Текст книги "Ангел-хранитель"

ГЛАВА 21

Медленно и мучительно тянулось время, дни становились длиннее и жарче. Мел не носила в себе ребенка Гейбриела, и хотя она знала, что должна чувствовать облегчение, это открытие глубоко опечалило ее. В отсутствие Гейбриела она ощущала пустоту и понимала, что уже никогда не будет той девочкой, какой была до того, как встретила Гейбриела Максвелла и влюбилась в него.

Мел только оставалось заполнять дни тяжелой работой и, доводя себя до изнеможения, стараться забыть свои горести. С восхода до заката она приручала новый табун мустангов, стараясь не сломать их норов. Когда она закончит работу с ними, у отца будут самые замечательные лошади во всем Техасе.

Однажды в полдень, выходя из загона для лошадей, она увидела облако пыли на востоке, приближавшееся к дому по дороге, которая вилась среди холмов и валунов. Она остановилась посмотреть, стягивая перчатки с распухших пальцев и прислонившись к белой колонне на углу веранды.

Она находилась у входа в дом, когда увидела закрытый экипаж, запряженный парой прекрасных вороных лошадей. Он подъехал ближе, и она узнала возницу, Лема Планкетта, с выражением недовольства на обычно спокойном лице.

Лем остановил экипаж у парадного входа, спрыгнул на землю, как только лошади остановились, и открыл дверцу.

– Добрый день, Лем, – поздоровалась Мел за его спиной.

– О, – он смущенно обернулся. – Добрый день. Я привез вам кое-каких гостей. – Он заботливо предложил руку своей пассажирке.

Мел сразу поняла, что эта женщина – мать Гейбриела. Кэролайн Максвелл полностью подходила под описание, данное Ричардом: царственная, утонченная. Она критически оглядела дом и наконец остановила взгляд на Мел. С неприкрытым пристрастием она осмотрела Мел: от бесформенной шляпы на ее голове до пыльных ботинок. Наконец пожилая женщина театрально вздохнула.

– Вы, должно быть, Мелани. – Всем своим видом она как будто показывала, что у нее сохранялась капелька надежды, что она в кои-то веки ошиблась.

Мелани сделала шаг вперед:

– Да. Вы мать Гейбриела?

Между ней и гостьей было расстояние в несколько футов, но никто из них не предпринял попытки сократить его.

– Да, – Кэролайн Максвелл встретилась взглядом с Мел и смотрела на нее не мигая, почти с вызовом. – Где же мой сынок?

– Наверное, вы не получили вторую телеграмму Такера. – Мел не хотелось это говорить. – Гейбриела нет. Он уехал.

Кэролайн приложила руку ко лбу:

– Когда он вернется? Я не собираюсь оставаться в этом Богом забытом месте больше, чем это необходимо.

– Насколько мне известно, он не вернется, – бесстрастно произнесла Мел. Она отвернулась от ошеломленной женщины. – Послать кого-нибудь за вашим багажом или вы попросите Лема отвезти вас обратно в Парадайс прямо сейчас?

Кэролайн устало вздохнула:

– Пошлите кого-нибудь за нашими чемоданами. Раз уж приехали, останемся здесь на несколько дней. Мне нужно отдохнуть, да и бедная Пенелопа крайне утомлена путешествием.

Мел услышала слова своей свекрови уже у самой двери и удивленно оглянулась:

– Пенелопа? Пенелопа Пендерграсс?

Пенелопа как раз выходила из экипажа. Маленького роста, на несколько дюймов ниже Мел, с изящными белыми руками, хрупкая и женственная. Несколько прядей темных волос выбились из-под модной, если не сказать, легкомысленной шляпки и обрамляли тонкое хорошенькое личико с большими карими глазами. Она робко улыбнулась Мел.

– Гейбриел рассказывал вам о ней? – спросила Кэролайн. – Я очень удивлена. Ему еще придется с нами объясниться, этому плуту, – заявила она, входя в дом.

Отец Мел обнял Кэролайн как старого друга.

– Если бы ты сообщила, когда приходит твой поезд, я бы сам встретил тебя на станции.

– Боюсь, я плохо соображала, уезжая из Бостона. Мистер Планкетт был столь любезен, что предоставил нам свой экипаж.

Ричард остановил ее, положив руки ей на плечи:

– Ты хорошо выглядишь, Кэролайн. Совсем как девушка, которую я знал много лет назад.

