Текст книги "Рыцари"

ГЛАВА 8

Если бы Кенбрук не сидел на стуле, он, вероятно, не удержался бы на ногах при виде прекрасного обнаженного тела Глорианы. В этот момент вся жизнь пронеслась у него перед глазами, будто разноцветные картинки в ярмарочном балагане. Глориана молча стояла перед ним.

Он неразборчиво пробормотал какую-то бессмысленную фразу, потом нагнулся, поднял с пола тонкую ночную сорочку, которую по просьбе Глорианы сам сорвал с нее и кинул ее Глориане.

– Оденься, – приказал он хрипло. Глориана прижала сорочку к груди, глядя на Дэйна полными непонимания и обиды глазами. Он встал и повернулся к ней спиной.

– Что случилось? – спросила Глориана. Дэйн подошел к корзинкам с провизией, достал большой кувшин с вином и валил себе выпить. У напитка был какой-то странный привкус, хотя вино и должно было показаться безвкусным по сравнению с тем, что он пробовал во Франции и Италии.

– Я передумал, – сказал он, оборачиваясь к ней, держа в руках чашу с вином.

Это было самое обидное из всех его заявлений.

Яркий румянец залил ее побледневшее лицо.

– Если ты хотел унизить меня, – сказала Глориана, – то тебе это удалось.

Кенбрук выпил глоток вина, нахмурился и отставил кубок.

– Сейчас мне ничего так не хочется, как только уложить тебя в постель и сделать своей – отныне и навсегда. Но сейчас не самый удачный момент для этого, поэтому я попытаюсь сдерживать свои животные страсти, покуда на это хватит моих сил.

Ее прекрасные сверкающие глаза расширились от удивления.

– Я не понимаю.

– Уверен в этом, – ответил Кенбрук, – и не виню тебя. Я и сам только что сделал это открытие. Хотя подозреваю, что мысль о тебе сидела у меня в голове с тех пор, как я вновь вернулся в Хэдлей и увидел тебя во всем блеске твоей юной, только что раскрывшей свои лепестки женственности.

Глориана молча смотрела на Дэйна, не зная, как расценивать его слова. При виде обиды в ее глазах у него заныло сердце. Дэйн шагнул к ней, желая утешить и все объяснить, но вдруг споткнулся. До того ясный взор затуманился, он ничего не видел перед собой, в глазах плясали разноцветные круги. Наверное, подумал он, рана была куда серьезнее, чем казалось. Дрожащей рукой он притронулся к затылку. Сделав еще один шаг, Дэйн покачнулся и упал, и тьма поглотила его сознание.

Глориана в ужасе глядела, как Кенбрук во весь рост растянулся на деревянном полу. Прежде чем она успела сообразить, что делать, Глориана уже стояла перед ним на коленях. Она позвала его, но Дэйн лишь простонал в ответ, не открывая глаз.

Запаниковав, Глориана вновь позвала его, встряхнула за плечи, но он не произнес ни слова. Глориана вскочила, принесла воды и протерла ему лоб, но Дэйн даже не пошевелился. Наконец, отчаявшись привести его в сознание, Глориана попыталась приподнять его, чтобы дотащить до кровати, но он был таким тяжелым, что ей не удалось даже сдвинуть его с места.

Слезы брызнули у нее из глаз, Глориана кинулась к постели за подушкой и одеялом.

– Дэйн! – воскликнула она, слегка похлопывая его по щекам.

Он тихонько вздохнул.

Со стороны двери послышался слабый шум, и Глориана поняла, что это вернулся Гарет и что он вот-вот войдет. Она бросилась за занавес и поспешила натянуть простое коричневое платье, не позаботившись о том, чтобы надеть рубашку.

– Гарет, быстрее! – крикнула она. – С Дэйном что-то случилось!

