адски холодно. Но все же я взяла первый барьер – вошла в эту квартиру и осталась в ней. Иногда я сидела здесь, не снимая пальто и шарфа и чувствуя себя в собственном доме как взломщик, как чужак, вторгшийся в него, чтобы посмотреть на чье-то одинокое и бесплодное существование. Обычно я не могла заставить себя вернуться к жизни, пока не брала со стола книгу и не начинала читать.

Но в этот вечер мне не хотелось даже смотреть на книги. Я тупо уставилась в окно на мигающие огоньки Гилдфорда – считалось, что этот вид компенсирует непомерную плату за квартиру. Я предпочла бы забыть об этой непомерной плате. Как долго еще я могла позволить себе оставаться здесь?

Дело было не только в деньгах – я любила свою работу. Это место оставалось бы за мной, пока я не решила бы выйти на пенсию, если бы на моем пути не появилось препятствие в лице мисс Анетт Бэйкер и если бы директор руководил библиотекой, пользуясь мозгами, а не причинным местом.

Секс. В этом была проблема. Мощное тайное оружие в мучительной борьбе, раздиравшей человечество и делившей его на победителей и проигравших, в борьбе, где решался вопрос о том, «иметь или не иметь». Разве у меня, пятидесятилетней женщины с ноющими руками и ногами и варикозными венами, был хоть один шанс? Я не только была лишена возможности участвовать в игре, мне приходилось наблюдать за ней со стороны, и это постоянно напоминало мне о том, чего я лишена. Куда бы я ни бросила взгляд – в книгах, фильмах, в телепрограммах и даже в рекламном хламе, который оставляли у меня под дверью, – все это служило напоминанием, и от него не было спасения. «Этим занимались все». Кажется, все, кроме меня. Я – неудачница, печальное и не приспособленное к жизни существо человеческой породы.

В моих ли силах совладать с этим? Считается, что женщины пятидесяти лет не способны испытывать физическое желание – это непристойно, это позорная тайна, весьма сложный вопрос, проблема, о которой лучше умалчивать, которую лучше спрятать подальше, под ковер. Интересно, что подумал почтальон о небольшом пакете, полученном мной на прошлой неделе? Решил, что это коробка шоколадных конфет от родственника? Или новый фен для сушки волос? Догадывался ли он, задумчиво потряхивая коробку и ощупывая ее – что там внутри? Подозревал ли почтальон, вручая мне коробку с заговорщической улыбкой, что в ней новейшая модель ультраскоростного вибратора типа «Кинг-Донг» с особой текстурой, позволяющего кончать почти так же, как это происходит при естественном завершении акта?

Никто никогда не признается в пристрастии к мастурбации, а уж тем более женщина моего возраста. Но почему я должна стыдиться этого? Это лучше, чем ничего, и, безусловно, лучше, насколько я припоминаю, тех робких прикосновений, которые я испытывала в юности. У меня был всего один опыт сексуальных отношений: давным-давно, когда мне безумно хотелось узнать, на что это похоже. И вот однажды ночью после вечеринки, когда училась в шестом классе, я рискнула сделать попытку в фургончике Барри Томпсона. Это краткое и ничем не вознагражденное соитие оставило меня в недоумении: из-за чего столько шума? Проведя добрую часть месяца в страхе, придут ли месячные, я поклялась никогда больше не делать этого, пока не выйду замуж.

Увы, такого шанса мне не представилось.

Я считала, что виной тому – моя непривлекательность, вернее, отсутствие привлекательности. Даже теперь это слабое утешение для меня, хотя я всегда убеждала себя, что внешность еще не все. В ту пору, когда я была толстой и несоблазнительной девочкой-подростком, такие мысли еще не посещали меня. А между тем все было вполне очевидно, поскольку Барри Томпсон лишил меня девственности, чтобы выиграть пари. Вместо того чтобы сконцентрировать внимание на чем-то другом, например на карьере, или развить уверенность в себе – а это в корне изменило бы мою жизнь, – я заперлась со своими книгами и ждала чудесного превращения. Я верила, что однажды наступит день, когда я расцвету и стану прелестной молодой женщиной. И тогда начнется моя настоящая жизнь.

Школьные друзья и подруги рассеялись – кое-кто экспериментировал со свободной любовью, чтобы потом вступить в брак с прежними однокашниками. Я же поступила в местную библиотеку и занялась неблагодарной работой в надежде на то, что она займет мое время и мысли до тех пор, пока не появится мой рыцарь на белом коне. В конце концов, в какой-то момент моей жизни, когда мне было около тридцати, я пробудилась и поняла, что бесплодно растратила юность в ожидании чего-то, чему не суждено свершиться. Теперь препятствием к счастью была уже не внешность, а возраст. Все порядочные мужчины, способные заглянуть за неприглядный фасад и оценить душу, уже оказались захваченными другими женщинами.