От Мел, которая хотя и чувствовала себя напряженной, не укрылось то, что Кэролайн Максвелл не осталась равнодушной к комплименту, сказанному от души, и покраснела.

– Спасибо, Ричард, но боюсь, сюда меня привело очень серьезное дело.

Лицо отца помрачнело.

– Твой сын привязал мою дочь к стулу и заставил выйти за него замуж, а потом сбежал, оставив ее.

Мел неслышно вышла из комнаты. Она не желала оставаться там и слушать, как они обсуждают ее и Гейбриела.

Кэролайн слегка округлила глаза, и они с Ричардом проигнорировали засуетившуюся Пенелопу:

– Сбежал?

– Я не знаю, что делать, Кэролайн, – Ричард подвел ее к удобному креслу и сам сел напротив. – Какая-то ерунда. Мел замужем и без мужа. Она переживает. Если я еще увижу твоего сынка, наверное, я пристрелю его, – сказал он будничным тоном. Кэролайн сидела прямо, сложив руки на коленях.

– Ричард, у меня есть документы. Я составила их перед отъездом из Бостона. Документы для развода.

– Развод, – прошептал он. – Мне в голову не приходило… Хотя дальше так продолжаться не может.

Ричард покачал головой и наконец взглянул на дверь, около которой терпеливо ждала Пенелопа.

– Которая из твоих очаровательных дочерей эта? Кэролайн кивнула ей, и Пенелопа тотчас приблизилась к ним.

– Эта юная леди должна была стать моей снохой. Пенелопа Пендерграсс. Возможно, она ею и станет, когда все это кончится.

Отец передал Мел бумаги как величайшую драгоценность и – она знала – наблюдал, как она вдумчиво читает их, не обращая внимания на мать Гейбриела. Эти два дня Мел изо всех сил старалась ни с кем не встречаться, включая Кармелиту и отца, но особенно с Кэролайн Максвелл и Пенелопой Пендерграсс.

– Я должна это подписать? – Она закончила читать бумаги и отложила их в сторону.

Ричард кивнул.

– Да. В конце концов Гейбриел вернется в Бостон и своей подписью подтвердит окончательный развод. – Он протянул ей ручку.

Мел, взяв ручку у отца, прижала кончик пера к бумаге. Аккуратный чистый лист с линией для ее подписи и рядом место для подписи Гейбриела.

Она отложила ручку:

– Мне надо подумать.

– Что? – вмешалась Кэролайн. – Я не собираюсь ждать здесь долго. Черкните свое имя, и давайте забудем все это.

Мел взглянула на нее без всякой злобы, хотя слова Кэролайн прозвучали резко.

– Если вы хотите уехать, я с радостью пошлю вам бумаги позже. Когда смогу.

Кэролайн вздохнула:

– Подожду еще несколько дней. Может быть, Гейбриел уже ждет нас в Бостоне.

– Не думаю, – уверенно произнесла Мел.

– А где же еще? Куда же он поедет, как не домой? – нетерпеливо поинтересовалась Кэролайн.

– Колорадо, – прошептала Мел. У нее чуть не слетело с языка «без меня».

– Господи, что Гейбриелу делать в Колорадо? Он создан для Бостона, а не для того, чтобы изображать ковбоя на Западе.

Бумаги и не пригодившуюся ручку Мел оставила на письменном столе отца. Что-то подсказывало ей не подписывать их – по крайней мере пока. Кэролайн Максвелл так торопилась избавить свою семью от Мел, так пусть она немного подождет, немного помучается. Кроме того, эти документы были окончательным, конкретным свидетельством потери, которую понесла Мел.

Не будь Мел так погружена в свои мысли, раскачиваясь в любимом кресле-качалке на террасе, она бы ушла до того, как рядом с ней появилась Пенелопа.

– Привет, – мягко поздоровалась она.

Мел кивнула, чувствуя, что не в силах разговаривать с невестой своего мужа.

– Я очень обо всем сожалею. Должно быть, для вас это ужасно. – Пенелопа говорила вполне искренно, но Мел все казались подозрительными.

Мел взглянула на чопорную молодую женщину, элегантную и женственную, чей тип Мел никогда не нравился, – и позавидовала. Вот жена, которая на самом деле нужна Гейбриелу.

– Не переживайте. Вас не в чем упрекнуть. Пенелопа вспыхнула. Мел хорошо ее видела, несмотря на сумерки.