Щелкнул замок, дверь отворилась, и вошли двое людей Гарета. Они встревоженно посмотрели по сторонам, очевидно, ожидая какого-то подвоха. Увидев Кенбрука, лежащего на полу без сознания, один из них удовлетворенно хмыкнул.

– Все в порядке, ваша милость, – крикнул он через плечо. – Трюк удался, лорд Кенбрук прилег немного отдохнуть.

Глориана стояла рядом с Дэйном, сжав кулаки и едва не задыхаясь от ярости. Конечно же, дело было в вине, подумала Глориана. Она вспомнила, что Кенбрук пил его перед тем, как потерять сознание. В тот кувшин было всыпано снотворное. Это было сделано с расчетом усыпить ее мужа, чтобы они могли без боязни войти в их темницу.

Гарет вошел в комнату вслед за двумя громилами, которые не спускали глаз с Кенбрука, хотя тот и был без сознания. Увидев выражение лица Глорианы и правильно истолковав его, Гарет поднял руку, предотвращая ее попытки заговорить.

– Больше ему не причинят никакого вреда, – бросив взгляд на брата, сказал он и широко улыбнулся. – Ты отлично выглядишь, Глориана. Ты счастлива?

Единственное, что удерживало Глориану от того, чтобы не броситься на Гарета и не вцепиться ему в глотку, так это только сознание, что ее нападение лишь позабавит его.

– А откуда ты знал, что именно Дэйн выпьет твое отравленное вино? – спросила она. – Если бы его выпила я, а Кенбрук остался в сознании, то, ты бы оказался в одной комнате с разъяренным быком!

Гарет вздохнул. В комнату входили слуги. Пыхтя и отдуваясь, они тащили тяжелые бочки, большой медный таз для купания и много других вещей.

– Ты ведь почти совсем не пьешь, – ответил Гарет, – а Дэйн любит вино, и я знал, что рано или поздно он откупорит и второй кувшин. Нам только повезло, что это произошло так скоро.

– Я никогда тебе этого не прощу, – холодно сказала Глориана.

– Как раз наоборот, – ответил Гарет со всей возможной мягкостью. – У меня есть основания полагать, что ты не только простишь меня со временем, конечно, но и будешь благодарна мне. – Гарет присел на корточки рядом с Дэйном и с братской нежностью коснулся основания его шеи, чтобы посчитать пульс. Глориана знала, что Гарет любит своего брата, как бы странно эта любовь ни проявлялась.

– Я думаю, через час он уже придет в себя, – сказал он, обернувшись к Глориане.

Слуги, которых привел с собой Гарет, занялись комнатой. Они принесли еду и питье, свежую одежду для Дэйна и Глорианы, поставили кипятить воду на специально принесенную жаровню. Одна из служанок, которую Глориана видела в замке, подошла к кровати и сняла смятое покрывало.

– Еще нет, – ответила она на безмолвный вопрос Гарета, который был задан простым поднятием брови.

Лицо Глорианы вспыхнуло.

– Может быть, – пробормотала она с горечью, припомнив слова Дэйна, – ты приведешь сюда свидетелей?

Гарет отвернулся, устыдившись, но через мгновение снова посмотрел в лицо Глориане. Во взгляде его горящих голубых глаз читалась решимость. Только сейчас Глориана поняла, какой же он упрямец, прямо как маленький серый мул аббатисы.

– Не испытывай мое терпение! – воскликнул он. – И не искушай меня, не то получишь то, чего просишь!

Глориана отпрянула от него. Она вдруг ясно осознала, чего именно она желает. Гордость не позволила бы ей доверить подобные мысли никому, кроме своего духовника. А правда состояла в том, что свободолюбивой Глориане вовсе и не хотелось покидать сейчас эту темницу. Она хотела остаться здесь, в башне, вместе с Кенбруком и разрешить все вопросы, касающиеся их обоих. Там, за башенными стенами, многое мешало им выяснить отношения. – А что сказал о моем исчезновении Эдвард? – выпалила она.