Объятая паникой, я начала серьезно охотиться за мужчинами. При этом мои запросы все время снижались. Я мечтала уже не о рыцаре, а хотя бы об оруженосце, потом о простом фермере и, наконец, была готова отдать себя любому, кто пожелал бы меня. Но я спохватилась слишком поздно. И свободными оставались или такие же неудачники, как я, не желающие видеть в женщине отражение своей несостоятельности, или те, кто делал карьеру и деньги, а поэтому теперь достиг столь значительных успехов, что мог уверенно претендовать на совершенную во всех отношениях женщину.

Почему же никто не пожелал меня? Годы шли, я теряла надежду, а мои биологические часы показывали, что убывают силы. И мне пришлось примириться с мыслью, что я проиграла в жизни по всем статьям. У меня никогда не будет мужа, детей, семейной жизни, своего дома, чувства уверенности и безопасности, а главное – со мной рядом никогда не будет близкого человека, когда я совсем состарюсь.

Я боялась менопаузы, приливов, усыхания своего тела – жестокого и естественного подтверждения того, что я утратила способность производить себе подобных. Теперь я мечтала только покончить со всем этим, ибо устала от ежемесячного напоминания о том, что цель, для которой создала меня природа, так и осталась недостигнутой.

Что же я получила вместо этого? Ничего. А теперь потеряла и работу.

В этом случае виски было бы более чем уместным. Я хотела напиться – так, как никогда еще не напивалась. У меня была для этого серьезная причина. Разве не так? Разве это не было традиционным утешением безработных?

Я перестала притворяться, что пью кофе, и направилась в кухню за стаканом, когда вдруг зазвонил телефон. Автоответчик возбужденно завибрировал, и у меня не хватило духу разочаровать его. Я слушала, стоя в дверях, как он пробуждался к жизни, готовясь принять и передать сообщение.

– Хариэт, ты дома? Я звонила в библиотеку, и мне сказали, что ты заболела и ушла домой. С тобой все в порядке?

Салли. Моя лучшая и теперь единственная подруга. Прежде были и другие, но они всегда исчезали, потеряв надежду на взаимность. Как я могла им объяснить, что страх быть отвергнутой удерживает меня и не дает возможности общаться с ними? Что я защищаю себя от неминуемого краха дружбы или даже знакомства?

Салли была слишком занята тем, чтобы организовать жизнь других людей. Поэтому ей некогда было тратить время на раздумья о том, что ее отвергнут. Сегодня, как и обычно, она звонила мне, желая удостовериться, что я не выбросилась из окна или не выкинула какой-нибудь другой глупости за те несколько дней, которые мы не виделись.

– Хариэт?

Голос Салли напоминал кудахтанье квочки, собирающей своих цыплят. Она знает, что я дома, здесь, и не позволит мне притворяться и делать вид, будто меня нет. Вероятно, Салли готова к одной из тех долгих бесед, когда отчитывает меня, укоряет за образ жизни и привычку пить, а потом предлагает какой-нибудь дельный и здравый совет. Почему я не выхожу из дома чаще и не встречаюсь с людьми? Почему бы мне не начать посещать какой-нибудь клуб?

Какой-нибудь клуб? Да, она, конечно же, шутит. Иногда, чтобы досадить ей, я прямо-таки наслаждаюсь своим одиночеством, купаюсь в нем.

– Хариэт, ты дома? Я хочу напомнить тебе, что сегодня у меня вечеринка.

Я и правда забыла о ней. Но ведь я сказала Салли, что не пойду. Она знает, что я ненавижу всякие сборища с жеманными флиртующими парами и испорченными высокомерными юнцами. Одинокие женщины среднего возраста располагают к себе не больше, чем гремучая змея, встреченная на прогулке или во время купания. У Салли есть Данкен, идеальный муж. Она и не представляет, что значит быть одной и в том возрасте, когда на свидания уже не приглашают.

И вдруг у меня мелькнула мысль: а вдруг этот вечер – именно то, что мне надо при моем сегодняшнем настроении? Ведь куда приятнее надраться в компании, чем в одиночестве. А возможно, там будет и Эндрю.

– Салли? – сказала я, взяв наконец трубку.

– В чем дело, Хариэт?

– Ни в чем, – бросила я. Почему, черт возьми, она всегда спрашивает одно и то же? – Ничего особенного не случилось. Просто я оказалась лишней и получила досрочную отставку. Выход на пенсию раньше времени – так они это называют.

– О Хариэт!..

Я легко представила себе, что ее лицо, как это часто случалось, выразило глубокое сострадание.

– И что ты собираешься делать?

Я уже знала, что долго ждать совета мне не придется. Поэтому положила трубку и взяла на кухне стакан. Когда я вернулась, Салли уже бубнила что-то об объявлениях с предложениями работы и курсах переподготовки. Я налила в стакан добрую порцию виски и начала считать линии на книжной полке, образуемые фактурой дерева. Целых пятнадцать минут Салли давала мне хорошие, основательные советы, но каждое слово я пропускала мимо ушей, кроме последней реплики: подруга рекомендовала мне хорошенько глотнуть, а за следующим глотком прийти к ней домой.