– Трудное положение. Миссис Максвелл… Кэролайн… уверена, что так будет лучше для всех. – К ужасу Мел, Пенелопа подалась вперед и положила точеную ручку ей на колено. – Я восхищаюсь вами, Мел. Вы такая сильная. Я никогда бы не смогла сделать то, что сделали вы.

Мел встала, и рука Пенелопы упала с ее колена.

– Думаю, вы с Гейбриелом поженитесь, как только уладится дело с разводом.

Пенелопа смотрела на свои руки.

– Наверное, – прошептала она. – Я не уверена… больше. – Ее голос превратился почти в писк, она зашмыгала носом, и по ее лицу покатились слезы.

Мел повернулась и пошла было прочь, но остановилась. В разочаровании Пенелопы повинна она, по крайней мере отчасти. Невозможно испытывать ненависть к этой хрупкой девочке, какое бы отвращение Мел ни испытывала к любой женщине, претендующей на ее мужа.

– Знаете, он этого не стоит, – сказала Мел, сама не веря в то, что говорит. – Он лгал мне, он лгал вам. Он говорил мне… Не важно. Вы заслуживаете мужа, который будет вас любить, который будет честен с вами, который не исчезнет в один прекрасный день. – Она положила руку Пенелопе на плечо. – И я достойна.

Пенелопа подняла к Мел заплаканное лицо:

– Значит, вы подпишете бумаги? Мел вздохнула:

– Да. Завтра… завтра… И тогда… думаю, он весь ваш.

Мел старалась прогнать одолевавшие ее картины. Гейбриел и Пенелопа вместе в их собственной постели. Она обнимает его за шею, он целует ее, он шепчет ей о своей любви. Теперь ей должно быть все равно. Она разумная женщина. Почему же внезапно она почувствовала себя так, будто жизнь ее кончилась?

ГЛАВА 22

Гейбриел пробирался из Колдуэлла в Уичито, оттуда в Додж-Сити, расспрашивая людей в тамошних барах или просто в поселках. Молодежь никогда не слышала о Руке Дьявола, или Джеймсе Максвелле, но в каждом баре всегда находился, по крайней мере, хотя бы один старожил, который помнил его.

Рассказывали разные истории, но неизменным в них было одно: Максвелл был великолепным стрелком и в конце концов погиб от руки Кларенса Франкса, сына одной из его жертв.

Уже месяц прошел с тех пор, как Гейбриел покинул Мел, когда вечером он вошел в бар в Додж-Сити.

Почти весь вечер он расспрашивал мужчин у стойки и уже собирался уходить, когда к нему подошел какой-то человек с бутылкой в руке.

– Ты его парень, а? – спросил человек почти шепотом. – Парень Макса?

Гейбриел заметил, что одежда старика грязная и рваная, а ботинки разваливаются: одна подошва держалась на веревке, обмотанной трижды вокруг ноги и плохо завязанной.

– Ты знал Джеймса Максвелла? – задыхаясь, спросил Гейбриел. – Наконец-то нашелся человек, знавший отца. Иначе как же он узнал Гейбриела?

– Эта бутылка почти пуста. Купи мне другую, и я отвечу тебе на все вопросы. – В глазах старика было отчаянное желание выпить, и Гейбриел понял, что перед ним запойный пьяница.

Мужчина уселся напротив Гейбриела, между ними открытая только что бутылка.

– Я сам был неплохим стрелком в свое время, – он поднял трясущуюся руку и натянуто улыбнулся. – Теперь не то.

– Ты знал моего отца? – нетерпеливо спросил Гейбриел.

– Рука Дьявола. – Он от души налил себе виски в стакан. – Не знаю, кто дал ему такое прозвище. Думаю, какой-нибудь газетный писака. Я всегда звал его просто Макс. А он звал меня Тейтер, как и остальные. Ты тоже стрелок, как и твой папаша? – Он приподнял тяжелые веки и улыбнулся, когда Гейбриел покачал головой.

– Хорошо. Опасный образ жизни. Плохо спишь ночью. Всегда надо быть начеку. Ты не из-за этого здесь.

– Я ищу Кларенса Франкса. Тейтер покачал головой:

– Не выйдет из этого ничего хорошего, парень. Гейбриел скрипнул зубами:

– Знаешь, где он? Тейтер кивнул.