Гарет уже обернулся, чтобы уйти, но сейчас задержался на пороге.

– Бедняга, – ответил он грустно. – Он считает, что вы с Кенбруком помирились и уехали, чтобы отпраздновать воссоединение. Так что на его помощь вам рассчитывать не приходится, если ты именно это имела в виду своим вопросом. Признаюсь, такой поворот событий разбил мальчишке сердце, но он быстро утешился. Сейчас сэр Эдвард занят тем, что пытается утешить мадемуазель.

Слуги покинули комнату, за ними последовал Гарет, последними вышли солдаты. Дверь за ними захлопнулась, и Глориана услышала, как щелкнул замок.

Оглянувшись, она увидела, что в таз для умывания налили свежей воды, а рядом положили мыло и полотенца. Она снова опустилась на колени рядом с Дэйном и встряхнула его за плечи.

– Проснись, – сказала она строго и вместе с тем нежно. – Иначе я выкупаюсь, вылив на себя всю горячую воду, и тебе ничего не останется.

К ее удивлению, Кенбрук тут же открыл глаза. Если бы в этих бездонных голубых колодцах не читалось такое удивление, то Глориана решила бы, что Дэйн нарочно притворялся спящим, пока Гарет был в комнате.

– А, – протянул он, приподнимаясь на локте, – но ты же была раздета!

Глориана улыбнулась, радуясь, что Дэйн пришел наконец в себя. Сейчас она готова была простить ему любую колкость. Пропустив мимо ушей его замечание насчет одежды, она сказала с притворным сочувствием:

– Как вы страдаете, милорд, сначала этот удар по голове, потом обморок.

Кенбрук принял Сидячее положение, потом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь.

– Это был не обморок, – сказал он убежденно. – Думаю, это была очередная ловушка Гарета. У вина был какой-то странный вкус даже для такого дрянного пойла.

– Твоя догадка верна, – ответила Глориана. – Тебе подсыпали снотворного. Теперь я склонна полагать, что Гарет сделал это не столько для того, чтобы обезвредить тебя, сколько для твоей же пользы. Он знал, что ты начнешь сопротивляться, и боялся, что тебя могут случайно ранить.

Пошатываясь, Кенбрук направился к тазу с горячей водой, скидывая по дороге рубашку, штаны и шерстяные носки. Раздевшись, он залез в воду. Глориана смотрела на него не мигая. Какое же у него было прекрасное тело, несмотря на то что грудь и правое бедро рассекали шрамы.

– Мы с тобой начали разговор, перед тем как ты потерял сознание, помнишь? – напомнила ему Глориана, подойдя к столу, на котором стояла корзина, полная свежих ароматных булок, пирогов и другой еды.

Кенбрук задумался, пытаясь припомнить.

– Ах да! – воскликнул он. – Ты как раз предложила мне себя, да так нахально, как какая-нибудь деревенская шлюшка. Я же, как добродетельный рыцарь, ретировался аж на другой конец комнаты, дабы уберечь тебя от непоправимой ошибки.

– Самодовольный ублюдок, – беззлобно ответила Глориана, вонзая свои крепкие белые зубы в медовую булочку.

– Прошу тебя, пойди сюда и потри мне спинку, прекрасная Глориана.

– Сам справишься, – беззаботно сказала Глориана, садясь за стол. В эту минуту ее больше интересовала медовая булочка.

– Было время, – произнес Кенбрук мечтательно, – когда женщины повиновались своим мужьям. Видно, времена меняются.

Глориана вспомнила о самолете, на котором прибыла в Англию, когда ее еще звали Меган Сондерс.

– Да, – согласилась она. – И ты даже не представляешь себе, что будет потом, после нас.

– А ты представляешь?

Она не ответила, хотя искушение рассказать Кенбруку странную историю своего появления в этом мире было необычайно сильно. Глориана подумала, куда бы могли спрятать те пергаменты, на которые она записывала свои детские воспоминания. Скорее всего Эдвенна уничтожила эти записи или спрятала их подальше, как одежду и куклу.