– Конечно. Я от него не отстаю. Как могу. – Он вопросительно взглянул на Гейбриела. – Что ты знаешь о своем папаше? Представляю, что тебе наговорили. Послушай, это наполовину вранье.

– Что ты имеешь в виду?

– Сколько человек, по-твоему, убил Рука Дьявола? Я тебе точно скажу. Троих. – Он произнес это со злостью.

– Троих? – Гейбриел уже всякого наслушался: от двадцати семи, которые назвал Барнетт, до дюжины, а один старожил поведал ему, что Рука Дьявола убил пятьдесят три человека.

Тейтер устало покачал головой:

– В этом что-то есть, правда? Всех троих в честной схватке. Твой отец никогда первый не хватался за оружие.

– Я слышал другое, – произнес Гейбриел, не зная, верить или нет словам пьяницы.

Старик откинулся на спинку стула:

– В шестнадцать лет твой отец победил в дружеском состязании одного местного стрелка. Бутылки, пара подброшенных в воздух стаканов – и стал знаменитым. Он был юным франтом и любил наряжаться во все черное, как и ты, и он слегка задавался, но по-мальчишески. За два последующих года его несколько раз звали на дело. Иногда это была просто безобидная стрельба по мишеням, а порой кровавые дела.

– Франкс? Старший?

– Хотел прославиться, как и остальные. По правде говоря, он был первым, кого убил твой отец, хотя у него уже была репутация хладнокровного убийцы. Слухи и газетчики, ищущие жареного.

Гейбриелу захотелось последовать примеру старика и тоже напиться. Три человека? Его отца убили из-за расползшихся слухов о его репутации, которую он вовсе не заслужил.

– Где Кларенс Франке? Тейтер упорно отнекивался:

– Думаю, не стоит тебе говорить. Думаю, твой отец не захотел бы, чтобы ты узнал.

Гейбриел схватился за край стола:

– Я все равно узнаю. Тебе известно, что отца убили в спину?

Старик печально покачал головой, налил себе еще виски в высокий стакан и уставился на него.

– Элсуэрт, – вымолвил он наконец устало. – В последний раз я слышал, что Франке живет в Элсуэрте.

* * *

Гейбриел снял комнату в небольшой гостинице в Элсуэрте. Он побрился и принял ванну, но решительно отказался от предложения парикмахера постричься. Он уже думал о зиме. Зимы в Колорадо холодные, и он решил отрастить волосы, как в те времена, когда они с Джейком застолбили свой участок и жили высоко в горах.

В тиши комнаты Гейбриел облачился в черную одежду своего отца. Глядя на нее, он вспоминал Мел. Не то что бы он совсем забыл о ней, покинув ранчо Барнетта. Она всегда была с ним. Она снилась ему по ночам, и утром он тосковал, проснувшись и не видя ее рядом.

Он ни минуты не сомневался, что она поймет, почему он уехал. Его письмо объясняло все. Он даже написал – не мог сказать ей это после того, как узнал, кем был его отец, – как она нужна ему. Что он не может жить без нее.

Когда он выполнит свой долг и все будет уже позади, они начнут новую жизнь. Новую и чистую, без призраков прошлого.

Выйдя из гостиницы, он направился к дому Франксов, который отыскал вскоре после приезда в Элсуэрт. Дом располагался около церкви, с колокольней и крестом на ней, господствовавшей в городском пейзаже. Он прошелся мимо нее несколько раз, размышляя над тем, что по иронии судьбы простой белый дом Франксов оказался как раз около церкви.

Он стоял, наблюдая за входной дверью. Вскоре из нее появился мужчина со шляпой в руках. Крикнув: «Дорогая, я скоро вернусь», он повернулся и оказался лицом к лицу с Гейбриелом.

Мужчина первым улыбнулся ему дружеской открытой улыбкой, которая тут же исчезла с его лица, ставшего белым, как надетая на нем рубашка.

– Боже мой, – прошептал он с покорностью в голосе.

– Вы Кларенс Франкс? – холодно спросил Гейбриел.

– Да. А вы… да, должно быть. Я слышал, что у Максвелла был сын.

Гейбриел представлял Франкса совсем другим.

Лысоватый, лет тридцати с небольшим, плотный, даже слегка рыхлый, с бесцветными глазами и безвольным подбородком. Обычный человек.

– Вы убили моего отца выстрелом в спину, – бесстрастно произнес Гейбриел.