Кенбрук наслаждался горячей водой, плескаясь в тазу. От действия снотворного, подмешанного в вино, не осталось и следа.

– Знаешь, в тебе есть что-то такое очень необычное, – сказал он, склонив голову набок. – Ты гораздо крепче большинства женщин, ты крупнее их. У тебя чистая гладкая кожа и ровные белые зубы.

– Ты оцениваешь меня, как лошадь на ярмарке, – сказала Глориана, не обратив особого внимания на его оскорбительные слова. Ей ужасно хотелось знать, что Дэйн собирался сказать, перед тем как потерял сознание, но она боялась спросить его об этом.

Он улыбнулся и погрузился в воду до подбородка.

– Ты же знаешь, что я говорю правду, – сказал он. – Ты не такая, как другие женщины. Тебе в голову приходят какие-то странные идеи.

– А может быть, я просто сумасшедшая? – предположила она. – Как леди Элейна.

– Элейна не сумасшедшая, – спокойно ответил Дэйн, – просто она видит и. слышит больше, нежели обычные люди.

Глориана замерла на стуле. Она хотела было заговорить, рассказать ему обо всем, что знала и о чем догадывалась, но вдруг комната закружилась у нее перед глазами, а в ушах раздался какой-то свистящий звук. Голубой туман окутал все вокруг, скрывая Дэйна, перед ней словно упала пелена из тончайшего колышущегося газа.

В удивлении и ужасе Глориана смотрела, как комната видоизменяется, превращаясь в странное свое подобие. Пол стал другим, а стены были увешаны множеством красочных картин. Странно одетые люди ходили кругом, разглядывая полотна, быстро разговаривая между собой на непонятном, но знакомом ей с детства языке. Глориана все еще сидела, но стол перед ней исчез, и ей казалось, что и стула под ней тоже нет. Маленький мальчик, единственный, кто обратил на нее внимание, был одет в точно такие же штаны, рубашку и ботинки, какие были спрятаны на чердаке в ее доме и деревне.

– Леди, – произнес он, указывая на нее.

Глориана испугалась, что судьба разлучит ее с Дэйном, возможно, даже навсегда. Она беззвучно, но пламенно молила Бога о возвращении в тринадцатый век, потому что там был ее настоящий дом.

Она не отдавала себе отчета в том, сколько прошло времени, прежде чем она снова оказалась в знакомой комнате, рядом с Дэйном. Он вылез из ванны и стоял рядом с ней. На нем была только наспех накинутая мокрая рубашка. Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

– Господи, Глориана, что здесь произошло? – спросил Дэйн страшным шепотом. Он был бледен, как полотно, его трясло с ног до головы.

– Я не знаю, – ответила она срывающимся голосом, когда смогла наконец говорить. – Что именно ты видел?

Дэйн подвинул стул и сел напротив Глорианы.

– Что это был за фокус? – спросил он, прищурившись. Он все еще слегка дрожал, этот храбрый солдат, воевавший со свирепыми турками. – Готов поклясться, Глориана, что в этом вине было не только снотворное. Ты исчезла на моих глазах. – Дэйн взял ее за руки. Они были холодными, как лед, и он стал растирать ей пальцы. – Либо я сошел с ума, либо ты волшебница и умеешь творить заклятия.

Глориана поежилась: с обвинениями в колдовстве не шутят. Многие несчастные, судимые как ведьмы и колдуны, исчезли навсегда, а наказания, выносимые за сношения с нечистой силой, были такими жестокими, что волосы вставали дыбом.

– Я не ведьма, – прошептала она испуганно. – Пожалуйста, даже не думай о таких вещах!

– Но я же видел, как ты исчезла! – настаивал Дэйн, положив руки ей на плечи.

Глориана опустила голову.

– Конечно же, дело в вине, – сказала она, – вот и все!

– Посмотри на меня! – приказал Дэйн. Силы оставили Глориану. Она подняла на него глаза.

– Я не могу тебе объяснить, – воскликнула она с отчаянием, – потому что и сама не все понимаю. Я была здесь, а потом… потом я все еще оставалась в этой комнате, но очутилась… в другом времени. Там были люди, но на них была странная одежда…

Такой ответ явно не удовлетворил Кенбрука. Он глядел на нее с удивлением и интересом, как какой-нибудь ученый на неизвестный ему вид букашки, найденный под заплесневелым листком.

– Такое уже случалось раньше? – спросил он резко.

– Только однажды, – призналась Глориана, с трудом выговаривая запретные слова. – Когда я была маленькой девочкой.

– Расскажи мне.

Глориана обхватила себя руками и наклонилась вперед. Она не могла спокойно усидеть на месте, ей не хотелось ничего рассказывать, не хотелось даже вспоминать о том, что случилось много лет назад в далеком детстве.

– С группой других детей из школы в Брайсбруке я… мы… мы пошли посмотреть на деревню, замок, и там были ворота… Меня отослали в эту школу, потому что мама с папой отказались от меня… и…

Дэйн поднял Глориану со стула, усадил к себе на колени и обнял ее за талию.

– Эдвенна? Отказалась от тебя? – переспросил он мягко и, чтобы успокоить Глориану, нежно погладил ее по голове. – Этого не может быть. Она обожала тебя, жила только ради тебя.

Глориана обвила руками шею Кенбрука.

– Эдвенна, – прошептала она едва слышно, вспоминая добрую женщину, потом повернулась к мужу и взглянула в его испуганные глаза. – Эдвенна была моей приемной матерью.

– Да, ты найденыш, – сказал Дэйн, – теперь я вспомнил.

– Это западня, и я в нее попалась, – прошептала про себя Глориана, а вслух сказала: – Мне очень хочется поделиться с кем-нибудь своими воспоминаниям, но я боюсь, милорд.

– Что же это за страшная тайна, что ты боишься рассказать ее даже своему мужу? – Дэйн говорил медленно, тихо, вкрадчиво. Стараясь успокоить Глориану, он и сам постепенно взял себя в руки.

– Мужу, который мечтает заточить меня в монастырь, чтобы иметь возможность жениться на другой, – напомнила ему Глориана. Сердце выпрыгивало у нее из груди, кровь бешено пульсировала, Глориане казалось, что она вот-вот потеряет сознание.

– Я как раз хотел сказать тебе, перед тем как вино Гарета начало действовать… Во мне что-то изменилось, наш брак не будет расторгнут. Расскажи мне свой секрет, Глориана.

Она закусила нижнюю губу, а потом наконец сказала:

– – Ты не поверишь мне. Не сразу, по крайней мере. Но я смогу подтвердить свои слова, как только мы вновь окажемся на свободе.

Кенбрук откинулся на спинку стула и, молча глядя ей в глаза, ждал продолжения.

Глориана вцепилась себе в волосы.

– Но когда ты увидишь мои доказательства, то сочтешь меня ведьмой…

– Для этого у меня уже есть причины, – перебил Дэйн и взял ее за руки. – В конце концов я только что видел, как ты исчезла прямо у меня на глазах.

Она в ужасе уставилась на него.

– Ты же знаешь, что со мной сделают! А во мне нет зла, клянусь тебе, нет!

– Никто не причинит тебе вреда, – продолжал Кенбрук. – Кроме того, я и не собираюсь никому рассказывать о том, что здесь произошло. У меня для этого есть весьма веские причины, и я не хочу, чтобы меня приняли за сумасшедшего!

Его слова были очень похожи на правду. В лучшем случае его примут за сумасшедшего, в худшем – обвинят, как и Глориану, в сношении с нечистой силой. Глориана знала, что может, не боясь, довериться ему, но все же не решалась заговорить, не могла подобрать слов, чтобы сделать признание. Она молчала, пытаясь собраться с мыслями. Кенбрук проявил необычайное терпение и не стал торопить ее.