Франкс опустил голову:

– Да. Грех, за который я расплачиваюсь все эти годы.

– Расплачиваетесь? – усмехнулся Гейбриел. Франкс поднял глаза. Плечи его поникли, в глазах была покорность.

– Расплачиваюсь ожиданием. За грехи надо платить. Я знал, что однажды придете вы или кто-нибудь вроде вас.

– Сыновья других убитых вами?

Франке уже открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, потому что в отворившуюся дверь дома высунула голову пухлая женщина чуть постарше Мел:

– Все в порядке, Кларенс?

– Прекрасно, дорогая. Встретил старого друга. Женщина посмотрела на Гейбриела, и выражение ее лица ясно говорило о том, что она поняла – он не друг ее мужа. Она затворила дверь.

– После того как я убил вашего отца, я выбросил ружье. Никогда больше не брал в руки оружия. Месть совсем не сладка, как порой говорят. Я ждал вас или другого юношу, который захочет прославиться, убив человека, застрелившего Руку Дьявола. Я всегда знал, что однажды… – он помахал рукой, приветствуя человека на лошади позади Гейбриела:

– Добрый, день, Хорас.

Краем глаза Гейбриел увидел, как Хорас дотронулся до своей шляпы.

– Ваше преподобие. Прекрасный денек, а?

Подождав, пока всадник отъедет достаточно далеко, чтобы не услышать их разговор, Гейбриел повернулся к Франксу:

– Ваше преподобие? Что за фарс?

– Единственное, чем я мог искупить свой грех, – это посвятить свою жизнь, хотя и короткую, Богу. Это не фарс.

Внимание Франкса сосредоточилось на руке Гейбриела, лежащей на револьвере. Пока взгляд преподобного отца был прикован к оружию Гейбриела, его самого привлекло движение в окне дома. Маленький мальчик лет пяти с ярко-рыжими волосами и веснушчатым лицом пристально наблюдал за ними.

– Вы ведь не тронете мою семью? – спросил Франке, и впервые в его голосе послышался страх. – Делайте со мной все, что считаете нужным, но больше никого не трогайте.

И тогда Гейбриел понял, что всю жизнь будет ждать, пока вырастет этот мальчуган в окне и придет мстить за убитого отца. А потом будет искать отмщения его сын, его и Мел, и так дальше и дальше. Месть в наследство.

Гейбриел повернулся и зашагал прочь. Ненужный револьвер висел на боку. Все кончено. Его ждала Мел и вся жизнь.

ГЛАВА 23

Такер боялся Мел. На собственной шкуре он убедился, на что способны ее кулаки. К тому же он сыграл не последнюю роль во всем этом обмане. Она еще не знала о его стараниях разлучить ее с Гейбриелом. Если она когда-нибудь узнает, что именно он подсказал своей тете идею привезти в Техас Пенелопу Пендерграсс и выдать ее за невесту Гейбриела… Ему совсем не хотелось думать о том, что она может сделать.

Такер не был злым. Он даже сам верил в то, что действует во благо своего кузена и Мел, расстраивая этот пагубный брак до того, как станет слишком поздно. Он не мог представить, что Мел сможет быть счастливой в каком-нибудь другом месте, кроме Запада, и казалось вполне естественным, что Гейбриел вернется в Бостон, для которого был создан. Разумеется, Гейб будет счастливее в городе, чем в этих диких краях, где ему уготовано глотать нескончаемую пыль и работать до мозолей на руках. Кроме того, если Гейбриел не возвратится в Бостон, Лайонел Мортон вновь обратит свой взор на другого внука, Такера, как на своего преемника. Одна мысль об этом заставляла Такера содрогнуться.

Мел наверняка скоро оправится от своих переживаний. Она хорошенькая и в конце концов найдет человека, более подходящего ее темпераменту и образу жизни. То, что испытывали они с Гейбриелом друг к другу, было всего лишь притяжением противоположностей, физическим влечением, которое со временем должно пройти. Долго бы это не продлилось. Но ему очень хотелось, чтобы Мел хоть разочек улыбнулась и сняла с него груз вины, который он чувствовал, несмотря на все свои рассуждения, доказывающие обратное.