Прошло долгое время, прежде чем она решилась наконец заговорить:

– Все не так просто, как может показаться. Время совсем не мгновение, сменяющее мгновение, и не год, сменяющий год. Мироздание, оно имеет много слоев, как… луковица или ствол дерева. Каждый из этих слоев – отдельный мир, но вместе они единое целое.

Кенбрук слегка нахмурился и кивнул, чтобы она продолжала.

– Мы с тобой из разных слоев. Кенбрук рассмеялся и встряхнул головой.

– Выражайтесь яснее, миледи, если хотите, чтобы вас понимали. Я солдат, а не ученый.

– Представь себе историю в виде ствола старого могучего дуба. У такого дерева много, очень много годовых колец. – Глориана задумалась на несколько мгновений. – Каждое кольцо представляет разное время.

– Продолжай.

– Я родилась в далеком будущем, – решившись, выпалила Глориана, закрыв глаза. – То время наступит еще очень не скоро.

– Значит ты хочешь сказать, что явилась сюда из будущего. – Эти слова прозвучали так, будто в этом не было ничего необычного. Голос Дэйна не выражал ни веры, ни недоверия.

Глориана уставилась на него, удивляясь его спокойствию и выдержке.

– Да.

– А из какого года?

– Тогда я была совсем маленькой, – сказала Глориана, всматриваясь в его лицо, пытаясь понять, верит он ей или нет. Но его лицо выражало только удивление и безмерный интерес. – Я не помню года, а может быть, я его даже и не знала. – Ей нужно было знать, что думает обо всем этом Дэйн. – Но ты же мне веришь, правда?

Кенбрук долго смотрел на нее, не говоря ни слова.

– Я склонен верить, что ты говоришь правду, – сказал он наконец. – Если ты могла исчезнуть – а я в полной мере верю своим глазам, и я отнюдь не склонен к фантазиям, – вполне возможно, что ты могла и совершить путешествие во времени. Честно скажу, одно ничуть не удивительнее другого.

Глориана так обрадовалась, что приникла к нему, опустила голову ему на плечо в облегченно вздохнула.

– Спасибо, – сказала она.

Дэйн погладил ее шелковистые волосы.

– Мы еще поговорим об этом, и ты покажешь мне свои доказательства потом, когда мы выберемся отсюда. – Он нежно поцеловал ее в лоб. – Если бы я потерял тебя , то не пережил бы этого, – произнес он с такой любовью, что сердце Глорианы сжалось.

Она выпрямилась и посмотрела в ярко-голубые глаза Дэйна.

– Нечестно было бы, – проговорила она, – так шутить надо мной только потому, что ты сидишь взаперти и желаешь развлечься.

– Ты моя жена, – сказал он, – ею ты и останешься. Ты будешь моей.

Глориана вспыхнула.

– Прямо сейчас?

– Только если ты сама этого хочешь. Она спрыгнула с его колен. Да, ен хотелось, чтобы Дэйн подтвердил свой брак с ней. Она не сомневалась, что это доставит ей удовольствие. Так почему же она все-таки колеблется? Почему сердце у нее бьется так, словно сейчас выскочит из груди?

Дэйн поднялся со стула, на губах его играла легкая улыбка.

– Наверное, тебе понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

Глориана шагала по комнате, сцепив пальцы дрожащих рук.

– Солнце в зените, – прошептала она. – К тому же кто-нибудь может подслушивать у двери. – Вдруг ужасное подозрение закралось ей в душу. – А может быть, даже подсматривать в замочную скважину!

Подняв с пола брошенные рядом с тазом штаны, Дэйни подошел к большим двустворчатым дверям и завесил замок сим предметом своего туалета. Потом вернулся к столу и достал себе из корзинки медовую булочку.

– А чтобы никто ничего не услышал, – сказал он, откусив кусок булочки и смачно жуя, – просто постарайся быть потише.

Глориана прижала ладонь к горящему лбу. Как все это быстро и неожиданно! Только несколько минут назад их с Дэйном разделяла невидимая и неосязаемая стена времени. Она наконец решилась рассказать так долго скрываемую правду. А теперь еще Кенбрук, который лишь вчера мечтал избавиться от нее, чтобы взять себе другую женщину, вдруг решил сохранить их брак и заняться с ней любовью.

Глориана не могла стоять на одном месте и продолжала шагать по комнате. Дэйн удивленно смотрел на нее, не произнося ни слова. Наконец Глориана окончательно обессилела и рухнула на деревянный сундук.

Кенбрук прошел через всю комнату и взял в руки арфу. Он стал перебирать струны, извлекая какие-то отрывистые, немыслимые звуки.

– Чего ты боишься, Глориана? – спросил он.

Глориана нервно облизала пересохшие губы.

– Я боюсь, что меня используют, милорд, – сказала она честно, – а потом выбросят, как ненужную вещь. Я боюсь, что вы все еще находитесь в шоке после того, что увидели и услышали. А потом, когда вы придете в себя…

Он снова коснулся струн.

– Ничего, у нас будет достаточно времени, чтобы прийти в себя, – сказал он. – Гарет, чтоб ему гореть в аду, позаботился об этом.

Сказав это, он подошел к одному из сундуков с одеждой и достал панталоны и шерстяные штаны. Дэйн начал неспешно одеваться, потом вернулся к столу, стоящему в центре комнаты, держа в руках доску с шахматными фигурками – развлечение, милостиво предоставленное им тюремщиками.

Глориана наблюдала за его уверенными движениями со своего сундука, чувствуя себя очень глупо.

– Как ты можешь оставаться таким спокойным, – спросила она, глядя, как он расставляет фигуры, – после всего того, что видел?

– Я видел много странных вещей, – невозмутимо ответил Кенбрук, не поднимая головы.

Глориана, конечно, знала, что ее муж человек бывалый и что его непросто удивить. Но стать свидетелем подобного зрелища и сохранить спокойствие! Это просто невероятно! Не удивительно, что Кенбрук снискал себе славу самого хладнокровного и здравомыслящего человека.

– Например, призраков. Глориана охнула.

– Вы шутите, милорд, – прошептала она. – Вы не могли видеть ничего подобного!

Он улыбнулся.

– Да в этих древних развалинах живет больше духов, чем во всем Лондоне, – сказал он, подвигая стул и жестом приглашая Глориану присесть. – В замке Хэдлеа тоже водятся привидения.

– Такие старые дома всегда полны теней и странных звуков, – ответила Глориана. Она поднялась и медленно подошла к Кенбруку, чтобы занять предложенное ей место. Глориане достались фигурки из нефрита, и она перевернула доску. Теперь на ее стороне были белые фигурки из слоновой кости.

Кенбрук, сидящий напротив нее, окинул взглядом свое бессловесное войско и вздохнул.

– После вас, – сказал он.

– Эдвард всегда говорил мне, что по этим залам шагают римские солдаты, – проговорила Глориана, продвигая вперед пешку. – Он хотел напугать меня, как ты сейчас своими рассказами о призраках.

Ее муж после долгих раздумий, принесших Глориане слабую надежду на легкую победу, тоже сделал ход пешкой. Ни Гарету, ни Эдварду, ни даже отцу Крадрку, несмотря на несомненную поддержку небес, ни разу не удалось обыграть ее в шахматы. Шотландцу Этту как-то раз удалось поставить ей мат, правда, это было пять лет назад, а с тех пор все партии оставались за Глорианой.