Наблюдая в дверной проем, как Мел подписывает документы о разводе, он задавал себе вопрос, видел ли кто-нибудь, кроме него, как дрожала ее рука, когда она выводила свое имя. Сидящая слева тетя Кэролайн вздохнула с облегчением, а Барнетт, сидящий справа от дочери, своим холодным и бесстрастным видом напоминал мраморную статую. Когда подпись была поставлена, Кэролайн почти выхватила бумаги из-под руки Мел, готовая отправиться уже на следующем поезде на восток. Но начался дождь, сопровождавшийся порывистым ветром, громовыми раскатами и молнией, разрезавшей ночь внезапными яркими вспышками.

Гроза и ветер утихли на следующий день, а дождь лил в течение двух последующих недель, превратив землю вокруг дома и дорогу на Парадайс в сплошное море липкой, вязкой грязи. Днем Кэролайн нервно бродила по дому. Они с Такером рвались покинуть ранчо Барнетта. Такер чувствовал себя узником, а растущее ощущение, что он совершил что-то нехорошее, наводило его на мысли о том, что дождь был Божьей карой.

Легкий звук шагов Такера слышался на балконе. Он кругами ходил по верхнему этажу, загнанный в западню дождем и тем, что натворил. Завернув за угол, он увидел Мел. Она стояла, облокотившись на перила. Ее лицо почти скрывал туман, который нагнал под карниз ветер. Она глубоко задумалась, и он легко смог бы повернуться и избежать встречи с ней, как он и поступал в предыдущие дни. Он собрался было повторить этот маневр и сейчас, но вдруг передумал и осторожно подошел к ней сбоку.

– Привет, Мел, – произнес он неуверенно, не зная, как она отреагирует на его присутствие.

Она стояла, уставясь на дождь, сводящий с ума своей монотонностью, и не удостоила его взглядом.

– Должно быть, вы по-настоящему заскучали, если уж заговорили со мной.

– Простите, – Такер пальцем попытался ослабить тугой воротничок. – Я боялся… то есть… последний раз мы разговаривали… – Забыв о воротничке, он потер свою скулу. – Женщины никогда меня так не избивали. Пощечины, да, давали, но…

– Вы этого заслужили. Нуждались в этом, – просто сказала она.

Такер кивнул. Возможно, она права.

– Как все повернулось. Где он, как вы думаете?

– Не в Бостоне. Не здесь. Вот все, что я знаю. Должно быть, Мел все еще сердится на него, но в ее голосе не было враждебности.

– Почему не в Бостоне? – спросил Такер, чувствуя, как в груди что-то сжимается. Вдруг она права?

Мел скептически посмотрела на него.

– Неужели вы его не знаете? Он не создан для Бостона, никогда не был. Бостон для таких, как вы, Такер. – Последнее высказывание прозвучало как оскорбление, но он предпочел его не заметить.

– Знаете, он увлекся вами с самого начала, – признался Такер, не зная, нужно ли делиться с ней мучившими его сомнениями. – Я пытался разубедить его. – Он проигнорировал ее взгляд. – Но он меня не послушал.

– Напрасно, – бросила Мел хрипло, обреченным взглядом как бы подтверждая правоту сказанного.

– Вы действительно так думаете? – Такер чуть было не рассказал ей все: что Пенелопа Пендерграсс никогда не была помолвлена с Гейбриелом, что Гейбриел наверняка любит Мел, что сам он, видя лицо Мел, уверен теперь, что Гейбриел вернется.

– Только бы быстрее подсохло, и мы смогли бы отправить вас обратно в Бостон, которому вы принадлежите. Может быть, в конце концов вы обнаружите там Гейбриела, ждущего Пенелопу. Я ошиблась во всем остальном. Могу ошибаться и в этом. – Голос выдал ее неуверенность, и она вновь отвернулась к нескончаемому дождю и слегка наклонилась вперед, ловя лицом капли.

Такер внезапно почувствовал, что хочет обнять и успокоить ее, но сознавал, что она не поймет и даже отвергнет этот жест. Она никогда не примет его сочувствия, и он понимал почему. Так он и стоял позади нее и вместе с ней смотрел на дождь. Больше нечего было сказать, и ничего нельзя было предпринять, чтобы исправить сделанное им.

Даже после подписания документов о разводе Пенелопа настаивала, чтобы они с Мел вели себя как близкие подруги. Угрюмая и вспыльчивая, Мел видела, что нескончаемый дождь и задержка с отъездом, казалось, очень мало беспокоили Пенелопу. Она прочла все, что было в их библиотеке, сидела за привезенным с собой вышиванием и со всеми болтала. Несмотря на проливной дождь, Бретт Томпсон приехал повидать Мел и ее отца. Пенелопа два дня подряд после обеда щебетала и смеялась с очарованным фермером на веранде.