– Если бы я хотел испугать тебя, – веско сказал Дэйн, обдумывая ее ход и пытаясь разгадать стратегию противника, – я бы подождал ночи, чтобы рассказывать истории о привидениях и гоблинах. Испугавшись, ты бы кинулась искать зашиты в моих объятиях.

Глориана сделала ход, на первый взгляд бесполезный, но она была хитрым игроком и следила за расстановкой фигур на доске.

– Нам нужно многое уладить, лорд Кенбрук.

Быстрая усмешка скользнула по его губам, но это не ускользнуло от внимательного взгляда Глорианы.

– Я не согласен, миледи. Мы и так уже достаточно спорили, настало время найти какой-нибудь общий интерес.

– Какой же, например?

– Например, шахматы, – ответил Кенбрук, указывая на маленькое клетчатое поле битвы. Он кивнул в сторону манускриптов, лежащих на столе. Их там хватило бы на целый год. – Поэзия, история. – Наконец он поднял на нее глаза. Глориана увидела, что в них пляшут озорные искорки, и на сердце у нее потеплело. – И удовольствие, – закончил он.

Глориана опустила взгляд на шахматную доску.

– В твоих словах есть доля правды, – сказала она, берясь за ладью. – Мне очень нравится… играть в шахматы.

Кенбрук весело рассмеялся. А потом он поставил ей мат. 6 три хода.

– Ты любишь меня, Глориана? – спросил Дэйн. Она все еще не могла прийти в себя после столь неожиданного и полного поражения.

Глориана взглянула на него.

– Да.

– Хочешь ли ты стать моей женой и матерью моих детей?

– Да, – снова повторила она.

– Тогда мы должны заняться любовью. Глориана несколько мгновений молча смотрела на него.

– А если я не удовлетворю тебя?

Уголки его рта приподнялись в полуулыбке.

– Я так не думаю, – ответил он, протягивая к ней руки. – Я уверен, вы удовлетворите меня, миледи. Вопрос в другом: удовлетворю ли вас я?

Глориана вложила свои пальцы в его ладонь, почувствовав, как его шершавые подушечки коснулись ее нежной кожи. Закрыв глаза, она позволила ему поднять себя со стула.

Она надеялась и одновременно боялась, что он сразу поведет ее к кровати. Вместо этого Дэйн крепко прижал ее к себе и поцеловал. От мягкого и нежного прикосновения его губ все ее страхи улетучились, а где-то внутри стало медленно разгораться пламя страсти.

В конце концов, Глориана сама завлекла Дэйна в постель. Поцелуями, ласками, легкими, но настойчивыми движениями рук. Он снял с нее платье и сорочку и разделся сам, прежде чем опуститься на кровать рядом с ней.

– Какая же ты красивая, – прошептал он, прижимаясь к ней. Прикосновениями пальцев, губ он довел ее до состояния полного изнеможения. Она безумно хотела его. Эта страсть, внезапно охватившая их обоих, зародилась уже давно, после первого их поцелуя в маленьком садике Глорианы, и только ждала подходящего момента, чтобы вырваться наружу. Теперь она затопила их. Когда он оказался на ней, Глориана задрожала от желания.

– Ведь это твой первый раз… Она легко дотронулась до его губ.

– Пусть, – выдохнула она.

Кенбрук потерял над собой контроль. Стон вырвался из его груди, и он вошел в нее, одним мощным рывком покончив с ее девственностью.

Глориана почувствовала короткую вспышку боли, которую тут же погасила страсть. Она распростерлась под ним, желая только, чтобы он глубже вошел в нее. Дэйн, вновь застонав от наслаждения, двигался все быстрее и быстрее.

Она приподнималась ему навстречу, вскрикивая от удовольствия. Ее плоть горела под плотью Дэйна. Ритм захватил ее, и тут Глориана поняла, что стать женщиной означает получать и давать наслаждение. Дрожа от вожделения, она подчинилась желаниям своего тела и услышала восторженный крик Дэйна, когда они встретились в ночном небе, усыпанном сверкающими звездами…