Ненавидеть ее было невозможно. Как Мел ни старалась. Кэролайн Максвелл не внушала симпатий из-за своих надменных и покровительственных манер, но Пенелопа была слишком приятной. Просто чертовски приятной.

Иногда после обеда Пенелопа бродила по комнатам в поисках Мел. Вначале Мел избегала ее, но Пенелопа оказалась очень упорной в достижении своих целей. В конце концов она настигала Мел в какой-нибудь комнате и объявляла, что «пришла с маленьким визитом». Она болтала о последней моде или своей семье, в другой раз задавала Мел бесконечные вопросы о жизни в Техасе. Казалось, она очарована образом жизни, столь отличным от ее собственного. Она никогда не касалась только одной темы – Гейбриела.

О нем Пенелопа никогда не говорила, а Мел не могла заставить себя поинтересоваться интимными подробностями их знакомства.

– Клянусь, ты великолепно выглядишь в голубом, – объявила однажды Пенелопа, обнаружив Мел в кабинете. Мел подняла глаза от колонок цифр, которые попросил просмотреть отец – очень кропотливая работа, – и с удивлением увидела, как Пенелопа поставила на место принесенную книгу и принялась внимательно разглядывать другие книги на полке.

– К чему ты это? – спросила Мел, откладывая бухгалтерские книги в сторону.

– Я просто подумала… – Пенелопа перестала рыться в книгах и с серьезным видом села за стол напротив Мел. – Мне нравится твой цвет лица, твои волосы и прекрасные голубые глаза. Но ты всегда носишь такие унылые цвета. Розовый! – провозгласила она. – Ты будешь волшебно выглядеть в розовом. В темно-розовом, наверное…

– Пенелопа, – Мел умоляюще вскинула руки. – Пожалуйста, не надо. Это ранчо, а не оперный театр. Какая разница, что я ношу: коричневое, розовое или огненно-красное.

Пенелопа сморщила носик:

– Красное на твоем месте я бы не надела. Для него ты слишком светлая.

– Прекрати, – перебила Мел. – Тебе что, сегодня больше нечем заняться?

Пенелопа поудобнее устроилась в кресле, видимо собираясь задержаться еще немного. Как всегда безупречно одетая, ни одна прядь не выбивалась из прически. Ее темно-зеленое платье было воздушным и модным, но Мел знала, что тонкая талия девушки плотно стянута корсетом. Глядя на юную темноволосую девушку, Мел почувствовала некоторую неловкость.

– Пожалуйста, поговори со мной еще немножко. Если хочешь, обещаю, об одежде больше ни слова, – попросила Пенелопа, надув губки.

– Хорошо, – отрывисто ответила Мел. Пенелопа искренне, но немного натянуто улыбнулась.

– После того как… ты знаешь… кончится, тебе нужно подумать, как поймать другого мужчину, – Пенелопа говорила серьезно, без улыбки. – Бретт Томпсон ужасно красивый. Может быть…

Мел встала:

– Я понимаю, что ты стараешься мне помочь, по крайней мере, я надеюсь, что это так.

Пенелопа энергично закивала, ее темные волосы закачались вверх-вниз, при этом сохраняя свою совершенную форму.

– Но я не собираюсь снова выходить замуж… никогда… Поэтому если ты намереваешься сводничать, забудь об этом сейчас же. – Мел говорила все громче и последние слова почти выкрикнула.

Пенелопа пристально изучала свои ладони, и Мел видела только ее макушку. Она поняла, что девушка плачет, уже когда та вскочила на ноги и выбежала из комнаты, неслышно касаясь туфельками деревянного пола.

– Пенелопа, прости меня! – крикнула Мел, бросаясь к двери. Она услышала тяжелый топот своих башмаков, контрастирующий с бесшумными движениями хрупкой Пенелопы. Мел остановилась у двери и крикнула вслед девушке: – Я не хотела обидеть тебя.

Последние слова она произнесла тихо, уже для самой себя. Пенелопа бежала вверх по лестнице в свою комнату, и ее рыдания раздавались все громче.

Мел покачала головой: чувствительная девушка.